Рай - Повелитель желания

— Да, но сторонники не предали его. Конечно, у эмира Абдель Кадера может не быть регулярной армии, но его последователи готовы в любую минуту и при малейшей возможности затеять беспорядки и поднять восстание.

Девушка невольно нахмурилась. Раньше она предполагала, что незнакомец — француз, поскольку говорил бегло и куда лучше ее самой, но после такого заявления оставалось гадать, уж не принадлежат ли его симпатии другой стороне. И снова что-то в его тоне поразило ее. Он говорил так, словно предостерегал. Или угрожал?

Подавив желание нервно облизать пересохшие губы, Алисон вызывающе подняла подбородок. Взгляды их встретились. Никто не хотел отвести глаза первым. Воздух неожиданно оказался заряжен поистине грозовым напряжением, причину которого Алисон не могла понять, как ни силилась. Почему при виде этого человека ей становится трудно дышать?

— Я не боюсь, — наконец выдавила она, злясь на себя за то, что так много позволяет этому человеку.

— Тогда вы либо очень храбры… либо очень глупы.

Алисон сцепила зубы, чтобы не ответить совершенно не подобающим леди эпитетом, но ее негодующее молчание и пылающие гневом глаза говорили сами за себя. Однако на незнакомца ее ярость не произвела ни малейшего впечатления.

— Похоже, — все так же небрежно заметил он, — что полковник слишком вам потакает.

Нет, это просто невыносимо! Что за наглец!

— Повторяю, — процедила Алисон, — не могу понять, каким образом это может касаться вас.

Но он молча продолжал рассматривать ее, задумчиво, почти оценивающе.

— Должен заметить, это был довольно холодный поцелуй! И, кажется, вы совсем не трепетали от страсти!

Девушка возмущенно охнула:

— Только не говорите, что считаете себя достаточно опытным и именно поэтому имеете право давать мне наставления в искусстве целоваться! Кажется, вы чересчур высокого мнения о себе!

— О нет, ma belle[2]! Мне ни за что не хватило бы терпения!

Уголки его рта чуть приподнялись в слабой издевательской усмешке.

— Поверьте, если бы мне выпало счастье стать вашим наставником, я бы не удовлетворился столь пресным откликом!

Алисон действительно не могла поверить тому, что слышит, и внезапно ее захлестнуло непреодолимое, почти извращенное желание сбить с него эту надменную самоуверенность. Едва сдерживая ярость, она презрительно расхохоталась.

— Ну что же, в таком случае, если считаете, что можете превзойти полковника, готова дать вам возможность попытаться.

Ну вот, это должно поставить его на место. Ни один мужчина, у которого сохранилась хотя бы капля здравого смысла, не захочет навлечь на себя гнев Эрве, украв поцелуй у его невесты, пусть даже она и позволила подобную вольность. И осмелься незнакомец на такое, вряд ли он способен разжечь в ней ответный огонь. Хвастун несчастный!

По выражению лица было заметно, что вызов Алисон застал его врасплох.

— Похоже, месье, из нас двоих трус именно вы, — мило заметила она, всем своим видом выражая злорадство. — Но не бойтесь, со мной ваша репутация в полной безопасности!

Он снова посмотрел на нее, словно не доверял собственным ушам. Алисон рассмеялась, на этот раз с неподдельной радостью. Наконец-то ей удалось лишить его дара речи! Однако ее торжество оказалось недолговечным: губы незнакомца дрогнули в странной, загадочной улыбке.

— Должен признаться, я готов поддаться соблазну.

Голос его понизился до еле слышного шепота, и от этого низкого, бархатистого, чуть хрипловатого звука у Алисон снова перехватило дыхание и сильно забилось сердце. Одним прыжком он перекрыл расстояние между ними.

— Если бы я был вашим наставником, то сначала бы обнял вас… вот так.

И, верный своим словам, обвил рукой ее талию, привлек Алисон к себе. Водопад эмоций, нахлынувший на Алисон, перепугал ее почти так же сильно, как молниеносная скорость движений. Он оказался прав: этот поцелуй ничуть не походил на ласки Эрве, впрочем, как и ее отклик. Алисон была потрясена его дерзостью, раздражена наглостью, выведена из себя нежным нападением, возбуждена неожиданной упругостью мужского тела, казалось, состоявшего из одних мышц. Однако, к ее огорчению, часть души трепетала в восторге. Она всегда восхищалась людьми действия и смутно хотела, чтобы эти волнующие объятия не ослабевали. Интересно знать, что будет дальше! Какой-то упрямый внутренний голос назойливо вопрошал: каково это, почувствовать его жесткие губы на своих?

Но, к счастью, победил здравый смысл. Усилием воли Алисон подняла руки и яростно уперлась кулачками в его грудь. Но он и не думал отпускать ее. С необыкновенной легкостью незнакомец удерживал ее на месте, обняв одной рукой за талию, а другой едва прикасался к белоснежной, открытой его взору шее. Сердце Алисон колотилось так сильно, что стук, казалось, разносится по всему саду. И против воли, непонятно почему она поняла, что ждет, хочет и боится его поцелуя.

И тут его теплые сильные пальцы сомкнулись на хрупкой пульсирующей впадинке ее горла. Алисон окаменела. Неужели он собирается удушить ее? Она судорожно сжала веер, вздрогнув от страха.

— Вы сделаете ошибку, — пробормотал он почти неслышно, — если выйдете замуж за полковника, человека, в жилах которого течет отравленная кровь убийцы.

Изящный веер треснул под нажимом ее пальцев. Сама мягкость тона пугала ее. Убийца? О чем он говорит? Может, Алисон оказалась в лапах безумца?

Она лихорадочно пыталась оттолкнуть его. И, когда незнакомец внезапно разжал руки, пошатнулась и едва не упала. Однако девушке удалось удержаться на ногах, и она молча, тяжело дыша, уставилась на мужчину. Тот не двигался, не сводя с нее глаз: в полумраке его лицо казалось свирепой маской дикаря.

Медленно, сверхчеловеческим усилием Алисон заставила себя отступить. Всего три шага — и ей удалось избавиться от магнетического притяжения этого яростного взгляда.

Подхватив юбки, Алисон повернулась и бросилась бежать по дорожке к дому, пытаясь поскорее оказаться в безопасности и уюте. Оказавшись у двери, она украдкой оглянулась, желая узнать, успел ли незнакомец скрыться. Но он по-прежнему стоял на месте, наблюдая за ней, словно призрачная тень в душистой полутьме ночи.

Алисон, дрожа, проскользнула в зал. Подумать только, это она, которая ничего не боится, удрала, словно столкнулась с настоящим преступником!

Незнакомец, оставшись в саду, долго смотрел ей вслед, пытаясь разобраться в хаосе обуревавших его эмоций. Во-первых, неожиданное, но тем не менее сильное влечение к девушке. Он считал, что избавился от тяги ко всему европейскому: одежде, лошадям, женщинам. Вернувшись домой, в Берберию, и вновь приняв имя Джафар эль-Салех, он сбросил оковы европейской культуры, безжалостно уничтожая все следы старой жизни, расправляясь даже с желаниями, которые преследовали его во время ссылки в Англию, попытался очистить мысли, деяния и поступки и стать достойным звания вождя племени. Но эта решимость была поколеблена всего полчаса назад, пока он рассматривал Алисон Викери сквозь прозрачные занавески. И позже, когда она направилась к нему, сказочное зрелище заставило его затаить дыхание. Светлый шелк платья переливался с каждым ее шагом, а обнаженные плечи и шея поблескивали в лунном свете. Она была прирожденной соблазнительницей, неотразимой и ослепительной. Джафар ощутил, как в крови забушевало пламя.

Вторым неожиданным ощущением было удивление. Он был потрясен, узнав в этой уверенной в себе красавице ту девчонку-сорванца, которая когда-то швырялась в него желудями. Это была она. Несомненно, она. Он никогда бы не смог забыть эти огромные серые мятежные глаза. Сейчас в них не было боли, они излучали горделивый взгляд. А ее острый ум! Весьма необычное для женщины свойство. Как она со спокойной смелостью встречала его взгляд! Он сильно отличался от нерассуждающей покорности восточных женщин. Однако она по-прежнему сохранила и непокорство духа. Непокорство, такое интригующее и одновременно выводившее из себя. Одним ударом она ухитрилась пробудить в нем страсть и мужское самолюбие. Никогда еще женщины не обращались с ним так категорично и пренебрежительно, но сегодня она не только бросила вызов, свысока разрешив поцеловать себя, но еще и посмеялась над ним. Как он хотел поднять брошенную перчатку! Джафар должен был признаться себе, что с трудом поборол безумный порыв наклонить голову и медленно, бесконечно целовать эти мягкие зовущие губы, пока она не рассмеется.

Следующим в ряду нежелательных эмоций была неловкость. Его мучила мысль о том, что именно эта девушка оказалась невестой человека, которого Джафар намеревался убить. Еще больше его беспокоило то, что она станет орудием его мести. Джафар сделал все возможное, чтобы предупредить ее, но она и представить не желала, как велика ожидавшая ее опасность. Алисон намеревалась, несмотря на риск, отправиться в глубь страны.

Джафар потрясенно покачал головой. Да, юная леди не только мужественна, но и обладает сильной волей — это заметно в каждой линии ее упругого тела, в высоко поднятом надменном, хотя и поразительно изящном подбородке.

И, наконец, сожаление. Джафар сожалел о том, что приходится делать эту девушку участницей кровавой распри. Но всего этого недостаточно, чтобы отказаться от цели.

Джафар решительно стиснул челюсти. Нет, он не откажется от своих планов из-за Алисон. Слишком долго он ждал этой минуты.

Безжалостно подавив угрызения совести и сомнения, Джафар повернулся и исчез в ночном мраке.

Глава 2

Чанд заболел. На второе утро путешествия слугу Алисон Викери поразила таинственная болезнь, выражавшаяся в расстройстве желудка и небольшой лихорадке. Лейтенант, командовавший их эскортом, свалился от того же недуга. Причин никто не знал. Правда, можно было предположить, что они съели что-то несвежее, хотя никто больше не заболел: ни Алисон, ни Оноре, ни арабы-проводники, ни французские солдаты, сопровождающие их в пути.

Алисон хотела было немедленно вернуться, зная, что не получит никакого удовольствия от путешествия, пока Чанду нездоровится. Но на этот раз запротестовал дядя Оноре. Коль скоро они успели забраться так далеко, нужно осмотреть его будущие владения.

Было решено, что Чанд с лейтенантом останутся в лагере на попечении слуги-араба. Если они поправятся быстро, смогут догнать остальных, если же нет, вся компания повернет назад, и Алисон откажется от утомительного перехода через пустыню.

Девушке пришлось согласиться с новым планом, хотя она по-прежнему тревожилась за Чанда, который раньше никогда в жизни не болел. Его неожиданное недомогание наполнило ее каким-то смутным предчувствием, заставило вспомнить предостережение встреченного в саду Эрве дикаря. Девушке удалось подавить озноб, пробежавший по спине при одном воспоминании о неприятной сцене, но, прощаясь с верным слугой, она невольно задавалась вопросом: что еще может случиться неприятного во время путешествия?

Чанд, по всей вероятности, разделял ее беспокойство, потому что пожелтевшее от лихорадки лицо кривилось не столько от боли, сколько от горя.

— Аллах да простит меня, — выдохнул он. — Я подвел вас, мемсаиб.

— Господи, Чанд, не можешь же ты винить себя за то, что заболел!

— Вы побережете себя?

— Конечно, если обещаешь сделать то же самое.

Был уже почти полдень, когда они наконец отправились в путь. Алисон ехала рядом с дядей. С каждой минутой становилось все жарче, хотя всего лишь вчера утром, когда они спускались по крутым холмам, окружающим Алжир, было довольно холодно. Тогда они прошли удивительно большое расстояние, если учесть количество вьючных животных и коней, и успели спуститься с холмистого прибрежного района, где росли почти лишь одни вечнозеленые деревья, к широкой плодородной долине, заселенной французскими колонистами.

Алжирская равнина оказалась именно такой, как и ожидала Алисон, — миля за милей ухоженной земли, окаймленной горами. Здесь буйно росли дикий инжир и маслины, акр за акром тянулись посадки апельсиновых деревьев, поля ячменя, пшеницы и проса. При виде урожая, зреющего под африканским солнцем, Алисон немного приободрилась. Здесь виноградники дяди Оноре станут давать по два урожая в год!

Но сама она никогда не будет довольна жизнью в таком скучном месте. Ее взгляд невольно устремился на юг, где виднелись отроги горного хребта, известного под названием Телл-Атлас. Именно там она мечтала побывать, увидеть дикую красоту этой страны, пересечь безжизненную пустыню.

Сегодня на ней был подходящий для такой поездки наряд: строгий жакет из синей саржи, короткие синие панталоны и высокие ботинки на толстой подошве. Широкополая фетровая шляпа защищала лицо и глаза от палящих солнечных лучей. Ее мужской костюм был скорее данью необходимости, чем уступкой приличиям. В густых лесах и суровых горах длинные юбки амазонки станут досадной помехой.

Как и остальные, она ехала по-мужски, пожертвовав дамским седлом ради безопасности и удобства. Ее лошадь, серая арабская кобылка, была хотя и резвой, но восхитительно послушной.

Они проехали совсем немного, когда Алисон заметила на некотором расстоянии от дороги всадника, полускрытого ветвями тамаринда. Он был одет как араб, в черный бурнус и с тюрбаном на голове. Он неподвижно сидел на могучем черном жеребце, наблюдая за ними. Алисон невольно оглянулась несколько раз, проезжая мимо. Час спустя ее внимание снова привлек всадник. На этот раз он находился на вершине холма, четко выделяясь на фоне лазурного неба. И конь и человек были неподвижны и безмолвны, как сама пустыня.

При виде длинноствольного ружья, свисавшего с плеча незнакомца, в Алисон шевельнулась тревога. Но, конечно, это просто абсурдно — все арабы вооружены. Однако рука сама потянулась к двухзарядному пистолету в седельной сумке. И в следующее мгновение оказалось, что ее опасения были вполне обоснованны, поскольку всадник неожиданно снял с плеча ружье. Пальцы Алисон инстинктивно сжали перламутровую рукоятку оружия. Однако возможности применить его не представилось. Темный всадник, повернувшись, пустил коня в галоп и исчез за гребнем холма в вихре пыли и развевающихся черных одежд. Через секунду раздался выстрел.

Французские солдаты решительно потянулись к винтовкам, но араб проводник поспешил их успокоить:

— Он охотится на кабанов.

Французы понимающе закивали. Алисон тоже облегченно вздохнула, а престарелый дядюшка пробормотал проклятие в адрес глупых дикарей, которым больше нечего делать, кроме как пугать мирных граждан.

Уже во второй половине дня они оказались между двумя высокими холмами, покрытыми буйными зарослями дикого инжира. Алисон настолько погрузилась в мысли о Чандре и его странной внезапной болезни, что не сразу встрепенулась от громового раската выстрелов. В следующий момент орда арабов в черных бурнусах выскочила из-за укрытия деревьев и на полном скаку окружила их, размахивая саблями и мушкетами. Разразился неописуемый хаос. Нападение было столь внезапным, что у французских солдат хватило времени лишь взять Алисон и Оноре в защитное кольцо. Сама Алисон пыталась усмирить кобылку и одновременно умоляла дядю пригнуть голову, перекрикивая вопли и треск выстрелов.

Не прошло и нескольких минут, как все успокоилось. Когда пыльное облако улеглось, Алисон увидела, что на них направлено не менее трех дюжин мушкетов, и с облегчением заметила, что, кажется, никто не ранен. Лицо Оноре побагровело от гнева, а сама она тяжело дышала, но оба были невредимы. Уверившись в безопасности дяди, она пригляделась к нападающим.

На всех были черные бурнусы, головы и лица закутаны в длинные черные шарфы. В прорезях блестели глаза, почти так же ярко, как лезвия кривых сабель, заткнутых за пояса. Алисон ужасно обрадовалась, что находится под защитой французских солдат. Благодаря им она не боялась… пока.

Но тут она заметила темного всадника, того самого, которого видела сегодня уже дважды. Сердце лихорадочно забилось. Неужели он следил за ними?

Он что-то тихо приказал, но Алисон не смогла понять ни слова. Это не арабский, она уверена. Возможно, он говорит по-берберски, но она его совсем не знает.

— Да-да, скорее всего это берберы, — решила Алисон, разглядывая лица трех мужчин, не прикрытые шарфами. В отличие от арабских проводников — смуглых бедуинов небольшого роста, эти были светлокожими, с гордыми, жесткими, точно высеченными из камня лицами. Они гораздо выше ростом, с величественной осанкой и прекрасно сложены. Ей рассказывали об этой расе свирепых воинов, населявших горы. Берберы жили здесь много веков, до нашествия захватчиков-арабов.

Она хотела было осведомиться об их намерениях, но тут вмешался дядя и по-французски потребовал объяснить причину этого безобразия. Алисон показалось, что темный всадник был их предводителем, но ответил дяде другой бербер, рыжебородый мужчина. Вежливо улыбнувшись, он прикоснулся сложенными ладонями ко рту.

— Salaam aleikum, — вежливо поприветствовал он на арабском и тут же перешел на французский: — Да будет с вами мир.

— Какого черта вы привязываетесь к нам подобным образом?! Что вам надо?! — завопил Оноре, полностью игнорируя восточный этикет. Алисон тоже показалось несколько странным обмениваться любезностями в то время, когда в воздухе еще висит едкий пороховой дым, а лошади роют копытами землю и ржут. Но она была куда лучше дяди знакома с обычаями других народов.

— Aleikum as-salaam, — ответила она, подавляя тревогу. — Надеюсь, вы простите моего дядю, — добавила она по-французски, — но он хотел бы знать, каковы ваши намерения. Согласитесь, подобные поступки не говорят о стремлении к миру…

Тут темный всадник опередил ее еще одним приказом на незнакомом языке.

— Бросьте оружие, — велел бородатый, — и мы не причиним вам вреда.

Алисон уже готова была отказаться, но огляделась, и слова замерли на губах. Все арабы в их отряде выглядели перепуганными до смерти. Все, кроме главного проводника. Он, кажется, был крайне доволен происходившими событиями. И явно злорадствовал.

Гнев охватил ее при мысли о том, что этот негодяй завел их в ловушку. Серые глаза опасно сузились. Она пригвоздила предателя к месту негодующим взглядом. Проводник, заметив это, немедленно опомнился и выразил по-арабски подобающий случаю протест, упрекая берберов в беззаконии и разбое. Но голос звучал так фальшиво, что Алисон, потеряв терпение, велела ему замолчать. Подумать только, какой надо быть идиоткой, чтобы так легко попасть в ловушку! Она злилась на себя еще больше, чем на нападавших. Но что же им делать? Если вступить в бой, можно погибнуть. Но и покорно сдаться на милость этих негодяев совершенно немыслимо! Нужно немедленно найти способ одурачить этих берберских бандитов, и побыстрее, пока французский эскорт не вздумал ее покинуть. Они и так уже нерешительно переминаются в седлах и поглядывают на нее, очевидно, ожидая приказа.

Алисон разъяренно сжала зубы, не ожидая такой трусости, но в это мгновение раздался одинокий выстрел. Пуля сбила шляпу Оноре, лошади европейцев испуганно шарахнулись.

Алисон сжалась, в ужасе осматриваясь. Пуля прошла так близко! Ее любимый дядя мог погибнуть!

Рот Оноре потрясенно открылся, багровое лицо мгновенно побелело. Взгляд ее остановился на темном всаднике. Тот спокойно перезаряжал ружье, черный жеребец стоял совершенно неподвижно. Напряженное молчание затянулось; слышались только скрип седел и звяканье удил. Алисон продолжала с отвращением рассматривать закутанного в черное бербера, но по его полузакрытым глазам нельзя было понять, сознает ли он, как она обозлена. Скорее всего ему абсолютно безразлично ее мнение. Его небрежное и ловкое одновременно обращение с ружьем и меткость напомнили ей о том, что все берберы — превосходные стрелки.

Сама мысль об этом заполонила сердце Алисон страхом и тоской. Им придется сдаться. Если дело дойдет до схватки, беспомощным французским защитникам и пяти минут не выстоять против свирепых берберов. Она не может, не станет рисковать жизнью дяди!

Но в этот момент бородатый всадник обратился к солдатам умиротворяющим, почти уважительным тоном, словно взывая к их разуму:

— Не тревожьтесь за себя. Мы не причиним вам зла. Нам нужна только женщина.

Так они намереваются захватить ее? «Но почему, во имя Господа?» — удивилась Алисон. Однако это ответ на ее молитвы. Если удастся вырваться из окружения, берберы, без всякого сомнения, последуют за ней. Более того, неизвестно еще, догонят ли ее. Алисон превосходно держалась в седле. Она, может быть, успеет укрыться в холмах. Если, конечно, ее прежде не убьют, но, поскольку она им нужна, они вряд ли станут стрелять. Мысли в хаотическом беспорядке клубились в голове Алисон, пока дядя Оноре, заикаясь от гнева, бормотал проклятия. И, несмотря на то, что смерть была близка, он старался вклиниться между племянницей и берберскими вождями, стараясь защитить ее. Сердце Алисон пронзили любовь и страх. Подумать только, этот старый, беспомощный, любящий комфорт человек оказался единственным, у кого хватило мужества попытаться прикрыть собой женщину. Она едва сдерживала слезы. Нужно поскорее оторваться от преследователей, прежде чем вторая пуля ударит в сердце Оноре.

Подождав, пока вопли и сердитые выкрики дяди отвлекут нападающих, Алисон незаметно направила кобылу в сторону, где на пути не было ни одного всадника. Натянув поводья, она с силой ударила лошадь хлыстом и вонзила в ее бока шпоры. Испуганное животное заржало, поднялось на задние ноги и очертя голову ринулось вперед. Именно этого и добивалась Алисон. Низко пригнувшись, почти лежа на шее лошади, она что-то ободряюще кричала, пытаясь успокоить испуганную лошадь. Они оставили позади дорогу и мчались вверх по холму, покрытому колючками и древними оливковыми деревьями. Когда они снова оказались внизу, Алисон заметила узкий овраг и почувствовала, как кобыла готовится к прыжку.

Мгновение полета — и они уже на другой стороне и скачут по узкой, сравнительно плоской полоске земли, где не растет ни единой травинки.

Но тут за спиной послышался бешеный стук копыт. Алисон осмелилась оглянуться. Лишь один человек преследовал ее. Темный всадник на вороном скакуне.

Сердце девушки упало. Неужели все ее подвиги были впустую? Но почему остальные берберы не тронулись с места? Жив ли дядя? И что произойдет с самой Алисон, если этот дикарь догонит ее?

Внезапный страх придал Алисон решимости. Она отчаянно ударила лошадь кнутом, из последних сил подгоняя ее. Под напором ветра слетела шляпа, сорвавшись с булавок, но Алисон не обратила внимания на потерю. Впереди, футах в двухстах, она заметила скопление высоких скал, которые при удаче могли бы послужить убежищем, если только она успеет до них добраться.

Она снова попыталась оглянуться. Всадник неумолимо приближался. Черный зверь был могучим, сильным и длинноногим. В конце концов, он из Берберии. Такие кони могут обогнать ветер…

Как глупо с ее стороны было надеяться убежать! Но она не собирается сдаваться!

Алисон сунула руку в сумку, нащупала рукоятку пистолета и, тяжело дыша, сосредоточила все внимание на нагромождении валунов. Еще двадцать футов. Десять. В ушах гремел стук копыт, шею жгло горячее дыхание жеребца.

Наконец она добралась до скал, но времени уже почти не осталось. Натягивая поводья, Алисон напрягала силы, пытаясь остановить упирающуюся кобылу. С лихорадочно бьющимся сердцем она спрыгнула с лошади и, спотыкаясь, едва не падая, укрылась за валуном, но тут же сумела взять себя в руки, повернулась, готовая к бою, и, отчаянно сжимая пистолет, прицелилась в нападавшего. Всадник находился уже в каких-нибудь трех футах и осадил скакуна с такой силой, что тот даже присел. Палец Алисон застыл на курке. Она приготовилась стрелять. Но тут увидела его лицо. Широкий конец шарфа размотался и соскользнул вниз.

Господи Боже! Тот незнакомец из сада! Она узнала это худое, гордое лицо. Тот человек, который всего две ночи назад так испугал ее, а потом едва не поцеловал.

Способна ли она убить того, с кем разговаривала всего две ночи назад, обмениваясь банальностями, хотя и неприятными?

Рот Алисон мгновенно пересох, но она по-прежнему упрямо искала ответы на терзавшие вопросы: почему он преследует ее, почему полон решимости запугать?

Алисон дрожащей рукой подняла пистолет. В глазах незнакомца промелькнули веселые искорки, словно он понимал ее сомнения и находил их забавными. Он не попытался взять ружье, лежавшее в чехле поперек седла, а вместо этого наклонился и что-то сказал коню на ухо, словно предлагая вместе посмеяться над шуткой. Алисон стиснула зубы и, когда незнакомец снова выпрямился, прицелилась на этот раз прямо в сердце.

Он рассмеялся. Он в самом деле рассмеялся, тихо, весело, словно подначивая ее выстрелить. Белые зубы блеснули на бронзовом загорелом лице. И презирая опасность, ринулся вперед, пришпорив своего могучего скакуна.

Вне себя от ярости, обозленная его пренебрежением, ненавидя за презрительный смех, Алисон забыла обо всех сомнениях и, не помня себя, нажала на курок.

Слишком поздно. Пуля задела руку незнакомца. Второй раз выстрелить она не успела. Бербер уже теснил ее конем, заставляя отступать, спотыкаться, и ослабить хватку пальцев, стискивавших пистолет. Еще мгновение — и он спрыгнул вниз, сбив ее с ног и оказавшись сверху, но каким-то образом почти не придавив Алисон своим немалым весом. Но даже и при этом она едва могла дышать. Алисон распростерлась на спине, и незнакомец ухитрился вцепиться ей в запястья и поднять руки над головой.

Едва ли не впервые в жизни Алисон узнала, что такое истинный страх. Его тело, упругое, сильное, поистине вызывало опасность. Она чувствовала, как напряжены его мускулы, излучающие непреодолимую силу, даже через толстый бурнус и свою неожиданно оказавшуюся чересчур тонкой одежду. Угроза была такой же ощутимой, как исходивший от него жар.

Алисон испуганно вскрикнула — жалкий вопль пойманного животного, — но упрямо продолжала сопротивляться.

— Не двигайся! — приказал он по-французски, не повышая голоса. — Я ничего тебе не сделаю.

Паника Алисон немного улеглась. Незнакомец говорил со спокойной уверенностью, и ей стало немного легче. Девушка прекратила отчаянное сопротивление и, дыша с трудом, не мигая, уставилась в золотистые, отливающие зловещим блеском глаза. О Боже, что нужно этому дикарю?!

Такое свирепое, такое безжалостное лицо! Алисон задрожала от ужаса. Сердце было готово вот-вот выскочить из груди. Сила его немигающего, завораживающего взгляда была такова, что Алисон не могла отвернуться, пока он не сел, медленно и осторожно, и не отпустил ее руки, хотя по-прежнему продолжал прижимать к земле. Кривя губы в жестокой ухмылке, он откинул полу бурнуса — широкого плаща, обычной одежды берберов, и взглянул на левую руку. Рукав черной туники набух темными каплями.

Кровь. Она ранила его. Неужели теперь он накажет ее за попытку защититься?!

Алисон затаила дыхание, видя, что незнакомец потянулся к шарфу, и, застыв, наблюдала, как он пытается оторвать от него лоскут.

Только сейчас поняв, что он собирается делать, девушка облегченно вздохнула. Пытается перевязать рану!

Держа один конец ткани зубами, он обернул другим рану и затянул узел. Алисон подавила свой порыв помочь ему справиться с нелегкой задачей. Рана, видимо, причиняла ему боль. Но по всему было видно, что незнакомец не примет от нее никакой помощи. Быстрые, ловкие движения были скорее присущи человеку, привыкшему со всем справляться самому, и, уж конечно, лечить причиненные в бою увечья. Алисон убедила себя, что так оно и есть. Ведь он воин, принадлежащий к берберскому племени, для которого сражения и смерть — обычный образ жизни. Она просто не имеет права сочувствовать человеку, в чьей власти оказалась и от кого зависят ее жизнь и судьба.

Она еще раз всмотрелась в его непроницаемо безжалостное лицо. Губы сжаты в жесткую решительную линию, которой она не разглядела в ту ночь в саду. И при этой мысли девушка вздрогнула.

— Чего вы хотите от меня? — выдавила она, презирая себя за то, что голос дрожит. Незнакомец не ответил, но поднял глаза, снова пронзая ее свирепым взглядом. Эти глаза. Эти загадочные хищные глаза. И какой зловещий блеск, особенно теперь, когда она попала в его руки. Новая волна страха окатила Алисон. Неумолимые янтарно-коричневые глаза с золотыми блестками, и радужка обведена темным кольцом, как у ястреба. Алисон, даже если захотела бы, не могла отвернуться.

К ее облегчению, он снова принялся бинтовать рану. Наложив повязку, незнакомец сунул руку за пояс, вытащил свитую из шерсти веревку и ловко связал ей запястья.

Значит, готовился захватить ее в плен. Все обдумал заранее.

«О, какое коварство», — горько думала Алисон, вспоминая, как он отделил ее от остальных, совсем как пастушечья собака овцу из стада. Очевидно, именно ее он собирался похитить с самого начала. Какой она была дурой, когда покинула относительно безопасное окружение людей Эрве и ускакала прочь! Теперь нет никакой надежды на то, что ее отыщут! Остается только молиться, что ее бегство не прошло впустую и дядя уже на свободе. И, если Господь смилостивится, Алисон скоро сумеет сбежать подальше от этого опасного безумца и обрести свободу.

Стянув руки девушки, незнакомец отодвинулся, отпустив ее ноги, и поднялся. Алисон ощутила сладость внезапной свободы и с усилием встала на колени, готовая защищаться. Но не рассчитала реакцию собственного тела и не смогла удержать дрожь страха. Голова ее закружилась, темная фигура расплывалась перед глазами. Он навис над ней, высокий, стройный — зловещая тень в черном бурнусе.

Алисон внезапно ослабела от не изведанного до сих пор страха. Она ухитрилась подняться, но, когда попыталась отступить, подкосившиеся ноги не повиновались.

— Не вздумай бежать, — посоветовал он тихо, но безжалостно. — Мне только придется взять на себя труд догнать тебя.

Голос звучал так властно, что Алисон мгновенно оставила все мысли о побеге и лишь беспомощно наблюдала, как бербер нагнулся, поднял пистолет и, быстро, умело вынув пулю, сунул его за пояс, рядом с украшенным драгоценными камнями кинжалом, а потом шагнул к ней.

Алисон стояла, словно парализованная, застыв от ужаса, пока похититель не дотронулся до нее. И тут, еле слышно вскрикнув, она словно обезумела — начала брыкаться, пытаясь ударить его, беспомощно взмахивая связанными руками. Он с силой обхватил ее, притянул к себе, сжимая в беспощадных объятиях, удерживая неподвижно.