Бал-маскарад

      На небольшой сцене стоял рояль и мог бы расположиться инструментальный квартет. Сейчас на ней стояли три лектора, которые оживленно обменивались мнениями с находящимися в зале любителями музыки. На дискуссии присутствовало около сорока человек.
      Помощник инспектора Хибия пробежал глазами по сцене.
      – Его нет.
      – Кого? Синдзи Цумура? – тихо спросил Коскэ Киндаити.
      Он еще не встречал Цумура, поэтому не знал его в лицо.
      – Да, его нет.
      Предположив, что он может быть среди зрителей, Хибия внимательно осмотрел людей в каждом ряду, но здесь его тоже не было.
      – Послушай, – шепотом, чтобы не мешать обсуждению, обратился Хибия к сидящему на последнем ряду студенту, – где может быть Синдзи Цумура-сан?
      Обернувшись, студент с удивлением посмотрел на Хибия и Киндаити:
      – Синдзи Цумура-сэнсей сегодня не пришел.
      Оглянувшись на Киндаити, Хибия вновь наклонился к студенту:
      – А здесь есть кто-нибудь из организаторов дискуссии? Мы из полиции.
      Наполнившие зал юноши и девушки разглядывали Хибия и Киндаити.
      Студент подошел к мужчине, сидящему за столиком в переднем ряду, и что-то прошептал ему на ухо, показывая на Хибия и Киндаити. Тот сразу же встал и, слегка согнувшись, подошел к ним.
      – Чем могу помочь?
      Тон его был несколько высокомерным, но он был явно обеспокоен. Должно быть, вспомнил, что произошло в прошлом году примерно в это же время.
      Помощник инспектора Хибия представился ему, показав свое полицейское удостоверение:
      – Я хотел задать вам несколько вопросов о Цумура.
      – Тогда нам лучше пройти в кафе. – Мужчина вошел впереди, показывая дорогу, но не забыл повернуться к студенту, который подходил к нему: – Передай Татибана, чтобы он пришел в кафе.
      В кафе было совсем немного посетителей. Организатор провел Хибия и Киндаити к самому дальнему столику в углу. Киндаити передал ему визитную карточку, тот поспешно достал свою, на ней было написано: «Кацуми Синохара, председатель Общества современной музыки».
      Прочитав визитную карточку Коскэ Киндаити, Кацуми Синохара вежливо поклонился:
      – Ваше имя я уже слышал. Очень рад лично встретиться с вами.
      В разговор вмешался Хибия:
      – Мы хотели спросить вас о Цумура. Его сегодня нет?
      – Он с нами сегодня не связывался, – ответил Синохара с кислым выражением лица. – Сейчас придет студент Татибана, его вы и спросите. Цумура-сан потерял ключ и, наверное, где-нибудь бродит.
      – Ключ? – Хибия переглянулся с Киндаити. Опять ключ.
      – О каком ключе идет речь?
      – Ключ от собственного бунгало.
      – А где оно расположено?
      – Говорят, что в районе Асамаин. Я точно не знаю. А, вот он идет. Татибана-кун!
      К столу подошел молодой человек примерно одних лет с Хибия.
      Синохара представил его, и Татибана передал полицейским свою визитную карточку, на которой было написано: «Сигэки Татибана, Токийский университет искусств, музыкальный факультет, кафедра композиции».
      Когда подошел официант, Кацуми взял на себя роль хозяина и, посоветовавшись со всеми, заказал четыре холодных чая с лимоном. Сделав заказ, он что-то прошептал на ухо Татибана, который с удивлением взглянул на Коскэ Киндаити: на визитной карточке детектива не была указана профессия. Похоже, молодой человек не знал имени Киндаити.
      – Татибана-кун, Киндаити-сэнсей и Хибия-сан пришли сюда, чтобы кое-что узнать о Цумура-сэнсее. Ты не знаешь, где он сейчас находится?
      – Пропал куда-то… – странно улыбаясь, сказал Татибана.
      – Пропал? – Глаза Хибия за толстыми стеклами очков подозрительно сверкнули.
      Студент хмыкнул:
      – Хм, я недавно был у его виллы в Асамаин. Входная дверь закрыта, на всех окнах опущены шторы. Я несколько раз звал сэнсея, но ответа не было. Я подумал, что сэнсей, может, уже улизнул из Каруидзавы. Он ведь довольно странный человек.
      Сигэки Татибана беспечно рассмеялся, но помощнику инспектора Хибия было не до смеха.
      – Улизнул? У него были причины исчезнуть из Каруидзавы?
      – Да нет вроде. Просто сэнсей – человек настроения. Если ему что-то не нравится, он может нарушить свое обещание и поступить как ему заблагорассудится. Он всегда был таким.
      Синохара растерянно слушал рассказ Татибана.
      – Да, это так. А за последний год Цумура-сан к тому же значительно изменился. Да, кстати, Татибана-кун, ты мне говорил о матросской трубке. Может, ты расскажешь этим господам…
      – А! Ну да. Край одной шторы был чуть-чуть приподнят, и я заглянул внутрь. Там я увидел любимую трубку сэнсея, она была небрежно брошена на стол. Эту трубку он вчера курил. Значит, подумал я, он вчера вечером вернулся домой. Тогда я пошел к заднему входу и несколько раз позвал его, но ответа так и не последовало. Все это несколько странно.
      – А что вам показалось странным?
      – Ведь парадная и задняя дверь заперты на ключ, а любимая трубка сэнсея, которую он вчера здесь курил, оказалась внутри виллы. Я подумал: а где же ключ?
      В рассказе Татибана многое было непонятно, и помощник инспектора уже начал было выходить из себя, но на помощь пришел Киндаити.
      – Так, Татибана-кун, значит, Цумура вчера потерял ключ. Как это произошло?
      – А, вас интересует это, – по-прежнему странно улыбаясь, сказал Татибана. – Вчера, как и сегодня днем, было обсуждение, а вечером должен был состояться концерт. Первое исполнение произведений Цумура-сэнсея, и он сам должен был дирижировать. Однако вечером погода стала портиться, потом, примерно в половине восьмого, выключили свет, правда, его довольно быстро включили. Но, считая, что свет выключили надолго, организаторы приняли решение отменить концерт. К тому же пришло очень мало зрителей. Синохара-сан, это ведь вы приняли решение?
      – Да, – сказал Синохара, беря чашку с чаем у официанта. – Я подумал, отсутствие света доставит много неприятностей зрителям.
      Он посмотрел на Киндаити и Хибия, пытаясь понять их реакцию. Но Татибана, не замечая этого, продолжал:
      – Было уже семь часов сорок пять минут. Нас, вместе с Цумура-сэнсеем, оставалось пять человек. Троих по очереди отвезли на машине. И в это время Цумура-сэнсей поднял шум из-за того, что исчез ключ от его бунгало.
      – А где он у него был?
      – Говорил, что в кармане пиджака.
      – И его не нашли?
      – Нет. Сэнсей проверил все карманы и нотную папку. Потом, увидев его трубку, я подумал, что он мог оставить ключ в замочной скважине. Цумура-сэнсей бывает иногда рассеянным.
      Сигэки Татибана с улыбкой повернулся к Синохара, но тот по-прежнему следил за выражением лиц Киндаити и Хибия.
      – А если Цумура не забыл ключ в замочной скважине, а положил его в карман пиджака и затем выронил, то когда это могло произойти?
      – Если так, то днем.
      – Почему?
      – На вечернем концерте сэнсей должен был дирижировать. По крайней мере до первого отключения света он был в пиджаке.
      – Днем он снимал пиджак?
      – Днем все участники были легко одеты. Некоторые позволяют себе даже дирижировать в таком виде. Но Цумура-сэнсей, хотя в последнее время его характер и правда изменился, в этом вопросе остался очень щепетилен: он всегда перед выступлением переодевается в черный пиджак с галстуком-бабочкой.
      – Как изменился характер Цумура, вы обязательно расскажете нам позже. Значит, во время дневного обсуждения Цумура тоже был в одной рубашке? – настойчиво добивался Коскэ Киндаити.
      – Да. После обсуждения у сэнсея была встреча, и он тогда был в рубашке.
      – С кем он встречался? – резко спросил Хибия.
      – Я по просьбе сэнсея встречал этого человека, поэтому знаю. Это Кего Маки. – После некоторого колебания Сигэки Татибана продолжил: – Он вроде был третьим мужем Тиёко Отори.
      Как и следовало ожидать от молодого человека, на его губах заиграла улыбка, а глаза сверкнули любопытством.
      – Да. Он был мужем Тиёко Отори до того, как им стал Цумура. На встречу Маки пришел один?
      – Нет, он был с симпатичной девушкой лет семнадцати. Ее зовут Мися-тян.
      Хибия бросил взгляд на Киндаити. Значит, они все-таки встречались.
      – А где был пиджак Цумура?
      Сигэки Татибана в раздумье склонил голову набок, но в этот момент в разговор вмешался Кацуми Синохара.
      – Кажется, я помню. В то время я тоже был в этом кафе, и Цумура-кун сидел за соседним столиком. Он повесил пиджак на спинку своего стула. Почему я это запомнил? Цумура-кун беседовал со своими гостями, а при этом, как-то странно извиваясь всем телом, заложил руку за спину и что-то пытался достать. Я удивился, но оказалось, что он таким образом извлекал из кармана пиджака сигарету. Я не удержался и прыснул от смеха. Вот такой странный человек этот Цумура-кун. Ведь проще было достать всю пачку или просто встать и спокойно вытащить ее из кармана. Но ничего не поделаешь, такие уж у него странности.
      – Цумура-сэнсей такой человек. По сути он очень серьезный человек, но часто, когда смотришь на него со стороны, хочется рассмеяться.
      – Подожди минутку, – вмешался Хибия. – Ты только что говорил, что Цумура любит курить трубку.
      Сигэки Татибана слегка склонил голову в знак согласия.
      – Сэнсей курит и трубку, и сигареты. Из сигарет он предпочитает марку «Хоуп». Вчера он все ворчал, что у него забило трубку. Вообще он заядлый курильщик, ни на минуту не может расстаться с табаком.
      – А у Цумура может быть две трубки? – поинтересовался Киндаити.
      – Нет, он не такой человек. Если ему нравится трубка, он не будет покупать новую, пока эта не придет в негодность. И тут дело не в жадности, а в том, что он по натуре мономан.
      – В какое время Цумура встречался здесь с Маки и Мися?
      – После того как закончилась дневная дискуссия, то есть после пяти часов. Дневная дискуссия обычно идет с трех до пяти часов, а вечерний концерт – с семи до девяти вечера, – ответил Синохара.
      – Когда примерно в половине шестого кто-то позвонил сэнсею и я взял трубку, то он еще был с гостями, – уточнил Татибана.
      – А кто звонил? – проявил настойчивость помощник инспектора.
      Сигэки Татибана заметил, что в этот момент даже цвет лица помощника инспектора изменился.
      – Синохара-сан, Цумура-сэнсей что-то совершил?
      Синохара на это ничего не ответил и только молча посмотрел на Хибия и Киндаити. Татибана побледнел.
      – Причину нашего интереса мы сообщим позже, а сейчас, если можно, рассказывайте вы. Кто позвонил Цумура в половине шестого? Мужчина? Женщина?
      – Это была женщина. У Цумура-сэнсея очень много поклонниц.
      – Как ее имя? Она должна была назвать себя.
      – Нет, она не назвала своего имени, сказала только: он поймет…
      – Значит, ты всех соединяешь, даже не спрашивая имени. – Помощник инспектора был разочарован и говорил резким тоном.
      Это рассердило Сигэки Татибану:
      – Но тут ничего не поделаешь. Я ведь только снимаю трубку, а принимать звонок или нет – это решать Цумура-сэнсею.
      – Цумура говорил с этой женщиной?
      – Конечно. – Татибана произнес это с особым выражением, подчеркивая, что упреки помощника инспектора его рассердили.
      Хибия хотел еще что-то сказать, но в разговор поспешно вмешался Киндаити:
      – Когда вы позвали Цумура к телефону, он все еще сидел с Маки и Мися?
      – Да, вот за этим соседним столом.
      – Как вел себя Цумура? Он понял, кто ему звонит?
      – Да. Но мне показалось, что Цумура-сэнсей чувствовал себя как-то неловко. Видимо, не хотел обидеть Маки и девушку и не решался идти к телефону. Поэтому я предложил ему сказать звонившей, что не смог его найти. Он отказался, затем встал и пошел к телефону.
      – Вы так и не знаете, кто звонил? – опять вмешался Хибия.
      – Не знаю, но, по-моему, он очень ждал этого звонка. Когда я ему сказал, что звонит женщина, он поспешно начал вставать, но затем, вспомнив, что у него гости, заколебался.
      – Значит, можно предположить, что звонившая была из числа знакомых Маки и Мися.
      – Этого я не могу знать.
      – Это была молодая женщина?
      – Судя по голосу, молодая. Мне показалось, что она стесняется говорить.
      – Значит, вы говорите, это было примерно в половине шестого.
      В это время Тиёко Отори уже приехала в Каруидзаву…
      Коскэ Киндаити, похоже, больше заинтересовала история с ключом.
      – А во время разговора где был пиджак Цумура?
      – Я не помню, висел ли он на спинке стула, как сказал недавно Синохара-сан. Но точно помню, что когда он пошел к телефону, он был в рубашке и галстуке-бабочке, а пиджака на нем не было. Да, да, из кармана рубашки выглядывал кончик трубки.
      – Синохара-сан, а что вы можете сказать?
      – К сожалению, ничего, так как я еще до этого ушел из кафе.
      – Татибана-кун, а Маки и Мися там еще оставались?
      – Да.
      – Когда они ушли?
      – Я не знаю. Я ушел немного раньше, чем Цумура-сэнсей, и больше этих двоих не видел.
      – Синохара-сан тоже, наверное, не знает.
      – Нет…
      Синохара смущенно опустил голову. Помощник инспектора Хибия нетерпеливо сказал:
      – Киндаити-сэнсей, об этом мы можем спросить у Мися. Нас больше интересует содержание разговора с этой неизвестной женщиной. Татибана-кун, вы не знаете, о чем они говорили?
      – К сожалению, у меня нет привычки подслушивать чужие телефонные разговоры.
      Помощник инспектора смутился. Киндаити спросил спокойно:
      – Татибана-кун, ты учишься на кафедре композиции Университета искусств? Тогда ты должен знать Синкити Тасиро.
      – Он учился вместе со мной. Вчера я его встретил.
      – Тасиро-кун был исключен из университета?
      – Нет, все устроили так, чтобы он был не исключен, а ушел по собственному желанию. В прошлом году он выкинул этот дурацкий номер, а так… У него талант, я даже завидую. Но у него почему-то развился комплекс неполноценности, и он постепенно от нас отдалился и в конце концов совершил этот глупый поступок. После этого он стал еще более скрытным и замкнутым, перестал ходить в университет. Я давно его не видел, а вчера встретил, спросил, собирается ли он возвратиться в университет. Он стал каким-то агрессивным… Видимо, если такое случается, то человеку уже нельзя помочь.
      Когда речь зашла о Синкити Тасиро, Сигэки Татибана неожиданно стал красноречивым. Видимо, он не понимал страданий Синкити. Он говорил не с презрением, скорее с сочувствием, однако было ясно, что два этих молодых человека, воспитанных в совершенно разных условиях, не могли сойтись так же, как вода никогда не могла бы смешаться с маслом.
      – Синдзи Цумура порицал Тасиро за ту его противозаконную попытку? – задал вопрос помощник инспектора Хибия.
      Услышав слово «противозаконный», Сигэки Татибана поморщился.
      – Я никогда ни слова от сэнсея про это не слышал. Взаимоотношениям между учителем и учеником такая же тайна для окружающих, как и отношения супругов. Но о музыке, я знаю, они говорили: до того как началась дискуссия, они некоторое время беседовали. Позже я расспрашивал Цумура-сэнсея и понял, что Тасиро подверг критике последние произведения сэнсея. Он и раньше критически относился к его творчеству, но после того случая стал еще более резким в своих высказываниях.
      – Долго он здесь пробыл?
      – Примерно до середины обсуждения, а затем незаметно исчез. Я тоже хотел с ним поговорить, но не успел, – с сожалением добавил Татибана.
      – Он не сообщал, где остановился?
      – Я не слышал.
      – Как он был одет?
      – Дайте подумать… Желтая рубашка, бежевый джемпер, серые брюки. На ногах были грязные баскетбольные кроссовки, на плече – зеленый рюкзак. Я все это запомнил, глядя, как он разговаривает с Цумура-сэнсеем. Волосы у него были растрепаны, в общем, он произвел на меня впечатление опустившегося, уставшего от всего человека.
      На лице доброжелательного Татибана появилось выражение сострадания.
      – Какого он роста?
      – Примерно одного роста со мной. После прошлогоднего происшествия я с ним не встречался и сейчас был поражен его внешним видом: щеки у него ввалились, глаза лихорадочно блестели, он стал худой как щепка. А почему Тасиро вас интересует?
      – О нем хватит. Расскажи нам лучше о том, что было вчера. Значит, ты троих преподавателей отправил на машине…
      Но тут вмешался Коскэ Киндаити:
      – Хибия-сан, может, нам лучше послушать, как изменился в последнее время Синдзи Цумура?
      Помощник инспектора Хибия был явно недоволен, что его прервали:
      – Ах, так? Тогда задавайте вопросы вы, Киндаити-сэнсей.
      – Татибана-кун, ты будешь говорить? Или Синохара-сан? Как изменился Цумура?
      – Цумура-кун может на меня обидеться, – смущенно сказал Синохара, потирая лысеющий лоб. – Мне неловко… Человек быстро не может измениться. Цумура-кун и раньше был, и сейчас остается добродушным и наивным малым, до крайности пунктуальным. Однако в последнее время он, похоже, стал испытывать отвращение к своей репутации добродушного и наивного малого, к своей сверхпунктуальности во всем. Поэтому он начал нарочно нарушать обещания, пропускать репетиции, хотя потом об этом сожалел. Я ему как-то сказал: брось ты эту показуху. Как бы ты ни старался выставить себя этаким разгильдяем, ты не такой человек…
      – Цумура употребляет спиртное?
      – Да. И тоже с недавнего времени. Не то чтобы раньше он совсем не пил, однако за последний год сильно пристрастился к спиртному. Об этом мы с ним тоже говорили, но…
      – С какого времени он так изменился?
      После некоторого колебания Синохара сказал:
      – После развода с Отори.
      Кего Маки, расставшись с Тиёко Отори, помешался на головоломках, Синдзи Цумура пристрастился к спиртному…
      – Как вы считаете, для развода были какие-нибудь конкретные причины?
      – Я не хотел бы вторгаться в частную жизнь других людей, но, как мне кажется, особо серьезных причин для этого не было. Они оба творческие люди с яркими индивидуальностями, оба были загружены работой. Подобным людям невозможно наладить нормальную семейную жизнь. Нужно сказать, что такие супружеские пары, как родители присутствующего здесь Сигэки Татибана, встречаются крайне редко.
      – Извините, Синохара-сан, но и мои родители часто переживали кризисы в своих отношениях.
      – Но ты был сын-скрепка, ты скреплял их брачный союз.
      – Что это такое – сын-скрепка? – продемонстрировал Киндаити жажду познания.
      – Киндаити-сэнсей, вы не знаете Горо Татибана-сэнсея?
      Присвистнув, Коскэ Киндаити вновь внимательно посмотрел на лицо Сигэки Татибана.
      – Так значит, Горо Татибана-сэнсей…
      – Это мой отец.
      – И пианистка Фумико Савамура-сан?…
      – Моя матушка.
      – Он их единственный сын, – вмешался Синохара. – Так как сын скрепляет их отношения, я зову его «сын-скрепка». – И Синохара весело рассмеялся.
      Коскэ Киндаити наконец понял смысл этого выражения.
      Горо Татибана был композитором, создателем филармонии «Сакура» и блестящим воспитателем целой плеяды музыкантов. В своей филармонии он создал один из самых известных в Японии оркестров, которым сам и дирижировал. Фумико Савамура была одной из самых талантливых пианисток Японии.
      – Так вот как дело обстоит, – сказал Коскэ Киндаити со вздохом и невольно запустил руку в свою растрепанную шевелюру. Действительно, Тасиро, этот опустившийся молодой человек, и сын таких родителей не могут быть друзьями. – Выходит, что между Цумура и Отори не было такой скрепки.
      – Супруги расходятся и при наличии скрепки, – хмуро пробурчал Хибия, видимо имея в виду Мися.
      Остальные трое поняли смысл этого высказывания, и некоторое время царило неловкое молчание, которое нарушил Синохара, привыкший находить выход из трудных ситуаций.
      – Татибана-сэнсей с самого начала был против брака Цумура и Отори. В любом случае из этого ничего хорошего не должно получиться, говорил он.
      – А значит, Цумура был…
      – Учеником Татибана-сэнсея. А Сигэки Татибана – любимый ученик Цумура.
      «Синкити Тасиро тоже ведь был учеником Цумура», – подумал Киндаити.
      – Хотя говорят, что Тиёко и Синдзи разошлись мирно и по взаимному согласию, для Цумура развод стал, вероятно, настолько сильным потрясением, что он сильно изменился. Как бы то ни было, Цумура-кун сделался необычайно подозрительным, перестал верить людям.
      – Перестал верить людям? – Коскэ Киндаити сделал ударение на этих словах. – Вы хотите сказать, что Отори каким-то образом предала Цумура или обманула его?
      – Нет, я не это имел в виду. Иначе говоря, и любовь, и брак были разрушены действительностью.
      – Киндаити-сэнсей, – деликатно вмешался в разговор Сигэки Татибана. – Пожалуйста, не воспринимайте слишком серьезно происшедшие с Цумура-сэнсеем изменения. Сэнсей бравирует своими пороками, но это всего лишь рисовка. Он остается по-прежнему хорошим и отзывчивым человеком. Это его стремление выказать себя хуже, чем он есть, иногда проявляется таким странным образом, что вызывает только смех.
      – Например?
      – Например, в одежде. Сэнсей недавно приобрел охотничью шляпу черного цвета, оделся во все черное: черный шарф, перчатки черные и большие черные солнечные очки. Я ему как-то сказал: сэнсей, вам, по-моему, надо прекратить эти странные шутки. В таком виде вы похожи на убийцу из гангстерского фильма. Как ни странно, эти слова ему очень понравились, и он все повторял: да, да, я убийца, я убийца. Это было довольно смешно.
      – Так-так. Что, и вчера вечером он возвращался домой, переодевшись в костюм гангстера?
      – Да. Сэнсей поднял шум, потеряв ключ, и пока мы лихорадочно его искали, он быстро переоделся в эту одежду, держал себя чопорно и сердито. Все это выглядело довольно комично. – Татибана от души рассмеялся.
      Воспользовавшись паузой, потерявший терпение инспектор Хибия снова бросился задавать вопросы:
      – А сейчас расскажи, как все было вчера. Ты примерно в семь сорок пять собирался отвезти на машине трех преподавателей. В это время Цумура поднял шум, что он потерял ключ.
      – В конце концов все пришли к выводу, что он где-то его обронил, и сели в машину. Он был все в том же гангстерском костюме. – Татибана вновь рассмеялся, но Хибия не обратил на это внимания.
      – А зачем он поехал домой, если у него не было ключа?
      – Если вы приедете в Асамаин, то поймете. Эта вилла предназначена для сдачи в аренду, поэтому она построена довольно просто. На окнах нет ставень, стеклянная дверь завешена только шторой, поэтому если разбить окно и засунуть внутрь руку, то можно открыть внутреннюю задвижку. Однако… – Татибана покачал головой. – Когда я был там в последний раз, я проверил все оконные стекла, и ни одно из них не было разбито. Поэтому я все-таки думаю, что сэнсей, вероятно, забыл ключ в замочной скважине, а вернувшись, нашел его. Или он мог взять дубликат ключа у владельца дома, который живет поблизости.
      – Значит, ты развез всех по очереди? – нетерпеливо перебил его Хибия.
      – Двух других сэнсеев я уже высадил.
      – Машиной управлял ты?
      – Да, это ведь моя машина.
      – Татибана-кун, а где ты живешь? – спросил Коскэ Киндаити.
      – Я живу в Минами-га-Оке.
      – Тебе и в самом деле было удобно их развезти по домам.
      – Цумура-сэнсей остался последним. Но он при въезде на Старую дорогу неожиданно попросил его высадить. Мне это показалось странным, погода портилась, но я решил, что ему надо что-то купить. Как только я доехал до перекрестка Роппон, выключили свет. Я подумал, что сэнсей в темноте может заблудиться, но потом вспомнил, что на Старой дороге есть магазин, где продаются карманные фонарики, и решил вернуться в концертный зал, я должен был еще кое-что привести в порядок.
      – Так ты говоришь, когда ты видел через окно трубку, Цумура точно не было дома? – строго спросил Киндаити.
      – Мне так показалось.
      – А не мог он просто спать днем? – спросил Киндаити больше для успокоения Хибия.
      – Это совершенно невозможно.
      – Почему?
      – Цумура-сэнсей очень не любит мотыльков.
      – Мотыльков!? Почему?
      – Это что-то вроде болезни. Если хоть один мотылек залетит в комнату, он пугается и начинает кричать. Поэтому, когда Цумура-сэнсей дирижировал, мы следили, чтобы на окнах были сетки.
      – Но почему? Почему именно мотыльки? – возбужденно спросил Хибия, но никто не отозвался.
      Татибана продолжал:
      – Когда я заглядывал в окно и увидел трубку, я заметил, что изнутри на оконных стеклах расселось множество мотыльков. Они выглядели как затейливый узор. Сэнсей ни за что не уснул бы в комнате, где находилась такая туча мотыльков!
      Помощник инспектора Хибия и Коскэ Киндаити почти одновременно отодвинули свои стулья и встали.
      – Татибана-кун, не мог бы ты проводить нас к этому бунгало?
      – Киндаити-сэнсей, что случилось?
      Синохара тоже встал и переводил взгляд с Киндаити на Хибия. Побледневшее лицо Сигэки Татибана застыло.
      – Хибия-сан, может, нам рассказать…
      Инспектор Хибия, глядя на них в упор сквозь толстые линзы очков, делая ударение на каждой фразе, сказал:
      – Синохара-сан и Татибана-сан, внимательно выслушайте то, что я скажу, и я прошу вас оказать содействие следствию. Кего Маки, который вчера здесь беседовал с Цумура, вчера вечером… нет, сегодня утром был найден мертвым в своей студии. Ну, Татибана-кун, пошли.

Глава двенадцатая

Беседа археологов

      – Сэнсей, там уже, наверное, негде копать?
      – Да что вы! Бассейн реки Инд – это огромная территория. Правда, район Хараппа из-за строительства железной дороги настолько разворочен тяжелой техникой, что нам там делать нечего. А вот Мохенджо-Даро – это рай для археологов. Вы же знаете, Асука-сан, что в Мохенджо-Даро пока раскопаны только три верхних слоя, а их по крайней мере семь. В результате исследований я пришел к выводу, что в бассейне реки Инд помимо уже известных городов Хараппа и Мохенджо-Даро должен существовать третий древний город. Я в этом совершенно уверен. Разве есть что-нибудь более захватывающее, чем раскопки неизвестного города?
      – Конечно, если такой город действительно существует.
      – Обязательно существует. Мои исследования верны. К тому же, Асука-сан, что касается настоящих археологов, то их важнейшая обязанность состоит не только в открытии, но и в сохранении ранее обнаруженных исторических памятников великих древних цивилизаций.
      – Да-да. Многие из них находятся в угрожающем состоянии.
      – Если все пустить на самотек, то они снова будут похоронены под землей. Поэтому уже сейчас надо принимать меры по их сохранению, и было бы нелепо рассчитывать только на правительство Пакистана.
      Беседа происходила в «берлоге» – так Тадахиро Асука частенько называл свой кабинет. В этой довольно большой комнате все стены до самого потолка были заставлены книжными полками с книгами по археологии со всего света. Среди них было довольно много книг японских авторов и, конечно, трудов Хидэмото Матоба. Те две книги, которые Коскэ Киндаити обнаружил в коттедже Кего Маки, видимо, были тоже с этих полок.
      Тадахиро, как известно, не имел себе равных в предпринимательстве, но в то же время был романтиком и любителем-археологом. Для того чтобы поддерживать баланс между этими двумя «я», он иногда спасался в своей «берлоге». После смерти отца отсутствие свободного времени заставило его оставить мечту вновь отправиться на Восток. Послевоенная эпоха отдалила его от любимого занятия, хотя и в это время ему удавалось иногда закрываться в своем убежище, что стало для него единственным способом снимать стрессы.
      Здесь были сосредоточены все мечты Тадахиро. Помимо полок с книгами и альбомами в комнате находилось пять больших шкафов-витрин, в которых были выставлены редкие археологические находки: египетские папирусы и глиняные таблички из Месопотамии, найденные в пирамидах золотые с рубинами, лазуритом и изумрудами ожерелья, пояса из раковин, ручные зеркала, кувшины для косметики, инкрустированные шкатулки ручной работы для хранения драгоценностей и другие вещи, которые принадлежали древним правителям Египта. Здесь же были найденные в Месопотамии художественные изделия из камня и глины, многие из которых, как скромно заявлял Тадахиро, были подделками или копиями, но они, тем не менее, были достаточно хороши, чтобы будить воображение мечтателя. В шкафах можно было увидеть и находки, привезенные с нашумевших в свое время раскопок в Мохенджо-Даро: вылепленные из глины фигурки кроликов и обезьян, рисунки на досках из мыльного камня, изображающие слонов, коров и других животных, а также редкие образцы вырезанных на каменных дощечках пиктограмм, которые раскрывали некоторые тайны древней индийской цивилизации.
      Тадахиро гордился положением, которого добился после войны, однако не мог не понимать, что существовавшее в его душе хрупкое равновесие было нарушено, и в этом была повинна работа, которая отнимала все время. Тадахиро не сожалел о том, как сложилась его жизнь после войны. И все же чувство, что ему чего-то не хватает, с годами становилось острее. Но больше всего расстраивало Тадахиро то, что ему уже перевалило за пятьдесят.
      В последнее время Тадахиро все чаще охватывало беспокойство, что его мечты о дальнейшем изучении цивилизаций Древнего Востока так и останутся мечтами. Поэтому речи Хидэмото Матоба звучали для него как сладострастный шепот Мефистофеля.
      – Как жаль, что все это скоро уйдет под землю, хотелось бы побывать там прежде, чем это произойдет, – с глубоким вздохом сказал Тадахиро, глядя на раскрытую перед ним на фотографии руин древнего города Мохенджо-Даро толстую книгу.
      – И когда же все это было построено? – спросила сидевшая рядом с ними Тиёко Отори.
      Хотя она всем своим видом выказывала интерес к происходившему разговору, в глубине души Тиёко очень боялась соблазнительных речей Мефистофеля Матоба. Она уже давно начала понимать, что Тадахиро ускользает из-под ее влияния, и переживала по этому поводу.
      Тысяча девятьсот шестидесятый год был своего рода переломным: кино, достигнув наивысшей точки расцвета и популярности, стало быстро сдавать свои позиции новому королю массовой культуры – телевидению. В Америке этот процесс почти уже завершился, а в Японии с поразительной быстротой росло количество телевизоров, началось распространение цветного телевидения.