Хирургический удар (Хирургический удар - 1)

      Вдруг он увидел свет, исходивший из-за серого горизонта. Но это было не солнце, окрашивающее море в эти цвета. Прямо на глазах свет становился все сильнее.
      На рыбацкой лодке было переговорное устройство. Оно соединяло рубку с машинным отделением. Кросс наклонился к трубке и крикнул в нее:
      - Хьюз!
      В ответ раздался голос:
      - Я не глухой, парень. По крайней мере я не был глухим до последнего момента. Что случилось?
      - Мне кажется, по правому борту у нас будут неприятности.
      - Насколько серьезные?
      - Я вижу что-то похожее на прожектор или яркий ходовой огонь. Точно не могу сказать.
      - Я сейчас поднимусь и посмотрю. Но сомневаюсь, что мы можем от чего-то убежать, за исключением гребной лодки.
      - Знаю, - сказал Кросс и снова стал наблюдать за светом.
      Свет усиливался на глазах.
      Одной рукой придерживая рулевое колесо. Кросс открыл дверь рубки и крикнул:
      - Ирания, Мара, разбудите Лю!
      Бэбкок открыл дверь и вошел в рубку, а следом за ним появилась Ирания. Люис спросонья тер глаза.
      - Вы хотите сказать, что я поспал свои шесть часов? - сказал он, глядя на часы.
      - По-моему, около двадцати минут - посмотри вправо. - Кросс обеими руками держал рулевое колесо. Ирания оперлась на борт. Бэбкок стоял в двери рубки.
      - Русские?
      Кросс пожал плечами. Он теперь более отчетливо видел Иранию: она держала в руках полевой бинокль, вглядываясь в сторону усиливающегося света. Она повернулась к Кроссу и, пройдя мимо Бэбкока, все еще стоявшего у двери, сказала:
      - Русские. Это должно было случиться.
      - Вот дерьмо, - пробормотал Бэбкок, потом взглянув на Иранию, сказал: - Извини, Ирания.
      - Мы можем уйти от них? - вместо ответа спросила Ирания.
      Кросс помотал головой.
      - Что же нам делать?
      Кросс не знал, что ей ответить. А свет продолжал приближаться.
      Глава 24
      Мухаммед Ибн аль Рака завершил свою вечернюю молитву.
      Он сел у туалетного столика, какое-то время рассматривая в зеркале свое отражение. Потом он взял советский девятимиллиметровый пистолет, вынул из него обойму, извлек из патронника патрон и стал разбирать пистолет для чистки. Он знал, что эта модель какое-то время была на вооружении в русских спецвойсках. И именно в России он первый раз увидел его.
      Но русским нельзя доверять. Мехди Хамадан доверяет русским или, по крайней мере, работает на них. За последние месяцы Рака многое узнал о лидере "Международного Джихада". Но русские могут быть полезны. Их разведывательная сеть значительно превосходила возможности его страны в этом отношении на много лет вперед. Русских можно использовать. Рака использовал их через Мехди Хамадана. И он использовал также самого Хамадана. Без организации, специальных подразделений, готовых умереть по первому зову, без специального оборудования терроризм не представляет собой ничего, кроме насилия.
      Однажды он установил взрывчатку в аэропорту. Это была операция, разработанная им и несколькими единомышленниками. Взрывчатка сработала идеально, погибло восемнадцать христиан и евреев. Но человек, который был их целью, не пострадал. Разведывательные данные были неправильные.
      Тогда Рака поклялся, что добьется большей эффективности, пусть даже ценой жизни своих людей, и даже если ради этого нужно будет сотрудничать с теми, кого в других условиях он бы проклял.
      Рака научился подавлять в себе сочувствие во имя своей веры: уничтожение Большого Сатаны должно быть превыше всего.
      Завтра Рака нанесет ему такой удар, от которого он не скоро оправится.
      Джефф Файнберг сидел один в хижинке на плато. Ветер завывал так громко, что порой, казалось, был похож на крик человека. Стены хибарки содрогались от порывов ветра.
      Джефф следил за двумя радиоприемниками. Один был настроен на частоту иранской армии. Но Файнберг пока не ожидал сигналов от Хьюза, Кросса и Бэбкока. Если все идет по плану, то они сейчас уже у цели. А может, начали прорыв. Самое раннее, они выйдут в эфир через несколько часов. Если их что-то задержало, то они свяжутся с ним через несколько дней. А если погибли... Он старался отогнать от себя эту мысль.
      Второй приемник работал на частоте Спироса Петракоса. Петракос свяжется с ним в экстренном случае, и Джефф тоже может выйти в эфир только для того, чтобы вызвать самолет для себя или для всей команды.
      Джефф посмотрел на часы. Пора выходить снимать показания метеорологических приборов, расставленных здесь для прикрытия. По легенде он был метеорологом группы исследователей, собравшихся восходить на гору Арарат в поисках ковчега, оставшегося там после Великого потопа. Кросс говорил ему об этом, когда, подлетая на самолете, они видели Арарат из иллюминатора. Но Файнберг спал вместо того, чтобы слушать. Медикаменты, которые он принимал для ускорения заживления раны, делали его сонливым, и он не проявлял интереса ни к библейской, ни к какой другой истории.
      Джефф упустил величайшую в своей жизни возможность из-за драки в баре. Теперь он остался здесь в одиночестве, но в безопасности. А они были там. Хьюз бросил ему кость, оставив на связи.
      Файнберг встал, взял куртку и сунул левую руку в рукав. Застегнуть парку он не мог, потому что правая рука была еще подвязана. Он накинул на себя электропокрывало. Так это, наверное, делают женщины.
      Нужно был воевать, а не ждать, и он вышел из укрытия снимать показания проклятых приборов.
      Убежать от советского патрульного катера было невозможно. Но они заранее планировали подобную ситуацию. Кроссу не нравился этот план, по крайней мере, его роль в нем.
      Эйб разделся, привязал к ноге нож "Гербер", который больше подходил для этого задания, чем его "Танго". Кросс стоял на левом борту "Неустрашимого" под прикрытием рубки. Советский катер находился теперь не более чем в ста метрах от них. Его прожектор заливал ярким светом все их судно. Хьюз осветил своим минифонариком циферблат часов, а потом - Кросса.
      - Разница в несколько секунд.
      - Следи за часами, парень. Как только придет время, я дам полный газ.
      - Я надеюсь, что эти кристаллы остановят их, - улыбнулся Эйб. Он взял устройство, приготовленное Хьюзом. - Я буду делать так, как ты сказал: прилепить, запустить часовой взрыватель и сматываться на всех парусах.
      - Да, только еще прикроешь уши.
      - Полезная подсказка, - согласился Кросс. - Можно тебя спросить? Почему мы не делаем это так, как в фильме "Пушки острова Наваронн"? Там никто даже не намок, когда взорвали неприятельский патрульный катер.
      Хьюз, казалось, некоторое время размышлял над вопросом. Его лицо было наполовину освещено. Потом он сказал:
      - Потому что я не киносценарист.
      Кросс не нашелся, что ему на это возразить. Он осторожно положил устройство в вещевой мешок, подвязанный у него под мышкой, закрыл его и перекатился за борт в воду. Она была обжигающе холодной, но не такой, как во время последнего заплыва. Кроме того, Эйба согревала мысль об Ирании, оставшейся на судне, которая снова сможет согреть его своим телом.
      Кросс поплыл вдоль ватерлинии к носу "Неустрашимого", прижимая к себе сумку. Если бы у женщины была сумка подобной формы для хранения ее аксессуаров и висела у нее на плече, то она называлась бы ридикюлем.
      Теперь Эйб хорошо видел советский патрульный катер, рубка которого возвышалась метров на шесть над палубой "Неустрашимого", а длина его была раз в пять больше рыбацкого судна.
      Он казался таким огромным, что Кросс засомневался, хватит ли мощности взрывчатки, чтобы выполнить задание. Но был только один способ определить это, и Кросс, регулируя дыхание, не сводил глаз с "Ролекса". Потом он глубоко вдохнул и нырнул. От прожекторов русского судна было так светло под водой, что можно было читать.
      Эйб вынырнул между двумя суднами, сделал быстрый вдох и снова нырнул, но теперь - глубже. Судя по светящемуся циферблату часов, он пока укладывался в график.
      Внезапно свет пропал, и Кросс понял, что находится вблизи корпуса катера. Хьюз говорил ему, что по последним данным русские патрульные катера не имеют оборудования для отслеживания пловцов. Он надеялся, что Хьюз был прав.
      Эйб почувствовал, что ему не хватает кислорода и ускорил подъем, вынырнув слева у кормы катера, где были расположены два мощных винта. Он посмотрел на часы - уже немного запаздывает. Кросс снова нырнул, стараясь не попасть под винты, и интуитивно поплыл вдоль корпуса. Циферблат "Ролекса" тускло светился, и он увидел, что время критическое. Кросс быстрее поплыл к носу судна. "Черт возьми", - прошептал он, вдохнул и снова нырнул. Он уже опаздывал на целую минуту.
      Это, конечно, никак не отразится на установке взрывчатки. Просто останется меньше времени, чтобы уйти подальше от судна. Кроме того, всегда есть вероятность, что кто-нибудь может обнаружить место установки взрывчатки на корпусе и направит сюда водолаза. На этот случай у Эйба был нож.
      Кросс услышал над собой рев.
      Это, должно быть, двигатель "Неустрашимого". Эйб приставил взрывчатку к корпусу и включил магнитное устройство, надеясь, что в это время не испортил свои часы. "Ролекс" - часы очень дорогие и, если ему удастся выжить, он вряд ли сможет позволить себе удовольствие купить новые.
      Кросс включил часовой взрыватель. Рев двигателя "Неустрашимого" стал громче. Пройдет несколько секунд, прежде чем советское судно отреагирует и тоже прибавит ход. Мина запущена, механизм включен. Кросс уплывал, спасая свою жизнь. Оба винта русского катера пришли в движение и судно устремилось вперед. Эйб нырнул. Легкие уже жгло от недостатка кислорода, но он продолжал погружаться. Выбора не существовало - либо задохнуться, либо быть изрубленным на куски винтами.
      Кросс развернулся в воде. Силуэт русского судна быстро исчезал в черной воде. Немного подождав, Эйб поплыл вверх, и его голова показалась на поверхности. Волны в кильватере русского катера разбивались о тело Эйба. Он втянул воздух и нырнул. Еще около тридцати секунд уйдет на то, чтобы русский катер набрал скорость. Кросс по диагонали уплывал от исчезавшей кормы, стараясь подальше уплыть от катера.
      Эйб посмотрел на часы и всплыл на поверхность. Как только голова Кросса появилась над водой, он сориентировался и развернулся. Он мог видеть только русский катер, закрывающий своим корпусом "Неустрашимого". Рыбацкая лодка, вероятно, маневрируя, уходила от русских. Нос советского судна приподнялся. Если Кросс установил взрывчатку в нужном месте, то она при взрыве сделает в корпусе дыру величиной с газовую плиту, и на большой скорости в нее хлынут тысячи галлонов морской воды, отправив на дно русский катер.
      Эйб ждал. На мгновение он увидел языки пламени, прежде чем вода потушила их. И, несмотря на то, что он закрыл уши, его слух поразил сильный взрыв.
      Нос русского судна, казалось, приподнялся. Пулеметный огонь с его палубы был направлен в сторону "Неустрашимого", отвечавшего автоматными очередями. Затем вдруг русский катер остановился. Пулеметный огонь с палубы прекратился. Корма катера поднялась вверх, а затем исчезла в волнах.
      На этом все закончилось.
      Эйб Кросс достал из сумки еще одну вещь. Это была ракетница, запечатанная в полиэтиленовый пакет. Он поднял ее над водой, взвел курок и выстрелил вверх.
      Через секунду над палубой "Неустрашимого" взвилась ответная ракета.
      Эйб поплыл к "Неустрашимому". Рыбацкое судно уже разворачивалось, чтобы подобрать его.
      Глава 25
      Возле Танкобона, у берега моря, их ожидал еще один отряд бойцов "Народного Муджахедина". Кросс, Хьюз, Бэбкок, Ирания, Мара и еще трое оставшихся от первой группы, несмотря на холодную воду, преодолевали прибой босиком. Это был наилучший выбор. В противном случае им пришлось бы провести несколько дней в сырой обуви. Муджахедины подбежали встречать их к краю прибоя. Они забрали горное снаряжение, ящики с оружием и со взрывчаткой. Кросс остановился на берегу.
      Бэбкок, приняв положение "смирно", сказал:
      - Джентльмены, "Неустрашимый"! - и отсалютовал.
      Эйб улыбнулся и сделал то же самое. Хьюз попрощался с "Неустрашимым" жестом, которым приветствовали друг друга герои фильмов о второй мировой войне, а затем левой рукой нажал радиодетонатор.
      Сначала раздался взрыв и взвился огненный шар, а потом пламя охватило "Неустрашимого". Спустя некоторое время он исчез в волнах.
      - Не так ли поступал Кортес, когда завоевывал Мексику? - спросил Бэбкок Хьюза.
      - Да, что-то в, этом роде. А теперь по коням, джентльмены. - Кросс взял свой автомат, рюкзак, ботинки и пошел туда, где бойцы "Народного Муджахедина" веселились, празднуя встречу. На некотором расстоянии от них стояли оседланные лошади.
      Бэбкоку, очевидно, захотелось немного музыки:
      - Эйб, не мог бы ты вспомнить и насвистеть мелодию из "Великолепной семерки"?
      Кросс пожал плечами и углубился в себя, вспоминая мелодию. "Интересно, лошади тоже любят музыку?" - подумал он.
      Они ехали двумя параллельными колоннами, снова поднимаясь в горы. Но здесь не было снега, по крайней мере - на этой высоте. Куртку Кросс положил поперек седла. На плече висел автомат. Рядом с ним на самой красивой лошади ехала Ирания.
      Гнедого мерина, на котором ехал Кросс, все с иронией называли "Горячим". Эйбу приходилось постоянно подгонять его, чтобы тот не останавливался, как вкопанный, и чтобы двигавшиеся сзади лошади не врезались в него. Но, с другой стороны, такая езда не позволяла Кроссу засыпать да ходу. Он спал всего лишь несколько часов еще до встречи с катером, а этой ночью и вовсе не удалось уснуть.
      Теперь их было четырнадцать человек. Группа, встретившая их у берега, состояла из одних мужчин. И еще один отряд из "Народного Муджахедина" ждал их ближе к горе Дизан.
      Ирания, ехавшая рядом с ним, вдруг сказала:
      - Я хочу тебя.
      Кросс взглянул на нее, не зная, что ответить. Все это время они спали бок о бок, но только спали. Он целовал ее в "лендровере", руками он касался ее тела, но...
      - Я знаю, что ты, должно быть, думаешь, что я потеряла стыд. Но сейчас нет времени для скромности. Завтра мы можем умереть. Ты позволишь мне спать с тобой, Эйб?
      - Да, - сказал ей Кросс.
      Ирания, пришпорив лошадь, умчалась вперед. Он не пытался остановить ее.
      Хелен Челевски через стол передала список гостей. Уорен Карлисс взял его и откинулся на спинку стула, глядя не на бумагу, а на Хелен, зачитывавшую список:
      - Сегодня вечером на банкете будут присутствовать эти специальные посланники. Да, кстати, возвращаясь к списку. Я вынуждена сказать следующее, - она посмотрела на него и улыбнулась. Этим утром она была особенно красива. - Все имена в этом списке засекречены. Если ты опубликуешь этот список в прессе, то тебе никогда больше не разрешат снимать на правительственных объектах США. А я потеряю работу, Уорен.
      - Я понимаю, Хелен. Прекрасно понимаю. Все будет, как мы и договаривались. Я не обнародую ни кадра из фильма без твоего разрешения и до того, как все участники конференции не одобрят готовый фильм.
      Она снова улыбнулась ему. Он подумал, что она очень красивая. Вспомнив о последней ночи, он сжал кулаки.
      - Тогда все хорошо, Уорен. Мы будем принимать послов по особым поручениям правительств Сирии, Израиля, Египта, Туниса, Иордании. И, конечно, будет посол президента мистер Элиас Фэрчайлд. Почему ты так смотришь на меня? Если ты вспомнил о последней ночи... Я имею в виду...
      - Нет.
      - Тогда почему?
      - Ты очень красивая. Я в какой-то мере буду жалеть, когда закончатся съемки.
      - Тогда между нами...
      - Я не хочу, чтобы между нами все кончилось. Но я думаю, что ты захочешь.
      Она странно посмотрела на него.
      - Почему ты говоришь так, Уорен? - у нее перехватило дыхание. - Я имею в виду всю ту хронику, ради которой ты рискуешь. Ты не должен обнародовать этот материал, даже если конференция провалится. Ты знаешь это. И мне странно, что ты так настойчиво хочешь сделать это.
      - Думаю, что люди должны знать дипломатию изнутри. Это очень ценно с точки зрения массового интереса, не говоря уже об исторической ценности.
      - Я никогда не спрашивала тебя, - сказала она, закурила сигарету и облокотилась на стол, как бы изучая его, - как ты впервые узнал о конференции?
      - Я говорил тебе. Ты забыла, - улыбнулся он. - У одного моего знакомого журналиста есть источники, и хотя я занимаюсь кинохроникой, я все еще остаюсь журналистом.
      - Хорошо. Итак, ты покидаешь меня после того, как все закончится? Я имею в виду, что ты знал, что не сможешь остаться навсегда в Иерусалиме. Надеюсь, что у нас есть последняя ночь?
      - Нет, у нас нет ночи, - сказал Карлисс, поднялся и вышел из кабинета.
      Съемочная группа наконец была готова к банкету. Для этого пришлось расставить дополнительное оборудование. Отснятый материал уже сам по себе представлял интерес даже без официального банкета и созвездия знаменитостей, которые примут в нем участие.
      Но именно банкет был причиной того, что он пришел.
      Уорен Карлисс стоял во дворе и курил сигарету, слушая пение птиц в деревьях и ощущая тепло заходящего солнца.
      Он думал о Хелен Челевски.
      Она, должно быть, ненавидит его.
      Уорен услышал за спиной знакомый голос:
      - Мистер Карлисс, мне понадобится ваша помощь в погрузке последней партии оборудования со склада. Боксы закрыты, но что-то произошло - мой ключ не подходит.
      Карлисс изучал лицо молодого директора. Американец до мозга костей: голубые глаза, улыбается из-под копны светло-рыжих волос. Он напомнил Карлиссу его младшего брата Мартина.
      - О, Боб, ключ у меня. Замки поломали нам на таможне, когда мы ввозили оборудование. И мне пришлось поменять их. Извини, что я не предупредил тебя об этом.
      Боб Нэш улыбнулся.
      - А я уже начал беспокоиться, босс. Если мы не поставим дополнительные юпитеры и несколько микрофонов, вам, наверное, не понравится то, что мы снимем сегодня.
      - Сегодня нужно работать, как было запланировано, независимо от того, хорошо это получится или плохо.
      - Мне хочется, чтобы фильм вышел до того, как мы получим на это разрешение. Зрители хотят посмотреть его и, может быть, впервые понять, как работает весь дипломатический корпус и люди, которые приводят его в действие. Я думаю, мы будем гордиться этим, мистер Карлисс. Гордиться по-настоящему.
      Уорен Карлисс не думал, что ему придется гордиться этим.
      В фургоне было тепло, несмотря на то, что солнце уже садилось. Рака подумал, что он уже слишком привык к прохладному климату своей горной крепости.
      Раух разговаривал. Ефраим, водитель такси, был за рулем. Раух сказал:
      - А что если нам не удастся установить контакт со служащими? И если полиция и армия уже информированы о том, как выйти на нас?
      - Мы сможем установить контакт, используя один великолепный мотив страх. По этой же причине я доверяю тебе ровно настолько, насколько доверяю. Ты, например, знаешь, что за предательство я тебя убью. Если результатом твоего предательства станет моя смерть, один из двенадцати моих "бессмертных" уничтожит тебя. Или кто-нибудь из "Международного Джихада" найдет тебя и убьет. И нет на свете уголка, где бы ты мог спрятаться. И этот служащий ощущает такой же страх, какой испытываешь ты, поэтому я спрашиваю: Раух, ты осмелишься предать меня?
      - Конечно, нет. Нет, Рака. Я предан вашему делу. Я...
      - Ты предан моим деньгам и своему собственному страху. И, возможно, ты еще предан своей нацистской молодости.
      - Ты обещал, Рака...
      -...никогда не касаться этого вопроса. Извини. А теперь заткнись, Рака продолжил точить свой уникальный нож, не похожий ни на какой другой.
      Он посмотрел на часы.
      В юности Рака был очень нетерпелив и недисциплинирован. Он научил себя терпению через пост и другие формы самоотречения. И через молитвы.
      Теперь он был терпелив.
      Жизнь одного человека - это ничтожная песчинка в песочных часах веков.
      Рака продолжал точить нож.
      Глава 26
      Мехди Хамадан заказал ужин в номер. И еще он заказал свой любимый безалкогольный напиток.
      Мехди сидел в плетеном кресле, его нож лежал на перилах балкона. Он медленно потягивал свой напиток. Мехди умышленно заказал ужин так рано, чтобы насладиться заходом солнца. С балкона он видел большую часть Иерусалима. Но посольство Соединенных Штатов не просматривалось. Впрочем, оно только бы испортило картину заката.
      У официанта Хамадан выяснил, что легкие блюда можно заказать в номер до одиннадцати часов вечера. Он предвидел, что придется дополнительно заказать прохладительные напитки. Предстояла длинная ночь у телевизора.
      А потом, уже утром, будут газеты. Американская пресса не даст полного обзора. Но вот британские газеты должны напечатать много интересного.
      К следующему вечеру в новостях уже не будет ничего.
      Соединенные Штаты обвинят Израиль в недостаточных мерах безопасности, повредивших такому хрупкому союзу. Израиль будет настаивать на том, чтобы их персонал предпринял мощный прорыв в посольство. Соединенные Штаты будут открыто говорить, что они за мирное решение кризиса, а частным образом требовать от Израиля предпринять все возможное и надеяться, что если попытка сорвется (а так оно и произойдет), то израильтяне не слишком энергично будут возражать против обвинений прессы в провале.
      Израильтяне совершат несколько карательных экспедиций против невинных людей, нагнетая и без того напряженную обстановку на Ближнем Востоке. Соединенные Штаты потратят миллионы долларов своих налогоплательщиков и пошлют военные корабли в Средиземное море. Американский президент произнесет несколько речей для прессы, разоблачающих терроризм. Израильтяне, вероятно, воздвигнут монумент или что-нибудь подобное погибшим.
      А обеспокоенные правительства узнают, что их представители нигде не смогут укрыться для заговора против поднимающегося прилива Ислама.
      "Международный Джихад" подберет под себя силы Ахмеда Омани после его попытки предательства. Его, Мехди Хамадана, власть возрастет во много раз. КГБ будет довольно конечным результатом, не одобряя способов его достижения. А это тоже упрочит его власть.
      Заход солнца был действительно очень красивым.
      Хелен Челевски стояла перед зеркалом, довольная своим отражением. Ей было тридцать три. Фигура была лучше, чем когда она получила свою первую ученую степень. Белое, до пола, вечернее платье, простое и элегантное, открывало не очень много и не слишком мало. Белый цвет был ее любимым еще с детства. Волосы уложены безупречно. Серьги с камеями и ожерелье, которые она получила в наследство от тетки, подчеркивали ее элегантность.
      Она вспомнила об Уорене Карлиссе. Какой она была глупой, что влюбилась в него. Тридцать три - а все еще одна.
      Хелен отошла от зеркала. Шелест наряда наполнил ее уверенностью в себе, когда она проходила в спальню, чтобы положить все необходимое в вечернюю сумочку. И, конечно, взять часы. Они были частью ее работы. Ей придется постоянно следить за временем. Она проверила точность хода часов еще до того, как приняла душ. Иногда в посольстве было довольно прохладно. Особенно, когда на улице было жарко, как сейчас. Вероятно, и сегодня кондиционеры будут работать на полную мощность. Она взяла со спинки стула вышитую шаль и накинула на плечи.
      Незамужняя тетка, которая завещала Хелен набор камей, как-то сказала ей, что красивая одинокая женщина похожа на ценное произведение искусства, закрытое в темной комнате. Нелюбимое и бесполезное.
      Хелен Челевски вышла из комнаты, прошла по небольшому холлу, затем вниз по лестнице, через гостиную, дважды проверив в ридикюле свои ключи. Посольский водитель должен ждать ее внизу на улице.
      Глава 27
      Здесь прошел снегопад. Но когда они поднялись в горы Эль Бурс, несмотря на снег, температура была не такой уж низкой. К полуночи они остановятся, как решил Кросс, чтобы отдохнуть самим и дать передышку уставшим людям. Потом утром у них состоится встреча с еще одним отрядом повстанцев, который будет сопровождать их почти до самой цели.
      Абрахам Келсоу Кросс понял, что полюбил Иранию - девушку, фамилию которой он даже не знал, и которую через немногим более сорока восьми часов покинет навсегда, если останется жив, в чем он сомневался.
      Но Кросс ни о чем не сожалел.
      К одиннадцати часам Кросс решил объявить привал. Ирания почти выпала из седла от изнеможения, и Эйбу пришлось перегнуться и поддержать ее, когда она соскользнула на землю.
      С Дарвином Хьюзом и Люисом Бэбкоком Кросс осмотрел местность и назначил посты. Никто из них не был включен в график смен караула. Это позволит им отдохнуть, что было сейчас для них жизненно необходимым.
      С автоматом в руке Кросс пошел к постели, которую он должен был разделить с Иранией. Он видел, что она была обессилена переходом, и это значило, что он не мог просить ее заняться любовью. А ему этого очень хотелось.
      Эйб прошел через неосвещенный центр лагеря, кивнув Маре, которая спала с одним из мужчин из первой группы, и, наконец, увидел постель, приготовленную Иранией. Как он и ожидал, она крепко спала.
      Кросс некоторое время стоял, просто глядя на нее.
      Потом, стараясь по возможности не шуметь, снял оружие, снаряжение, ботинки и улегся рядом с ней. Здесь было тепло. Она подвинулась ближе к нему. Он обнял ее за плечи, ее голова прижалась к его груди, а волосы рассыпались по его телу. Они пахли духами.
      Глава 28
      Когда дверь открывалась, застольные разговоры на английском, французском и арабском языках смешивались и звучали как какофония. Когда дверь закрывалась, гул смолкал. Уорену Карлиссу хотелось, чтобы исчезло все.
      Боб прошел к нему через небольшую переднюю, которую им отдали на время съемок, и закурил:
      - Мистер Карлисс, я хотел бы кое-что проверить вместе с вами.
      Правая нога директора стояла на одном из железных ящиков, покрытом пластиком и похожим на миниатюрный гробик, закрытый на висячий замок.
      - Конечно, Боб, - сказал Уорен Карлисс и тоже закурил.
      После того, как дверь закрыли, было невозможно определить, что происходило в большом банкетном зале.
      Здесь была двойная звукоизоляция. Хелен Челевски рассказывала ему, что раньше эта комната использовалась для перемены блюд.
      - О чем ты хотел спросить?
      Боб выпустил дым через ноздри и постучал ногой по ящику, на котором она стояла.
      - Что здесь, мистер Карлисс?
      - Я считал, что будет неплохо иметь под рукой запасное осветительное оборудование.
      - Ящики тяжелые. По весу похоже, что в них находятся камеры. Но все три камеры как раз сейчас работают. Две кинокамеры и одна видео.
      - Ты прав, - улыбнулся Карлисс. - Это еще одна видеокамера. Ты же знаешь, какие нежные эти штуки. И я решил, что раз уж нам разрешили...
      - Я могу посмотреть на нее?
      - Конечно, - сказал он и стал искать по карманам ключи. Карлисс посмотрел на часы, а потом - на Боба. - Конечно, можешь. Съемки проходят нормально?
      - Да, замечательно, - выражение лица и жесты Боба, казалось, смягчились. - Скоро подадут десерт. Посланник президента произносит заключительную речь.
      Карлисс достал ключи. Они были в левом кармане брюк. Уорен склонился над ящиком, на котором стояла нога Боба.
      Карлисс начал перебирать ключи на кольце. Он помнил номер каждого ключа и даже помнил, к какому замку подходит каждый из них. Но он продолжал искать.
      Еще раз бросил взгляд на часы, кивнул.
      - Что?
      - Ничего, Боб. Лучше убери ногу.
      Карлисс вставил ключ в замок и повернул его. Крышка замка щелкнула. Он поднял ее.
      Дверь в конце передней открылась. Вошла темноволосая женщина в темном платье служанки с накрахмаленным белым передником и отделанным кружевами чепчиком. За ней вошли еще двое мужчин. Один лысеющий, очень высокий и худой, в ливрее дворецкого. Второй - в белом пиджаке прислуги, совсем молодой.
      - Эй, ребята. Вы ошиблись комнатой... - сказал Боб, вставая с колен у ящика.
      Карлисс посмотрел на Боба.
      - Мне очень жаль, старик.
      Девушка бросилась между ними и в ее руке появился автомат.
      - Черт возьми, Карлисс!
      Девушка передернула затвор "Узи" и сунула ствол Бобу под нос.
      - Руки!
      - Мистер Карлисс!
      Карлисс стал в полный рост, глубоко затянулся и закрыл глаза. Он слышал, как что-то упало с глухим звуком. Когда он открыл глаза, Боб лежал на полу. Из его левого виска вытекала кровь, открытые глаза остекленели.
      Уорен Карлисс снова закрыл глаза.
      Мухаммед Ибн аль Рака следил за секундной стрелкой "Ролекса", которая приближалась к двенадцати.
      - Ефраим, пора.
      Мотор фургона ожил. Раух начал открывать дверцу. Рака сказал:
      - Нет. Теперь ты больше не будешь меня бояться, - и, подавшись вперед, схватил Рауха за нос, откинув его голову назад. Раух попытался закричать, но Рака перерезал ему горло своим ножом. Все еще согнувшись - его рост не позволял выпрямиться в фургоне - Рака шагнул вперед, вытер кровь с ножа о белую рубашку немца, и, открыв дверцу, вытолкнул труп наружу. Когда он уселся на переднее сиденье, Ефраим уже ехал. Рака следил за временем.
      Женщина в платье служанки ждала у двери, ведущей в главный зал. Ее чепчик валялся у ног, на которых были черные чулки и черные туфли. Одной рукой она держала "Узи", а другой пыталась ослабить белый воротник платья.
      Человек в ливрее передавал подсумки с запасными магазинами юноше, который укладывал их в сервировочный столик-тележку, покрытый скатертью. Потом - два "Узи", а за ними - какой-то автоматический пистолет. Автоматы спрятали в столик, а пистолет исчез под бельм кителем юноши. Карлисс понял, что смотрит на все происходящее как будто через объектив камеры.
      Лакей передал подсумок с магазинами девушке, и она повесила его через плечо.
      - Ключи!
      Карлисс бросил лакею связку ключей, которыми он открывал первый и второй ящики. Тот открыл третий ящик и стал раздавать защитные очки с темными стеклами. Такие очки он бросил и Уорену. То же самое лакей сделал и с прозрачными маленькими контейнерами, похожими на наперсток. Карлисс натянул очки до самого подбородка. Открыл контейнер и увидел, что там находятся затычки для ушей странной формы, под цвет кожи.