– Вы не спросили меня о главном. Вы не спросили, почему амнионы так настойчиво хотели уничтожить «Трубу». Они явно напуганы чем-то. Они не отважились бы на акт вторжения, если бы другая альтернатива не казалась бы им еще хуже.
Он был прав. Койна так расстроилась его предыдущими объяснениями, что не уловила очевидный смысл последних новостей.
– Энгус дал нам несколько ответов, – продолжил Уорден. – Я поделюсь с вами одним из них. У Ника Саккорсо имелось иммунное лекарство против мутагенов. Он получил его от Хэши. Однако амнионы не знали, откуда он достал его. Мне кажется, они решили уничтожить антимутаген до того, как весть о лекарстве разнеслась бы по человеческому космосу. Мы с Мин считаем, что «Труба» прилетела в систему Массива-5 только потому, что там находилась контрабандная лаборатория, где Вектор Шейхид мог проанализировать лекарство.
– Подождите минуту, – потрясенно запротестовала Койна. – Иммунное лекарство против мутагенов? И Ник Саккорсо получил его от Хэши? – Бы хотите сказать, что мы имели антимутаген и держали его в секрете?
Идея была такой ужасной, что Койна не верила своим ушам.
– Да. По прямому приказу Холта Фэснера.
В голосе Уордена появились жесткие тона.
– Фактически он остановил бы исследования, если бы я не уговорил его держать антимутаген в секрете. Для разового использования Бюро по сбору информации. Но когда «Труба» покидала астероидный пояс, она транслировала формулу лекарства на всех частотах. Этот факт я тоже скрыл от Холта Фэснера. Если он узнает о нем до вашего выступления перед Советом, Дракон избавится от меня с такой скоростью, что никто не поймет, как это случилось.
«Ах, Уорден, – молча простонала Койна. Ее сердце задрожало от обиды. Оно стало хрупким, как бокал, который вот-вот ударится об пол. – Фэснер приказал тебе предать человечество! И ты мирился с этим?»
Однако Диос продолжал свой инструктаж.
– Вы не считаете, что это нужно предать публичной огласке? – спросил он, словно интересовался ее мнением. – Вам не кажется, что Игенсард должен узнать о таком вопиющем преступлении?
Он как бы спрашивал: «Разве это не важнее того, что произойдет со мной?».
– Иначе для чего же нам тогда руководитель службы протокола?
Она промолчала. Диос был прав. Служба протокола предназначалась именно для этого. Койне следовало исполнить свой долг: рассказать всю правду об организации, в которой она работала; очистить ее от мерзких слоев предательства и лжи.
Собравшись с силами, она ответила:
– В указанный срок я вылечу на Сака-Батор. Директор Диос, ваше задание будет выполнено.
«Я сделаю эту работу с той же убежденностью, с какой ты делаешь свою».
Койна быстро отключила интерком, чтобы не слышать благодарностей Уордена за свое согласие участвовать в его публичной казни. Забыв о подготовке к заседанию Совета, она опустила голову на руки и горько заплакала.
Максим
Особый советник Максим Игенсард был амбициозным человеком. За непритязательной внешностью скромного служащего скрывался непризнанный гений, жаждавший власти и славы. Все его поступки и планы вели к единственной цели: к удовлетворению этой неуемной жажды.
Он не знал сомнений или угрызений совести. Его цель казалась такой правильной и нужной, что он не подвергал ее анализу. Фактически он вообще не думал о ней, так как жизненно важные вопросы не требуют особых размышлений. Тем не менее он добивался ее с потрясающей и прямодушной убежденностью, которая преодолевала все препятствия. Даже во сне – хотя по стандартам коллег он спал сравнительно мало – Игенсард разрабатывал пути к желанной цели.
Стыдясь облечь свои желания в слова, он подавал их в упаковке лжи Простой язык дискредитировал бы страсть его амбиций и неземное величие предполагаемых достижений. Однако если бы его каким-то образом убедили определить свою цель, он сказал бы, что хочет стать главой полиции Концерна Рудных компаний. Почему? Да потому что он был рожден для этой должности. Она изначально принадлежала Игенсарду. Он должен был стать ваятелем истории и пастырем огромного количества людей, которые по сути своей ничем не отличались от стада глупых овец и баранов. Естественно, он всеми силами изобличал Уордена Диоса и считал его смещение с должности величайшим благом для всего человечества.
К сожалению, он был далек – ужасно далек – от поставленной цели. По этой причине ему приходилось заниматься не обоснованием своих амбиций, а способами их достижения – то есть концентрировать внимание на вопросе «как» и обходить молчанием вопрос «почему».
Пока Игенсард добился лишь того, что его назначили специальным советником. Этот важный шаг в нужном направлении не только уполномочивал его на расследование дела Термопайла, но и давал ему систему рычагов. Отныне он мог решать другие насущные вопросы.
Откровенно говоря, Игенсард хотел опорочить Уордена Диоса – напрямую или через его подчиненных – до такой основательной степени, чтобы вынудить Холта Фэснера заменить главу полиции. Однако это неизбежно привело бы к потере репутации самого директора Концерна Рудных компаний и, следовательно, к его справедливому гневу – что, в свою очередь, воспрепятствовало бы назначению Максима на место Уордена Диоса. Дабы уменьшить гнев Холта Фэснера, а также тонко продемонстрировать свою лояльность, Игенсард решил атаковать главу полиции такими методами, которые не задевали бы честь главы Концерна рудных компаний.
Вот почему он до глубины души был оскорблен законопроектом об отделении полиции, который выдвинул придурковатый старый Вертигус. Законопроект об отделении превращал его расследование в прямое нападение на Холта Фэснера. Он ставил Игенсарда в позицию сторонника Вертигуса, а это могло вызвать враждебность главы Концерна.
Он рассмотрел – и тут же отверг – вариант достижения своих амбиций без поддержки Холта Фэснера. В принципе, его могли бы назначить вместо Диоса и после отделения полиции от Концерна – могли, но вряд ли бы назначили. Руководящий Совет был сборищем глупцов. Каким-то стадом тупых болванов! Они не замечали его прекрасного знания полиции и великолепных административных способностей. Вместо этого советники трусливо признавали власть такого жалкого и бесполезного чиновника, как Уорден Диос.
Вполне естественно, что он ненавидел Диоса и Хэши Лебуола. Их недавняя видеоконференция с Советом нанесла ему подлый удар. По его сценарию он должен был выбивать у дрожавших и упиравшихся оппонентов признания в совершенных ими должностных преступлениях. Когда же они добровольно подтвердили обвинения Игенсарда, важность его расследования была сведена к нулю. Они превратили труд Максима в банальность. Он ничего не получал от такой откровенности Диоса. Он должен был уличить его лично – и уничтожить своими собственными руками.
Когда Игенсард узнал об амнионском вторжении – а эта новость пришла к нему из офиса президента Руководящего Совета – он сразу же позвонил Клитусу Фейну. Хотя такой контакт являлся преждевременным, внезапный кризис требовал особого риска. Он хотел заверить первого помощника Холта Фэснера, что особый советник Максим Игенсард всеми силами готов защищать репутацию главы Концерна.
К его острому ужасу, Клитус отказался беседовать с ним. Его секретарь сослался на занятость Фейна: «Вы же знаете… непредвиденные обстоятельства». Иными словами, Максиму дали понять, что он слишком маленькая сошка, чтобы в такое время отвлекать внимание первого исполнительного помощника.
Игенсард насел на связистов Руководящего Совета и потребовал выяснить правду. Его информировали, что Клитус Фейн действительно был занят: он отключил все обычные каналы связи, перешел на защищенные линии и – как сказала одна из связисток – «излучал столько микроволн, что мог вызвать пятна на Солнце». Максим догадывался, с кем так лихорадочно общался Фейн. Ответ был ясным: с домашним офисом Концерна рудных компаний. С самим Холтом Фэснером.
Какими бы ни были «обстоятельства», особый советник Игенсард не стал унижаться до общения с простым секретарем Клитуса Фейна. Вскипев, как магма под безмятежной на вид земной корой, он отправился к Эбриму Лену.
В отличие от Фейна, президент Руководящего Совета был отлит по другому шаблону – если только к такому податливому человеку вообще подходило слово «отлит».
– А это не может подождать? – сердито спросил он, принимая Игенсарда в офисе. – У меня нет времени. Мой интерком раскалился, как утюг. Такое впечатление, что каждый человек на планете вдруг захотел воспользоваться своим избирательным правом. Слава Богу, что эту тему еще не подхватили газетчики. Я только что закончил разговор с Телом Барнишем, советником от «Вэлдор Индастриал». Он рискует больше, чем остальные из нас. Но я не мог сказать ему ничего, кроме того, что услышал от Уордена Диоса. И мне еще нужно подготовиться к сессии. Вы даже не представляете, сколько приготовлений требует чрезвычайное заседание. Конечно, я знаю, как его устраивать. Это факт. Однако мы никогда не имели такой критической ситуации. По крайней мере, с тех пор, как я стал президентом. И после того, как капитан Вертигус осуществил первый контакт с амнионами. Это плохо закончится, Максим. Помяните мое слово. Мы в серьезной проблеме.
Он по кругу вернулся к начальной точке.
– У меня действительно нет времени на разговоры с вами.
Максим уделил беспокойству Эбрима ровно столько внимания, сколько тот, по его мнению, заслуживал – то есть никакого. Он осмотрелся по сторонам. Если на острове и имелось нечто большее, чем роскошный кабинет президента, то, безусловно, это был штат Лена: помощники, консультанты, секретари, курьеры, имиджмейкеры и, как подозревал Максим, психиатры. Выражая показное сочувствие, Игенсард подхватил президента под руку и скромно отвел его в угловую комнату – подальше от раскалившихся интеркомов и напряженной суеты подчиненных.
– Я знаю, это тяжело для вас, мистер президент, – согласился он. – Ваша ответственность очень велика. Именно поэтому я и пришел повидаться с вами. Если вы уделите мне десять минут, я постараюсь упростить ваше положение.
С точки зрения Максима, Эбрим Лен был глуп до мозга костей. Однако по стилю и поведению он относился к интеллигентным людям.
– Упростить? – ответил Лен, когда они вошли в уединенную комнату. – Вы, наверное, шутите, Максим? Исходя из опыта, я знаю, что, когда особый советник использует слово «упростить», он просто хочет сделать мою жизнь невыносимо жалкой.
Хотя Игенсард не очень-то желал выслушивать сарказм Эбрима Лена, он выдавил из себя тонкую улыбку.
– Так может показаться только вначале, – признался он. – Но если вы выслушаете меня, то оцените мою помощь.
– Прекрасно.
Президент устроился на низкой софе и вытянул ноги. Зубы, выступавшие над слабым подбородком, придавали ему сходство с кроликом.
– Я вас слушаю. Говорите. По крайней мере, я какое-то время отдохну от звонков.
Максим тоже присел на софу. Из тактических соображений он старался держаться ниже своего собеседника. Временами ему приходилось сжиматься до минимально возможных размеров. Игенсард давно уже понял, что в общении с людьми он получал большие преимущества, когда его считали незначительным и неопасным человеком. Он тут же взял быка за рога – то есть приступил к осуществлению намеченной задачи.
– Мистер президент, минуту назад вы выразили озабоченность, что «это добром не кончится». Вы правильно заметили, что мы находимся в «серьезной проблеме». Но ситуация имеет тенденцию к ухудшению. И я хотел бы помешать усилению кризиса – естественно, в контексте моих обязанностей, как особого советника.
– Ваши заявления похвальны, – сентиментально отметил Лен.
Вероятно, он знал, что такие бессмысленные замечания раздражали Игенсарда. Однако особый советник не пожелал заострять на них внимания. Вместо этого он стал педантичным, используя точность, как форму возмездия.
– Я получил полный текст заявления уважаемого Диоса о том, что амнионы совершили акт вторжения.
Офис президента разослал документ советникам. Те, в свою очередь, распространили его среди своих помощников и консультантов. Так, Сен Абдулла поделился текстом с Максимом, а Сигард Карсин направила документ Клитусу Фейну.
– Новость действительно тревожная. Однако в заявлении упущены подробности, которые я считаю критически важными. Причем эти детали – или, точнее, их отсутствие – пугают меня еще больше. Директор Диос заявляет, что амнионский сторожевик класса «Бегемот» совершил вторжение в человеческий космос. Нарушение пространства произошло не вблизи границ – что можно было бы понять, – а за много световых лет от запретного пространства. И это уже не поддается разумному объяснению. Сторожевик объявился в системе Массива-5, где вступил в бой с крейсером полиции «Каратель».
Лен замахал руками.
– Мне это известно. Я тоже могу читать.
Максим пропустил его замечание мимо ушей.
– Уорден Диос не предложил нам иных объяснений, кроме догадки, что сторожевик якобы гнался за скаутом «Труба» – что амнионы по каким-то невыясненным причинам решили уничтожить это судно.
Особый советник смягчил обвинительный тон.
– Возможно, он прав. Атака на «Вэлдор Индастриал» была бы стратегической ошибкой, поскольку станция могла бы отразить нападение амнионов. Более того, сторожевик почти наверняка оказался бы уничтоженным.
Колония «Вэлдор Индастриал» имела прекрасное вооружение.
Максим прибавил толику сарказма.
– Каким-то чудом «Труба» удрала. «Каратель» тут же вышел из боя и последовал за скаутом, безответственно оставив амнионское судно в человеческом космосе. Уорден Диос вновь не объясняет, почему он посчитал «Трубу» и ее экипаж более важным, чем священную клятву защищать наши пяди от вражеских посягательств.
На удлиненном лице Эбрима появилась гримаса тошноты. Максим испытал удовольствие, хотя его вид не давал намеков на злорадство и презрение.
– Уорден Диос также скрыл причины, по которым на борту «Карателя» оказалась руководитель подразделения спецназа Мин Доннер. Он упомянул о ее присутствии лишь для того, чтобы убедить нас в правильности действий крейсера. Иначе выход из боя выглядел бы проявлением халатности и трусости.
– Нам просто повезло, что она оказалась там, – заметил президент, безуспешно стараясь выразить несуществующую уверенность. – Оперативные действия – ее конек. Она прекрасный специалист. Если Мин не справилась с амнионским кораблем, то, значит, это было просто невозможно.
Игенсард пахал тему, как трактор, нарезая ее бороздками по своему усмотрению.
– Я уже упоминал об упущениях. Конечно, отсутствие полезной информации является тревожным симптомом. Но у меня есть и другое замечание. Уорден Диос не потрудился сообщить, что «Труба» – это тот самый корабль, который был угнан пиратом Термопайлом и помощником шефа службы безопасности Майлсом Тэвернером. Да-да! Это тот самый скаут, который они похитили, бежав из штаб-квартиры полиции Концерна!
Максим усилил долю сарказма.
– И Диос почему-то не назвал вам причину, по которой «Каратель» оказался в системе Массива-5
Лен издал тихий звук, похожий на стон.
– Я полагаю, вы намекаете на то, что крейсер «Каратель» не должен был находиться там. Но мы давно осуществляем патрулирование пространства в секторе Вэлдора. Для этого имеются свои соображения.
Максим кивнул, успокаивая Эбрима Лена.
– В данное время боевую вахту у «Вэлдор Индастриал» несет корабль «Порыв» Он сменил «Карателя», который после долгого и трудного дежурства не стал возвращаться в доки станции полиции Концерна, а, выйдя из подпространства, отправился выполнять очередное задание Уордена Диоса.
Максиму не удалось проникнуть за завесу секретности, скрывавшую деятельность командного пункта полиции. Информацию о «Карателе» он получил, используя свое служебное положение.
– Очевидно, в этот момент Мин Доннер и присоединилась к команде крейсера. Чуть раньше ее видели на станции полиции. Если вы помните, она рапортовала Совету об убийстве Годсена Фрика.
Его тон намеренно стал отстраненным и спокойным.
– Взяв на борт директора Доннер, «Каратель» покинул околоземное пространство и отправился к Рудной станции.
Реакцией Лена было испуганное удивление.
– Как к Рудной станции? – возмутился он. – Вы уверены в этом?
Максим удовлетворенно отметил, что Эбрим не уточнил источник его информации.
– Вы начинаете улавливать картину, мистер президент.
Он мог бы дать гарантию, что Лен ничего не улавливал.
– Мне стало известно, что миссия «Карателя» якобы заключалась в проверке сообщений о странной активности амнионов вдоль границы вблизи астероидного пояса Рудной станции. Однако крейсер в конечном счете объявился в системе Массива-5. Туда же прилетела и «Труба», хотя директор Лебуол убеждал нас, что капитан Термопайл и помощник шефа службы безопасности Тэвернер бежали на скауте в запретное пространство – а именно на Малый Танатос.
Он заговорил более медленно, придавая каждому слову весомость.
– Вдобавок, по случайному совпадению, которое не поддается никакому описанию, мы узнаем, что там же оказался и амнионский корабль класса «Бегемот».
– Что-то я устал улавливать картины, – со вздохом сказал Лен.
Гримаса отвращения на его лице усилилась.
– Я хочу, чтобы мне их объяснили.
– Хорошо, – как бы уступая, ответил Игенсард. – Мистер президент, я убежден, что капитан Термопайл и Майлс Тэвернер не убегали со станции полиции. Я убежден, что их послали в запретное пространство для какой-то диверсии – не могу даже представить, для какой. Разозлив амнионов, они вернулись в человеческий космос. Но не в нашу солнечную систему, а на удаленную станцию. Это требовалось для того, чтобы ожидаемый ответ амнионов не представлял угрозы для Земли. Угроза Земле вызвала бы слишком большой политический резонанс и не принесла бы пользы для полиции. «Каратель» вылетел к границе, чтобы встретить «Трубу». Затем оба корабля направились в систему Массива-5, где ожидалось вторжение. На мой взгляд, все эти события произошли потому, что их спланировал Уорден Диос.
Лен соскользнул немного вниз, положил голову на край спинки и с открытым ртом уставился в потолок.
– Мои выводы таковы, – продолжил Максим. – Глава полиции Концерна рудных компаний намеренно спровоцировал акт войны, чтобы вызвать панику в Руководящем Совете Земли и Космоса. Тем самым он хотел отвлечь внимание общественности от моего расследования.
Игенсард ускорил темп, не позволяя президенту перебить его.
– Я вплотную подошел к доказательствам ужасных должностных преступлений. Репутация Диоса находится под вопросом.
Как и его невыносимые претензии на моральное превосходство.
– Власть Уордена рушится, и он пытается убедить нас в том, что мы не должны посягать на его полномочия в такое тяжелое время. Он хочет заверить нас, что его отставка ослабит мощь полиции – особенно в момент, когда мы стоим на пороге войны.
Эбрим захлопал в ладоши, предлагая Максиму остановиться. Игенсард покорно замолчал. Он сам намеревался передать слово председателю. Лен продолжал изучать потолок, словно тот пугал его. Через минуту он прошептал:
– И вы высосали все это из того обстоятельства, что «Каратель» оказался вблизи «Вэлдор Индастриал»? Из того, что крейсером командовала Мин Доннер?
– Я вывел это из отсутствующих объяснений, – язвительно ответил Максим.
Он не пытался скрыть своего возбуждения.
– Мои выводы основаны на серии странных совпадений. Они учитывают тот факт, что положение Диоса настолько же шатко, насколько неправомочно. Неужели вы сомневаетесь во мне, мистер президент? Тогда скажите, как вы объясняете тот факт, что «Каратель» вышел из боя с амнионским кораблем? Ведь Мин Доннер известна своей воинственностью и непоколебимой честностью. Почему она пренебрегла своим долгом и позволила врагу безнаказанно затеряться в человеческом космосе? Не потому ли, что наша храбрая воительница боялась превратить единичное вторжение в полномасштабную войну? Уорден Диос желал угрозы, а не реальной конфронтации. Его должностные преступления ослабили полицию до такого состояния, что она просто не готова к войне с амнионами.
– «Каратель» получил серьезные повреждения, – слабо возразил Эбрим Лен. – Вы сами это сказали. Уорден заявил, что наш крейсер не мог победить амнионский корабль.
Он помолчал, а затем добавил:
– Сторожевик был вооружен сверхсветовой протонной пушкой.
Максим с усмешкой закивал головой.
– Глава полиции опирается на факты. Но если вы считаете, что это ослабляет мои аргументы, то спросите себя, почему для подобной миссии был выбран именно потрепанный «Каратель». Не для того ли, чтобы Диос затем мог заявить, что наш крейсер не был способен противостоять амнионскому сторожевику?
Игенсард оскорбленно замолчал. Он так тщательно изложил свою версию событий, чтобы даже полоумный понял бы ее. Теперь он ожидал реакции Эбрима Лена. Президент продолжал рассматривать злой рок, который, похоже, витал над его головой. Несмотря на сутулую позу, он был напряжен, как грозовая туча. Лен по-прежнему уклонялся от взгляда особого советника. Возможно, он просто не знал, что сказать.
– Максим, что вы хотите? – с намеком на суровость спросил председатель. – Когда мы перейдем к той части, где вы «упростите» мое положение?
Раздражение Лена доставило Игенсарду злобное удовольствие. Конечно, он не стал показывать этого. У него имелась другая конкретная цель.
– Я обязан выразить свою озабоченность перед Советом, мистер президент, – ответил он тоном скромного и прилежного подчиненного. – Это мой долг. От того, как мы оценим действия главы полиции Концерна, будет зависеть будущее всего человечества. Я не хочу, чтобы такое тяжелое бремя ответственности упало на вас. Но мне ли равняться с вами? Как особый советник, занятый расследованием коррупционной деятельности, я не имею права обращаться к чрезвычайному собранию Однако, мистер президент, я охотно разделил бы с вами эту неприятную обязанность.
Помолчав, он со вздохом выдавил из себя:
– Если вы дадите мне разрешение, я сам доложу Совету о своих опасениях.
Зная, как Лен ненавидит любое противостояние, Максим добавил:
– И, конечно, если они окажутся ложными, то я приму на себя весь груз унижения.
Колени председателя рывком подогнулись. Он быстро посмотрел на Игенсарда. Гримаса тошноты сменилась задумчивым выражением. Очевидно, он пытался оценить амбиции Максима. Или гадал, что он получит от предложения особого советника. Наконец Эбрим Лен прочистил горло.
– Если вы уговорите Сена Абдуллу передать вам его право голоса, – приглушенно сказал председатель, – и если письменная просьба будет подана в мой офис до начала чрезвычайного собрания, я соглашусь на ваше выступление. Это будет нарушением правил, но я урегулирую данный вопрос регламента. Вы получите право выражать свое мнение, как и любой другой советник.
Максим тут же вскочил на ноги.
– Спасибо, мистер президент.
Он знал, как уговорить Абдуллу. Старший советник от Восточного союза ненавидел Уордена Диоса. Несколько его состоятельных избирателей потеряли огромные богатства, когда Диос помог Холту Фэснеру спровоцировать банкротство «Копий Стрельца».
Максим не стал ожидать, когда Эбрим Лен разрешит ему удалиться. Со скромным поклоном он молча покинул президентский офис.
Клитус Фейн еще пожалеет о том, что отказался говорить с Максимом. Он, особый советник Игенсард, был силой, с которой следовало считаться.
Марк
Марк Вестабул не считал гибель «Планера» – и амнионов на его борту – большой потерей. Корабль являлся простым артефактом, который временно использовался им для достижения определенных целей. Судно представляло интерес скорее своими технологиями, чем полетными или боевыми качествами. Его экипаж в основном составляли люди. Их ценность заключалась в том, что они служили амнионам и впоследствии могли стать материалом для исследований. Что касается амнионов на борту «Планера», то они были расходными единицами – обычным продуктом протеиновой массы, из которой выращивалась молодь. Их можно было заменить другими амнионами, с такими же наборами способностей и физиологических характеристик.
Не стоило жалеть и о Майлсе Тэвернере. Обладая ценным генофондом, он физически являлся почти идеальной трансформацией – более оптимальной, чем Марк Вестабул. Сознание-Уния добилось важных улучшений. Но психологически его мутация оказалась неудачной: он сохранил лишь несколько прошлых воспоминаний. Даже если бы амнион имел человеческую внешность, но говорил и действовал не по-людски, его чужеродность моментально бы определялась. Таким образом, он был бесполезным для борьбы против человечества.
Подобно своим сородичам, Марк Вестабул не тратил сил и эмоций на сожаления о гибели «Планера». Однако нападение этого корабля на «Затишье» требовало детальной оценки. Особенно со стороны Вестабула, так как именно он был наделен правом принятия решений на борту сторожевика. И он помнил многое из своей человеческой жизни – гораздо больше, чем другие мутанты-амнионы. Именно поэтому он считался нерасходной единицей – то есть незаменяемым.
Предательство Сорас Чатлейн полностью вписывалось в концепцию человечности. Ни один амнион не мог бы понять – и тем более повторить – такое действие. Даже Марк Вестабул с трудом улавливал его смысл. Размышления о причинах и следствиях этого события вызывали у него тошнотворное отвращение, которое могло иметь рибонуклеиновую основу. Тем не менее ему приходилось размышлять над ними. Этого требовала дилемма, возникшая после бегства «Трубы».
Хотя многие из его воспоминаний исчезли, он все еще помнил свои последние минуты на борту человеческого корабля «Сны наяву». Его память сохранила фрагменты пленения. Он помнил мстительную ярость Энгуса Термопайла, который отправил их команду в амнионский космос. Он помнил свое отчаяние…
Амнионы не имели таких понятий, как ужас, ярость и неистовство. Однако они обладали развитой концепцией настоятельности. Они ценили время и могли спешить. Их целеустремленность и самоотдача общему делу были не только полными, но и органическими. Тем не менее амнионы не могли постичь отчаяние. Они не имели генетической предрасположенности к подобным эмоциям. А Марк Вестабул имел. Он помнил и понимал человеческие чувства.
Это был ключ к разгадке людей. Несмотря на диктат интересов, Сорас Чатлейн предала «Затишье» из отчаяния. Сходным образом отчаяние вдохновило Термопайла продать амнионам своих сородичей – экипаж «Живых снов». Оно же двигало им и теперь, объясняя маневры «Трубы». Однако предательство «Планера» привело к губительным последствиям. Скаут улетел. Крейсер полиции принял сообщение, в котором говорилось о формуле антимутагена. Отчаяние всегда вызывало эффекты, воплощавшие в себе природу губительных действий.
«Труба» направилась к какой-то человеческой станции – возможно, даже к самой Земле. Кроме того, скаут мог примкнуть к своему защитнику – крейсеру полиции. И в том и в другом случае формула иммунного лекарства могла стать широко известной. Пока у амнионов не появится новое средство, превосходящее антимутаген, люди будут невосприимчивыми к мутациям.
Такая неуязвимость могла побудить их к войне – войне кораблей, оружия и технологий, в которой амнионов ожидало поражение. Даже если люди не осмелятся на нее, они будут предупреждены об амнионских исследованиях в области околосветовых скоростей. Имея развитые средства производства и склонность к механическим изобретениям, они могли создать оборонительное оружие, которое противостояло бы будущим сверхскоростным кораблям амнионов. И, хуже всего, они сами могли создать такие корабли.
Вполне понятно, что сообщения «Трубы» и акт вторжения «Затишья» вдохновят человечество на укрепление своей обороны. Однако самым тяжелым ударом была возможная потеря принудительно выращенного шаблона, названного Дэйвисом Хайлендом. На его основе амнионы могли бы создавать мутантов, способных говорить и действовать как люди. Это величайшее достижение позволило бы им в кратчайший срок осуществить свои цели. Оно привело бы к войне внедрений и мутаций – к войне, в которой человечество было бы обречено на поражение. Только успешный захват Дэйвиса мог компенсировать те возможные потери, которые грозила нанести «Труба».
Отчаяние Сорас Чатлейн и Энгуса Термопайла создало сложную дилемму. Амнионы не имели возможности оценить ее. К счастью, на борту «Затишья» решения принимал Марк Вестабул. После долгих размышлений – в состоянии болезненной тошноты – он сделал вывод, что на бегство «Трубы» им следовало ответить актом еще большего отчаяния.
За его принятием решений наблюдал весь корабль. Этот процесс сопровождался анализом событий, расчетами траекторий и сопутствующими комментариями. Атмосфера «Затишья» была насыщена феромонами, которые служили языком для амнионов. Марк Вестабул являлся соучастником нуклеотидного общения – он впитывал сладкие запахи и источал их из себя, наполняя густой аромат оттенками смысловых значений.
Однако он действительно был уникальным среди сородичей. Они осознавали эту особенность и ценили ее. Благодаря своим качествам он имел право принимать решения. Его выводы не обсуждались – они становились обязательными для всех. Это давало ему простор для действий.
Риск был велик. Если «Затишье» потерпит поражение, цена ошибки будет огромной. Марк Вестабул не мог уменьшить ее. Симбиотическое выращивание кристаллиновых передатчиков и курьерских дронов требовало огромных затрат времени и сил. Ему повезло, что сторожевик имел устройства связи, но о дроне он даже не мог мечтать. По этой причине Марк не мог предупредить свой вид об опасности. Тем не менее, восстановившись в нормальном пространстве вдали от системы Массива-5, «Затишье» определило курс на Землю и начало сплетать провал в подпространство.
Уорден
Уорден Диос находился в помещении командного центра. Его рабочее место окружали пульты техников и связистов. Почти полсотни человек прослушивали поступавшие сообщения и наблюдали за экранами навигационных и оборонительных комплексов. Диос полностью полагался на своих сотрудников и не стремился контролировать их действия. Вместо этого он пытался предугадать шаги амнионов.
