Скрытая власть. Как разбогатевшие государства и влиятельные инвесторы контролируют весь мир

Эрик Вейнер

Скрытая власть. Как разбогатевшие государства и влиятельные инвесторы контролируют весь мир

Между идеей и воплощеньем,

Между намереньем и совершеньем

Падает Тень

– Т. С. Элиот «Полые люди»

Пролог

Будущее случилось вчера

У вас когда-нибудь возникало ощущение, что в глобальной экономике происходит нечто странное? Замечали ли вы, что пока американцы зализывают нанесенные недавним кризисом раны, беспокоятся о потере рабочих мест и сохранности своих банковских счетов, мир вокруг нас меняется незаметным, но очень существенным образом? Вы были правы, если заметили перемены. Они действительно имеют место. Серьезные изменения экономической системы происходят по всему миру, многие из них заметны, в то время как другие скрыты от внимания прессы, правительств и, самое главное, обычных инвесторов. С декабря 2008 года, когда мировая финансовая система пошла на переплавку, экономический мир, каким мы его знали, перевернулся с ног на голову. Некогда доминировавшие страны и корпорации оказались среди аутсайдеров или были уничтожены. Их место тут же заняли другие утвердившиеся в глобальном масштабе державы. И хотя американская экономика демонстрирует признаки восстановления, хотя некоторые из нас начинают смотреть в будущее с оптимизмом, правда состоит в том, что в ближайшее время мы не сможем вернуться к прежней «нормальной» жизни.

Структурные изменения, происходящие в мировой экономике, приводят к появлению как опасностей, так и новых возможностей. Если мы будем игнорировать их, это нанесет серьезный ущерб прежде всего американским гражданам, работникам и инвесторам, но и не только им. Наши дети могут пострадать еще больше. Через несколько десятилетий Соединенные Штаты могут оказаться государством со слабой второсортной экономикой, измученным долгами и безработицей, зависимым от других стран, и при этом мировой резервной валютой станет вовсе не доллар США. Это действительно может произойти. Однако если мы возьмем на себя труд понять происходящие сейчас изменения, то сможем использовать их в собственных интересах. У нас есть шанс оседлать зарождающуюся экономическую волну. И некоторые из нас в результате могли бы даже разбогатеть.

Если представить ситуацию в двух словах, то произошло следующее: когда американская экономика рухнула, такие страны, как Китай и небольшие, но богатые нефтью государства Персидского залива, сосредоточившие в своих руках несметные богатства, вдруг осознали, что они действительно более богаты по сравнению с остальными странами мира. Тогда они начали использовать свои богатства для захвата геополитической власти. Деньги и влияние поползли на Восток. При этом Америке в буквальном смысле не хватило финансовых средств, чтобы спасти себя и остальной мир от финансового кризиса. Американские банки и инвестиционные компании отчаянно страдали от нехватки ликвидности. К концу 2008 года администрация Буша сосредоточила все свои усилия на том, чтобы предотвратить панику. Вы наверняка помните, что той осенью, когда фондовый рынок пошатнулся и крупнейшие американские банки оказались на грани банкротства, Министерство финансов США направило своих послов в Китай, Сингапур, Абу-Даби, Кувейт и Саудовскую Аравию с целью найти там необходимые инвестиции в сотни миллиардов долларов. Но посланцы Буша вернулись ни с чем. Проблема состояла в том, что каждая из этих стран ранее уже обожглась на американских инвестициях. Крах таких крупных американских инвестиционных банков, как Lehman Brothers и Bear Stearns, отбил у них всякое желание брать на себя дополнительные риски на американском рынке. В результате США погрузились в финансовый хаос, и правительство было вынуждено начать массированные финансовые вливания и реализацию стимулирующих программ, которые на десятилетия вперед тяжким долговым бременем легли на плечи американских налогоплательщиков.

Сегодня мы оказались перед доказанным фактом – эпоха американской экономической гегемонии закончилась. Проводимая в США налогово-бюджетная политика, а также структура потребления последних нескольких десятилетий вогнали страну в огромные долги и фактически угробили финансовую империю. На протяжении десятилетий большая часть ликвидности поступала на глобальные рынки капитала из международных финансовых центров, находящихся в Соединенных Штатах, Великобритании и Японии. Но на сегодняшний день глобальная потребность в инвестиционном капитале значительно превосходит тот объем средств, который могут обеспечить крупнейшие банки мира. Соответственно, для удовлетворения этого спроса на рынке появились новые лица, имеющие значительные финансовые запасы: представители нерегулируемого глобального «теневого рынка». С завидной ловкостью эта сеть сумела занять место Соединенных Штатов в качестве лидера мировой экономики. Для США такая потеря власти являлась серьезным ударом. Однако для остальной части планеты развитие теневого рынка означает лишь то, что в игру вступили новые глобальные экономические силы, с которыми придется считаться на протяжении ближайших десятилетий.

«Последние двести лет мировой истории сопровождались фундаментальными сдвигами, – говорит Кишоре Махбубани, декан Школы публичной политики имени Ли Куан Ю в Сингапуре и один из мировых авторитетов в области процессов глобализации. – Возникшие на Западе экономические трудности знаменуют собой один из очередных поворотных пунктов в истории. С 1 по 1820 гг. Китай и Индия представляли собой две крупнейшие экономики мира. Если вдуматься, то весьма удивительно, что относительно маленькая Европа сумела завоевать и колонизировать мир. По разным причинам глобальное доминирование Запада продолжалось удивительно долго. Но, на мой взгляд, теперь ситуация подошла к логическому завершению. Таким образом, вопрос, стоящий сейчас перед Западом, выглядит следующим образом: смирится ли он с утратой своей глобальной власти или постарается ее удержать?»

Что представляет собой теневой рынок?

У теневого рынка нет конкретного лица. У него нет своей штаб-квартиры, торговой площадки или формального лидера. Его даже нельзя назвать финансовым рынком в привычном понимании. Скорее, можно говорить о неких глобальных взаимосвязях, которые приводят к смешению финансовой и геополитической власти. В более конкретных определениях теневой рынок представляет собой группу самостоятельных, чрезвычайно богатых стран и инвесторов, которые фактически имеют возможность управлять мировой экономикой через огромные запасы акций, облигаций, недвижимости, валюты и других финансовых активов, которые они держат по большей части в нерегулируемых инвестиционных структурах (хеджевые фонды, фонды прямых инвестиций, суверенные инвестиционные и стабилизационные фонды), а также в огромных государственных холдинговых компаниях. В 2009 году McKinsey Global Institute провел исследование, в ходе которого выяснилось, что по состоянию на конец 2008 года активы на сумму, превышающую 12 трлн долл., находились под контролем таких нефтедобывающих государств, как Саудовская Аравия, Кувейт и Абу-Даби[1]; богатых азиатских стран – Китая, Японии и Южной Кореи, а также хедж-фондов и фондов прямых инвестиций. Более того, McKinsey прогнозирует, что активы азиатских стран и богатых нефтью стран Персидского залива в течение ближайших пяти лет вырастут более чем на пятьдесят процентов.

Этот огромный капитал составляет основу влиятельности теневого рынка и является ключевым фактором для обеспечения потребности в ликвидности. Охватывая взглядом последние сто лет, можно сделать вывод, что практически каждый мировой финансовый кризис был вызван внезапной потерей ликвидности. Денежный дефицит обычно возникал в трудные для экономики времена, когда многих инвесторов охватывал страх. В такие моменты банки и другие финансовые компании начинали накапливать наличные, вместо того чтобы инвестировать их или заниматься кредитованием. В 2008 году Соединенные Штаты на собственной шкуре убедились: такая тенденция может задушить экономику.

В капиталистическом мире наибольшее влияние имеют те, кто обладает значительными объемами наличных средств. По этой причине богатые государства, способные обеспечить рынок ликвидностью, находятся сейчас в более выигрышном положении. На практике происходящее смещение акцентов можно проследить по крупным сделкам с европейской и американской недвижимостью, где представители стран теневого рынка с удовольствием скупают дома по ценам, которые кажутся им очень низкими по сравнению с достигнутыми ранее максимумами.

«Наблюдаемый в 2010 году рост объема инвестиций в западную недвижимость на самом деле вызван финансовым кризисом, – говорит Фади Мусалли, глава ближневосточного и североафриканского отделения операций с недвижимостью консалтинговой фирмы Jones Lang LaSalle. – Недвижимость продается по ценам, гораздо более низким по сравнению с максимумами 2007 года. Страны Персидского залива и другие богатые страны пожинают сегодня плоды недавнего бедствия. В результате у них появилась возможность воспользоваться изменением своего положения на глобальном рынке. Я не думаю, что они переплачивают, покупая дома. Многие из этих парней – мои клиенты. Они умные и жесткие переговорщики, и они торгуются за каждый доллар, чтобы получить устраивающую их цену. В настоящее время именно они формируют свои инвестиционные портфели и диктуют условия на западном рынке недвижимости».

Совместными усилиями участники теневого рынка могли бы обеспечить рынок достаточным капиталом, чтобы предотвратить любую глобальную экономическую катастрофу. В их руках сосредоточены огромные ресурсы. Однако совершенно понятно, что представители теневого рынка не хотят объединять свои усилия для решения глобальных проблем. Вместо этого они предпочитают защищать, в первую очередь, собственные интересы и зоны влияния. Богатые страны Персидского залива, такие как Абу-Даби и Кувейт, охотно сотрудничают друг с другом при реализации различных проектов и инициатив. Но эти же самые страны не собираются координировать свои действия, например, с Китаем или Сингапуром. Когда-то США могли использовать свое положение бесспорного экономического лидера для координации усилий, направленных на решение глобальных финансовых проблем. Но на сегодняшний день Соединенные Штаты уже не доминируют на этом рынке. Вместо этого они вынуждены теперь играть по чужим правилам.

Чтобы убедиться в этом, достаточно вновь вспомнить, как в разгар кризиса 2008 года Соединенные Штаты обратились за финансовой помощью к странам теневого рынка и получили отказ. Представители теневого рынка посчитали, что спасать Америку уже слишком поздно. На состоявшейся в декабре 2008 года в Гонконге конференции, посвященной обсуждению проблем глобальной экономики, Лоу Цзивэй, глава China Investment Corporation (CIC), главного суверенного инвестиционного фонда Китая, высказался без обиняков: «Китай не может спасти мир. Он может спасти только сам себя». Именно так представители теневого рынка в итоге и поступили.

Начиная с конца 2008 года Китай вкачал в свою экономику 600 млрд долларов, реализуя программу экономических стимулов, направленную на укрепление китайского фондового рынка и поддержку своих бизнес-структур. На Ближнем Востоке соседние страны активно поддерживали друг друга, и наиболее заметным стало финансовое спасение эмиратом Абу-Даби эмирата Дубай, который столкнулся с серьезными инвестиционными проблемами и оказался на краю пропасти. В Кувейте фонд национального благосостояния страны выделил многомиллиардные средства на покупку акций местных компаний с тем, чтобы поддержать свой фондовый рынок, который упал почти на 40 процентов.

Ни одна из этих мер не привела к росту долговых обязательств до неуправляемого уровня. Примечательно, что Китаю во время кризиса даже не потребовалось распечатывать свои золотовалютные резервы. Представители теневого рынка обладали необходимыми для поддержания своих экономик финансовыми или природными ресурсами. С другой стороны, увязшие в долгах Соединенные Штаты не могли себе позволить реализацию столь капиталоемких проектов. У них просто не было для этого денег. По этой причине экономика США пострадала весьма серьезно.

Вопрос: Насколько велик теневой рынок?

Ответ: Он больше, чем вы думаете

Неужели столь огромный новый рынок мог возникнуть буквально за одну ночь? Для ответа на этот вопрос рассмотрим несколько ключевых моментов:

• На протяжении большей части ХХ века основными владельцами государственных долговых обязательств Соединенных Штатов являлись американские паевые инвестиционные фонды, а также корпоративные и государственные пенсионные фонды. Но с 2007 года более шестидесяти процентов всего объема американского долга принадлежали уже нерезидентам – иностранным инвесторам и суверенным фондам, прежде всего, богатых азиатских стран, таких как Китай, Япония и Сингапур. Китай – крупнейший в мире владелец ценных бумаг американского Казначейства. Согласно данным Министерства финансов, по состоянию на апрель 2010 года эта страна владеет долговыми обязательствами на сумму 900 млрд долл. Япония занимает в рейтинге вторую строчку с показателем 795 500 000 000 долл. Эти цифры не учитывают имеющиеся у обеих названных стран объемные позиции в долларах, американских корпоративных акциях, облигациях и других ценных бумагах.

• Китай, Япония и другие богатые страны имеют также огромные золотовалютные запасы. В июле 2010 года выполняющий функции центрального банка Народный банк Китая объявил, что его валютные резервы оцениваются примерно в 2,5 трлн долл., которые находятся под контролем правительственного агентства под названием Государственное управление иностранной валюты (SAFE). В 2006 году Китай обогнал Японию по объему валютных резервов. К 2009 году почти каждый третий доллар в общем объеме иностранных инвестиций валютных холдингов принадлежал SAFE. К тому же Китай и Япония в этом плане не одиноки. Крупными держателями валютных резервов являются также Россия, Индия, Южная Корея и Бразилия. В совокупности валютные запасы этих стран оцениваются в триллионы и триллионы долларов.

• Фонды национального благосостояния (суверенные инвестиционные фонды, ФНБ) в настоящее время представляют собой глобальное явление. Эти государственные фонды отделены от долговых обязательств и валютных резервов страны. По данным Института фондов национального благосостояния, на июль 2010 года под управлением суверенных фондов находилось примерно 3,5 трлн долл. глобального капитала, по сравнению с 1 трлн долл. в 1999 году. Крупнейшие из этих фондов сформированы богатыми нефтью и быстро развивающимися странами – это Абу-Даби, Саудовская Аравия, Китай, Сингапур, Кувейт, Россия и Норвегия. Фонд национального благосостояния Абу-Даби управляет активами на сумму, превышающую полтриллиона долларов, несмотря на то, что во время недавнего финансового кризиса значительная часть средств была потрачена на помощь соседнему эмирату Дубай. Это огромные деньги. Более того, по прогнозу Международного валютного фонда (МВФ), к 2012 году стоимость совокупных активов, находящихся под управлением фондов национального благосостояния, увеличится до более чем 10 трлн долл. Быстро развивающиеся страны, такие как Индия и Бразилия, разрабатывают планы создания собственных фондов. Действительно, суверенные фонды оказались на пике моды в сфере глобальных финансов. Вспомните об аварии в Мексиканском заливе, когда из-за разлива нефти с принадлежащей ВР платформы серьезно пострадали сотни миль побережья США от Флориды до Техаса. Поскольку стоимость устранения последствий этой аварии оказалась очень высокой, цена акций BP сократилась вдвое, и к июлю 2010 года руководители ВР были не на шутку обеспокоены тем, что их компания оказалась уязвима перед угрозой возможного поглощения. Они нуждались в получении быстрой финансовой помощи. И к кому же они обратились? Не к американским или британским банкам. Они направили свои стопы к реальным обладателям ликвидности – суверенным фондам Абу-Даби, Кувейта, Катара и Сингапура, каждый из которых владел незначительным пакетом акций ВР. Кувейт сразу отклонил эту просьбу, но другие ответили уклончиво. Почему же руководство ВР обратилось именно к этим странам? Потому что оно знало: в фондах национального благосостояния этих государств имеется достаточно денег, чтобы в кратчайшие сроки и без особых затруднений помочь компании выйти из сложного положения. Вот лучший пример того, что такое инвестиционная власть.

• Частные инвестиционные нерегулируемые компании, такие как хеджевые фонды и фонды прямых инвестиций, задают сейчас тон на финансовых рынках. Хеджевые фонды представляют собой нерегулируемые взаимные фонды, которые для получения прибыли часто используют хитроумные торговые стратегии. Фонды прямых инвестиций, включая те, что принадлежат таким сверхзасекреченным фирмам, как Blackstone Group и Carlyle Group, со своей стороны, занимаются поиском недооцененных компаний, которые, при условии наведения финансового порядка и рационализации их бизнеса, можно перепродать со значительной прибылью. По состоянию на июль 2010 года, хедж-фонды и фонды прямых инвестиций контролировали активы стоимостью более 4 трлн долл. Очевидно, что по размеру собственного капитала эти фонды не могут конкурировать с такими сверхбогатыми странами, как Китай, Абу-Даби, Сингапур или Кувейт. Тем не менее применяемые инновационные и усовершенствованные методы инвестиций позволили этим фондам распространить свое влияние далеко за пределы, обусловленные их размером. Поэтому именно они определяют направления развития теневого рынка.

• Чтобы представить все приведенные цифры и статистические данные в более широком контексте, отметим, что согласно прогнозу McKinsey Global Institute, к 2013 году правительства стран Азии и Персидского залива, международные хеджевые фонды, а также фонды прямых инвестиций будут контролировать активы стоимостью в 19 трлн долл. Чтобы понять, насколько велика эта сумма, сравним ее с валовым внутренним продуктом (ВВП) Соединенных Штатов, который в том же 2013 году, по оценкам МВФ, составит около 16 трлн долл. Другими словами, финансовые силы, сосредоточенные на рынках капитала, превосходят всю экономику США. Один только центральный банк Китая, который управляет активами стоимостью более двух триллионов долларов, уже является крупнейшим в мире инвестором, превосходя любую крупную международную управляющую компанию, включая Barclays Bank, Fidelity Investments, State Street Corporation и BlackRock. Не сильно отстали от Китая и другие богатейшие страны. С учетом всего этого можно сделать единственный правильный вывод: теневой рынок вскоре станет наиболее мощной финансовой силой на этой планете, если, конечно, уже не является таковой.

• Кризис привел к застою во многих отраслях американской промышленности. Его жертвами стали автомобилестроение, розничная торговля, промышленное производство, СМИ и другие секторы экономики. Американским потребителям пришлось бороться с безработицей, высоким уровнем долговой нагрузки и падением доходов. В результате Соединенные Штаты оказались в ситуации, характеризующейся наличие всеобщего страха, экономического застоя и политического бессилия. Чего нельзя сказать о теневом рынке, который, напротив, продолжал успешно развиваться. В частности, многие представители теневого рынка начали беспрецедентную схватку за оставшиеся доступными мировые ресурсы. Китай делает все возможное, чтобы застраховаться на будущее от недостатка нефти, полезных ископаемых и прочих сырьевых товаров, которыми он не может обеспечить себя самостоятельно. Количество совершаемых по всему миру сделок, связанных с сырьевыми ресурсами, поражает воображение. В некоторых странах китайские корпорации ведут себя настолько агрессивно, что фактически можно говорить о формировании неоколониальных отношений этих государств с китайскими властями и бизнесом. Китай также предпринимает активные действия для получения в собственность самых передовых технологий в области машиностроения, информационных технологий и наукоемких производств. Конечно, этим занимается не один Китай. Другие страны, конкурирующие не только с Соединенными Штатами и Китаем, но и друг с другом, тоже борются за доступ к ресурсам, от которых зависит судьба экономики в XXI веке.

Опасное отличие теневого рынка от любых иных известных финансовых сил состоит в том, что он представлен в основном независимыми государствами, многие из которых являются противниками США, других западных стран и всех остальных желающих использовать свой капитал для достижения политических, а не финансовых, целей. На протяжении веков Америка и другие западные державы практиковали корпоративную форму капитализма, при которой власть была заинтересована в появлении новых и более крупных компаний. Участие государства в экономической жизни страны обычно ограничивалось регулирующими функциями и проведением налоговой политики. Такая система настолько хорошо себя зарекомендовала, что экономисты и политологи пришли к выводу, что капиталистическая экономика образует естественный симбиоз с демократической властью, поскольку, получив экономическую свободу, люди стремятся и к достижению политического многообразия.

Однако реалии теневого рынка, похоже, переворачивают эти представления с ног на голову. Большинство представителей теневого рынка в своем развитии опирались на капиталистические стратегии. Но, несмотря на это, многие из этих стран трудно назвать «свободными» в политическом или экономическом смысле. Их экономические системы приобрели форму государственного капитализма, при котором власти принимают самое непосредственное участие в создании компаний и инвестиционных фондов, способных оказывать серьезное влияние на формирование глобальной экономики. При этом прибыль, зарабатываемая такими компаниями, не принадлежит им самим, их работникам или акционерам, как, например, в США, где прибыль IBM принадлежит только IBM. Большая часть денег, получаемых такими компаниями от своих инвестиций, переходит к создавшему их государству, что дает правительству право определять, каким образом должен распределяться сгенерированный экономикой страны капитал.

Вот почему рост теневого рынка принципиально изменяет наши представления о мировой экономике. Помимо корпоративной страсти к извлечению прибыли, в игру теперь вступают еще и геополитические интересы. Главные мировые инвесторы могут преследовать совершенно разные цели, вкладывая деньги в экономику отдельных стран, и иногда эти цели могут стоять гораздо ближе к политике, нежели к экономике в собственном смысле. С этой точки зрения становится понятно, почему в июне 2009 года Китай воспользовался шансом купить за 1,2 млрд долл. 45 млн акций Morgan Stanley. Эта покупка, с учетом пакета акций, купленного ранее, позволила Китаю довести свою долю собственности в Morgan Stanley до десяти процентов, в дополнение к десяти процентам акций Blackstone Group. В настоящее время Китай, безусловно, получает неплохую прибыль от своих инвестиций в Morgan Stanley. Но доходы от инвестиций, по всей видимости, не являлись главной целью этой сделки. Давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны и представим, что в один прекрасный день в не столь отдаленном будущем Китай начнет испытывать более серьезные проблемы из-за проводимой Соединенными Штатами валютной политики. Одно дело, когда недовольство политикой Казначейства США выражает просто конкурирующая сверхдержава, и совсем другое – когда свои позиции начинает отстаивать владелец десятипроцентных пакетов акций Morgan Stanley и Blackstone Group. Не говоря уже о том, что Китай является обладателем еще и валютных резервов в 2 трлн долл., а также долговых обязательств Соединенных Штатов.

Ситуация еще более усложняется тем, что теневой рынок практически невозможно контролировать. Почему? Потому что сделки на этом рынке совершаются в различных странах и, соответственно, они осуществляются по финансовым правилам, установленным в каждой их этих стран. Таким образом, мы очень часто не имеем никакого представления о том, что происходит, до тех пор, пока свершившиеся факты не становятся очевидными. Это создает благодатную почву для возникновения неприкрытых конфликтов интересов, и, тем не менее, мы мало что или вовсе ничего не можем с этим поделать.

Нельзя сказать, что американское правительство в настоящее время кровно заинтересовано в подавлении деятельности теневого рынка. В конце концов, финансовые связи в глобальной экономике сегодня настолько переплетены, что будущий успех зависит от стабильной поддержки со стороны теневого рынка. Брэд Сетсер, член Национального экономического совета при администрации Обамы, заявил в сентябре 2008 года в своем посвященном фондам национального благосостояния докладе для Совета по международным отношениям: «Основные нынешние источники финансирования Соединенных Штатов не являются нашими союзниками. Без финансирования со стороны Китая, России и стран Персидского залива доллар начнет резко падать, американские процентные ставки будут расти, и правительству США станет гораздо сложнее играть ведущую роль при приемлемых затратах внутренних ресурсов».

Другими словами, иностранные инвестиции стали причиной возникновения серьезной зависимости США от противоборствующих государств, что несет в себе такую потенциальную опасность, о которой мы не могли даже подумать всего пять лет назад. Вот почему Майкл Макконнелл, бывший директор национальной разведки, в своем докладе Конгрессу, посвященном оценке существующих угроз, заявил: одна из наиболее серьезных проблем в области долгосрочной безопасности США обусловлена «финансовыми возможностями России, Китая и стран ОПЕК, которые, при наличии открытого доступа на финансовые рынки, могут быть использованы ими для достижения политических целей».

Подобные опасения еще никогда не были столь оправданны, как сегодня. Далее приводятся доказательства того, что страны и организации, являющиеся участниками теневого рынка, гораздо активнее стремятся к установлению нового мирового порядка и к изменению мировой экономики в своих интересах, чем это представляется большинству людей, и в частности, американским гражданам.

Глава 1

Деньги как оружие

Вторник, 17 марта 2009 года выдался в Вашингтоне дождливым – типично для начала весны. Кроме налетавшего с реки Потомак порывистого ветра, ничто не тревожило спокойствие обычного рабочего дня.

Однако в местечке под названием Лорел, штат Мэриленд, что в тридцати милях к северу от Белого дома, происходили события, которые трудно было назвать рядовыми. Здесь в Лаборатории военного анализа Университета Джона Хопкинса тайно собралась группа высших военных чинов и не менее высокопоставленных представителей разведывательных служб, чтобы понаблюдать за работой нескольких десятков безобидно выглядящих мужчин и женщин, которые собрались в большой комнате за столами, составленными буквой V. Внимание генералов и разведчиков было приковано к видеоэкранам, на которых в этом зале обычно разыгрывались сценарии смертоносных конфликтов, происходящих по всему миру. К ужасу наблюдателей, Соединенные Штаты в этот день проигрывали один сценарий за другим.

К счастью, речь не шла о военных действиях. На этот раз компьютеры лаборатории моделировали ситуации, которые не были похожи на привычные для генералов военные стратегии. В этот день они не занимались составлением планов бомбардировок и развертывания боевых соединений. Вместо этого все прокручиваемые на экранах сценарии были основаны исключительно на экономике. В качестве оружия выступали доллары, облигации и акции, а солдатами и офицерами являлись экономисты, ученые, трейдеры хеджевых фондов, а также руководители банков и компаний Уолл-стрит. Идея этих военно-экономических учений заключалась в следующем: смоделировать то, что произойдет, если в мире развернется серия полноценных финансовых войн. Разыгрывая на протяжении двухдневных учений различные сценарии, американские военные каждый раз обнаруживали, что Соединенные Штаты так и так оказываются в проигрыше. Победить не удавалось ни при каком раскладе. Что бы ни происходило в мире и какой бы ни была ответная реакция Соединенных Штатов, они в любом случае проигрывали Китаю. Для военных стратегов такой результат стал весьма отрезвляющим.

Главный вывод таков: «существует множество способов, которыми Китай мог бы нанести США серьезный ущерб, поскольку его огромные финансовые резервы противопоставлены нашему громадному государственному долгу, – высказался Пол Брэкен, профессор менеджмента и политологии Йельской школы менеджмента и ведущий эксперт в области финансовых войн. – Видимо, наиболее тревожным является тот факт, что китайцам даже не нужно предпринимать каких-либо конкретных действий. Исходя из фундаментальных понятий теории игр, для победы им достаточно просто сохранять способность угрожать. И ключевым фактором является то, что для поддержания этой угрозы существуют все необходимые условия – это китайский капитал и наши долги».

Будущее – не игра

Хотя описанные выше тайные учения Пентагона формально не считались «секретными», вы не найдете на эту тему никаких открытых официальных отчетов. Лаборатория военного анализа может лишь подтвердить, что данное событие имело место. Министерство обороны отказывается от комментариев. Большинство военных и гражданских экспертов по финансовым вопросам, согласившихся говорить на эту тему, настаивали, чтобы их слова оставались «в кулуарах». Очень немногие пошли на то, чтобы их имена прозвучали публично. Все это ясно указывает, что речь идет о засекреченной операции.

Тем не менее некоторые эксперты считают, что американская общественность должна быть в курсе тех угроз, с которыми страна сталкивается в меняющемся деловом мире. Поэтому они стремились к тому, чтобы хотя бы в общих чертах объяснить, каким образом осуществлялось моделирование экономических «военных действий». Несколько десятков экономистов и финансовых специалистов разделились на команды, представляющие различные страны и регионы, такие как США, Китай, Восточная Азия и так далее. Затем они на два дня заперлись в зале с огромным экраном, заполненным постоянно обновляемыми экономическими показателями. Некоторые из участников рассказывали, что все это напоминало им 1964 год – атмосферу холодной войны, переданную в черной комедии «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу»[2].

За действиями команд следила группа нейтральных наблюдателей, которые «подкидывали» участникам игры различные сценарии, основанные на потенциальных геополитических и экономических событиях, например обострение ядерной угрозы со стороны Северной Кореи или Ирана или резкие взлеты и падения цен на природный газ. Участники должны были реагировать на предлагаемые обстоятельства и использовать имеющиеся в их распоряжении ресурсы с целью достижения мирового экономического господства. Затем наблюдатели оценивали реакцию каждой команды. За процессом с интересом и тревогой наблюдали руководители военных ведомств и разведки, делая выводы на основе происходящего.

Эти военные игры мало походили на сцены из фильмов, в которых офицеры генштаба лихорадочно носятся с «ядерными чемоданчиками» по кабинету ситуационного центра Белого дома, пытаясь предотвратить глобальную катастрофу, прежде чем она охватит весь мир. Нет, эти учения проходили в очень спокойной обстановке и были лишены эмоциональных всплесков или громогласных споров. Каждая команда, прежде чем ответить на ходы противников, методично просчитывала все возможные варианты действий и их последствия. США и Россия, бывшие когда-то двумя противоборствующими супердержавами, в своих ответах то и дело втягивались в затратное соперничество, подрывавшее их экономическую мощь. В то же время Китай демонстрировал удивительную способность использовать свои огромные запасы валюты и долговых обязательств в качестве мощной дубинки, угрожающей остальному миру, и прежде всего Соединенным Штатам.

«Китай показал, что он может различными хитроумными способами использовать финансовые рынки в своих интересах, – сообщил Брэкен. – Например, Китай мог просто сократить срок погашения принадлежащих ему казначейских обязательств с девяноста до шестидесяти дней, что неминуемо вызывало ударную волну, прокатывающуюся по Нью-Йоркской фондовой бирже, без значительного ущерба для самого Китая. Мы знаем, что такое развитие событий моделировалось во время учений».

Действительно, всякий раз, когда Соединенные Штаты предпринимали какие-либо действия, вызывавшие неодобрение со стороны Китая, тот начинал сбрасывать небольшую часть своих долларовых активов, включая как непосредственно американскую валюту, так и казначейские облигации и другие долговые обязательства. Эти продажи, освобождавшие лишь незначительную часть китайского портфеля долларовых инвестиций, приводили к затоплению американских финансовых рынков и резкому падению курса доллара, вызываемому внезапным сокращением спроса. В США снижение стоимости доллара вызывало экономический хаос, что заставляло наших лидеров пересматривать свою политику таким образом, чтобы успокоить китайцев. При этом Китай продолжал удерживать значительные долларовые запасы, чтобы в случае необходимости иметь возможность показать Америке кузькину мать. Вот почему Китай по итогам двухдневных финансовых сражений оказался бесспорным победителем. При любом раскладе он становился богатейшей страной мира и мог использовать свое влияние для достижения нужного ему результата.

В частности, Китай мог использовать огромные запасы капитала для достижения тайных соглашений с рядом стран, прежде всего с Россией, и распространять свое влияние на весь Дальневосточный регион.

Россию китайская команда рассматривала как поставщика природных ресурсов, столь необходимых быстро растущей экономике своей страны. В свою очередь, российская команда нуждалась в китайском капитале для финансирования различных военных мероприятий на своей западной границе. Таким образом, Китай и Россия сотрудничали на основе секретных договоренностей, которые позволяли России финансировать свои геополитические устремления в обмен на поставки в Китай ценных природных ресурсов. Между тем американская команда не знала о наличии подобного сговора до тех пор, пока не столкнулась с его последствиями.

«Люди выходили из комнаты с мыслью о том, что американская команда действовала, не понимая, чего, черт побери, она пытается добиться, – рассказывал Брэкен. – Проблема заключалась в том, что США поставили перед собой неправильную цель, стараясь любой ценой удержать лидирующее положение в мире. В результате мы вступили в конфликт с Россией и потратили кучу денег, которых у нас не было. А Китай выиграл потому, что мы не соизмерили свои финансовые возможности и получили в итоге огромный дефицит бюджета. Китай, со своей стороны, придерживался более здравой стратегии. Он не растрачивал попусту свои ресурсы, играл консервативно и делал практически все то, что делает сегодня в реальном мире. Я думаю, ключом к успеху стало то, что Китай не ставил перед собой задачу превратиться в мировую сверхдержаву. Он просто целенаправленно преследовал собственные интересы».

Еще более тревожным для военных стратегов и разведчиков стал тот факт, что эти учения продемонстрировали фундаментальное непонимание, казалось бы, взаимозависимых финансовых отношений с Китаем и другими богатыми странами, обладающими значительными запасами американских долларов и долговых обязательств. Оказалось, что эти отношения не так просты, как всегда предполагалось. Например, ни для кого не секрет, зачем Китаю американские активы стоимостью примерно 2 трлн долларов. Он использует их для обеспечения собственной финансовой безопасности. В процессе роста национальной экономики Китай охотно приобретал активы по той простой причине, что доллар и американские долговые обязательства уже давно считаются одними из самых безопасных инвестиций на глобальных финансовых рынках. Но почему? Потому что американская экономика является крупнейшей и наиболее диверсифицированной в мире, и инвесторы традиционно полагают крайне маловероятным, что США объявят дефолт по своим финансовым обязательствам. Одновременно, причина, по которой Соединенные Штаты весьма охотно принимают китайский капитал, заключается в том, что США нужны эти деньги. В результате Китай превратился в главного банкира Америки.

Соединенные Штаты всегда исходили из того, что в финансовых отношениях существует нюанс, основанный на известной финансовой поговорке, авторство которой приписывается миллиардеру и нефтяному магнату Полу Гетти: «Если вы должны банку сто долларов, это ваша проблема. Если же вы должны банку сто миллионов, это уже проблема банка». Другими словами, если вы задолжали кредитору относительно небольшую сумму, он может контролировать ваши с ним отношения и при необходимости доставить вам массу неприятностей, поскольку потери по вашему кредиту слишком мало значат для банка. Но если вы задолжали кредитору много денег, то контролировать ваши взаимоотношения начинаете уже вы, поскольку ваш кредитор заинтересован, чтобы даже в трудные времена вы удержались на плаву, иначе он уже никогда не сможет получить назад одолженные вам деньги. В конце концов, если американская экономика рухнет, китайские инвестиции окажутся обесцененными. Бедными в результате окажутся все. Кому это нужно?

Такая точка зрения очень похожа на экономическую версию внешнеполитической доктрины гарантированного взаимного уничтожения. Суть этой идеи, ставшей популярной во времена холодной войны, заключается в том, что у двух военных сверхдержав достаточно оружия, чтобы полностью уничтожить друг друга, и потому ни одна из сторон не станет наносить первый удар. Таким образом, противоборствующие страны оказываются в смертельном клинче.

За последнее десятилетие, когда долговая нагрузка США резко выросла, концепция гарантированного взаимного уничтожения стала главенствующей при анализе финансовых проблем Америки. Ослабление экономики страны компенсировалось иностранным интересом, в частности, со стороны Китая, к инвестиционным вложениям в экономику США. В результате иностранные инвесторы накопили огромные запасы американских государственных долговых обязательств, корпоративных облигаций, акций и долларов. Можно было бы подумать, что такое вторжение иностранного капитала должно вызвать у американцев глубокую озабоченность. Но суровая реальность такова, что экономическое положение США ухудшалось настолько резко, что страна оказалась готова – и даже стремилась – принимать деньги от любого, кто мог их дать. С исторической точки зрения, эти изменения произошли совсем недавно, и никто пока еще не в полной мере не осознал болезненные последствия того, что случилось. Но важно отметить: экономисты США вводили себя в заблуждение, полагая, что иностранные государства, владеющие долговыми обязательствами и валютными резервами на триллионы долларов (как, например, Китай), являются партнерами, а не конкурентами.

Такой подход, конечно, предполагает, что у страны, владеющей огромным количеством активов, номинированных в валюте соперника, есть только два возможных варианта действий: сохранять их или потерять. Однако в процессе проведения командно-штабных экономических учений был обнаружен третий вариант. Как оказалось, если страна А владеет большим количеством валюты и долговых обязательств страны Б, и при этом ей не нравится проводимая страной Б внешняя политика, все, что ей нужно сделать, это продать небольшую часть своих запасов, послав тем самым стране Б недвусмысленный сигнал о возможной «утрате доверия» к объекту своих инвестиций. Весьма вероятно, что международные финансовые рынки тут же подхватят эту тенденцию, что приведет к серьезным неприятностям для экономики страны Б. Таким образом, можно говорить о наличии у страны А оружия в виде глобального капитала, с помощью которого она может наращивать давление до тех пор, пока правительство страны Б не пойдет на попятную. В противном случае стоимость ее национальной валюты и ценных бумаг перейдет в состояние свободного падения, что может привести к возникновению экономических катастроф непредсказуемого масштаба – от безудержной инфляции до длительной рецессии, столкнуться с которой не захочет ни одно правительство в мире. Ни о каком партнерстве не может быть и речи. В этой ситуации страна А, по сути, обладает экономическим оружием массового уничтожения, которое она в любой момент может применить против страны Б.

Для Соединенных Штатов это означает, что сам по себе размер национального долга, а также факт, что экономика страны в значительной степени действует за счет многих глобальных конкурентов, вызывает снижение потенциала американского геополитического влияния, поскольку Америка фактически находится теперь в зависимости от стран, вложивших в нее свои деньги. По сути, они являются акционерами компании «США инкорпорейтед».

Полученные в результате проведенных учений выводы могли шокировать, однако печальная правда состоит в том, что для многих сотрудников американской разведки они не стали неожиданностью (хотя легкость, с которой Китай побеждал в финансовых сражениях, застала врасплох практически всех). Реальность такова, что многие эксперты в правительстве еще до проведения учений допускали возможность полученного исхода. Идея проведения экономических учений возникла во время первого президентского срока Джорджа Буша, задолго до того, как Майкл Макконнелл, высокопоставленный представитель американской разведки, выступая в феврале 2008 года перед Конгрессом, изложил свое понимание существующих угроз национальной безопасности страны. «Публичные заявления китайских лидеров показывают, что Пекин воспринимает текущую ситуацию как “удобный момент” для того, чтобы использовать свой двадцатилетний экономический рост для усиления своего влияния, – сказал Макконнелл, выступая перед Комитетом по вооружениям. – Поскольку влияние Китая в мире возрастает, Пекин, вероятно, будет все больше рассчитывать на то, что его интересы будут соблюдаться другими странами».

Учитывая вышесказанное, трудно поверить, что участники экономических учений были потрясены итоговыми результатами. На подготовку этого мероприятия Пентагон потратил более двух лет, и все только для того, чтобы оценить степень уязвимости, а не сильные стороны США. Разработчики моделирующей программы исходили из предположения, что Соединенные Штаты поставили себя в более слабую позицию, возможно, навсегда. Как выразился один из ветеранов разведки, участвовавший в подготовке экономических учений: «Вы не будете тратить столько времени и денег на исследования, если у вас нет подозрений в наличии проблем. Это было бы равносильно тому, что вы поехали в автомастерскую, будучи уверены, что с вашим автомобилем все в порядке. В этом случае действительно было бы странно узнать, что машина на самом деле имеет серьезные поломки».

Разговаривая с разными специалистами в области разведки, понимаешь, что за последние десятилетия в мире произошло несколько взаимосвязанных событий, серьезно повлиявших на ослабление финансового положения Соединенных Штатов. Главным из этих изменений является следующее: технологическая революция привела к весьма существенному сокращению расстояний и полностью изменила глобальные рынки капитала.

Сегодня информация успевает совершить кругосветное путешествие за доли секунды. Поскольку для рынка информация является одним из важнейших ресурсов, технологические новшества должны были привести прежде всего к открытию мировых финансовых рынков (в частности, Уолл-стрит) для всех желающих. Теперь небольшие, но богатые нефтью страны Персидского залива могут хоть каждый день беспрепятственно покупать и продавать пакеты акций, облигаций, а также валюту. Сделать это сегодня намного легче, чем когда-либо прежде. И это позволяет им выступать в роли главных глобальных инвесторов, распределяющих свое национальное богатство по всему миру и получающих при этом такую прибыль, о которой они, возможно, никогда и не мечтали. При этом перегруженные капиталом крупные государства могут накачать свои мышцы акциями, облигациями, недвижимостью и валютными резервами, которые они затем смогут использовать, чтобы заполучить необходимые им ресурсы.

Чтобы читатель мог более точно оценить геополитическое значение этой масштабной глобальной трансформации, поясним: представители американской разведки считают, что к 2030 году Китай обгонит Америку и станет крупнейшей национальной экономикой мира. Сегодня Китай около семидесяти пяти процентов необходимой ему энергии производит из угля, в то время как Соединенные Штаты около шестидесяти пяти процентов своей энергии добывают из нефти и природного газа. Угольная энергетика, как правило, загрязняет атмосферу гораздо сильнее, чем при использовании нефти и газа, не говоря уже о возобновимых экологически чистых источниках, таких как солнечная энергия и энергия ветра. Китайское руководство это понимает и стремится к переходу на нефтяные, а также альтернативные источники энергии. И в этом ему помогают огромные запасы капитала, за счет которого финансируются контракты на поставку необходимого Китаю сырья из нефте– и газодобывающих стран, таких как Россия и Венесуэла.

Экономическое развитие Китая гарантирует, что в ближайшее время мировой спрос на нефть и газ будет только возрастать в связи с необходимостью покрытия растущих потребностей. С точки зрения Соединенных Штатов это означает, что Китай представляет собой грозного конкурента в борьбе за ограниченные природные ресурсы, на которые еще в очень значительной степени опирается масштабная американская экономика. В итоге американцы сталкиваются с необходимостью ведения жесткой конкурентной войны за необходимые ресурсы. Как предсказывали участвовавшие в экономических учениях эксперты по финансовым вопросам: «Следующий крупный глобальный конфликт, в котором мы примем самое непосредственное участие, будет обусловлен борьбой за доступ к энергетическим ресурсам. И в ходе этой борьбы мы почти неизбежно столкнемся головами с Китаем».

Созерцание долларизованного мира

В глобальной борьбе за природные ресурсы для истории развития человеческой цивилизации нет ничего нового. На протяжении тысячелетий стремление к получению контроля над ценными ресурсами являлось движущей силой расширения геополитических империй как греков и римлян, так и французов и англичан. Различные государства то и дело использовали свои вооруженные силы для достижения экономических целей, обеспечения доступа к различным товарам, специям, драгоценным металлам и полезным ископаемым, устраивая друг другу морские блокады и вводя эмбарго. Но, как правило, глобальные торговые споры решались довольно просто. Всегда побеждал тот, кто имел более мощные вооруженные силы и лучшие технические возможности.

Ситуация изменилась после Второй мировой войны, когда новым мировым лидером стали Соединенные Штаты. Рост Американской империи опирался на торговлю и финансы, а не на захват территорий. Хотя Соединенные Штаты создали сеть военных баз по всему миру, они не стремились к физическому покорению других стран. Вместо этого они воздействовали на политическое руководство этих государств с целью создания новых рынков для своей растущей капиталистической экономической системы. В процессе реализации своей внешней политики США создали совершенно новую систему международных финансов, основанную на покупке и продаже финансовых инструментов, а не реальных товаров. И это, в конечном счете, привело к преобразованию всего мира.

Рассмотрим непосредственного предшественника Соединенных Штатов в роли экономического лидера – Британскую империю. Великобритания представляла собой островное государство у берегов континентальной Европы, которое держало под своим контролем обширные колонии, разбросанные по всей Азии, Африке, южной части Тихого океана и Северной Америке. На заре XX века Британская империя занимала около тринадцати миллионов квадратных километров суши, что составляет около четверти всей территории нашей планеты. Подданными британской короны являлась примерно четверть всего населения Земли, и она считалась крупнейшей и наиболее развитой империей в истории человечества. Тем не менее ее сила была основана на классической геополитической модели завоевания новых территорий для получения доступа к важным ресурсам и создания новых рынков для реализации своих товаров.

Первый фактор, который отличает Соединенные Штаты от Великобритании, состоит в том, что США располагались на географически объединенной территории, богатой всеми требуемыми для развития природными ресурсами. К 1880-м годам страна уже имела почти все необходимое, чтобы прокормить, одеть и обеспечить жильем свое население, и начала процесс коммерческого объединения Восточного и Западного побережий. В результате, когда в конце девятнадцатого века американская нация начала набирать глобальный экономический вес, она была не слишком заинтересована в собирании коллекции заморских колоний. США пользовались плодами своей самодостаточности вплоть до середины XX века, когда нефть превратилась в драгоценный ресурс, который Америка не могла контролировать в необходимой степени.

Вторая особенность, отличающая Соединенные Штаты от их предшественников, состоит в том, что США представляли собой империю, опирающуюся на «частный сектор», на предпринимательский, а не на империалистической инстинкт. И хотя Соединенные Штаты, в конечном счете, все же создали то, что в 1960 году Дуайт Эйзенхауэр метко окрестил «военно-промышленным комплексом», американский народ по своей сути оставался приверженцем создания среды, благоприятной для развития торговли, а не для усиления геополитической власти. Действительно, до Второй мировой войны американская внешняя политика больше походила на изоляционизм, нежели на империализм. Американцы действительно хотели, чтобы их просто оставили в покое. Таким образом, гораздо более военного вторжения в другие страны США были заинтересованы в создании открытых рынков для реализации товаров и услуг, производимых растущими американскими предприятиями.

Даже рассматривая имперские вторжения США на чужие территории, можно заметить, что они, как правило, осуществлялись в коммерческих и торговых целях. Взять хотя бы историю с захватом Панамского канала, который был осуществлен в начале XX века под руководством президента Теодора Рузвельта. В середине девятнадцатого века, когда впервые возникла идея строительства канала, который позволил бы судам переходить из Атлантического океана в Тихий, не совершая при этом долгий путь вокруг всей Южной Америки, территория, наиболее подходящая для строительства нового морского пути, принадлежала Колумбии. Франция, которая имела успешный опыт строительства Суэцкого канала в Египте, в 1880 году первой предприняла попытку реализации этой идеи на панамской территории. Однако после девяти лет проведения работ французы были вынуждены отказаться от своих планов. Рузвельт решил идти до конца. Для экономических интересов США наличие такого морского пути было очень важно, особенно с учетом потребности зарождающихся нефтяных компаний в быстрой транспортировке нефти из Калифорнии на Восточное побережье. В этой связи решительность предполагаемых мер полностью оправдана.

Сначала Рузвельт попытался купить у колумбийского правительства необходимый для строительства канала участок земли. Но сделка сорвалась. Тогда он послал к перешейку военный корабль с десантом морских пехотинцев. Их задача состояла в том, чтобы оказать военную помощь панамским мятежникам, которые хотели избавиться от колумбийского господства над этой территорией и создать собственное независимое государство. За несколько месяцев американские и панамские бойцы вынудили Колумбию предоставить области независимость. Затем Рузвельт и новое панамское правительство быстро подписали 99-летний договор аренды, согласно которому Соединенные Штаты получили доступ к земельному участку длиной в пятьдесят и шириной в десять миль, пригодный, чтобы американские инженеры смогли начать на нем строительство канала. Это яркий пример того, каким образом американская экономическая дипломатия решала проблемы в период, предшествовавший Второй мировой войне.

После окончания войны экономические условия во всем мире изменились. Европа лежала в руинах, и Соединенные Штаты, которые к тому времени стали наиболее богатой страной мира, могли себе позволить помочь ее восстановлению, реализовав план Маршалла стоимостью 12,4 млрд долл. Послевоенные программы помощи разным странам обеспечили Соединенным Штатам дипломатическую геополитическую поддержку в новом конфликте с политическим и идеологическим противником – коммунистической империей Советского Союза. Холодная война резко изменила экономическую составляющую военных стратегий, в основном из-за того, что старые приемы перестали работать. Советский блок не нуждался в тесных торговых отношениях с Западом, если речь не шла о получении доступа к прогрессивным технологиям. Таким образом, классические экономические приемы ведения войны, такие как организация блокад и установление эмбарго, больше не приносили успеха. Вместо прямого ожесточенного вооруженного столкновения двух главных противников, боевые действия велись в рамках локальных конфликтов в таких странах, как Корея и Вьетнам.

Послевоенный период сопровождался расцветом американских корпораций, которые, продавая свою продукцию в разных странах, неофициально выступали в роли американских послов, способствуя распространению свободной рыночной экономики по всему миру. Солдатами США в холодной войне были всемирно известные бренды, такие как Coca-Cola и Disney. Кроме того, американские финансисты начали громко проповедовать идеи приращения капитала за счет инвестиций на финансовых рынках, демонстрируя миру, как с помощью Уолл-стрит можно получать доходность на вложенные денежные средства, вместо того чтобы просто хранить их или тратить. Наши крупные международные банки – Chase Manhattan и Citicorp, JP Morgan и Goldman Sachs – обеспечивали глобальную экономику ликвидностью. В совокупности все эти частные интересы способствовали преобразованию большей части планеты в пользу принятия, в той или иной форме, американского образа жизни и идеологии свободного рынка.

К тому времени, когда в 1991 году Советский Союз официально распался, Соединенные Штаты стали мировым лидером и способствовали поддержанию глобальной стабильности на новом уровне. Как объяснил в 2008 году журналист и эксперт в области внешней политики Фарид Закария в своей статье для Newsweek: «С конца 1980-х годов мир движется к крайней степени политической стабильности. С окончанием холодной войны начался период, который не сопровождался военным соперничеством между великими мировыми державами, что было практически беспрецедентным случаем в современной истории. Это означало затухание большинства вооруженных конфликтов, гражданских войн, восстаний и партизанских действий, которые усеивали пейзаж холодной войны. Даже с учетом продолжавшихся кровопролитий в таких странах, как Ирак, Афганистан и Сомали, число людей, погибающих в результате политического насилия любого рода, в течение последних трех десятилетий резко сократилось».

Между тем, Соединенные Штаты продолжали осваиваться в роли единственной экономической сверхдержавы планеты. В США находится завидное количество крупных корпораций, производящих широкий спектр продукции и предоставляющих разнообразные услуги, которые пользуются большим спросом по всему миру. Кроме того, американские компании могли с легкостью найти на внутреннем финансовом рынке деньги, необходимые для дальнейшего развития. Неудивительно, что многие развитые страны пытались повторить экономический успех США и реструктуризировать свои экономики и финансовые рынки в стиле Уолл-стрит. В частности, Япония восстала из пепла Второй мировой войны, чтобы ее экономика стала второй по величине в мире, в значительной степени за счет того, что ей удалось перенять американские стратегии. Но на этом список подражателей не заканчивается. Финансовая глобализация, получившая сильнейший толчок к развитию после падения Советского Союза, вывела мировую экономику на невиданные ранее уровни роста и процветания. Как отмечал все тот же Закария: «За последние четверть века мировая экономика удваивалась каждые 10 лет, начав с 31 трлн долл. в 1999 году и достигнув 62 трлн долл. в 2008 году. Рецессии стали менее глубокими, чем когда-либо прежде, их средняя продолжительность сократилась с двух лет до восьми месяцев. Более 400 миллионов жителей Азии смогли вырваться из тисков нищеты. В период между 2003 и 2007 гг. средний доход, приходящийся на одного жителя планеты, увеличивался максимально быстрыми темпами (3,1 процента), что стало рекордным показателем за всю человеческую историю».

Конечно, в этот период радикального экономического роста Соединенные Штаты продолжали расширять свои финансовые достижения. Вскоре доллар заменил золото в качестве наиболее надежного финансового инструмента в глазах международных инвесторов. В результате в обращении за пределами США оказалось даже большее количество долларов, чем на родине этой национальной валюты. И к началу 1990-х годов большинство развитых стран мира приняли американскую модель рынка капитала в качестве основной для своих экономических систем.

Во многих отношениях мы сейчас живем в таком глобальном, экономически свободном капиталистическом обществе, о котором всегда мечтали банкиры и финансисты. Сегодня все большее число стран позволяют своим компаниям выходить на американский финансовый рынок и создают свои собственные рынки капитала для финансирования развития своей экономики. Мировые финансовые потоки намного превосходят объемы торговли реальными товарами. В 2007 году общий объем мирового импорта и экспорта товаров составил в годовом исчислении 25 трлн долл. При этом оборот крупнейшего в мире валютного рынка составлял 3 трлн долл. в день. И эта цифра даже не включает оценку денежных потоков, проходящих через рынки инвестиционного капитала, на которых ведется торговля акциями, облигациями, паями инвестиционных и хеджевых фондов и так далее. Иными словами, созданные в американском стиле рынки капитала завоевали весь мир.

К сожалению, такое развитие событий сопровождалось уникальным набором последствий, которые никто не был не в состоянии предвидеть. Наличие сложных и тесных взаимосвязей финансовых рынков вело к тому, что одной небольшой искры, возникшей в каком-нибудь относительно далеком уголке земного шара, могло хватить для неожиданного всемирного пожара. Именно поэтому наличие доступа к большому количеству капитала стало определяющим фактором для поддержания стабильности экономики, особенно в трудные для нее времена. Чем богаче страна, тем лучше она справляется с финансовыми кризисами, количество которых, как мы видим, растет с расширением глобальной рыночной экономики. Если раньше мы в большей степени волновались по поводу состояния здоровья экономик ведущих стран, поскольку от этого зависело самочувствие финансовых рынков, то после краха, случившегося в 2007–2008 гг., нас уже больше заботит состояние финансовых рынков, нерешенные проблемы которых, как оказалось, могут нанести серьезный вред всей экономике. Мир перевернулся, правила игры поменялись навсегда. Рынки капитала вступили в свои права.

Почему XXI век начался в 1995 году

Чтобы понять, как образовавшиеся в глобальной финансовой системе новые взаимосвязи способствуют быстрому распространению экономических кризисов по всей планете и каким образом наличие значительных запасов ликвидности позволяет противодействовать распространению инфекции, необходимо вернуться в 1995 год и внимательно изучить реакцию США на девальвацию мексиканского песо. Бывший министр финансов США, Роберт Рубин, призывал считать первой реальной финансовой катастрофой XXI века так называемый текиловый кризис. Свое мнение Рубин аргументировал тем, что фиаско, последовавшее за решением Мексики девальвировать песо, послужило ярким примером опасностей, связанных с произошедшей в XXI веке эволюцией глобальной финансовой системы.

В начале 1990-х годов мексиканская экономика выглядела стабильной и растущей. В государственном и частном секторе создавались новые рабочие места. Глобальные инвесторы, специализировавшиеся на развивающихся рынках, охотно направляли в эту страну свои капиталы, рассчитывая неплохо на этом заработать. И если раньше государственная казна была почти пуста, то теперь в ней имелся беспрецедентный для этой страны валютный запас. В конце 1993 года валютные резервы Мексики составляли 25 млрд долл., тогда как в 1989 году аналогичный показатель был равен лишь 6 млрд долл. С точки зрения участников мировых финансовых рынков, Мексика явно находилась на подъеме.

Но в начале 1994 года ситуация изменилась кардинально. Во-первых, в январе мексиканское правительство столкнулось с необходимостью подавления кровавого вооруженного мятежа сапатистов[3] в бедном аграрном штате Чьапас на границе с Гватемалой. Затем в марте был убит Луис Дональдо Колосио, очень популярный кандидат в президенты от правящей Революционной партии и наиболее вероятный победитель намеченных на август очередных выборов на пост главы государства. Новым кандидатом стал малоизвестный за пределами своей страны Эрнесто Зедилльо. Но на этом неприятности не закончились. В июне в Мехико был похищен пятидесятилетний мексиканский банковский магнат, миллиардер Альфредо Харп Хелу, который провел в бандитском плену более трех месяцев. За его освобождение семье пришлось заплатить 30 млн долларов. Затем в сентябре, всего через месяц после победы Зедилльо на президентских выборах, у входа в штаб-квартиру Революционной партии был расстрелян генеральный секретарь партии, бывший заместитель генерального прокурора Жозе Франциско Руиз Масье.

Естественно, что все эти печальные события дестабилизировали обстановку в стране и привели к увеличению рисков для иностранных инвестиций в мексиканскую экономику. Для страны это имело катастрофические последствия. Курс песо упал, а мексиканские процентные ставки взлетели. Для поддержки национальной валюты мексиканское правительство решило прибегнуть к использованию валютных резервов. С февраля по декабрь 1994 года валютные запасы Мексики сократились с 30 млрд долл. до менее чем 6 млрд. Кроме того, Мексика задолжала 23 млрд долл. по тесобонам, номинированным в долларах краткосрочным долговым обязательствам, которые правительство продавало, чтобы получить быстрый доступ к капиталу. К концу осени 1994 года ситуация ухудшилась настолько, что финансовые рынки делали теперь ставки на то, что экономика Мексики рухнет окончательно.

В декабре руководство страны приняло решение девальвировать песо на пятнадцать процентов, с тем, чтобы приблизить курс национальной валюты к финансовым реалиям. Стоимость песо исторически имела «гибкую привязку» к доллару США. В 1993 году обменный курс был установлен на уровне около тридцати американских центов за песо. В 1994 году Мексике пришлось потратить на поддержание этого курса около 15 млрд долл. Дальше так продолжаться не могло, и мексиканские власти пошли на снижение обменного курса до двадцати пяти центов за песо. Но это не помогло. Уже через несколько дней все финансовые поддержки были сметены, и курс песо оказался в состоянии свободного падения. Мексиканские чиновники утратили контроль над своей национальной валютой.

Не видя другого выхода, 22 декабря мексиканское правительство решило перейти к плавающему курсу песо по отношению к мировым валютам. Почти сразу же мексиканская национальная валюта значительно обесценилась, а процентные ставки взлетели до космических уровней. К концу декабря песо стоил на тридцать пять процентов меньше, чем в начале месяца, а в январе его курс упал до менее чем семнадцати центов – значение, невиданное с 1980 года. Ситуация усугублялась еще и тем, что мексиканское правительство потеряло возможность занимать деньги, даже выпуская облигации с двадцатипроцентной доходностью, поскольку кредиторы считали подобные вложения безвозвратными.

Между тем, опасения инвесторов нашли масштабное отражение далеко за пределами Мексики. Мировые рынки капитала залихорадило. Инвестиции в развивающиеся рынки, как латиноамериканских стран, Бразилии и Аргентины, так и более отдаленных и, казалось бы никак не связанных между собой государств, таких как Чешская Республика и Таиланд, прекратились за одну ночь. В прошлом возникшие в Мексике проблемы можно было бы рассматривать как локальные и отражающиеся лишь на курсе малораспространенной в мире валюты. Но теперь, когда мировые финансовые рынки стали настолько взаимосвязанными, трейдеры, работающие на валютном и долговом рынке, увидели в слабости мексиканской экономики зловещий знак грядущих неприятностей в других частях мира.

Случившийся в Мексике экономический крах поставил перед глобальными инвесторами важный вопрос о том, как это отразится на северном соседе пострадавшей страны, т. е. на Соединенных Штатах? Поскольку мировая экономика была очень сильно завязана на США, экономисты и финансовые эксперты строили ужасные предположения: смертельный вирус, возникший в результате краха песо, сможет пересечь Рио-Гранде[4] и уже оттуда распространиться по всему миру. К счастью, Роберт Рубин, вновь назначенный министр финансов США, вовремя заметил опасность и понял: единственно правильный для Америки выбор – вмешаться в ситуацию и остановить кризис песо до того, как он достигнет границы Соединенных Штатов.

Для реализации этого плана Рубину сначала пришлось убедить тогдашнего президента США Билла Клинтона в необходимости оказать Мексике весьма дорогостоящую финансовую помощь. Рубин указывал, что без внешней финансовой поддержки мексиканская экономика вскоре рухнет, и это будет иметь страшные последствия для Соединенных Штатов. Почему? Мексика была третьим по величине торговым партнером США. Это означало, что крах экономики этой страны больно ударит по американским предприятиям и приведет к сокращению сотни тысяч рабочих мест. Кроме того, разрастающийся кризис наносил вред глобальным инвестициям в развивающиеся рынки всего мира. И это притом, что примерно сорок процентов американского экспорта направлялось именно в развивающиеся страны. Поэтому мексиканские проблемы как таили в себе непосредственную угрозу для американского бизнеса, так и обещали опосредованные негативные последствия для остального мира. Согласно выводам исследования, проведенного Федеральной Резервной системой, в худшем случае экономическая катастрофа в Мексике могла привести к ежегодному снижению показателя роста валового внутреннего продукта США на целый процентный пункт.

Независимо от убедительности доводов Рубина, нельзя было обойти вниманием и огромную стоимость реализации его плана. Пакет финансовой помощи Мексике оценивался в 40 млрд долл., из которых около 20 млрд долл. должны были выделить Соединенные Штаты. Возможно, сегодня эта сумма не кажется огромной, но, для сравнения, в 1994 году США потратили на все свои глобальные разведывательные программы 28 млрд долл. Весь бюджет Департамента образования составлял тогда 29 млрд долл. И на фоне этого Клинтону говорят, что примерно такую же сумму следует направить в другую страну, обосновывая необходимость такого шага связью судьбы американской экономики со слабостью мексиканского песо. Для президента и его советников такая идея казалась безумной.

И все же Рубину удалось добиться того, чтобы Клинтон понял всю серьезность возникшей проблемы. Переступив через Конгресс, президент своей властью распорядился выделить Мексике чрезвычайную помощь в размере 20 млрд долл. в виде кредитных гарантий. Международный валютный фонд (МВФ), в свою очередь, предоставил почти 18 млрд долл., что стало рекордным по объему траншем за всю пятидесятилетнюю историю этой организации. Еще 1 млрд долл. выделила Канада. Таким почти чудесным образом удалось собрать необходимые денежные ресурсы для проведения финансовой спасательной операции. Хотя мексиканская экономика в 1995 году погрузилась в жестокую рецессию, приток капитала позволил стране уже через несколько месяцев вернуться на финансовые рынки, восстановить внутреннюю ликвидность и обуздать долговой кризис. В период с июня 1995 года по март 1996 года Мексике удалось привлечь около 8 млрд долларов от продажи своих государственных облигаций. Мексиканская экономика вновь начала расти.

Экономисты и политики извлекли из «текилового кризиса» множество полезных уроков. Для любой страны, имеющей растущую экономику и стремящейся к расширению своего геополитического влияния, в частности, для таких стран, как Китай, Россия и государства Персидского залива, вывод из случившегося был очевиден: ликвидность правит миром. Соединенные Штаты, которые на тот момент находились в более выгодной ситуации, использовали свои финансовые мускулы для того, чтобы справиться с кризисом в соседней стране в целях защиты собственных экономических интересов. Миру повезло в том, что США имели достаточное количество ликвидности и влияния в МВФ, чтобы не допустить реальной катастрофы. Таким образом, капитал, или, точнее говоря, доступ к капиталу, стал мощным оружием, пришедшим, в конечном счете, на смену военной мощи.

Безусловно, для развивающихся стран с растущей экономикой одним делом было собрать огромные объемы валютных активов, и совсем другим – успешно разместить собранный капитал на глобальных финансовых рынках. Таким образом, на заре XXI века главная задача богатых стран теневого рынка формулировалась следующим образом: собрать свои валютные резервы и инвестировать их с максимальной пользой для своего населения, а также увеличить свое влияние на правительства нуждающихся в денежных средствах западных стран. Вопрос состоял лишь в том, как добиться поставленных целей, учитывая ограниченность знаний развивающихся стран в области функционирования современных финансовых рынков. Соответственно, они нуждались в том, чтобы кто-то помог им обрести инвестиционный опыт; дать им четкие инструкции по превращению собранной ими груды денег в источник постоянной доходности на вложенный капитал. Все эти миллиарды долларов валютных запасов нуждались в грамотном управлении. Стоит ли говорить, что поиски экспертов, готовых дать новоявленным богачам уроки инвестирования, не заняли много времени.

Глава 2

Как потратить 4 триллиона долларов

Правительства богатых иностранных государств управляют сегодня внушительным количеством капитала, но при этом они довольно плохо знакомы с инвестированием. Многие из управляющих инвестициями правительственных чиновников отдают себе отчет, что им очень далеко до ведущих профессионалов глобальных финансовых рынков. Поэтому богатые участники теневого рынка действуют не самостоятельно, а следят за движениями «умных денег», подражая наиболее успешным стратегиям управления, и попутно набираясь необходимого опыта.

На теневом рынке «умные деньги» управляются скрытными менеджерами частных фондов прямых инвестиций и хеджевых фондов, которые считаются самыми проницательными инвесторами в мире. Большинство из этих управляющих работают в Соединенных Штатах и Великобритании. Именно они задают тон для поведения теневого рынка. Поэтому иностранные правительства занялись скупкой значительных долей собственности этих частных инвестиционных компаний. Например:

• За последние несколько лет Китай инвестировал 3 млрд долл. в Blackstone Group и почти миллиард долларов в британскую компанию частных инвестиций, Apax Partners.

• Абу-Даби разместил 1,5 млрд долл. в Carlyle Group и обеспечил себе 40-процентную долю собственности в фонде, которым управляет Apollo Management, инвестиционная компания, возглавляемая бывшим инвестиционным банкиром Drexel Burnham Lambert, Леоном Блэком.

• Сингапур инвестировал 6 млрд долл. в TPG Capital, инвестиционную компанию Fort Worth, Texas, которая ранее называлась Texas Pacific Group и управлялась легендарным инвестором Дэвидом Бондерманом.

• Кувейт инвестировал 750 млн долл. в нью-йоркскую компанию BlackRock, управляющую инвестиционными и хеджевыми фондами. Кувейт также имеет значительные доли собственности в таких ведущих инвестиционных компаниях, как Thomas H. Lee Partners, Oaktree Capital Management и Kohlberg Kravis Roberts & Co. (KKR).

Эти компании прямых инвестиций использовали деньги клиентов для реализации своих инвестиционных стратегий, которые, в упрощенном виде, заключались в поиске недооцененных компаний, оптимизации их бизнеса и дальнейшей прибыльной перепродаже. Вкладывая капитал в такие компании, иностранные правительства, в свою очередь, получали бесценную возможность воспользоваться услугами лучших на планете финансовых умов.

Кроме того, подконтрольные правительствам компании обращались к американским инвестиционным специалистам с целью создания своих собственных инвестиционных фондов. Например, суверенный инвестиционный фонд Китая совместно с Morgan Stanley сформировал фонд прямых инвестиций в размере 2,9 млрд долл., а правительство Шанхая создало совместное предприятие с Blackstone Group для создания фонда с капиталом в 732 млн долл., номинированным исключительно в юанях. Тем временем Банк развития Кореи и KKR достигли договоренности о формировании нового фонда прямых инвестиций, который, согласно информационному бюллетеню AH Assets, должен был скупать активы «нуждающихся в денежной поддержке корейских компаний».

В глобальном масштабе инвестиционные фонды сегодня имеют под своим управлением активы стоимостью примерно 2,5 трлн долл., хеджевые фонды управляют еще 1,7 трлн долл. В сумме это составляет более 4 трлн долл., что, конечно же, говорит о значительном, но все-таки не подавляющем влиянии на теневой рынок. Однако власть этих фондов существенно усиливается тем, что они оказывают прямое влияние на инвестиционные стратегии богатейших стран мира, каждая из которых распоряжается капиталом, измеряющимся в сотнях миллиардов, если не в триллионах долларов. Богатые страны пришли к пониманию, что успешно инвестировать на современных финансовых рынках такие огромные денежные объемы не так-то просто. Принятие чрезмерных рисков может привести к потере всей «заначки». Если же вкладывать капитал слишком консервативно, будут упущены хорошие возможности для получения высокой доходности, которой наслаждаются ваши конкуренты.

Все это определяет условия для работы крупных инвестиционных компаний и хеджевых фондов, обладающих необходимым опытом, столь востребованным со стороны богатых государств. Согласно информации, представленной в докладе чикагской компании Heidricks & Struggles, занимающейся трудоустройством инвестиционных управляющих, все большее число западных специалистов в 2009 году переходили на работу в иностранные фонды национального благосостояния. По оценкам той же компании, эта тенденция будет продолжена и в 2010 году. Китайские финансовые компании занимаются вербовкой сотрудников в Нью-Йорке и других финансовых центрах, нанимая сотни работников, имеющих необходимый инвестиционный опыт. Некоторые суверенные инвестиционные фонды стран Персидского залива требуют от каждого кандидата на вакантные должности наличия опыта работы в западных хеджевых фондах или инвестиционных компаниях.

Еще важнее то, что нанимаемые богатыми государствами управляющие обеспечивают своих новых работодателей современными инвестиционными стратегиями, задавая, таким образом, направления движения теневого рынка.

Чужие деньги

Чтобы понять, почему для фондов национального благосостояния настолько важен доступ к современным инвестиционным стратегиям, давайте разберемся в том, каким образом осуществляются частные (прямые)[5] инвестиции, которые вкладываются в компании не «публичным» образом, через заключение сделок на фондовых биржах, а напрямую, посредством достижения частных договоренностей. Такие вложения включают в себя совершение широкого спектра финансовых действий: от венчурных инвестиций (заключающихся в том, что молодые компании получают необходимую финансовую поддержку от инвесторов, рискующих в надежде на получение высокой прибыли в будущем, когда эти компании крепко встанут на ноги) до так называемого мезонинного, или смешанного, финансирования (смысл которого состоит в том, что устоявшиеся компании ищут краткосрочные ссуды на условиях, более выгодных, чем те, что предлагают им банки). И все же, когда профессионалы Уолл-стрит слышат о частных инвестициях, им в первую очередь приходят на ум «корпоративные поглощения». Этот бизнес являлся настолько прибыльным, что его методы были взяты на вооружение бесчисленным количеством инвестиционных компаний. Во многих случаях термин «частные инвестиции» просто заменил собой распространенное в 1980-х годах понятие «корпоративное поглощение», подразумевающее покупку значительной доли собственности компании за счет внешнего финансирования – процесс, известный под аббревиатурой LBO.

Но, независимо от используемых терминов – LBO, частные или прямые инвестиции – используемая при этом стратегия остается прежней. Сначала партнеры помещают свой капитал в фонд и привлекают туда средства других богатых внешних инвесторов. Затем они занимают деньги у банков и страховых компаний, чтобы нарастить свои финансовые мускулы (покупательную способность). Кредиторы и внешние инвесторы фонда являются его ограниченными партнерами. Собрав достаточную сумму наличных, специалисты в области частных инвестиций начинают поиски объектов для вложений, которые, после проведения необходимых бизнес-улучшений, можно было бы лет через пять перепродать с хорошей прибылью. Конечно, ключом к повышению доходности этих сделок является наличие заемных средств – то, что в финансовом мире принято называть «леверидж», или кредитный рычаг (кредитное плечо). Используя длинный кредитный рычаг, инвестиционная компания с ограниченным количеством собственного капитала получает возможность приобрести крупную корпорацию. При этом размер сделки очень важен для бизнеса частных инвестиций, поскольку крупные вложения имеют гораздо более высокий показатель окупаемости.

По данным Национальной ассоциации венчурных капиталистов, мегасделки, к которым относят поглощения на сумму более чем в 1 млрд долл., за первый год обычно окупаются приблизительно на 23 процента, по сравнению с одиннадцатью процентами для сделок, объем которых составляет менее 250 млн долл. Таким образом, использование длинного кредитного рычага позволяет увеличить доходность инвестиций в несколько раз. Это помогает объяснить, почему с 1996 по 2006 гг. средний размер осуществленных в Соединенных Штатах сделок по поглощению увеличился с 516 млн до 1,3 млрд долл. И это без учета данных 2007 года, ставшего рекордным в истории по количеству таких сделок. В мае 2007 года компания Kohlberg Kravis Roberts приобрела за 22 млрд долл. британскую сеть аптек Alliance Boots. Затем, в сентябре 2007 года, KKR заплатил 26 млрд долл. за First Data Corporation – компанию, занимающуюся процессингом по операциям с кредитными карточками. И, наконец, в октябре 2007 года консорциум инвесторов, возглавляемый KKR и TPG Дэвида Бондермана, купил крупнейшую в Техасе энергогенерирующую компанию, TXU Corporation, за 32 млрд долл. Сделка по приобретению TXU стала рекордным в истории корпоративным поглощением, и оставалась таковой в кризисный период 2008–2009 гг. Однако сомнительно, что данный рекорд сумеет устоять в течение длительного периода. Как только на рынок вернется ликвидность, а кредиторы вновь почувствуют вкус к рискам и начнут искать привлекательные объекты для инвестиций, мегасделки, несомненно, возобновятся.

Но даже независимо от размеров совершаемых сделок частные инвестиции представляют собой баснословно выгодный бизнес, поскольку участвующие в нем компании и пальцем не пошевелят до тех пор, пока не убедятся, что их труд будет оплачен (и при этом очень хорошо). Такие компании забирают себе двадцать и более процентов прибыли, полученной с каждой сделки. Эта так называемая плата за успех призвана стимулировать управляющих к достижению как можно более высокой доходности применяемых ими инвестиционных стратегий. В результате ограниченным партнерам фонда достается не более восьмидесяти процентов прибыли. Кроме того, управляющие компании получают со своих клиентов дополнительные комиссионные, от 1,5 до 2,5 процента стоимости активов фонда, для того, чтобы покрыть затраты на управление инвестициями. В целом можно сделать вывод, что управляющие компании работают на очень выгодных для себя условиях.

Но что действительно удивляет, так это то, что даже при столь высокой стоимости услуг фонды частных инвестиций все еще остаются очень выгодными для инвесторов. Ограниченные партнеры этих фондов даже в жестких рыночных условиях могут рассчитывать на получение двузначного дохода на свои вложения. С 1996 по 2006 гг. управляющие фондов частных инвестиций умудрялись стабильно обыгрывать индекс Standard and Poor’s (S&P) 500[6] на 15 и более процентных пунктов. А в 2002 году, который после террористической атаки 11 сентября оказался очень сложным для участников рынка и закончился падением индекса S&P 500 примерно на десять процентов, фонды частных инвестиций в среднем достигли положительной доходности, при этом лучшие 25 процентов фондов сумели показать почти десятипроцентную прибыль. Даже когда глобальные финансовые рынки в конце 2008 и в 2009 гг. находились в состоянии свободного падения, показатели доходности фондов частных инвестиций демонстрировали гораздо лучшую динамику, чем ведущие фондовые индексы.

Это объясняет, почему богатые инвесторы с каждым годом становились все более заинтересованными в услугах компаний, управляющих прямыми инвестициями. В 1996 году американские управляющие компании получили от инвесторов 37,2 млрд долл. К 2006 году объем средств, переданных им в управление, составлял уже 252 млрд долл. и продолжал расти. Другими словами, инвесторов не отпугивают устанавливаемые управляющими высокие размеры комиссионного вознаграждения и платы за успех. Они все равно хотят быть участниками процесса.

Добывая из воздуха по гривеннику, можно однажды собрать миллион

Хеджевые фонды – еще одна важная категория участников инвестиционного рынка, оказывающих серьезное влияние на поведение богатых иностранных правительств на теневом рынке, – отличаются от фондов частных инвестиций тем, что они не интересуются корпоративными поглощениями. Они занимаются тем, что покупают и продают широкий диапазон финансовых инструментов: акции, облигации, производные ценные бумаги, валюты и так далее. В общем и целом, их деятельность – поиск пусть даже самых мизерных ценовых несоответствий на различных финансовых рынках и их использование в своих интересах. Многие трейдеры хеджевых фондов описывают свою работу как «добывание гривенников из воздуха». Их логика состоит в том, что гривенник сам по себе не имеет большой ценности, но если вы в течение долгого времени сможете собрать достаточное количество гривенников, то станете богатым человеком.

Конечно, богатые страны теневого рынка тоже имеют в своем распоряжении значительное количество акций, облигаций, валют и других финансовых инструментов и могут торговать ими на финансовых рынках. Однако они не обладают для этого такими же профессиональными способностями, которыми могут похвастать лучшие трейдеры хеджевых фондов. По этой причине представители стран – участниц теневого рынка активно нуждались в профессиональных торговых рекомендациях и даже начали осуществлять совместные с хеджевыми фондами инвестиции. Например, в июне 2009 года China Investment Corporation (Китайская Инвестиционная Корпорация) решила вложить пятьсот миллионов долларов в хеджевый «фонд фондов», находящийся под управлением ее партнера Blackstone Group. Термин «фонд фондов» означает, что хеджевый фонд Blackstone размещает имеющиеся в его распоряжении деньги в других хеджевых фондах, находящихся под управлением других инвестиционных компаний. Месяц спустя China Investment Corporation сообщила, что наняла Blackstone и Morgan Stanley для осуществления контроля над капиталом, который фонд национального благосостояния Китая инвестирует в ряд международных хеджевых фондов. Таким вот образом представители теневого рынка покупают себе место в мире глобальных финансов.

Несмотря на то, что интерес к хеджевым фондам возник у представителей теневого рынка относительно недавно, сами хеджевые фонды появились не вчера. Первый такой фонд был создан человеком по имени Альфред Уинслоу Джонс, бывшим автором журнала Fortune. В 1949 году Джонс основал инвестиционное партнерство A. W. Jones & Co. Считается, что Джонс опирался на идею, согласно которой он мог «застраховать» свои инвестиции, используя кредитные рычаги для покупки акций и одновременно открывая по тем же самым акциям «короткие позиции». Если цена акций повышалась, Джонс получал прибыль от своей «длинной» позиции[7], усиленной внешним финансированием, если же цена падала, то «короткая» позиция прикрывала его тылы. Использование кредитных рычагов (маржинальное кредитование) и торговля «в шорт» сами по себе считались очень опасными методами. Но в комплексе они позволяли реализовывать вполне консервативную стратегию. Ее применение не сулило золотые горы, но зато защищало инвесторов от серьезных убытков. Исходя из этого, Джонс решил назвать свое инвестиционное партнерство «застрахованным фондом»[8], поскольку при использовании придуманной им стратегии все инвестиции фонда оказывались застрахованными от потерь. Со временем профессиональные финансисты и деловая пресса потеряли последнюю букву в этом названии и стали именовать такие инвестиционные партнерства хеджевыми (hedge) фондами.

Как и многие другие легенды Уолл-стрит, эта версия появления на свет хеджевых фондов предлагает нам красивую, но не вполне достоверную историю. В ней опущен один очень важный момент. В то время как инвестиционные партнерства, возможно, действительно ранее не применяли таких терминов, как «застрахованный», или «хеджевый», стратегии хеджирования инвестиций были известны задолго до того, как Альфред Уинслоу Джонс заинтересовался финансовыми рынками. Настоящим первооткрывателем хедж-стратегий – и, соответственно, истинным создателем первого хеджевого фонда – был не кто иной, как Бенджамин Грэм, учитель и наставник Уоррена Баффета, который широко известен как автор стратегии «стоимостного инвестирования» (или «инвестиций в стоимость»).

Будучи инвестором, Грэм постоянно искал возможности совершения таких сделок, которые он считал безрисковыми. Он понес огромные убытки в период Великой депрессии 1930-х годов и запомнил полученный урок на всю оставшуюся жизнь. Дабы избежать новых потерь, он стал оценивать риски по каждому виду акций, приобретаемых его компанией под названием Graham-Newman. Обычно Грэм занимался тем, что покупал облигации обанкротившихся компаний и одновременно продавал «в шорт» их акции, или наоборот.

Если оставить в стороне используемые торговые стратегии, то можно сказать, что главное отличие хеджевых фондов от других инвестиционных компаний и взаимных фондов состоит в том, что их деятельность на самом деле никогда не регулировалась американской Комиссией по ценным бумагам и биржам. В этом заключается еще одна важная причина их привлекательности в глазах иностранных суверенных инвестиционных фондов. Хеджевые фонды традиционно считаются инвестиционными партнерствами, действующими в интересах исключительно «квалифицированных инвесторов», которые имеют по крайней мере несколько миллионов долларов и опыт инвестирования этих денег на финансовых рынках. Идея состоит в том, что каждый, кто соглашается вложить свои деньги в хеджевый фонд, прекрасно понимает, что делает, и осознает все возможные последствия своего решения. Поскольку рядовые инвесторы под эти критерии не подходили, правительство не видело никакого смысла в жестком регулировании хеджевых фондов.

Управляющие хеджевых фондов долгое время утверждали, что отсутствие регулирования обеспечивает им хорошие возможности для реализации своих инвестиционных стратегий. Однако на самом деле это прежде всего обеспечивало им возможность бесконтрольно устанавливать феноменально высокие ставки собственного вознаграждения. Управляющие хеджевых фондов забирают себе по крайней мере двадцать процентов зарабатываемой прибыли, плюс к этому они собирают со своих клиентов дополнительную комиссионную плату в размере около двух процентов в год от стоимости полных активов фонда. Таким образом, если у вас есть хеджевый фонд с капиталом в 100 млн долл. (что ниже среднего показателя), то, заработав за год на инвестициях десятипроцентную прибыль, вы получаете вознаграждение в размере 4 млн долл. – 2 млн долл. в качестве двадцатипроцентной платы «за успех», плюс 2 млн долл. в виде двухпроцентной комиссии на расходы по управлению активами. При таком раскладе регулируемые взаимные фонды выглядят бедными родственниками, поскольку они собирают со своих пайщиков только комиссионную плату за управление. Однако более высокая оплата услуг управляющих хеджевых фондов отчасти окупается для их клиентов тем, что эти управляющие готовы «рыть землю» в поисках высокоприбыльных сделок, обеспечивая своим инвесторам более высокую доходность.

Помимо отсутствия регулирования, серьезное влияние на развитие бизнеса хеджевых фондов оказали компьютерные технологии. С использованием компьютерных моделей покупать и продавать акции, облигации, сырьевые товары и валюты стало намного быстрее и проще. Затем, начиная с 1980-х годов, трейдеры начали экспериментировать с арбитражными сделками, которые открывали перед ними невиданные доселе возможности использования в своих интересах возникающих на глобальных рынках ценовых несоответствий. Открывшиеся возможности вдохнули новую жизнь в концепцию Бена Грэма о безрисковых сделках. Повсеместное внедрение информационно-коммуникационных технологий привело к тому, что трейдер теперь мог получить от своей компьютерной аналитической системы сообщение о том, что, скажем, тайский бат стоит на бирже в Сингапуре немного дороже, чем в Лондоне. В считаные секунды этот трейдер мог купить тайскую валюту в Лондоне и продать ее в Сингапуре. Конечно, прибыль от продажи каждой отдельной единицы валюты при столь беспроигрышных условиях минимальна. Но с помощью кредитных рычагов или заемного капитала трейдер увеличивает объем арбитражной сделки до такого объема, который позволяет ему «насобирать из воздуха» очень приличное количество «гривенников».

Поскольку торговые стратегии становились все более сложными, в инвестиционных компаниях объявился новый тип трейдера. Торговые залы вдруг заполнили физики и математики с дипломами Гарварда и Массачусетского технологического института (MIT), которые получали огромные зарплаты за осуществление глобального поиска арбитражных возможностей. Хеджевые фонды стали центрами финансовых инноваций, своеобразными машинами по производству прибыли, добывавшими деньги практически из воздуха, не подвергаясь при этом никакому риску.

Однако оказалось, что многие управляющие хеджевых фондов не были настолько умны или проницательны, как этого хотелось бы их клиентам. Действительность оказалась гораздо более суровой, и многие высококлассные управляющие потерпели полный, или, по крайней мере, частичный крах из-за того, что не смогли предвидеть катастрофу, разразившуюся на финансовых рынках в 2008 и 2009 гг. Например, компания Farallon Capital Management из Сан-Франциско, управлявшая хеджевыми фондами с активами в 20 млрд долл., столкнулась с тем, что ее крупнейший фонд потерял в период спада более тридцати процентов стоимости своего инвестиционного портфеля. Крупнейший фонд, находящийся под управлением чикагской компании Citadel Investment Group, с активами в 9 млрд долл., потерял пятьдесят четыре процента своей стоимости. Компания Perry Capital, возглавляемая инвестором и профессором Нью-Йоркского университета Ричардом Перри, в 2008 году впервые понесла убытки: стоимость активов ее самого крупного фонда снизилась на двадцать семь процентов. А легендарный инвестор Джон Меривезер, чья компания Long-Term Capital Management оказалась на грани краха в 1998 году, был вынужден закрыть и свою новую компанию, JWM Partners, после того, как ее флагман, фонд Relative Value Opportunity, потерял в 2008 году сорок два процента своего капитала.

Стоит вспомнить и о Берни Мэдоффе, который ранее был известен в финансовых кругах как один из создателей и маркет-мейкеров биржи NASDAQ. Но, кроме этого, Мэдофф занимался еще и управлением денежными средствами группы своих знакомых, богатых людей и учреждений. На этом поприще Мэдофф прославился своей, казалось, сверхъестественной способностью получать хорошую прибыль как в хорошие, так и в плохие времена. Вскоре все узнали секрет его успеха: он заключался в строительстве огромной финансовой пирамиды. Мэдофф использовал классическую схему Понци – он платил своим уже существующим инвесторам деньгами, которые он получал от новых клиентов. Но, когда в 2008 году ситуация на рынках резко ухудшилась, инвесторы начали в массовом порядке забирать деньги, и жульничество Мэдоффа, наконец, вскрылось. Он был обвинен в мошенничестве и в июне 2009 года приговорен к ста пятидесяти годам тюрьмы. Большая часть его личных активов и авуаров компании были проданы. Его бывшие клиенты до сих пор пытаются вернуть свои деньги.

Разоблачение Мэдоффа имело далеко идущие последствия и стало поворотным моментом в истории глобальных финансов. Но так уж устроены рынки капитала: победители и проигравшие здесь постоянно меняются местами. Если вы посмотрите на долгосрочные отчеты, содержащие оценку эффективности деятельности различных управляющих хеджевых фондов, то увидите, что некоторые из них показывают лучшие результаты, чем другие. Например, на противоположном по отношению к Меривезеру и Мэдоффу конце спектра находятся известные и уважаемые трейдеры хеджевых фондов Джеймс Симонс из Renaissance Technologies и Джон Полсон из Paulson & Co. Пока весь финансовый мир в 2008 году разваливался на части, эти двое процветали. Дело случая? Едва ли. Полсон фактически начал играть против роста американского рынка недвижимости еще в 2005 году, задолго до появления признаков надвигающейся глобальной финансовой катастрофы. Он заметил, что происходит нечто неладное, в то время как его коллеги продолжали полагать, что все идет по плану. В конечном итоге, по результатам 2008 года он лично заработал 2 млрд долл.

Справедливости ради следует отметить, что Полсон достиг такого успеха не без помощи со стороны Уолл-стрит. Как выяснила позже Комиссия по ценным бумагам и биржам, Полсон совместно с Goldman Sachs специально для ведения игры против роста рынка недвижимости разработал очень сложные ипотечные ценные бумаги. Они были представлены в форме синтетических облигаций, обеспеченных долговыми обязательствами. В упрощенном виде обеспеченное долговое обязательство, или CDO, представляет собой ценную бумагу, базовым активом для которой служит пул некоторых кредитных ссуд, например ипотечных. Синтетические CDO похожи на обычные с той разницей, что их стоимость зависит не от судьбы какого-то одного пула ипотечных ссуд, а от стоимости производных бумаг, созданных на основе объединения разных пулов ипотечных ссуд. Говоря математическим языком, синтетические CDO представляют собой вторую производную от обычных CDO.

Согласно выводам Комиссии по ценным бумагам и биржам, ценные бумаги, создаваемые Полсоном и Goldman, были обречены на провал, поскольку были нагружены производными, созданными на основе плохих ипотечных кредитов. Goldman назвал эти новые долговые ценные бумаги Abacus 2007-AC1 и настойчиво продавал их своим клиентам при посредничестве таких компаний, как IKB Deutsche Industriebank AG и ACA Management LLC. При этом Goldman не сообщал своим клиентам, что помогавший создавать эти бумаги Полсон продавал их «в шорт», то есть фактически играл против их покупателей. Синтетические CDO были настолько сложны, что даже лучшие финансовые умы не могли обнаружить заложенную в них бомбу замедленного действия. С помощью Goldman Полсон нашел способ сделать ставку против спекулятивного «пузыря», раздувавшегося на рынке американского недвижимого имущества. Эта ставка принесла ему 1 млрд долл. Goldman тоже не оставался внакладе, получая за свои услуги 15 млн долл., а также возможность заработать, играя против роста американского рынка недвижимости. При этом покупатели Abacus потеряли в общей сложности более миллиарда долларов.

К сожалению для Goldman Sachs, Комиссия по ценным бумагам и биржам посчитала, что торговля бумагами Abacus осуществлялась с нарушением установленных правил. Регуляторы утверждали, что Goldman должен был уведомить клиентов компании о существующих рисках приобретения этих ценных бумаг. 16 апреля 2010 года комиссия обвинила Goldman и его сотрудника Фабриса Турре, отвечавшего за сделки с Abacus, в «мошенничестве, заключавшемся в утаивании от инвесторов важной информации о финансовом продукте, основанном на ипотечных кредитах низкого качества в период, когда рынок недвижимости начал давать сбои». Goldman Sachs, в прошлом один из наиболее уважаемых брендов Уолл-стрит, внезапно попал в число жуликов и был вынужден вести упорную борьбу, чтобы избежать юридического наказания. Полсону же удалось не только «выйти сухим из воды», но и приобрести богатство и опыт. В его адрес даже не было выдвинуто никаких официальных обвинений. Оказалось, что он просто делал свою работу управляющего хеджевого фонда, задача которого состоит в том, чтобы зарабатывать деньги своих клиентов. Полсон оказался в шоколаде, чего не скажешь о сурово наказанном Комиссией по ценным бумагам и биржам Goldman Sachs.

Эта история доказывает, что теневой рынок функционирует по своим собственным правилам. В Соединенных Штатах настырные управляющие хеджевых фондов на протяжении многих десятилетий боролись за сужение рамок финансового регулирования. Их профессионализм в совершении торговых операций, их экономическая дальновидность и проницательность, а также продемонстрированная ими способность добиваться своего, играя на глобальных финансовых рынках, оказались востребованы со стороны самых богатых стран мира. Они сошлись в своих интересах, заключающихся в том, чтобы использовать рынки капитала для получения максимально возможной доходности вложений. Однако представители теневого рынка испытывают недостаток технических торговых средств, которыми обладают их конкуренты с Уолл-стрит, поэтому, когда у богатых стран возникает потребность в пересмотре состава своих финансовых авуаров – прежде всего, при изменении структуры золотовалютных резервов, – они часто прибегают к советам самых искушенных управляющих хеджевых фондов. В свою очередь, управляющие хеджевых фондов, продумывая свои торговые стратегии, вынуждены ориентироваться на то, что именно богатые страны собираются делать со своими финансовыми авуарами.

Яркой иллюстрацией к вышесказанному служит ситуация, сложившаяся на рынке золота в первой половине 2009 года. Как и в других секторах мировой экономики, осенью 2008 года здесь наблюдалось серьезное падение. В ноябре рыночная цена золота достигла своего дна на уровне 715 долл. за унцию. Но затем стало происходить нечто странное: цены на золото развернулись и начали подниматься, несмотря на то, что ситуация в мировой экономике ухудшилась. Удивительным образом к марту 2009 года цена этого драгоценного металла достигла уже 996 долл. за унцию. Иными словами, 40-процентное увеличение было достигнуто всего за четыре месяца. Поколебавшись в течение весны 2009 года, к августу цена золота вернулась на уровень 950 долл., а к сентябрю преодолела отметку в 1000 долл. за унцию и вышла на уровни, невиданные с мая 2008 года.

Почему это произошло? Мы не можем знать наверняка, но, похоже, на рынок золота пришли крупные игроки, которые начали скупать драгоценный металл, используя его в качестве страховки от потенциального краха доллара. В апреле 2009 года Китай сообщил, что его инвестиции в золото росли на протяжении нескольких лет – золотой запас страны увеличился с 2003 года на семьдесят шесть процентов, – и обратился к Международному валютному фонду с просьбой продать 3217 тонн золотых авуаров для дополнительного пополнения китайских резервов. Конечно, мы не знаем точно, когда именно Китай покупал свое золото и сколько он за это заплатил – все покупки проходили в форме частных сделок, на которые не распространяются требования о раскрытии информации. Однако на протяжении всей весны 2009 года рынки будоражили слухи о том, что такие богатые нефтью страны, как Саудовская Аравия, Сингапур и Норвегия, активно переводят свои валютные запасы в золото. «Трудно говорить с уверенностью о том, что именно делают Китай или страны Ближнего Востока, когда речь идет о золоте, поскольку при этом приходится полагаться лишь на их собственные сообщения о размере запасов, – говорит Марк О’Берн, исполнительный директор базирующейся в Дублине инвестиционно-консалтинговой компании GoldCore, являющейся дилером рынка драгоценных металлов. – Но любой, у кого работает хотя бы половина мозга, полагает, что они покупают. Если бы они этого не делали, их можно было бы обвинить в финансовой неграмотности».

В мае 2009 года управляющая компания Paulson and Co. направила в Комиссию по ценным бумагам и биржам уведомление о своих недавних покупках. Согласно этому документу, хеджевые фонды все того же Полсона за предыдущие шесть месяцев сделали существенные инвестиции именно в золото и золотодобывающие компании. В частности, вложения Полсона в Gold Trust, фонд, который на ежедневном основании отслеживает цену золота в слитках, теперь составляли почти тридцать процентов полного инвестиционного портфеля его компании. Это означало, что Полсон сделал огромную ставку на то, что золото вырастет в цене.

Что же произошло на самом деле? Действительно ли все эти страны, независимо друг от друга, вдруг решили вложиться в золото? Или они следовали за Полсоном? Советовались ли они друг с другом и обращались ли за советом к Полсону? Или же тот просто сумел предугадать возникновение международной «золотой лихорадки» и попытался на этом заработать? Несмотря на то, что мы наблюдаем явные доказательства работы теневого рынка, правда состоит в том, что мы действительно не знаем, что именно делают и чем при этом руководствуются его участники. Скорее всего, и впредь не будем знать – до тех пор, пока не столкнемся с последствиями этих действий. Недаром одно из главных правил теневого рынка гласит: громкие сделки должны совершаться в полной тишине.

Молчание – золото

Все игроки теневого рынка – управляющие хеджевых фондов, фонды частных инвестиций, а также супербогатые суверенные инвестиционные фонды – преследуют свои собственные интересы. Одни рассматривают этот рынок как средство для усиления своей геополитической власти. Другие используют его как место, где они могут превратить природные ресурсы в деньги. Третьи ищут здесь исключительно возможности для извлечения спекулятивной прибыли. Но у теневого рынка есть одна особенность, удовлетворяющая интересам сразу всех категорий игроков: проводимые на нем операции можно сохранить в абсолютной тайне.

Здесь можно провести аналогию с игрой в покер. Если бы вы участвовали в такой игре, разве вы захотели бы, чтобы соперники знали, какие карты у вас на руках? Но в связи с ростом степени взаимозависимости финансовых рынков знать, пусть даже в общих чертах, намерения каждой из участвующих в игре сторон необходимо. Хотя бы по той простой причине, что все мы заинтересованы в предотвращении очередной глобальной финансовой катастрофы. Однако Соединенные Штаты и другие западные страны не могут вот так запросто попросить доминирующие на теневом рынке государства раскрыть свои финансовые карты на том основании, что это позволит обеспечить миру инвестиционную прозрачность. Весьма сомнительно, что такая просьба будет воспринята с пониманием и приведет к нужному результату.

На самом деле в октябре 2007 года Международный валютный фонд предпринял попытку разработать и внедрить своеобразный кодекс поведения для суверенных инвестиционных фондов, которые в то время были заняты скупкой долей собственности в ведущих западных компаниях. МВФ исходил из того, что резкое увеличение количества международных поглощений основывается на слабости финансового регулирования. Поскольку многие из сделок финансировались за счет средств, находящихся в распоряжении правительств зарубежных стран, для них не существовало единых требований по раскрытию информации. Поэтому во многих случаях ни сами компании, становившиеся объектами инвестиций, ни власти тех стран, под чьей юрисдикцией находились эти компании, не могли знать об истинных намерениях своих новых международных инвесторов. Это вызывало особую геополитическую озабоченность, поскольку проведенные независимые исследования показывали: некоторые из наименее прозрачных инвестиционных фондов принадлежали недавно разбогатевшим странам, таким как Китай, Россия и Саудовская Аравия, имевшим сложные политические отношения с государствами, на территории которых располагались объекты их инвестиций. В то же время наиболее прозрачные фонды действовали в интересах исторически более лояльных государств – Норвегии, Сингапура и Японии.

Таким образом, Международный валютный фонд обращался к богатым странам мира с просьбой объединиться и добровольно установить ряд общих для всех международных инвесторов правил раскрытия информации о совершаемых сделках. Как вы легко могли бы догадаться, это предложение было отвергнуто. Китай, Россия и Саудовская Аравия предпочитают держать свои инвестиции в тайне, и потому они сделали все от них зависящее, чтобы похоронить эту инициативу. Переговоры зашли в тупик, в частности, при формулировке таких определений, как «прозрачность» и «политические мотивы». Лоу Цзивэй, руководитель Китайской инвестиционной корпорации, владеющей активами стоимостью более 200 млрд долл., высказался по этому поводу следующим образом: «Никакого согласия не могло быть достигнуто по той простой причине, что никто не хотел ставить себя в проигрышную позицию». В сущности, Китай задавал остальной части мира резонный вопрос: «Кто вы такие, чтобы диктовать нам свои условия?». В итоге никакого глобального соглашения по поводу раскрытия информации об осуществляемых инвестициях так и не было достигнуто. Участники теневого рынка успешно противостояли любым попыткам пролить свет на их операции.

Это объясняет, почему настолько трудно собрать воедино интересы всех основных участников глобальной экономики и выработать общие решения, направленные на предотвращение финансовых кризисов. В отсутствие экономического лидера, в роли которого еще совсем недавно выступали Соединенные Штаты, или обладающего реальной властью международного финансового регулятора, своевременно реагировать на действия новоявленных богачей становится практически невозможно, не говоря уже о том, что многие из этих действий происходят за закрытыми дверями.

Однако американцам грех жаловаться. В конце концов, речь идет о тех же самых правилах, которые они установили для собственных финансовых рынков. Остальной мир лишь следует их примеру. Да, Китай, Россия, Саудовская Аравия и некоторые другие богатые страны делают все возможное для того, чтобы скрыть свои инвестиции от любопытных глаз глобального финансового сообщества. Но ведь соблюдение секретности является главным принципом и для представителей высшего эшелона американского финансового сектора. Получается, что американские крупные инвесторы ценят открытость ничуть не больше, чем их новоявленные зарубежные коллеги.

Например, даже крупные инвестиционные компании, занимавшиеся публичными размещениями акций, такие как Blackstone Group и KKR, с помощью ловкости рук добивались возможности сохранить от публики свои тайны. В случаях с публичными размещениями, также известными как IPO, вся процедура проходит под жестким контролем Комиссии по ценным бумагам и биржам. Однако в случае частного размещения акций Комиссия получит в свое распоряжение лишь ту информацию, которую инвестиционная компания сочтет нужным обнародовать. Поэтому руководители Blackstone и KKR, фактически, делили свой бизнес на две части. Одна часть компании занималась публичными размещениями и другими бизнес-операциями, получая при этом двухпроцентные комиссионные от стоимости находящихся под их управлением активов. А вторая часть занималась частными сделками и инвестициями, забирая себе примерно двадцать процентов от зарабатываемой прибыли. Это позволяло им убивать сразу двух зайцев. Они могли привлекать деньги на рынках капитала и получать стабильный доход от проведения публичных размещений акций, но при этом по-прежнему сохранять в строжайшей тайне свои частные торговые сделки и инвестиции.

На протяжении долгого времени это вполне устраивало состоятельных американских инвесторов. Участники нашей финансовой системы всегда стремились к минимизации контроля со стороны регулирующих органов. В 2008 и 2009 гг., когда Конгресс озаботился ужесточением правил для хеджевых фондов, Ассоциация фондовых управляющих – главный вашингтонский лоббист интересов этой группы – выделила 17 млн долл. в виде пожертвований политическим деятелям, имеющим влияние на финансовое сообщество, и еще 15 млн долл. на лоббирование своих интересов на Капитолийском холме[9]. Учитывая, что эти суммы вчетверо превышали пожертвования предыдущих лет, становится ясно, что возможность ужесточения регулирования их деятельности серьезно обеспокоила управляющих хеджевых фондов.

Играем по правилам. Каждый по своим

В последние несколько десятилетий состоятельные американские инвесторы и крупные финансовые учреждения для сохранения в секрете своих операций активно пользовались лазейкой, содержащейся в так называемом Правиле 144А о ценных бумагах и биржевых операциях. Принятое в 1990 году, это правило регулировало частные сделки квалифицированных институциональных инвесторов, к которым относились те, кто совершал биржевые операции на сумму, превышающую 100 млн долл. Согласно Правилу 144A, квалифицированные участники рынка могут, с некоторыми ограничениями, осуществлять двусторонние сделки. Это означает, что крупные компании могут продавать акции и облигации без регистрации этих сделок в Комиссии по ценным бумагам и биржам. Таким образом, богатые иностранные инвесторы тоже могут покупать и продавать ценные бумаги без уведомления американских правительственных органов. Американский закон не запрещает иностранным инвесторам и фондам заключать друг с другом сделки без присмотра со стороны Комиссии по ценным бумагам и биржам.

Сама идея Правила 144A состоит в том, чтобы ограничить внимание регуляторов к сделкам сверхбогатых инвесторов. Не удивительно, что этим активно пользовались все заинтересованные лица. Это правило послужило очень эффективным подспорьем для привлечения в США капиталов теневого рынка. Ежегодно, начиная с 2006 года, объем денежных средств, привлеченных на условиях выполнения Правила 144A, превышал объем средств, собранных в рамках проведения IPO. Это объясняет, почему в Америке – с ее огромными взаимными и пенсионными фондами и значительным числом прочих участников рынка – только 30 процентов объема всех сделок с ценными бумагами приходится на индивидуальных инвесторов. Если рассматривать ситуацию в глобальном масштабе, становится ясно, что инвестирование стало игрой для членов элитного клуба, вступить в который могут позволить себе лишь очень немногие. Рядовым инвесторам, таким как мы с вами, места за этим столом не найдется. Зато нет никаких сомнений в том, что почетными членами этого клуба являются богатые представители теневого рынка.

Глава 3

Земля гигантов

17 июня 2009 года представители Бразилии, России, Индии и Китая – стран, претендующих на получение статуса новых мировых лидеров, – впервые собрались на проходившую в Уральском регионе России четырехчасовую конференцию, чтобы объявить о своей экономической независимости от Соединенных Штатов и европейских стран, которые долгое время занимали доминирующие позиции в глобальной финансовой системе. Эту конференцию можно считать первой встречей группы БРИК (аббревиатура образована из первых букв названий стран-участниц) на высшем уровне.

В совместном пресс-релизе, опубликованном по окончании этой встречи, ее участники обозначили свои цели: «Мы выступаем приверженцами реформы международных финансовых институтов, с тем, чтобы отразить изменения, произошедшие в мировой экономике». Эта дипломатичная формулировка не могла замаскировать серьезные амбиции. В конце концов, речь идет о четырех государствах, которые, как ожидается, в последующие годы займут главенствующее положение в мировой экономике. Исследование, проведенное в декабре 2008 года консалтинговой фирмой Ernst & Young, показало, что на страны БРИК к 2020 году будет приходиться сорок процентов мирового экономического роста, в то время как Соединенные Штаты, вероятно, будут довольствоваться четырнадцатью процентами вместо двадцати двух, которые они имели в 1990-х годах. Это недвусмысленно указывает, что рост экономики стран БРИК приведет к «тектоническому сдвигу на глобальном рынке капитала».

Однако БРИК представляет собой скорее символический, нежели реальный международный союз, такой как, например, НАТО. Политические интересы четверки стран в значительной степени расходятся, а их экономические системы не имеют тесных взаимосвязей. Эксперты в области международной политики сомневаются, что эта группа сумеет занять согласованные сильные позиции. Таким образом, состоявшаяся встреча лидеров стран БРИК должна была стать напоминанием миру о том, что мнение этих стран с быстро растущими экономиками все еще не получило должного восприятия в глобальном мире, а также указанием на то, что они хотели бы изменить ситуацию.

«Корпоративному сектору и правительствам развитых стран придется набраться мужества и признать тот факт, что в ближайшие годы нас ожидает еще большее изменение баланса экономических сил», – сказал председатель Ernst & Young Марк Отти, представляя результаты проведенного его компанией исследования.

Указанное Отти изменение баланса, конечно, связано с ростом теневого рынка. Поставщики ликвидности на рынок капитала меняются. На протяжении жизни нескольких поколений в роли такого поставщика выступали Соединенные Штаты, представлявшие самую мощную экономику мира. Американские корпорации производили продукцию, которая пользовалась высоким спросом по всему земному шару, и компании всего мира, со всех континентов стремились выйти со своими товарами на ненасытный американский рынок. Это обеспечивало американской экономике возможность создания огромного капитала, который затем использовался корпорациями и потребителями для повторения цикла. Но сегодня американская экономика и американский потребитель утратили былые возможности. В результате производством глобальной ликвидности занялись другие. И это, прежде всего, страны БРИК.

Джим О’Нейлл, работающий в Лондоне экономист Goldman Sachs, который в 2001 году придумал термин «БРИК», считает, что мир ощутил только первые признаки колоссальных экономических преобразований, вызванных усилением развивающихся стран. Согласно его расчетам, китайская экономика догонит американскую к 2027 году. К тому же в ближайшие двадцать лет, согласно его предсказаниям, экономические системы стран БРИК обгонят сильные экономики большинства стран «Большой семерки» – группы наиболее развитых стран мира, в которую входят: Канада, Франция, Германия, Италия, Япония, Великобритания и Соединенные Штаты.

По мнению О’Нейлла, этот тренд будет только усиливаться. «Страны БРИК выходят из финансового кризиса победителями, – говорит он. – Они уже достигли того уровня, к которому, по нашим ожиданиям, они должны были подойти только к 2015 году. Кризис фактически придал развитию экономической истории дополнительный импульс, поскольку эти страны поняли, что больше не могут полагаться на США. Все эти страны – хотя Россия в меньшей степени – осознали, что их экономический рост зависит от их собственного спроса. Спрос вызывает экономический рост, люди начинают верить, что жизнь улучшается, и это становится самосбывающимся пророчеством. Это то, что происходит сейчас».

О’Нейлл утверждает, что усиление БРИК должно привести к изменению глобального дипломатического пейзажа. И, похоже, мировые лидеры согласны с этим мнением. В течение многих десятилетий миссия решения мировых экономических проблем возлагалась на «Большую семерку», а затем – с присоединением к ней России – на «Большую восьмерку». Но все изменилось в сентябре 2009 года, когда главы крупнейших экономик мира объявили о том, что отныне решением проблем глобальной экономики будет заниматься «Большая двадцатка», состоящая из девятнадцати индустриально развитых и развивающихся стран плюс Европейский Союз. Это неожиданное для многих решение стало серьезным подтверждением происходящих в мировой экономике тектонических сдвигов. Или, как было сказано в заявлении Белого дома о достижении новой договоренности: «Драматические изменения в мировой экономике не всегда находили свое отражение в глобальной архитектуре экономического сотрудничества». Воистину.

Чтобы вы могли получить более полное представление о том, насколько увеличилась финансовая мощь стран, входящих в группу БРИК, заметим, что в июле 2010 года, когда Европа и Соединенные Штаты все еще пытались разобраться в экономических последствиях финансового краха Греции, в Китае состоялось первичное публичное размещение акций Сельскохозяйственного банка Китая, в рамках которого удалось привлечь более 22 млрд долл., что сделало это IPO крупнейшим в истории. Аналогичные события имели место в 2009 году, когда в самый разгар американского финансового кризиса крупнейшие мировые IPO того года провели Китайская государственная строительно-инжиниринговая корпорация, сумевшая собрать 7,3 млрд долл., и бразильская компания VisaNet, которая привлекла 4,3 млрд долл. Результаты проведения первичных публичных размещений представляют собой интересный показатель оценки экономического роста, поскольку он позволяет проследить, какие страны или регионы являются источниками спроса на размещаемые активы. Проанализировав данные о результатах первичных размещений за несколько последних лет, можно прийти к выводу: источником инвестиционного спроса на самом деле являлись развивающиеся страны группы БРИК, а вовсе не западные финансовые учреждения.

Помимо проведения успешных IPO, следует отметить и тот факт, что в кризисный период сильный рост демонстрировали и фондовые рынки стран группы БРИК. За первую половину 2009 года китайский индекс Shanghai Composite взлетел на восемьдесят пять процентов, индекс Bovespa (Бразилия) вырос на семьдесят семь процентов, индийский Sensex поднялся на шестьдесят один процент, а российский индекс RTS – на шестьдесят. Тем временем американский индекс Standard & Poor’s 500 вырос на 8,4 процента, а японский Nikkei – только на 7,5. Усиление экономик группы БРИК не осталось незамеченным в остальной части мира. Например, в мае 2010 года инвестиционная компания, находящаяся под управлением правительства Катара, в спешном порядке сформировала два фонда с суммарным капиталом в 1 млрд долл. для инвестиций исключительно в Бразилию и Россию. Тем временем Индия создала фонд развития инфраструктуры в размере 11 млрд долл., из которых примерно 4,5 млрд долл. должны были поступить от иностранных инвесторов. А богатая нефтью Венесуэла предложила Индии принять участие в создании фонда благосостояния в размере 100 млрд долл., который находился бы в совместной собственности обеих стран.

Для западных держав наиболее важным фактом является то, что, согласно экономическим прогнозам, все происходящее нельзя рассматривать как временное явление. Речь идет даже не о том прогнозе Всемирного банка, согласно которому развивающиеся экономики вырастут на 1,2 процента в 2009 году и на 4,4 процента в 2010 году, тогда как экономики стран, отличающихся «высоким уровнем дохода», после падения на 4,2 процента в 2009 году вырастут в 2010 году лишь на 1,3 процента. Экономисты и политики полагают, что усиление позиций развивающихся стран на мировом рынке будет иметь долговременный, если не постоянный характер.

Демонстрация финансового могущества

Само собой разумеется, что Китай является самым важным членом группы БРИК. Его экономика растет быстрее и агрессивнее, чем в любой другой стране мира. С 2003 по 2008 гг. валовой внутренний продукт Китая ежегодно увеличивался почти на одиннадцать процентов. Безусловно, это лучший показатель среди всех стран «Большой двадцатки». На втором месте находится Индия с показателем роста ВВП на уровне 8,4 процента. Ожидается, что с 2010 по 2020 гг. валовой внутренний продукт Китая будет расти по крайней мере, на девять процентов ежегодно. Индия будет по-прежнему иметь второй по величине показатель – семь процентов. Следует также отметить, что в Китае потребительские расходы традиционно составляют только треть валового внутреннего продукта страны. Для сравнения, потребительские расходы обеспечивают примерно половину валового внутреннего продукта в таких странах, как Индия и Россия, в то время как в США доля таких расходов составляет три четверти ВВП. Иными словами, потребительский рынок Китая имеет значительный потенциал для будущего развития.

Это означает, что китайские потребители тратят меньше, чем жители других стран Азии и группы БРИК, не говоря уже об американцах. Однако экономисты из правительства Китая доказали: они знают, как можно стимулировать потребление, когда в этом возникает острая необходимость. В период финансового кризиса 2009 года, пока граждане индустриально развитых стран мира затягивали пояса, активно сокращая расходы, многие международные производители отмечали рост продаж своих товаров в Китае. Причина заключалась в том, что правительство страны в это время реализовывало программу стимулирования потребителей, предлагая им дешевые потребительские ссуды, снижая процентные ставки по ипотечным кредитам и предоставляя налоговые льготы покупателям многих товаров, прежде всего, легковых автомобилей, грузовиков и микроавтобусов.

С учетом этого не удивительно, что один из ведущих производителей потребительских товаров, компания Procter and Gamble, сообщила, что ее китайские продажи выросли в первой половине 2009 года. И хотя этот рост был менее значительным, чем в спокойные времена, но он происходил на фоне заметного падения продаж во всех других странах. Сказанное выше объясняет и тот факт, что продажи автоконцерна Toyota в первой половине 2009 года по сравнению с показателем предыдущего года выросли на китайском рынке более чем на двадцать пять процентов, что позволило автомобильному гиганту компенсировать серьезное падение продаж на других рынках и посрамить экспертов, прогнозировавших падение доходов компании по итогам первого полугодия. Французский дом моды Louis Vuitton, производящий товары класса люкс, сообщил, что его продажи в Китае оставались «на высоком уровне», в то время как в Америке и Японии они упали на 5 процентов. Тем временем второй по величине ритейлер Европы, Metro AG, заявил, что в 2008 году объем его продаж на китайском рынке вырос на 15 процентов до 1,1 млрд долл., в то время как на рынках других стран наблюдалась стагнация или падение по сравнению с показателями предыдущего года.

Так кто же управлял китайским потребительским бумом? Удивительно, но это были молодые китайцы, которые, похоже, гораздо более расточительны и гораздо менее заинтересованы в создании накоплений, чем их предки. У молодых образованных китайских служащих и выпускников колледжей появились весьма привлекательные возможности для обеспечения более высокого уровня жизни. Даже в период глобальной рецессии 2009 года шестьдесят восемь процентов выпускников китайских колледжей нашли работу еще до получения диплома о высшем образовании. Удивительно, но вакансии для этих шести миллионов человек нашлись в самый разгар глобального финансового кризиса.

Описанная тенденция получила подтверждение в опубликованном в апреле 2009 года научно-исследовательском отчете McKinsey & Company, в котором указывалось, что самые богатые потребители Китая в среднем на двадцать лет моложе своих коллег из Соединенных Штатов и Японии. Кроме того, это же исследование показало, что примерно восемьдесят процентов состоятельных китайцев находятся в возрасте до сорока пяти лет, и это притом, что аналогичная возрастная категория составляет в Соединенных Штатах тридцать процентов, а в Японии двадцать процентов всех обеспеченных потребителей. Эксперты McKinsey отметили, что корпорациям следует скорректировать свои маркетинговые планы с учетом выявленного демографического тренда.

Чтобы получить желанный доступ на растущий китайский рынок, международные корпорации затопили эту страну инвестициями, несмотря на убытки, полученные ими в других регионах мира. Вот неполный список, характеризующий инвестиционную активность мировых лидеров бизнеса в Китае лишь за первые шесть месяцев 2009 года:

• Корпорация Microsoft согласилась построить два технологических центра в городе Гуанчжоу и направить в Китай дополнительные технологические инвестиции после получения от китайского правительства обещаний защитить интеллектуальную собственность Microsoft от необузданного пиратства на рынке программного обеспечения.

• Компания PepsiCo открыла крупную фабрику в городе Чунцин на юго-западе Китая и объявила о своих планах построить в предстоящие два года еще пять заводов по производству напитков в других областях страны в рамках реализации своего китайского инвестиционного плана стоимостью в 1 млрд долл.

• Германская транспортная компания DHL создала 10 дополнительных центров транспортировки в различных областях по всей стране.

• Hewlett Packard достигла договоренности с тремя операторами мобильной связи Китая – China Mobile Communications Corporation, China Unicom и China Telecommunications Group – о включении дешевых ноутбуков HP в состав предлагаемых этими операторами сотовых пакетов.

• Тайваньская AU Optronics Corp., третий в мире производитель LCD-экранов, стала участником совместного предприятия, поставляющего экраны для Sichuan Changhong Electric Co., китайского производителя телевизоров и бытовой техники.

• Южнокорейская компания Hynix Semiconductor, занимающая второе место в мире по производству чипов памяти для компьютеров, создала аутсорсинговое предприятие для производства своей продукции в Китае.

• IMAX, голливудская технологическая компания по производству фильмов, которые можно показывать на огромных многоэтажных экранах, создала совместное предприятие с Huayi Brothers Media Group, крупнейшей киностудией Китая, которое займется созданием в IMAX фильмов на китайском языке.

• Даже Citigroup, проблемный американский банк, который, ради того, чтобы остаться на плаву, был вынужден продать активы на несколько миллиардов долларов, отказался расстаться со своей наиболее крупной китайской инвестицией – 20-процентной долей собственности в Guangdong Development Bank, – объяснив это тем, что данная инвестиция слишком ценна для обеспечения будущего развития Citigroup.

«Очевидно, что китайский рынок обладает сегодня особой притягательностью, – говорит Тао Ванг, руководитель пекинского подразделения экономических исследований швейцарского международного банка UBS. – Причиной тому его мощный рост. В Китае показатель объема валового внутреннего продукта, приходящегося на душу населения, составляет приблизительно 6000 долл. В США этот показатель равен 46 000 долл., в других развитых странах, таких как Германия и Япония – более 30 000 долл. Китайская экономика продемонстрировала невероятные темпы роста. На момент начала реформ, тридцать лет назад, стоимость валового внутреннего продукта на душу населения составляла около 300 долл. Так что можно смело утверждать, что Китай совершил гигантский рывок, и при этом на нынешней стадии он все еще сохраняет очень хороший потенциал для дальнейшего развития».

Осуществленные преобразования позволили Китаю создать динамично развивающуюся экономику, участники которой – как юридические, так и физические лица, – быстро догоняют своих коллег из Соединенных Штатов. Например, в 2000 году американские компании в рамках проведения первичных публичных размещений своих акций сумели собрать 63 млрд долл. Китайские компании в том же году смогли привлечь только 19,4 млрд долл. Но в 2009 году, притом, что объем американских IPO составил лишь 15 млрд долл., китайские компании разместили свои акции на сумму более 35 млрд долл. В конце 2000 года из пятидесяти крупнейших по капитализации компаний мира двадцать девять были американскими, и лишь одна компания представляла в этом списке Китай. Самой дорогой в мире компанией на тот момент была General Electric. По состоянию на 2009 год в аналогичный список входили двадцать одна корпорация из США и девять из Китая. При этом первую строчку списка занимала уже китайская компания PetroChina. В 2000 году в Соединенных Штатах проживали 298 миллиардеров, а в Китае только два. К 2009 году в США насчитывалось 359 миллиардеров, а в Китае уже 79. Улавливаете тренд?

Поезжайте на Восток, молодой человек

Несомненно, наиболее явно рост потребительского спроса в Китае отражается на автомобильном рынке страны. В первом квартале 2010 года на фоне все еще продолжавшегося глобального финансового кризиса Китай впервые в истории обогнал Соединенные Штаты по количеству продаж транспортных средств, став крупнейшим в мире авторынком. За прошедшее с того момента время лидерство Китая в этой области только укрепилось. Это заставило такие автомобильные гиганты, как Daimler, General Motors, Honda, Porsche и Toyota полностью изменить свои представления о глобальной структуре спроса на их продукцию. «Центр тяжести смещается в восточном направлении, – сказал председатель правления Daimler, доктор Дитер Зетше, выступая перед толпой репортеров, собравшихся в 2009 году на автосалоне в Шанхае. – И кризис лишь ускорил процесс такого смещения».

Другие представители автомобильной промышленности соглашаются с оценкой доктора Зетше. Аналитики предсказывают, что китайский авторынок в период с 2009 по 2015 гг. будет расти приблизительно на восемь процентов ежегодно. Чтобы заработать на этом росте, руководители General Motors разработали планы удвоения к 2014 году продаж своей продукции в Китае до 2 млн автомобилей. Для этого, вместе со своими китайскими партнерами, SAIC Motor Corporation и Wuling Automobile Company, General Motors построила в Поднебесной уже восьмой завод. Тем временем другой автопроизводитель, Nissan, который в 2009 году продал в Китае приблизительно 570 000 автомобилей, потратил вместе с партнером, Dongfeng Motor Group Co., 5 млрд долл. на расширение производства, обеспечив себе тем самым возможность выпускать в Китае более 700 000 машин в год. А компания Tenneco, гигантский американский производитель автозапчастей из Иллинойса, совместно с Beijing Hainachuan Automotive Parts Company приступила к строительству своего уже шестого китайского завода, который займется выпуском запчастей для продаваемых в Китае автомобилей Hyundai и Nissan.

Конечно, растущий спрос на автомобили вызвал ответное предложение не только со стороны иностранных автомобилестроителей. Пока они инвестировали свои деньги, чтобы соблазнить китайских потребителей своей продукцией, местные автомобилестроители уже захватили огромную долю рынка страны. Поэтому они решили выйти за пределы внутреннего рынка. Два крупнейших частных автомобилестроителя Китая, Geely Automobile Holdings и Chery Automobile Co. – оба известные своими крошечными дешевыми автомобилями, – начали производство более роскошных моделей, ориентированных на глобальный авторынок. Производитель авто-запчастей Wonder Auto Technology начал поставлять генераторы и стартеры для североамериканских автомобильных компаний.

Но, безусловно, самым смелым проектом расширения китайского автомобильного бизнеса стало сделанное компанией Geely в сентябре 2009 года предложение о покупке за 2 млрд долл. Volvo Car Corporation. Самыми популярными автомобилями Geely были недорогие компактные модели «Панда» и «Кинг Конг». Однако компания имела планы по выпуску моделей, интересных для более широкой аудитории. Руководство компании видело в Volvo международный бренд, а также готовую международную сеть автосалонов, которые можно было бы использовать для продвижения автомобилей Geely по всему миру. Оказалось, что Geely приценивалась к покупке Volvo уже в течение многих лет, с тех самых пор, как стало ясно, что шведский автомобилестроитель имеет разногласия со своим учредителем, Ford Motor Company. Начиная примерно с 2006 года, Geely стал готовиться к своей главной сделке. Среди управляющего состава компании появились молодые таланты, в научные исследования были вложены значительные средства, заводское производство подверглось расширению и модернизации. Когда в 2009 году Volvo, наконец, оказалась выставлена на продажу в связи с тем, что серьезно пострадавший от финансового кризиса Ford Motor отчаянно нуждался в деньгах и стремился к сокращению своих расходов, Geely была полностью готова к атаке. Чтобы получить необходимое для совершения столь крупной сделки финансирование, Geely обратилась к китайским государственным инвестиционным фондам, которые выдали компании недостающую сумму. Кроме того, для укрепления бухгалтерского баланса Geely заручилась инвестиционной поддержкой от Goldman Sachs в размере 250 млрд долл.[10] Обладая столь впечатляющей финансовой гарантией, Geely была в состоянии сделать компании Ford Motor предложение, от которого невозможно было отказаться. В итоге сделка состоялась.

Кроме всего прочего, китайское правительство задает международным автопроизводителям векторы дальнейшего технологического развития. Проблема загрязнения воздуха стоит в Китае очень остро, а степень зависимости экономики страны от нефти выросла до опасных уровней. Учитывая эти факторы, китайские власти делают все возможное, чтобы стимулировать население к приобретению и использованию более экономичных транспортных средств, а производителей к тому, чтобы оснащать автомобили, грузовики и микроавтобусы электрическими двигателями.

В апреле 2009 года китайские власти обнародовали планы превращения своей страны в крупнейшего в мире производителя электрических автомобилей и микроавтобусов. Для достижения этой цели правительство направило 1,46 млрд долл. на выплату корпорациям: исследовательских грантов, стимулирующих внедрение инноваций в автомобильной промышленности; дополнительных грантов отдельным компаниям, работающим над созданием топливных элементов для электромобилей; и, самое главное, прямых финансовых субсидий в размере до 9000 долл. тем китайским потребителям, которые приобретали одно из таких энергосберегающих и экологически безопасных транспортных средств, которые обычно стоят гораздо дороже обычных автомобилей на бензиновых двигателях. Эта китайская программа отличалась от аналогичной американской, в рамках которой правительство США хотя и направило 25 млрд долл. на проведение исследований в области автомобильной промышленности, но обеспечило гораздо меньше стимулов для того, чтобы американские потребители решились на покупку электромобилей.

Кроме этого, Китай является автором одного из самых честолюбивых в современной истории национальных проектов модернизации, стоимостью в 1 трлн долл. Речь идет о программе строительства национальной сети скоростных железных дорог. Когда этот проект будет реализован, в Китае появятся сорок две новые железнодорожные магистрали, общей протяженностью более 68 000 миль. По этим магистралям будут курсировать сверхскоростные пассажирские экспрессы, развивающие скорость более двухсот миль в час, что позволит населению страны перемещаться быстро и комфортно без использования самолетов или автомобилей. Первым шагом в реализации данного проекта станет строительство восьмисотмильной железнодорожной ветки между экономическими центрами страны, Пекином и Шанхаем, которое обойдется в 30 млрд долл. На начало 2009 года маршрутом Пекин – Шанхай ежедневно пользовались более 110 000 китайских рабочих. Ожидается, что весь проект будет завершен к 2020 году.

Помимо модернизации сети железных дорог, Китай реализует и целый ряд других дорогостоящих инфраструктурных проектов. Так, к 2020 году планируется построить более 40 000 миль автомагистралей и около ста новых аэропортов. Китайское правительство планирует также в период с 2010 по 2020 гг. увеличить пропускную способность своих морских портов на восемьдесят пять процентов. Примеры не включают невероятные объемы обычного строительства, которое развернулось сейчас по всей стране, в результате чего горизонт типичного китайского города теперь испещрен стальными лучами башенных кранов, возводящих целую чащу новых зданий. Это объясняет, почему в конце 2009 года спрос на рабочие руки поднялся в Китае почти на пятнадцать процентов, в то время как в Соединенных Штатах официальный уровень безработицы составил около десяти процентов.

Все это означает, что объем китайского рынка увеличится на несколько триллионов долларов, которые будут направлены на реализацию масштабных проектов по модернизации устаревшей инфраструктуры страны. Самые проницательные международные инвесторы уже вовсю облизываются на этот сытный кусок быстроразвивающегося рынка. Осенью 2009 года Carlyle Group, компания, занимающаяся частными инвестициями и имеющая хорошие политические связи, вложила 60 млн долл. в виде прямых инвестиций в три быстрорастущие китайские компании, работающие в аграрном и производственном секторе. Тем временем их конкурент, Blackstone Group, продавший за 3 млрд долл. часть своей компании суверенному инвестиционному фонду Китая, создал инвестиционный фонд в размере 732 млн долл., средства которого должны вкладываться только в китайские компании и проекты. Это был первый фонд Blackstone, активы которого номинированы исключительно в китайских юанях, а не в долларах США.

Свою часть китайского пирога хотели бы получить не только американские инвесторы. Например, Кувейт основал Kuwait China Investment Company для инвестиций в энергетические компании, недвижимое имущество, аграрный и финансовый сектора, а также в инфраструктурные проекты по всей Азии. Qatar Holding, инвестиционное подразделение Qatar Investment Authority, открыл в Китае собственный офис, чтобы контролировать свои азиатские активы. Кроме того, правительство Катара обратилось к китайским властям с предложениями о поставках в эту страну природного газа.

Корпоративный сектор также не оставался в стороне. В конце 2009 года компания General Electric создала равноправное партнерство с Aviation Industry Corporation of China. Цель – производство новейших электронных систем для нового пассажирского реактивного самолета, который выпускается китайской компанией Commercial Aircraft Corporation of China (Comac). Он конкурирует с такими популярными моделями самолетов, как Боинг 737 и Аэробус A320. Ведущие американские поставщики энергии, например Duke Energy, AES Corporation и Progress Energy, начали сотрудничать с китайскими компаниями, чтобы получить доступ к капиталу, технологиям и оборудованию, производимым в быстроразвивающемся энергетическом секторе Китая. Наконец, компания Disney получила разрешение на строительство в Шанхае парка развлечений стоимостью в 3,6 млрд долл. – первого в своем роде на территории материкового Китая.

При этом движение капитала в данном случае не является односторонним. Китай не только привлекает инвестиции со всех концов земного шара, но и сам вкладывает огромные деньги в различные страны, причем делает это более разумно, чем прежде. Китайская инвестиционная корпорация (CIC) наняла для управления своим хеджевым фондом китайца Билла Лю, который ранее работал в известном хеджевом фонде Greenwich, штат Коннектикут, находящемся под управлением Tudor Investment Corporation и возглавляемом известным инвестором – миллиардером Полом Тюдором Джонсом II. В этой компании Лю отвечал за китайское направление. Многие считают, что на сегодняшний день он является самым ценным кадровым приобретением CIC. Кроме того, чтобы приблизиться к центру событий, происходящих на глобальных финансовых рынках, CIC объявила о планах открыть офис в Лондоне, откуда корпорация намерена управлять своими зарубежными инвестициями.

Кроме того, Китай начал использовать свой капитал в качестве дипломатического инструмента. Он сформировал специальный фонд для инвестиций в развитие инфраструктуры Индии. Еще 15 млрд долл. было выделено им на финансирование инфраструктурных проектов в странах, входящих в Ассоциацию стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН), членами которой являются: Бруней, Камбоджа, Индонезия, Лаос, Малайзия, Мьянма, Филиппины, Сингапур, Таиланд и Вьетнам. Китай открыл для Аргентины кредитную линию более чем на 10 млрд долл., которые эта страна могла использовать для покупки китайских товаров. Такую же сумму получила в виде займа на развитие государственная нефтяная компания Бразилии. Ссуду в 1 млрд долл. на строительство гидроэлектростанции получил Эквадор. Обсуждались также планы китайских инвестиций в инфраструктуру Египта. Китай без каких-либо предварительных условий направил в виде льготных кредитов 10 млрд долл. нуждающимся африканским странам. В последние годы Китай вообще стал главным финансистом африканского частного сектора и даже пытался инициировать создание международного «Фонда Маршалла»[11] для африканского континента. Более тридцати пяти африканских стран получили от Китая финансирование для реализации своих инфраструктурных проектов. Наиболее значительные средства были направлены в такие страны, как Нигер, Ангола, Судан и Эфиопия. За 2006 и 2007 гг. Китай вложил в финансовые обязательства африканских стран 11,5 млрд долл.

Африка – не единственный регион мира, привлекающий внимание Китая, который, помимо прочего, рассматривает возможности инвестиций в разработку месторождений природных ресурсов, например в Пакистане. Особенно его интересуют угольные запасы в пустыне Тар на юго-востоке этой страны. В настоящее время обсуждается возможность строительства сухопутных путей для транспортировки угля из пакистанского морского порта Гвадар в западнокитайскую провинцию Синьцзян. Наличие такого транспортного пути позволило бы также транспортировать в Китай нефть из стран Ближнего Востока. Если этим планам суждено будет осуществиться, Китай готов обсуждать дальнейшие инвестиции в текстильную, водную и обрабатывающую промышленность Пакистана.

Для поддержания своего экономического роста в ближайшие десятилетия Китаю потребуется огромное количество энергоресурсов. При этом правительство страны вкладывает значительные средства в финансирование проектов, связанных с созданием альтернативных источников энергии. Эти усилия направлены как на обеспечение выживания самого Китая, так и на поддержку международных природоохранных инициатив. Согласно оценкам, полученным Вартоновской школой бизнеса, при сохранении текущих темпов наращивания энергопотребления Китаю для поддержания своего экономического роста вплоть до 2030 года потребуется инвестировать в энергетический сектор 3,7 трлн долл. Единственный возможный способ снизить объем этих затрат состоит в сокращении энергопотребления. Осознавая это, китайское правительство обнародовало пакет инициатив, реализация которых должна привести к повышению эффективности использования энергии.

В июне 2009 года Китай публично объявил, что поставил перед собой задачу перевести к 2020 году пятнадцать процентов производства на использование энергии, получаемой из возобновимых источников (солнечный свет, вода и ветер). На тот момент Китай получал из этих источников только восемь процентов потребляемой энергии. Для достижения поставленной цели правительство запланировало потратить от 250 до 300 млрд долл. Практически в одну ночь Китай начал «экологическую революцию». Ведущие мировые производители, такие как General Electric, приступили к строительству в Китае заводов, выпускающих ветровые турбины и электростанции, работающие на попутном газе. Кроме того, Китай поощряет свои компании и граждан, использующих различные виды возобновимых источников энергии в повседневной жизни. Китай уже значительно опережает Соединенные Штаты по использованию солнечной энергии. Участие в реализации экологической программы принимает даже главный правительственный инвестиционный фонд. В ноябре 2009 года Китайская инвестиционная корпорация вложила 1,2 млрд долл. в национальные компании, занятые получением энергии из возобновимых источников: GCL-Poly Energy Holdings, специализирующуюся на получении тепловой энергии, и China Longyuan Power Group, пятую по величине ветроэнергетическую компанию страны.

Столь активная экономическая деятельность влечет за собой неизбежное утверждение Китая в роли мирового лидера. Впрочем, есть и те, кто сомневается в справедливости данного вывода. «Я не думаю, что такое усиление позиций будет происходить беспрепятственно, – говорит Саймон Джонсон, преподаватель международной экономики и предпринимательства в Школе бизнеса Массачусетского технологического института и экономический советник Бюджетного комитета Конгресса США. – В случае с Китаем существует масса помех, которые могут пустить под откос дальнейшее продвижение его экономики: экологические проблемы, стоимость реформирования экономики и т. д. Но главный вопрос в том, смогут ли они заниматься инновациями? Могут ли они выйти на рынок с новыми востребованными продуктами? Способны ли они разрабатывать технологические новшества, как это делают США? Пока мы не знаем ответов. Конечно, копировать уже изобретенные вещи тоже непросто, и они достигли внушительных успехов в этом направлении. Но эта работа весьма существенно отличается от самостоятельной разработки инноваций».

Смогут ли эти вызовы сокрушить экономическое развитие Китая? Или накопленные Китаем богатства, его мощная экономика и растущий внутренний рынок все же позволят этой стране стать мировым лидером? Возможно, это самые важные вопросы из всех, стоящих сегодня перед мировой экономикой. Но мы намерены доказать, что китайские власти не собираются полагаться на волю случая. В их руках сегодня сосредоточена огромная сила, и они знают, как ею распорядиться.

Глава 4

Китайская несговорчивость

Чтобы получить представление о том, как выглядит китайский Уолл-стрит, вы можете поехать в международный аэропорт имени Кеннеди, сесть в самолет и, преодолев почти семь тысяч миль, оказаться в Пекине, а там посетить улицу Цзиньжунцзе, которая больше известна как Финансовая. Название оправданно: именно здесь сосредоточена финансовая мощь страны. Весь район застроен сверкающими современными офисными башнями, которые парят над вторым из семи дорожных колец, окружающих китайскую столицу. Пекинская Финансовая улица растянулась более чем на тридцать пять кварталов, на территории которых расположились штаб-квартиры более чем тысячи различных финансовых учреждений, а также бесчисленные отели высокого класса и шикарные рестораны. Здесь же находятся главные офисы Центрального банка страны – Народного банка Китая; всех основных финансовых регулирующих органов (Комиссии по регулированию банковской деятельности, Комиссии по регулированию ценных бумаг и Комиссии по регулированию страховой деятельности); а также крупнейших банков и финансовых компаний, включая Industrial and Commercial Bank of China, China Life Insurance Company, China Reinsurance (Group) Company и China Galaxy Securities Co. Здесь же расположились китайские офисы многочисленных международных финансовых компаний, таких как Goldman Sachs, JP Morgan, Swiss Bank и Royal Bank of Canada. Ежедневно через этот район протекает поток капитала объемом около 1,5 млрд долл. и 20 млрд юаней. Согласно данным, представленным властями пекинского района Сичэн, под чьей юрисдикцией находится улица Цзиньжунцзе, расположенные здесь учреждения контролируют активы стоимостью около 3 трлн долл., что соответствует двадцати пяти процентам стоимости всех китайских финансовых активов. Здесь появляется на свет примерно девяносто процентов всех выдаваемых в стране кредитов и шестьдесят пять процентов страховок.

Пекинская Финансовая улица не всегда была деловым центром. Если времена правления династий Мин и Цинн (период с пятнадцатого века до начала двадцатого столетия) были для Цзиньжунцзе эпохой процветания, когда ее называли Золотой и Серебряной улицей, то с появлением современного Пекина этот район оказался в запустении. К началу 1990-х годов Цзиньжунцзе представляла собой череду грязных глухих переулков и темных внутренних дворов. Но благодаря своему выгодному местоположению в районе Сичэн – всего в нескольких кварталах от Чжунаньхай, резиденции китайского правительства, и в непосредственной близости от второй кольцевой дороги, основной шестиполосной транспортной артерии Пекина, – Цзиньжунцзе была подвергнута реконструкции.

Внушительный комплекс правительственных зданий Чжунаньхай почти вплотную примыкает к территории древнего Запретного города, где живут и работают высшие партийные деятели Коммунистической партии Китая, включая ее генерального секретаря, Ху Цзиньтао.

С учетом столь мощного сосредоточения политической власти в этом районе, лидеры Китая посчитали вполне естественным сделать его еще и экономическим центром страны. Таким образом, правительство разработало амбициозный план его превращения в деловой и финансовый центр Пекина и, в конечном счете, всего Китая. Эта цель была достигнута за счет перемещения на улицу Цзиньжунцзе большей части городских банков, страховых и финансовых компаний из северного района Сидань. Реализация проекта началась в 1993 году и заняла около десяти лет. Когда реконструкция была закончена, на карте Пекина возникла новая Финансовая улица. За последующее десятилетие она стала реальным финансовым центром страны. И хотя многие китайцы считают местным аналогом американской Уолл-стрит процветающий ультрасовременный район Шанхая Пудун, национальный финансовый капитал Китая все же сосредоточен на Финансовой.

Триллион здесь, триллион там

То, что реальный центр финансовой власти Китая находится по соседству с главной резиденцией власти политической, вовсе не является совпадением китайский капитализм подразумевает большую степень централизованности, чем любая другая национальная версия. В большинстве западных капиталистических экономик основная часть национального богатства рассеяна среди частных компаний и организаций, которые не находятся под управлением правительства; компании платят государству часть своих доходов в форме налогов и обязаны выполнять установленные правительством инструкции, но при этом являются частной собственностью.

В Китае дело обстоит совсем иначе. В корпоративном мире страны доминирует правительство – в значительной степени потому, что многие крупнейшие компании страны полностью или частично принадлежат государству. Исследование, проведенное в июле 2008 года консалтинговой фирмой McKinsey & Company, показало, что в Китае более ста пятидесяти компаний полностью принадлежат правительству, а еще по крайней мере тысяча находится в частичной собственности государства. Китайское правительство имеет долю собственности в любой значимой для населения экономической отрасли. В нефтяной промышленности это: China National Petroleum Corporation, China National Oil Corporation, а также China Petroleum and Chemical Corporation, более известная как Sinopec. В угольной промышленности – Shenhua Group Corporation. В сфере телекоммуникаций – China Mobile и China Telecom. В фармацевтическом секторе – North China Pharmaceutical Group Corporation. В транспортной сфере – China Shipping Company или China Ocean Shipping Company. В производстве электроэнергии – State Grid Corporation of China. В металлургии – Shanghai Baosteel Group Corporation и Aluminum Corporation of China, также известная как Chinalco. В химической промышленности – China National Chemical Corporation. В автомобилестроении – Shanghai Automotive Industry Corporation. В производстве компьютеров – Lenovo. Бытовую технику выпускает компания Haier, которая также частично принадлежит правительству Китая.

Однако прибыль, производимая всей этой обширной сетью государственных предприятий, не идет ни в какое сравнение с почти безграничным капиталом, находящимся в распоряжении китайского правительства. Государственное управление иностранной валюты Китая сообщило, что на декабрь 2009 года валютные запасы страны составили поразительные 2,4 трлн долл., что примерно соответствует трети валютных запасов всех остальных стран мира. Безусловно, это рекордный в истории показатель накопления капитала одним государством мира. Китай не раскрывает структуру своих валютных резервов, однако, согласно результатам исследования, которое в июле 2009 года провел Brookings Institution, примерно четверть запасов, или приблизительно 550 млрд долл., инвестированы в долго– и краткосрочные американские Казначейские облигации. Еще 425 млрд долл. вложены в облигации американских правительственных агентств, прежде всего, в обязательства, выпущенные Федеральной национальной ипотечной корпорацией и Федеральной корпорацией жилищных ипотечных кредитов, более известными как соответственно Fannie Mae и Freddie Mac. Оставшийся триллион долларов инвестируется двумя способами. Часть этих денег идет на поддержку принадлежащих государству компаний, обеспечение финансирования Фонда национального благосостояния страны – Китайской инвестиционной корпорации, а также на рекапитализацию некоторых проблемных банков. Вторая часть средств вложена в различные национальные валюты всего мира, но главным образом в доллары и евро. По оценкам Brookings Institution, в 2009 году 75 процентов валютных активов Китая были номинированы в долларах США.

Валютные запасы имеют очень важное значение, поскольку от их размера зависит благосостояние страны и ее финансовое здоровье. Они позволяют судить о способности государства расплачиваться по своим долговым обязательствам, а также о том, какими возможностями располагает его центральный банк, чтобы в случае необходимости вмешаться в ситуацию и защитить экономику страны от финансового кризиса, инфляции и прочих напастей. Безусловно, китайская экономика в этом плане имеет самую надежную защиту в мире. По состоянию на конец 2009 года второе место по объему валютных резервов занимает Япония, имеющая, согласно данным Международного валютного фонда, немногим более 1 трлн долл. Вся европейская финансовая система, состоящая из Европейского Центрального банка и шестнадцати стран, использующих евро в качестве общей валюты, имеет в запасе только 666 млрд долл. Резервы Соединенных Штатов относительно скромны и составляют всего лишь 132 млрд долл.

Примечания

1

Несмотря на то, что Абу-Даби является одним из семи эмиратов, образующих государство Объединенные Арабские Эмираты, здесь и далее по тексту автор рассматривает эмираты Абу-Даби и Дубай как самостоятельные микрогосударства. – Прим. ред.

2

Сатирический фильм Стэнли Кубрика, высмеивающий милитаристские планы США времен холодной войны. – Прим. научного редактора.

3

Сапатисты – участники современного национально-освободительного движения в Мексике. Название происходит от имени Эмилиано Сапаты, героя Мексиканской революции 1910–20 гг. – Прим. научного редактора.

4

Рио-Гранде – река, по которой проходит граница межу США и Мексикой. – Прим. научного редактора.

5

Здесь и далее определение «частные» не указывает на осуществление данных инвестиций исключительно частными лицами, а противопоставляется «публичным» (биржевым) инвестициям и, таким образом, является синонимом прямых инвестиций. – Прим. переводчика.

6

Т. е. доходность вложений этих фондов стабильно оказывалась выше среднерыночной. – Прим. научного редактора.

7

Открытие «коротких» позиций (торговля «в шорт») подразумевает продажу взятых в долг ценных бумаг с целью их дальнейшего откупа по более низкой цене. Открытие «длинных» позиций, напротив, подразумевает покупку ценных бумаг в надежде на увеличение их стоимости, – Прим. научного редактора.

8

По-английски это выглядело как «hedged fund». – Прим. переводчика.

9

Т. е. в Конгрессе США. – Прим. переводчика.

10

Здесь в тексте оригинала, по-видимому, допущена ошибка. На самом деле была достигнута договоренность об инвестициях в размере 250 млн долл. – Прим. научного редактора.

11

По аналогии с «Планом Маршалла», по которому при финансовой поддержке США после Второй мировой войны осуществлялось восстановление Европы. – Прим. науч. ред.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.