Девочка по имени смерть

Елена Усачева

Девочка по имени Смерть

Глава первая

Город во Франции

Юрке снилось непонятное. Нудный голос заставлял его убираться в комнате. Юра Пулейкин ногой спросонья дернул, отбрыкиваясь от ведра, которое кто-то во сне поставил прямо перед его носом. Вода из ведра выплеснулась, размокшей медузой из него выплыла тряпка. Лужа получилась какой-то подозрительно грязной… И в этот момент Юра проснулся.

Неприятный осадок, поселившийся у него на душе, дополнился ворчанием мамы – из-за несобранного Юркой портфеля, несъеденной им же каши и перепачканных чем-то брюк.

– Далеко ты в таком виде собрался?

Мамин окрик вывел сына из задумчивого состояния. Кто же это его во сне на путь истинный наставлял? И с чего бы? Вроде «великий день уборки» пока что не маячит на горизонте. Тяжелым камнем на душу Юрки легло беспокойство. Как бы им в классе контрольную не устроили! Предупреждений не было, а учителя о таких вещах заранее говорят.

– В школу я собрался! – Юрка боролся со шнурками, но они сегодня явно были на стороне условного противника.

– Ты на себя-то посмотри! Рубашка мятая! Хоть бы в брюки ее заправил!

– Да все нормально. – Ладно, шнурки подождут до лучших времен.

– Где твоя расческа? На кого ты похож?

– На человека я похож.

Зеркало висело в прихожей, на самом удобном месте, но Юрка Пулейкин предпочитал в него особенно не вглядываться. Нос, уши, пухлые губы – что нового он может там увидеть? Вообще, зеркала – не для мужчин.

– На неандертальца ты похож, а не на человека! Остановись.

И что это у родителей за манера – с утра человеку настроение портить? Подумаешь, рубашка у него задралась, а на брюках пятно! Как будто от рубашки успеваемость зависит! Он думает не рубашкой, а головой.

Мама начала одергивать на сыне одежду, поправлять рубашку, вытягивать завернувшийся воротник куртки.

– Ты же умный парень, все сам понимаешь… – бормотала она.

Ага, умный. Если умный, то что он здесь делает?

– Ну, и почему шумим? – Под шагами старшего брата недовольно скрипнули паркетины.

В отличие от Юрки он был широкоплечим, футболку его оттопыривал «наетый» на чипсах и гамбургерах живот.

– Родителей надо слушаться! – С целью подтверждения правоты своих слов Борис потянулся. Эка роскошь – чтобы он вышел из комнаты в восемь тридцать утра. Обычно раньше десяти он свою персону никому не являет, и вдруг такая резвость! – Ты что, рукколы объелся? Не груби матери!

Как будто кто-то кому-то успел хоть слово против сказать!

Мать вытащила из кармана младшего сына смявшийся носовой платок, начала складывать его и на секунду выпустила Юрку из рук. С места Пулейкин-младший рванул, соответствуя смыслу своей фамилии, – со скоростью пули.

– Убью! – донеслось до него – тоже со скоростью звука. – Придешь домой расхристанным – не знаю, что я с тобой сделаю!

– А я добавлю, – то ли хохотнул, то ли зевнул старший брат.

После такой угрозы домой Юрке и правда торопиться не следует! Но домой – это потом, сначала школу бы пережить. А при столь веселеньком утре какой может получиться день?

Правильно – неудачный.

И начался он соответствующим образом – с сочинения. И тема «хорошая» – «Кем я хочу быть…» Словно у кого-то в принципе есть выбор?

* * *

Жили-были… Кто там мог быть? Пускай будут Кот в Сапогах и Три Поросенка. Каждый занимался своими делами. Один крестьян обманывал, другие домики строили. Что было после того, как все свои дела они переделали? Правильно: дальше их делать принялись – один продолжил крестьян обманывать, другие – домики строить. А какой во всем этом толк – их не волновало. Что им светило на горизонте? Поросятам – стать холодцом, а Коту – воротником для куртки. Это было настолько очевидно, что их и не спрашивали, кем они хотят стать. Поэтому они продолжали строить и обманывать, строить и обманывать… И неплохо жили, между прочим! Людей же почему-то с первого класса мучают одним и тем же вопросом: кем ты станешь, когда вырастешь?

«Мальчик, мальчик, сколько тебе лет?» – «Через месяц будет пять!» – «А сын-то у вас – оптимист!»

Кто же знает, что там будет, когда все мы вырастем?.. А тут вот так сразу – садись и пиши сочинение!

Когда Юрка был маленьким, ему хотелось быть милиционером. С высоты своего метра с кепкой Пулейкину казалось, что от милиционера зависит жизнь города – как он скажет, так и будет. Еще и боятся его все. Лет в семь ему хотелось быть пожарным, потом – учителем. В ближайших планах (это уже лет в тринадцать) – учиться бы получше, чтобы родители поменьше ругались. Но это не всегда у него получалось, поэтому ругали Юрку постоянно. Дальше с желаниями наступила полная неясность. Никем он не будет! Просто вырастет. Мамина бухгалтерия его не привлекала, папин офис – тоже. Отец с работы приходил злой и уставший, ну и какой прок так бездарно тратить свою жизнь? Старший брат, Борис, витал где-то между сноубордом и горным велосипедом, за ним и не угонишься.

«Кем я хочу быть?»

Выведенная мелом на доске тема сочинения буквально свербила склоненные над партами затылки. Девчонки – понятно, хотят стать актрисами и манекенщицами. А пацаны? Футболистами, хоккеистами, президентами – парочка, еще парочка военными – выбор-то небольшой.

В президенты, что ли, Юрке податься? То-то мама будет рада! Купит он ей тогда персональный вертолет и отправит в бесконечное путешествие.

У сидевшей перед Юркой Васьки все уже распланировано заранее – она хочет быть переводчицей и ездить в разные страны. Вербицкая весело оттарабанила такой ответ на уроке английского, когда училка задала им похожую тему. А Юрке куда податься? Что там другие-то строчат?

Влад Муранов уже почти все написал, сидит с независимым видом, проверяет свое «народное творчество». Отчего это у него будущее такое короткое? Зато Емцов старается, прямо писатель доморощенный. Коготков тоже склонил над тетрадью свою лобастую голову. Хаецкая с Пустячной перешептываются, делят одно будущее на двоих.

А Юрка? Что – Юрка? Ему хочется просто быть. Уже немало! А вообще – здорово, что есть вот такая неопределенность. Мечтай не мечтай, что будет – то и будет, и какой смысл сейчас об этом гадать?

«Хочу быть», – вывел он философскую фразу и поставил точку. Больше ничего в голову не приходило. Зачем давать подсказки судьбе? Пускай она сама его направляет. Может, ему на роду написано Гарри Поттером стать, а он сейчас будет размениваться на водителя комбайна?

Впереди хихикнули. Вербицкая успела обернуться и прочитать, что он написал.

– Не смешно! – фыркнула она.

Пулейкин собрался было ей ответить, но Алевтина Ивановна постучала карандашом по столу, призывая к тишине.

Русичка – полная, «заранее» утомленная, – проходит она между рядами парт, поворачиваясь боком. Велела всем писать сочинение и устроилась за столом, смотрит в окно. Коготкову не повезло – он сидит напротив училки, та то и дело принимается сверлить его нехорошим взглядом. А зачем на него смотреть, когда мыслей у него – никаких.

– Коготков, ты почему у соседки списываешь? – вздохнула учительница. – Ее будущее? Так она женой чьей-то станет, детей рожать будет. И ты вслед за ней?

Все с облегчением засмеялись.

– Пулейкин, а ты почему расслабился? – не выпускала ситуацию из-под контроля русичка. – Жизнь свою надо уже сейчас планировать.

– Предсказатель я, что ли? – Думать о глобальном Юрке не хотелось. – Как я могу знать, кем буду!

– Никто от вас не ждет предсказаний! Просто поразмышляйте! Большие уже, скоро вам профессию выбирать, а у вас в голове ветер.

Ученики вновь задумались, сильнее нажимая на ручки.

Пулейкин взлохматил свои буйные вихры, надеясь, что приток воздуха к голове даст положительный результат. Поставил в конце своего предложения еще две точки. Получилось многозначительно.

Он бы, наверное, поставил еще точек десять (кто даже такую мелочь может заранее предсказать?), но тут дверь класса открылась, и вошел директор.

– Алевтина Ивановна, не помешаю?

Класс грохнул – все встали с мест, принялись активно изучать сочинения друг друга, поэтому не сразу заметили, что вместе с Иваном Васильевичем в класс просочился кто-то еще. Невысокая девушка в черном, с косыми плечами, в платье, ухитрилась бесшумно скользнуть к первой парте, опереться на нее маленькой ручкой и застыть. Лицо печальное, смотрит в пол.

– Вот, седьмой класс, принимайте новенькую, – обреченно вздохнул директор. – Анна Леонова, приехала к нам из Франции.

– Француженка, что ли? – привстал Митька Емцов и первым попал под холодный пронзительный взгляд новенькой.

– Ее родители работали в Алансоне. Ну, кто читал Дюма? Помните, у него был такой герой – герцог Алансонский?

– Герцогиня, что ли? – «тормознул» Митька.

– В этом вы сами разберетесь. Осваивайся, Аня.

И директор ушел. Вот тогда-то они и разглядели новенькую. Она мышкой проскреблась по ряду парт, села на свободное место.

– Тебе там будет удобно? – растерянно спросила Алевтина Ивановна.

Новенькая застыла, в упор глядя на учительницу.

– Мне будет удобно, – ответила она через долгие десять секунд, упирая на слово «будет».

– А что вы проходили по русскому? У себя… там? Или у вас другие дисциплины преподавали?

– Не волнуйтесь, я догоню.

Она положила на стол белый лист бумаги и взяла ручку.

– А тетрадки у тебя нет? – Алевтина Ивановна бочком начала пробираться к парте новенькой.

– Писать в тетради на первой странице – дурная примета, – ровным голосом выдала Аня. – Я пишу на листах. Если хотите, буду их сшивать.

– Нитками, что ли? – бараном уперся в свои вопросы Емцов.

Аня вновь долго сверлила его взглядом и вдруг крутанула лежавший перед ней лист.

Митька смутился, опустил глаза и быстро-быстро вычеркнул последнее предложение в своем творении.

– Заканчиваем работу! – хлопнула в ладоши Алевтина Ивановна и пояснила для Ани: – Мы сочинение пишем. Ты пока посиди. Хочешь, дам тебе книжку почитать?

– Еще десять минут до звонка, – подала голос новенькая и взглянула на доску. – Можно я тоже напишу, кем стану в будущем?

– Ну, пиши, – по-царски разрешила ей учительница.

И новенькая начала строчить на листке. Словно будущее ей заранее выдали при рождении – спустился к ней ангел с пергаментом под мышкой, а в нем все-все написано, чтобы человек потом не мучился с определением своего места под солнцем.

* * *

– Что же ты там делала, в своей Андалузии? – насели на новенькую мальчишки, как только все вырвались на перемену.

Они разминались, готовые напасть на неказистую одноклассницу. Сейчас они устроят ей перекрестный допрос с пристрастием! Ох, она у них порыдает! Ее было даже не жалко. Одета убого, несимпатичная, глаза какие-то водянистые, заметно хромает, пишет на листах! Хочешь выпендриться? Получай!

– Алансон, – поправила Леонова. – Я там родилась.

– И что? – выказал Емцов презрение к незнакомому городу. Хотя, раз его имя носили герцоги, наследники престола, городок, наверное, не так уж и плох. Есть в нем что-то…

– И все. – В лице новенькой не было заметно ни испуга, ни волнения. Говорит спокойно, даже как будто с некоторым превосходством. – Кстати, не ходи на физкультуру, – обратилась она к Митьке.

– С чего это вдруг? – напрягся Емцов.

– Не ходи.

Митька хохотнул и отошел в сторону. Высокий, крепкий, ценил он в школе один предмет – физру. С чего это вдруг ему на урок не ходить?

Но с момента получения этого неожиданного совета у него все стало как-то странно валиться из рук и являть некое несоответствие действий с желаемым результатом. Спортивные штаны оказались порваны, футболка была грязной, в кедах развязался один шнурок, и Митька споткнулся на разминке. А во время игры в футбол он заработал хороший ушиб колена. Кто ему врезал – парень не заметил. Толпа игроков налетела на него и схлынула, оставив на асфальте извивавшегося от боли Емцова.

«Скорую» учителя вызывать не стали. Юрка с Владом предложили дотащить приятеля до дома. Емцов стонал и охал. Когда он наступал на ногу, боль простреливала по всему его телу, застревала в позвоночнике. Перебинтованное колено не гнулось.

– Это все та горгона жидковолосая, – шипел Митька, обвисая на руках приятелей. – Ты видел, какие у нее глаза? Сглазила меня, дура хромоногая!

– При чем здесь это? – пыхтел Влад. – Обыкновенная игра была, как всегда. Подставился ты, вот тебе по колену и врезали. Медсестра сказала, пройдет.

– Ага, пройдет! – выл Емцов, то и дело останавливаясь. – Ты чего, не слышал, как она мне советовала на физру не идти? Сама же все и подстроила. Черт, черт, черт! Она меня инвалидом оставит!

– Случайность, – прошептал Юрка. Хотя ни в какую случайность он не верил. – Поймаем ее, поколотим, она нам все расскажет.

– Что же рассказывать, если случайность? – Последнее слово Митька буквально проблеял. Веселее никому от этого не стало. Выглядел Емцов очень плохо.

– Ну, ладно! – Влад остановился передохнуть. – Пока ты будешь дома сидеть, мы все выясним. И если что – сами разберемся.

Дома Митька отлеживался недолго. Его распирала жажда справедливости и мести. Что такое?! Какая-то кривоногая и криворукая дура будет ему жизнь портить! Рентген, перевязки, мази, процедуры – и через три дня он прихромал в школу… чтобы в очередной раз взвыть от ярости.

* * *

Что-то за это время произошло. Что-то неуловимое. Класс разделился. Раньше все они колыхались эдаким равнодушным болотцем, без разграничения на «своих» и «чужих». А теперь словно красную черту в воздухе провели – все девчонки были с новенькой. Они дружно ходили за ней толпой, заглядывали в ее бесцветные глаза, ловили ее слова, высказываемые ее хрипловатым голосом.

– Чего случилось? – спросил Емцов у притихших друзей.

– Ничего, – отвернулся к левому окну Влад.

– Ничего, – отвернулся к правому окну Юрка.

– Это что такое, я спрашиваю?! – Митька ткнул пальцем в шушукавшихся у первой парты девчонок.

– Это они на картах гадают – кого вызовут, а кого нет.

– И как?

– Все совпадает.

– И кого?

– Сейчас поймешь.

Шебуршание смолкло, потом что-то сказала Анька, и девчонки вновь загомонили. Группка распалась. Девчонки потекли к своим партам. Кто-то это делал очень быстро: усаживался, доставал учебник и начинал шумно перелистывать страницы. Остальные с любопытством оглядывали класс, сочувственно смотрели на парней.

– Видал? – Юрка потянул из рюкзака учебник – только что он получил с десяток насмешливых взглядов. В другом конце класса двоечник Андрюха Коготков тянул на одной ноте:

– Дай учебник! Ну чего, тебе жалко, да? Тебя же не спросят. Ну, дай учебник!

– О! Емцов! Как нога? – В класс ворвался учитель истории, Дмитрий Степанович. Резко закрыл за собой дверь. Резко повернулся к классу: – Почему ты молчишь?

Забыв о боли, Митька выбрался в проход.

– Можно я урок отвечу?

– А ты готов? – историк сверкнул белозубой улыбкой из-под усов.

– Нет, но я все равно хочу, – искренне признался Емцов.

– Да ты погоди, – учитель попытался остановить рвущегося в бой Митьку. – Давай лучше… – он быстро взглянул в журнал, – Коготкова послушаем. Он давно мечтает двойку исправить.

– Не мечтаю я, – нехотя поднялся Андрюха, которому так и не дали учебник. – Могу и других пропустить вперед.

– Спросите меня. – Митька дохромал до доски, по пути опираясь на парты одноклассников.

– О чем же ты хочешь нам рассказать?

Емцов попытался восстановить в памяти насмерть убитые кластеры с информацией по истории. Что-то там было с Иваном Грозным и Смутным временем… Кажется, на Русь кто-то напал…

– О том, как наши против врагов воевали. И победили, – выдал Митька, суровым взглядом окидывая притихших одноклассников. Ни дать ни взять – князь Пожарский перед походом.

– Ага, – растерянно пробормотал Дмитрий Степанович, вновь уткнувшись в журнал. – Про войну хочешь рассказать?

Митька специально не смотрел на новенькую. Вот взглянет он на нее, а она от его взгляда моментально испепелится!

– И про войну тоже.

– А я разве про войну задавал? – Учитель попытался выглядеть строгим, вроде сам сейчас на войну пойдет.

– Культура и быт семнадцатого века, – торжественно пропела Васька Вербицкая.

– Вот давай, Василиса, и иди к доске, – обрадовался историк. – А ты, Митя, послушай… Я тебя в следующий раз спрошу.

– Обещаете? – воинственно поджал губы Митька.

– Конечно, конечно…

Емцов похромал обратно. В спину ему летела уверенная дробь Васькиных слов – после предупреждения Аньки она успела подготовиться.

– И так – третий день подряд, – прокомментировал Влад.

– И вы терпите?! – возмутился Митька.

– А что тут терпеть? – Юрка пульнул бумажным шариком в ногу возвращавшейся после блестящего ответа Ваське. – Удобно.

– Да ни фига не удобно – зависеть от какой-то лохматой кукушки! А если она соврет, ты будешь выглядеть дураком!

– Почему это соврет? Она всегда правду говорит, – вздохнул Пулейкин.

А на следующем уроке он и сам нарвался на предсказание.

Шла занудная химия. Рука Юрки с зажатым в ней карандашом непроизвольно потянулась к Аньке-Андалузии. У нее же такая спина: не ткнул ее карандашом – считай, день прожил зря. Прямая, как струна. И словно бы такая же железная, как рельса.

Не железная, как выяснилось.

От укола Андалузия дернулась, повернулась. Взгляд пронзительный. Глаза бесцветные.

– А я что? – сразу ушел в защиту Юрка. Карандаша в его руке уже нет, плечами пожимает – никто, мол, ее не трогал. Ей все показалось!

– Пулейкин, – мрачно изрекла Леонова, взгляд не отвела. До самых мозгов просверлила Юрку своими буравчиками-зрачками. – Ты бы лучше к урокам готовился, тебя сейчас химичка спросит!

Вот ведь черт!

Юрка засуетился, понимая, что все равно ничего не успеет, пропал он.

– Пулейкин, – вызвала его Людмила Петровна. – Ты чего прячешься? Выходи!

– Убью! – прошептал одними губами Юрка, выбираясь из-за парты.

«Моли» с «омами» дружной стайкой запрыгали вокруг него, ссыпались в кучу валентности и атомные заряды частиц.

– Два, садись!

– Кто бы сомневался, – прищурила белесые глаза Анька.

Ну, Андалузия! Ну, держись!

– И никакая она не Андалузия, – возмущалась на перемене Вербицкая. – Алансон – это во Франции, а Андалузия – в Испании.

– Нарываешься, – прошептал Юрка, чувствуя, как что-то неприятное зашевелилось в его душе. Нечто такое, что невозможно сдержать, если оно решит взять верх. А тогда – все. И правда – убьет он ее!

Анька Леонова, она же Андалузия, то бишь Алансон, «выскреблась» из класса.

– У, Горлум! – нервно прошептал ей в спину Митька Емцов и спрятался за низкорослого Влада Муранова.

Но Анька не услышала. Она прохромала своей невозможной походкой по коридору – правую ногу выворачивает, с трудом протаскивая ее вперед. Черные негустые волосы топорщатся на голове, собираясь на шее в невообразимый хвостик. Личико маленькое, с остреньким носиком, с таким же остреньким подбородком, с некрасивыми бесцветными глазками. И глаза эти всегда смотрят очень пристально. Что еще? Молочная рыхлая кожа убивала какое бы то ни было желание назвать это существо «милой девушкой». Горгона – ее имя!

– Храбрые – за спиной у кого-то! – возмущенно бросила Вербицкая и побежала за новой подружкой. – Эй, подожди!

За ней потянулись Олька Хаецкая и Лерка Пустячная. Верная гвардия кардинала.

Митька забыл, как дышать. Ведь если Васька сейчас расскажет Андалузии, что он про нее сказал, то – все, жизнь закончится. Можно смело идти и биться башкой хоть об стол самого директора. Хотя это не поможет, потому что Анька все, что ей нужно, предскажет и устроит какую-нибудь пакость.

Она может – это мальчишки поняли с самого начала. А ведь как все мирно начиналось – пришла в класс новенькая. Хорошее начало для хорошего триллера! Ко всем приходят новенькие – и ничего, а к ним заявилась – и началось…

– Она чего, ведьма, что ли? – недоумевали поначалу ребята.

– Человек просто умеет гадать на картах, – фыркали девчонки.

Ну да, умеет. Картонные картинки в ее маленьких пухленьких пальчиках так и мелькали. Легко падали друг на друга короли и валеты с недоумевающими лицами (как? они подчиняются… этой?), нагло ухмылялась пиковая дама, таинственно мерцали тузы. Выпадала дорога, встреча, неприятный разговор. И ведь все сбывалось! Кто бы сейчас вспомнил время, когда они жили без предсказаний? Не было этого! Точно, не было.

Разглядывая дневник с только что полученной двойкой, Юрка не испытывал ничего, кроме раздражения. Кому нужна вся система образования, если какая-то приезжая колдунья может предсказать, кого и когда вызовут?

– Не расходимся, не расходимся, – захлопала в ладоши химичка. – У нас классный час! Я попросила Аню Леонову рассказать нам о Франции, где она прожила несколько лет.

– Франция, – заблеял Митька, – это такая страна… – он хихикнул, – где живут французы.

– Очень смешно, Емцов, – перекрывая голосом собственные хлопки, отозвалась Людмила Петровна. – Свои актерские таланты ты покажешь на уроке литературы, когда тебя попросят прочитать «Песнь о Вещем Олеге…»

– Еще накаркаете, – скис Митька. К пророчествам он в последнее время относился настороженно.

Аня вышла к доске и стала своим нудноватым хриплым голосом рассказывать о Франции. О том, как все хорошо там и как все классно здесь. По ходу дела выяснилось, что жила она в этом распрекрасном месте недолго. Папа уехал на новое место работы и забрал дочку с собой. А мама-француженка осталась там. Видимо, так до сих пор и варит лягушек с ужами где-нибудь на болоте.

На Юркину парту упала записка. Васькин почерк. Сидела она теперь рядом с андалузской колдуньей, а значит, перед Пулейкиным. Он пытался у Вербицкой пару раз списывать уроки, так что этот ровный частокол букв был ему знаком.

– Чего тебе? – спросил он, заранее предчувствуя что-то нехорошее.

Васька повела плечами, перекинула косу за спину. Кончик ее хлестнул по парте. Самое время было дернуть за эту косу, но Юрка сдержался. Вот сейчас Васька как заверещит, а потом Андалузия на него как нашлет дождь из креветок… Нет, давайте жить дружно!

Ничего ему не оставалось, кроме как прочитать записку.

«Алансон – место, где раньше проходили шабаши ведьм».

– И что? – перегнулся через парту Пулейкин.

– Юра! – тут же отреагировала учительница. – Это неуважение к товарищу!

– Видал я таких товарищей в гробу, – проворчал Пулейкин, доставая из кармана телефон.

Интернет бодро выдал ему массу информации про шабаши и место их проведения. И ни фига это был не Алансон. Чаще всего шабаши проходили в Вальпургиеву ночь на пике Броккен, в немецких горах Гарц. Где Гарц, а где Алансон! Но все равно странно…

– И что? – дернул за лямку Васиного сарафана Юрка.

– Она нам сама рассказывала. Говорила, что знаменитая предсказательница Мария Ленорман оттуда, из Алансона.

– И что?

– Пулейкин! Имей совесть! – перекрыла его негромкий шепоток своим зычным голосом Людмила Петровна.

– А чего сразу совесть?

Класс облегченно заржал.

– Выйди в коридор!

Юрка бы поспорил, он бы и остался. Но увидел, что Анька улыбается, и не выдержал:

– Ну ладно! Мы еще посмотрим, кто кого!

В коридоре он быстро набрал в поисковике: «Мария Ленорман». Ничего интересного не нашел. Ну гадалка, ну напророчила Наполеону победу и падение, ну предсказала смерть Робеспьеру и Марату (кстати, кто это?). Муравьева-Апостола тоже повесили – а вот нечего было бегать по гадалкам и спрашивать о будущем. Что-то все сплошные смерти…

Юрка приник ухом к двери класса. Андалузия вещала о своей непростой жизни.

На душе у Юрки завели свои песни черные кошки, заскребли когтями по больным местам. Вот ведь навязалась новенькая на их голову! Это она сейчас им только вызовы к доске и контрольные предрекает. И еще вопрос, почему все сбывается – потому что так и должно быть, или потому что она так сказала. А ну как она кому-то накаркает смерть? Что же, тому человеку теперь помирать? Только потому, что ему об этом сказали?!

* * *

После звонка первыми из класса вышла девчонки – Васька с Леркой и Олькой, за ними, как мафиози в окружении своих головорезов, похромала Андалузия. Или как ее теперь звать? Госпожа Ленорман? Зазевавшиеся девчонки подтягивались к остальным. Ну да, Леонова им еще пригодится, впереди контрольных – видимо-невидимо!

Емцов взглядом показал, что надо бы это дело обсудить. Друзья покинули класс последними. Митька припадал на пострадавшую конечность. Пулейкин подумал, что чем-то они с Андалузией сейчас похожи – оба не сильны на ноги.

Далеко они не пошли, остановились под козырьком школы. Шел нудный осенний дождь – холодная вода падала на еще теплую землю. Душно было, парило. В воздухе стояла неприятная морось. Прячься – не прячься, все равно казалось, что ты стоишь по уши в воде.

– Она над нами издевается, – прошипел Митька, с ненавистью глядя на промокший мир.

– Почему издевается? – Влад закутался в куртку – осенью он начинал мерзнуть, ходил в перчатках и заматывался в шарф. – Она ведь только предсказывает, и все время правильно. Что же плохого в этом?

– Она не предсказывает, а каркает! – не сдался Емцов. – Если бы она никому ничего не говорила, никого бы и не вызывали.

Юрка согласно закивал. Все так и есть на самом деле. Если эта мысль пришла в голову не ему одному, значит, она правильная.

– Никому плохо от этого не становится! – поторопился защитить новенькую Муранов. – Всем только хорошо – успевают подготовиться. Учиться лучше стали.

– Интересно, а она может предсказать то, что я сейчас сделаю?

Через школьную площадку прошуршала стайка девчонок – королева и ее свита. Никто не задался вопросом, что они делали на улице в дождь, какого водяного змея зазывали. Хотя это странно, что они не разошлись по домам, а носятся вокруг школы. Клад ищут? А может, закапывают?

– Вы шуганете девчонок, а я ею займусь. – Митька и не заметил, как стал избегать называть Аню по имени, словно само сочетание этих звуков могло ему чем-то повредить.

– Я с тобой, – шагнул следом за приятелем Юрка. Нет, он не сможет играть с девчонками в догонялки, пока его приятель будет погибать под смертельными чарами колдуньи! Помирать – так с музыкой. Хоть напоследок колдунье от него достанется!

– Я чего, один останусь с девчонками? – напрягся Влад.

– Там все свои, – «успокоил» его Пулейкин.

Муранов нахмурился. Видок у него был такой, как будто друзья предложили ему кинуться под танк со связкой гранат.

Так он и сделал. Кинулся. Разве что глаза не зажмурил.

– Васька! – побежал он наперерез девичьей стайке. – Ненормальная! Стой!

– Муранов, в лоб захотел?

Остановилась не одна Вербицкая. Остановились все, кроме Андалузии. Та все топала и топала, картинно уходя в дождь.

– Сказать чего хочу… – не чувствуя рук и ног, прошептал Влад.

– Ну? – придвинулись к нему Лерка Пустячная и Олька Хаецкая.

– Дура ваша Андалузия, и вы вместе с ней! В ведьмы всем вам захотелось, припадочные? И это еще не все!

Последние слова он крикнул уже на бегу. Девчонки рванули следом за ним. Плана особенного у него и не было – он мог только увести одноклассниц подальше и отдаться им на растерзание. А разъяренные девчонки – это надолго.

Юрка с Митькой переглянулись. Еще неизвестно, чья миссия окажется сложнее!

Аня Леонова скрылась за кустами. Дождь прекратился. Сквозь облака прорезался луч солнца. Туман заклубился, заволновался. Друзья заторопились.

– Сейчас подойдем, а ее там и нет, – прошептал Митька.

Пулейкин кивнул. Но они оба ошиблись.

Она там была. Стояла, силуэт ее был чуть размыт туманом. Солнце осветило ее фигуру. И медленно, словно нехотя, за Аниной спиной вдруг начала подниматься огромная тень. Она не лежала на земле, как ей было положено по законам физики, а нависла над Леоновой, норовя обрушиться на нее и проглотить. Чем больше силы набирало солнце, тем заметнее тень росла, а вокруг нее, как ореол, загоралось огненное свечение. Сначала выделялся только красный цвет, потом он стал распадаться на краски спектра. Вот появился фиолетовый цвет, синий, между ними втиснулся желтый, потянувший за собой зеленый. Закончив «перебирать» все цвета радуги, свечение принялось за повторение этой игры. И уже не видно было Андалузии. Только туман – и эта огромная, все выше и выше поднимавшаяся фигура, окруженная цветным ореолом.

– Черт! – прошептал Митька.

Призрак шевельнулся. Свечение словно бы сломалось. Огромная эфемерная рука потянулась вперед, как будто хотела подхватить Юрку с Митькой.

– Быстро! – дернул приятеля Пулейкин.

– Ага! – только и смог ответить Емцов.

Они побежали прочь, цепляясь друг за друга, словно эти касания давали им ощущение реальности – оба они живы, все как прежде.

Призрак начал таять и вскоре исчез в гаснущих лучах солнца.

Вновь зарядил дождь.

– Ты видел?! Нет! Ты видел? – орал Митька, от страха забывший про свою больную ногу. – Она знала! Все знала! Что мы за ней пойдем!

– Это… как это она?.. – слегка заикаясь от нервного потрясения, прошептал Пулейкин.

– Как, как! Волшебные слова произнесла, и нас этот монстр чуть не сожрал!

Они уже не бежали, а быстро шли дворами, подальше от школы. Разговаривая, мальчишки забегали друг перед другом, чтобы видеть лицо собеседника. Чтобы лишний раз убедиться: приятель тоже испуган, а значит, ни одному, ни другому все это не показалось. Все было на самом деле! И Годзилла в тумане, и свечение. Не будучи в силах справиться с волнением, Митька еще и подпрыгивал на здоровой левой ноге.

– Девки-то наши – сумасшедшие! – вопил он. – С кем связались! Она же и их всех угробит!

– А чего делать-то?

– Как чего? – Митька всплеснул руками. – Гнать ее отсюда на фиг!

И захромал под вновь зарядившим дождем.

– Ты куда? – растерялся от такого стремительного поворота событий Пулейкин.

– Готовиться надо! – махнул ему на прощание рукой Емцов.

Юрка полез в карман за телефоном. Что делать с ведьмами, он не знал, а тем более не понимал, к чему нужно готовиться. Серебряные пули, что ли, им придется отливать? Или колоду карт купить?

Муранова что-то не видно. Не угробили бы его девчонки!

Глава вторая

Шабаш на горе Броккен

Утром Юрка удрал в школу еще до того, как мать взялась за его воспитание, а брат явил миру свою персону. По дороге он в киоске купил карты. На коробке была нарисована пиковая дама. Она недобро, с прищуром, смотрела на Юрку, не обещая ему ничего хорошего.

Емцов задерживался, и поэтому Пулейкин выложил свое приобретение перед Владом. Тот на секунду закрыл глаза, словно надеялся, что мир за это время изменится, из жестокого и злого превратится в добрый и справедливый.

После вчерашней пробежки он был каким-то подозрительно тихим. Вместо новенького рюкзака пришел со старым портфелем. Куртка у него тоже была другая. Словом, имел он вид человека, побывавшего в серьезной передряге.

– Это зачем? – прошептал Муранов печально.

– Пока не знаю, – тоном Штирлица отозвался Пулейкин.

Короткий звонок, предупреждающий, что через пять минут начнется урок, заставил друзей вздрогнуть, словно это был не обыкновенный, знакомый им уже не первый год звук, а набатный колокол – сигнал того, что печенеги вот-вот ворвутся к ним в класс.

– Муранов, почему ты не в форме? – с порога спросила Людмила Петровна, уже с утра чем-то недовольная.

– В стирке она, – хмуро отозвался Влад.

– Где это ты так испачкался? – Химичка просверлила Муранова нехорошим взглядом, словно проверяла его джинсовый костюм на состав материи. – Я смотрю – ты и рюкзак стираешь!

Друзья понимающе молчали. Влад ничего им не рассказал, но по всему выходило, что вчера убежать от девчонок ему не удалось.

Явившийся наконец-то Митька посмотрел на печального Муранова.

– Будем жечь, – изрек он после короткого размышления.

– В каком смысле?! – прошептал Влад.

– В прямом! – Емцов подхватил стул и поволок его из класса.

– Емцов! Ты куда? – Людмила Петровна за ними бдила – как все женщины, она чутко реагировала на уровень напряжения в классе. А сейчас в ее любимом восьмом «А» вот-вот готовы были полететь шаровые молнии – до того обстановка накалилась.

– Там в коридоре лампочку вкручивают, с банкетки до плафона не достают! – соврал Митька и пошел дальше, чуть не сбив стулом первую парту, за которой сидели Хаецкая с Пустячной. Девчонки проводили парней взглядом гремучих змей и тут же повернулись – чтобы обсудить случившееся с Васькой.

– Ты хочешь убить ее табуреткой? – дергал приятеля за локоть Юрка всю дорогу, пока они шли по притихшему в ожидании звонка коридору. – Давай сначала поговорим! Может, она начнет себя вести по-другому! Про вчерашнее спросим. Никто же не умер, все живы.

– Нечего с ней разговаривать, – отрезал Емцов. – Мы ее сразу исправлять начнем!

Митька запихнул стул в туалет, плотно прикрыл за собой первую дверь, вторую подпер шваброй – чтобы туда не ломились.

Они стояли перед обычным предметом школьной мебели и смотрели на него так, словно он вдруг приобрел некие магические качества, превратившись в Волшебную Шляпу Хогвардса. Отныне всякий, кто сядет на его потертое сиденье, станет если не волшебником, так гоблином. А может, и тем и другим вместе.

– Ведьм всегда жгли на кострах, – повторил Митька.

– А еще их топили, – проявил осведомленность Пулейкин.

– В каком смысле? – втянул голову в плечи Влад.

– Связывали и бросали в реку, – мрачно сообщил Юрка. – Если женщина не тонула, значит, она была ведьмой.

– А если тонула?

– Значит, не ведьма.

– Она ведь уже утонула! Выходит, топили безвинных?

– А кого это волнует?

– Тише вы! – Митька перевернул свою добычу. – Не будем мы ее топить. Подожжем немножко. Бесы огня боятся.

– Ты чего, Емцов, рукколы объелся? – попытался отобрать у приятеля стул Юрка Пулейкин. – У нас не Средневековье!

– И чего мы к ней прикопались? – Пока приятели боролись, Влад незаметно отступил к дверям. – Как ты собираешься ее затащить в мужской туалет?

Митька отвоевал стул и только после этого продемонстрировал приятелям перетянутые резинкой маленькие столбики петард.

– Это что?

– Это «Поцелуй смерти», – торжественно хмыкнул Емцов. – Легко загорается. И дыма много. Мы ее подожжем – и тогда узнаем, что она за ведьма! Может, от огня ее колдовской дух сбежит, и Леонова станет нормальным человеком.

– Если всплывет, то ты ее на кол посадишь. А если не сгорит – то… – попытался развить свою мысль про утопленниц Юрка.

– Она же все заранее узнает! – нервно крикнул от двери Муранов. – Зачем ее вообще трогать?

– А вот чтобы не узнала – ты украдешь у нее карты. – Митька улыбался. Нехорошо так. С прищуром. Так добрые вожди смотрят на свой покорный народ. А еще такой прищур рисуют пиковым дамам на картинах.

Влад дернул головой, и глаза его нехорошо сузились.

– Если ты струсил, можешь вообще катиться! – процедил Емцов.

В дверь со стороны коридора постучали. Муранов шарахнулся к кабинкам. Ощерил в улыбке зубы.

– Короче, стул я поставлю обратно в класс. – Митька ловко прикрепил петарды к обратной стороне сиденья, выправил запал. – Как достанете карты – начнем. Мы на пятом уроке опять в кабинете химии будем. Вот и устроим проверку.

Ничего не говоря, Влад выдернул из упора швабру, бросил ее к кабинкам и вышел из туалета. В дверь заглянула малышня из началки.

– Вы чего здесь делаете? – попытались высказать свое недовольство мальчишки. Но старшеклассники их не услышали.

– Заложит, – проводил приятеля злым взглядом Митька.

– Просто в следующий раз ты сам девчонок отвлечешь. – Юрка осторожно поставил швабру на место. – Не тебе же вчера больше всего досталось.

Митька ухмыльнулся. Свою порцию счастья он уже получил – до сих пор нормально наступить на ногу не мог. После вчерашней пробежки колено ломило, боль не давала ему уснуть. И все же он не сдается, решает проблему, в отличие от некоторых слабонервных типов, которые после первой же потасовки норовят спрятаться.

– А ну, разошлись! – Емцов океанским лайнером пошел сквозь толпу возмутившейся «молодежи» к выходу. Пулейкин пристроился в кильватере.

Доставая из портфеля учебники, Юрка вновь встретился с лукавым взглядом пиковой дамы. И тут его осенило. Карты не обязательно красть. Достаточно их подменить! Но перед этим новенькую колоду надо испортить. Следующая перемена наступила быстро. В течение всего урока Юрка подбирал компанию для игры.

– В дурака сыграем? – Юрка поудобнее устроился за своей партой и сделал приглашающий жест Коготкову. Андрюха радостно подсел к нему.

– И мне раздай! – Митька нервно потер ладони, недовольно покосился на Влада. Муранов смотрел в окно. И молчал. Молчал с прошлой перемены.

– Что вы делаете?! – ахнула борец за справедливость Вербицкая. – В школе играть нельзя!

– Леоновой можно, а нам нет? – Руки у Пулейкина дрожали, но он выглядел упрямым, как молодой бычок.

– Аня не играет! На ее картах вообще играть нельзя! Они же гадальные!

– А наши – обыкновенные, поэтому с ними все можно делать!

К Пулейкину пришел туз, но порадоваться он не успел.

– Игра в азартные игры в школе карается по закону, – жизнерадостно сообщил ребятам историк, Дмитрий Степанович. – От двух до пяти двоек! С конфискацией!

Мальчишки бросились к своим местам. Юрка поспешно сунул рассыпавшуюся колоду в карман. Вот теперь – самое время заняться подменой. Гадают только на новых колодах, которыми еще никто не играл. Побывавшие в игре карты теряют свою магическую силу.

– Емцов! Не садись! – Дмитрий Степанович резко распахнул журнал. – Ты, кажется, собирался мне сегодня отвечать?

И Митька остался у доски. И получил свою законную двойку. Впервые в жизни Юрка услышал, как бьется его сердце. Сильно. Быстро. Как будто выскочить хочет из груди. От двух до пяти. Мать его дома убьет! И без происков Андалузии будет понятно, что в будущем ему светит быть только дворником. О чем и твердит ему постоянно отец.

Урок истории закончился полным разгромом поляков. Теперь и Митька смотрел в окно.

Девчонки презрительно фыркали, словно предчувствуя что-то нехорошее. Аня колоду из рюкзака не доставала. Все перемены фанатки гадалки вились вокруг нее возбужденным пчелиным роем. Щебетали о своем, недовольно косились на Муранова. Влад сидел один, изучая пейзаж перед школой. Губы поджал, демонстрируя свое полное и окончательное онемение. Не посвященные в священнодействие мальчишки ждали развития событий: предсказаний или каких-то других чудес. Но Андалузия не спешила с прогнозами. И только белый лист бумаги, лежавший на ее парте, резал всем глаза.

Что-то будет. Что-то должно произойти!

– Держи! Поменяешь эту колоду на ту, что у нее. – Юрка все еще верил, что Муранов их не подведет.

– Она уже все знает, – одними губами произнес Влад – ему теперь везде чудились враги, подслушивающие каждое его слово.

– Почему ты ее так боишься? – презрительно скривился пристроившийся к ним Митька – после двойки ему был сам черт не брат. – Хочешь, я с ней заговорю, и ничего мне за это не будет?

Муранов покачал головой – он ни во что не верил и ничего не хотел.

Митька демонстративно сел на парту и уставился на шушукавшихся девчонок.

– Чего уставился? – Пустячная посмотрела исподлобья, недовольно насупив брови.

Она была невысокой, с длинными темными, всегда распущенными, сильно вьющимися, взлохмаченными волосами. Из-за плохого зрения она часто щурилась, что порою выглядело довольно-таки воинственно. Вот и сейчас ее лицо изображало крайнюю степень презрения – мол, вчера вы, парни, получили, и сегодня получите!

– Да вот, гляжу, какие вы тут все крейзи!

В наступившей тишине очень звонко затрещали лампы дневного освещения.

– А вы что думали? – понесся вперед Митька. – Будете на нас всяких привидений насылать, а мы и стерпим? Завели себе персональную колдунью – и жируете!

– Замолчи! – тонко вскрикнула Васька.

– Сам ты псих! – обиделась Лерка.

– И никакое это не привидение. – Аня смотрела Емцову не в лицо, а куда-то в переносицу и выше, взгляд ее терялся в спутанных Митькиных вихрах. – Это Броккенский призрак, обыкновенный оптический эффект. В Интернете посмотри!

– Ничего себе – обыкновенный! – Митька словно сдувался. Голос его сползал с уверенного тона на просительный. – Карточная ведьма!

Аня резко встала.

– Я – не ведьма, – негромко произнесла она. – А еще…

– Еще – не надо, – заторопился Митька – со всех сторон на него смотрели девчонки, и он явно сдавался под этим общим натиском. – Нашлешь свой призрак снова – башку откручу.

– Пугливый какой!

Митька от такой наглости вспыхнул и шагнул вперед, поднимая кулаки.

– А ну отойди! – кинулась на помощь подруге Васька. – И руки убери!

Она смело налетела на высоченного Емцова, уперлась ладонями ему в плечи.

Васькин порыв, прикосновение ее рук, насмешливый взгляд Андалузии – драться Митьке тут же расхотелось.

– Сдалась она кому… – зло прошептал Митька в макушку Вербицкой. Одноклассница неожиданно оказалась на голову ниже его.

И вновь все вокруг загомонили, зашуршали страницами учебников, заскрипели стульями.

– Вы еще пожалеете! – бросила, отходя, Васька.

– Испугала, – буркнул Емцов. Кого-кого, а маленькую Вербицкую он и не думал бояться.

Но его гвардия была другого мнения. Юрка сидел бледный, с тревогой поглядывая на столпившихся вокруг Аньки девчонок.

– И что это за Броккен такой? – все еще громко, с нарочитым равнодушием произнес Митька. Но это уже все было показное, на самом деле он ничего не понимал. Молчание приятелей его напрягало. Неужели они проиграли?

– В Германии одна горная вершина так называется, – тихо ответил Юрка.

Митька уставился на него во все глаза. Пулейкин не то чтобы не любил географию, но, подведи его к карте, он с ходу Баренцево море от моря Лаптевых не отличил бы. И вдруг – такие познания!

– Это мне Вербицкая вчера сказала. – В Юркином голосе появилась хрипотца, хотя мысленно он все еще уверял себя, что бояться нечего. Это же свои девчонки! Что они могут им сделать?

– Зачем сказала? – умирающим тоном спросил Влад. Было понятно, что из игры он выходит.

– Может, предупредить хотела?

На вопросительные взгляды мальчишек Вербицкая ответила таким взглядом, что мысли о ее добрых намерениях у них сразу улетучились.

– Ну, и чего там с горой? – Митька засопел, яростно раздувая ноздри. Будь его воля, он прямо сейчас разыграл бы представление, как москали поляков с земли русской погнали!

– Горы Гарц называются. – Юрка достал сотовый. Все это надо было еще раз проверить по Инету.

– Что за бредятина? – сам себя накручивал Митька. Как спортсмен он понимал, что, пока не разозлит себя, он не победит. Но сейчас вместо злости в душе почему-то пробивался страх. А с таким чувством в драку лучше не соваться.

– Там шабаши ведьм обычно проходят.

– Карты стащишь? – коротко спросил Митька.

– Может, в покое ее оставим? – Пулейкин вертел сотовый, не зная, куда спрятать руки. – Ну их, пока они тихие.

– Струсил?

Юрка не ответил. Страх тут был ни при чем. Его тоже раздражала Андалузия. Очень уж неуютно было чувствовать себя в зависимости от чьего-то предсказания. Как только будущее открывалось, оно как будто становилось свершившимся фактом – будет так и никак иначе. Пока же ты ничего не знаешь – все еще может закончиться хорошо. И почему пророчества чаще всего выпадают именно плохие?

Больше разговоров об этом никто не заводил. Коготков было сунулся к девчонкам за прогнозом на ближайшую алгебру, но на него зашикали, и Андрюха вернулся к своему бдению над закрытым учебником.

Напряжение в классе угнетало всех. Девчонки, как по команде, в сторону парней не смотрели. Ребята ерзали на своих местах, отвечали невпопад.

Юрка решил все-таки заглянуть в учебник, чтобы понять, что им сейчас пытаются втолковать и вообще какой у них сейчас урок.

Из учебника на парту вывалился сложенный листок. Белый, без разлиновки. Где-то он такой видел.

Разворачиваясь, бумага неприятно хрустнула.

«Это письмо пришло к тебе из далекой страны…»

Текст был набран на компьютере, шрифт какой-то странный, летящий, с загогулинами. Читать неудобно.

«…из далекой страны Испании. Двести лет назад там жил бедный мальчик Хосе. Ему уже совсем стало есть нечего, и он вот-вот должен был умереть. Но Хосе повезло – он встретил богатую женщину, она накормила его и дала ему много денег. И тогда Хосе поклялся поделиться с людьми своей радостью…»

Пулейкин оглядел класс. Математичка, стоя у доски, вещала о вечном, пытаясь доказать мало кому нужную теорему. Уже привыкший к предсказаниям класс нервно гудел – все боялись худшего. Андалузия не шевелилась. Юрка приподнялся, чтобы посмотреть, что там у нее лежит на столе. Лежит. Белый лист бумаги. Исписан он был наполовину. Синей ручкой. Белый лист…

Он вернулся к посланию.

Пока что связи никакой. Подобная бумага продается повсюду. Но знакомый уже червячок тревоги вновь шевельнулся в его душе. И когда он успел там поселиться? Когда Юркина спокойная жизнь стала вот такой – с оглядками, с ожиданием плохого, с постоянным недовольством?

«Он стал писать письма друзьям, и вместе с этими письмами к друзьям стало приходить счастье».

Читать дальше ему не хотелось. Но и бросить это дело он не смог. В этом была и своя притягательность – знаешь, чем все кончится, но читаешь в надежде, что наткнешься на что-то необычное. Принц ошибется и выберет в невесты не Золушку, а дочку мачехи. Ну, или американцы не высадятся на Луне.

«Твое счастье в твоих руках. Скопируй и разошли это письмо десятерым друзьям, поделись с ними своим счастьем, и уже через неделю ты будешь сказочно богат, сбудутся любые твои желания. В эти слова не надо верить или не верить. Просто знай, что так будет».

Кто бы сомневался!

«Не храни у себя письмо дольше сорока восьми часов. Отправь его вместе с десятью размноженными копиями. Тех, кто не послушается предсказания, ждет тяжелая кара. Судьба не любит предателей. Иван из Ростова не поверил письму и забыл о нем, бросив на столе. Сначала у него умерла мать, а потом тяжело заболела дочка. Он нашел письмо, размножил его, отправил друзьям, и дочка выздоровела, а ему удалось найти новую хорошую работу. Джон из Манчестера выбросил письмо, не дочитав, и его сбила машина. В больнице он по памяти восстановил текст послания, и выздоровление его прошло очень быстро, на удивление врачам.

Верь нам, и твоя удача будет с тобой».

– Пулейкин, кажется, ты меня не слушаешь, – с грустью в голосе произнесла математичка.

– Извините, – пробормотал Юрка и на сложенном пополам письме написал: «Я стащу карты!»

Перспектива смерти мамы и собственной гибели под колесами машины его отнюдь не порадовала. Вообще – достали его уже с этими предсказаниями!

Записка по классу поплыла к Емцову. Митька прочитал ее, понимающе кивнул и сунул письмо в рюкзак. И никто не обратил внимания, какими глазами на перемигивание приятелей смотрит Вербицкая.

* * *

Подменить карты оказалось не таким уж и сложным делом. Отправляясь на обед, в столовую, все оставляли портфели в классе. Этот раз тоже не стал исключением. Юрке надо было только дождаться, когда все уйдут, запереть за собой двери и сунуть руку в нужный рюкзак. Колода, как по заказу, лежала сверху. Пулейкина пронзила нехорошая мысль, что все это неспроста. И записку ему подбросили не просто так, и карты дались ему в руки так легко вовсе не случайно.

Но на размышления времени не было. Он вытряхнул из коробочки гадальную колоду, сунул туда свои, игральные, спрятал добычу в карман и отправился в столовую.

От волнения ничего, кроме компота, он съесть не смог. Андалузия трескала овсянку и пирожок. Вокруг нее, как всегда, расположилась свита. Вербицкая с Олькой Хаецкой и Леркой Пустячной сидели к мальчишкам спиной, и эти спины демонстрировали им высшую степень презрения. Можно было сыграть прямо в столовой партию в подкидного дурака волшебной колодой, а девчонки все так же делали бы вид, что ничего не происходит.

Емцов не стал испытывать судьбу, залпом допил свой компот и встал. Пулейкин тоже поднялся, но тут перед ним возникла Вербицкая.

– Обидите Аню – вам всем плохо будет, – прошипела она, пытаясь вложить в свой взгляд как можно больше злобы. Но ее серые глаза в принципе не могли кого-то напугать, поэтому Юрка обошел одноклассницу стороной.

– А то – что? – тихо переспросил он. Беспокойство опять зашевелилось на сердце. Может, права мама, он еще не человек, а неандерталец? Почему он стал простых слов бояться?

– А то – все!

И Васька ушла. А не новое ли это предсказание? Юрка поморщился. Тревога, как зубная боль, свербила душу, мешала нормально дышать. Может, бег все исправит? Куда Емцов-то почесал?

Митька обнаружился в туалете на втором этаже.

– Короче, так! Всю перемену ей на глаза не попадаемся, чтобы она ничего понять не могла, – говорил Емцов, нервно разрывая в клочки цветные картинки – карты – и бросая их в унитаз. Юрка дожидался, когда вода в бачке нальется, и дергал за цепочку. Водоворот уносил проклятые обрывки в бездну, а сверху падали и падали новые раскромсанные картонки.

– На уроке, как только увидишь, что на тебя никто не смотрит, лезешь под стол и поджигаешь петарды. Дым, огонь, крики!

– Ерунда. – Юрка с мрачной решимостью потянул за цепочку. – От такого огня даже стул не загорится.

– Зато все увидят, что она – ведьма, и прогонят ее на фиг. Нечего ей здесь народ мутить!

– Легче учителям пожаловаться.

– Жаловался один такой. – Митька повертел в руках пустую коробочку из-под карт. – Сами справимся. Или тебе понравилось зависеть от чужого предсказания?

– Ничего мне не понравилось. Но хорошо бы сначала разобраться.

– Вскрытие покажет.

Емцов смял коробку и выбросил ее в корзину для бумаг. Вода с шумом смыла последние следы преступления.

Как прошел урок, Юра не заметил. Кажется, его о чем-то спрашивали. Кажется, он что-то отвечал. Вот-вот должен был прозвенеть звонок, а он все еще боролся с жалостью, неожиданно возникшей в его душе. Вроде бы в Аньке ничего такого и не было, что могло бы это чувство вызвать. Страшная, вредная, еще и хромая! Может, в нем сказывалось выдрессированное родителями убеждение, что девочек обижать нельзя? Хотя с чего это вдруг? Некоторых очень даже можно! В детском саду им это делать запрещали, а сейчас в самый раз.

И он полез под стол.

– Пулейкин, ты что под партой забыл?

Химичка бдительно следила за движением в классе. Наверное, она тоже обладает ведьминскими талантами – что-то почуяла. Юрка подумал, что теперь он всех девчонок начнет подозревать в колдовстве. Есть в них что-то такое, неприятное. И в женщинах-учителях – тоже.

В наступившей тишине спичка чиркнула неожиданно громко. Запах загоревшейся серы поплыл по классу. Все испуганно заозирались. Митька пристально смотрел на Юрку. На его бледном лице улыбка. Сидевший рядом с ним Муранов застыл. Только бы он Юрку не выдал!

Фитилек шипел, но шорохи, шепот и скрип заглушали этот тонкий звук. Однако Юрке казалось, что шипение слышно на весь класс!

Раздался хлопок, что-то щелкнуло, раздались взрывы, начались вспышки… Стул под Леоновой задымился и запрыгал на одном месте, сотрясаясь от маленьких разрывов.

– А! – завопил Емцов. – А!!! Ведьма!

Все вскочили с мест, заорали и забегали. Не помня себя, Юрка встал и, продираясь через толпу беснующихся одноклассников, пошел к выходу.

– Пулейкин! Быстро! Воду неси! – перекрыла общий гомон Людмила Петровна.

Первым сориентировался Муранов. Он схватил лейку и опрокинул ее содержимое на сидевшую на стуле Аню. А потом, чего-то испугавшись, уронил лейку и бросился к двери.

– Дурак! Стой! – кинулся за ним Митька.

Стул чадил, выпуская клубы удушливого дыма.

– Никуда не уходим! – заорала химичка. – Пулейкин, твоя работа?!

– А чего сразу я? – Юрка попытался улыбнуться. Толпа одноклассников не пропустила его к выходу, и он был вынужден вернуться. – Она сама загорелась. Российская действительность не принимает французских ведьм!

Он посмотрел на Андалузию. И ему вдруг стало страшно. До одури. До спазмов в животе! Что он наделал?! Зачем вообще повелся на Митькину идею?! Ему же теперь начнут мстить! И это будет не что-то безобидное – подстерег за углом, подрался… Если Леонова и правда ведьма, то отомстят ему жестоко. Об этом и сказал ее взгляд. Змеиные зрачки-бусинки и холодная серая радужка.

– Не выдумывай! Само ничего загореться не могло! – выдвинула категоричный аргумент учительница. – Покажи мне свой портфель. У тебя там наверняка есть спички!

– У всех есть спички! – защищался Юрка. – Вон, у Вербицкой спросите!

– Василиса! – ахнула химичка.

– Нам на урок труда их надо было принести! – Васька оглянулась, ища поддержки у подружек. Хаецкая и Пустячная дружно закивали.

– А ну все замерли! – скомандовала учительница, и народ перестал орать и носиться по классу.

Стул вяло чадил. Анька продолжала сидеть на нем как ни в чем не бывало. Волосы мокрые, на лице грязные разводы от воды, юбка прилипла к коленям.

– Василиса! – ледяным тоном произнесла учительница. – Кто это сделал?

– Я не знаю! – истерично всхлипнула Вербицкая. – Анька могла и предупредить.

– Да сама она загорелась, – вдруг заявил Коготков.

– Под ведьмами всегда стулья горят, – развил мысль одноклассника Емцов.

Андалузия встала. Медленно, чуть подтаскивая свою искалеченную ногу. Маленькое личико напряжено, светлые глаза с точкой зрачка буравят лица коварных мальчишек.

– Не надо, Людмила Петровна, – негромко произнесла она, и ее голос показался замершему Пулейкину оглушительнее грома. – Я знаю, кто это сделал.

– Ну так скажи нам, – с облегчением произнесла химичка.

– Ага, – буркнул Митька. – Сама подожгла, а теперь на других сваливает.

– Зачем? – Леонова медленно поворачивалась, попеременно оглядывая всех. – Он в курсе, что поступил неправильно. Он сам себя накажет.

И все снова заорали, снова стали обвинять друг друга. Емцов доказывал, что надо отдать стул на экспертизу, пускай там установят, почему он загорелся. Людмила Петровна кричала, что виновного надо наказать, что она сама его сейчас найдет и за ухо отведет к директору…

А Юрке вдруг стало все равно. «Только попробуй, – твердил он самому себе. – Только тронь. Я тебя еще и не так подожгу!»

* * *

– Ничего она не сделает, – убеждал приятеля Митька. – Зато с гаданием своим свернется. Достала уже! Мы просто обязаны были ее остановить!

Они шли к Владу. Он как убежал тогда из класса, так больше в школе и не появлялся. Бросил не только портфель, но и куртку. И даже сменную обувь не переобул. Нагруженные мурановским скарбом, друзья плелись под ленивым дождиком. Митька выглядел жизнеутверждающе. Ни крики, ни Васькина – после химии – истерика с угрозами, что мальчишки теперь – трупы, не смогли вывести его из благодушной уверенности: они поступили правильно. Валившиеся на них последнее время беды – ушиб на физре, постоянные двойки и противостояние с девчонками, – все это было следствием «шаманства» новенькой. Теперь все пройдет. Теперь они заживут, как прежде.

– Мне кажется, она уже все знает. – Юрка и не заметил, что тоже перестал называть Аню по имени. Словно не хотел лишний раз накликивать на себя беду.

– Да ладно тебе! Пока она купит новую колоду, пока во всем разберется…

– Чего там разбираться?

– Не шуми. Что она может? Предсказать будущее? Так я и без карт тебе скажу. Нормально все будет!

Влада дома не было. Юрка с Митькой несколько раз вызывали его квартиру по домофону, но им не отвечали. Входили и выходили старушки, предлагали им спрятаться от дождя в доме. Друзья отказывались. Что они там будут делать без Муранова?

– Ладно, тащи портфель к себе, – наконец решил Митька. – И не кисни! Завтра начнется новая жизнь!

* * *

Новая жизнь началась раньше, уже дома, с того, что Юрка обнаружил, что из его рюкзака пропали несколько вещей. Не было камня, привезенного его отцом с Алтая, – с первого сентября он болтался на дне рюкзака, пачкая меловой крошкой книги и тетради. И вот теперь исчез. Не оказалось там и учебника по злополучной химии. Не было больше коробка спичек – он словно испарился, выполнив свое коварное предназначение.

И вновь почудилось ему во всем этом что-то нехорошее. Пулейкин потянул из кармана сотовый, набрал номер Муранова. Тишина.

В голову полезли дурные мысли: что Влада больше нет. Что обидевшаяся на дождь из лейки ведьма подстроила ему неприятность. Он упал в яму, его сбила машина… Или еще хуже – он полез на подъемный кран и сорвался. Юрка отчетливо представил себе искореженное тело приятеля под березками. Почему кран? Почему березки?..

– Алло! – через секунду закричал он в трубку. – Митька, ты как?

– Нормально. Телик смотрю. – Судя по чавканью, Емцов еще и ел. – Чего там?

– А что, если они Муранова убили?!

– Кто?!

– Ведьмы!

– А их уже много стало? – Чавканье на секунду прекратилось – Емцов удивился.

– Все наши девчонки! Я дозвониться до Владика не могу!

Митька задумался. Пулейкин так и видел его вытянутую физиономию, прыщик на переносице, вздернутые брови, две неглубокие морщинки на лбу.

– Ты чего, рукколы объелся? Он небось на занятия какие-нибудь пошел. Ничего с ним не случится. Все, можешь спать спокойно.

Но спокойствия от этих слов у Юрки на душе вовсе не прибавилось. Он еще раз перетряхнул рюкзак, убедился в пропажах и снова потянулся к телефону.

– Васька… – начал было он, но Вербицкая его перебила:

– Как тебе не стыдно! Она плачет!

– Я тоже, – перебил в свою очередь и Юрка эту грозную тираду. – Слушай, ты не знаешь, я учебник химии в классе не оставлял?

– Что мне твой учебник! Зачем вы Аню обижаете?

– Да кому нужна твоя Аня! – взорвался Юрка. Когда он был без приятелей, может быть, ему и было жалко Андалузию, но раз у нее появились такие защитницы, места для жалости не осталось. – Еще у меня камень сперли. Не видела?

– Нужен кому твой булыжник! – в тон ему ответила Васька и вдруг без перерыва, даже не меняя интонации, спросила: – Где ты живешь? Я тут какой-то учебник нашла.

– В доме живу. За школой, – опешил Юрка. – Оранжевая высотка, квартира сорок пять. – И дал отбой.

Вот черт! Выходит, ему все показалось? Напридумывал себе всякой ерунды! Учебник забыл – Васька его сейчас принесет. Камень вывалился из рюкзака во время суматохи в классе. Все, можно врубать компьютер и заняться делами.

Вербицкая появилась на удивление быстро, как будто в соседнем подъезде дожидалась его звонка. На кухне не успел чайник закипеть, как она уже трезвонила во входную дверь.

В первую секунду от Васькиного явления Юрка обалдел. Она была в куртке нараспашку, в длинном свободном платье, с распущенными волосами. Обычно она их собирала в хвостики и косички – Пулейкин и не подозревал, что волосы у его одноклассницы такие пушистые и длинные!

– На, смотри, – сунула Васька в руки однокласснику пакет с чем-то твердым внутри. – Твое? Кстати, как ты себя чувствуешь? Ничего не происходит?

Бесцеремонно прошла в Юркину комнату, осмотревшись, хмыкнула. Пулейкин возмутился (что за наглость?!), но останавливать ее не стал. Сверток был каким-то неуклюжим, он неприятно шуршал, долго не разворачивался. В нем оказалась потрепанная книжка, которая даже на расстоянии километра никак не тянула на его новенький учебник.

– Не мое. – Он принялся заворачивать книгу, но бумага сбилась, и ее вместе с пакетом пришлось скомкать. – Что должно происходить?

– Что-нибудь, – Васька повернулась, – странное.

– Из странного – только мой пропавший учебник. – Юрка попытался сверток Ваське вернуть, но Вербицкая спрятала руки в карманы куртки.

– Пользуйся, пока свой не найдешь, – щедро разрешила. – Водички мне принеси.

– Чего?

Юрка не узнавал одноклассницу. Вроде бы это была она: хорошо знакомая, местами противная, временами глупая, но в целом вполне терпимая Васька. С другой стороны – это была уже не она. Конечно, он с Вербицкой после школы никогда не общался – ему и на занятиях ее хватало – спасибо, больше не надо. А тут – ну просто новый человек!

– Воды, говорю, принеси! – наклонилась к нему Васька. Слова она произносила четко, видимо, решив, что после уроков Пулейкин тупеет окончательно и бесповоротно.

А Юрку словно заклинило. Он вообще перестал понимать, что ему говорят.

– Из-под крана? – запнувшись на первом слове, переспросил он.

– Совсем больной? Кипяченой!

И он на ватных ногах побрел в кухню. Не сразу нашел стакан – все ему почему-то попадались чашки с надколотыми краями, с отбитыми ручками, а то и вообще – железная кружка. В панике из-за того, что он уже долго копается, Юрка принялся наконец найденный стакан мыть, потом долго тер его полотенцем, оставляя на прозрачных боках тканевые ворсинки.

Когда он наконец вернулся в комнату, Васьки там не было.

От неожиданности Пулейкин чуть стакан на пол не грохнул. Постоял несколько секунд на пороге, задерживаясь взглядом на каждом предмете, попадавшем в его поле зрения.

Пусто.

Он заглянул в комнату к родителям. Прошелся по коридору. Холодная вода приятно освежила его. Он выпил стакан до дна и только потом заметил приоткрытую входную дверь.

Ну конечно! Он так удивился, увидев Ваську, что не закрыл за ней, а она-то была и рада сбежать…

Стоп: а зачем она вообще приходила?

Волнение неприятными мурашками прошмыгнуло по телу, сбило дыхание. Сердце заколотилось, так что перед глазами у Юрки все запрыгало.

Что-то пропало! Он готов был голову дать на отсечение – Васька приходила не ради учебника! Корявый сверток лежал там, где его и оставил Юрка – на кровати. Но он был всего лишь поводом, чтобы обменять его на какой-то другой предмет.

– Ну, кикимора болотная! – выругался Пулейкин, «оживляя» телефон. Конечно, Васька к телефону не подошла. Все, что ей надо было, она уже сделала или выяснила. Небось запаслась прогнозом у Андалузии, что проблем с Пулейкиным не будет, и рванула к нему. А карты у Леоновой, должно быть, новые появились, чтобы предсказания ее сбывались. Потому что если она не восполнила утрату, то грош цена ее пророчествам.

Полчаса Пулейкин лежал на диване, размышляя: что бы это значило и не может ли такого быть, что Вербицкая в него влюбилась, и теперь ей срочно понадобилась от него какая-нибудь вещь? Чтобы было что прижимать к груди долгими осенними ночами?

* * *

Телефонный звонок вывел его из полудремотного состояния задумчивости.

– Ну и где ты? – уныло поинтересовался Митька. – Я тебя уже полчаса жду!

– Зачем ждешь? – спросонья Юрка соображал плохо.

– Сам написал мне эсэмэску, чтобы я к школе подошел. А ты чего, не выходил еще?

– Я выходил?

Юрка на всякий случай огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что в комнате не спрятался еще какой-нибудь Пулейкин, который сможет ответить ему на этот вопрос.

– Ты чего, спишь? – окончательно разозлился Митька. – Тут, между прочим, дождь идет!

И Юрка все понял.

– Погоди, – прошептал он в трубку и начал просматривать отправленные сообщения.

Точно. Было! «Срочно приходи к школе!» Ах ты, Васька, хитрый кот. Пока он возился со стаканами, она и эсэмэску Митьке успела отправить, и стащить что-то, и убраться восвояси.

– А дома у тебя сейчас кто? – спросил Юрка, чувствуя, как неприятно дрожат от волнения руки.

– Тебе-то чего? Ты придешь?

Митька жил с родителями и бабкой. Хозяйственная такая, деловая старушенция, пироги хорошо пекла. Баба Маша знала всех учившихся в их классе. Конечно, Ваську она в дом пустит и позволит ей покопаться в Митькиных вещах.

– Быстро беги домой! Не дай Вербицкой уйти!

– Откуда уйти? – ступил Ельцов.

– Это она тебе эсэмэску отправила. Она была у меня, что-то взяла. Теперь к тебе пошла!

– Зачем?

– Любовные записки под коврик класть!

– Дура, что ли?!

Юрка взвыл и кинулся искать джинсы. Рубашка домашняя, ботинки, куртка… Мокрая еще. Ничего, сейчас она еще больше намокнет.

Емцов обитал в трех домах от него, около шоссе, в многоподъездной пятиэтажке.

– Здравствуй, Юрочка, – еще в домофон заворковала баба Маша. – А Митеньки нет!

– Вербицкая к вам приходила?

– Да. Только что ушла. Ты ее на лестнице успеешь встретить.

Кодовый замок запищал. Юрка толкнул дверь. Как водится, она скрипнула.

В подъезде было тихо. Наверху то ли сквозняк гудел, то ли робкие шаги отдавались, то ли кто-то по телефону бормотал.

– Вербицкая! – крикнул Пулейкин в гулкую пропасть пролетов. – Не прячься! Выходи, поговорим.

Эхо метнулось сквозь перила и утонуло в сырой от влажности побелке.

Тишина.

Васька шустрая, могла и сбежать. Она сегодня вообще проявляет чудеса сообразительности и проворности.

– Васька! Чего молчишь?

Он ступил в подъезд, глянул в сторону темного подвала, забранного решеткой.

Наверху щелкнул замок, открылась дверь. Митькина бабушка потеряла гостя. Сейчас шуметь начнет… Юрка начал тихо подниматься. Деваться здесь некуда. Лестница без лифта. На пятом этаже – квартиры. Выхода на чердак в этом подъезде нет.

А собственно говоря, что это он крадется? Юрка вытянул из кармана телефон, медленно, с удовольствием набрал Васькин номер. По лестнице тройным эхо расползлась знакомая трель.

– Вербицкая! – довольно ухмыльнулся Пулейкин. – Спускайся!

Телефон замолчал, но было поздно – Васька выдала себя.

– Юра, что же ты не идешь? – позвала его баба Маша. Она стояла на пороге квартиры и добродушно улыбалась.

– Сейчас, я наверх поднимусь. – Юрка тоже изобразил на лице приветливую улыбку. – У вас тут Василиса заблудилась, первый этаж с пятым спутала. Проводить надо.

– Что это у вас за игры нехорошие? – покачала головой емцовская бабушка. – Нельзя обижать девушек.

– Да их фиг обидишь!

– Юра, что ты говоришь! Немедленно заходи в дом.

Она распахнула дверь. Юрка, как приличный человек, подошел ближе. Входить он не собирался, ему надо было поймать Ваську. Резко закрывшаяся дверь врезала ему по лопаткам. Юрка кулем ввалился в квартиру, чуть не сбив с ног Митькину бабку. На лестнице мелкой дробью рассыпались быстрые шаги – Вербицкая убегала.

Выпавший из руки мобильный затрезвонил, заорал, заволновался. Емцов!

– Лови ее! – завопил в трубку Юрка, вылетая обратно на лестничную клетку.

Но Митьке надо было еще все объяснять. Пока Пулейкин этим занимался, Василиса успела исчезнуть.

– Упустили! – После рывка с третьего этажа и открывания двери головой Юрка тяжело дышал. Опоздавший Емцов выглядел бледным и слегка подмерзшим, но, как всегда, невозмутимым.

– Споткнется по дороге, – мрачно изрек он, и Пулейкин подумал, что в последнее время все специализируются на предсказаниях, в основном плохих.

Емцов провел инспекцию своих вещей.

– Нет дневника, – подвел он итог.

– И что они будут с ним делать?

– Призраки моих двоек вызывать.

– По-моему, мы ее все-таки обидели, – пробормотал Юрка. Двойки у него в дневнике водились не часто, да и дневник был на месте. Что можно вызвать из учебника химии, он не знал.

– Это она нас обидела! Вчера. Когда демона на нас натравила! Так что пока мы квиты. Звони Владу.

– Сам звони, – буркнул Юрка и пошел домой.

От этой беготни он устал. А впереди еще был длинный вечер с родителями, с проверкой домашних уроков, за которые он еще не садился, борьба за Интернет и телевизор. Словом, обыденная тяжелая рутина.

Во время привычного переругивания с мамой он позабыл об утренних событиях и о дневной охоте на Вербицкую.

Глава третья

«Проснись!»

Юрка успел сделать алгебру, когда на кухне раздался грохот и мама громко вскрикнула. Пулейкин выскочил в коридор.

– Прямо наказание какое-то, – причитала мама, стоя коленями на табуретке – вокруг нее красным дымящим морем разливался борщ, покатый бок кастрюли глянцево лоснился. – Весь день все из рук сыплется! Еще и машина чуть не задавила!

– Это мы без ужина, что ли? – не проявил сочувствия отец.

– Бутербродами обойдетесь, – грубо отозвалась мама. – Что ты стоишь? – накинулась она на Юрку. – Веник и совок неси. Вот наказание на мою голову!

– А когда тебя машина пыталась сбить? – Что-то Пулейкину это напомнило…

– Да прямо около дома! – Мама сбросила тапки и на мысочках перешла красное море вброд. – Вырулила из-за угла. И еще сигналит, главное! Как будто это я его пытаюсь задавить! На работе начальник ругался… Где веник? – мгновенно переключилась она на сына. – Тебя еще, охламона, бог послал!

Нет, здесь нужен не веник… Чуть не сбила машина… Начальник на работе ругался…

Письмо счастья!

– А вчера что делал твой начальник? – Юрка выпрямился, и борщ с совка закапал маме на ноги.

– Нет, ну ты помогаешь или мешаешь? – устало спросила она. – Нормальный вчера был начальник. Атмосферное давление повышенное, вот все и нервничают. И вообще, иди отсюда. От тебя помощи, как от козла молока!

– А чувствуешь ты себя как?

– С вами я вообще скоро ничего чувствовать не буду! – рявкнула мама, захлопывая дверь кухни.

Кто-то там не размножил письмо счастья, и у него умерла бабушка, потом дочь попала в больницу… Умерла бабушка… Емцов!

Звонок сотового заставил Юрку вздрогнуть.

– Привет, – коротко бросил Муранов. – Тебе ничего не кажется?

– Кажется, – машинально ответил Юрка.

– И тебе?! – ахнул Влад.

– Кажется… что ты мне звонишь.

– Я сегодня был у Леоновой дома.

– А я и не знал, что ты в диггеры записался! – Юрка разозлился. Пока они с Емцовым принимают все беды на себя, Влад отсиживается в сторонке и по гостям бегает!

– При чем тут это?

– Ведьмы живут в темных пещерах глубоко под землей. У них есть котел с варевом, летучие мыши и ручная кобра, – заявил Юрка.

– Она живет с бабкой. А еще у нее есть отец.

– А мать она съела во младенчестве?

– Нет, мать ее осталась во Франции. Ну, как его? В Алансоне!

Влад упорно не замечал, что Юрка над ним издевается.

– Мсье д’Артаньян, я надеюсь, вы предложили даме руку и сердце? А еще пообещали защитить ее от всех драконов? – Что-то Юрке все это надоело. Из-за какой-то девчонки столько шума!

– В каком смысле? – не понял шутки Влад. – Не видел я никаких драконов. И Леонову не видел. С бабкой ее поговорил. Короче, бедно они живут, отец почти спился. Короче… перчатки я где-то посеял. – Речь его стала путаной, но Пулейкин его не перебивал, терпеливо слушал. Если психов не слушать, они буянить начинают. Юрка это уже понял. – А потом я на улице девочку встретил.

Возникла пауза. Все это время Пулейкин кивал головой на каждую его фразу, а тут слова у Влада закончились, а действие Юрке продолжить хотелось.

– И что? – подтолкнул он разговор вперед.

– Ничего. Маленькая девочка с длинными черными волосами.

Юрка вздохнул. Зачем он этого дурака искал?

– Твой портфель у меня. Хочешь – заходи.

И он дал отбой. Все, приключений на сегодня хватит!

Девочка с черными волосами. Трогательно! И стояла она небось в луже, босая, и струи дождя бежали по ее изможденному лицу…

Юрка повернулся к столу и поперхнулся воздухом.

Девочка. Маленькая. С черными волосами. Одетая во что-то длинное и черное. Она сидела на табуретке, опустив голову, завесив лицо волосами.

– Тебе чего? – Голос его прозвучал глухо. Пулейкин попытался понять – откуда она взялась?! Пустила мама? Привел папа? Позвал брат? Внезапно обретенная сестра? Во младенчестве забытая родственница? Они учатся в одной школе, он ее обидел, и вот она пришла за отмщением?

Девочка медленно подняла голову. Волосы стали распадаться на отдельные пряди, на ее белом покатом лобике, открывая лицо. Глаза огромные с невероятно большими темными радужками. А лицо – белое. Совсем белое.

Страх, как живое существо, толкнулся Юрке в колени, в легкие, в затылок.

– Ты зачем здесь?.. – прошептал он, чувствуя, что хочет сесть.

Мама в кухне, папа в соседней комнате, он в своей хорошо знакомой квартире. Чего он испугался? Как она могла сюда войти? Что она может ему сделать в родных стенах? Он бредит?! Пора вызывать «Скорую»?!

Затрезвонил домофон. Юрка вздрогнул. Моргнул. Всего на долю секунды закрыл глаза, а когда открыл – табуретка оказалась пуста.

Никто на ней не сидел. Хотелось подойти, пощупать гладкое сиденье, но домофон звал, из своей комнаты кричала мама, и вот-вот мог выйти папа. Пулейкин метнулся к двери.

* * *

– А-а-а! – понимающе закивал Влад, как только увидел вытянутую физиономию приятеля. – И ты тоже увидел?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.