Ундецима, или Смерть на Посошок

Но прекол не в этом. А в том, что чувак закончил консу и со своим консерваторским образованием лажи не переносил. В нашем оркестре за кикс полагался пендель от Глобуса: промазал мимо ноты – изволь получить. Мы старались, а чужие чуваки шпилили жиденько и киксовали вовсю. Поэтому их ждали аж два сюрприза. Сначала в оркестре бархатно заиграл супер-тубист. А потом от него посыпались увесистые пендолюхи с обеих ног. Удивлённые чуваки шли, дудели – и подпрыгивали по очереди. Но ничего, интеллигентные люди – доиграли.

Мотаясь с оркестром на жмуры, я узнал, что музыкальные инструменты могут быть кормильцами и поильцами в буквальном смысле. Например, раструб кларнета откручивается – из него кирять удобно; считай, стакан всегда с собой. А туба си-бемоль – вроде той, что у Глобуса – вообще штука незаменимая: при некотором навыке можно стырить с поминального стола и запихнуть в её раструб две бутылки водки и три целых курицы…

Как-то позвонил мне наш руководитель. «Понюхай трубу, – говорит. – Колбасой пахнет?» Я понюхал. «Нет, – говорю, – не пахнет». «Точно не пахнет?» «Точно».

Он довольно хрюкнул: привычка такая у него была, из-за гайморита. «Хреновый ты предсказатель. Я про жмуры договорился. Так что шпилим, поимей в виду».

Я машинально ещё раз потянул носом – колбасой не пахло даже близко. Ну и ладно. Причапал в назначенное время в назначенное место. Нас всех подобрал автобус. Доскрипела эта колымага до кладбища. Мы свои дудки-барабаны расчехляем, выходим, и тут из-за кустов – пам-пам-па-па-рам! – слышим первые звуки: траурного Шопена играют. Уголё к понесли!

Оказалось – танкисты, суки, подсуетились и перебили ангажемент.

Говорил же я, что не пахнет колбасой.

Не наш это был жмур.

* * *

Я неестественно прекратил свою жизнедеятельность…

…и теперь собираюсь необратимо прекратить жизнедеятельность чужую. Обдумывают способ. Убеждаюсь, что прав мой приятель Тырда: думать надо как можно реже. Иначе это входит в привычку, от которой трудно избавиться.

Особенно трудно, когда валяешься на диване в гостиной перед включённым телевизором. Дома пусто. Любимая Жена предпочла общество чужого кастрированного кота. Моя Гитара молчит упрямо и угрюмо. Вот и появляются мысли, мысли, мысли – каждые шесть секунд восемь штук.

Телевизор громыхал боевиком. История была в тему: отчаянный Бродячий Музыкант стирал с лица земли посёлок городского типа и мало-помалу расправлялся с местными бандосами. Заодно успешно устраивал свою личную жизнь. В гитарном кофре чувак таскал груду стволов и не задумываясь шмалял направо и налево.

Ещё недавно эта идея могла приглянуться. Среди невыдуманных музыкантов я – лучший стрелок. Отчего бы не казнить приговорённых простым и понятным для меня способом?

Лучший стрелок… Мысль охотно и незаметно свернула на соревнования вроде биатлона, только среди гитаристов. Играешь – потом стреляешь. Потом опять играешь, потом снова стреляешь… Как учил Старый Вояка: с одной руки, с двух рук, стоя, сидя, лёжа, с колена… Вместо стандартных лыжных дистанций – гитарная классика: Паганини, Сарасате, Пьяццолла и, конечно, Великий Гринго. На скоростных участках – Бах, Бетховен, Моцарт и римский-Корсаков. Эти звучат в транскрипциях, потому что ничего специально для гитары не писали. За промах или лажу – штрафные круги: тупо шпилишь гаммы.

Публика приторчит реально. Хороший может получиться микс. Надо потолковать с юристом: запатентовать, что ли, это дело? Зарегистрировать на Любимую Жену. Первый чемпионат провести, проверить братьев-гитаристов на вшивость. Следом, глядишь, и другие клюнут – клавишники, скрипачи, перкуссионисты; новые дисциплины появятся… Так, стоп! Куда-то я не в ту степь уехал.

Тем временем в телевизоре Бродячий Музыкант мощно отлюбил свою кралю и снова давил на гашетку, разбрызгивая бандитские кишки.

Оружие – не проблема. Честному гражданину у нас его не достать. Но честному гражданину оружие без надобности, так ведь? Зато нечестному, да ещё при бабках, надыбать ствол – раз плюнуть.

А я-то кто? Честный или?.. Так, опять не туда. Какая разница? Я тот, кому нужно оружие и кто знает, где его взять.

Проще всего – позвонить, и ствол организуют за пару дней. Есть такие знакомые. Я всё же пятнадцать лет в Столице! Сам здесь не последний – и общаюсь не с последними… Купят все справки, за шелестящее спасибо оформят любые ксивы и в лучшем виде доставят посылочку прямо домой – не придётся даже с дивана вставать. Чистый, легальный ствол, на меня зарегистрированный. И это плохо. Как первого завалю, так за мной и придут.

Со Старым Воякой можно связаться. Добудет что угодно. Поворчит, конечно, для виду, но добудет. У него получится подороже и подольше, зато – полная конфиденциальность. Хорошо, но есть другая проблема: кто знает, что за ствол подгонит старик? Какая история за ним тянется? Я и своими-то делами не успею заняться, а уже чужие на себя навешу…

Самое муторное, но самое правильное – сторговать у чёрных копателей. Я знаю кое-кого в Культурной Столице. Там у них военного добра со времён Великой Войны невыводно.

Боевик на экране сменили новости. Криминальные, само собой: откуда нынче хорошим взяться? Убийства, интриги, скандалы, расследования… На фоне неуклонного роста валового продукта и национального благосостояния. Это – святое.

Телевизор вещал про губернатора, который выбрал себе интересную служебную машину. Дома у него гараж под завязку, но эта понадобилась для Столицы: не пешком же здесь ходить солидному перцу! Черпнул лапой из бюджета – и купил себе под задницу эксклюзивный Mercedes-Benz S600 Guard. Притом есть только один эксклюзив, который немного круче: это Mercedes-Benz S600 Pullman Guard, на котором ездит наш Самый Главный руководитель…

Журналюги взахлёб восторгались губернаторской обновкой. Высший класс брони, шесть сотен лошадей под капотом, все сидения – динамические, мультиконтурные, с функцией массажа… До кучи ляпнули про мощный генератор и холодильник. На общем фоне – дурной тон. Как про скидку в полпроцента по случаю праздника. Или освежитель «Ёлочка» в подарок.

Перед новостями рекламировали легковушку – очередную кровавую победу отечественного автопрома. Завлекали ценой. Служебная тачка слуги народа обошлась в пятьдесят раз дороже. Комплект бронированной зимней резины к ней стоил ещё как две легковушки, страховка на год – ещё как две…

Вообще мне плевать. Губернаторы, прокуроры, депутаты… У народа Великой Страны хватит денег, чтобы его слуги взбесились с жиру и утонули в роскоши. А моя забота – другая. Охотиться предстоит не на тех, что ходят по тёмным переулкам и ездят на троллейбусах. Все мои будущие жертвы моторизованы, как этот перец.

А что такое броня высшего класса? Интернет говорит: «Бронированный кузов выдерживает попадание пуль из армейского стрелкового оружия, осколков ручных гранат и взрывных устройств средней мощности. Модели оснащаются самогерметизирующимся баком и системой пожаротушения».

Во как. У тех, за кем я охочусь, машинки попроще. Но всё равно не из простых. Товар чёрных копателей против них – детские пукалки. Как разряженный пистолет Старого Вояки в тире три десятка лет назад. Стало быть, романтика Бродячего Музыканта с гитарным кофром, набитым стволами – не для меня.

И вообще дело не в этом.

Можно подкараулить одного-двоих, даже если они ездят в броне и с охраной. Но моих объектов – не один-двое. Их список занимает даже не одну-две страницы.

На журнальном столике возле дивана поблёскивает глянцем свеженький справочник «Кто есть кто в отечественном шоу-бизнесе». Довольно толстая книжка со множеством персонажей.

За небольшим исключением я приговорил к смерти их всех.

* * *

Отец переживал за Дядю.

Или просто стыдился того, что его старший брат – клоун. Родственники вздыхали и говорили, что у Дяди с детства была золотая голова, ему прочили прекрасное будущее, а он…

Я на эту тему не задумывался. Свой человек в цирке – о чём ещё пацан может мечтать? Отец занимался мужским воспитанием; Дядя, по его словам, гармонично развивал мою личность. Таскал эту личность по театрам и музеям, брал на выставки и концерты… Мы дружили: с Дядей было интересно и весело.

Тётя – его жена – при встрече тискала меня, сюсюкала на ухо, гладила по голове и совала бесконечные пирожки и конфеты. До тех пор, пока Отец не делал ей замечания. «Не порти мне мужика! – говорил. – Разбалуешь, раскормишь в свинью – и что тогда? Колоть кабанчика на холодец?»

Однажды при мне вспоминали, как Дядя познакомился с Тётей.

Зашёл в музыкальный магазин фирмы «Мелодия». Собственно, музыкальных магазинов другой фирмы тогда в нашем Промышленном Городе не было. Зашёл и спросил у продавщицы пластинку – «реквием» Верди. Девушка возмущённо посмотрела на него и отчеканила: «Молодой человек, «реквием» – это Моцарт!» Семейное предание гласило: именно в тот момент Дядя понял, что встретил свою жену.

Он смеялся: «Я когда-то придумал тест. Спрашиваешь: кто написал «Ромео и Джульетту»? Если человек не знает, с ним всё ясно. Кто книжки читал – скажет, что Шекспир. Кто много книжек читал – назовёт Банделло. Музыковед скажет – «ромео и Джульетту» написал Чайковский. Или Берлиоз. Или Прокофьев. Оперный критик вспомнит Гуно. А ещё ведь есть у Задонаи «Джульетта и Ромео», и у Беллини «Монтекки и Капулетти»!»

Сейчас я бы добавил к списку ещё мюзикл Пресгурвика. А тогда Дядя не стал плющить эрудицией будущую Тётю. Не стал грузить про «реквием» Ахматовой, Дворжака, Керубини, Брамса или Верди с тем же Берлиозом. Он просто спросил: что такая милая барышня делает после работы? И пригласил её в кафе, а потом на танцы.

Жили они дружно. Детей завести не получилось. А когда мне было десять, Тётя умерла.

У кого день рождения летом, тому одноклассников не собрать. Меня обычно поздравляли на ближайших выходных – как говорится, в узком семейном кругу. Удобно, что в нашем спортивном лагере в это время был пересменок. Всех распускали по домам на несколько дней.

Когда мне исполнилось одиннадцать, Дядя заскочил после вечернего представления. Меня напоили чаем с тортиком и скоро отправили спать.

Среди ночи я проснулся. С кухни через приоткрытую дверь слышался разговор. Отец и Дядя выпили явно больше обычных трёх стопок.

«Знаешь, как в Париже говорят? – спросил Дядя. – Метро, булё, додо!»

За границей тогда мало кто бывал. Из всех наших знакомых – только он один. Ездил с цирком на гастроли.

«Булё, додо… Это что значит?» – не понял Отец.

«Это значит, что утром ты тащишься на метро через весь город. Целый день пашешь, как Папа Карло. Вечером тебя хватает только на то, чтобы доползти до дому, завалиться в люлю и друшлять. А назавтра всё повторяется. И так всю жизнь».

Отец хмыкнул: «И что?» «То, что я так не могу». «Интересно! Все могут, а ты не можешь? Включи мужика и смог и!»

«Зачем? Кому на пользу, если я через силу вымучиваю то, от чего меня тошнит? Я хочу заниматься любимым делом! разве плохо?»

«Музыка и все твои штуки – это не дело, – сказал Отец. – Это хобби».

«Оплачиваемое хобби – лучшая работа, – возразил Дядя. – Я делаю то, что мне нравится, и прекрасно себя чувствую. Кстати, опять на гастроли за бугор приглашают».

«Несерьёзно это всё, – упрямо повторил Отец. – Анекдот про Шаляпина помнишь? Извозчик спросил, кем он работает. Шаляпин отвечает: пою. А извозчик говорит: у нас все поют. Я, когда выпью, тоже пою! работаешь-то ты кем?»

«Ты продолжение забыл, – сказал Дядя. – Шаляпин ответил мужику: ты, когда выпьешь, сам поёшь. А когда я напьюсь – вместо меня Власов поёт. Это в Большом театре солист был такой… Не калечь мальчишку».

Тут я понял, что говорят они вообще-то обо мне.

«Зачем из него раньше времени солдата делать? – говорил Дядя. – Здоровье, спорт, учёба, я всё понимаю. Но пусть хотя бы попробует! На жизнь с разных сторон посмотрит. Обломаться-то недолго. Родина постарается».

«Что ты предлагаешь?» – устало спросил Отец.

«Перкуссию, – оживился Дядя. – К осени набирать будут. Клёвое направление, а народ не врубается, и на перкуссию никто идти не хочет».

«Перкуссия… – повторил Отец. – Барабаны, что ли?»

«Ударные, – поправил Дядя. – Как раз не барабаны, а всё остальное. Маримба, ксилофон, вибрафон, колокола, литавры и так далее».

«Куда уж далее», – проворчал Отец.

На кухне снова наполнили стопки.

«Давай не чокаясь, – попросил Дядя. – Мою помянем…»

Они выпили и помолчали.

«Перкуссия реакцию изумительно развивает, координацию и мозги. В спорте пригодится, в учёбе пригодится, – снова подал голос Дядя и вроде всхлипнул. – Спасибо, что не отнимаешь у меня парня. Он же мне как сын…»

Оба они – Дядя и Отец – были тогда моложе, чем я сейчас.

* * *

Этим столичным мальчикам предстояло начать реализацию моего плана.

Они о своей роли не догадывались, а время действовать уже пришло. Так что я зазвал их в гости. В отсутствие Любимой Жены объявил квартиру зоной, свободной от предрассудков. Попросту – притоном разврата. Сказочное гостеприимство для дорогих гостей: скатерть-самобранка и простыня-самобранка. Короче, халявное бухло и сговорчивые тёлки. Верняк.

«Тюрьма-старуха, дай кликуху!» – в былое время кричал в окошко камеры тот, кто залетел на кичу и хотел стать блатным. Из других камер ему кричали в ответ, предлагали варианты, и авторитеты выбирали подходящий. Этим своим гостям кликухи придумал я.

Внезапный Вождь был толстым мальчиком лет пятидесяти четырёх. Длинные седые волосы он обычно скручивал в неряшливую кичку или куцый хвостик. В любой компании, никого не спросясь, назначал себя главным остроумцем и душой. Впрочем, ему везло на интеллигентную публику. Я не слыхал, чтобы его били.

Вообще-то Внезапному Вождю полагалось регулярно получать в бубен: для начала – за манеру обращаться к окружающим воины мои. Пол, возраст и регалии воинов значения не имели. Панибратский оборотец взялся из анекдота. Вождь сообщает своему племени две новости, плохую и хорошую: «Воины мои, случился неурожай, и все мы будем целый год жрать говно… Зато его у нас много!» Достойный повод для любого воина – от души напинать по кишкам вождю-самозванцу, который возник внезапно, да ещё с гнилым базаром.

Толстый седой мальчик считал себя неотразимым мужчиной. Впервые увидав Любимую Жену, он хихикнул и заявил мне: «Если твоя баба – клад, ты по закону имеешь право на двадцать пять процентов». Опять же, стоило с ходу засадить ему по печени. Тогда я пожалел его; потом пожалел, что пожалел. Ничего, теперь ответит.

По молодости Внезапный Вождь написал несколько неплохих стихов. С первыми песенками въехал в околомузыкальную тусовку таких же, как он, столичных мальчиков. Несколько аккордов, даже помноженных на любовь к битлам, не сделали его ни композитором, ни гитаристом. На шестом десятке Внезапный Вождь оставался любителем, подающим последние надежды. Но по старой памяти в тусовке с ним здоровались. Это мне на руку.

Пригодится и то, что Внезапный Вождь пробавлялся журналистикой. Его незатейливые статейки иногда печатали в больших газетах – за интеллигентскую беззубость и соответствие трендам.

Пригодится и то, что Внезапный Вождь вхож в телевизионные кулуары: с телевидением он многие годы крутил вялый роман без взаимности. Радио тоже топталось где-то рядом.

Второй персонаж дополнял пару: он был вдвое моложе, косил под метросексуала – то ли яппи, то ли хипстера, их не разберёшь – и, в отличие от Внезапного Вождя, не грыз ногти до мяса. Как это у старика Бетховена со стариком Гёте в песенке савояра? «Кусочки хлеба нам дарят – сурок всегда со мною. / И вот я сыт, и вот я рад, и мой сурок со мною. / И мой всегда, и мой везде, и мой сурок со мною…» Сурок намертво прилип к Внезапному Вождю, как блохатый грызун к средневековому бродяге.

С пелёнок Сурка растили уверенным в собственной гениальности, и он вырос уверенным. Гениальны были пресные рифмочки стишат, которые Сурок строчил как подорванный. Тем более гениальны – его фуфлыжные песенки на трёх аккордах. Тем более – литературные опусы.

Один из них Сурок неосмотрительно запустил в Интернет. Гениальное полотно начиналось так: «В детстве, часто болея, моей любимой книгой был старина Кун с его «Легендами и мифами Древней Греции». Безграмотный Сурок тут же стал объектом циничного стёба, а то, что его любимой книгой был старина – превратилось в визитную карточку. Вместе с частыми детскими болезнями.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.