Новые маги рынка: Беседы с лучшими трейдерами Америки

– Важно ли иметь контакты для того, чтобы получать новости?

– Безусловно! Успеха из нас добились в основном те, которые были приняты межбанковским сообществом. Трейдеры, оставшиеся в стороне, как правило, не смогли сделать денег, торгуя иностранными валютами. Эти трейдеры в конечном счете звонили какому-нибудь клерку торгового зала «Мерк» (Chicago Mercantile Exchange – Чикагская товарная биржа, на которой торгуются фьючерсы валют, рынок активный, но гораздо меньший по размеру, чем межбанковский рынок) и спрашивали: «Как там дела у «суисси» (Swissy, швейцарский франк)?» А что, собственно, может знать клерк о том, что на самом деле приводит в движение международный валютный рынок? Я-то, к примеру, день и ночь разговариваю с разными банкирами – в Токио, Лондоне, Франкфурте и Нью-Йорке.

– И вы торгуете на основе этого информационного потока?

– В этом вся суть торговли иностранными валютами.

– Не могли бы вы привести недавний пример того, как этот информационный поток помогает в торговле?

– В то время, когда рухнула Берлинская стена, настроение общего рынка было в пользу того, что все сразу же захотят вложить деньги в Восточную Германию. Общее суждение сводилось к тому, что крупные вливания капитала в Восточную Европу сыграют непосредственно на руку немецкой марке. Но через некоторое время пришло осознание, что для того, чтобы Восточная Германия могла влиться в объединенную Германию, потребуется несколько больше времени.

В чем выразилось это изменение позиции? Коль делает заявление, Бейкер выступает с комментарием, статистика показывает очень высокий уровень безработицы в Восточной Германии. Восточные немцы, всю свою жизнь прожившие в социалистической системе, начинают говорить: «Мы не хотим работать так много, как эти западные немцы. И, кстати говоря, почему это государство больше не оплачивает наши счета за лечение?» Инвестиционное сообщество начинает понимать, что перестройка в Восточной Европе – дело весьма длительное. И в итоге люди начинают выводить свой капитал из немецкой марки.

– Но вы же могли вывести все эти аргументы тогда, когда обрушилась стена.

– Не думаю, что многие люди в то время рассматривали события в таком свете. А даже если и так, это было неважно. Важно было оценить, на чем фокусируется рынок в данный момент.

– И вы получаете всю эту информацию, беседуя со множеством участников рынка иностранных валют?

– Да. Не все будут интерпретировать события так же и в то же самое время, как вы, и это очень важно понимать. Вы должны быть в потоке новостей и знать, на что смотрит рынок. Например, один день рынок иностранных валют может концентрироваться на разнице в процентных ставках; другой день рынок может обращать внимание на потенциал прироста капитала, а это вещь совершенно противоположная (внимание на разнице процентных ставок означает, что инвесторы будут переводить свои деньги в промышленно развитые страны, где процентные ставки выше, а интерес к приросту капитала означает, что инвесторы будут помещать свои деньги в тех странах, где имеются наиболее сильные экономические и политические перспективы, а это обычно те страны, где процентные ставки ниже).

– А были какие-нибудь выдающиеся сделки, которые вы провели в начале своей карьеры валютного трейдера?

– В 1983 году, в самом начале торговли валютными опционами на Филадельфийской фондовой бирже, один из специалистов дал котировку по некоему конкретному опциону по цене, явно заниженной на 100 пунктов. Я купил 50 штук. Поскольку этот опцион был «глубоко в деньгах», я сразу же продал его на базовом рынке и зафиксировал прибыль без всякого риска (опцион «глубоко в деньгах» – это то же самое, что обычная позиция, но он имеет дополнительные преимущества, ибо если рынок совершает очень большое движение, максимальный риск теоретически ограничен).

Я спросил своего брокера, предлагает ли этот специалист по-прежнему продавать опционы по той же цене. «Да, – ответил он, – предложение все еще висит». «Купи еще пятьдесят», – сказал я.

В то время я был единственным на Филадельфийской бирже трейдером валютных опционов, который регулярно торговал по 50 контрактов. Весь дневной объем торгов на этом рынке составлял всего-навсего порядка двух-трех сотен контрактов. И я провернул еще 50, потом еще 50, а потом еще 50. Потом в игру вступила Goldman Sachs и тоже купила 50 контрактов. И вот оказывается вдруг, что специалист этот продал уже 300 или 400 этих опционов. Он, очевидно, думал, что имеет надежную арбитражную прибыль, но на самом деле совершил арифметическую ошибку. Я точно знал, что происходит. Наконец, я сказал своему брокеру: «Спроси его, не хочет ли он продать тысячу». «Секундочку, – ответил он. Брокер вернулся через полминуты и сказал, что он согласен на тысячу по такой-то цене.

Специалист несколько передвинул свою цену, но по-прежнему давал котировку почти на сто пунктов ниже. Наконец, я сказал своему брокеру: «Скажи ему, пусть позвонит мне по моей внешней линии».

Специалист звонит мне и говорит: «Ты что делаешь?» Я отвечаю: «А ты что делаешь?» Он спрашивает: «Ты что, правда хочешь провернуть тысячу?» Я отвечаю: «Слушай, у тебя в цене ошибка на целый пункт». «О чем ты говоришь?» – восклицает он. Я начинаю растолковывать ему цифры. Прежде чем я закончил, он говорит: «Мне надо отойти». И телефон замолкает.

Я положил трубку и в течение нескольких минут обдумывал эту ситуацию. Я понимал, что если заставить его исполнить эту сделку, он разорится – а такое событие плохо отразится на бирже и будет ужасным для продукта (валютных опционов), которым мы только начинали торговать всерьез. Я позвонил своему брокеру и сказал: «Отмени все сделки, кроме первых 50 контрактов».

Примерно в то же время зазвонил мой внешний телефон. На трубке был специалист: «Не могу в это поверить! – воскликнул он, сокрушенный огромной величиной своей ошибки. – Теперь я вылечу из бизнеса». Я сказал: «Не беспокойся об этом, я отменяю все сделки, кроме первых пятидесяти». (Кстати говоря, Goldman отказалась отменить хотя бы одну из своих 150 сделок. Через много лет, когда компания специалиста вышла из бизнеса, а сам специалист стал главным трейдером у крупнейшего в торговом зале маркет-мейкера, он всегда создавал для Goldman особые трудности.)

Отмена мною этих сделок представляла собой долгосрочное деловое решение, о котором я в то время особенно не задумывался, но над которым впоследствии сокрушался в течение многих лет.

– А почему?

– Я имею репутацию одного из наиболее – если не самого – жестких игроков на рынке. Я никогда, никогда, никогда никому ничего не спускаю, потому что, как я понял это в Salomon, всяк и каждый пытается сбить нас с ног. Я уверен, что если удача переменится, никто не даст нам пощады. Я всегда считал, что это и есть правила игры. Я никому не уступаю ни копейки, но и помощи ни от кого не жду.

Трейдеры иногда звонят, когда чуть-чуть пропускают истечение внебиржевого опциона, закрывшегося в деньгах. У них находится миллион извинений: «Я пытался дозвониться раньше». «Я забыл». «Я опоздал всего на несколько минут, не могли бы вы сделать для меня исключение?» Я всегда знаю, что если мы позвоним с опозданием, никто не позволит нам исполнить опцион. Однако за все то время, пока я работал, мы ни разу не пропустили срок истечения. И поэтому я говорю: «Послушайте, мы вложили много денег в работу нашего бэк-офиса и хорошо ее продумали. Мы ввели бесчисленные меры, не позволяющие нам допускать таких ошибок».

Когда я разрабатывал правила управления компанией в Merrill, меня спросили, сколько денег следует выделить в бюджете компании на ошибки бэк-офиса. Я ответил: «Ноль». Меня спросили, не веря: «Что вы подразумеваете под нулем?» Я сказал: «Ноль. Мы не допускаем ошибок в бэк-офисе». Они сказали: «Ну, что вы такое говорите – конечно, у вас есть ошибки в бэк-офисе». Я ответил: «Нет. Мы не делаем ошибок. Если вы вводите достаточно мер предосторожности, то ошибок не будет».

Таким было мое отношение к этому вопросу, и именно поэтому я не нарушал правила. Люди, знающие меня по-настоящему хорошо, говорят иной раз: «Липшуц, почему ты так упираешься по мелочам?». Я просто отвечаю: «Ребята, это все правила, именно по ним ведется игра». Поэтому позволить этому специалисту соскочить с крючка было для меня необычно.

– Может быть, вы решили пожалеть специалиста, потому что это была такая очевидная ошибка? Или вы подумали, что случай этот может угрожать жизнеспособности в то время еще не оперившейся биржи и продукта?

– Это было долгосрочное деловое решение, основанное на мнении, что для моего бизнеса будет плохо заставить его исполнить все эти сделки.

– В каком смысле плохо для вашего бизнеса?

– Мой бизнес торговли валютными опционами расширялся, а торговали мы на Филадельфийской фондовой бирже (в то время внебиржевой рынок валютных опционов только зарождался).

– Таким образом, вы сделали это в большей степени для того, чтобы защитить биржу?

– Нет, я сделал это, чтобы защитить себя.

– Защитить ваше место на рынке?

– Совершенно верно.

– Таким образом, если предположить, что биржа к тому времени уже просуществовала 10 лет, объем торгов был огромным, и эта сделка не имела бы никакого значения для выживания самой биржи, вы приняли бы другое решение?

– Правильно. Это не было благотворительностью.

– Значит, тот факт, что это была настолько очевидная ошибка…

– Нет, не это было мотивом, потому что я говорил брокеру: «Попроси его проверить цену. Спроси его, уверен ли он. Спроси его, не хочет ли он продать еще 50».

– Разве на межбанковском рынке не бывает так, что дилеры иногда не намеренно дают котировку по валюте с ошибкой на большую величину – например, настоящая цена 1.9140, а они предлагают 1.9240? Заставляете ли вы дилеров придерживаться своей котировки, даже если это очевидная ошибка?

– Существует неписаное правило, по которому нужно предпринять честную попытку предупреждения. Предположим, выходит какая-то новость, и рынок начинает двигаться как сумасшедший. Вы можете даже не знать, на каком уровне находятся большие фигуры. Предположим, дилер дает котировку 1.9140, а вы думаете, что цена должна быть 1.9240. В соответствии с этим неписаным правилом нужно сказать: «1.9140. Вы уверены? Пожалуйста, проверьте свою цену». И если дилер отвечает: «Да, да, да, я уверен. Вы хотите заключать сделку или нет?» – тогда цена должна оставаться.

– С вами бывало такое?

– Да, и должен сказать вам, что каждый раз, когда такое случалось, другая организация обращалась к нам и либо хотела аннулировать сделку, либо разделить убыток пополам.

– И что вы говорили?

– Я отказывался, потому что просил их проверить цену.

В официальном интервью наступает перерыв ради китайской пищи, которую мы заказали на дом. Во время еды мы продолжаем обсуждать рынки. Один из затронутых предметов явно не для публикации, потому что содержит ряд отзывов об одной из бирж. Поскольку я полагал, что высказывания и точки зрения, выраженные во время этой беседы, могут представлять интерес для многих читателей, я в конечном счете убедил Липшуца разрешить использовать эту беседу. В соответствии с этим соглашением я вычеркнул все конкретные указания на биржу, рынок и трейдеров.

– Как вы считаете, на биржевых рынках существует тенденция выбивания стопов?

– Как вы знаете, я очень немного торгую на биржах, имеющих торговые ямы. Подавляющее большинство моих сделок проводится либо на межбанковском рынке, либо на Филадельфийской бирже, которая использует систему специалистов. Однако, отвечая на ваш вопрос, могу рассказать вам историю об одном моем знакомом, который работал в Salomon в конце 1980-х годов.

Он торговал на рынке, двигавшемся в узком диапазоне, и торговая активность была очень невысокой. В течение этого периода было установлено очень много стопов выше этого торгового диапазона. Однажды звонит клерк этого трейдера в торговом зале и говорит: «Слушай, говорят, что завтра (в день, когда ожидалось, что ликвидность будет значительно ниже нормальной из-за того, что на спот-рынок влиял праздник) собираются выбить стопы, расположенные выше рынка». В тот момент стопы располагались относительно близко – примерно на 40–50 тиков выше.

На следующий день этот трейдер запланировал продать в большом объеме по рыночной цене сразу же после выбивания стопов, потому что он полагал, что такой рост рынка будет искусственным, и что рынок будет очень уязвим для последующей распродажи. Утром рынок двигается вбок, и ничего не происходит. Затем примерно в час дня цены начинают двигаться вниз.

– Но вы же сказали, что стопы располагались выше рынка?

– Правильно. Тем не менее, рынок движется вниз на 50 пунктов, 100 пунктов и в течение нескольких минут опускается более чем на 200 пунктов. Оказывается, трейдеры в торговом зале выбили стопы, расположенные ниже рынка, а они находились в 200 пунктах, а не стопы выше рынка, которые были всего лишь в 50 пунктах. Дело в том, что все были готовы к росту, который выбьет стопы, расположенные выше. Поэтому все пооткрывали длинные позиции, и направление наибольшей уязвимости цены изменилось на нисходящее.

Во время короткого перерыва мой друг понимает, что рынок слишком уж ушел вниз, и он кричит своим клеркам: «Покупайте! Покупайте все, что будут продавать, просто покупайте!» Он поставил бид на сотни контрактов на уровне от 100 до 200 пунктов ниже, но смог купить едва ли 50, хотя рынок уходил вниз более чем на 200 пунктов, и на этом уровне прошли сделки тысячи на две лотов.

– И что же случилось с его бидом?

– Вы, очевидно, никогда не торговали в торговом зале биржи. В периоды быстрых движений рынок в торговой яме может торговаться по нескольким различным ценам в одно и тоже время. Никто не обратил внимание на брокеров моего приятеля, которые предлагали более высокую цену. Это был быстрый рынок (когда биржа объявляет условия «быстрого рынка», брокеры торгового зала не могут привлекаться к ответственности за неисполнение ордеров в пределах диапазона цены данного дня). Быстрый рынок дает брокерам торгового зала фактически особое право воровать сверх их обычной лицензии воровать.

Я не хочу выдвигать каких-либо обвинений, потому что не могу доказать того, что произошло. Просто я думаю, что на некоторых открытых голосовых рынках иногда происходят ситуации такого рода.

Обед наш закончился, и мы возвращаемся в гостиную, чтобы продолжить интервью «для записи».

– Помните ли вы свою первую крупную сделку и что вы при этом думали?

– Это была сделка с выпуском облигаций, в котором допускалось погашение либо стерлингами (это одно из названий британского фунта), либо в долларах США. Выпуск этот был сильно недооценен – проблема заключалась в том, что он был неправильно оценен одним из его ведущих андеррайтеров – Salomon Brothers. Когда я впервые узнал эти подробности, я поверить не мог, насколько неправильно была установлена цена. Я фактически хотел купить весь этот выпуск.

– А в чем суть неправильной оценки?

– В то время процентные ставки в Великобритании были значительно ниже, чем процентные ставки в США. Соответственно, форвардные контракты по стерлингу торговались с гигантской премией по отношению к ставке «спот». (Если две страны имеют различные процентные ставки, то форвардные контракты той валюты, для которой существуют более низкие ставки, будут неизбежно торговаться с премией по отношению к спот-рынку. Если бы такой премии не было, то можно было бы занять средства в стране с более низкими ставками, конвертировать их и инвестировать выручку в стране с более высокими ставками, купив форвардную валютную позицию в валюте с более низкими процентными ставками для хеджирования валютного риска. Участие арбитражеров обеспечивает размер форвардных премий для валюты с более низкими процентными ставками как раз на таком уровне, чтобы компенсировать разницу процентных ставок между двумя странами.)

Выпуск этих облигаций был оценен таким образом, что возможность погашения облигаций стерлингами не подразумевала наличия какой-либо премии относительно текущего курса спот-рынка, несмотря на гигантскую премию для этой валюты на форвардном рынке. Следовательно, вы могли купить эти облигации и продать форвард на стерлинг с гигантской премией. Цена форварда в течение срока обращения облигации должна сойтись с курсом спот-рынка. В результате вы, помимо доходности самой облигации, без риска заработали бы премию.

– Каковы были условия выпуска этой облигации?

– Облигация погашалась четырьмя траншами: через пять, семь, девять и двенадцать лет.

– Я не понимаю. Разве можно хеджировать валюту так далеко в будущее?

– Ну конечно. Даже если вы не можете осуществить хеджирование на форвардном рынке, вы можете создать позицию через своп процентных ставок. Однако в случае стерлинга/доллара, для которых имеется очень ликвидный срочный форвардный рынок, существовала уверенность, что ими будут торговать и через 10 лет, по меньшей мере.

– А какой величины был этот выпуск?

– В нем было два транша: первый на 100 млн долларов и второй на 50 млн.

– Что случилось, когда вы указали, что выпуск этот был очень неправильно оценен?

– Первоначальной реакцией было, что я, должно быть, где-то ошибся. Они в тот день потратили 9 часов, разбирая сделку буквально по крупице до тех пор, пока не убедились, что я прав.

– Вам позволили купить этот выпуск?

– Да, но к тому времени, как я получил одобрение, из первого транша уже было продано облигаций на 50 млн долларов. В течение следующего года или двух я пытался приобрести на вторичном рынке остальную часть выпуска. Я всегда держал открытым предложение цены на покупку этих облигаций. Главным образом, с помощью одного из продавцов, который знал, где был размещен первоначальный выпуск, я в течение следующих двух лет смог приобрести облигаций на 135 млн долларов из общего находящегося в обращении выпуска в 150 млн долларов.

Как только я выкупил этот выпуск, я сразу же продал эквивалент 50% общей суммы на форвардном стерлинговом рынке. Не забывайте, что форвардный фунт имел большую премию. Например, ставка «спот» (и ставка, по которой эти облигации можно было погасить в стерлингах) была 1,3470 доллара, при этом семилетний форвардный стерлинг торговался приблизительно по цене 1,47 доллара, а двенадцатилетний форвардный стерлинг шел приблизительно по 1,60 доллара. (Продажа половины общей суммы на форвардном рынке была равносильна обладанию пут-опционом на британский фунт, в то время как портфель облигаций был, по существу, равносилен колл-опциону. Таким образом, половину позиции составлял колл, а половину – пут. И главное здесь в том, что позиция пут была открыта по значительно более высокой цене, чем колл. Этот разрыв представлял собой уже зафиксированную прибыль, причем был потенциал для еще большего роста прибыли, если форвардный фунт ушел бы ниже $1,3470.)

В конечном счете получилось так, что процентные ставки в Великобритании значительно выросли и превысили ставки в США. Форварды по британскому фунту стали торговаться не с премией, а с дисконтом по отношению к спот-рынку. Я закрыл всю позицию с гигантской прибылью.

– А есть ли какие-либо другие сделки в вашей карьере, выделяющиеся как особенно памятные?

– Приходит на ум одна такая сделка, происшедшая во время встречи «Большой семерки» в сентябре 1985 года, на которой произошли крупные структурные изменения, задавшие тон валютным рынкам на последующие пять лет. (Это была встреча, на которой крупные промышленно развитые страны согласились проводить скоординированную политику, направленную на снижение курса доллара.)

– Вы, очевидно, были очень близко связаны с валютными рынками. Знали ли вы что-нибудь о том, что грядет такое крупное изменение политики?

– Нет. Были кое-какие люди, которые слышали намеки на то, что состоится встреча, на которой западные правительства собираются понизить курс доллара, но никто не понимал значения того, что должно было произойти. Хотя после опубликования результатов встречи доллар немного упал, это было ничто по сравнению со снижением, которое произошло в последующие месяцы. Фактически после первоначальной распродажи в Новой Зеландии и Австралии доллар даже немного повысился в Токио.

– Как вы это объясняете?

– Видимо, люди не понимали по-настоящему, что происходит. Общее отношение было такое: «Ну, еще одна интервенция центральных банков». Вспомните, что эта встреча произошла после долгих лет неэффективных интервенций центральных банков.

– А что было по-новому в этот раз?

– Это был первый раз, когда мы стали свидетелями скоординированного политического заявления со стороны семи промышленно развитых стран. Так или иначе, в то время, когда проходила встреча «Большой семерки», меня в стране не было. Я не очень-то часто ухожу в отпуск, но год у меня до этого был очень хороший, и я в то время находился на Сардинии. Сардиния – остров довольно изолированный, и для того, чтобы дозвониться оттуда заграницу, требуется иногда часа два.

– Вы были в курсе событий?

– Я даже не знал, что такое «Большая семерка». В то время эти встречи не имели никаких значительных последствий; просто кучка бюрократов собиралась вместе, чтобы поговорить о стоимости доллара.

– А до того случая не было ни одной встречи «Большой семерки», которая оказала бы сколь-нибудь значительное влияние на доллар?

– Абсолютно нет. Короче говоря, лежу я на пляже, совершенно забыв о валютных рынках. По какой-то причине – вероятно, потому, что мой отпуск подходил к концу, и я уже начинал думать о том, как снова буду выходить на рынки, – я решил позвонить к себе в офис в понедельник рано утром по нью-йоркскому времени и проверить, все ли идет хорошо в мое отсутствие. С огромным трудом я, наконец, прозвонился в Нью-Йорк, но в офисе у меня никто не ответил. Это было делом очень необычным, потому что мой помощник Энди (Эндрю Кригер) всегда приходил на работу рано. Меня это немного озадачило. Затем я позвонил в наш лондонский офис, чтобы узнать, что происходит на валютных рынках. «Деннис, что происходит на валютном рынке?» – спросил я. «Вы ведь знаете, конечно, о встрече «Большой семерки»?» – спросил он. «Нет, – ответил я. – О чем это ты говоришь?» «Ну, они выпустили этот манифест о снижении стоимости доллара, и доллар летит ко всем чертям». «А ты не знаешь, где Энди?» – спросил я. «А Энди сегодня заболел», – ответил он.

Это было очень странно, потому что никто из нас вообще никогда не болел. После невероятных усилий я, наконец, дозвонился Энди домой. Он лежал в постели с гриппом и высокой температурой.

– А во время встречи «Большой семерки» у вас была какая-нибудь текущая открытая позиция?

– Да, у нас была небольшая короткая позиция по доллару, но ничего серьезного.

– У Энди было право торговать самостоятельно?

– Да, конечно. Он не только следил за моими позициями, но и сам отвечал за проведение довольно значительных сделок. Весьма интересно, что как только Энди прочитал новость, он вышел на новозеландский рынок, который является первым валютным рынком в мире, торгующим после уик-энда. В этом часовом поясе торгуют немногие люди, и рынок очень вялый. Я думаю, что он вообще смог получить хоть какие-то котировки только потому, что мы (Salomon) нередко утром по понедельникам торговали в Новой Зеландии по 20–50 млн долларов. Поэтому для Энди или меня такие звонки были вполне нормальным делом. Мы установили хорошие отношения в этом торговом центре, в то время как лишь очень немногие другие американцы или европейцы смогли это сделать.

По очень широким ценовым котировкам – фактически со спрэдом в две большие фигуры, потому что все были совсем сбиты с толку – мы продали в Новой Зеландии 60 млн долларов, что по тем временам было там огромной суммой.

(Здесь Билл воссоздал разговор Энди с новозеландским банком)

– Какова ваша цена за 20 (млн) долларов?

– Два восемьдесят бид, два восемьдесят два предложение.

– Продано. Новая цена?

– Два семьдесят девять, два восемьдесят один.

– Ваши двадцать. Новая цена?

– Два семьдесят восемь, два восемьдесят.

– Ваши двадцать.

Энди продавал по бидам на шесть больших фигур ниже пятничного закрытия. Такое предвидение произвело на меня по-настоящему большое впечатление. Я бы такого не сделал.

Короче говоря, в течение шести часов я висел на телефонной линии между моей комнатой в гостинице на Сардинии и Энди, который абсолютно больной лежал в постели в Иглвуде, штат Нью-Джерси. Поскольку прозвониться по международной связи было очень трудно, мы просто весь день не клали трубку. Энди по одному телефону был связан со мной, а по другому – с торговым залом Филадельфийской фондовой биржи, где мы торговали валютными опционами. Кроме того, он заставил свою жену сбегать в магазин Radio Shack, как только он открылся, и купить один из таких длинных-предлинных телефонных проводов-удлинителей. Затем он протянул третью телефонную линию из дома соседа, что позволило ему все время поддерживать связь с нашим брокером по доллару/марке так, что мы могли торговать и на спот-рынке. И таким вот образом мы торговали в течение шести часов. В тот день мы сделали 6 млн долларов, что по тем временам составляло, вероятно, более 25% нашей годовой прибыли.

Мы женой находились на роскошном курорте, который в основном посещают богатые европейцы. Довольно забавным моментом было то, что пока происходили все эти события, два этаких типичных промышленных магната – пожилые немецкие джентльмены, безупречно ухоженные, с идеальным загаром и в сопровождении женщин, годившихся им в дочери – все время, каждые десять минут, заходили ко мне в комнату, чтобы спросить по-немецки, что происходит. Моя жена переводила. Они знали, что на рынке иностранных валют происходит что-то важное, но ни один из них не знал, что именно. Сардиния настолько изолирована, что все продающиеся там газеты опаздывают по крайней мере на два дня. Но именно там я и находился.

– А были какие-нибудь другие сделки, особенно необычные по той или иной причине?

– Интересна была одна сделка, фактически превратившаяся во что-то вроде партии в покер, и произошло это в 1987 году. Я открыл огромную позицию по опционному спрэду: длинную на 23 тыс. коллов по японской иене с ценой страйк 54 и короткую на двадцать три колл-опциона с ценой страйк 55. Если бы коллы истекли при деньгах, каждая сторона этого спрэда равнялась бы примерно 800 млн долларов – по тем временам это была невероятно большая позиция. Когда я открывал эту позицию, коллы были далеко не при деньгах.

(Позиция, описываемая Липшуцом, называется бычьим колл-спрэдом (bull call spread). Для того, чтобы сделка стала прибыльной, цена иены должна подняться выше 54 на величину достаточную, чтобы по меньшей мере покрыть затраты на спрэд. В отличие от позиции прямого колла, однако, потенциал прибыли здесь ограничивается одним целым пунктом на контракт, поскольку длинная позиция по коллу 54 компенсируется продажей позиции такого же размера по коллу 55. Хотя продажа колла 55 ограничивает потенциал прибыли, она также значительно снижает затраты по этой сделке, ибо доход, получаемый от продажи колла 55, частично покрывает стоимость покупки колла 54. Максимальную прибыль можно получить при любой цене выше 55, ибо тогда каждая позиция спрэда принесет один целый пункт прибыли (625 долларов) минус разница в цене между коллами 54 и 55 на то время, когда открывалась позиция. С учетом чисел, названных Липшуцом, максимальный потенциал прибыли всего спрэда, который мог быть достигнут при цене выше 55, составлял приблизительно 13 млн долларов.)

Риск проведения такой сделки связан с возможной ситуацией, когда первый колл (с ценой страйк 54), по которому у вас длинная позиция, истекает при деньгах, а второй колл (с ценой страйк 55), который вы продали, истекает не при деньгах (т.е. цена между 54 и 55). В этом случае вы исполните длинный колл по 54, но от вас не потребуют исполнения вашего короткого колла по 55. Хотя это будет означать прибыль при истечении, это будет также означать, что у вас останется чистая длинная позиция на 800 млн долларов, которую придется переносить через уик-энд до открытия рынка в Токио. Иными словами, вы будете нести невероятно большой риск открытой позиции, ибо после выходных цена может открыться с разрывом в неблагоприятном направлении.

– А вы не могли хеджировать позицию вблизи истечения?

– Это можно было бы сделать, если бы вы были уверены, что рынок закроется значительно выше или значительно ниже уровня 55. Но что, если рынок торгуется вблизи цены исполнения в то время, когда приближается срок истечения контрактов? В этом случае вы не сможете предвидеть, придется ли вам исполнять проданные коллы или нет. Пытаться ликвидировать спрэдовую позицию в целых двадцать три тысячи контрактов в завершающие часы торгов было бы безумием, поскольку вам придется выплатить огромную сумму на спрэде между ценами спроса и предложения, чтобы выйти в это время из сделки такого размера. Если вы не захеджируете длинную позицию по коллу 54, решив, что рынок закроется выше 55 (случай, при котором короткий колл 55 нужно будет исполнять), а вместо этого рынок закроется ниже 55, у вас может остаться на руках огромная наличная позиция с переносом через уик-энд. Если, с другой стороны, вы хеджируете свою длинную позицию по коллу 54, исходя из предположения, что рынок закроется ниже 55, а вместо этого он закрывается выше 55, и короткий колл 55 исполняется, то вам придется в течение уик-энда держать на руках огромную короткую позицию. Именно неопределенность относительно того, где закроется рынок – выше или ниже 55 (или, что одно и то же, будут или не будут исполнены проданные вами коллы 55), делает невозможным эффективное хеджирование этой позиции.