Кровь, или 72 часа

— Только тронь меня, и ты не жилец! — прохрипела Ника и вцепилась ему в руки.

Парень был больше поражен не отпором этой пигалицы, а странной формой ее ногтей. Он никогда не видел ничего подобного: «Это же не человеческие ногти!»

Ника заметила в его глазах смесь детского страха и удивления: «Где-то я уже видела такой взгляд!»

Венди часто ловила взгляды деревенских детей на своих руках. Поначалу они побаивались странных, непомерно больших для ее тонких пальцев ногтей. Особенно пугала необычная выпуклость, которая делала ногти похожими на звериные когти. Но во время игр все тревоги улетучивались. Когда их маленькая подружка бегала рядом, все ссоры и разлады забывались и казалось, что весь мир наполнен радостью и счастьем. Несмотря на то что Венди была самая маленькая среди них, она стала настоящей заводилой у деревенских ребятишек, которые каждый день с нетерпением ждали ее прихода. Папины снадобья пошли впрок, и никто не мог даже заподозрить смертельного недуга в этом жизнерадостном бесенке. Любимица детворы всегда появлялась из чащи в сопровождении своих братьев. Подростки отходили в сторону от шумной малышни и, подражая взрослым, важно вели беседы со сверстниками. Младшая же половина лесного семейства весело носилась с деревенскими сорванцами, давно позабывшими о странных ногтях своей лесной гостьи. Однако вскоре подвернулся случай снова о них вспомнить.

Той осенью герцог со своей свитой выбрались для охоты. Лес был взбудоражен лаем собак, криками загонщиков и мушкетными выстрелами. Внезапно на опушку, где резвилась малышня, выползла раненая волчица. Насмерть перепуганные дети спрятались за спинами взрослых ребят.

— Забирайтесь на деревья! — скомандовал старший брат и схватил Венди на руки.

Притихшая сестренка крепко обнимала его за шею, пока не увидела что-то в зубах у зверя. На глазах у изумленной ребятни Венди соскочила с рук брата и побежала к хищнице.

Волчица с трудом приподнялась на передних лапах и злобно ощерилась. Из ее пасти на землю выпал маленький волчонок и жалобно заскулил. Мать лизнула его и снова подняла оскаленную морду. Венди присела рядом и протянула вперед открытые ладошки. Покачивающийся на некрепких лапках волчонок подозрительно обнюхал кончики пальцев девочки и весело заковылял к ней. У истекающей кровью волчицы не было сил ползти следом, и она завыла от отчаяния и боли. Венди бережно взяла щеночка и поднесла его к морде матери. Глаза хищницы потеплели. Умирающая волчица нежно облизала своего детеныша, даря ему последние ласки. Наконец силы оставили ее.

Дети видели, как страшный зверь с благодарностью ткнулся носом в руки их лесной подружке и уронил безжизненную голову на землю. Девочка прижала щеночка к мокрому от слез лицу. Когда из леса показался старший сын герцога в сопровождении ловчего, дети слезли с деревьев, опустились на колени и склонили головы. Склонила голову и Венди. Ее золотые кудри скатились на лицо и закрыли собой волчонка.

Не говоря ни слова, ловчий спешился и закинул мертвую волчицу на круп лошади. Сквозь занавес волос девочка с ненавистью смотрела вслед удаляющимся всадникам. Их мерно покачивающиеся тени еще долго маячили среди деревьев.

Затуманенный взор стал проясняться, пестрые камзолы всадников превратились в яркие разводы модных рубашек.

Пьяный парень все еще держал Нику. Наконец он оторвал взгляд от ее странных ногтей и посмотрел в налитые яростью глаза девушки. Что-то заклокотало у нее в горле, и комок зеленой тягучей слизи вылетел из ее рта ему на грудь.

— Черт! — он брезгливо попятился.

Отпустив свою жертву, он начал искать глазами, чем бы снять с себя гадкий плевок. Не найдя ничего подходящего, он схватил девушку за волосы и вытерся ими.

— Убить ее за это мало! — сказал подоспевший дружок. — Да возиться неохота!

С его колен стекала черная жижа.

«Завалился в овраге!» — ехидно улыбнулась Ника.

— Чего скалишься, стерва?! — он зло пнул осевшую на землю беглянку.

Он стал отряхивать колени, но только размазал грязь еще больше.

— Надо бы где-то помыться! — он вытер перепачканные руки о ствол сосны.

Это предложение вызвало неожиданную реакцию у его спутника:

— Помыться! Помыться! Во что бы ни стало помыться! — во всю глотку заорал он и начал остервенело чесаться везде, где доставали руки.

Тело страшно зудело. Хотелось вывернуться наизнанку и почесать себя изнутри. Ошалевший парень безумно припрыгивал и скреб себе лодыжки. Друг схватил его за руку и потащил в сторону озера. Ника сидела в корнях сосны и безучастно смотрела им вслед. Необычайная легкость наполнила ее. Все случившееся показалось далеким сном, в котором все еще маячили какие-то пестрые тени.

Тело убитой волчицы позади ловчего подпрыгивало в такт лошадиному шагу и терлось о его спину. Вскоре спина начала зудеть, а затем зачесалось все тело. Ловчий соскочил с коня и с омерзением стянул за хвост мертвую волчицу. Его благородный спутник не возражал, чесотка началась и у него. Не переставая чесаться, всадники понеслись галопом в сторону реки, где был разбит их бивуак. Не успев спрыгнуть с коня, наследник правителя Восточной Померании приказал немедля готовить походную баню. На песчаную отмель быстро стащили прибрежные валуны. Вскоре они уже грели свои гранитные бока в ярком пламени кострища. Не дожидаясь, когда пропадут последние язычки пламени, измученный чесоткой сын герцога велел ставить над камнями походный шатер. Вскоре из-под его полога повалил пар.

Слуга не переставая поливал раскаленные камни. Вода зло шипела, обволакивая до крови исчесанные тела ловчего и его господина горячим туманом. Чесотка их больше не одолевала. Они провалились в блаженное небытие, позабыв обо всем на свете. Даже звон выпавшего из рук слуги ковшика не потревожил их сон. Сам слуга с трудом отвязал полог и выкарабкался наружу. Он лежал подле шатра и, как выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух. Перед его глазами все еще стояло пунцовое безжизненное лицо первого наследника Восточной Померании. Угоревший слуга попытался позвать на помощь, но его сиплые всхлипывания подняли лишь слабый фонтанчик из прибрежного песка. Он обессиленно закрыл глаза. Речной ветерок хлопал отвязанным пологом шатра и разносил по берегу приятный запах дымка.

«Кто-то баню топит», — отрешенно подумала Ника. Она все еще сидела, прислонившись к сосне. Уже стемнело. Двигаться не хотелось.

«Друзья меня, наверное, потеряли!»

Запах дыма усилился.

«Кто это решил ночью мыться?» — она повернулась в сторону озера.

Прилипшие к смоле волосы больно дернули, и она окончательно пришла в себя.

После своих злоключений Ника сказалась больной и осталась дома.

— Без тебя будет совсем не то, — наперебой уговаривали ее друзья. — Брось хандрить. Айда с нами!

В ответ она лишь грустно улыбнулась. Позабыв о ребятах, Ника прислушалась к наполнявшей ее легкости. Отсутствующий взгляд подруги удивил друзей. Они недоуменно переглянулись и отправились на поиски приключений без нее. Конечно, с их приболевшей заводилой было бы веселей и спокойней. Когда она была рядом, редко кто ссорился, а если ссора успевала разгореться до появления Ники, то после ее прихода напряжение сразу же спадало и обиды забывались. Что ж, сегодня им придется воздержаться от разборок.

Толкаясь и резвясь на центральной улице поселка, подростки чуть не сбили одетую во все черное старуху. Последние годы она все чаще попадалась им на глаза. Они знали, что на выселках живет целительница, но никогда ее не видели. Однако с недавних пор она зачастила в поселок, и никто не мог спрятаться от ее цепкого взгляда. Притихшие ребята расступились и пропустили старуху, после чего решили перебраться в другое место.

Целительница проводила их взглядом.

«Беззаботная молодость!» — вздохнула она. — Разве им есть дело до чертовщины, творящейся в дачном поселке?»

С момента своего приезда сюда она чувствовала, что где-то рядом существует небывалая колдовская сила. Похоже, что появление именно этой силы и растревожило ее мать. В своем последнем письме она с волнением намекнула об открытии, которое может стать поворотным в борьбе с черными сестрами, и подробности обещала сообщить при встрече. Но встретиться им так и не довелось. Старая знахарка, которая издавна знахарила здесь, поплатилась жизнью за свою доброту. После ее смерти целительница переняла дело матери.

Первым же летом она заметила, что черная энергия в поселке пошла на убыль. То же самое повторилось и на следующий год.

«Уж не эти ли перепады так разволновали мою матушку? — думала она. — То, что они совпадают с летними месяцами, означает только одно: черную энергию собирает кто-то из дачников!»

Теперь целительница много времени проводила в поселке, но ее поиски не давали результатов. Она грешила на свою старость и притупившееся чутье. Еще немного, и она уже не сможет найти того, кто владеет этой страшной силой.

«Что это было?! Кто сотворил такой могучий всплеск черной энергии? Похоже, я опоздала! Жди беды!»

Подходя к окраине поселка, она увидела в окне худенькую девчушку, которая с грустью смотрела вслед удаляющимся подросткам. Старуха слышала, что та серьезно больна, но ее родители никогда не обращались к ней за помощью.

«Они врачи. Им виднее, — оглянулась целительница, покидая поселок. — Ну и ладненько».

Ника проводила взглядом укутанную в черное бабку и залезла под одеяло. Несмотря на накатившую грусть и одиночество, на душе было легко и спокойно. В тот вечер она быстро заснула. Однако среди ночи ее разбудил собственный надсадный кашель, который промучил до самого утра. Второй раз она заснула уже под пение птиц. Вымотанная за ночь, Ника спала так крепко, что ее не смогла разбудить даже поднявшаяся за окном суматоха. Крики и беготня постепенно переместились к берегу озера и смолкли, лишь когда появился местный участковый со стажером.

— Разойдись! — рявкнул он и скрылся в бане.

— Может, живые еще? — с надеждой спросила хозяйка бани.

— Какое там! Окоченели уже! — донеслось из парилки. — Семеновна, беги в сельсовет, пусть вызывают из Луги судмедэксперта!

— Отравление угарным газом! И к гадалке не ходи! — заявил приехавший эксперт, глянув на вишневый цвет голых пострадавших.

— Угу, — хмуро кивнул участковый, перебирая «фирмовую» одежду парней в поисках документов.

Он развернул тетрадный листок с нарисованной схемой.

— Стажер! Что у нас было вчера в Заозерье?

— Там же дача солиста группы «А-сила»!

— Знаю! И дальше что?

— Так вчера туда завалилась вся рок-группа! Забор весь фанаты облепили. Смотрели, как их кумир со товарищи водку кушали!

— Поня-я-ятно, — протянул участковый. — Ну, допустим, наши потерпевшие вышли на остановку раньше, так и шли бы себе вдоль оврага до самого Заозерья! Что они в этой бане-то забыли?! Ведь не знают деревенской жизни, а туда же. Устроили себе газовую камеру, а мне теперь бумажной работы на неделю!

Тихо вошедшая целительница, кряхтя, подняла валявшуюся в предбаннике рубашку. Ее внимание привлекло иссиня-зеленое пятно на яркой материи. Она провела кончиками пальцев по его краям и тут же отдернула руку. Старуха изменилась в лице, рубашка выскользнула на пол.

— Кто там свет загораживает? — гаркнул участковый. — А, это ты, Матрена? Твои травки здесь уже не помогут. Так что ступай с Богом!

Заметив ее мертвенн ую бледность, у частковый поторопил:

— Давай, давай. Это зрелище не для слабонервных!

Целительница шла по поселку и вглядывалась во встречные лица: «Рано или поздно это должно было случиться. Теперь медлить нельзя! До конца дачного сезона надо найти того, кто это сделал!»

О происшествии на озере Ника ничего не знала. Родители уехали в город до следующих выходных, а Яна молчала как партизан. С друзьями встретиться тоже не удавалось.

— Ну-ка марш в постель! — Яна заметила, что сестренка дышит тяжелее обычного. — Никаких гулянок!

Лежа с градусником, Ника с тоской думала о загубленных каникулах. Приютившийся в ногах пес пытался согреть ее ледяные ноги и преданно смотрел большими карими глазами. Чарлик всегда ходил хвостом за мамой, но, когда его хозяйка уезжала в город, он отдавал свою нерастраченную любовь своей хрупкой подружке. Ника любила собак, и те отвечали ей тем же. Ни одна, даже самая злая из них, не трогала ее. Как-то еще совсем маленькой Ника забралась на чужое подворье, где на цепи сидел здоровенный сторожевой пес. Никто из дачников ни рискнул бы даже приоткрыть калитку того двора.

Услышав от соседей, куда залезла ее дочка, Эмма спала с лица и нетвердой походкой поспешила на выручку. У забора уже толпились любопытные и с изумлением заглядывали через ограду. Осевшему от удивления псу маленькая Ника деловито пихала в рот палку. Тот лениво отворачивал морду и пытался вильнуть хвостом. Но поскольку он уже давно позабыл, как это делается, то получалось довольно забавное ерзанье на заднице. В заключение, к всеобщему восторгу зрителей, пес лизнул улыбающуюся девочку в лицо.

— Укротительница растет! — говорили потом Эмме.

И чтобы укротительский талант не пропадал, они завели Чарлика.

— Ты ведь тоже не хочешь возвращаться в город? — чесала его за ушком Ника.

Пес внимательно слушал и нетерпеливо толкал ее руку носом, когда она переставала его чесать.

— Конечно, нам на природе веселее! — ответила за него Ника.

Несмотря на постельный режим, к середине недели она совсем слегла. Яна с тревогой смотрела, как сестренка все сильнее задыхается, а жар уже чувствовался на расстоянии. Сквозь боль и слезы Ника обещала поправиться и наотрез отказывалась ехать в город. Соседи наперебой советовали обратиться к местной целительнице.

— Хорошо, сестренка! — поставила условие Яна. — Мы останемся здесь до приезда родителей, но при условии: я покажу тебя Матрене.

Ника условие приняла. Сосед по даче отвез сестру на своей видавшей виды «Победе» на выселки. Не успел он докурить первую беломорину, как Яна вышла из дома целительницы.

— Что? Отказала?! — не поверил он.

— Я никому не отказываю, — на пороге появилась Матрена. — А тем более детям!

Через четверть часа она уже осматривала Нику. Выставленные на улицу Яна с соседом тихо беседовали. Даже Чарлику не разрешили присутствовать, и он с тревогой поглядывал то на Яну, то на закрытую дверь.

А за дверью ошарашенная Матрена никак не могла прийти в себя. Глядя на цвет выходившей из девчушки мокроты, она не верила глазам. Он в точности совпадал с пятном на рубахе угоревшего в прошлые выходные парня.

— Как эта неокрепшая девушка, по сути, еще ребенок, может обладать такой силой? — удивлялась она.

Ника поняла состояние целительницы по-своему и с испугом спросила:

— Что, все так плохо?

— Не переживай, детка, — ответила та и положила ей руку на лоб. — Я тебе помогу, но до приезда родителей ты поживешь у меня.

У больной не было сил возражать, да и старуха ей понравилась. Нике почему-то казалась, что она знала ее всю свою жизнь. От женщины веяло чем-то далеким и знакомым, отчего щемило сердце. Ника смотрела в ее удивительно молодые глаза и, позабыв о боли, мучительно пыталась вспомнить: «Где я могла ее раньше видеть?»

От высокой температуры мысли хрупкой пациентки спутались, и она впала в спасительное забытье. На короткое время Ника пришла в себя в трясущейся «Победе», чтобы узнать, что ее везут в дом к удивительной старухе.

К ночи жар спал. Девушка лежала на полатях среди пучков сушеных трав и разглядывала сквозь них застеленную туманом комнату. Она потерла глаза, туман не исчез. Он поднимался к потолку, окутывая высокие полати и покрывал пациентку с головы до пят. Взгляд девушки просветлел, на щеках появился слабый румянец. Мешал дышать лишь противный запах тухлых яиц, висевший в густом тумане.

— Ну что, сестра? Как ты себя чувствуешь? — услышала она откуда-то снизу.

Ника свесилась с полатей, пытаясь разглядеть, с кем разговаривает хозяйка. Внизу она увидела склонившуюся над русской печью целительницу. Та что-то помешивала в кипящем чугунке, который и источал зловоние. От этого дурно пахнущего пара в груди заклокотало. Старуха разогнулась, и не успела Ника опомниться, как целительница уже молотила ее по свесившейся вниз спине. От неожиданности девушка закричала, но вместо крика из ее горла вылетел комок сине-зеленой мокроты, за ним другой, потом третий. В глазах потемнело, а бабка продолжала проверять ребра пациентки на прочность. Не прошло и минуты, как темнота отступила, и Ника с удивлением смогла глубоко вдохнуть.

«А не такой уж этот воздух и противный», — подумалось ей.

Девушка снова лежала на полатях и наслаждалась легкостью дыхания. Внезапно она вспомнила, зачем только что заглядывала в комнату.

«Я же искала сестру целительницы!» — Ника вновь выглянула из-под пучков сухой травы.

Старуха была одна.

— А где же ваша сестра?

— Отдыхает на полатях! — озорно глянула на нее Матрена.

— Здесь никого нет, — ответила Ника и тут же догадалась, кто имеется в виду.

— Я вижу, ты уже ее нашла, — улыбнулась старуха. — Ты моя сестра! И я уже давно тебя ищу. Вот, выпей, — она протянула маленький горшочек с отваром. — Я тебе все расскажу. У нас вся ночь впереди!

Девушка поморщилась от горечи и, зажмурившись, одним залпом осушила глиняную посудину. Теплая нега разлилась по телу, и впервые за последние годы она заснула без изнурительной дыхательной гимнастики и мучительного кашля перед сном.

В полночь Ника проснулась, словно заново родившись. В груди почти не саднило и дышалось непривычно легко и свободно. Сквозь щелки прикрытых глаз она видела, как целительница размельчает что-то в ступке, тихо бурча себе под нос.

— Ну, рассказывай! — не отрываясь от своего занятия, потребовала она.

— О чем? — удивилась Ника. «Интересно, как она догадалась, что я не сплю?!»

— Как ты уморила городских хлыщей.

— Каких хлыщей? Никого я не морила!

— А откуда же тогда взялся твой плевок на их одежде?

— Почему уморила?! — не слышала ее Ника. — Что с ними случилось?

— Угорели они! Ты что, не слышала? Весь поселок только об этом и говорит!

— Меня Яна на улицу не пускала! Как угорели?! — напугалась Ника.

— Как-как — насмерть! У Семеновны в бане!

— В бане?! — тут у Ники что-то щелкнуло в голове, и она начала вспоминать тот ужасный вечер. Матрена внимательно слушала про то, как девушку охватила небывалая ярость, и про странные видения, и про запах бани, и про необычную легкость после выплеснутых эмоций. Позабыв о ступке, целительница с изумлением смотрела на девушку.

— А когда-нибудь еще ты испытывала приступ злости, который сменялся такой вот легкостью?

Ника скорее почувствовала, чем услышала еле уловимое напряжение в голосе старухи.

— Один! Нет, два раза! Но от этого никто не умирал!

Тут она запнулась. Ведь о судьбе Гоги она ничего не знала.

Девушка с неподдельной тревогой рассказала о далеком случае в санатории.

— Вы думаете, Гоги тоже угорел? — боясь услышать ответ, прошептала Ника.

— Сестры не выкают друг другу, — ласково сказала знахарка, пытаясь отвлечь ее от пугающих мыслей. — У сестер нет возраста.

— Расскажите, то есть расскажи, почему ты называешь меня сестрой.

— По-моему, ты еще не закончила свой рассказ!

— Как не закончила? Срок санаторной путевки истек, и мы вернулись домой.

— А как же второй случай?

— А-а-а! Ну, это было совсем недавно! — повеселела Ника. — На майские праздники. Нашему классу поручили выступить на школьном вечере, посвященном Дню Победы. В этом же году было сорок лет прорыву блокады Ленинграда, вот мы и делали постановку о Савичевой Тане. Ну, о той девочке, у которой на глазах умерла от голода вся семья.

Матрена кивнула.

— На главную роль взяли самую худенькую и маленькую в классе. Угадай кого?

— Неужто тебя?! — всплеснула руками Матрена.

— Угадала или наколдовала?! — засмеялась Ника. — Послушай, я тебе свою роль почитаю! — На берегу Невы… — начала она.

Целительница с интересом смотрела на вдруг посерьезневшую Нику. В этот момент она была там, в умирающем от голода Ленинграде, рядом с таким же хрупким подростком, как и сама. Рядом с Таней, которая писала сведенными от холода исхудалыми пальцами свой страшный дневник.

Матрена живо представляла, как после постановки Ника задумчиво брела по школьному коридору, все еще под впечатлением от пережитого, когда услышала брошенное в спину: «Ты зачем ела собак?!»

Ника обернулась и увидела хохочущего предводителя шайки старшеклассников.

— Каких собак? — опешила она.

— Ну как же. Все умерли, а ты осталась, значит, ты ела кошаков да барбосов!

— О чем говорить с дебилами? — она покрутила пальцем у виска.

— Ты, наверное, их жарила перед тем, как есть? — раздался новый взрыв хохота. — Так и быть, мы тебе добудем шашлычок из собачины!

— Ну ты, шеф, уморил! — вытирал слезы рыжий толстяк. — У меня аж слюнки потекли!

— А тебе все бы жрать! — пихнул его кулаком в живот «шеф».

На следующий день на большой перемене Ника вместе с подругами вышла понежиться в лучах весеннего солнышка. Девочки прогуливались среди начинающих цвести деревьев.

— У нашей математички скоро опять начнется аллергия. Прямо перед экзаменом. Вот будет лютовать! — предположил кто-то.

— Зато будет легче списывать. Она сквозь свои опухшие зенки ничего не заметит.

Их разговор прервала группа старшеклассников, преградившая путь.

— Эй! Бухенвальдский крепыш! Мы тут тебе, как обещали, поесть привели! — крикнул Нике главарь.

За его спиной дружки кормили бездомного пса. Это был общий любимец, который всегда прибегал к школе во время второго завтрака и никогда голодным не оставался. Вот и сейчас он тянул морду к недоеденному бутерброду в руках рыжего толстяка. Тот торопливо жевал, в надежде откусить еще.

— Не жмоться, жиртрест! — толкнул его «шеф» и обернулся к Нике. — Ты ведь жареное любишь, правильно? — он достал зажигалку и поймал весело вертящийся хвост псины.

Ника почувствовала, как необычайной силы ярость забурлила глубоко в груди и на какой-то момент сковала все тело. Жалобный визг и запах паленой шерсти вывел ее из оцепенения. Пес пулей кинулся прочь, а живодер со своими дружками давились от хохота.

— Тебе, безмозглому откормышу, самому надо задницу подпалить! — перекрывая смех подростков, прокричала она.

В ее голосе было столько угрозы и ненависти, что веселье тут же прекратилось. Взбешенная Ника была готова вцепиться в наглую рожу главаря и уже сделала шаг вперед, как раздался звонок. Напуганная шайка быстро ретировалась, как будто важнее следующего урока ничего не было.

Подруги вернулись в класс с мыслями о предстоящем диктанте, и лишь защитницу животных ничто не тревожило. Во всем ее теле появилась та самая легкость из далекого санаторного детства.

— Я долго не могла собраться, — закончила свой рассказ Ника. — Толька к середине урока я начала впопыхах списывать у соседки пропущенные предложения. Но за диктант полу чила четверк у.

Глава 3. Викканская кровь

После уроков Ника не осталась болтать с девчонками и строить глазки старшеклассникам. Она брела домой, прислушиваясь к ощущению небывалой легкости внутри.

— Кто последний — тот дурак! — мимо наперегонки неслась компания живодера.

Обогнав Нику, они скрылись в направлении новой многоэтажки.

Дураком оказался рыжий толстяк, чьим бутербродом сегодня приманили пса. Он последним ввалился в полутемный подъезд. Здесь было прохладно. Пахло свежими бетонными блоками. Поджигатель собачьих хвостов первым спустился в подвал. За ним последовали его верные подпевалы. Потянуло холодом, и подростки поспешили в давно облюбованную секцию, через которую проходила труба с горячей водой. Знакомый закуток встретил их уютным теплом и едва уловимым запахом клея «Момент». На полу там и сям валялись использованные полиэтиленовые пакеты с остатками засохшего клея. Как стая воробьев, подростки уселись на трубу и с замиранием сердца приготовились к вдыханию токсичных паров. Их главарь достал тюбик и занял самое теплое место на стыке труб, где изоляции почти не было. Он с наслаждением ощутил разливающееся по всему телу тепло. Растягивая удовольствие, он выдавил клей в прозрачный пакет и, сунув тюбик соседу, принялся вдыхать испарения.

Спустя минуту он расслабленно откинулся назад. Оторвал ноги от пола и удобно прислонился к стене. Труба под ним мягко качнулась и привычно провисла. Установленные на скорую руку крепежи уже давно расшатались от незапланированной нагрузки и теперь с трудом удерживали лишний вес. Но погруженным в мечты подросткам было не до этого. Покачивающаяся под ними труба создавала ощущение божественной невесомости. На одурманенных лицах играла блаженная улыбка, и только губы вожака были плотно сжаты и нервно дрожали. В токсической полудреме он пытался приподняться, но лишь сильнее раскачивал трубу. Вконец одурманенный, он с ужасом наблюдал за тем, как гладкие бетонные стены дрожали, темнели и трескались, словно чернозем во время засухи. Воздух наполнился черной пылью, которая тут же поглотила тусклый свет подвальной лампочки. Прячась от ужасного видения, он глубоко зарылся лицом в полиэтиленовый пакет. Пыль заколыхалась и осела гарью тускло мерцающего факела, открыв стены средневекового каземата.

B дальнем углу пылал кузнечный горн и отбрасывал зловещую тень на низкий сводчатый потолок. Лицу было невыносимо жарко. Округлые щеки юного подмастерья палача лоснились. Он неотрывно смотрел, как в ярком пламени светится раскаленный металлический прут. Подмастерье с нетерпением ждал, когда ему, наконец, прикажут достать из огня его любимое орудие пыток. Он уже представлял, как белая кожа прикованного к стене поваренка будет превращаться в кровавые волдыри. Сквозь гул горна он прислушивался к допросу этого зазнайки.

«А нечего было хвастаться: “У меня кольцо с живым пауком, у меня кольцо с живым пауком!” — злорадствовал подмастерье. — Дал бы мне поносить, я бы на тебя не донес!»

— Последний раз спрашиваю, где взял! — правитель Восточной Померании сунул янтарное кольцо под нос подростку.

— Говорю же, нашел в лесу!

— Ну, как знаешь! — герцог повернулся к палачу. — Начинай!

Тот протянул руку ученику:

— Давай прут!

Подмастерье с готовностью вытащил из огня раскаленное железо. Но насладиться запахом паленой плоти ему не довелось.

— Я все скажу! — в ужасе закричал поваренок. — Мне его дала Сидония!

— Чем же ты заслужил такой подарок? Уж не мальчиком ли для развлечений ты был у этой потаскухи?!

— Нет! Я просто рассказал про то, что Эрнест уезжает!

— Высечешь его завтра перед чернью! — приказал герцог палачу. — И чтобы до крови!

Уходя, он бросил янтарное кольцо в ноги ученику палача:

— Держи! Заслужил! Хорошая смена растет! — он расхохотался и вышел.

Подмастерье нагнулся и поднял кольцо. Отблески пламени горна играли внутри янтаря, и дрожащие тени мохнатых лапок паучка делали его живым. Подросток поднес кольцо к глазам и с ужасом отшатнулся. Паук действительно шевелился! Шевелился и рос! Сбросив янтарный панцирь, паучище поднял щупальца, из-под которых показались здоровущие крючкообразные челюсти. Огромная мохнатая тень заполнила весь каземат.

Подмастерье отбросил кольцо и попятился в сторону горна, не замечая нарастающего жара. Паук неотвратимо наступал! Подмастерье неистово перебирал ногами, но отступать было некуда. Его упитанный зад уже давно уперся в жерло пылающего горна, и голодное пламя с аппетитом лизало его панталоны…

Жгучая боль выдернула подростка из страшного видения. Как ошпаренный, он соскочил на бетонный пол. Треснувший стык трубы был окутан горячим паром, сквозь который пробивался бурлящий гейзер. Упитанный зад живодера продолжал вариться в пропитанных кипятком брюках. По подвалу разнесся дикий вой. Очнувшиеся приятели ничего не могли разглядеть сквозь густой пар и боялись ступить на пол. Они не видели, как их главарь безуспешно пытается стянуть штаны. Пока он судорожно расстегивал навороченную пряжку, его ягодицы успели конкретно обвариться.

Ника подходила к дому, когда мимо промчалась скорая и скрылась в направлении нового микрорайона.

«Как бы я хотела работать на скорой!» — мечтательно посмотрела она вслед белому рафику…

— А следующим утром вся школа гудела, — заканчивала свой рассказ Ника. — На переменах только и разговоров было, что о происшествии в подвале.

— А что живодер? — поинтересовалась Матрена.

— А у него поменялась кличка! Вместо «шефа» он стал «макакой с красной какой»! — ее задорный смех заставил Матрену улыбнуться.

— Ну, хватит полуночничать! На-ка, накройся! — знахарка протянула ей овечий тулуп.

Утром Нику разбудило подступающее удушье. Теперь она уже добровольно висела вниз головой и вдыхала зловонные пары в ожидании болезненных поколачиваний по спине.

К полудню появился первый посетитель.

— Высоко сижу, далеко гляжу! — Яна задрала голову под потолок, где на полатях сидела ее сестренка и весело болтала ногами. — Ты что, там поселилась?

— Ага! — светилась Ника. — Спускаюсь только в туалет.

— Да уж! В туалете-то, наверное, получше пахнет, чем у вас тут! — Яна нарочито поморщила нос и улыбнулась, видя, что Нике полегчало.

— Заглянула, и будя! — Матрена стала ее выпроваживать. — Твоей сестре нужен покой!