Нечисть, или Тайна старинной шкатулки

Диана Бош

Нечисть, или Тайна старинной шкатулки

ИЗ СУДЕБНОЙ ХРОНИКИ

Вчера, 6 июля 1898 года, скончался Герман Гостищев. Злые языки утверждают: он убит своею супругою, Марфой, которую не раз бивал нещадно и над которой издевался немилосердно. Поговаривают, что доведенная до отчаяния Марфа нашла способ извести постылого супруга.

Следствие ведется.

Есия аккуратно вложила газетную вырезку в шкатулку и встала с колен. Дом, в котором она сейчас находилась, построил ее пращур Герман Гостищев. Этот дом семья потеряла в двадцатых годах прошлого века, и давней мечтой ее бабушки, мамы, а потом и Есии было когда-нибудь выкупить его. Это удалось не сразу: Есии, русоволосой зеленоглазой красавице с нелегкой профессией следователя в следственном комитете, исполнилось двадцать семь лет, когда она приобрела это родовое поместье.

Каждый раз, когда маленькая Есия приезжала в небольшой подмосковный городок в гости к бабушке Марии и прабабушке Татьяне, они обязательно возили ее в этот дом. Точнее, к этому дому, потому что внутрь Есия не заходила. Там жили чужие люди, и просить у них осмотреть дом изнутри обе бабушки считали неприличным.

Они подвозили Есию к дому и рассказывали, как строил его пращур, как погиб потом его сын при странных обстоятельствах и как любила прапрабабушка Марфа двоих своих малолетних детей. Тут воспоминания бабушек начинали путаться, а события – смешиваться.

Получалось, что остались детишки еще в малолетстве сиротами, а вот отчего и почему – точно никто не знал. Семейное предание гласило: умерла Марфа вскоре вслед за мужем совсем молодой. Но Есия чувствовала: что-то бабушки недоговаривают.

Однажды в порыве ностальгической грусти прабабка Татьяна рассказала: Марфа не просто так умерла, а после того, как разлучили ее с детьми да посадили в острог. Не вынесла разлуки. А сироток потом растили опекуны, да так увлеклись, что все состояние Гостищевых к рукам и прибрали. Ни дома наследникам Германа Гостищева не досталось, ни денег. А состояние между тем было немалое.

Рассказала это прабабушка, да и испугалась. Сколько потом ни просила Есия поведать всю историю еще раз, сколько ни пыталась расспросить подробности, Татьяна была нема как рыба.

«Не помню, чтоб я такое тебе говорила», – отвечала нарочито рассеянно она.

А бабушка Мария и вовсе в ответ на расспросы плечами пожимала: «Не было такого у нас в семье никогда, не знаю ничего».

Но к родовому имению своему Есию они регулярно возили. И даже просто проезжая мимо небольшого, почти скрытого за буйной растительностью от посторонних глаз дома, обязательно восклицали: «А вот здесь ты могла бы жить, деточка! Но, видно, не судьба».

После смерти прабабушки мама Есии, названная когда-то в честь бабки тоже Татьяной, забрала свою мать в Москву. Они продали дом в N-ске и перестали туда приезжать. Но Есию, как и прежде, тянуло к старому особнячку. Повзрослев, она изредка навещала маленький провинциальный городок и наведывалась к дряхлеющему дому. Он постарел, осыпался, и ему давно уже нужен был капитальный ремонт.

Когда-то дом был поделен пополам и в нем проживали две семьи. Позже одну половину отдали под склад, а во второй жила большая шумная семья. С течением времени домочадцы разъехались, и в доме осталась только пожилая супружеская пара. Даже склад и тот опустел.

Единственные жильцы старинного особняка, похоже, не сильно озадачивались ремонтом. Но Есия даже была благодарна им за это. Каждый раз, приезжая в городок, она с замиранием сердца ждала встречи с домом. Ей было страшно увидеть вокруг него строительные леса, сбитую лепнину и выброшенные на помойку старинные двери и рамы. Но, к счастью, обошлось. Старички совсем одряхлели, и кто-то из взрослых внуков забрал их к себе. Дом продали. Быстро и за бесценок.

– И зачем ты это сделала? – не разделила ее восторгов маменька Татьяна Михайловна, когда Есия прибежала к ней с купчей.

Очень уж ей хотелось сюрприз сделать, и потому о покупке дома она молчала до последней минуты.

– Как это зачем? – растерялась Есия. – Мам, разве тебе не хотелось походить по комнатам этого старинного дома, увидеть его лепные потолки и камин с изразцовой позолотой?

– Откуда я могла знать, что тебе взбредет в голову его купить! И потом, я уверена, там ничего уже не осталось. Потому и не стоило тратиться. Это первое. И второе: у тебя растет сын! Покупка дома – не самое лучшее вложение. Богачка выискалась. Лучше бы новую квартиру купила или домик на берегу реки, чем старье всю оставшуюся жизнь реставрировать. Ребенка нужно на лето на природу вывозить.

– Так я о ребенке и думала!

– Чушь. В этой рухляди опасно жить. Если уж дом покупать, то пусть и небольшой, да новый.

Шла третья неделя со дня покупки недвижимости, а Татьяна Михайловна так и не решилась переступить порог дома своих предков. Есию это и обижало, и удивляло. Маменька всегда отличалась неуемным любопытством и неукротимой энергией и по логике вещей давно должна была заинтересоваться. Но она продолжала упрямствовать. Есия же с трудом дожидалась выходных, чтобы снова поехать в старинный дом. Ей доставляло удовольствие убираться в комнатах и осматривать вещи и потаенные уголки.

Однажды ее любопытство было вознаграждено. Находка – старинная резная шкатулка, украшенная кусочками малахита и яшмы, – оказалась спрятанной в двойном днище старого платяного шкафа. Пыльный и забитый тряпьем, он стоял на чердаке, в дальнем углу, в стороне от света и сквозняков. Есия начала освобождать шкаф, раздумывая, можно ли отреставрировать красивую старинную вещь самостоятельно, как вдруг одна из нейлоновых, пожелтевших от времени гардин, лежащих на шляпной полке, зацепилась за гвоздь. Прочная ткань рваться не желала, как ни дергала ее Есия. Пришлось влезть внутрь шкафа, чтобы попытаться отцепить гардину.

Едва Есия поставила на днище ногу, как что-то хрустнуло и дно провалилось. Оно оказалось двойным и скрывало старинную шкатулку, полную писем и дневников. Есия зачарованно уставилась на неожиданную находку. Она присела на край кушетки у самого окна и открыла шкатулку.

В ней оказались дневники прапрабабки Марфы. Начала она их вести в одиннадцать лет и закончила в год гибели мужа. Еще в шкатулке лежала газетная вырезка, в которой сообщалось о смерти Германа Гостищева и о том, что его жену Марфу подозревают в отравлении супруга.

Может, Есия разбирала бы старые, выцветшие от времени записи и дальше, так увлекательно это было. Но день стремительно катился к концу, и света, падающего через маленькое чердачное окно, катастрофически не хватало. Она захлопнула крышку шкатулки, чихнула от поднявшейся пыли и направилась к выходу. Темнело стремительно. Лестница уже тонула в сумраке, и идти по старым скрипучим ступеням было страшновато. Есия одной рукой судорожно прижимала к груди шкатулку, другой крепко держалась за перила. Ступени же так скрипели и гнулись, что казалось, вот-вот рухнут.

– Господи, да тут все нужно менять, – в сердцах произнесла Есия. – Вот весной и начну. Хотя нет, лучше летом или осенью. Раньше все равно денег на оплату рабочих не соберу.

Наскоро собрав вещи, Есия села за руль своего автомобиля и понеслась домой. Войдя в свою городскую квартиру, она первым делом погладила черного пушистого кота, потом разулась и прошла в комнату. Там поставила шкатулку на книжную полку и, полюбовавшись ею, пошла раздеваться.

Глава 1

Есия

«У входа в подъезд жилого дома на асфальте лежит труп мужчины, голова которого обращена в противоположную от дверей сторону и неестественно вывернута. В районе затылка на асфальте имеется засохшее пятно темно-бурого цвета, похожее на кровь. Диаметр пятна – двадцать сантиметров, вероятнее всего, оно образовано кровью, вытекшей из размозженной раны на голове.

Труп лежит на животе, правая щека лица прижата к асфальту, левая обращена вверх. Руки согнуты в локтевых суставах; пальцы кисти правой руки сжаты в кулак, пальцы левой руки разжаты, кисть левой руки находится на расстоянии двадцати сантиметров ниже подбородка.

Обстановка и труп фотографировались от двери, места фотосъемок отмечены на схеме. Труп фотографировался сверху методом линейной панорамы.

На трупе надеты: куртка синего цвета, джинсы, ботинки. На видимых обнаженных частях тела: лице, шее и кистях рук ссадины и пятна сине-бурого цвета.

Мужчина правильного телосложения, удовлетворительного питания, на вид 30–35 лет. Длина тела – 179 см. Общий цвет кожных покровов бледно-серый.

При осмотре тела после снятия верхней одежды установлены множественные ссадины и гематомы, переломы костей всех конечностей, а также три сломанных ребра и перебитая правая ключица. Предположительно смерть наступила в результате перелома основания свода черепа».

Есия отложила в сторону протокол осмотра трупа и взяла чистый лист бумаги. Парень был убит перед собственным подъездом около двенадцати часов ночи. Били ожесточенно, так, что переломать успели почти все. Скрылись с места преступления, только когда поняли, что жертва не подает признаков жизни.

Раздумывая над обстоятельствами нового дела, Есия машинально чертила ручкой замысловатые линии и петли. Заштриховывая в произвольном порядке и дорисовывая детали, она спохватилась, только когда на рисунке явственно проступил верблюд, жующий жвачку, и пальма с повисшей на ней обезьянкой.

– Визуализация подсознательного в графических символах, – заглянул ей через плечо Руслан, сосед по кабинету. – Вот интересно, кто из нас верблюд, а кто пальма?

– Ты очень деликатен, Русланчик. Спасибо, что не спросил, кто из нас обезьяна.

Руслан коротко хохотнул и громко отхлебнул из чашки горячий чай.

– Да я просто знаю, кто обезьяна: Игорек Пьявченко. Сейчас ему как раз время у нас здесь появиться. Даже, я бы сказал, он изрядно задерживается: обычно уже в это время возле тебя сидит, песни влюбленного глухаря поет. Вот скажи мне, Гостищева, как такие красотки, как ты, умудряются за таких уродов, как Пьявченко, выходить?

Есия поморщилась и, скомкав лист, выкинула его в корзину.

– Закон сохранения кармы: положительное притягивается к отрицательному. Итак, исходя из твоей логики, верблюд таки ты. А мне достается роль дерева. Пардон, пальмы.

– Глупость это, а не закон. Иначе бы вы не развелись. Насчет верблюда – не факт. Обезьяна – она изобретательная. Недавно Пьявченко меня так уболтал, что я ему компьютер полдня по доброй воле настраивал. А надо было всего лишь сразу послать его… э-э-э… – Он запнулся, подбирая слово. – В общем, к сисадмину. Пусть бы ему мозги на кисель убивал.

– Русланчик, хороший ты парень. Интересный, высокий, стройный. Вон волос какой красивый: платинового оттенка, да еще и вьется. Любая девчонка обзавидуется. В модельное агентство не предлагали работать пойти?

– Предлагали.

– А чего не пошел?

– Не хочу.

– А не женишься чего? Двадцать пять лет уже.

– Понимаешь, Еся, мы ж с тобой близнецы-братья…

– Я на брата не тяну.

– Не важно. Я в эмоциональном плане имею в виду. Так вот, мы психологически похожи, и даже дни рождения у нас, если помнишь, рядом стоят.

– Ага, один день разницы всего, правда, годы разные.

– Молодец, знаешь. Выходит, если я женюсь, то обязательно влипну в женский вариант Игоря Пьявченко. А оно мне надо?

– Молодой ты просто еще. Вот ерунду и болтаешь. – Она вздохнула и вынула из ящика письменного стола новый лист. – Вовсе не обязательно тебе так попадать, тем более что ты мужчина, а я женщина. У нас цели и задачи в жизни разные.

– Да ладно тебе. Сейчас все усреднилось: женщины пашут на работе, мужчины с детьми дома сидят.

– Это да. У меня у троих знакомых мужья не работают и детьми занимаются, тогда как жены вкалывают за двоих.

– Серьезно?

– Ага. Ой, нет, вру. У двоих. В третьей семье муж просто дома сидит, а ребенком жена после работы занимается.

– Застрелиться. – У Руслана вытянулось лицо. – Он еще и налево ходит, наверное? Иначе от безделья свихнуться можно, дома-то сидючи день за днем.

– Не знаю, не задумывалась. Но во всех этих семьях все своим положением довольны. То есть каждый сам для своей жизни злобный папа Карло.

– Почему?

– Что выстругивают, то и получают.

– Это да. Согласен.

Есия написала вверху заголовок и подчеркнула его двойной линией.

Основные мотивы (версии) убийства:

1. Ограбление.

2. Профессиональная деятельность.

3. Личная неприязнь кого-либо из нападавших.

4. Хулиганские побуждения.

И тут в кабинет вошел Игорь Пьявченко.

– Здравствуй, зайка, – громко произнес он и довольно ухмыльнулся.

– О, легок на помине. Помяни черта – он и появится, – ехидно прокомментировал приход Пьявченко Руслан.

– Не называй меня зайкой. Я, кажется, уже не раз тебе говорила.

– Я ж любя, рыба моя. – Пьявченко присел рядом с Есией и фамильярно осклабился.

– Игорь, давай не будем повторяться. Меня раздражает такое обращение.

– Ладно, ладно, – миролюбиво согласился он, по-хозяйски положив руку на спинку ее стула. – Больше не буду.

– Игорь, руку убери, – сказала Есия и отстранилась. – Нас могут неправильно понять.

– А я ничего не боюсь. – Он нагловато ухмыльнулся и подмигнул ей.

– Твои проблемы, Игорь. Мне демонстрация отношений, которых нет и не будет, абсолютно не нужна.

– Еся, сколько можно дуться, – обиженно протянул Пьявченко, но руку все же убрал.

– Вот и молодец. А по поводу «сколько» – я думаю, ты это не всерьез. Я на тебя не дуюсь, Игорь. Просто было и прошло. Обратно не вернешь.

Руслан, которому изрядно надоели присутствие Пьявченко и необходимость слышать его голос, решил вмешаться в разговор:

– Кстати, Есия, по делу, которое ты сейчас ведешь, уже запись камеры видеонаблюдения есть.

Есия благодарно посмотрела на него и моментально включилась в игру:

– Очень хорошо, сейчас гляну. Откуда, говоришь, потерпевший возвращался?

– Предположительно от друга. Но это еще не точно, информацию надо проверять.

– С женой, я так понимаю, разговаривали уже?

– Да. Говорят, окаменела и молчит. Никому ничего толком добиться от нее не удалось.

– Ладно. Сама сегодня съезжу к ней.

Пьявченко поскучнел.

– Есь, – он накрыл своей ладонью руку бывшей жены, – давай поговорим, а? Ну я очень прошу. Сегодня вечером, после работы. Где хочешь: в «Эсквайре» или в «Печках-лавочках»?

«Эсквайр» – довольно дорогой ресторан, при котором есть бар, тоже недешевый. «Печки-лавочки» – сеть типичных фаст-фудовских забегаловок, больших, шумных и не слишком подходящих для интимного разговора. Но бывший муж всегда отличался прижимистостью и по логике вещей должен был пригласить Есию именно в «Печки-лавочки». И вдруг такой пассаж!

Есия так удивилась переменам в «финансовой политике» бывшего супруга, что растерянно кивнула:

– Да, «Эсквайр» – хороший ресторан.

– Вот и отлично, – повеселел Пьявченко, – тогда я за тобой примерно в половине шестого забегу и пойдем туда вместе.

– Не надо. Меня не будет, я сейчас ухожу, – испугалась Есия. Перспектива провести вечер с надоевшим до оскомины бывшим мужем показалась Есии чудовищной.

– Тогда в «Эсквайре» в шесть.

– Я не успею.

– Не переживай, я подожду, – и он на прощание счастливо и открыто улыбнулся.

– Ну и что это было? – спросил Руслан, едва за Пьявченко закрылась дверь. – Ты зачем согласилась?

– Ты же слышал, все случайно вышло.

– Так надо было ему это объяснить, а не подробности встречи обсуждать.

Есии стало стыдно. Но вместо того чтобы признать ошибку, она начала искать оправдания себе.

– Может, он не такой уж и плохой, – смущенно пробормотала она. – Просто это я неудачница. Не умею строить нормальные отношения с мужчинами. Даже мама так все время говорит.

– О, ну понеслась. Сеанс самобичевания и публичного побивания себя камнями. Это, пожалуйста, без меня. – Руслан встал и вышел, раздраженно хлопнув дверью.

Недавно Руслан в порыве откровенности высказался, что, мол, он и Есия очень схожи. Есия не стала возражать, хотя на самом деле так не считала. То есть общие черты, безусловно, имеются, к примеру, романтичность и влюбчивость. Но на том сходство заканчивается. Руслан более резок, как истинный мужчина дерзок, неуступчив и органически не переносит тех, кто пытается сесть ему на шею. Есия же предпочитала сглаживать острые углы и вечно попадала в дурацкие ситуации, оказываясь или в роли тягловой лошади, которую забывают кормить, но исправно возят на ней грузы, или в роли ишака, который не в курсе, куда и кого везет.

Что скажет Руслан, когда вернется, Есия прекрасно знала: потребует, чтобы она позвонила Пьявченко и отказалась от свидания. Но откровенно подчиняться ему категорически не хотелось. Еще возомнит о себе бог весть что.

Есия наскоро собралась и вылетела на улицу. К счастью, по дороге удалось избежать встречи с Русланом, а не то скептический взгляд и острое словцо были бы ей обеспечены.

Все мы время от времени совершаем ошибки. Но если это не спонтанный «пролет», то гораздо приятнее ответственность за него с кем-нибудь разделить. Единственный человек, способный оценить авантюризм предстоящего Есии свидания, – подруга Софья, которая настаивала, чтобы ее называли Зосей. Именно ей и позвонила Есия.

– Зося, представляешь, Пьявченко пошел в атаку, – без предисловий начала она.

– В каком смысле?

– Он меня сегодня пригласил в ресторан, а я растерялась.

– Отказала, что ли?

– В том-то и дело, что согласилась. Но чисто от испуга: совсем от него не ожидала такого.

– Ты ж его, кажется, терпеть не можешь? – повеселела Софья, предвкушая традиционное женское развлечение под кодовым названием «помощь подруге с разбитым сердцем». – Зачем тогда согласие на встречу дала?

Софья – миниатюрная брюнетка с большими карими глазами. Ее миловидное лицо обрамляют мягкие крупные завитки волос, смешно подпрыгивающие при каждом шаге. Софья порывиста и эксцентрична, увлекается эзотерикой, магией и прочими несерьезными науками. Когда-то собиралась заняться всем этим всерьез и даже купила диплом, удостоверяющий, что она – потомственная ведьма. Но в полном соответствии со своей натурой, быстро загорающейся и быстро гаснущей, очень скоро ко всему охладела. Диплом закинула на антресоли, лекции с курсов по эзотерике – в кладовку, а гадала теперь только себе и только в Крещение. Да и то, скорее, для баловства, потому что считала: самой себе нагадать правильно невозможно. Порой Есия завидовала неиссякаемой энергии подруги и неистощимому оптимизму.

Но не зря говорят – нет в мире совершенства: если Зося впадала в черную меланхолию, то погружалась на самое ее дно. Мало того, Софья считала, что если ей плохо, то все вокруг тоже должны непременно страдать. К счастью, такие приступы случались нечасто.

– Не знаю. Говорю же, растерялась. Если честно, мне совершенно не хочется туда идти, но не знаю, как отказаться.

Зося задумалась, сосредоточенно посопела. После довольно продолжительного молчания она обрадованно воскликнула:

– Слушай, мать, а почему бы тебе и не сходить с ним в ресторан?

– Зось, ты заболела? – оторопела Есия.

– Нет, вот ты послушай. В мире ничего не происходит случайно, так? Если ты согласилась, значит, это должно было произойти! И тогда почему бы тебе не пойти с Игорем в ресторан и не послушать, что он скажет?

– Да, но не хочется. То есть мне не очень интересно, что он скажет.

– Вот нельзя так! Надо быть добрее к людям. А вдруг он одумался? Вдруг так изменился, что поразит тебя до глубины твоей души?

– Что-то не похоже, – с сомнением сказала Есия. – Мне кажется, это уж я бы смогла заметить и без ресторана.

Софья опять посопела в трубку, раздумывая, а потом озабоченно спросила:

– А куда конкретно он тебя пригласил, в какой ресторан?

– В «Эсквайр».

– Вот!!! Я же говорю – он изменился! Да прежний Игореша удавился бы, а в дорогой ресторан тебя не пригласил. Надо идти, Еська. Не пойдешь – потом будешь сомнениями мучиться, вдруг нормального мужика проглядела.

– Я на него уже глядела. Именно это и внушает мне серьезные опасения.

– Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном, – уверенно заявила Зося.

– Ладно, уговорила. Пойду.

– Только, чур, потом мне подробненько все расскажешь, как у вас вышло. Да, и если на второе свидание будете договариваться, не забудь про подругу.

– Это про тебя, что ли? – развеселилась Есия.

– Естественно. Сколько мне в девках сидеть? У тебя вон хоть Андрюшка есть.

– Если честно, я сильно сомневаюсь, что второе свидание будет. Разве только ради тебя.

– Вот и умница. И помни, я тебя жду. С рассказом! – Софья, не прощаясь, отключилась.

Есия сунула телефон в карман и поспешила к месту преступления.

С Игорем Пьявченко Есия прожила в браке почти два года. Главной причиной разрыва стали его патологическая жадность и редкостное занудство. Если он находил пятно от чашки на журнальном столике, мог два часа подряд выяснять, кто это сделал. Чаще всего доставалось Андрюше – сыну Есии. Игоря не смущал младенческий возраст ребенка, и он частенько доводил мальчишку придирками до слез: то игрушки разбросал, то карандаши.

Есия сначала пыталась Игорю объяснять, в чем он не прав и как нужно разговаривать с ребенком, если хочешь добиться послушания, а потом терпение лопнуло и она выставила Игоря вон. Теперь уже полгода жила одна и абсолютно от этого не страдала. Разве что чуть-чуть: иногда охватывала такая тоска одиночества, что хотелось выть. В такие минуты Есии казалось, что никогда ничего путного в ее жизни уже не случится и свой век она будет доживать одна.

Два месяца назад в Следственном управлении административного округа, где работала Есия вот уже пять лет, появился Пьявченко. Это стало неприятным сюрпризом: они сталкивались теперь на работе ежедневно. Есия сначала злилась, даже подумывала сменить работу, но потом здравый смысл перевесил.

В какой-то степени на ее решение повлиял Руслан.

– Мужья приходят и уходят, – сказал он, – а работа остается.

Есия подумала и осталась.

* * *

С самого начала работы следователем Есия Павловна, или попросту Еся, как часто ее называли коллеги из-за возраста, предпочитала все делать сама. Сама осматривала место происшествия, устанавливала очевидцев преступления, искала улики, отрабатывала версии и анализировала оперативную информацию. Разумеется, до ее приезда там уже успевала поработать оперативная группа, но Есии непременно нужно было все «пощупать» и осмотреть самой. Иначе не могла.

Не получалось у нее заниматься только бумажной работой, обязательно нужно было общение с людьми. И еще Есия предпочитала побыть на месте преступления одна: тогда она подключалась к энергетике жертвы. Видела последние минуты, смутно слышала слова. Иногда прочувствовать чужую жизнь и смерть не получалось по непонятным для Есии причинам. Но и когда «приход» происходил, в расследовании это мало помогало. Можно было двигаться в правильном направлении, но чтобы арестовать человека, нужны более весомые причины, чем ощущения и видения.

Но после того как едва не выбросилась из окна, слишком сильно войдя в эмоции самоубийцы, Есия прекратила эксперименты. Слишком болезненно было окунуться с головой в чужие боль и страх, ощущать растерянность жертвы и даже слышать запахи и крики.

Однажды, когда Есия пожаловалась на видения кровавых жертв преступлений Софье, та мрачно выдала:

– Я как человек, повидавший близко смерть и оттого начисто лишенный каких-либо иллюзий, тебе верю. Но все-таки попей на всякий случай хорошее успокоительное. Могу даже рецепт дать, где-то у меня записано, – она начала рыться в сумке в поисках блокнота.

– Зачем? – удивилась Есия. – Я совершенно спокойна.

– Затем, что если дашь слабину, эти гребаные видения захватят тебя всю. И ты будешь видеть и слышать то, чего никогда бы не видела и не слышала в своем обычном состоянии, и главное – чего бы никогда не хотела видеть. Это прямой путь в дурку, дорогая.

– Не преувеличивай. – Есия скептически хмыкнула.

– Между прочим, я не шучу!

– Хорошо, допустим. Но тебе-то откуда знать, как это бывает? Ты же в дурдом не попадала.

Софья вздохнула.

– Чего я только во время ночных бдений не повидала, когда мама в больнице была. Представляешь, даже суеверной после этого стала. Однажды явно видела высокого худого человека в длинном черном плаще с капюшоном. Идет он по коридору, а плащ вокруг его тощей фигуры колышется, колышется… Я чуть от страха сигаретой не подавилась: ночь, все спят, а этот идет непонятно откуда и куда. – Она нашарила в сумке зажигалку и прикурила.

– Зося, – с укором сказала, покачав головой Есия, – ты же собиралась бросить курить.

– Бросишь тут. При моей жизни на что б другое не подсесть: так иногда надраться хочется.

– Опять ничего не покупают? – сочувственно спросила Есия.

– Покупают. Но мало. Если так дальше дело пойдет, придется устроиться в музыкальную школу деткам сольфеджио преподавать.

– А что, тоже вариант.

– Издеваешься, да? С моей нервной системой только детей учить. Да, так слушай же, я до конца еще не рассказала. Итак, стою я в больнице на лестничной площадке, курю в форточку. А напротив – стеклянная дверь в хирургическое отделение. И вижу я, как по коридору высокий мужчина в длинном черном плаще идет. То есть это я подумала, что мужчина, ведь такую женщину еще поискать: слишком длинна. Хотя всякое бывает: вон Верка из соседнего подъезда метр девяносто вымахала. Неуютно мне как-то стало, и мысли нехорошие в голову полезли… Откуда, думаю, так поздно посторонний в отделении?

– А по времени сколько тогда было?

– Да за полночь уже. Больницу-то еще вечером от посетителей закрывают, и охрана внизу сидит. Мышь не проскочит. А тут мало того что посторонний, так еще и без халата. Ну, думаю, явно кто-то через окно в здание проник. Кошмар. А я перед этим едва ли не сутки около матери просидела, боялась оставить ее хоть на минуту. Голова кружится, курить хочется так, что уши пухнут. Поесть толком и то некогда было. А тут матери вдруг полегчало, температура упала, я и выскочила сигаретой оживиться. И вот стою, за странным гостем наблюдаю и думаю, что дальше делать. Вдруг вижу – он так привычно в палату соседнюю свернул вроде как к себе домой. Я и успокоилась. Подумала, просто пропустила момент, когда новый человек в отделении появился. Но оттуда вдруг жуткий шум, гам. В общем, женщина в той палате померла – сердце внезапно остановилось. Вроде бы уже на поправку шла, и с сердцем до этого проблем не было, а вот поди ж ты.

– А этот в черном плаще – он кто был?

– Так не оказалось его в палате-то! Причем никто, кроме меня, не видел его. Вот и думай после этого что хочешь.

– Жуть. Слушай, а может, он эту женщину отравил? А потом удрал, – предположила Есия.

Софья неодобрительно покосилась на подругу.

– Знаешь что, Гостищева, тебя все-таки лечить нужно. От профессиональной перверсии. Это ж надо – везде преступники мерещатся! Никто эту женщину не травил, и удрать оттуда невозможно: пятый этаж. Кстати, я потом у соседок спрашивала: они никого не видели. Просто женщина вдруг побелела, захрипела и за сердце схватилась. Все очень быстро произошло, даже врач не успела прибежать, как пациентка скончалась. Вот так-то. Я после этого в церковь пошла и покрестилась. Теперь регулярно туда хожу, свечки за здоровье ставлю. И тебе советую, – угрожающе надвинулась она на Есию. – А то свихнешься на своей работе, разыскивая убийц да всяких маньяков.

У дома номер пять по улице Каркасной Есия остановилась и внимательно огляделась. Типичный городской дворик, заставленный автомобилями и засаженный редкими деревцами и кустарником. Детская площадка в левом углу двора, и выкрашенные зеленой краской лавочки вокруг. Судя по веселеньким занавескам и открытым тут и там форточкам, дом плотно заселен и хорошо обжит. Однако в деле указано, что свидетелей преступления практически не нашлось. Отчасти это можно объяснить тем, что убийство произошло около полуночи и многие жители к тому моменту уже спали.

Но Есия часто сталкивалась с тем, что люди предпочитали банально молчать. Действительно, к чему обывателю лишние хлопоты?! Рассказывай, чего и когда видел, потом протоколы подписывай да на судебные заседания ходи. Тоска зеленая. А если буркнуть: «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю», то и все проблемы отомрут сами собой.

Есию такое отношение жутко бесило, и порой ей хотелось высказать вслух все, что она об этом думает. Но сдерживалась, зная, что делу это не поможет, а вред, без сомнения, нанесет. Обиженный обыватель станет в позу, и тогда от него добром точно ничего не добьешься.

К счастью, не все люди такие, и в нынешнем случае одна свидетельница все-таки нашлась. Бабушка «божий одуванчик», Лидия Яковлевна, из квартиры на первом этаже с окнами, выходящими во двор, почему-то не спала в полдвенадцатого ночи и смотрела в окно.

Есия вошла в подъезд, бегло окинула взглядом светло-зеленые стены и белый квадрат картона на двери лифта с неровно выведенной надписью «Не работает!» и позвонила в ближнюю дверь.

– Здравствуйте, Лидия Яковлевна! – прокричала Есия. – Мне нужно с вами поговорить, я из следственного комитета. Меня зовут Гостищева Есия Павловна.

Дверь неожиданно приоткрылась, и в щели оживленно блеснули моложавые не по возрасту глаза.

– Как, как вас зовут? Повторите ваше имя, пожалуйста, я вас плохо расслышала, – попросила старушка.

Есия вздохнула. Вот так всегда. В принципе ей свое имя нравилось. Но сколько же с ним проблем! Каждый раз, когда она представлялась, ее непременно переспрашивали: «Повторите, как-как вас зовут? А что это за имя, иностранное, наверное?» Или же: «Ага, это, наверное, сокращенная форма имени. А полное как звучит?»