 |
|
Популярные авторы:: Чехов Антон Павлович :: БСЭ :: Борхес Хорхе Луис :: Нортон Андрэ :: Сименон Жорж :: Лондон Джек :: Азимов Айзек :: Толстой Лев Николаевич :: Грин Александр :: Петрушевская Людмила Популярные книги:: The Boarding House :: Бурый волк :: Зовите меня Джо :: Жил-был щелкунчик :: Великие неторопливые короли :: Жар небес :: Цивилизация каннибалов :: Парк-авеню 79 :: Авторитет :: Впечатления |
Старшая ЭддаModernLib.Net / Мифы. Легенды. Эпос / Эпосы, легенды и сказания / Старшая Эдда - Чтение (стр. 12)
лезвия клен,[503] — речь иль безмолвье; решай, а несчастья судьба уготовит». Сигурд сказал: «Не побегу, даже смерть увидав, я не трус от рожденья; советы благие твои я приму, покуда я жив». Сигрдрива сказала: «Первый совет мой — с родней не враждуй, не мсти, коль они ссоры затеют; и в смертный твой час то будет ко благу. Совет мой второй — клятв не давай заведомо ложных; злые побеги у лживых обетов, и проклят предатель. А третий совет — на тинг придешь ты, с глупцами не спорь; злые слова глупый промолвит, о зле не помыслив. Но и смолчать ты не должен в ответ, — трусом сочтут иль навету поверят; славы дурной опасайся всегда; назавтра убей лжеца – тем отплатишь за подлую ложь. Четвертый совет — если в пути ведьму ты встретишь, прочь уходи, не ночуй у нее, если ночь наступила. Бдительный взор каждому нужен, где гневные бьются; придорожные ведьмы воинам тупят смелость и меч. Пятый совет мой — увидишь красивых жен на скамьях, да не смутится твой сон, и объятьями не соблазняй их! Совет мой шестой — если за пивом свара затеется, не спорь, если пьян, с деревом битвы,[504] — хмель разуму враг. Песни и пиво для многих мужей стали несчастьем, убили иных или ввергли в беду, печальна их участь. Совет мой седьмой — если ты в распре с мужами смелыми, лучше сражаться, чем быть сожженным в доме своем. Совет мой восьмой — зла берегись и рун коварных; дев не склоняй и мужниных жен к любви запретной! Девятый совет — хорони мертвецов там, где найдешь их, от хвори умерших, в волнах утонувших и павших в бою. Омой мертвецу голову, руки, пригладь ему волосы; в гроб положив, мирного сна пожелай умершему. Десятый совет — не верь никогда волчьим клятвам,[505] — брата ль убил ты, отца ли сразил: сын станет волком и выкуп забудет. Гнев и вражда и обида не спят; ум и оружие конунгу надобны, чтоб меж людей первым он был. Последний совет мой — друзей коварства ты берегись; недолго, сдается мне, жив будет конунг — множатся распри». Отрывок песни о Сигурде[506] Хёгни сказал: . . «В чем пред тобою Сигурд повинен, что хочешь ты смелого жизни лишить?» Гуннар сказал: «Сигурд обеты дал мне и клятвы, клятвы мне дал и все нарушил: меня обманул, а должен был крепко клятвы блюсти, обеты исполнить!» Хегни сказал: «Брюнхильд тебя, зло замышляя и горе готовя, к гневу понудила! Не простит она Гудрун счастливого брака и то не простит, что ею владел ты». Жарили волка одни, а другие резали змей, иные же злобно Готторму дали вороньего мяса[507] перед тем, как героя смогли погубить. Гудрун снаружи стояла, дочь Гьюки, такие слова сказала она: «Где же Сигурд, воинов вождь, если братья мои первыми едут?» Одно лишь в ответ вымолвил Хёгни: «Надвое Сигурда мы разрубили, конь склонился над конунгом мертвым!» Сказала тогда Брюнхильд, дочь Будли: «Владейте на счастье землей и оружьем! Всем бы владел Сигурд один, если бы дольше жизнь сохранил он. Не подобало там ему править Гьюки наследьем, великой дружиной, если пять сыновей вырастил Гьюки, к битвам готовых, в правленье умелых!» Брюнхильд тогда от души рассмеялась, так что жилье все загудело: «Долго владеть вам землей и дружиной, если смогли вы князя убить!» Гудрун ответила, Гьюки дочь: «Речь ты ведешь злую, преступную! Гуннара, боги, за зло покарайте! Могильщика Сигурда месть ожидает!» Убит был Сигурд к югу от Рейна, — с дерева ворон каркнул громко: «Атли о вас клинки окровавит![508] Злобных убийц клятвы погубят!» Поздний был вечер, выпили много, каждый слова говорил веселые, потом улеглись и спокойно заснули, Гуннар один дольше всех бодрствовал. Стал ногой шевелить, рассуждая долго, о том начал думать дружины губивший, что ворон с орлом промолвили с дерева, когда возвращались братья домой. Брюнхильд, дочь Будли, конунга дочь, рано она, до рассвета, проснулась: «Хотите иль нет — о беде говорю я! О горе скажу, — как умолчать мне!» Это услышав, все замолчали, — понять не могли, что с женщиной сталось, отчего она, плача, о том говорит, о чем со смехом просила героев. Брюнхильд сказала: Гуннар, ответь мне, разве забыл ты, что кровь вы смешали в знак побратимства! Плохо ему ты платишь за дружбу, — первым другом тебя считал он! Когда отправился смелый герой сватать меня, тогда доказал он, что не по-вашему клятве он верен[511] той, что давал юному конунгу: меч положил, убранный золотом, конунг великий меж нами на ложе, — был клинок в огне закален, капли яда таил он в себе…» Здесь в этой песни рассказывается о смерти Сигурда и говорится, что он был убит вне дома. Но некоторые говорят, что он был убит в постели, спящий.[512] А немецкие мужи говорят, что он был убит в лесу.[513] А в Древней Песни о Гудрун говорится, что Сигурд и сыновья Гьюки ехали на тинг, когда его убили.[514] Однако все говорят единогласно, что убийцы нарушили верность ему и напали на него лежащего и не готового к защите. Первая песнь о Гудрун[515] Гудрун сидела над мертвым Сигурдом. Она не плакала, как другие женщины, но грудь ее разрывалась от горя. Жены и мужи подходили утешить ее. Но это было нелегко. Говорят, что Гудрун отведала сердца Фафнира и поэтому понимала язык птиц. Вот что еще сложено о Гудрун: Так было – смерти желала Гудрун, над Сигурдом мертвым горестно сидя; не голосила, руки ломая, не причитала, как жены другие. Мудрые ярлы к ней подходили, скорбь ее пытались рассеять. Не было слез горючих у Гудрун, — горе великое грудь разрывало. Знатные жены ярлов сидели, золотом убраны, против Гудрун; каждая горе свое вспоминала, речь заводила о самом горьком. Молвила Гьявлауг, Гьюки сестра: «Счесть невозможно несчастья мои, — я пятерых мужей потеряла, трех сестер, трех сыновей, восемь братьев — и все ж живу я!» Не было слез горючих у Гудрун: гибель юноши, конунга смерть, горе великое камнем легло. Молвила Херборг, владычица гуннов:[516] «Горе мое еще тяжелее, — семь сыновей на юге погибли, муж мой тоже в сече зарублен; мать и отец и четверо братьев морю достались, — ветер настиг их, била волна о борт корабля. Сама их одела, сама убрала их, сама схоронила тела родимых. В полгода всех потерять довелось мне, не было мне ни в чем утешенья. В плен тогда же сама я попала, рабство изведала в те полгода; жену вождя одевала и обувь ей подавала каждое утро. Ревновала она, бранила меня, жестокими были ее побои; хозяина лучше нигде не видала, хозяйки хуже нигде не встречала!» Не было слез горючих у Гудрун: гибель юноши, конунга смерть, горе великое камнем легло. Гулльранд, дочь Гьюки, молвила так: «Мудрой слывешь ты, приемная мать, а жену молодую утешить не в силах, — пусть она видит мертвого конунга!» Сдернула саван с тела Сигурда, к ногам жены подушку метнула: «Вот он! Прильни губами к устам, — ведь так ты его живого встречала!» Горестно взор бросила Гудрун на голову князя в сгустках крови, на очи героя, померкшие ныне, на жилье души,[517] мечом рассеченное. Вскрикнув, грянулась оземь Гудрун; косы рассыпались, вся покраснела, хлынули слезы дождем на колени. Горько заплакала Гудрун, дочь Гьюки, слез поток оросил покрывало, а во дворе закричали громко гуси, прекрасные Гудрун птицы. Молвила Гулльранд, дочь Гьюки: «Знаю, — большей любви. чем ваша, не видели между людьми, на земле живущими! Места себе ты не находила, сестра, если Сигурда нету с тобою!» Гудрун сказала: «Сигурд рядом с сынами Гьюки как стебель лука, из трав встающий, как в ожерелье камень сверкающий, самый ценный среди каменьев! Чтили меня воины конунга больше, чем дев Одина[518] смелых. Как ивы листва, стала я жалкой, — смерть повелителя сделала это! Ни на скамье его нет, ни на ложе, — в этом повинны Гьюки сыны! Гьюки сыны повинны в несчастье, горькие слезы льет их сестра! Как ваши клятвы ложными были, пусть ваши земли так опустеют! Гуннар, не впрок пойдет тебе золото; эти запястья — гибель твоя, ты ведь Сигурду клятвы давал! Двор наш видал дни веселее, чем день, когда был оседлан Грани и Сигурд к Брюнхильд свататься ехал, — к женщине злой, в час зловещий!» Молвила Брюнхильд, Будли дочь: «Пусть потеряет детей и мужа та, что нынче слезы пролить тебе помогла и речь вернула!» Молвила Гулльранд, Гьюки дочь: «Лучше молчи! Ненавистна ты всем! Ты виновна в смерти героев! Злой судьбы волнами гонимая, ты семерых конунгов горе,[519] ты мужьям гибель несешь!» когда мы увидели в доме гуннов на князе огонь ложа дракона.[521] Дорого стоило то сватовство, вечно о нем я сокрушаюсь!» Став у столба, собирала силы; взор Брюнхильд, дочери Будли, ярко пылал, ядом дышала, глядя на раны мертвого Сигурда. Гудрун ушла оттуда в лес, в пустыню, поехала в Данию и жила там у Торы, дочери Хакона, семь полугодий. Брюнхильд не хотела жить после смерти Сигурда. Она велела убить восьмерых своих рабов и пять рабынь. Затем она пронзила себя мечом насмерть, как об этом рассказывается в Краткой Песни о Сигурде. Краткая песнь о Сигурде[522] Давно это было, — Сигурд-воитель, юный Вёльсунг, у Гьюки гостил; клятвы он принял от братьев обоих,[523] верности клятвы от воинов смелых. Сигурду дали казну и невесту — юную Гудрун, Гьюки дочь; пиры и беседы долгими были у Гьюки сынов и юного Сигурда, пока не уехали свататься к Брюнхильд, и Сигурд с ними вместе поехал, юный Вёльсунг, в битвах искусный. Женой назвал бы ее, если б мог! Юноша с юга меч положил обнаженный на ложе меж ней и собой; женщину он не целовал, не обнимал гуннский конунг, деву сберег он для сына Гьюки.[524] Она в своей жизни позора не знала, обид от судьбы еще не изведала, не знала тревог ни мнимых, ни истинных, но путь преградила злая судьба! Сидя под вечер около дома, так, не таясь, дева сказала: «Будет Сигурд в объятьях моих, юный герой, или умрет! Так я сказала, а после раскаюсь: Гудрун – жена его, я – жена Гуннара, норны сулили нам долгое горе!» Часто выходит, полная злобы, на льды и снега в вечернюю пору, когда он и Гудрун в постель ложатся и Сигурд жену обвивает покровом и в объятья берет ее гуннский конунг. «Нет у меня ни мужа, ни радости, — радость из гнева себе изготовлю!» Ненавидя, она убийство задумала: «Гуннар, ты скоро навек потеряешь землю мою и меня вместе с нею — с конунгом мне счастья не видеть! Поеду туда, откуда приехала, там я жила у родичей близких: там я останусь для жизни сонной, коль не убьешь ты конунга Сигурда, если над ним ты не возвысишься! Сын пусть отправится вслед за отцом! Волка кормить[525] больше не будет! Легче вравкда идет к примиреньго, если в живых нет больше сына». Гуннар печально повесил голову, день целый сидел он в смятенье горестном; не ведал совсем, как поступать ему подобало, не видел он вовсе, как поступить ему в этом деле, — ибо он знал, что Вёльсунг погибнет и будет ужасной эта потеря. Долгое время томился в, раздумье: прежде такого еще не бывало, чтоб конунгов жены царство бросали. С Хёгни он стал совещаться тайно, тот ему верным во всем был другом. Гуннар сказал: «Всех мне дороже Брюнхильд, дочь Будли, всех женщин она лучше и краше; скорее готов я с жизнью расстаться, чем этой жены потеряю сокровища! Не хочешь ли князя убить и богатства княжьи присвоить? Отлично владеть сокровищем Рейна[526] и жить в довольстве, правя страною И радуясь счастью!» Одно лишь в ответ вымолвил Хёгни: «Не подобает нам так поступать — мечом рассечь памп данные клятвы, клятвы, что дали мы, наши обеты! Знаю, откуда дороги ведут: Брюнхильд страсть слишком сильна!» Гуннар сказал: «Готторма мы толкнем на убийство, младшего брата, еще неразумного! Не произнес он клятвы, что дали мы, клятв, что давали мы, наших обетов». Легко согласился поспешный в поступках: Сигурду меч в сердце вонзил. Отмстить захотел воинственный конунг, меч свой метнул в юнца неразумного: с силою Грам брошен был в Готторма, светлый клинок, рукою смелого. Надвое был рассечен убийца, прочь голова отлетела с плечами, рухнули ноги, назад завалились. Гудрун заснула, горя не зная, на ложе своем с Сигурдом рядом — но пробудилась в печали и страхе, увидев на ложе кровь друга Фрейра.[529] Так сильно она всплеснула руками, что духом могучий поднялся на ложе: «Гудрун, не плачь, жена моя юная, — братья твои живы еще![530] Есть у меня юный наследник, как его вызволить из вражьего дома? Братья твои задумали новое, замыслы их злобны и пагубны. Сына сестры их такого но будет, хотя б семерых ты породила! Твердо я знаю причину беды: Брюнхильд одна во всем виновата! Дева любила меня одного, но Гуннару я не нанес ущерба; узы родства соблюдал и клятвы. чтоб другом жены его не был я прозван». Жена застонала, — конунг скончался: так сильно она всплеснула руками, что зазвенели кубки в углу, а во дворе откликнулись гуси. Тогда рассмеялась Брюнхильд, дочь Будли, единственный раз от души рассмеялась, когда на ложе своем услыхала рыданья громкие дочери Гьюки. Сказал тогда Гуннар, вождь дружины: «Не от веселья и не от радости ты рассмеялась, злобная женщина! Отчего покраснела, чудовищ родившая? Скоро умрешь ты! — так мне сдается. Тебе подобало б своими глазами увидеть, как Атли мы изрубили бы, брата увидеть раны кровавые, могла бы ты их ему перевязывать!» Брюнхильд сказала: «Тебя не виню: ты храбро бился! Злобы твоей не страшится Атли. Из вас двоих проживет он дольше, и силой тебя он превзойдет. Скажу я, Гуннар, — ты сам это знаешь, — поспешно вы преступленье свершили! Свободна во всем, запретов не зная, в богатстве жила я в братнином доме. И замуж я идти не хотела, покуда вы, Гьюкунги, к нам не приехали, — 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23 |
|||||||