100 великих - 100 великих свадеб

Карл был женат трижды. На французской принцессе его женили, когда ему было семь, а ей тринадцать, но через пять лет, так и не успев стать ему настоящей женой, она скончалась. Второй брак, с Изабеллой Бурбонской, подарил герцогу единственную наследницу, дочь Марию, но одиннадцать лет спустя Карл овдовел. В третий раз его выбор пал на Маргариту Йоркскую, свою не столь уж дальнюю родственницу, сестру короля Англии Эдуарда IV – в поддержке этой страны он весьма нуждался. Бургундия и Англия объединялись против Франции и Людовика XI, и этот политический и семейный союз предстояло отметить так, чтобы на него обратила внимание вся Европа.

Карл Смелый. Художник Р. ван дер Вейден

17 мая 1468 года в Англии официально объявили о предстоящем браке принцессы Маргариты с герцогом Карлом, а в Бургундии начали спешно готовиться к свадьбе. В Брюгге сзывали мастеров со всей Фландрии, которым предстояло создать костюмы, драгоценности, гобелены, мебель, доспехи, оружие, всевозможные украшения для улиц, подмостки, декорации – словом, всё, бургундский герцог и его приближённые не скупились на оплату самых красивых и дорогих материалов. Позднее один из джентльменов, сопровождавших принцессу, напишет в письме домой, что никогда не видел ничего подобного и что этот двор можно сравнить разве что с двором короля Артура… А ведь сам он приехал не из маленькой, никому не известной страны, а из Англии!

25 июня Маргарита Йоркская прибыла в город Слёйс. Чувствовала она себя неважно, поскольку путешествие по морю далось нелегко, и настолько, что, когда она наконец завидела церковные шпили и башни городка, к которому они приближались, опустилась на колени и начала молиться – конец пути, какое счастье! И захватить их корабль французам (король Людовик XI, конечно же, был против такого союза Бургундии и Англии), к счастью, не удалось.

Мать Карла Изабелла Португальская и его дочь Мария Бургундская встретились с Маргаритой в первый же вечер. Они приняли свою будущую невестку и мачеху так тепло и сердечно, что это положило начало долгой дружбе. А на следующий день приехал и Карл – он должен был увидеть свою невесту в первый раз. Оливье де ла Марш, приближённый герцога, затем писал: «Когда он прибыл, и они встретились, приветствия с обеих сторон были очень церемонными, а затем они сели на скамью и какое-то время с удовольствием беседовали друг с другом. После некоторых расспросов епископ Солсбери спросил Маргариту, что она думает о своём обручении с Карлом. Она ответила, что “именно для этого и ни для чего другого король Англии послал её сюда” и что она готова исполнить повеление короля. Тогда епископ взял их руки и обручил их. Дама Маргарита оставалась в Слёйсе до следующей субботы, и монсеньор навещал её. В субботу корабли богато разукрасили, чтобы перевезти нашу госпожу в Дамме, где на следующий день монсеньор обвенчался с нею должным образом, и епископ Солсбери благословил их брак в церкви».

Всю неделю, пока Маргарита оставалась в Слёйсе, каждый вечер в её честь устраивались фейерверки. А 3 июля в Дамме (тогда город был гораздо крупнее, чем в наши дни) её встречала праздничная процессия. Они предстали перед алтарём, тридцатипятилетний герцог и двадцатидвухлетняя принцесса, отныне – герцогиня Бургундская. А после венчания все отправились в Брюгге, где и должны были пройти основные торжества.

Невеста ехала в позолоченном экипаже, запряженном белыми лошадьми и, в роскошном наряде, с короной на голове (высокая небольшая корона, которая, заметим, сохранилась до наших дней, была сделана из серебра, вызолочена и украшена жемчугом и цветной эмалью – белыми были розы Йорков, а красными, зелёными и белыми – буквы в имени «Маргарита»). Маргарита была очаровательна и немедленно подкупила своих новых подданных тем, что приветливо махала им рукой, а не откинулась на сиденье и не задёрнула занавески.

Герцог, ехавший на лошади, выглядел не менее величественно в наряде из золотой парчи, украшенном драгоценными камнями, и с похожей короной на голове. Бургундия готова была продемонстрировать все свои богатства!

Возле дворца герцога, на площадке, обычно используемой для игры в теннис, два месяца возводили деревянный павильон для свадебного пира, настолько большой, что он занял и часть рыночной площади (43x21 м, высотой около 20 м). Окна были стеклянными, а ставни – позолоченными. Все стены внутри украшали гобелены с разнообразнейшими сюжетами: «Потолок большого зала был обтянут белым и голубым шёлком, а стены были завешены роскошными вышитыми гобеленами, изображавшими историю и таинство Ясона и Руна. В центре, за большим столом и над ним, была натянута золотая парча, на которой был вышит герб герцога, а по бокам висели драпировки из красной, голубой и зелёной парчи. В зале, где стоял буфет, висели гобелены, изображавшие великую битву при Льеже, где герцог Иоанн Бургундский и герцог Вильгельм Баварский одержали победу над льежцами. ‹…› В зале для гофмейстеров висел роскошный гобелен, изображавший коронацию короля Кловиса, названного Людовиком, первого христианского короля Франции; возобновление союза между ним и королём Бургундии Гундобадом; свадьбу короля Кловиса и племянницы Гундобада. ‹…› В комнате для одевания мадам, убранной белым, красным и зелёным, цвета маргаритки, висела история святой Лукреции».

На рыночную площадь поставили статуи святых Андрея и Георга, покровителей самого Карла и его герцогства, но если они обещали радости небесные, то стоявшие ниже их две фигуры обещали радости мирские – у «Турка» из кончика стрелы в каменную чашу одного бассейна изливалось красное вино, а у «Немца» в другой – белое.

Улицы были разукрашены и запружены народом, из окон высовывались зрители, приветствовавшие свадебную процессию, все были разряжены в свои лучшие одежды (так, сорок тысяч франков потратил герцог Карл только на шерсть и парчу для своих слуг, принимавших участие в процессии).

Впереди шествовала знать, потом трубачи и музыканты, затем отряд лучников, дальше шли епископы, за ними – бургомистры фламандских городов. Отдельно было организовано шествие представителей разных стран и городов, торговавших с Бургундией, купцов торговых домов из Венеции, Генуи, Лондона, Лиссабона и многих других. За ними шли представители ремесленных гильдий, которые несли изображения своих святых покровителей. Словом, это был необыкновенно красочный, как сказали бы сейчас, парад, и всё то время, пока процессия двигалась по улицам Брюгге, не переставая, звонили колокола.

Затем последовал пир. Гости могли только дивиться его роскоши. Зал освещали бронзовые канделябры в виде замков, вокруг которых сделали маленькие искусственные леса с фигурками диких зверей. На буфете было выставлено множество золотой посуды герцога – это одновременно служило украшением и напоминало, что герцог настолько богат, что смог позволить себе не переплавлять посуду на слитки, чтобы расплатиться за свадебное торжество…

Посередине зала стоял бассейн, украшенный серебром и изображавший озеро. По нему плавали тридцать расписанных и позолоченных кораблей, некоторые достигали двух метров в длину, и каждый представлял собой одну из земель герцогства. Они служили своеобразными блюдами, на которых подавали еду гостям. На больших кораблях было жареное мясо, а маленькие кораблики несли груз в виде лимонов, экзотических фруктов и оливок. Из фонтанов били вино и розовая вода. На сладкое кондитеры подали искусно сделанные из сдобного теста замки.

Слух гостей, как и зрение, вкус и обоняние, тоже постоянно услаждали – музыкой и пением. В течение всего пира шло представление с выступлениями жонглёров и танцоров. Затем верхом на огромном позолоченном механическом льве с шёлковой попоной с гербами Бургундии в зал въехала любимая карлица Марии Бургундской, одетая пастушкой (правда, наряд был из золотой парчи). В одной руке у неё было знамя Бургундии, в другой – поводок, на котором она вела маленькую левретку. Когда она подъехала к столу, то было объявлено, что это подарок новой герцогине от пастухов Бургундии, охраняющих свои земли и стада. Лев спел песню и покинул зал. Затем появился трёхметровый механический верблюд, на спине у которого сидел «дикарь» в золоте и шелках и были укреплены корзины с живыми птицами – их в качестве подарка «дикарь» раздал присутствовавшим на пиру дамам. Ну а потом гости были окончательно потрясены, когда через весь зал проследовали тридцать лебедей, и у каждого на шее был орден Золотого Руна! А после этого начались танцы…

Десять дней длились свадебные торжества, и каждый день гостей удивляли чем-нибудь особенным. Так, например, однажды в пиршественный зал одетые великанами люди втащили огромного кита, длиной около двадцати метров и такой высоты, «что всадник на лошади, скачущий рядом, не мог бы увидеть всадника, скачущего с другой стороны». Кит бил хвостом, а затем открыл пасть, и оттуда выскочили одетые маврами танцоры. Когда они закончили свою пляску, «великаны» вновь загнали «мавров» в пасть киту и увезли его. Были представления, на которых показывали подвиги Геркулеса – это заняло три вечера.

«В другой вечер вокруг обеденных столов воздвигли тридцать павильонов и тридцать тентов из цветных шелков, разукрашенных золотом, серебром и лазурью, с которых свисали флаги герцога. Павильоны носили имена городов герцогства Бургундского; тенты – баронов, его вассалов. В середине стояли деревянные подносы с едой. В центре зала поставили модель башни, которую Карл построил в Горихеме, в Голландии, которая почти достигала потолка. Она была обтянута серебряной и голубой парчой, отделка была позолочена, на трепещущих флагах были гербы герцога. Когда обедающие сел за стол, на башне появился дозорный, протрубил в рог и обеспокоенно оглядел множество тентов вокруг него, как будто бы был в осаде. Поняв, что они скорее помогут ему, чем будут с ним враждовать, он призвал музыкантов, чтобы те сыграли благородному собранию. На верхушке башни отворились четыре окна, и из них выглянули четыре вепря, которые сыграли на трубах и пропели балладу. Затем из четырёх окон, расположенных ниже, выглянули четыре козла и спели мотет. Из четырёх окон нижнего этажа выглянули волки, сыграли на флейтах и исполнили песню. Последняя группа музыкантов, четыре осла, исполнили многоголосое произведение. В заключение этой сценки у подножия башни семь обезьян станцевали мореску». В роли всех этих животных, конечно же, выступали танцоры и музыканты, хотя гости герцога не удивились бы, окажись и эти создания механическими…

На девятый день торжеств пиршественный зал превратили в сад, украшенный золотыми деревьями, с ветвей которых свисали цветы и фрукты из драгоценных и полудрагоценных камней. Из золотых и серебряных фонтанов были струи ароматизированной воды.

Кроме того, на рыночной площади Брюгге прошёл великолепный турнир, «Турнир Золотого древа», организованный прославленным Великий бастардом Бургундским Антуаном, единокровным незаконнорожденным братом герцога Карла, его верным сподвижником. Темой стал сложный сюжет о госпоже сокрытого острова, которая давала рыцарю три задания. Самому сломать 101 копьё – или пусть 101 копьё сломают об тебя; нанести – или получить – 101 рану мечом; и украсить Золотое древо из её сокровищницы гербами знаменитейших рыцарей (древо изображала высокая позолоченная сосна). Все участники турнира были в роскошных доспехах, в шлемах, украшенных перьями, и изображали мифологических героев или аллегорические фигуры. Сам герцог Карл, конечно же, тоже принял участие в турнире, в течение которого не раз сменял один роскошный наряд другим. Так, например, на открытие турнира он выехал в одежде, подбитой куничьим мехом, украшенной золотой вышивкой и драгоценными камнями, на его чёрной шляпе красовался огромный рубин, а сбруя его коня была усыпана золотыми колокольчиками. Победителем турнира стал Великий бастард Антуан.

Словом, десять дней свадебных чудес потрясли гостей, а вслед за ними слушавшую их рассказы остальную Европу. Это был пик расцвета великолепного бургундского двора, славившегося своей изысканностью и роскошью. Карл Смелый показал образцовый праздник, и вслед за ним многие принцы и герцоги пытались отпраздновать свою свадьбу похожим образом. Но превзойти Бургундию так никто и не смог!

Теперь каждые пять лет в Брюгге проходит красочный фестиваль в честь знаменитой свадьбы. Но, конечно, повторить такую сказку невозможно…

Иван III и Зоя (Софья) Палеолог

1472 год

«Два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не быть», – писал старец Филофей Василию III в начале XVI века. Константинополь, столица Византии, второй Рим, пал под натиском турок в 1453 году, а девятнадцать лет спустя Зоя Палеолог, племянница последнего византийского императора Константина XI, въезжала в столицу своего жениха, Ивана III. В Москву, в тот самый будущий третий Рим. «Царевне царегородской» предстояло стать великой княгиней, матерью упомянутого Василия III, привнести на свою новую родину дух родины первой, павшей, привлечь к обновлению Москвы итальянских мастеров, участвовать в династических интригах… Зоя, или, как её потом называли, София Фоминична, была яркой, сильной женщиной. И брак тот многое означал не столько для неё, сколько для Руси, куда она приехала в 1472 году.

Венчание Ивана III с Софьей Палеолог в 1472 г. Иллюстрация XIX в.

Через несколько лет после смерти отца, брата византийского императора и деспота Мореи, Зоя, её сестра и два брата переехали в Рим, где они воспитывались при дворе папы римского. Руку выросшей царевны предлагали то кипрскому королю, то итальянскому князю, но оба варианта так и не осуществились. А третьим вариантом и стала возможность заключить союз с русским великим князем Иваном III, который как раз недавно овдовел.

В феврале 1469 года посланец кардинала Виссариона Никейского, опекуна Зои, – разумеется, с одобрения папы Павла II – прибыл в Москву предлагать руку царевны из династии Палеолог. Дело оказалось не быстрым – князь Иван хотел посоветоваться со своими боярами и матерью, княгиней Марией Тверской, а затем отправил в Рим служившего при его дворе выходца из Италии, Джана Батистту делла Вольпе, прозванного на Руси Иваном Фрязином. Тому надлежало вести переговоры с папой и кардиналом, а также посмотреть на невесту. Тот не только посмотрел, а и привёз, вернувшись в ноябре 1469 года, её портрет, дело неслыханное при московском дворе. Однако переговоры затянулись, и только в январе 1472 году Вольпе отправился в Италию во второй раз, уже непосредственно за невестой. Он и сопровождавшие его русские бояре прибыли в Рим в мае.

Сохранилось описание Зои тех времён. Правда, заметим, оставил его флорентийский поэт Луиджи Пульчи, сопровождавший в Рим красавицу Клариссу Орсини, супругу Лоренцо Медичи – желая позабавить Лоренцо Великолепного и, весьма вероятно, противопоставить византийскую царевну своей госпоже, Пульчи высказался весьма резко: «Мы вошли в комнату, где торжественно восседала эта толстуха, и уверяю тебя, ей было на чём восседать… Два турецких литавра на груди, отвратительный подбородок, лицо вспухшее, пара свиных щёк, шея, ушедшая в эти литавры. Два глаза, стоящие четырёх, и с таким количеством жира и сала кругом, что никогда ещё реку По не запруживала лучшая плотина. И не думай, что ноги её походили на ноги Юлия Постника…» Поэт уж чересчур злоязычен, и, заметим, по его же собственному признанию, сама Кларисса была очарована внешностью Зои и сочла её красавицей. К тому же работы по восстановлению внешнего облика Зои Палеолог доказывают, что черты лица у неё были чёткие, правильные, глаза действительно большие, ну а полнота… уж что-что, а тогда дородность на Руси недостатком не считалась, а выйти замуж ей предстояло именно там. Так что оставим это описание на совести остряка – если судить по остальным сохранившимся описаниям современников, это не портрет, а карикатура. Но именно его, увы, любят часто цитировать, забывая упомянуть, что недовольство Пульчи могло быть вызвано и тем, что в гостях у Палеологов флорентийца не угостили так, как он, должно быть, рассчитывал…

1 июня 1472 года в пышно разукрашенной базилике Святого Петра состоялась торжественная церемония. На ней присутствовали королева Боснии Катерина со своими спутницами, Кларисса Орсини, знатные патрицианки Рима, Сиены и Флоренции. Вероятно, были там и греческие соотечественники Зои. Во время обручения оказалось, что кольца невесты русская сторона не припасла – как объяснил Вольпи, у них нет такой традиции. Так что пришлось, по всей видимости, воспользоваться наспех взятыми у кого-то кольцами.

От папы римского Сикста IV (сменившего скончавшегося Павла) Зоя получила подарки и приданое шесть тысяч дукатов. В своём труде, посвящённом союзу Зои и Ивана III, «Царское бракосочетание в Ватикане» П.Пирлинг описывает фреску в Санто-Спирито, «показывающую нам Зою на коленях перед папой, а рядом с нею равным образом на коленях измышление художника поместило жениха; они оба имеют на голове короны, а папа, по бокам которого стоят Андрей Палеолог [брат Зои] и Леонардо Токко, даёт кошелёк Зое».

Кроме того, «королеве русской» предоставили и приличествующую её происхождению и новому сану свиту, а в те места, которые она должна была проезжать на пути в Москву, были направлены соответствующие письма. Так, герцог Модены получил от Сикста IV следующее послание: «Наша возлюбленная во Христе Иисусе дщерь, знатная матрона Зоя, дочь законного наследника константинопольской империи Фомы Палеолога, славной памяти, нашла убежище у апостольского престола, спасшись от нечестивых рук турок во время падения восточной столицы и опустошения Пелопоннеса. Мы приняли её с чувствами любви и осыпали её почестями в качестве дщери, предпочтённой другим. Она отправляется теперь к своему супругу, с которым она обручена нашим попечением, дорогому сыну, знатному государю Ивану, великому князю Московскому, Новгородскому, Псковскому, Пермскому и других, сыну покойного великого князя Василия, славной памяти; мы, который носим эту Зою, славного рода, в лоне нашего милосердия, желаем, чтобы её повсюду принимали и чтобы с ней повсюду обращались доброжелательно, и настоящим письмом увещеваем о Господе, твоё благородие, во имя уважения, подобающего нам и нашему престолу, питомицей коего является Зоя, принять её с расположением и добротой по всем местам твоих государств, где она будет проезжать; это будет достойно похвалы и нам доставит величайшее удовлетворение».

24 июня Зоя со своей немаленькой свитой, обеспеченные всем для дальнего путешествия, двинулись в путь. Поначалу они направились на север Италии. Во всех городах, которые лежали на их пути, племянница византийского императора и будущая великая княгиня далёкой Руси вызывала огромный интерес. Так, в Болонье местные жители отметили, что у неё чудесная белоснежная кожа, признак высокого рода, и огромные, очень красивые тёмные глаза. Осталось и описание костюма – пурпурное платье и парчовая, подбитая соболями мантия. Голову Зои украшали драгоценные камни и жемчуг, а на левом плече была застёжка с особенно крупным драгоценным камнем, бросавшаяся в глаза даже на общем фоне роскошного наряда.

Почти через месяц после начала пути кортеж достиг Венеции, где в честь Зои был дан праздник. В частности, в праздничной процессии «была подвижная башня, наполненная аллегорическими фигурами; множество силачей несло её на своих мощных плечах, а с обоих боков поддерживали её три длинные жерди. Посредине, на почётном месте, сидел молодой человек в белом женском костюме, изображающий справедливость, с венком на голове, с весами и монетами в руках. Два герольда стояли неподвижно по сторонам его. Сверху парил двуглавый византийский орёл, державший в своих когтях царскую державу и меч».

В начале сентября Зоя прибыла в немецкий город Любек, а оттуда, морским путём, отправилась в Колывань (ныне – Таллин); длилось морское путешествие одиннадцать дней. Передохнув, «фрязы и греки из Рима» направились в Юрьев (ныне – Тарту), где их уже встретили представители великого князя, а 11 октября невеста въехала в Псков. И там, и позднее в Новгороде своей будущей государыне горожане устраивали пышные встречи, и, по обычаю, с хлебом-солью.

В Пскове сопровождавших её представителей католической церкви ожидал неприятный сюрприз – внезапно выяснилось, что надежда укрепить влияние католицизма на Руси через Зою напрасна. Зоя посетила православный собор Святой Троицы, где поклонилась православным иконам, также вела она и себя и в Новгороде. Стало ясно, что византийская царевна твёрдо намерена вернуться к вере своего детства, своих предков. И одежду Зоя тоже сменила, отказавшись от итальянского костюма в пользу русского. А ведь папский легат намеревался въехать в Москву с распятием, «латинским крестом», которое несли бы перед ним! Митрополит Филипп был непреклонен и заявил великому князю, что если латинский епископ со своим крестом въедет в одни врата Москвы, то он, духовный наставник князя, немедленно покинет город через другие.

И вот, наконец, 12 ноября Зоя въехала в Москву. Прежде всего она отправилась к митрополиту, который благословил её, а затем отвёл в палаты княгини Марии и представил её будущей свекрови. Там же ожидал и великий князь; так состоялась долгожданная встреча невесты, сироты, и если не бесприданницы, то только благодаря относительной щедрости римского папы, зато византийской царевны! – и жениха, правителя всё набирающей силу страны.

Кто знает, чего ожидали они оба, семнадцатилетняя невеста и тридцатидвухлетний жених, помимо того, что их союз должен был быть, что называется, династическим? По сохранившимся свидетельствам, князь Иван хотя и сутулился, но был строен, высок и весьма привлекателен. Ну а если учесть, что за годы брака княгиня родит супругу множество детей, надо полагать, их долгая совместная жизнь оказалась достаточно приятной.

Но это в будущем, а пока жених с невестой отправились в небольшое деревянное строение, которое временно заменял строившийся пока Успенский собор. На церемонии присутствовало немного людей – мать Ивана III, его сын от первого брака, Иван Молодой, братья – Андрей и Борис, папский легат, свита невесты и бояре. Заметим, что, согласно одной из летописей, венчание проводил не митрополит Филипп, а «коломенский протопоп Осей».

Вот так, скромно и тихо, Зоя, вернее, теперь уже Софья – так её именовали ещё в первых письмах, отправленных князю Ивану, – стала великой княгиней. Её бурная жизнь только начиналась… Софье Фоминичне предстояло стать матерью другого великого князя, Василия III, и, соответственно, бабушкой Ивана Грозного.

И да, Византия была уже навсегда позади, зато византийский орёл вскоре появится на российском гербе, где его можно увидеть и по сей день.

Георг, герцог Баварский и Ядвига Ягеллонка

1475 год

Сейчас «Ландсхутская свадьба» – яркий фестиваль в средневековом стиле, самый большой не только в Германии, но и в Европе. В 1903 году эту историю разыграло чуть больше 140 участников, в наши дни непосредственное участие принимает около двух тысяч человек, не говоря уже о зрителях. И самое главное его событие – торжественная «свадебная процессия», когда одетые в средневековые костюмы участники этого грандиозного спектакля на историческую тему движутся по улицам города Ландсхута. Жених и невеста, важные гости, епископы и монахи, гвардия, трубачи, знаменосцы, пажи, музыканты – словом, все те, кто когда-то действительно был на Ландсхутской свадьбе в ноябре 1475 года…

На портретах Георг, герцог Ландсхут-Баварский, выглядит мощным, полным мужчиной с длинной бородой. Но, надо думать, в свои двадцать лет он таким не был. И дед будущего герцога, и отец носили прозвище Богатый – в своё время, когда Георг сам станет правителем, так будут называть и его, а пока что герцог Людвиг подыскивал своему сыну Георгу достойную супругу. Весной 1474 году он решает отправить послов ко двору польского короля Казимира IV Ягеллона с указанием обсудить возможность брачного союза Георга и старшей дочери короля, Ядвиги. Надо сказать, что детей у Казимира и его жены, дочери императора Священной Римской империи, было много – шестеро сыновей и семь дочерей; только две дочери умерли в детстве, остальные же дети благополучно выросли – сыновья стали королями и великими князьями, а все дочери – супругами европейских герцогов. Словом, своих отпрысков Казимир пристраивал очень удачно.

Однако решение вопроса с браком Ядвиги затянулось – в частности, баварское посольство король принял далеко не сразу, поскольку в очередной раз воевал с Венгрией (а венгерский король Матьяш Корвин, к слову, тоже был не против жениться на Ядвиге).

Георг, герцог Баварский. Неизвестный художник XIX в.

Однако в конце концов всё было улажено. Брак с наследником Баварского герцогства король признал довольно выгодным предложением – ситуация там была относительно стабильной, да и в случае войны с турками герцог Людвиг мог оказать помощь, а главное, недаром Людвига называли Богатым. Так что 29 декабря 1474 года в Радоме состоялась помолвка, а 31 декабря был подписан брачный контракт – Казимир обязался дать своей дочери приданое в 32 тысячи гульденов (по очень примерным подсчётам, сегодня это было бы около шести с половиной миллионов евро). Правда, на брак потребовалось ещё и особое разрешение папы римского, поскольку по материнской линии жених приходился невесте родственником, пусть и не близким.

Осенью 1475 года в сопровождении большой свиты восемнадцатилетняя польская принцесса отправилась к жениху. Дошедший до нас портрет Ядвиги Ягеллонки был сделан гораздо позднее этого времени и даёт мало представления о том, как она выглядела на самом деле. Зато наряд на ней, безусловно, роскошный. И свадьба Ядвиги с Георгом стала одной из самых роскошных свадеб той поры. Людвиг Богатый демонстрировал свою щедрость и своим подданным, и гостям!

Путь из Польши в Баварию занял около двух месяцев. Несмотря на то что мать её, Елизавета Австрийская, была из рода Габсбургов, немецкого языка Ядвига не знала, и поэтому, когда проезжали очередной город, где невесту баварского наследника торжественно встречали и привечали, ей требовались услуги переводчика. 15 октября в Виттенберге её встретила баварская делегация, которую возглавлял герцог Отто Ноймарктский. На время пребывания там Ядвига остановилась у бабушки жениха, Маргариты Австрийской, которая, как и мать невесты, была из Габсбургов. Сам жених, увы, не смог выехать навстречу, так что постарался, чтобы встреча была как можно более пышной.

Ядвига Ягеллонка. Неизвестный художник XVI в.

Утром 14 ноября Ядвига со спутниками (Маргарита отправилась вместе с ней) подъехала к Ландсхуту. У стен города их встречали жених, его приближённые и гвардия императора. Накануне Георг принимал участие в турнире – учитывая, что дело могло закончиться увечьем или смертью, жених рисковал… но, в конце концов, он был ещё молод – когда и рисковать, как не сейчас?! Вот и теперь сразу же, прямо там, был устроен турнир в честь невесты.

На свадьбу прибыл сам император Фридрих III со своим сыном, герцогом Максимилианом, так что после турнира герцог Отто подвёл к императору невесту для церемониального приветствия. После этого маркграф Бранденбургский обратился к Ядвиге с приветственной речью от имени её новой родины (правда, она, как упоминалось выше, не знала немецкого, так что речь ей перевели).

Затем в город въехала торжественная процессия, во главе которой в позолоченном экипаже ехала невеста. Путь лежал к церкви Святого Мартина – в небольшой часовне местные придворные дамы помогли невесте переодеться в парадный наряд, а затем сам император повёл её к алтарю. Разукрашенная церковь, важные гости, жених, сама церемония – всё, вероятно, казалось Ядвиге чужим; рассказывали, что, когда невеста выходила из церкви, она плакала… К счастью, лицо скрывала вуаль, так что это мало кто видел.

Вечером у ратуши были танцы, и танцевать Ядвигу пригласил сам император (который всегда был не прочь потанцевать с молодыми девушками). После этого молодых проводили в роскошно убранные золотыми тканями покои, где они и провели первую брачную ночь. При консуммации брака, согласно тогдашним обычаям, должны были присутствовать свидетели, которыми стали маркграф Баденский, бабушка жениха Маргарита Австрийская и его мать.

Однако это было только началом празднования!

На следующее утро состоялось вручение свадебных подарков. Так, от мужа Ядвига получила роскошное ожерелье в золотом ларце, огромной стоимости. Вручал его не сам Георг, а маркграф Баденский, игравший роль распорядителя церемонии. На этот раз маркграф обратился к Ядвиге на её родном языке. «В знак любви и дружбы!» – сказал он, передавая драгоценный дар. Ядвига ответила ему в подобающих выражениях – её долго готовили к этому дню. Затем свои подарки преподнесли остальные гости. В разгар церемонии произошёл курьёзный эпизод – в зал вошёл император, который не знал о том, что идёт раздача подарков (или же просто не собирался ничего дарить). Тогда он послал своего приближённого за брошью. По словам императора, она стоила тысячу гульденов, но, как отмечалось, окружающие на самом деле знали, что она стоила раза в два меньше… И Фридрих III, и его сын Максимилиан, тоже будущий император, почти всегда нуждались в деньгах.

Далее последовал праздничный обед, причём молодые муж и жена оказались порознь – Георг обедал с императором и его свитой, а Ядвига – со своей свекровью.

После обеда состоялся турнир – надо заметить, что в течение всей праздничной недели турниры проводили едва ли не каждый день, обычно в центральной части старого города, чтобы и невеста, и гости могли с удобством расположиться у окон окружающих площадь зданий и любоваться сражениями. Гости съезжались на свадьбу, намереваясь вдоволь насладиться своим искусством и искусством соперников, поэтому везли всё необходимое – особых лошадей, доспехи, копья и так далее.

Одни побеждали, другие проигрывали, кто-то уходил с турнирного поля сам, кого-то приходилось уносить… Наиболее запомнившаяся всем схватка произошла между герцогом Мюнхенским и неким польским рыцарем.