Семья Стерлинг - Торжество любви

— Испугался могущества шотландских клинков! — выкрикнул кто-то из-за стола.

Губы Иена изогнулись в ухмылке.

— И мы знаем, что не напрасно. Английский меч не идет ни в какое сравнение с шотландским клинком.

— Что же теперь будет? — спросила Сабрина, когда они остались одни.

Иен задумчиво посмотрел на жену.

— Судя по всему, война не закончилась. Англия не желает признавать независимость Шотландии, хотя поговаривают, что сын Длинноногого Эдуард вовсе не тот король, каким был его отец. Что же до Брюса, он по-прежнему объединяет сторонников, и боюсь, что его кровавая распря с Коминами и их родственниками еще не завершилась.

Сабрина нежно коснулась его руки. То, что ей предстояло сказать, вызывало боль, но она понимала, что должна это сделать.

— Я знаю, у тебя есть причина сомневаться во мне, но я поняла, что ты прав. На карту поставлено благополучие Шотландии. Роберт Брюс сделал многое, что другие считали невозможным: объединил прежних врагов против общего зла — англичан.

Взгляд Иена обострился, словно он старался проникнуть в самую душу жены. Потом похлопал ее по щеке.

— Я рад, что ты считаешь так, дорогая. Очень рад.

Следующие несколько дней прошли без особых событий. Солнце неумолимо припекало, и ребенок с каждым часом прибавлял в весе. Сабрина не выдерживала, если не ложилась после полудня отдохнуть.

Но в этот день отдохнуть не пришлось. Только она легла, как со двора послышались шум и крики. Она подбежала к окну.

— Всадники! Скачут сюда!

Иен тоже услышал тревожные возгласы и бросился прямо в конюшню. Через несколько секунд в клубах пыли он уже вылетал из ворот. Воздух наполнил топот копыт — с полдюжины всадников гнались за налетчиками. Иен присоединился к ним и по крайней мере в троих узнал людей из личной охраны Брюса. Трое налетчиков скакали впереди. Но вот они разделились. Один из них повернул к лесу, и Иен быстро погнался за ним. Боковым зрением он заметил, что двое других тоже кинулись врассыпную — один на север, другой на запад. «Умно, — подумал Мак-Грегор, — так они в десятки раз увеличивают свои шансы скрыться».

Его глаза сузились, он весь собрался в седле и нещадно пришпоривал коня. Наконец беглец оказался на опушке леса и скрылся среди деревьев. Иен чертыхнулся и перешел на рысь. Он непрестанно посматривал по сторонам, стараясь вовремя заметить малейшее движение.

Внезапно Йен замер. Инстинкт воина предупреждал об опасности, но предпринять он ничего не успел: сильный удар в спину выбил его из седла, и он повалился на груду листьев. Оглушенный, Иен секунду лежал и вдыхал терпкий запах влажной земли, но в следующий миг перекатился на спину и полез в сапог за кинжалом. Пробившийся сверху солнечный луч сверкнул на блестящей стали — кинжал взвился в воздух и упал, разметав прошлогодние листья.

— Не стоит, — раздался голос. Над Иеном, расставив ноги в сапогах, стоял человек.

Морщась от боли, Иен разглядел врага. Боже праведный, им оказался Джеми Мак-Дугал!

Противники узнали друг друга и обменялись пылающими взглядами. Меч Джеми взвился высоко в воздух, готовый к смертельному удару. В ледяных голубых глазах Мак-Дугала Иен заметил лихорадочную жажду сражения и собственный конец, и тысячи мыслей пронеслись в его голове.

Но меч так и не опускался. Время тянулось мучительно долго. Иен скрипнул зубами.

— Ну же, кончай! Нечего тянуть, кончай!

Но Джеми так и не нанес удара.

— Не могу тебя убить, — с трудом проговорил он.

— Какого черта? — прохрипел Иен.

— Не буду убивать. Не могу!

Ветер донес издалека отрывистые крики.

Иен вскочил на ноги — его мозг лихорадочно работал. Но он не потянулся за мечом, вместо этого свистнул коню. Тот выглянул из кустов, где щипал траву, и подбежал к хозяину.

Иен набрал полные легкие воздуха.

— Дай мне твой кинжал.

Джеми остался недвижим, только кустистые брови сошлись у переносицы.

— Ради Бога, парень, дай мне твой кинжал. Я скажу остальным, что ты меня ранил.

Чувство облегчения отразилось в сияющих голубых глазах. Джеми достал длинный кинжал и бросил его Иену: — Держи! — И тот, ни секунды не колеблясь, вонзил его себе в левое плечо. Клинок пробил одежду и погрузился в тело, и Иен, чтобы не застонать от накатившей волны боли, крепко сжал зубы.

— Беги, — с трудом произнес он. — Бери мою лошадь и беги!

Боль сделалась немилосердной. Иен опустился на колени, смутно различая какие-то звуки. Его глаза были крепко зажмурены. Только бы Джеми поспешил…

Но вот опушка леса содрогнулась от топота копыт, и всадники осадили разгоряченных коней.

— Ну-ка, парень, не спеши! — раздался чей-то крик. Иен покачнулся, его сердце упало. Серые глаза встретились с голубыми. Небо свидетель, он сделал все, что мог. Но оказалось слишком поздно.

Среди тех, кто вскоре въехал в деревню, оказался сам Роберт Брюс. Он вынес приговор: Джеми Мак-Дугала на рассвете повесить.

Пока Фрейзер бинтовал рану Иена, он прикидывал, как бы преподнести эту новость Сабрине.

Заскрипели дверные петли, прошелестели юбки, и нежный аромат лаванды возвестил о ее появлении. Сабрина прошла прямо к стулу, на котором сидел Иен. Он не видел ее вопросительного взгляда, но Фрейзер ободряюще улыбнулся.

— Не волнуйся, скоро поправится, — проговорил он и, кивнув, оставил мужа с женой наедине.

В комнате повисло молчание. Ни один из супругов не проронил ни слова. Только Иен ощущал на себе изучающий взгляд жены. У него засосало под ложечкой: что думала о нем Сабрина? Наверняка осуждала. Без сомнения, винила. Заговорив, он так и не поднял на нее глаз.

— Не я его брал в плен.

Иен с напряжением ждал. Ждал, как ему показалось, бесконечно долго. Но вот почувствовал легкое прикосновение к укрывавшим плечо бинтам.

— Это он сделал? — Голос Сабрины казался не громче дуновения ветерка. Иен покачал головой. Как все случилось на самом деле, теперь не имело значения. Когда-нибудь он расскажет ей правду. Когда-нибудь, но не теперь.

В ее вздохе чувствовалось явное облегчение.

Иен медленно поднял голову: встретиться взглядом с женой оказалось труднее всего. Уж лучше бы было оказаться в пылу сражения, чем здесь, в этой комнате.

— Брюс сам вынес приговор, — сказал он очень спокойно. — Его должны повесить на рассвете.

Глаза Сабрины наполнились слезами, и сердце Иена болезненно сжалось. Жена опустилась перед ним на колени, голова ее поникла. Пальцы вцепились в его руки. Когда она наконец подняла глаза, ее губы дрожали.

— Пожалуйста, Иен! Ты не можешь позволить ему умереть.

— Джеми охраняют не меньше дюжины людей. Пытаться его освободить — значит рисковать головой. — На душе стало чернее тучи. Он ей абсолютно безразличен. Жизнь Джеми дороже жизни собственного мужа. Потому что она его любит…

— Я не молю тебя об этом. Но ты можешь обратиться к Брюсу и попросить сохранить Джеми жизнь. Он его, конечно, не освободит, но, может, не пошлет на виселицу. Умоляю тебя, Иен… ты один способен его спасти. Ты один!..

Он понял, что Сабрина вот-вот расплачется.

Иен предложил Брюсу и его свите апартаменты на ночь. И в это время они как раз ждали его внизу.

Делать было нечего — отказаться он не мог: Сабрина возненавидела бы его на всю оставшуюся жизнь. С другой стороны, казалось неразумным превращать Брюса во врага, вымаливая у него жизнь Джеми Мак-Дугалу.

Молчание становилось гнетущим. Сабрина сдавленно всхлипнула.

— Так что, Иен, не можешь? Или не хочешь?

Он медленно поднялся во весь свой громадный рост и выдернул у нее руку, а Сабрина, как была, так и осталась на коленях, но глаза смотрели умоляюще.

— Хорошо, я его попрошу. Но предупреждаю, надежды мало, что Брюс согласится.

Лицо Сабрины благодарно засияло.

— Спасибо, Иен! — Ее губы дрогнули. — Большое спасибо.

Он вышел, не сказав ни единого слова, — не позволило странное смущение в груди. Сострадание не было чуждо душе Иена, но в тот миг его будто окутало черное облако горечи. Помимо воли мучила мысль: если бы ему грозила смерть, стала бы так же жарко вымаливать ему жизнь Сабрина?

Ответа Иен не находил, и это терзало его сердце. Ужиная с Брюсом, он ждал подходящего момента. И пока они ели, думал, что Эдуард Английский, должно быть, сожалел, что связался с таким человеком, как Роберт Брюс, воином внушительной внешности и несгибаемой воли.

После того как подали последнее блюдо и убрали тарелки, Брюс отпустил своих людей и повернулся к Иену: — Тебя что-то тревожит?

— Да, сир, — едва заметно улыбнулся тот. Нет смысла больше тянуть. Он сразу посерьезнел. — Дело касается пленника, Джеми Мак-Дугала.

— Что с ним такое?

— Только прошу вас не гневаться — я ни в коей мере не подвергаю сомнению ваше решение. И, в свою очередь, прошу не сомневаться в моей верности…

Брюс хлопнул его по плечу.

— Ты давно сражаешься за меня, Иен. Я это ценю. Так что говори прямо: чего тебе надо?

— Хорошо, сир. Моя жена, Сабрина, родом из долины, из клана Кинкейдов. В юности она едва не была помолвлена с Джеми Мак-Дугалом и теперь глубоко переживает, что он должен умереть. Ради нее прошу вас, конечно, не освободить, а только сохранить жизнь вашему пленнику.

— Последние месяцы Джеми Мак-Дугал был бельмом у меня на глазу. Ты сам это прекрасно знаешь, Иен.

— Знаю, сир, и прошу только из уважения к чувствам жены. Иначе бы никогда не решился.

Брюс кивнул и, откинувшись на стуле и потирая бородатый подбородок, какое-то время смотрел на колеблющееся пламя, свечи. Наконец он покачал головой: — Я не отмахиваюсь от твоей просьбы, Иен, но не могу править слабой рукой. Стоит раз проявить себя нерешительным и мягкотелым, таким тебя станут считать всегда. Я государь Шотландии, защитник земли и народа, и должен вести себя подобающим образом. Если враги проникли на мою территорию — Комины или Мак-Дугалы, — с ними надо поступать со всей строгостью, чтобы впредь было неповадно бунтовать. Мое решение остается неизменным. Джеми Мак-Дугала повесят на рассвете.

С тем он пожелал Иену доброй ночи и откланялся. Мак-Грегор сидел в мрачнейшем расположении духа, а минуты бежали одна за другой.

Негромкий звук дал ему знать, что рядом находится кто-то еще. Он поднял глаза и увидел Сабрину. Жена стояла, положив ладонь на округлившийся живот. Внешне она выглядела спокойной, но Иена ей обмануть не удалось. Молча, она вопрошающе смотрела на него огромными потемневшими глазами.

У Иена моментально пересохло в горле. Он не мог подобрать ни единого слова. Лицо сковало, как и язык, и он только покачал головой.

Кровь отхлынула у Сабрины от щек. Губы беззвучно шептали: «Нет…» Иен вскочил на ноги, прежде чем сам успел сообразить. Сабрина повернулась и бросилась вон, и ее крик отдавался в самых сокровенных уголках его души.

Руки Иена безвольно упали. Он смотрел, как Сабрина бежала по лестнице, и жестоко себя упрекал. Он не побежал за женой — знал, что ей нужно побыть одной и она ничего от него не хотела…

Ему хотелось треснуть кулаком по стене. Но вместо этого он подошел к камину. Плечи опустились, точно он был не моложе древних седых звезд.

Там, у огня, он провел всю ночь.

Пронзительный крик петуха возвестил о начале нового дня.

Толпа зевак уже начала собираться на круче, где была возведена виселица и с перекладины свешивалась длинная веревка.

В возбуждении никто не заметил беременной женщины, которая, склонив голову и не поднимая от земли глаз, приблизилась к краю толпы.

— Начинайте! — приказал властный голос. Человек с тяжелым подбородком потер руки и радостно завопил: — Да, да! Начнем, повесим предателя!

— Пора! Уже рассвело, и мы заждались! — подхватили остальные.

Утренний ветерок унес прочь остатки ночного тумана. На востоке появились нежные розовые и янтарно-золотистые полосы, над которыми возвышались величественные остроконечные вершины гор.

Занимался ясный, солнечный день…

У Сабрины все внутри онемело. Ей претило желание селян насладиться жестоким зрелищем, и от их бесчувственности еще сильнее ныла душа. Но возненавидеть их она не могла: для жителей деревни Джеми Мак-Дугал не был близким человеком. Они не знали его так хорошо, как Сабрина, не касались его рук, не верили ему…

Он был враг, предатель человека, который теперь считался их королем.

— Ведут, ведут! — Толпа взорвалась криками.

Мак-Дугал возвышался над своими тюремщиками на полголовы. Светлые волосы сияли на солнце и отливали золотом. И хотя его руки были скручены за спиной, в нем не ощущалось ни страха, ни робости. Шаг был твердым, плечи гордо расправлены, глаза смело взирали вперед. Он встречал смерть так, как когда-то жил: отважно и без боязни.

Сердце Сабрины рвалось к нему.

— Джеми, — шептала она. — О Джеми, да поможет тебе Бог!

Вот он ступил на табурет, на шею ему накинули петлю, и Сабрина почувствовала собственной кожей прикосновение жестких ворсинок. Теплые лучи солнца касались лица, свежий ветерок был напоен ароматом трав, над головой синел купол бездонного неба.

«Изумительный день», — с болью подумала Сабрина.

Священник произнес напутственное благословение, и его место занял палач в капюшоне. Он спросил, не желает ли осужденный сказать последнее слово.

Джеми обвел глазами толпу.

— Да! — выкрикнул он. — Да здравствует Шотландия!

Сердце Сабрины затрепетало. Она прикусила губу и почувствовала вкус собственной крови. Толпа притихла. Казалось, безмолвие разлилось по всему миру.

Палач выбил табурет из-под ног Джеми. Звук был таким, словно меч пронзил Сабрину насквозь.

Тело повешенного дернулось. Справа кто-то радостно воскликнул: — Гляди, как малый выплясывает!

Крики толпы слились в один неразборчивый гул. Сабрина почувствовала дурноту. Тошнота подкатывала к горлу, словно пена кипящего моря. Она не поняла, когда рядом появился Иен. Выражение его лица казалось диким. Сильная рука обвила плечи жены — он попытался укрыть ее голову у себя на груди.

— Не смотри! — хрипло приказал он. — Не смотри! Сабрина отбивалась изо всех сил, хотя не проронила ни звука. Она повернула голову, и взгляд ее огромных немигающих глаз устремился к виселице. Наконец Йену удалось заставить ее отвернуться, и в тот же момент Джеми прекратил борьбу.

Рев пронесся по толпе, и Иен почувствовал на щеке дыхание жены, словно последний вздох вырвался не только у повешенного, но и у нее. Он застонал. А Сабрина молчала, но на коже он ощущал влагу ее слез, и это разрывало его сердце надвое.

Йен поднял жену на руки и громко закричал: — Расступитесь! Дайте пройти!

Глава 22

Она так и не зарыдала. Но лучше бы излила свое горе слезами. Бушевала. Плакала…

Она оказалась намного сильнее, чем он думал. Намного сильнее, чем он воображал…

Только вцепилась в него, скрутив пальцами полотно рубашки, и хрипло, с трудом дышала.

В спальне Сабрина направилась прямо к кровати, и в тот миг, когда их объятия распались, отвернулась от него, спрятав лицо.

— Оставь меня, — проговорила она слабым, сдавленным голосом. — Пожалуйста, оставь: Йен весь напрягся, губы вытянулись в прямую, жесткую линию, руки сжались в кулаки. Жена прогоняла, ему это было нестерпимо. Он внезапно вскипел. Черт побери!

Как она смеет отворачиваться? Ничем не хочет делиться, даже собственной болью!

Иен повернулся и вышел из комнаты. В зале он попытался найти утешение на дне рога с элем. Прошло немало времени, прежде чем на него упала чья-то тень. Он поднял глаза и увидел дядюшку Малькольма. Указал на лавку напротив и пригласил: — Присаживайся.

Старик сел, но смотрел на Иена как-то странно. И он, не зная, что сказать, смущенно пробормотал: — Рад, что ты поправляешься, дядюшка.

— Зато ты, парень, выглядишь совсем больным. Или боль гложет сердце?

Иен чуть заметно улыбнулся. Иногда старик бывал невероятно прозорливым.

— Человек, которого вчера захватил отряд Брюса и которого сегодня утром повесили, — Джеми Мак-Дугал.

Он говорил нарочито спокойно.

— В это никто не посвящен, но когда-то они с Сабриной хотели стать мужем и женой.

Кустистая бровь старика удивленно поднялась.

— Вот как? — нахмурился он. — И теперь девочка переживает?

— Конечно, дядюшка. — Иен смутно сознавал, что это эль развязал ему язык. — Она до сих пор его любит.

— Ты, парень, ошибаешься.

— Если бы, дядюшка…

Малькольм с размаху ударил кулаком по столу.

— Совсем ослеп! Ничего не видишь!

— Что я должен видеть? — возмутился Иен. — Она до сих пор наверху. Горюет по своему любимому.

— А тебе не приходит в голову, что она горюет по другу, которого потеряла? — прикрикнул старик на племянника. — Что в этом плохого, скажи мне на милость? Ты, парень, должен быть сейчас с женой, а не надираться, как глупый молокосос, элем!

Из уважения к старости дяди Иен ничего не ответил, но раздраженно подумал, что зрение изменило не ему, а Малькольму. Он точно знал, что Сабрина в нем не нуждалась.

— Служанка Эдна говорила, что во время моей болезни Сабрина за мной ухаживала. Когда она появилась впервые, я принял ее за Фионну и накричал. Сам я этого, правда, не помню. Но случаются дни, когда я вообще обо всем забываю. — Малькольм пристально посмотрел на племянника. — Так вот, Сабрина не похожа на Фионну, и ты должен знать это лучше других, потому что ты не такой, как твой придурок отец. Или такой же, если не понимаешь, что она тебя любит?

Малькольм ушел, а Иен остался со своими мыслями и элем. И быть может, именно эль заставил его задуматься, уж не прав ли дядюшка? Неужели Сабрина его действительно любит? Или у старика просто разыгралось воображение? Следующее, что осталось у Иена в памяти, — это то, как он стоял на пороге спальни. Рукой, приоткрыв дверь, заглянул внутрь. Против ожидания Сабрины в постели не оказалось. С растерянным лицом она стояла посреди комнаты, и мокрое платье липло к ее обозначившимся под тканью ногам.

Она медленно повернула голову и, вдруг схватившись за живот, широко раскрыла глаза. Родные черты исказила гримаса боли.

— Иен, — прошептала она, — твой сын идет.

Несколько мгновений он стоял как вкопанный. Казалось, даже сердце стало биться медленнее. Сказанное доходило с трудом: роды начались, ребенок вот-вот должен появиться на свет…

Он рванулся в коридор.

— Эдна! — раздался его громовой крик. — Пошли за повитухой!

Иен тут же вернулся к Сабрине. Выражение ее испуганного лица пронзило его до самой глубины души. Но прежде чем он успел что-нибудь сказать, в спальню ворвалась Эдна и сообщила: — Маркус уже побежал! — И вот она уже распоряжалась: — Ну-ка, миледи, дайте-ка я вам надену сухую рубашку. А потом ложитесь обратно в постель.

Иен стоял поодаль и испытывал странные, тревожные чувства. Когда Сабрина легла, подошел, взял ее за руку и удивился, какими ледяными показались ему пальцы жены. Стараясь подбодрить, спросил, не хочет ли она, чтобы он остался, — Останься. Нет. Уходи! Пожалуйста, уйди! Его улыбка померкла.

— Как хочешь, — грустно ответил он и спустился в зал. Сев там, на прежнее место и как бы застыв, приказал принести еще эля.

К нему присоединились Аласдэр и еще несколько мужчин, но Иен не был склонен разговаривать. Он сидел в мрачном расположении духа и молчал.

В Сабрине он нашел все, что искал, все, о чем только мечтал и о чем даже никогда не подозревал. И теперь приходилось терять ее из-за Джеми. Да, соглашался он, она к нему хорошо относилась. Но любила всегда только Мак-Дугала.

Но ребенок, которого она носила под сердцем, — его!

В ярости Иен стукнул рогом с элем по столу. Гнев подогрел в жилах кровь, и он упрямо выпятил челюсть. «Клянусь Богом, им не удастся выпроводить меня! — яростно подумал он. — В конце концов, это и мой ребенок!» И он решительно, перепрыгивая через две ступени, помчался по лестнице.

Дверь с треском распахнулась. Иена слегка покачивало, и, чтобы удержаться на ногах, он взялся рукой за косяк. Эдна разинула рот, но ничего не сказала.

Розовощекая опытная повитуха Мередит уперла кулаки в круглые, как кочаны капусты, бока и, нисколько не робея, сказала: — Комната роженицы — не место, для мужчины, будь он хоть глава клана или кто другой. Так что извольте выйти отсюда.

Надменная черная бровь упрямо изогнулась.

— Это мой замок, и никто не смеет меня из него выгонять!

Мередит нахмурилась.

Тогда сядьте и не мешайте, Иен сердито посмотрел на нее и даже не вздумал послушаться. В четыре шага оказался у постели. Но то, что он увидел, чуть не повергло его на колени.

Сабрина лежала, привалившись к подушкам, и выглядела маленькой и хрупкой, кожа побледнела, словно выцветшее полотно. Грудь вздымалась и опадала частыми несильными толчками. Когда Иен пододвигал к кровати стул, ее веки дрогнули и открылись.

— Иен, — прошептала она, — тебе не надо здесь находиться.

Его сердце сжалось: зеленые изумрудные глаза были единственными цветными пятнами на бледном лице.

— Да, — мрачно ответил он. — Но я тебе обещал. А раз дал обещание — держи! Помнишь?

Сабрина попыталась улыбнуться, но улыбка превратилась в гримасу боли. Ее снова скрутили схватки, и начавшийся было выдох обернулся низким, утробным стоном. Иен подался вперед, взял из тазика тряпочку и принялся вытирать ей со лба пот.

— Не задерживай дыхание, дорогая, — прошептал он. — Это только усилит боль. — Он знал это по собственному опыту и со слов раненых, за которыми приходилось ухаживать на поле брани. Иен протянул роженице руки и погладил запястья. — Возьмись, любимая, — ободряюще говорил он, — и когда в следующий раз накатит, сожми крепко, как только сможешь.

Мередит с удивлением взглянула на Эдну. Надо же, оказывается, этот мужчина и не такая уж помеха.

Не успел он закончить говорить, как снова начались схватки. Теперь они следовали почти без перерыва. И хотя Сабрина не кричала, ее губы были искусаны в кровь — такая сильная внутри была боль. Иен чувствовал себя потрясенным до глубины души: он впервые осознал, что может потерять жену, — казалось, что человек не в состоянии перенести подобные мучения.

Он побледнел, но продолжал шептать ободряющие слова. Сабрина слабела, силы уходили из нее и уносили дыхание. Схватки становились все сильнее, все болезненнее. Ее скрутил новый спазм, мучительнее и продолжительнее всех предыдущих. Когда он отпустил, потная роженица в изнеможении откинулась на подушки.

Стараясь скрыть от Сабрины страх, Иен с волнением посмотрел на Мередит.

— Это когда-нибудь кончится? — взмолился он. Стоящая в ногах кровати акушерка заглянула под простыню и, к его удивлению, хрипло рассмеялась: — Вы напрасно беспокоитесь, милорд. Уже показалась головка. — Она повернулась к Сабрине: — Ну же, милая. Все почти позади. В следующий раз поднатужься покрепче — ребеночек ждет не дождется появиться на свет!

Ждет не дождется? Вряд ли кто-нибудь может ждать этого больше, чем он, разве что Сабрина. Это они оба ждут не дождутся, чтобы боль поскорее прошла.

Иен и понятия не имел, какая колоссальная сила давила у нее между ног. Раздирающая боль повергла мир в темноту, и, как ни старалась Сабрина, она не могла сдержать крика.

Изо всех сил стиснув ей руки, Иен побелел как полотно.

— Сабрина! — запинаясь, начал он, но его перебил громкий и властный голос Мередит:

— Ну же, девочка, еще немного. Ребенок почти вышел. Роженица собрала остатки сил и наклонила голову.

Она почти не сознавала, что рядом находится растерянный и мрачный муж. Зажмурившись и изогнувшись, Сабрина сильно натужилась. Ногти глубоко вошли в ладони Иена.

Ребенок выскользнул в мир, и в следующее мгновение комнату огласил его пронзительный крик. Сабрина откинулась на спину. Она была в таком изнеможении, что от слабости дрожала.

Потрясенный Иен поднялся. Он понимал лишь одно: теперь все позади. Сабрина жива — он ее не потерял.

Кто-то тронул его за плечо. Рядом стояла вся светящаяся Эдна.

— Взгляните, милорд, какая красотка.

Девушка судорожно всхлипнула. — Настоящая красотка!

На согнутую руку Иена лег запеленатый сверток.

Иен в недоумении посмотрел вниз и разглядел маленькое личико с миниатюрными бровками и крошечным носиком. Волос было не много, но они были черными, как смоль. Его волосы!

Иен проглотил откуда-то появившийся в горле ком. Нахлынувшие чувства заставили его задрожать. Боже праведный! Как ему могло прийти в голову, что у Сабрины родится не его ребенок!

Он развернул пеленки, чтобы поближе взглянуть на новорожденного, и в изумлении застыл.

— Иен… Пожалуйста, Иен…

Сабрина умоляюще глядела на мужа. Обведенные темными кругами глаза запали, но ей не терпелось увидеть ребенка. Иен подошел к кровати и сел так, чтобы она могла смотреть на произведенное ими чудо.

Сабрина потянула носом, и на ее лице появилось выражение, близкое к ужасу.

— Иен, да ты напился!

— Напился, дорогая, — усмехнулся он. — Но не настолько, чтобы не отличить девчонки от парня!

У Сабрины от изумления открылся рот.

— Ты хочешь сказать?..

— Что сын, в котором ты нисколько не сомневалась, оказался вовсе не сыном!

— Девочка?! — растерянно воскликнула Сабрина. — А я была уверена, что родится сын.

В это мгновение ребенок заплакал. Иен громко расхохотался, и Сабрина жалобно посмотрела на мужа.

— Можно… я ее подержу?

Его глаза потеплели. Свободной рукой он приподнял жену, прижал к себе и положил драгоценный сверток в ее дрожащие от нетерпения ладони.

— Да… прелестная девчушка, — проговорил он и, наклонившись, поцеловал крохотную макушку.

Из глаз у Сабрины хлынули слезы. Так красноречиво говорила эта ласка об отцовской гордости Иена. Она развернула пеленки, чтобы рассмотреть дочь, и удовлетворенный вздох потряс все ее тело. На губах засветилась радужная улыбка.

— Какая она красивая, Иен!

— Очень! — взволнованно ответил он, одновременно обнимая жену и дочь — тех, что были дороже ему самой его жизни. Грудь захлестнул порыв чувств, но радость смешивалась с горечью. Его поразила жестокая ирония происходящего.

Да, сейчас она улыбается. Но что будет через час, через два? Джеми Мак-Дугал умер, а ребенок родился в тот самый день, когда он лишился жизни. Сможет ли Сабрина когда-нибудь его простить? Сможет ли забыть?..

Иен крепче стиснул объятия и ощутил, как растет в нем чувство собственника. Она должна. Она обязана. Потому что она — его жена. Его!

Пусть он потратит на это всю жизнь, но заставит себя полюбить.

Последующие дни были отнюдь не легкими. Сабрина быстро восстанавливала силы, и это ее очень радовало. Но временами накатывала тоска, которую никак не удавалось прогнать.

В такие минуты она думала о Джеми, горько его оплакивала и возмущалась судьбой, которая обошлась с ним так жестоко — лишила шанса на жизнь и счастье. Если бы не ребенок, Сабрина не вынесла бы горя. Иена она теперь видела лишь изредка, потому что после рождения дочери он перешел спать в нижнюю комнату. Муж был обходителен и вежлив, но теплота куда-то пропала.

Они назвали дочь Элизабет, и Иен тут же нарек ее своей маленькой, славной Бетти. Он ежедневно приходил, брал ее на руки и весело смеялся, когда девочка морщила розовый ротик и изгибала маленькие черные бровки над глазами, которые, как и у матери, обещали стать зелеными. В такие моменты он весь лучился нежностью. Это наполняло Сабрину восторгом и одновременно вызывало уколы боли.

Она понимала, что рождение Элизабет ей суждено запомнить навсегда. И не из-за боли, нет — боль очень быстро забылась. Она сохранит в сердце воспоминание о том, как любовно и нежно Иен обнимал ее и ребенка. Без сомнения, то был самый счастливый момент в ее жизни.

И теперь… теперь она бы хотела его вернуть, но не знала, как это сделать. Глухими ночами она скучала по близости, теплоте его тела, по ровному биению сердца под ухом. В груди ее ныло: что случилось? Почему он стал таким далеким и чужим?

Вечером через две недели Сабрина вынула плачущую малышку из колыбели в ногах кровати и, смеясь, принялась успокаивать: — Сейчас, сейчас… Неужели тебе так не терпится поужинать?

Она опустилась на стул у камина и расстегнула платье. А когда девочка жадно потянулась к соску, весело расхохоталась. Крики моментально смолкли. Сабрина могла подтвердить, что у ее дочери прекрасный аппетит, и ее крошечное тельце уже принялось набирать вес. Пухлые щечки округлились, животик стал крепким. Сабрина отказалась от услуг кормилицы: она не могла представить большего удовольствия, чем ласкать и прижимать к себе ребенка.

Вполголоса мурлыкая, женщина взглянула в окно. День выдался жарким, почти душным, и она радовалась, что в комнату залетал прохладный ветерок. В наступающих сумерках по небу разлилась багровая заря.

Элизабет махала в воздухе кулачком и шумно сосала. Мать поймала ее ручку и, улыбнувшись, поцеловала крохотные пальчики. В эту минуту скрипнула дверь. Сабрина подняла глаза: на пороге стоял Иен.

Увидев жену, он остановился. По его лицу невозможно было судить, какие мысли роились у него в голове.

— Извини. Я должен был постучать. Сабрина покачала головой: — В этом нет никакой необходимости, ведь комната твоя. Какое-то время Иен стоял очень тихо, так тихо, что Сабрине показалось, что он не расслышал ее слов. Его взгляд переместился на ее полную грудь, прошелся по голубым прожилкам на коже цвета слоновой кости. Сабрина почувствовала, что ее щеки вспыхнули: муж впервые видел, как она кормила дочку. Но она не запахнула платье. Более того, пристальный взгляд Иена явно доставил ей удовольствие, и сердце забилось сильнее.

Дрожь пробежала по коже, возникла внутри. Сабрина улыбнулась, свято веря в то, что ее улыбка выглядит поощряющей. И только тогда Иен отвел глаза.

— Мне надо идти, — пробормотал он.

Страх, желание и бесконечная тоска овладели Сабриной. Ей безумно захотелось дотронуться до него, пробежать пальцами по изгибам скул, ощутить объятия сильных и крепких рук, снова прижаться к его мускулистому телу… Их взгляды встретились, Сабрина набралась храбрости и, облизав губы, попросила: — Иен… не уходи.