Чистый грех

Подойдя к двери ложи, он первым делом услышал Изольдин голос.

От неожиданности молодой человек даже остановился. В приступе бешенства он был готов применить кулаки, вытащить Изольду вон за волосы… Адам тряхнул головой, чтобы успокоиться, и отбросил упоительные видения, как он колотит эту наглую тварь и волочит ее по паркету. Надо держать себя в руках.

Он откинул занавеску и вошел в ложу. Бледный, со сжатыми зубами. На звук его шагов обе женщины повернулись. Флора — с облегчением. Изольда — с нескрываемой ненавистью.

— Добрый вечер, сердце мое, — ласково приветствовала она мужа. — Забежала посмотреть на обручальное кольцо, которое ты подарил своей «невесте». Весь город уже судачит об этом. Только не делай вид, что тебе ничего не известно! — добавила она, меняя тон. — Он такой щедрый, просто душа-человек, — заметила Изольда, насмешливо поворачиваясь к Флоре.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло спросил Адам, глядя на жену исподлобья и грозно играя желваками.

— Фи! Какой страшный! — протянула графиня. — Я пришла пообщаться, сказать «здравствуй» — ведь мы с тобой, муженек, как-никак давненько не виделись. Да и на твою очередную зазнобу хотелось хоть краем глазка взглянуть — о ней столько говорят.

— Общаться по-человечески ты не умеешь, Изольда, — сказал Адам. — Поэтому иди-ка ты отсюда подобру-поздорову.

— А поцеловать свою любимую супругу? Котик, это даже неприлично. Ну да ладно, у тебя еще будет случай — я возвращаюсь в Монтану. Соскучилась по тамошнему чистому воздуху.

— После твоего отъезда в доме сменили замки, — жестко ответил Адам. — Тебя там не ждут. Так что не траться на поезд.

— Похоже, эта девица будет отныне на ранчо вместо экономки?

— Мои планы тебя не касаются.

Изольда иронически вскинула брови.

— Как вы спелись. Она говорит то же самое.

— Стало быть, до тебя лучше дойдет, раз мы говорим одно и то же. Если ты не хочешь убраться из ложи, уйдем мы. Нам не о чем с тобой разговаривать.

— Даже насчет дочери?

— А что насчет дочери?

— Я приехала, чтобы побыть с дорогой Люси.

— К чему ты клонишь, черт тебя побери? — Адам невольно повысил голос. До сих пор разговор велся в приглушенных тонах. Все трое не хотели немедленного скандала. — Ты и пяти минут не провела с Люси с тех пор, как родила ее. А теперь вдруг воспылала к ней материнскими чувствами!

— Я обнаружила, что очень скучаю по малышке.

— Послушай, если барон плохо тебя содержит, то я могу подбросить денег на твой банковский счет, — в отчаянии сказал Адам. — Только брось свои планы касательно Люси. Я не хочу, чтобы ты вторгалась в ее жизнь, делала девочку предметом торга и развращала ее своим примером.

— Почему я не имею права на естественную материнскую любовь? — сказала Изольда, пытливо вглядываясь в Адама. По его реакции она понимала, что все рассчитано правильно и дочь — его главное уязвимое место. — Ты не можешь отказать мне в свидании с Люси. Права такого не имеешь.

— Отчего бы тебе не пойти на сцену, Изольда, — саркастически скривил губы Адам. — Из тебя вышла бы отменная актриса… А вот я — актер паршивый. И потому скажу прямо, без обиняков: держись подальше от Люси. Я не хочу, чтобы ты травмировала ее душу.

Это было произнесено с такой откровенной угрозой, что даже Флоре стало страшно.

Изольда, впрочем, не испугалась.

— Похоже, ты сегодня не настроен на серьезный разговор. Ладно, подожду, когда ты будешь более рассудителен.

С этими словами Изольда встала с кресла, сверкнув бриллиантами на шее.

— Я сегодня рассудителен как никогда, — заверил жену Адам. — И готов пойти тебе навстречу. Бери деньги и оставь меня в покое. Запомни: именно сегодня я добрый. Завтра ты и этого от меня не добьешься.

— Ладно, — сказала Изольда, — поживем — увидим, кто в каком настроении на что способен. А тебе, деточка, — повернулась она к Флоре, — не рекомендую торопиться со сбором приданого.

Дойдя до выхода из ложи, графиня повернулась и, уже открыв дверь и приготовив путь к отступлению, заметила:

— Поздравляю, Адам, наконец-то ты нашел действительно большие сиськи. У моей кухарки в Париже такие же. После беременности такие провисают до пупка.

— Изольда! — возмущенно воскликнул Адам.

— Правда уши режет, мой сладкий, — проворковала Изольда и победительницей вышла вон.

Когда любовники остались наконец наедине, несколько секунд оба потрясенно молчали.

— Извини, — наконец сказал Адам, — я говорил, что она грубая скотина. И вот, сама видишь. Лоск только внешний. Внутри — гниль и смрад.

Он сел рядом с Флорой, поставив бутылку шампанского и бокалы на свободное кресло.

— Мне досадно, что вы все-таки схлестнулись. Прости, что я не уберег тебя от этой грязи.

— Не переживай, — сказала Флора. — Мне доводилось встречать и не таких изысканных леди.

Личная встреча положила конец ее темным сомнениям в том, что и Адам виноват в развале своего брака. Она лицезрела эту стерву, видела ее глаза, слышала интонации ее голоса. Адама можно только пожалеть: прожить столько лет с этакой особой! Изольда даже хуже, чем она рисовалась воображению.

Если у Флоры и были до сих пор какие-то угрызения совести по отношению к жене Адама, то сейчас они развеялись окончательно:

— Не переживай, любимый. Честное слово, я не задета. Конечно, чуточку рассердилась, но стоит ли портить себе кровь из-за такой дряни?.. Только как же с Люси? — обеспокоенно спросила она. — Ведь Изольда не отвяжется. Тут она чувствует свою силу. Скажи, какие у нее официальные права?

Адам устало опустился в кресло и даже закрыл глаза. Появление Изольды все в нем перевернуло. Такое чувство, будто его отшвырнули в липкое болото прошлого.

— Она толкует о материнских чувствах! — возмущенно сказал он, распахивая глаза и прожигая пространство раскаленными угольями зрачков. — Да раньше она в монахини подастся, чём в ее сердце проснется хоть что-то, похожее на материнские чувства!

Тут Адам повернулся к Флоре и нашел силы посмотреть ей в глаза.

— Думаю, нам следует уехать прямо завтра. С Изольдой переговоры можно вести лишь после того, как мы надежно изолируем Люси от этакой мамаши. Если Изольда заговорила о материнских чувствах — быть беде. Надо принять все меры для защиты, и побыстрее!

— Ну и хорошо, — отозвалась Флора. — После светской сутолоки будет так приятно оказаться в вашей уютной глуши.

Про себя она подумала: после пяти минут общения с этакой вот светской ломакой Изольдой убежишь от общества, где есть такие черные, эгоистические души, — убежишь на край света, к белым медведям!

— Я способна упаковаться за четверть часа, — с улыбкой добавила Флора. — Прочь отсюда! Поскольку я приехала за тобой и обрела тебя, моя задача выполнена и я готова вернуться в Монтану.

Адам облегченно улыбнулся.

— Люблю тебя за то, что ты говоришь прямо, без обиняков, — сказал он, ласково погладив ее руку.

— Вокруг да около — не мой жанр.

— После Изольды ты как глоток свежего воздуха. Эта никогда словечка в простоте не скажет. Сплошь милые фразы, а чуть зазевался — уже и впилась зубами… Так как насчет шампанского?

Флора отрицательно мотнула головой.

— Ну его. Ты лучше побыстрей проверь, как там Люси.

— Я тоже об этом подумал. Поеду-ка я в гостиницу. А за тобой зайду с утра. Будь готова.

Попрощавшись с Флорой, Адам поспешил к себе в отель.

К счастью, тревога оказалось напрасной: все было в порядке, Люси крепко спала в номере. При ней была только повариха, которая временно исполняла обязанности няньки.

Адам объяснил женщине, что завтра утром они уезжают — раньше, чем предполагалось. Вслед за этим он строго-настрого приказал ни в какие контакты с Изольдой не вступать, в номер ее не пускать ни при каких обстоятельствах и, уж конечно, дочь ей не отдавать, иначе… Тут граф так выразительно сверкнул глазами, что дальнейшие пояснения оказались не нужны.

Затем он сел в экипаж и укатил в конюшни — распорядиться касательно своих лошадей. Было достаточно трудно подготовить к выезду весь «табор»: конюхов, слуг, скакунов. После совета решили, что если с транспортировкой лошадей выйдет задержка, то Адам не станет ждать, а уедет один — с дочкой и поварихой-няней. Остальные отправятся вдогонку через день-другой.

Из конюшен Адам кинулся на железнодорожную станцию, чтобы найти вагон под своих скакунов. Там повезло. Сказали, что уже в пять тридцать утра для него будут готовы два вагона — один для людей, другой для лошадей. А в восемь эти вагоны можно прицепить к восьмичасовому поезду, идущему в Чикаго.

Все складывалось весьма удачно.

Со станции граф направился в клуб Моррисея — попрощаться с товарищами. Они были в курсе «события» в магазине Тиффани и ждали его на обычный покер поздно вечером, чтобы расспросить подробности. Теперь все шумно поздравили приятеля с хорошенькой невестой. Адам выпил на посошок и рассказал друзьям о столкновении с Изольдой в театральной ложе и о своем решении немедленно покинуть город.

Мнения разделились. Одни считали, что нехорошо трусливо бежать от юбки, другие, очевидно, более натерпевшиеся от жен, одобряли решимость Адама «рвать когти».

— Правильно, правильно, — сказал Колдуэлл, перекрывая своим басом все остальные голоса. — С такой стервой лучше быть начеку. Обидно, что придется откупаться от нее.

— Лучше откупиться, — поморщился Адам. — Поверьте мне, Флора стоит того, чтобы затевать развод с Изольдой.

Банкир из Атланты поддержал его:

— Раньше следовало разводиться. С женщинами надо если уж резать, так сразу. С годами они становятся более алчными — дешево не отвяжешься. А теперь, когда твоя Изольда видит, что у тебя другая и ты счастлив, она нарочно станет изводить тебя. Ведь верно говорят: ревность умирает последней.

— С чего ты взял, что она меня любила, Грант? — вздохнул Адам.

Грант Путнем, промышленник-миллионер, говорил от души, потому что сам только что развелся с молодой женой, которая ополовинила его состояние.

— Скажем, я, — продолжал Грант, — с радостью дал бы своей Уинни миллиончик. Так нет! Ей мало, утробе ненасытной! Я говорю: чем плох миллион для сопливой фермерской дочки из самого глухого вермонтского угла? Нет, она за каждый месяц со мной затребовала по сто тысяч!

— Да, — философски изрек Колдуэлл, — хорошую жену с первого раза не сыщешь. Так что, Адам, дерзай снова и снова.

— Нет уж! На Изольде я женился по настоянию отца и в счет ее брать не хочу. Флора будет моей первой и последней женой!

— Э-э, похоже, наш друг серьезно втюрился, — прогремел Колдуэлл. — За тебя, дружище! Как только получишь разрешение на развод в Ватикане, шли нам приглашение на свадьбу.

— У меня в Вашингтоне есть хороший адвокат, — сказал один из друзей Адама, конгрессмен. — Зовут Том Бартон. Собаку съел на разводах. Исхитрился аннулировать двенадцатилетний брак с шестью детьми. Говорит, деньги разрубят любой узел.

— Спасибо, — отозвался Адам. — Скажу Джеймсу, чтоб связался с этим Бартоном. Хотя главным будут крючкотворы в Париже — там все решится.

— Слушай, — хлопнул себе по лбу Колдуэлл, — а твоя леди часом не того? — Он многозначи-тельно сложил руки на своем животе. Брюхо было такое большое, что не пришлось отодвигать руки, чтобы показать беременность. — То-то я гляжу — заторопился! В этом случае колесики закона надо вращать с бешеной скоростью!

— Нет, ребенка она не ждет, — лаконично ответил Адам. — Просто я не могу жить по-старому.

— А красива, ничего не скажешь! — воскликнул конгрессмен. — Что ж, счастья тебе и удачи! Но ты и сам по себе удачливый — тебе и желать ничего не нужно!

— Спасибо, друзья, спасибо, — повторял Адам. — Как только дело уладится, разошлем приглашение на свадьбу. Так что планируйте поездку на Запад. Надеюсь, уже в этом году.

— К тебе разве проберешься? По дороге в ваши края полным-полно воинственных краснокожих! — сказал Колдуэлл.

— Не робейте. Вышлю хороший эскорт. Племя лакотов действительно наши давние враги, и неприятностей от них предостаточно.

Адам не стал упоминать то, что в прошлом году лакоты приходили с дарами и хотели помириться с абсароками, чтобы вместе нападать на белых, — да ничего не вышло. Эти тонкости были неуместны в разговоре с Колдуэллом и его компанией, настроенной не слишком-то дружелюбно ко всем индейцам. В разговорах с ним тему краснокожих обходили, и он старался не нарываться на споры.

— А вы дружите с этими… как их… — произнес Грант Путнем.

— С абсароками, — подсказал Адам. Для Путнема, жителя Восточного побережья, индейцы были или благородными дикарями из книжек, или опасными негодяями, которых западные жители называют опасными головорезами.

— Чего уж там, — прогремел Колдуэлл. — У меня у самого бабка была из команчей. Так что мне нечего деликатничать с Адамом. Ну, смугловат наш друг, ну, в ушах у него серьги — зато душой мужчина и в покер играет как никто! Грех такое говорить, но для меня большое счастье, что ты уезжаешь из Саратоги — главный соперник долой, и я сразу начну выигрывать за карточным столом.

— Вот видишь, Колдуэлл, все к лучшему в этом лучшем из миров, — рассмеялся Адам, обнимая человека-гору. — От такой, как Изольда, надо держаться на расстоянии в несколько тысяч миль. Ну, джентльмены, спокойной ночи и не поминайте меня лихом. Так договорились — жду всех на свадьбе!

Выйдя на Матильда-стрит, Адам свернул по направлению к отелю «Кларендон». Он шагал тороп-ливо — времени упаковаться оставалось в обрез.

В правильности своего поспешного бегства граф не сомневался. Изольда приехала неспроста. Поэтому нужно как можно быстрее убрать Люси подальше от этой хищницы. Любые планы Изольды будут девочке во вред.

Занятый размышлениями, Адам не обратил внимания на то, что за ним по многолюдной вечерней улице неотвязно следует какой-то мужчина. Из баров неслась музыка, гуляющих в этот поздний час было предостаточно.

Ближе к «Гранд-отелю» толпа поредела. Дальше была только одна гостиница — тот самый «Кларен-дон», где он остановился.

Адам был доволен собой. В итоге все устроилось, и теперь они с Флорой умчатся на родное ранчо. Он на ходу задрал голову и посмотрел на усыпанное звездами небо. Благодать!

И в этот момент раздался выстрел.

А за ним еще один.

Адам не думал, в кого стреляют. Приученный годами жизни в неспокойном краю к машинальной стремительной реакции, он просто упал на землю, откатился в сторону и быстро на четвереньках добрался до ближайшего столба. Там вскочил и стал боком. Какая досада, что у него нет с собой оружия! У себя в Монтане он такой глупости себе не позволяет! Там это может стоить жизни. Оказывается, и здесь следовало быть начеку.

Он осторожно выглянул из-за столба.

Снова выстрел. Небольшая пауза — и еще.

Шагах в тридцати от него, в тени вязов, прятался мужчина. Было трудно разглядеть, кто это. Однако Адам догадался, что это Фрэнк Сторхэм. Да, его манера двигаться. Точно он.

Прохожие сразу бросились врассыпную, теперь улица на сто метров вперед и назад была пуста. Даже швейцара с порога «Кларендона» как ветром сдуло. Залитый светом портик отеля был ближайшим, хорошо освещенным местом на этом участке улицы.

— Проклятый краснозадый! — прокричал Фрэнк из-за дерева. — Я тебя чуть-чуть не достал. Погоди, рано или поздно я тебя убью. Ты от меня не уйдешь!

Адам сообразил, что в подобной ситуации саратогские полицейские на помощь не придут: под пули лезть они не приучены. Их философия проста: пусть джентльмены сами между собой разбираются. Что касается Фрэнка, то он из тени деревьев не выйдет и стрелять больше не будет по очень простой причине: он понял, что у его противника, увы, нет с собой оружия и, значит, не удастся выдать происшедшее за благородное и взаимное выяснение счетов. А повиснуть на виселице за обычное убийство из-за угла Фрэнк вряд ли захочет. Стало быть, достаточно переждать за столбом, и подлец тихонько улизнет — тенью, тенью и прочь. Но это не выход. Это означает дать Фрэнку Сторхэму свободу коварно напасть из засады снова — скажем, когда они с Флорой поедут на станцию или в поезде на пути в Монтану.

Получалось, что с Фрэнком надо разобраться прямо сейчас и навсегда.

Все это мелькнуло в голове мгновенно. Решение было принято.

Пока Фрэнк перезаряжал револьвер, Адам прикинул расстояние: примерно ярдов тридцать по открытому месту, хотя и залитому лунным светом, но прорезанному несколькими глубокими тенями. Итак, тени должны выручить. К тому же Фрэнк наверняка опять сильно под мухой — второе преимущество. Если Адам бросится к нему, Фрэнк удирать не станет. Он начнет стрелять — это понятно. Значит, все зависит от быстроты Адама.

Он зигзагами бросился вперед.

Когда Фрэнк возобновил стрельбу, Адам был уже за деревом, в глубокой тени и очень близко от врага. После того как Фрэнк расстрелял новую обойму и стал возиться с перезарядкой, Адам выскочил из-за дерева и с ножом в руке устремился в сторону Фрэнка.

Тот услышал топот его ног, быстро вышел из-за кустов, сжимая револьвер перед собой обеими руками и целясь в противника. Мгновением раньше, чем он нажал на курок, Адам метнул нож, который по рукоятку вошел в сердце Фрэнка. Даже не охнув, он упал на землю, один раз дернулся всем телом и навечно замер.

Адам подошел к распростертому телу, наклонился над ним и проверил, жив ли Фрэнк. Увы.

Убивать Адаму было не впервой, и никакой жалости он сейчас не испытывал. Собаке собачья смерть. Однако последствия этого события будут самые удручающие. Властей Адам всерьез не опасался, хотя надо побыстрее уносить ноги, чтобы не объясняться с шерифом. Настоящая опасность — Нед Сторхэм. Он и без того имеет небольшую армию бандитов, которые охраняют его пастбища и совершают рейды на чужие земли. После гибели брата Нед пуще прежнего станет претендовать на пастбища Адама, уже имея «законный» повод: кровную месть. Следовательно, надо организовать свой отряд для защиты долины Аспен от сторхэмских головорезов. Это хлопотно и неприятно. Придется жить в состоянии постоянной войны. Новое кровавое столкновение с Недом Сторхэмом и до смерти Фрэнка было делом времени. Но прежде имелась хоть какая-то возможность прийти к мирному договору. Теперь грядет борьба не на жизнь, а на смерть…

Адаму хотелось пнуть труп ногой. Хоть и сдох оболтус, а жизнь ему все-таки отравил. Пьяный дурак! Дернул его черт искать приключений на свою голову! Не умеешь стрелять, не умеешь ходить трезвым на дело — и не лезь!

Вырвав нож из груди Фрэнка, Адам вытер лезвие пучком травы, сунул смертоносное оружие за пояс и легкими быстрыми шагами пошел прочь, держась самых темных мест. В отель он войдет с заднего входа. Надо как можно быстрее собраться и покинуть город. Сейчас, когда Изольда дышит ему в затылок, быть притянутым к формальному расследованию совсем ни к чему.

Через десять минут, сделав изрядный круг по боковым улицам, Адам вошел в свой отель через заднюю дверь.

20

Уже открывая дверь номера, Адам ощутил знакомый аромат камелий. Это было как удар в солнечное сплетение.

Изольда здесь!

Он оказался прав.

Негодяйка сидела на диване в гостиной и испытующе щурилась на него.

Молодой человек закрыл дверь и привалился к ней спиной. На плечи налегла жуткая усталость: он только что убил человека, надо было скорей уносить ноги… И вот — новое испытание. Если Изольда бесстрашно заявилась к нему в номер, значит, задумала какую-то мерзость…

— Как ты сюда попала? — предельно вежливым тоном спросил он.

— Ночной портье проявил любезность, когда узнал, что я твоя жена, — сказала Изольда.

Она была в вечернем платье, с обилием бриллиантов. Это неприятно напомнило ему их свадьбу: тогда она тоже была вся увешана этими побрякушками.

— Где миссис Ричардс? — спросил Адам, имея в виду повариху, которая приглядывала за дочкой.

Молодой человек говорил спокойно. Однако его правая рука лежала у бока, словно он собирался вот-вот выхватить револьвер.

— Где же ей быть, как не с нашей дорогой девочкой. И не надо так страшно таращиться на меня. Они обе находятся в безопасности.

«В безопасности» ничего хорошего значить не могло.

— Кто еще в номере? — в ярости выдохнул граф.

— Только мой кучер и горничная, дорогой.

— Где они? — спросил Адам, быстро оглядываясь на двери в остальные комнаты.

— Они охраняют Люси и миссис Ричардс, — ответила Изольда с ядовитой ухмылкой.

— Насколько я понимаю, Изольда, — сказал Адам, сознавая всю серьезность ситуации, — ты чего-то добиваешься от меня. Отчего бы нам не поговорить по-человечески? Давай придем к полюбовному решению, которое устроит нас обоих. — Он был готов на любые условия — лишь бы побыстрее забрать Люси и уехать из Саратоги. — Я догадываюсь, что тебе нужны деньги. Тебе всегда были нужны от меня только деньги, и ничего другого. Назови сумму.

— Ба, каким же циником ты стал, сердце мое! — насмешливо протянула Изольда. — Надо полагать, это все дурное влияние твоей шлюшки.

— Послушай, Изольда, — не повышая голоса, сказал Адам, хотя ему хотелось задушить эту надменную стерву, — оскорблениями мы способны обмениваться до самого утра — достаточно только начать. Но я, видишь ли, спешу и поэтому давай не устраивать состязания в сквернословии. Скажи прямо, чего ты хочешь. В восемь утра я уезжаю в Монтану, так что нет времени попусту препираться.

— Завтра в восемь? Замечательно! Значит, уедем вместе.

— Нет. И не мечтай.

— Фи, как грубо, сердце мое! Неужели ты не возьмешь меня с собой на ранчо?

— Не глухая. Я сказал «нет».

Лучше расстаться с половиной состояния, чем хоть день терпеть Изольду в том райском уголке Монтаны, который она столько лет превращала в ад.

— Извини, но я никак не могу согласиться с этим «нет».

И вдруг в ее правой руке оказался «дерринджер» — она держала его между оборками платья.

Дуло было направлено ему прямо в грудь.

Адам не поверил своим глазам. Дважды на протяжении одного часа! Похоже, злые демоны сегодня вечером усиленно охотятся за ним.

Он сделал глубокий вдох и спокойно сказал:

— Слушай, Изольда, ты что затеваешь? Не воображай, что, убив меня, ты станешь хоть на цент богаче. Из моего завещания ты исключена, а оговоренное в брачном контракте ежегодное содержание ты будешь получать лишь до моей смерти.

— А я и не буду тебя убивать, голубчик. Я здесь, чтобы переспать с тобой.

Это было сказано тем же безмятежным тоном, каким за столом говорят: «Передайте мне, пожалуйста, соль».

— Ты что, рехнулась? — ошарашенно спросил Адам. Обычно неизменно хладнокровный в моменты опасности, он теперь потерял самообладание. Шок был слишком велик.

— Ну, ну, не ерепенься, — с нарочито ласковой улыбкой промолвила Изольда. — Ты привык обслуживать зараз целую ватагу женщин. Так что давай перепихнемся по-быстрому — и гуляй.

— Что и говорить, француженка, голубая кровь! — сказал Адам, презрительно кривя губы. — И эта милая лексика парижской проститутки!

— Не строй из себя ангела!

— Нет, кошечка, я пас. Я в эти игры не играю.

Сейчас он с большим бы удовольствием сунул голову под нож гильотины, чем полез под юбку Изольды.

— Нравится тебе или нет, но ты со мной переспишь.

— Это как же? В приказном порядке у меня просто не встанет.

— Нужда заставит — и мертвый встанет.

— Ошибаешься. Стреляй, все равно ничего от меня не добьешься. Ну же, жми на курок.

Он стоял в дверях, она сидела на диване в дальнем конце гостиной. С такого расстояния убить из «дерринджера» затруднится даже опытный стрелок. Так что можно надеяться на незначительную рану. А вот его револьвер, до которого пальцам всего лишь несколько дюймов… его револьвер с такого расстояния уложит ее несомненно.

— Зачем мне убивать тебя? Пусть лучше мои слуги убьют миссис Ричардс. Одной поварихой меньше — велика ли беда?

И это было сказано спокойным тоном. Словно графиня обсуждала покупку шляпки нового фасона.

Все это выглядело полнейшим абсурдом. Но, когда дело касается Изольды, ни в чем нельзя быть уверенным. Возьмет и впрямь прикажет убить повариху, с нее станется. Адам видел, с какой жестокостью и с каким упоением Изольда однажды избивала хлыстом для верховой езды свою горничную — за какую-то мелкую провинность. Неизвестно, чем бы это закончилась, не войди он случайно в комнату, напуганный визгом несчастной девушки.

— Хорошо, — сказал Адам. — Где будем совокупляться? На софе, где ты сидишь? Или в другом месте?

— Софа подойдет. Но позволь мне позвать пару свидетелей.

И тут до него дошло, что она задумала.

Два свидетеля необходимы для того, чтобы официально подтвердить наличие плотских отношений между супругами.

Неужели Изольда уже сообразила, что он выберет самый сложный и самый надежный способ развода, а именно обратится в папскую курию? Нет, это здесь ни при чем. Для Ватикана ни дети, ни фактические брачные отношения не имеют значения. Папа Римский вправе по своей воле разорвать любые брачные узы, безотносительно к частным обстоятельствам расторгаемого союза. Итак, причина выходки Изольды другая. Какая именно?

Адам лихорадочно соображал. Ситуация сложилась необычная, и надо было, как при игре в шахматы, успевать думать на несколько ходов вперед.

Значит, она беременна! Барон ее успел обрюхатить! Да, лишь так можно объяснить тот бред, что сейчас происходит. Она хочет баронского ребенка выдать за законного.

Какая гнусная ирония судьбы! Женщина, ему отвратительная, патологически равнодушная к детям, способна рожать, как кошка. А любимая женщина этой возможности лишена.

Адам хотел бы иметь еще одного ребенка, но только, разумеется, не от Изольды!

Когда на призыв Изольды в гостиную вышли из спальни Люси ее слуги, кучер и горничная, Адам в первую секунду опешил.

Кучер был сказочно красивый, нагловатого вида молодой парень. В голове Адама даже мелькнула мысль: а не этот ли молодец является папашей Изольдиного выблядка?

Под стать разбитному красавцу кучеру была и горничная — девушка по-своему смазливая, с дерзкими глазами. Нахально ухмыляясь, она уставилась на Адама, как-то плотоядно облизывая губы — словно и сама была не прочь подлечь под него вместо хозяйки. А впрочем, говорили ее глаза, пусть мне не перепадет, так хоть потешусь, глядючи, как другим сладко.

Адам холодным взглядом молча наблюдал, как горничная, по знаку Изольды, заперла дверь в спальню Люси — чтобы миссис Ричардс не имела возможности убежать.

Он бросил быстрый взгляд на часы, стоявшие на каминной доске. Нужно поспеть на станцию вовремя — вместе с Люси и миссис Ричардс, но без излишнего багажа, коим является Изольда и парочка ее слуг-сообщников, по которым явно виселица плачет. О переговорах теперь и думать нечего. Тут заваривается, с учетом уже имеющегося трупа на улице, такая крутая каша, что надо выворачиваться любой ценой: речь идет о выживании.

— Ну, все готовы? — насмешливо осведомился Адам после того, как кучер вынул из кармана револьвер и взвел курок, а Изольда передала свой «дерринджер» служанке, которая наставила его на Адама — явно привычной к оружию бестрепетной рукой.

Глядя в сразу две направленных на него черных дыры, Адам иронически крякнул и сказал:

— Давненько я не работал членом перед публикой. В последний раз приходилось делать это в компании лет в шестнадцать, когда разврат в новинку и хорош при любых обстоятельствах.

Кучер пожирал Изольду такими откровенно влюбленными глазами, что Адам уже почти не сомневался в том, кто «счастливый отец». И некоторый ревнивый блеск в глазах смазливого плебея только подтверждал догадку Адама.

— Пожалуйста, доставь мне хорошенькое удовольствие, Адам, — сказала Изольда. — Ведь ты в этом деле мастак. — Она сбросила туфли и улеглась на диван, после чего добавила: — Иди сюда. А потом мы все вместе поедем в Монтану.

— Совсем забыл, какая ты тонкая и романтическая натура, — мягко произнес Адам, подходя к дивану. — Два-три твоих слова, и я уже объят непреодолимым желанием!

— Не болтай насчет романтизма. Со мной это не пройдет. Я знаю, что тебе нужно от женщин. Не сюси-пуси, а чтоб они побыстрее ноги раскидывали — вот и вся твоя романтика.

— Что ж, — спокойно молвил Адам, присаживаясь на край дивана, — постараюсь не ударить в грязь лицом и доказать, что слух о моих потрясающих постельных талантах нисколько не преувеличен. Дорогуша, а ты по-прежнему визжишь поросенком во время оргазма?

Он явно попал в точку, потому что краем глаза, снимая туфли, видел, как кучер густо покраснел.

Адам насмешливо посмотрел на приспешников своей жены и наставительно сказал им:

— Ребята, глядите внимательно. На «бис» не повторяю. — Затем повернулся к женщине, которая ухитрилась превратить его жизнь на многие годы в сущий ад: — Дорогуша, закрой глазки и думай о деньгах.

Быстрым жестом он задрал ей юбку на живот, после чего положил обе руки ей на плечи, словно намеревался поудобнее уложить ее. Но в следующий момент его правая рука метнулась под манжету панталон и выхватила оттуда небольшой нож с костяной ручкой. Еще секунда — и он рывком поднял Изольду, развернул перед собой лицом к «публике» и приставил нож к ее горлу. Из-под плотно прижатого лезвия выкатилась пара крупных капель крови.

— А теперь, друзья мои, — сказал Адам, дико блестя черными глазами, — давайте-ка обсудим ситуацию на полном серьезе.

Ни кучер, ни горничная не проронили ни слова. Парень шагнул было вперед, но Адаму стоило лишь прямо взглянуть ему в лицо.

— Будешь дергаться, Изольда, — сказал он, — резану до смерти. Ты знаешь, я это умею, я охотник с шести лет. Рука не дрогнет. В данный момент я испытываю к тебе такие горячие чувства, что лучше на рожон не лезь. — За годы брака он ни разу не поднял на нее руку. Даже простой пощечины, и той себе не позволил. Но вот — довела-таки. — А вы, ребята, бросайте свои хлопушки, — приказал он кучеру и горничной, наконец, доставая из кобуры свой револьвер. — Не геройствуйте. Я вашу госпожу убью без малейших колебаний. Право имею — после всего, что она со мной творила. Но я ее пощажу, если вы будете послушны.

Он не хотел крови, не хотел палить из револьвера. Сейчас, когда до отхода поезда так мало времени, ему ни к чему затевать стрельбу в номере фешенебельного «Кларендона».