Нефтяные магнаты. Кто делает мировую политику

До войны один консорциум «Туркиш петролеум компани», у которого нет ничего турецкого, кроме названия, обладал иракскими месторождениями. Он объединял «Англо-персидскую компанию» – на уровне 50 %, «Ройал дач шелл» – на уровне 25 % и «Дойче банк», 25 % процентов которого подверглись секвестру с первых дней войны. Турция, союзница Германии, в 1918 году лишается членства, и германская часть, составляющая 25 %, передается «Компани франсез де петроль» («Тоталь») в обмен на иные формы возмещения военных убытков и на разрешение французов установить английские трубопроводы в своих подмандатных территориях Сирии и Ливана.

Оборудование для поисковых работ, посланное «Стандарт ойл» и «Мобилом», не допускается на иракскую территорию британскими властями, в то время как «Шелл» переводят с торгов на концессии, расположенные на нефтеносных федеральных территориях США.

Секретная дипломатия

Сегодня невозможно представить себе жестокость противостояния и ту атмосферу, которая тогда царила. Вся внешняя политика Америки вертится вокруг железной руки, управляющей «Стандарт ойл оф Нью-Джерси» и «Шеллом». Многочисленные эксперты и известные комментаторы предсказывают через короткий срок войну между Великобританией и США. Война так и не начинается, отчасти потому, что достигнут компромисс по разделу «Ирак петролеум», который заместил «Туркиш петролеум». «Англо-персидская компания» (БП), «Шелл» и КПП («Тоталь») имеют каждая по 23,7 %, «Стандарт ойл» («Эксон») и «Мобил» – по 11,87 %, остальные 5 % выпадают на долю самого крупного посредника во всей истории нефти Калоста Гульбенкьяна.

В западном мире, который, кажется, теперь считает, что получение дешевой нефти становится неотъемлемым правом каждого гражданина-потребителя, крупные нефтяные компании занимают центральное место и имеют значительное влияние. Но не следует ожидать от частных фирм, что они будут принимать в расчет государственные интересы. «Капиталист, – по определению Фернана Броделя, – это прежде всего авантюрист, способный предвидеть и мыслить в мировом масштабе». Это определение относится к действиям тех людей, которые царят в мире капитализма. Им больше не хватает поддержки их родного государства, и они собираются заниматься тайной дипломатией, которая в контексте послевоенного времени окажется чреватой последствиями.

2 апреля 1922 года глава советской дипломатической службы прибывает на вокзал в Геную. Ко всеобщему удивлению, Георгий Чичерин одет «по форме» – носит цилиндр. И на беглом французском (традиционном языке дипломатии) произносит речь, в которой он пытается убедить, что пролетарская революция не собирается ввергнуть мир в апокалипсис. Месяцем раньше военный суд союзников, собравшийся в Версале, определил размер германских репараций в 226 миллиардов золотых марок, которые должны быть выплачены в течение сорока двух лет. Немецкое правительство ответило, что Германия, даже обладая мощным индустриальным потенциалом, была бы не в состоянии выплатить такую сумму. В это время французские войска оккупировали порты Рейна – Дюссельдорф и Дуйсбург – в Руре. Через неделю союзники составляют новую ноту: 1 миллиард марок золотом, выплаченных до 31 марта 1922 года, или Рур будет полностью оккупирован.

На первый взгляд между двумя этими событиями нет никакой связи. На самом же деле все готово для создания союза между СССР и Веймарской республикой, двумя странами, «отверженными» остальной Европой.

Когда Чичерин во главе представительной делегации едет из Москвы в Геную, он останавливается в Берлине. В начале апреля 1922 года его принимает у себя Вальтер Ратенау, министр иностранных дел и один из самых влиятельных немецких промышленников. Ратенау шаг за шагом старается отдалить срок платежа в счет военных репараций. Без лишних слов Чичерин заявляет, что Россия готова вступить в союз с Германией. Быстро составленный протокол предусматривает «установление дипломатических отношений, привлечение германского правительства к поддержке тех частных предпринимателей, которые хотят торговать с Востоком» и, наконец, «отказ ото всех финансовых притязаний по отношению к другой стороне».

У руководителей обеих стран, «изгоев» в мировом сообществе – одна из-за проигранной войны, другая из-за революции, появляется ощущение, что они могут создать союз между русскими природными ресурсами и германской индустрией.

Помимо этого, у некоторых лиц, стоящих у власти в Германии, возникает еще более возбуждающая мысль: такое сотрудничество может намного ускорить восстановление вооруженных сил страны, способных отомстить за унижение от поражения в войне.

Конференция в Генуе оставила в истории дипломатии начала XX века воспоминание почти катастрофическое: она была очень плохо подготовлена и интересы ее участников сталкивались между собой и никак не связывались в общие интересы. Это из ряда вон выходящее дипломатическое вавилонское столпотворение, которое символизировала собой Генуя, предвосхитило неизлечимое бессилие демократий перед лицом возрастающей опасности, которая закончилась Второй мировой войной.

В высшей степени смехотворный феномен Генуи, который доказывает правоту Ленина, поскольку он утверждал, что торговое сотрудничество усилит антагонизм между влиятельными капиталистами, дипломатические переговоры очень быстро отодвигаются на задний план из-за столкновений между американскими и английскими нефтяными компаниями!

«Союз между бандитами и ограбленными»

Тут же вырисовывается образ России, без которой совершенно невозможно экономически обойтись, потому как во времена революции 15 % мировой нефти добывалось на ее приисках. Братья Нобель владели одной третью добычи, остальное принадлежало «Шеллу». С момента национализации промыслы становятся объектом безжалостного соперничества.

На конференции в Генуе под давлением двух компаний, которые действовали за кулисами, американский Государственный департамент и английский Форин офис[13] стараются достичь согласия, при котором ни одна из компаний не вела бы сепаратных переговоров с Советами.

На самом деле Москве удалось взбудоражить нефтяную индустрию Запада, поочередно приманивая каждую из компаний обещаниями, чтобы потом их перессорить. Теперь Советы стремятся сами добывать свою нефть и продавать ее по низким ценам, таким образом обостряя угрозу, перед которой дрожит от страха весь мир, – обвал рынка, вышедшего из-под всяческого контроля.

В то время как делегации готовятся покинуть Геную, барон фон Мельцау, один из главных немецких представителей, ведущих переговоры, получает в час ночи звонок от Адольфа Иоффе, члена русской делегации, заявившего, что он говорит от имени министра [наркома] Чичерина: если Германия пожелает, Россия подпишет с ней договор. На рассвете 16 апреля 1922 года обе делегации добираются до курорта, расположенного рядом с Рапалло, и останавливаются в гостинице «Бристоль».

Рапалльский договор устанавливает не только «союз между бандитами и ограбленными», как элегантно извещает об этом заголовок лондонской ежедневной газеты «Морнинг пост». Он отмечает поворот в послевоенном – или в предвоенном – мире, характеризующийся консолидацией власти коммунистов в России и массированным и тайным перевооружением в Германии.

«Триста человек контролируют Запад»

В то время как Версальский мирный договор сводит численный состав низших членов немецкой армии к количеству, которым располагали государства, величиной с Бельгию, тайное военное соглашение предусматривает, что Германия берется обеспечить воинским снаряжением и боеприпасами 180 пехотных полков Красной Армии и артиллерийскими орудиями 20 советских дивизий. Германия также реорганизует советский Балтийский флот и передаст Советам 500 «юнкерсов» (и в самом ближайшем будущем).

Военные немецкие специалисты приезжают в СССР, помогая готовить командный состав, в то время как в пригородах Петрограда и в Самаре строятся новые заводы, предназначенные исключительно для немецкой армии.

СССР предоставляет в распоряжение правительства Веймарской республики свою территорию и свою рабочую силу. Глава немецкого Генштаба генерал фон Сект создает, по условиям соглашения с советским наркомом внешней торговли Л. Красиным, организацию под названием «Зондергруппе». Эта настоящая параллельная власть приводится в действие таким образом. Только два германских министра знают о ее существовании – ответственный за финансы Йозеф Ворт, которого во многих кругах считают симпатизирующим большевикам, и глава германской дипломатии промышленник Вальтер Ратенау, который признается: «Как член клуба капиталистов я могу сказать, что триста человек, тесно связанных друг с другом, определяют судьбу Запада».

Еще одно звено этой цепи – частное коммерческое акционерное общество, окрещенное «Компанией по поддержке индустриальных предприятий». Оно располагает значительным бюджетом в 475 миллионов немецких марок и двумя конторами – одной в Берлине, другой в Москве. Эта компания финансирует строительство в окрестностях Москвы завода, способного производить более 600 «юнкерсов» в год.

В Петрограде будут произведены на свет 300 000 артиллерийских орудий, в то время как в Самаре русско-германское акционерное общество развивает в широких масштабах производство токсических газов и ядов.

Немецкие летчики обучаются в России, а между 1924 и 1934 годами вся элита советской разведки и высшего командования будет проходить в Германии стажировку. Среди стажеров будущий маршал Жуков, победитель в битве под Сталинградом, который в 1945 году нанесет финальный удар по Берлину.

Последняя деталь поставлена на место: фирма «Ломан», включающая в себя 28 акционерных обществ и 32 морские верфи, под покровом советской морской базы в Кронштадте строит 250-тонные подводные лодки. Берлин использует их во время Второй мировой войны – в основном для подрыва конвоев.

Союзнические комиссии, которые следят за положением дел в Германии, сообщают в свои страны, что Германия, в нарушение подписанных соглашений, не разоружилась. Но никто не оценивает важности советского участия. Нужно будет дождаться 1935 года, чтобы некоторые донесения обнаружили ошеломляющий факт: нацистская Германия каждую неделю спускает с верфей коммунистической России одну подводную лодку. Разве объем нефтяных запасов Германии не кажется ничтожным? Но в Германию продается солидное количество русской нефти… Два будущих противника будут продолжать сотрудничество в течение девятнадцати лет, вплоть до вторжения немецких дивизий на советскую территорию в 1941 году.

«Плавать по океану черного золота»

В эти десятилетия судьба мира, кажется, только и творится за кулисами, в тайне от общественного мнения. Это касается как военных и политических планов – германо-советский альянс тому поразительный пример – так и планов относительно нефти.

Восторженный Уинстон Черчилль в 1919 году сказал в палате общин: «Нет никакого сомнения в том, что союзники могли доплыть до победы только на кораблях, которые бесперебойно снабжались нефтью».

Через двадцать лет, накануне Второй мировой войны, лицо рынка существенно изменилось. США продолжают производить около двух третей мирового объема нефти, но тысячи американских нефтедобытчиков требуют поднять цены на свой товар, что заставляет крупные компании искать более дешевые источники.

Иран и Ирак со своими обильными месторождениями, где добыча обходится чрезвычайно дешево, кажутся просто новыми Эльдорадо. В Иране нефтепромышленники со времени подписания соглашения 1901 года с персидским шахом диктуют свои законы слабой политической власти, как бы несуществующей и полностью коррумпированной.

В Ираке – стране, созданной недавно из трех прежних провинций Оттоманской империи, – американцы после Первой мировой войны обосновались рядом со своими британскими соперниками.

Король Фейсал II, возведенный на иракский престол британцами после того, как его прогнали из Сирии, вынужден был не только признать права консорциума «Ирак петролеум компани» (ИПК), но также отдать ему новую концессию, которая в 1927 году начинается разработкой нефтерождения Баба Гургур, одного из самых крупных в истории нефтедобычи, что позволяет «Ирак петролеум компани» – пользуясь определением Черчилля – «плавать по океану черного золота».

В Иране 770 000 квадратных километров английской концессии, приобретенной по смехотворной цене 20 000 фунтов, уплаченных наличными, сопровождаются передачей 20 000 акций по цене 1 фунт стерлингов, к которым добавляется 16 % ежегодной прибыли. Сделки, заключенные в Ираке, оказываются куда более прибыльными. Соглашение, подписанное в 1925 году с иракским монархом, обуславливает, что концессия, переданная «Ирак петролеум», будет принадлежать компании до 2000 года и что иракское государство будет взимать арендную плату 4 шиллинга золотом за тонну нефти. ИПК иллюстрирует собой стратегию и способы действия, которые крупные компании с этих пор будут применять, чтобы главенствовать на мировом рынке и устанавливать свои правила.

Впервые две американские компании, «Эксон» (бывшая «Стандард ойл оф Нью-Джерси») и «Мобил», обосновываются на почве или, скорее, подпочве Среднего Востока, рядом со своими британскими соперниками «Шеллом» и «Англо-персидской компанией» (будущей БП). Эти конкурирующие фирмы вели до тех пор безжалостную войну цен, которая привела к мировому перепроизводству и обвалу их прибыли.

Когда в недрах ИПК происходит распределение процентов, нефтепромышленники меняют стратегию и, по определению Калоста Гульбенкьяна, одного из главных действующих лиц, «никогда открытая дверь [в Ираке] не была так плотно запечатана».

«Четыре сестры» – так прозвали нефтяных гигантов – занимаются тем, что приводят в согласие контроль над производством и ограничивают последствия конкуренции. Гульбенкьян, знаменитый «Господин 5 %», единственный оставшийся в ИПК независимым, дает еще одно образное и полное юмора определение, которое подводит итог отношений между компаниями: «Нефтепромышленники как кошки: когда их слышно, никогда нельзя понять, дерутся они или занимаются любовью».

Возможно, он выразился бы точнее, если бы сказал, что они дерутся, занимаясь любовью, настолько соперничество тех, кто стоит во главе группировок, и их стратегические планы противоречат друг другу. Тем временем всесильный патрон «Шелла» Генри Детердинг, который через несколько лет продемонстрирует свое полное восхищение Гитлером и нацизмом, заявляет своим приближенным: «Сотрудничество дает власть». Этот принцип приведет к фундаментальным решениям, принятым летом 1928 года в полной секретности и так старательно охраняемым, что понадобится двадцать четыре года и послевоенное время, чтобы они стали частично известны.

Эксплуатировать «по-братски и более выгодно»

В июне 1928 года в Остенде на конференции, где собрались главные акционеры ИПК, было решено, что ни один из акционеров не может эксплуатировать месторождения нефти, если они будут обнаружены на территории бывшей Османской империи, без согласия и участия своих партнеров.

Оставалось уточнить один пункт, который вызывает яростные споры среди акционеров, поскольку от принятого решения может зависеть судьба миллиардов, как написано в биографии Гульбенкьяна. Речь идет всего лишь о том, как определить границы бывшей Османской империи. Споры заходят в тупик, когда Гульбенкьяна[14] озаряет гениальная мысль. Он просит, чтобы ему принесли большую карту Среднего Востока, раскладывает ее на столе и проводит красным карандашом линию вокруг центральной зоны. «Вот, – говорит он своим партнерам, – Османская империя, какую я знал в 1914 году. Мне хорошо известны ее границы, я там родился, я там жил и работал».

Линия, которую тщательно осматривают акционеры, включает территорию Бахрейна, Катара, Арабских Эмиратов… и Саудовской Аравии. Кувейт остается за ее пределами, к великой радости американцев, которые готовятся произвести там разведку месторождений нефти. Это «соглашение красной линии» принесет Гульбенкьяну ежегодный доход более 50 миллиардов долларов и сделает его одним из самых богатых людей в мире, так как он получает 5 % с содержимого каждой скважины, работающей в пределах этой линии. Как вспоминает историк нефти Леонард Мосли, речь шла и еще об одном тайном соглашении, и, разумеется, никто не собирается сообщать об этом арабам.

Два месяца спустя, в августе 1928 года, замок Ахнакарри, величественное сооружение, которое находится в центре Шотландии, в самом сердце высокогорья, превращается, по словам одного журналиста из «Санди экспресс», в «неприступную крепость, которая служит приютом группе самых интересных молчунов мира». Генри Детердинг, основатель и президент компании «Шелл», пригласил президентов «Эксона» и «Бритиш петролеум» к себе на тетеревиную охоту. К ним присоединяются представители других компаний, в том числе Мелон, банкир, главный акционер «Галфа». Тигл, президент «Эксона», много позже признается, что среди участников охоты разговоры по большей части касались проблем мирового производства нефти.

Эти разговоры порождают эвфемизм: «соглашение в Ахнакарри» означает создание международного нефтяного картеля, члены которого делят мир. «В условиях демократии, – пишет Энтони Сэмпсон, – этот план был бы неисполним, отсюда и тайна, которая его окружает: по сути, он дает кучке бизнесменов право разделить рынок, согласно своим желаниям, и назначать цены».

Эта система, циничная и несправедливая, прекрасно иллюстрирует союз монополий и будет действовать в течение тридцати лет, к великой выгоде нефтяных компаний и к ущербу всех тех, от кого это соглашение было скрыто, – от странпроизводителей, так же как от правительств и граждан странпотребителей.

Нужно было дожить до 1952 года, чтобы услышать об этом союзе. Английский экономист Джон Хикс, которого цитирует Жан-Мари Шевалье, заявил: «Самая лучшая прибыль, которую можно извлечь из монополии, – это спокойная жизнь». Нефтяные гиганты процветают в тайне, «эксплуатируя по-братски и более выгодно», по их словам, нефтяные залежи мира. Глумясь и попирая все антитрастовые законы, существующие в США.

За тридцать один год до ОПЕК

Соглашение в Ахнакарри не остается теоретическим на территории США, но в 1929 году, за 31 год до ОПЕК, семнадцать частных акционерных обществ образуют Ассоциацию стран – экспортеров нефти, что свидетельствует о высокомерии и неслыханном пренебрежении по отношению к своим правительствам. Они определяют доли и устанавливают цены продаж, приравненные к самым высоким действующим курсам, таким как в Техасе или в Мексиканском заливе, откуда отправляют почти весь объем американской нефти. К этой цене прибавляется стандартная стоимость фрахта за перевозку от Мексиканского залива до порта назначения.

Британские компании присоединяются к этому новому порядку, который позволяет получить огромные прибыли от необработанной нефти, добытой по низкой цене в Ираке или в Иране. Если БП поставляет в Италию дешевую нефть, добытую в Иране, цена за фрахт начисляется исходя из этого фиктивного маршрута. Компании могут еще расширить эти рамки, уже достаточно свободные, «компенсируя»[15] свои поставки, что позволяет уменьшить стоимость перевозок.

Во время Второй мировой войны БП, контролируемая на 51 % британским государством (в соответствии с решением, принятым Черчиллем в 1914 году), заставляет платить за снабжение горючим военных кораблей Британии и США в иранском порту Абадан по цене мазута из США, повышенной до предела, благодаря условному расчету за фрахт из Техаса в Иран.

Накануне Второй мировой войны семь крупных компаний, «семь сестер», совместно контролируют нефтяной рынок, и эта ситуация будет существовать до середины 1970-х годов. «Эксон», «Шелл», «Тексако», «Мобил», БП, «Шеврон» и «Галф», несмотря на все меры по контролю и установлению квоты, принятые правительствами их стран, переживут весь военный период, получая прибыли, которые никогда не были столь высокими.

В 1945 году богатство и влиятельность «Шелла» превосходят богатство и влиятельность Нидерландов. Американский консорциум «АРАМКО», состоящий как раз из «Эксона» и «Сальтекса», проявляет умеренный патриотизм в течение всего военного периода, помещает свои фонды в американскую государственную казну и основывает новые акционерные общества на Багамах и в Канаде. «АРАМКО» только что обосновался – в Саудовской Аравии, стране, которую Вашингтон начинает считать крупным поставщиком нефти. В начале войны, в 1941 году, озабоченный деликатным положением союзников на фронте на Ближнем Востоке, Франклин Рузвельт вынужден заставить американское государство войти в дела «АРАМКО», точно так же, как сделало британское правительство с «Англоиранской компанией», которая потом превратилась в БП.

«АРАМКО» противится этой идее, затягивает переговоры, и, поскольку первые поражения германского генерала Роммеля и его африканского корпуса стали повсеместно известны, акционерные общества меняют тактику и сухо отказываются признать американское государство даже своим младшим компаньоном. «Они полагали, – пишет Джеймс Хепберн, – впрочем небезосновательно, что правительственная опека стала для них принудительной».

Союз с нацистами

Те, кто стоял во главе этих группировок, по большей части имели авторитарный, иерархический и антидемократический взгляд на мир. Для того чтобы дополнить определение нынешнего американского вице-президента Дика Чейни, который утверждает, что «Господь не поместил нефть в демократические страны», можно добавить, что Господь не выбрал лидеров нынешних нефтепромышленников из людей демократического толка.

На двоих из них приход к власти немецких нацистов действует как лакмусовая бумага. В 1936 году основатель компании «Шелл», одной из двух наиболее влиятельных нефтяных акционерных обществ нашей планеты, голландец Детердинг становится явным нацистом и выражает свое восхищение Третьим рейхом и порядком, установленным в Германии. Перед лицом «коммунистической угрозы» Гитлер является, по словам Детердинга, единственным оплотом. Его правление и некоторые главы европейских правительств обеспокоены мыслью о том, что «Шелл», по причине своих огромных резервов нефти, может сыграть важную роль в войне на стороне нацистов. Все возрастающий нажим вынуждает Детердинга выйти в отставку. Он удаляется в Германию, в свое поместье в Мекленбурге, и становится доверенным лицом у нацистских главарей, которых он интересует намного меньше с тех пор, как его отставили от «Шелла».

Он часто наведывается в Голландию, свою родную страну, для того чтобы проповедовать о благодеяниях Третьего рейха. Он умирает за шесть месяцев до начала Второй мировой войны. На его могилу кладут венки, посланные Гитлером и Герингом, в то время как во всех германских филиалах «Шелла» оплакивают его смерть.

Судьба Уолтера Тигла, патрона «Эксона», преемника, выбранного Джоном Д. Рокфеллером, вынужденным уйти в отставку в 1942 году, была несколько иной. В 1926 году Тигл подписывает договор между «Эксоном» и печально известной немецкой химической компанией «ИГ Фарбен индустри». В 1916 году компания, созданная совсем недавно, принимается за производство удушливых газов, предназначенных для быстрых операций по «дератизации»[16] окопов противника. Мало кому известно, что с конца Первой мировой войны развитие компании идет за счет помощи со стороны английского и американского капиталов. Огромное количество фунтов стерлингов, полученных от деятельности «ИГ Фарбен», хранится в заокеанских банках, среди которых «Чейз бэнк» Рокфеллера, банки «Морган» и «Варбург». В 1921 году заводы этой компании работают над производством синтетического нитрата, предназначенного для создания взрывчатки. В 1932 году «ИГ Фарбен» становится самой влиятельной химической компанией в мире: она контролирует 400 немецких акционерных обществ и 500 коммерческих предприятий, обладает собственными железными дорогами и угольными шахтами, а также заводами во многих десятках стран. Пятьсот самых крупных фирм, которые дают возможность процветания Европе и США, обязаны более чем 200 договорами с немецкой фирмой, чьи исследователи и специалисты более многочисленны и более квалифицированны, чем у кого бы то ни было в современной экономической истории.

Так же, как экономика Германии не может выжить без «ИГ Фарбен», ни одно немецкое правительство не может и надеяться удержаться без сотрудничества с ней. Поэтому после прихода к власти нацисты, с их решимостью превратить Германию в неприступную крепость, ничего бы не добились, если бы не получили любезной поддержки со стороны одной фирмы, которая не прекращала финансировать национал-социалистическую партию, начиная с момента ее создания.

«Война – явление преходящее»

Карл Дуйсберг, президент «ИГ Фарбен» с самого начала ее создания, умирает в 1935 году. Его сменяет Карл Бот, замечательный инженер, который получит Нобелевскую премию по химии и место в совете управления множества американских акционерных обществ, таких как «Юнайтед стейс стил», «Дюпон де Немур» и «Эксон». В 1940 году после его смерти президентом «ИГ Фарбен» становится Карл Краух, нацистский лидер. Его назначение символизирует тесное сотрудничество между руководителями промышленности и политиками Третьего рейха и тесные связи между «ИГ Фарбен», нацистским режимом и влиятельными фирмами, которые считаются принадлежащими к демократическому миру.

После 1940 года «Эксон», первая нефтяная компания в мире, продолжает, на основании соглашений, подписанных в 1926 году, обмениваться важной стратегической информацией и развивать сотрудничество с германской компанией. Со времени прихода Гитлера к власти «Эксон» снабжает нацистов патентами на производство тетраэтилового свинца, необходимого для производства авиационного бензина. В обмен «Эксон», желающая начать производство синтетического каучука, развивает эту свою деятельность в Германии, дабы помешать конкурентным американским разработкам в этой области, тем самым саботируя усилия американцев и их союзников по производству военно-стратегического материала.

Распространяя свое сотрудничество все шире, «Эксон» и «Дженерал моторс», в то время уже крупнейшие фирмы в мире, объединяются с «ИГ Фарбен» для строительства в Германии заводов, производящих тетраэтилсвинец. Снабженная этой синтетической антидетонационной присадкой к горючему, военная нацистская машина прекрасно оснащена.

Подобные союзы с тоталитарными режимами соответствуют психологии определенного числа ведущих капиталистов. Альфред Слоан, президент «Дженерал моторс», заявил после объявления войны: «Мы слишком крупные, чтобы нас могли стеснить эти жалкие международные ссоры». Одно из лиц, ответственных за антитрастовые процедуры в Конгрессе, Трумэн Арнольд, определяет тогдашнее состояние умов так: «То, что эти люди пытались делать, – это смотреть на войну как на преходящее явление, а на свои дела как на явление перманентное».

С 1941 года начинается настоящий позор: компания «ИГ Фарбен» оказывается связанной с обширной программой принудительных работ, миллионы насильно угнанных заключенных заставляют работать на немецкую военную машину. Именно в Освенциме руководители «ИГ Фарбен» сооружают огромный комплекс по производству синтетического бензина и каучука. И, что уж совсем ужасно, фирма производит в больших количествах «Циклон Б», газ, предназначенный для массового уничтожения узников концентрационных лагерей.

Обвиненная в военных преступлениях, фирма будет распущена. Возможно, союзникам в 1945 году и удалось стереть с вывесок покрывшее себя позором название «ИГ Фарбен», но трем ее дочерним фирмам – «Байер», «Хоехст», «БАСФ» – удается восстановить довоенную империю, создав самую мощную в мире химическую индустрию.

50 000 долларов штрафа

В 1941 году компания «Эксон» дважды подвергается обвинению со стороны американского Министерства юстиции, и некоторые эксперты, которые имеют доступ к делу, обвиняют нефтяного гиганта в том, что он снабжает Третий рейх производственными тайнами жизненной важности. Но огромный нажим, который оказывается на правительство влиятельными членами Конгресса, близкими к «Эксону», приводит к полюбовному соглашению: «Эксон», получившую гигантские прибыли благодаря своему сотрудничеству с нацистами, приговаривают к штрафу… в 50 000 долларов.

Один газетный корреспондент в связи с этим решением спросил у президента Трумэна, считает ли он тайные соглашения между «Эксон» и «ИГ Фарбен» предательством. Ответ главы американской исполнительной власти однозначен: «Да, конечно, чем вы хотите, чтобы он был». Но этот вердикт не мешает размаху первой нефтяной фирмы. Через пятнадцать лет после окончания Второй мировой войны она контролирует более пятой части мирового рынка нефти и располагает 126 танкерами, то есть самым большим частным флотом в мире, превосходящим флот таких государств, как Швеция, Испания, Дания, и такого уютного домика для выгодной регистрации судов, как Панама.

К 1945 году американская нефть играет решающую роль в победе союзников, как и к 1918 году: 68 % мировой нефти в течение пяти военных лет добывалось в США. Эта цифра заставляет критиков умолкнуть и позволяет забыть о циничной двойной игре, иногда совершенно непростительной, которой предавались эти компании.

3. Встреча с Альбертом Шпеером

Я понял, какую решающую роль сыграла нефть в мировой войны, благодаря двум встречам, которые произошли с интервалом в один год: с одним нацистским лидером и с одним демократом, который, к несчастью, не понял, что мир после войны изменился. Два главных действующих лица одной трагедии, чьи свидетельства меня глубоко поразили.

1972 год. Я выхожу из поезда на вокзале в Гейдельберге, это мое первое путешествие в Германию. Мне двадцать пять лет, и эта страна остается для меня загадкой, бездной и постоянным вопросом: почему произошла эта смертельная глупость и как она могла произойти? Впервые в истории человечества режим, поддерживаемый партией народа, возжелал произвести настоящую хирургическую операцию, попытавшись стереть с лица земли евреев и цыган.