Семья Гриффин (№2) - Приглашение к греху

Кэролайн перестала дышать. Он давал ей еще один шанс. Она почувствовала, как кровь отливает у нее от лица, и все еще не могла ни пошевелиться, ни заговорить, а лишь повторяла про себя, что он вернулся.

– Господи, – пробормотал он и поспешил усадить ее на стул. – Дышите, Кэролайн. На вас лица нет. – Он не слишком нежно похлопал ее по спине. – Так легче?

– Да, спасибо, – пролепетала она. – Но я думала, что вы уехали в Бат.

– Я не помню, чтобы когда-либо был так зол.

– Тогда почему… почему… – Ему на руку упала слеза.

Закери пожал плечами.

– Я заслужил немного из того, что вы сказали. – Он откашлялся. – Даже больше, чем немного. Думаю, я не понимал, насколько важна была для вас моя помощь. Если бы понимал, я не стал бы злоупотреблять этой привилегией.

Несмотря на добрые слова, в его голосе не было обычной расслабленности, которую она привыкла слышать. Он, видимо, все еще сердился. У него на это есть причина, убеждала она себя, но была слишком благодарна ему и пыталась не забывать дышать.

– Я прошу прощения за то, что сказала. Это было подло, и мне не следовало…

– Все было правдой, и вы помогли мне кое о чем задуматься. Так что мы квиты. Увидимся за обедом.

– Да. Я… спасибо, Закери. Большое спасибо.

Он коснулся ее плеча, а потом они с Гарольдом вышли.

Дверь снова открылась.

– Все уладилось? – спросил отец.

– Он сказал, что будет позировать для портрета, – ответила она, все еще немного ошеломленная.

Где-то за стенами кабинета какофония возобновилась – это сестры обнаружили, что Закери вернулся. Кэролайн поняла, что возникла еще одна проблема.

– У меня мало времени, папа. Альбом разорван, и я должна сделать хотя бы один предварительный набросок, прежде чем сяду за мольберт. – Так было всегда: сначала набросок, потом работа маслом. В данном случае она могла бы написать портрет Закери с закрытыми глазами, но не хотела рисковать.

– Если бы я знал, что ты запланировала на сегодня, я никогда не пригласил бы Закери на рыбную ловлю. Хотя я думаю, что ваш спор был неизбежен.

– Мне следовало бы подумать, прежде чем открывать рот. Я вела себя непростительно. Надеюсь, я тебя не слишком огорчила.

– Ты сказала то, что думала. Я никогда не сомневался в том, что ты у меня умница.

– Что ты сказал ему, чтобы убедить его вернуться?

– Это останется между мною и им. Скажи, которая из сестер составила это проклятое расписание?

– Энн.

– Я его пересмотрю.

– Но…

– Ты должна написать этот портрет, Каро. Если тебя постигнет неудача, так это будет не от того, что у тебя не было шанса.

– Спасибо, папа.

– М-м. Иди переоденься.

Разговор с отцом вернул ей душевное равновесие. В течение прошедшего дня не было, кажется, ни одной эмоции, которую она не испытала – предвкушение, гнев, смирение, ужас, разочарование, ярость, уныние и, наконец… надежда.

Когда она спустилась в столовую, все уже сидели на своих местах за столом. На какое-то мгновение ей показалось, что сейчас придется снова выслушать обвинения, но никто даже не обратил на нее внимания. Все взгляды были устремлены на Закери, который стал еще красивее и галантнее, чем несколько часов назад.

А он улыбался, и если бы Кэролайн не научилась читать по выражению его лица, что он на самом деле чувствует, могло показаться, что это все тот же веселый и легкомысленный Закери. Но она видела, как холодны его глаза и как натянута улыбка. Кэролайн испугалась: если ее сестры и дальше будут молоть чепуху, он может сорваться.

Мистер Уитфелд постучал вилкой по бокалу, призывая всех помолчать.

– Я хочу сделать объявление. Начиная с завтрашнего утра, на то время, которое потребуется Кэролайн, чтобы закончить портрет, вы все оставите ее и лорда Закери в покое.

– Но, папа, у нас рас…

– Я сказал – в покое, – с необычной для него строгостью повторил отец. – Вы можете докучать ему столько, сколько он сможет выдержать, во время ленча, обеда и по вечерам, но пока освещение позволяет Кэролайн писать портрет, старайтесь не попадаться ей на глаза.

– Да, папа, – сказала Энн, ткнув локтем Грейс. Сестры немного поспорили, но потом все же согласились с отцом.

– На самом деле я обещал Кэролайн позировать сегодня вечером, чтобы она могла восстановить некоторые испорченные наброски, а потом я займусь дрессировкой Гарольда. И мне надо поговорить с тетей Тремейн наедине.

Кэролайн услышала в его голосе нехарактерную для него серьезность. Однако не была уверена, что и остальные ее услышали. Они все еще пребывали в унынии от того, что их лишили радости общения с вернувшимся Закери, и, верно, не заметили бы, если бы в доме снесло крышу.

– Я могу чем-то помочь? – спросила она.

– Мне нужно всего двадцать минут. – Холодные серые глаза были устремлены на нее.

– Разумеется.

– Хорошо. – Он положил салфетку и встал. – Прошу меня извинить. Передайте мою благодарность кухарке за прекрасно приготовленную рыбу. Я такой еще никогда не ел.

Леди Глэдис тоже встала и последовала за племянником.

– Увидимся утром, девочки, мистер Уитфелд.

– Спокойной ночи, Глэдис, – ответила Салли.

– Спокойной ночи, – тихо повторила Кэролайн. Эта ночь будет самой длинной в ее жизни.

– Мы не собираемся сбежать в полночь, не так ли? – Тетя Тремейн села на свое обычное место – в кресло у окна – и положила распухшую ногу на низкую скамеечку. Она попросила принести ей чаю, но у нее было смутное предчувствие, что к тому времени, когда Закери выскажет ей все, что у него накопилось, ей потребуется что-нибудь покрепче.

– Ты слышала что-нибудь о моем споре с Кэролайн? – начал Закери, медленно прохаживаясь по комнате.

– Я слышала истерические крики и что-то насчет удобрений. После этого я ушла.

Она ожидала, что он, по своему обыкновению, улыбнется, но он оставался серьезным.

– Ты веришь, что я пойду в армию?

– Если только Мельбурн не будет против. Он остановился перед ней.

– Насколько я понимаю, вы все рассчитываете на то, что Мельбурну ничего не придется делать. Вы продержите меня пару месяцев где-то подальше от Лондона, и я забуду о своих планах или найду себе какое-либо другое занятие. Я прав?

Пару недель назад леди Глэдис сказала бы что-нибудь остроумное и переменила тему. Однако перед ней был не тот Закери, к которому она привыкла. И этот новый Закери хочет знать правду. Более того, он был готов эту правду выслушать.

– Ты прав. Моя подагра не выдумка, но она дала нам предлог, которым мы с твоим братом воспользовались.

Закери кивнул.

– Я хочу остаться здесь до конца месяца.

Она попыталась не показать, что удивлена. Всего три часа назад он хотел бросить ее здесь и уехать в Бат.

– Закери, что бы ни сказала Каро, тебе нечего стыдиться и не о чем сожалеть. Ты прекрасный молодой человек. Тебя любят, ты добрый, обая…

– Я все это знаю, – прервал он тетю, скорчив гримасу. – Такова моя роль в семье.

– Что ты сказал?

– Ты знаешь, что Себастьян – скучный и неулыбчивый, Шарлемань – упрямый и амбициозный, Нелл – непокорная и умная, а я – обаятельный и покладистый.

– И что в этом плохого?

– Это не слишком вдохновляет, если задуматься о жизни. Мне хочется заняться чем-то по-настоящему интересным, иметь цель в жизни, тетя. Но я не знаю, что это могло бы быть.

– Тебе двадцать четыре, Закери. У тебя еще не может быть ответов на все вопросы.

– Но ты согласилась с тем определением, которое я сам себе дал, не так ли?

– Я думала, что твое утверждение было риторическим.

Дворецкий принес чай, и Закери поставил поднос рядом с креслом тети.

– Что бы там ни было, я, как, очевидно, и все, устал от того, что ничего не могу довести до конца. Я считал, что армия… – Он сел на край кровати. – И оказался не прав. А теперь еще одно не доведенное до конца дело.

– По крайней мере ты это понял, не успев наломать дров. – Леди Глэдис постаралась, чтобы ее голос звучал ровно, хотя ей хотелось кричать от радости. Благодарю тебя, Господи!

– Сделай одолжение и не говори ничего Мельбурну. Когда я буду готов, я сам сообщу его святейшеству.

– Закери, тебе не стоит так переживать. У тебя масса интересов, и если ты еще не решил, который из них больше всего тебя влечет, в этом нет ничего плохого. У тебя, слава Богу, есть время, чтобы понять, к чему именно ты склонен.

Закери покачал головой. Ответ тети его, видимо, не удовлетворил.

– До этого еще далеко.

– Зак…

– Одно я знаю точно. Я сделаю все, что могу, чтобы Кэролайн написала портрет и отослала его в Вену в срок.

– Но это же чудесно!

– И еще я должен обучить своего пса. Ты правда не против остаться в Уилтшире еще какое-то время?

Даже если она и была против, она не собиралась ему этого говорить. Ее подагра немного утихла, но все еще могла служить предлогом.

– Нисколько. Это приятная перемена обстановки – быть в доме, где так много женщин.

– Что ж, отлично. – Он нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Пойду позировать для новых набросков.

Когда он ушел, Глэдис налила себе чаю. Она была рада, что рано ушла в свою комнату. Ей, как и новому Закери, было о чем подумать.

Глава 13

Кэролайн почти час ходила взад-вперед по мастерской до прихода Закери. Вчера вечером, пока она делала наброски, они едва обменялись несколькими словами, хотя раньше обычно оживленно беседовали. Возможно, частично причиной было то, что ее сестры не захотели выпускать Закери из поля зрения, хотя они, как и обещали, почти все время молчали. На самом деле Кэролайн почувствовала даже облегчение от того, что они с Закери не остались наедине. К тому же о чем они могли говорить? Но сегодня утром избежать разговора не удастся.

И это ее нервировало. Она почти не спала ночь, но все же, проснувшись, представила себе более или менее четко, каким должен быть портрет. Чтобы решить окончательно, она должна увидеть Закери.

– Я не знал, в чем вы хотели, чтобы я был одет, – сказал он, входя в мастерскую за пять минут до назначенного времени и полуприкрыв за собой дверь. Ее служанка Молли осталась в коридоре – достаточно близко, чтобы были соблюдены приличия, и достаточно далеко, чтобы ее бормотание и храп не нарушали творческий процесс. – Я захватил три камзола и три жилета. Какие вы предпочитаете?

Она сделала глубокий вдох, чувствуя, что напряжение между ними все еще сильно и что стеснение в груди, которое всегда вызывала его близость, было, как никогда, давящим.

– Темно-серый, – сказала она, силой воли заставив себя сосредоточиться.

Кивнув, он снял с себя коричневый жилет и бросил его на подоконник. Ей снова пришла в голову мысль о том, что хорошо бы написать его без рубашки или даже совсем обнаженным, но тогда этот портрет подойдет для студии Танберга так же мало, как портрет лорда и леди Иде в напудренных париках или в костюмах Ромео и Джульетты.

– Как вам? – спросил он, застегивая темно-серый камзол.

– А вы не могли бы вообще снять камзол?

Он колебался всего мгновение. Возможно, ей это просто показалось. Атмосфера была такой напряженной, что вряд ли он этого не чувствовал.

– Как скажете. А где мне сесть?

– Я подумала, – сказала она, надеясь, что он не станет смеяться или хуже того – откажется. – Мне хотелось бы, чтобы вы позировали на фоне руин.

– Руин?

– Благодаря запрету отца сестры не будут вмешиваться, а вы… вам этот фон очень подходит. Искатель приключений в естественной обстановке.

– С тех пор как я в последний раз искал приключения, прошло много лет, – улыбнулся Закери. Выглянув в окно, он снял камзол и повесил его на руку. – Но идея мне нравится. Что мне нести?

– О! Вам… не надо помогать. Я сама.

– М-м. Кэролайн, я вчера сослужил вам плохую службу. Я не хочу повторять ошибки. Если я смог принять то, что вы сказали вчера, уже ничего, что, возможно, вы скажете, не может меня обидеть. Расслабьтесь, моя дорогая.

– Я была слишком резкой.

– Ничуть. Один мой друг сказал моему брату, что, если ты чувствуешь в себе силу совершить какой-то поступок, имей характер не извиняться за него после.

– Хорошо.

Остановившись совсем близко, он взял холст и мольберт. Было ощущение, что он мимоходом понюхал ее волосы, и по спине у нее пробежали мурашки.

– Ведите меня.

Что бы они вчера ни сказали друг другу, сегодня все изменилось. Это ее смутило, потому что его новое поведение понравилось ей и вчера вечером, и сегодня утром. Очень понравилось.

– Вот так? – спросил Закери, ставя одну ногу на поваленную греческую колонну.

– Замечательно. А теперь чуть-чуть поверните голову в сторону пруда. Да, вот так.

– Вы уверены, что я не выгляжу как какой-нибудь завоеватель? Александр Великий из Уилтшира?

Она фыркнула. Он ждал этого и улыбнулся. Его гордость и происхождение предполагали, что он никогда не должен был прощать ее за вчерашнее, а, не мешкая ни минуты, уехать в Бат и предаться там обычным развлечениям – картам и выпивке в клубе.

И тот Закери, которого знал Мельбурн, бросил бы Гарольда при первой же возможности. А новый Закери провел три поздних часа, обучая Гарольда команде «сидеть», демонстрируя при этом терпение, которое он в себе не подозревал. Это, конечно, была мелочь по меркам больших дел, но для Закери она была крайне важна.

Он уже трижды попытался объяснить Кэролайн, что не держит на нее зла. И он точно знал почему. Она не только высказалась довольно резко о важных вещах, но была права. Не просто права, а абсолютно права.

Его братья обзывали его тупицей и шутили над его нежеланием брать на себя ответственность, но они никогда не называли его никчемным. И не стали бы называть. С точки зрения семьи, он не был бесполезен. Мельбурн держал всю свою семью вокруг себя, как ожерелье из драгоценных камней, и Закери был частью этого гарнитура. Но для остального мира, как и для самого Закери, это выглядело более чем мрачно. И ему это не нравилось.

– Вы хмуритесь, – сказала она, критически его оглядывая. – Не могли бы вы немного расслабиться?

– Прошу прощения. – Он снова изобразил улыбку. – Вы сначала сделаете набросок карандашом?

– Я то рисую, то беру кисть. Хотя у меня только один целый набросок, я уже достаточно хорошо изучила черты вашего лица. Карандашом я намечаю некоторые линии, потому что освещение будет меняться, а вам захочется через какое-то время немного подвигаться.

– Я останусь скалой столько, сколько потребуется.

– Хорошо, но на это может уйти два дня, – улыбнулась она.

Это означало, что, если бы он не был таким идиотом вчера, она смогла бы закончить эту позу уже сегодня.

– У вас все еще достаточно времени?

– Да.

– Я заплачу за отправку картины.

– В этом нет…

– Вы теряете освещение, мисс Уитфелд. Пишите портрет.

Она молча работала несколько минут, а он чувствовал, как его губы снова напрягаются, и попытался расслабиться. Незачем ей изображать его сумасшедшим, даже если он на самом деле на него похож.

– Вы сказали, что видели «Мону Лизу»… и что никогда не были в Вене. – Кэролайн что-то быстро рисовала карандашом. – Расскажите мне о своих путешествиях.

– Про еду или про искусство? По мнению моей семьи, я знаток первого и не разбираюсь во втором.

– В это трудно поверить. Вас так поразила «Мона Лиза», что вы простояли перед ней целый час. Вы путешествовали по Греции, не так ли?

– Да. Видел и Парфенон, и Эрехтейон. Чувство времени там просто подавляет.

– Почему подавляет? – Она на секунду остановилась.

– Возможно, это неправильное слово. – Он покачал головой, а потом снова замер. С ней так легко было разговаривать. – Я не могу это объяснить. Я знаю, что они символы культуры и образования, а я рядом с ними чувствовал себя таким маленьким. Незначительным.

– Небольшая кочка на дороге человечества? Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.

– Вы опять хотите меня оскорбить? Кэролайн залилась краской.

– Нет, что вы. Я иногда чувствую себя именно так, когда читаю Аристотеля, Платона и даже Шекспира. Я высоко ценю их знания и их искусство, но это заставляет меня посмотреть в глубь себя. Иногда я думаю, есть ли во мне хотя бы малая частица, равная этому величию.

Она попросила его принять прежнюю позу.

– Точно. Я попытался объяснить брату, что чувствовал в Греции, а он ответил, что я, наверное, съел протухший сыр.

– А вы пытались объяснить ему по-настоящему?

– Не очень. Шей не понимает моего тяготения к искусству. Он ценит во мне совсем другое. Например, я знаю, где в Лондоне находится ресторан, в котором лучше всего жарят фазанов.

– Разве нельзя хорошо знать и то и другое?

Господи! Теперь она напоминает ему Мельбурна, который пытался его убедить, что надо наметить цель и стремиться к ней. Теперь она, верно, думает, что может и дальше его критиковать.

– Не знаю. Никогда даже не пытался.

– А мне кажется, что это не так. Я ведь знаю и ваше мнение о Парфеноне, и о жареных фазанах.

– Спасибо за комплимент, но это лишнее.

Пока они разговаривали, она положила карандаш и взяла кисть. Закери очень хотелось посмотреть, что у нее получается, но он и так оказался причиной задержки. Его нога, стоящая на колонне, начала затекать, но он не обращал на это внимания.

– Вы можете немного пройтись по поляне, если хотите размяться, – наконец предложила она.

Слава Богу! Он поиграл плечами и поставил ногу на землю.

– Можно посмотреть?

– Пока смотреть особо не на что, но если хотите… Кэролайн не смутило, что кто-то будет заглядывать ей через плечо, да он этого и не ожидал. Она была профессионалом и по праву гордилась своим умением.

Он увидел бледные очертания своей фигуры – одна нога согнута, другая опирается на карандашную линию, правая рука на бедре, левая – в кармане. Голова слегка очерчена. Написаны лишь волосы – темные с золотистыми бликами солнца над висками. Несколькими мазками были обозначены линия плеча и прямая нога.

Вокруг были руины, на заднем плане слева был берег пруда, а за правым плечом – нарисованное карандашом стадо.

– Выглядит так, будто я хозяин своих владений, – заметил он. – Или, скорее, владений вашего отца.

– Именно этого я и добивалась. Передать вашу уверенность и раскрепощенность. Ваш аристократизм.

Настала его очередь краснеть. Кэролайн, возможно, видела его недостатки даже лучше, чем он сам, и все же не поскупилась на комплименты. Она все-таки нашла в нем что-то, чем можно было восхищаться, и не постеснялась сказать это вслух. Закери откашлялся и стал рассматривать фон. Одна корова особенно привлекла его внимание.

– Это же новая корова вашего отца, не так ли? Та, которой вы дали кличку Димидиус.

– Да. Я решила, что папе понравится, что она будет на картине.

– Она и вправду дает в два раза больше молока, чем обычная корова?

Девушка пожала плечами.

– Вроде бы да. И хорошего качества. Из него получаются хорошие сливки и масло. У нее смирный нрав, и она любит яблоки.

Кэролайн обернулась, положила кисть и немного потянула за галстук.

– Я могу позвать камердинера, если вы предпочитаете другой узел.

– Нет. Все хорошо. Просто я хочу, чтобы лучше была видна кружевная оборка.

Она продолжала расправлять галстук на груди.

– Кэролайн?

– М-м?

– Вчера было еще кое-что.

– Что?

– Вы привлекли мое внимание.

Закери обнял ладонями ее лицо и поцеловал. У ее губ был вкус сладкой клубники. Служанка мирно дремала по ту сторону поляны, и Закери осмелел. Кэролайн прислонилась к нему и обняла за плечи. Желание окатило Закери горячей волной, но впервые в жизни он не поддался искушению.

Вместо этого он неохотно прервал поцелуй и прошептал:

– Это было восхитительно.

– Я хотела бы, чтобы вы преподали мне еще один урок анатомии, Закери.

Господи! Он поцеловал ее еще раз. Настойчивее.

– С превеликим удовольствием. Но после.

– После?

– После того как вы закончите портрет и у вас не будет причины быть мне благодарной.

– Очень благородно с вашей стороны, – дрожащим голосом сказала она.

– Нет. Просто это честное предупреждение. Поймите меня правильно, Кэролайн. Если только вы не передумаете, я намерен воспользоваться вами. Но я не хочу, чтобы меня обвиняли в том, что вам приходится откладывать работу. Кроме того, разве нет поговорки насчет того, что предвкушение делает вкус чего-то там слаще?

Кэролайн хихикнула.

– Не знаю такой поговорки, но звучит логично. – Она встала на цыпочки и поцеловала его. – А теперь, пожалуйста, вернитесь к колонне.

Встав в прежнюю позу, он стал думать о некрасивых девушках и гнилых овощах. Позировать будет с каждым разом все труднее – как сделать, чтобы она не заметила, что вызывает в нем вожделение.

Это просто невероятно. Еще двадцать четыре часа назад он был готов ее задушить, а теперь ему хотелось услышать, как она стонет от наслаждения. У нее была цель, но и у него она появилась. Она притягивала его буквально и метафорически. Никто еще не разговаривал с ним, как она, и ему придется либо доказать, что она ошибалась, либо овладеть ею. А может быть, и то и другое.

«Перестань думать об этом», – приказал он себе. Надо на что-то переключить внимание. О чем он думал перед тем, как она попросила об уроке анатомии? Что это было, черт возьми?

– Коровы, – пробурчал он.

– Что, простите?

– Димидиус. Как у вашего отца организована программа улучшения породы?

– На самом деле она весьма ограниченна. Мы смогли приобрести всего двух коров гернзейской породы и одного быка смешанных кровей саутдевонской породы. Вот почему потребовалось так много времени, чтобы получить новую породу. А потом мы смогли вывести лишь одного теленка и то с помощью быка, принадлежавшего старому армейскому товарищу папы.

– Значит, потомство Димидиус может и не обладать той же продуктивностью, что и она?

– Правильно. Мы узнаем это еще через год.

– А что другие фермеры? Одна только продажа высококачественного масла и сливок могла бы привлечь внимание аристократии к разведению новой породы. Неужели никто из ваших соседей не пожелал вложить деньги в дело, которое в конце концов окажется весьма прибыльным?

– Честно говоря, в Троубридже к папе относятся как к… чудаку. Особенно после того, как он снес верхушку ветряной мельницы.

– Ветряной мель…

Это было загадкой, но сейчас Закери заинтересовало другое. Он завел разговор о коровах, чтобы отвлечься от мыслей о Кэролайн, но теперь ему стало по-настоящему любопытно. Он какое-то время занимался разведением лошадей – по крайней мере давал советы, – и одна лошадка из нового потомства выиграла дерби в прошлом году. Впрочем, лошадей разводят все.

– Можно задать вам вопрос? – Кэролайн смешала серую краску с коричневой и добавила немного желтой.

– Конечно.

Она бросила взгляд на спящую служанку.

– Минуту назад вы сказали, что собираетесь воспользоваться мною, а потом стали говорить о коровах. Как прикажете это понимать? Это какой-то намек?

Закери рассмеялся:

– Боже упаси. Никакого намека.

– Слава тебе, Господи! Потому что я совсем не прочь, чтобы мною воспользовались.

Думай о дурнушках. О дурнушках!

– Просто мне показалось, что в случае с Димидиус это упущенная возможность.

– Знаете, сколько требуется терпения, чтобы выращивать скот, Закери? К тому же у папы помимо этого масса других интересов.

Закери понял. Эдмунд, несомненно, сделал бы все от него зависящее, но при отсутствии финансов Димидиус оставалась лучшей, но единственной представительницей новой породы. Мельбурн ни за что не упустил бы такой возможности, особенно если бы знал, что дело выгодное. А в два раза больше высококачественного молока от каждой коровы в стаде – это может принести огромный доход.

Его вдруг как молнией ударило. Выгода, которая придется по вкусу Мельбурну, и выведение новой породы, которое интересно ему! Если он сумеет запустить успешную программу, это потребует от него терпения и ответственности. И обеспечит дополнительный доход Уитфелдам, в котором они так нуждаются.

Ему захотелось сразу же пойти в дом и найти Эдмунда. Ему не терпелось начать действовать. Кто бы мог подумать, что он найдет решение своих проблем в корове?

Кэролайн сидела в двадцати футах от него, поглощенная своей работой. Благодаря этим планам он сможет проводить с Кэролайн и ее семьей еще больше времени, и это было здорово, несмотря на хаос, царивший в этом доме. В ее каштановых волосах играли блики солнца, зеленые глаза блестели, словно изумруды. Как же он ее хотел!

– Как вы думаете, Кэролайн? Что, если я предложу вашему отцу помощь в его программе выведения новой породы коров?

Она подняла голову.

– Я думала, что вы собираетесь пойти в армию.

– Планы меняются.

Она кивнула, опустила глаза и вернулась к работе. Он понял этот взгляд. Он видел его раньше. Так смотрели на него домашние.

– Что? – потребовал он.

– Ничего. Я не хочу, чтобы вы опять рассердились. Закери нахмурился:

– Я же сказал, что никуда не уеду, пока вы не закончите портрет. Так что вы думаете?

– Я подумала, что вы очень быстро и легко меняете свои планы. Мне бы не хотелось, чтобы вы подали папе надежду, а потом отказались, если подвернется что-нибудь такое, что заинтересует вас больше.

Как же хорошо она его знала! А ведь они знакомы совсем недавно. Вернее, она знала того человека, каким он был. Но всего один день – короткий, если считать по минутам, и длинный по времени, необходимому, чтобы подумать и понять, – совершенно изменил его. Больше он никогда не захочет быть тем Закери Говардом Гриффином, каким был.

И также ясно, как он помнил свой вчерашний разговор с Кэролайн, он помнил, что сказал ее отец. Это беспокоило его даже больше, чем ее резкая отповедь. Отныне больше не будет никаких ошибок – от скуки ли или от нетерпения. Пришло время выбрать будущее.

– На сей раз я не изменю своих планов, – твердо заявил он.

– Закери, я надеюсь, что вы переменили свои планы не из-за того, что я вам наговорила.

– Именно поэтому. – Он посмотрел ей прямо в лицо, не обращая внимания на то, что она нахмурилась, потому что он пошевелился. – Многие годы мои близкие дразнили меня за мое отвращение к ответственности. Перед тем как я сюда приехал, Мельбурн, вероятно, пытался сказать мне то, что вы сказали вчера. Но либо он был слишком великодушен, либо я не был готов его услышать. Кое-что изменилось. И я благодарю вас за то, что вы сказали о моих недостатках.

Она бросила кисть.

– Закери, пожалуйста, не сваливайте все это на мою голову. Ради Бога…

Он усмехнулся. Значит, не только он беспокоится.

– Я сваливаю все на вашу голову, моя дорогая. А теперь продолжайте работать.

Глава 14

Когда наступило время ленча, сестры Уитфелд выпрыгнули из кустов, словно садовые феи. По их неоднозначному вниманию к Закери и энтузиазму, с которым они рассказывали ему, чем занимались все утро, Кэролайн решила, что они сдержали слово, данное отцу, и ни одна из них не шпионила за ними.

И слава Богу. Потому что невозможно было объяснить, что именно между ними произошло. Он подошел, похвалил ее работу, а она… растаяла. Если бы она к нему не прикоснулась, то почувствовала бы физическую боль.

К счастью, она оказалась достаточно разумной, чтобы тут же не обнажиться и не погибнуть, но сосредоточиться на работе уже не могла. И тут он вдруг заговорил о коровах.

Наверное, так ей и надо. Она совершенно забыла о своей вчерашней решимости быть спокойной и вежливой. Но он продолжал искушать ее, так что трудно было ждать от нее чего-либо другого. Но дело было не только в этом. Даже с Энн она никогда не была так откровенна, как с ним.

Кэролайн смотрела, как он удаляется, окруженный ее сестрами. Возможно, он подумал, что ее решение отдаться ему пришло внезапно. Но теоретически она обдумывала эту возможность с тех пор, как он снял рубашку. А с прошлого вечера эта идея и вовсе перестала казаться ей глупой.

Поскольку в намерения Кэролайн никогда не входило замужество, а приехав в Вену, она не собиралась делать ничего такого, что могло бы погубить ее репутацию, а тем самым – и карьеру, Закери был лучшим и самым благоразумным шансом познать, что такое близость с мужчиной. А как только портрет уедет из Уилтшира, его покинет Закери, а потом – и она.

Во всяком случае, таков был ее план, когда они целовались. Но потом началась эта дурацкая дискуссия о коровах, и она уже не была уверена в его намерениях. Впрочем, это не имело никакого значения, потому что ее цель оставалась неизменной. Так что план относительно Закери идеален. Никаких эмоций, никаких осложнений, и при этом он был порочно заманчивым.

Одно обстоятельство все же ее беспокоило. Даже, скорее, два. Во-первых, если бы он не отошел, она бы просто набросилась на него, даже рискуя не закончить вовремя портрет. Это было бессмысленно и так на нее не похоже, что даже пугало. А во-вторых, он отложил их свидание в пользу ее работы.

Она совершила ошибку. Глупую необъяснимую ошибку. Но с этого момента и до тех пор, пока портрет не будет закончен, больше ничто не должно ее отвлекать. Особенно лорд Закери Гриффин. Вот потом… От этой мысли у нее появилось восхитительное ощущение внизу живота.

Кэролайн нахмурилась. Вот что происходит, если позволить себе отвлечься. Но ведь это длилось всего минуту! Неужели у нее недостаточно силы воли? Однако если это так, она не достигла бы столь многого. Надо просто помнить об этом.

– Мама, ты же не отменишь бал из-за того, что Кэролайн забрала себе все время с лордом Закери? – спросила Грейс.

– Конечно, нет, дорогая. И вечера лорда Закери свободны и принадлежат вам.

Кэролайн хотела сказать, что вечера принадлежат Закери, но если ему захочется, он может провести их в обществе ее сестер, а не своей собаки, но Закери уже смеялся.