- Привет!
Вир прислонился к стене, схватившись за свое основное сердце.
- Мистер Гарибальди, - сумел, наконец, выдавить он из себя. - Что вы здесь делаете? Как вы сюда вошли?
- Когда работаешь начальником службы безопасности, - ответил Майкл Гарибальди, поднимаясь с кресла, в котором он, удобно устроившись, поджидал Вира, - у тебя накапливается некоторое количество кое-каких полезных вещей. И ты так к ним привязываешься, что не можешь расстаться, даже когда поднимаешься вверх по служебной лестнице на пост главы службы охраны Президента Альянса. Кстати, о Президенте… он хотел бы вас видеть.
- В самом деле?
- Да. А что? Что вам не нравится?
- Не нравится? - Вир попытался хихикнуть. - С чего вы взяли?
- Ну, когда вам что-нибудь не нравится, вы начинаете слегка похлопывать ладонями, как раз так, как сейчас.
- Что? Ах, это. Нет, нет… Просто у меня сейчас небольшие проблемы в малом круге кровообращения, и я пытаюсь разогнать кровь. - Вир некоторое время молотил ладонями, а затем продолжил. - Ну, кажется, все в порядке, - и он крепко сложил руки на груди. - Зачем Президент хочет меня видеть?
- Не могу знать. Как всегда… «Наше дело не спрашивать, наше дело или то, или это»… ну, сами знаете.
- Да, конечно, знаю. Хотя… пожалуй, на самом деле не знаю. «Наше дело или то, или это»… или «что»?
- Или исполни, или умри.
- Ах! Какое изумительное высказывание. - прокомментировал Вир без всякого энтузиазма в голосе.
- Просто цитата. «Атака легкой кавалерии». (20)
- Ох! А «кавалерия» - это что, опасная болезнь?
Гарибальди, ухмыльнувшись, вздохнул и направился к двери.
- Объясню по дороге, - сказал он.
Они вышли и направились по коридору. В голове Вира воцарился еще больший беспорядок. Гарибальди, как всегда, даже не намекнул, что у него на уме. Что он знал? Как много он знал? И что Вир знал о том, о чем знал Гарибальди?
Гарибальди болтал о чем-то абсолютно постороннем. Вир продолжал улыбаться и периодически поддакивать, старательно делая вид, что он внимательно слушает, чего на самом деле, конечно, не было. И тут он краем глаза заметил нечто.
Видение появилось буквально на одно мгновение, а когда Вир повернулся, чтобы посмотреть внимательнее, оно уже исчезло. Вир моргнул, протер глаза, и попытался еще раз заметить что-нибудь, сам не понимая толком, что же он стремится увидеть.
- Вир, у вас все в порядке? - спросил Гарибальди. На этот раз в его голосе в самом деле слышалась некоторая озабоченность.
Вир попытался восстановить в памяти то видение, которое обеспокоило его. Кажется, это был некто в плаще с капюшоном, низко надвинутым на насмешливо скривившееся лицо. Но этот некто исчез настолько быстро, что Вир спросил себя, уж не померещилось ли ему все это из-за стресса.
Да, именно так - стресс. Большего стресса, чем сегодня, он еще никогда не испытывал. И самое мерзкое, что у него по-прежнему нет никакого представления о том, из-за чего же он этот стресс испытывает.
С большей откровенностью, чем было уместно в данной ситуации, Вир ответил:
- Нет, мистер Гарибальди, нет, у меня не все в порядке. И знаете что? Знаете, что хуже всего? - Гарибальди озадаченно помотал головой. - Хуже всего, - продолжил Вир, - что, если бы у меня было все в порядке, то это оказалось бы столь необычно, что у меня, наверно, душа ушла в пятки, и я не знал, что же делать. Понимаете, о чем я?
- Ага. Пожалуй, понимаю. Боитесь потерять бдительность.
Но Вир покачал головой.
- Нет, не совсем так. Не то, чтобы я этого боялся. Я просто забыл, каково это.
- Вир, - медленно сказал Гарибальди, - учитывая, что происходило здесь… и что творится сейчас на Приме Центавра, вы за это не обижаться на судьбу должны, а возносить хвалу за этот благословенный дар.
- Ага, благословенный дар судьбы, - отозвался Вир. - Определенно, Великий Создатель благословил меня самым извращенным способом.
* * *
При появлении Вира Джон Шеридан поднялся из-за своего рабочего стола. Одетый в обычный темный костюм, он провел ладонью по своей аккуратной, начинающей седеть бороде и задумчиво посмотрел на Вира. Тот попытался разглядеть на лице Президента какой-нибудь намек, который подсказал бы ему, в чем суть проблемы. Но Шеридан, который занимал пост Президента Межзвездного Альянса уже почти целый год, был слишком опытным политиком, чтобы позволить хоть что-то разглядеть на своем лице. За четыре года знакомства с этим человеком, Вир ни разу не видел, чтобы Шеридан ввязался во что-нибудь, как следует не подготовившись.
- Вир, какое удовольствие увидеть вас, - сказал Президент, протягивая ему руку. - Я надеюсь, ваше путешествие на Приму Центавра и обратно прошло без происшествий?
- О, да. Наилучший вариант космического путешествия. Когда ничего не происходит.
Вир крепко потряс руку Шеридана. Это была одна из многочисленных человеческих традиций, к которым ему пришлось привыкнуть. Ему вдруг вспомнилось первое прибытие на Вавилон 5 - от страшного волнения его руки стали тогда чрезвычайно влажными.
Виру навсегда запомнилось, как он безуспешно пытался сохранить остатки достоинства, вытирая взмокшие ладони об штанины. И какое выражение появилось при этом на лице тогдашнего капитана станции Синклера. И как Лондо посторался просто поскорее убрать Вира с глаз подальше.
За последующие годы Вир проделал очень долгий путь. Но, несмотря на это, во многих отношениях, он чувствовал себя теперь таким же смущенным, как и в тот, первый раз.
- Это хорошо. Это хорошо, - Шеридан побарабанил костяшками пальцев по столу. - Что ж, я уверен, что вы очень заняты…
- По правде говоря, нет. Я только что вернулся, и мое расписание еще почти не заполнено.
Вир очень старался угодить, но, судя по выражению лица Шеридана, он дал не тот ответ, на который рассчитывал Президент. Вир запоздало понял, что это была просто вводная фраза, которая позволяла без лишних церемоний поскорее перейти непосредственно к сути дела, и потому поспешно добавил:
- Но, если здесь кто-нибудь и занят, так это вы, мистер Президент. Я высоко ценю, что вы нашли время обсудить со мной… ну, то, что мы должны обсудить. А раз так, то почему бы нам не перейти прямо к делу.
- Да, я… думаю, что нам действительно лучше сразу перейти к делу, - Шеридан сделал паузу. - Это касается экскурсии по нижним уровням, которая намечена на завтра.
- Экскурсии, - эхом отозвался Вир, крайне озадаченный.
- Да. Многие члены Альянса обратили наше внимание не необходимость решения проблемы нижних уровней. Картины жизни в этой части Вавилона 5… вызывают у них нежелательные ассоциации. Некоторым из наших союзников вовсе не хочется видеть перед собой постоянное напоминание о том, что в их мирах тоже есть обездоленные. А нижние уровни всегда служили пристанищем для несчастных.
- И потому некоторым хотелось бы избавиться от такого пристанища?
- Не совсем так. Разрабатывается проект некоторых преобразований. Различные расы объединят свои ресурсы, чтобы обитатели наших трущоб смогли вернуться в свои миры, разумеется, при условии, что они сами согласятся на это. Кроме того, имеются корпоративные спонсоры, которые заинтересованы в проведении работ на нижних уровнях. Их очистке.
- Трудно поверить, что это возможно.
- Я знаю. Превратить грязное нутро Вавилона 5 во что-нибудь пристойное… Но я клянусь, что некоторые из спонсоров действительно верят, что они могут преобразовать нижние уровни в место столь привлекательное, что люди семьями будут отправляться туда на выходных. Я думаю, это несбыточная мечта, но… - Шеридан пожал плечами, и Вир, как зеркало, повторил его движение. - Как бы то ни было, представители различных рас и спонсоров собираются вместе отправиться на экскурсию. Правда, мое мнение таково, что получится скорее некое упражнение в политике, чем что-либо дельное. Подходящий случай устроить красивое шоу, участники которого сумеют улучшить свой имидж в глазах своих народов. Политические маневры, старые, как мир. Вы, как официальный представитель Центавра на Вавилоне 5, конечно, тоже получили уже приглашение принять участие в экскурсии.
- Да, конечно. И не думайте, что я не ценю это, - сказал Вир.
По правде говоря, он не мог припомнить, что получал такое приглашение. Назначение Вира на пост посла состоялось относительно недавно. У него еще даже не было помощника, никого не прислали занять эту должность. И его финансовые дела оставляли желать много лучшего… в смету офиса Иностранных Дел на Центавре его до сих пор еще не включили, а владения семьи Котто сильно пострадали во время бомбардировок. Вир надеялся обсудить эту проблему с Лондо, но по понятным причинам, возможности для этого пока что так и не представилось.
В результате, Вир часто чувствовал себя несколько заброшенным. К счастью, у него был собственный огромный организаторский опыт, полученный за долгие годы службы помощником у Лондо. Но оказалось, что одно дело быть помощником посла, и совсем другое, ухитряться совмещать обе эти позиции - посла и его помощника - в одном лице. Это требовало изрядной сноровки.
Но у Вира не было никаких причин посвящать в свои трудности Шеридана. Поэтому он просто кивнул и улыбнулся, и продолжал делать вид, что ему абсолютно ясно, что Президент имеет в виду.
- Проблема в том… что я оказался в несколько затруднительной ситуации, - признался Шеридан. - Говоря прямо, несколько членов Альянса просмотрели список приглашенных, увидели в нем ваше имя, и пришли в определенное… негодование.
- Негодование?
- Поймите, Вир, ничего личного, - поспешно пояснил Шеридан. - Я знаю вас как отличного, честного парня с высокими моральными принципами. Но другие, они вас не знают, и принимают вас за…
- Типичного центаврианина? - Вир заметил смущение Шеридана, и печально вздохнул. - Все в порядке, можете говорить откровенно. Я знаю, что поведение моего народа не прибавило нам союзников. Что мы посеяли, на то и напоролись; ведь, кажется, именно так вы, люди, выражаетесь?
- Вообще то, мы говорим, «что посеешь, то и пожнешь». Но, учитывая, что сделали с некоторыми мирами центавриане… - Шеридан тряхнул головой. - Нет. Нет смысла ворошить прошлое. Суть проблемы, Вир, в том, что представители нескольких ключевых рас заявили о нежелании видеть вас - точнее, любого представителя Примы Центавра - в числе участников экскурсии. По-прежнему слишком много гнева и боли, не только из-за прошлых деяний Республики, но и из-за позиции некоторых нынешних руководителей Примы Центавра по отношению к Альянсу. Начиная от речи Лондо, и заканчивая публикациями в «Истине» - новой официальной газете Примы Центавра.
- Ах, да, «Истина». - С ней Вир, в самом деле, был слишком хорошо знаком. С тех пор, как началась реставрация, многие независимые издания, существовавшие на Приме Центавра, пришли в упадок, а то и исчезли вовсе. И тогда, вдруг, словно из ниоткуда возникла «Истина», позиционировавшая себя, как «голос народа Центавра».
«Истина» называла себя совершенно независимым изданием, но ходили слухи, что она была просто рупором определенных правительственных фракций. Теперь, после того, как Вир побывал на Приме Центавра, он готов был биться об заклад, это издание находилось всецело в руках Министра Дурлы, который контролировал все, что там печаталось. Однако, доказать это было невозможно, и уж конечно, не было резона обсуждать эту проблему с Президентом. Шеридан все равно не смог бы ничего сделать, а если бы и смог, то ничего хорошего из этого бы не вышло.
«Истина» использовала любую возможность, чтобы очернить имя, честь и намерения Межзвездного Альянса. В её публикациях оправдывалось стремление к возрождению «величия Центавра»… хотя, как не мог не заметить Вир, о том, какими путями можно было бы достичь этого величия, газета всегда умалчивала. Словно авторы стремились разжечь огонь национализма среди читателей, в то же время не указывая им ясной цели. По крайней мере, пока что.
- Значит, вы говорите, что не хотите видеть меня в числе участников, - резюмировал Вир.
- Нет. Нет, я этого вовсе не говорил. Альянс должен понять, что лучший способ работать во благо будущего, это объединить как можно больше союзников. Включая центавриан. Я просто хотел предупредить заранее, что, скорее всего, найдутся такие, которые сделают все возможное, чтобы завтра вам было не по себе. Еще раз заверяю, что я сделаю все, что в моей власти…
- Этого не нужно, - тихо отозвался Вир. - У меня нет ни малейшего желания ставить вас в неловкое положение.
- Вир, - Шеридан не мог не улыбнуться. - Я - Президент Межзвездного Альянса. Попадать в неловкие положения - это неотъемлемая часть моей работы.
- Да, я знаю. И, тем не менее, это не означает, что я должен делать вашу работу еще более трудной, чем она уже есть, не так ли? По правде говоря, мистер Президент, мне самому не хочется появляться там, где меня не особо хотят видеть. Поверьте мне, я слишком часто оказывался незваным гостем. Так что, я стал достаточно толстокожим, чтобы не замечать обид, подобных нынешней.
- Вир…
Но Вир уже поднялся.
- Я выражаю глубокую признательность за возможность побеседовать с вами, мистер Президент. Я рад, что мы поговорили. И я рад, что из первых рук узнал, где находится мое… точнее наше, то есть Республики Центавра… место.
- Вир, разве вы не слышали, что я сказал? - спросил Шеридан с явным раздражением. - Я не желаю, чтобы Альянс принуждал меня к определенным решениям. Я лишь хотел предупредить вас, что завтра возможны сложности, но это не означает…
- На самом деле, мистер Президент, означает. И означает именно то, что вы думаете. А теперь я должен идти.
Вир направился к двери. Шеридан вышел из-за стола, вид у него был весьма озабоченный.
- Вир… - начал он.
Вир повернулся к нему, расправил плечи и сказал:
- Я думаю… Я думаю, будет лучше, если некоторое время вы будете обращаться ко мне «Посол Котто».
И с этими словами он вышел их офиса Шеридана.
Глава 9
Дурле все было понятно, хотя во снах это понимание становилось еще более четким.
Конечно, во время он бодрствования он тоже точно знал, чего хочет от Примы Центавра. Но приходилось одновременно решать столько дел, уделять время стольким деталям. Люди добивались его внимания, этот канцлер чего-то хотел, тот министр требовал хотя бы пятиминутной аудиенции. Каждый раз пять минут, по крайней мере, в теории. А на деле, пять минут всегда оборачивались пятнадцатью, или двадцатью, или получасом, и дальше оказывалось, что все расписание пошло прахом. Так легко от всего этого свихнуться.
Но когда Дурла засыпал, о, тогда он видел будущее - свое славное будущее - с удивительной ясностью.
Он представал перед своим внутренним взором в виде великана в сотни футов высотой - голографическая проекция, которую видят все на многие мили вокруг. Да что там, на самом деле его видят и ему внимают все жители Примы Центавра. Вот он произносит воодушевляющую речь, обращается к народу, указует ему путь в светлое будущее, и в ответ все вокруг выкрикивают его имя, раз за разом, снова и снова. Взывают к нему, умоляют позволить им разделить с ним его славу и величие.
А Дурла продолжает свою речь, он говорит о том великолепии, которое суждено обрести Приме Центавра, о тех свершениях, которых добьется великая Республика под его предводительством. Толпа с восторгом и упоением вновь выкрикивает его имя, и еще, и еще, и еще… Такие сны очень взбадривали Дурлу.
Он всегда стремился к величию, с тех самых пор, как услышал, что величия ему никогда и ни за что не дано будет достигнуть.
Отец Дурлы, кадровый военный, предъявлял высокие требования ко всем, кто его окружал. У него было двое сыновей - погодков. Отцу не потребовалось много времени, чтобы решить, кто из двоих станет его любимцем. И это оказался не Дурла. Нет, избранником стал его старший брат Солла.
Даже Дурле трудно было ненавидеть Соллу. Старший брат был не только примерным учеником и отличным солдатом, он, как ни странно, отличался еще и добрым сердцем. Сколь грозен был Солла в бою, столь же нежен со своим младшим братом. Их разделял всего год, это так, но даже если бы их разделяла хоть целая вечность, ничего бы не изменилось. Дурле приходилось усердно трудиться над любой задачей, а Солле все давалось легко. Любых успехов он достигал играючи. Его редко видели штудирующим книгу, но его оценки всегда оказывались лучше, чем у Дурлы. Дурла никогда не видел старшего брата на тренировках, и все же именно Солла был лучшим фехтовальщиком в городе.
И все знали, что Солла далеко пойдет.
Именно поэтому Дурла решил убить его.
Последней каплей оказалась женщина Соллы. Дочь высокородного аристократа, необычайно красивая, удивительно экзотичная. Юный Дурла, которому только что пошел двадцатый год, увидел её во время одного из нечастых посещений императорского двора. Но, к несчастью для Дурлы, первым на глаза девушке попался не он, а его старший брат, и после этого уже поздно было что-либо предпринимать. Девушка сразу же без памяти влюбилась в Соллу. Солла также увлекся ею, и стоит ли его за это винить? Лучистые глаза, длинные рыжие заплетенные в косу волосы, которые соблазнительно соскальзывали на её плечо, тело столь крепкое и точеное, что когда она шла, мускулы рельефно поигрывали под её бронзовой кожей. С того мгновения, как Дурла увидел эту девушку, он изнывал от желания плотской близости с ней.
Но оказалось, не он один. Был еще один центаврианин, служивший в имперских войсках вместе с Дурлой и Соллой. Его звали Рива. И его страсть к этой девушке - Мэриэл - оказалась столь велика, что он вызвал Соллу на дуэль. Это была ужасная битва, и Солла, конечно, победил, потому что он всегда побеждал. Рива, однако, во всеуслышание дал обет отомстить, заявив, что его конфликт с Соллой отнюдь не исчерпан.
Этот шанс Дурла не мог упустить. Влюбленный без памяти, раздосадованный достижениями своего брата и тем уважением и поклонением, с которым относились к Солле родители, Дурла, считавший, что заслуживает всего этого в равной степени, решил, что медлить больше нельзя. Он отравил брата… и себя.
В этом и заключалась изюминка его плана. Он проглотил тот же яд, который подмешал в пищу Солле. Кто ж после этого станет его подозревать? Требовалось только принять дозу не слишком маленькую, чтобы на лицо были признаки отравления, и не слишком большую, чтобы не умереть. План увенчался полным успехом, и не успел Солла, изведенный отравой, испустить свой последний вздох, как Риве предъявили обвинения в убийстве. Сослуживцы Ривы сами пришли арестовывать его. К несчастью, или к счастью, в зависимости от того, чьими глазами на это смотреть, Рива не стал безропотно сдаваться. Напротив, он вовсе не стал сдаваться, и оказал сопротивление аресту, что всегда глупо, особенно если те, кто пришел арестовывать тебя: а) численно превосходят тебя, и б) уже разгневаны на тебя, поскольку верят, пусть даже и ошибочно, что ты несешь ответственность за смерть их друга.
В результате, к концу ареста, отдельные части Ривы оказались разбросаны по весьма обширной территории.
Все эти обстоятельства оказались чрезвычайно выгодны для Дурлы, даже больше, чем он рассчитывал. Родители, сраженные горем, окружили его заботой и вниманием, частично из-за чувства вины, но в основном потому, что Дурла остался их единственным сыном, а значит, единственной надеждой на возвышение рода.
Что касается девушки…
Дурла пришел к ней с медалями на груди и надеждой в сердце. Он пришел к ней, изображая подавленного горем младшего брата, и ясно дал понять, что восхищен ею и питает надежду, что впредь сможет восхищаться ею не только издалека. Но девушка посмотрела на него со смесью изумления и жалости.
- Безнадежный мальчишка, - сказала она лукаво, и выбор слов показался Дурле странным, поскольку Мэриэл была на несколько лет моложе него. - У моего рода на мой счет куда более грандиозные планы, нежели просто отдать тебе в жены. Твой брат мог покорять вершины, мог добиваться власти и могущества, но ты… ты будешь вечно прозябать у подножья. По крайней мере, так говорит мой отец, а интуиция на этот счет ни разу не подводила его. Он был очень высокого мнения о Солле, как моем будущем муже. Риву считал менее подходящей, но тоже допустимой кандидатурой. Но ты? Ты всегда останешься лишь младшим братом благородного Соллы, которого подрезали на самом взлете. Так что, боюсь, ты не значишь для меня ничего.
И, рассмеявшись, девушка удалилась, покачивая стройными бедрами под сногсшибательно тонкой тканью.
- Мэриэл! - вскричал Дурла ей вслед. - Мэриэл, постой! Подожди, я люблю тебя! Если бы ты только знала, что я сделал ради тебя…
Но она, конечно, не знала. К счастью для Дурлы, потому что, если бы только Мэриэл знала, Дурла немедленно оказался бы в тюрьме… если бы не был прежде убит собственными родителями.
А судьба Мэриэл вскоре оказалась связана с домом Моллари. Её отдали замуж…
За него.
За Лондо Моллари.
Дурла присутствовал на их бракосочетании. Он и сам не понимал, каким образом сумел примириться с этим. Хотя нет, до конца он так и не примирился. Просто у него была одна идея. Даже не идея, а скорее фантазия. Дурла вообразил, что Мэриэл в последний момент опомнится. Что она отвергнет Моллари ради него. Что она убежит от Моллари, осознав, наконец, какую ужаснейшую ошибку могла совершить, и позовет Дурлу на помощь.
А дальше… дальше будет славная битва. Меч Дурлы и молитва Мэриэл, конечно, победят. Он пробьется сквозь толпу, и они с Мэриэл будут бежать, бежать, пока все не останется позади, и затем они начнут новую жизнь.
Такая приятная фантазия. К несчастью, не имеющая ни малейшего отношения к реальности. Церемония бракосочетания прошла без сбоев, а Мэриэл не удостоила Дурлу даже взгляда.
Он стоял в конце зала, и пытался бороться с собственной яростью, поскольку от одного только вида происходящего, от одной только мысли о Моллари его бросало в дрожь. Моллари, это жалкое подобие центаврианина! Он слишком стар, слишком безобразен для Мэриэл. Конечно, дом Моллари пользовался уважением, но ведь Лондо далеко не самый достойный его представитель! В лучшем случае третьесортный экземпляр. Все в нем вызывало лишь раздражение. Прическа, морщины на лбу, ярко выраженный акцент, характерный для жителей северных провинций. А его ужасная манера, даже в обычном разговоре, ораторствовать так, будто он обращается с речью к толпе простолюдинов! Крайне испорченная и неприятная личность, этот Лондо Моллари.
И, тем не менее, именно его губы будут касаться губ Мэриэл. Его руки будут ласкать её. Его щупальца будут…
И все-таки Дурла смог выдержать и досмотреть церемонию бракосочетания до конца. Он все еще ждал, что Мэриэл хотя бы оглядится и заметит его присутствие, но и этого не случилось. Мэриэл не сводила глаз с Лондо. Казалось, она счастлива, что выходит за него замуж, и довольна жребием, выпавшим ей в жизни…
Это случилось уже много лет назад. Теперь его тогдашний интерес к Мэриэл казался лишь ожогом, нанесенным пожаром юношеских страстей, и ничем больше. Так говорил себе Дурла. Все прошло, Мэриэл осталась в прошлом.
И все же он так и не женился. И даже ни разу ни с кем не завязал серьезных романтических отношений.
Всю свою энергию Дурла направил на карьеру. Раз уж он не смог добиться исполнения собственной заветной мечты, то, по крайней мере, приложит все силы, чтобы добиться исполнения мечты своих родителей, особенно отца.
И на этом поприще, благодаря своей целеустремленности и усердному труду, Дурла сумел достичь определенных успехов.
Между тем, занимаясь собственной карьерой, Дурла продолжал следить за судьбой Лондо Моллари. Люди много говорили о Лондо, обычно в насмешливом тоне, не скрывая своего скептического отношения к нему. Моллари мог страстно ораторствовать об ушедших временах, о своем желании вернуть былое величие Республике Центавра. Но говорить об этом мог бы любой. Требовался проницательный, деятельный человек, чтобы воплотить эти мечты в реальность. Ни тем, ни другим качеством Лондо не обладал. Он славился лишь тем, что, подвыпив, любил во всю мощь своих легких разглагольствовать о том, какой может и должна быть Республика. Когда Лондо получил назначение на должность посла на Вавилоне 5, весь двор только и говорил, что, наконец-то, Моллари окажется в такой дали, откуда он никому уже не сможет докучать своими воплями.
Дурле это понравилось. Пусть Лондо гниет где-то в дальней космической глуши. Кто знает? Быть может, ему в конце концов так наскучит эта беспросветная жизнь, что он совершит, наконец, нечто достойное - бросится на свой меч и положит всему конец. И Мэриэл вновь станет свободна. И тогда…
Иногда, по ночам, когда Дурла лежал на своей спартанской военной койке, его посещали ведения, в которых призрак Моллари вопил в бессильной злобе, глядя, как Дурла предается на ложе любви утехам с его вдовой, так страстно, так сильно, как никогда не мог сам Лондо.
Возможно, кого-то пошедшая вдруг молва о растущем влиянии Лондо Моллари поразила сильнее, чем Дурлу. Но наверняка никого эти слухи так не ужаснули.
Однако вскоре ужас Дурлы сменился восторгом, когда Моллари бесцеремонно выбросил Мэриэл, оформив развод с ней и с еще одной из своих трех жен, Даггер. Лондо предпочел оставить своей единственной супругой маленькую, хрупкую и строптивую Тимов, и это решение озадачило многих. Все, кто был знаком с женами Лондо, готовы были поставить на кон свою жизнь, что Моллари отдаст предпочтение ошеломляюще красивой Мэриэл. Так или иначе, Дурле еще раз представился шанс попытать счастья, но счастье так и не улыбнулось ему.
Его обращения к Мэриэл оставались без ответа. Подарки, которые он ей слал, оставались незамеченными. Молчание, очевидно, могло означать только одно: звезда Дурлы еще не достаточно ярко сияла на небосклоне, чтобы ее могла заметить Мэриэл.
И он пришел к убеждению, пока Моллари маневрирует, выдвигаясь на позиции, с которых открывался прямой путь на императорский трон, ему следует заняться обустройством в правительстве базы, с которой можно было бы затем самому начать восхождение к вершинам власти. Для создания такой базы ему требовались друзья и союзники, преданные ему и только ему. Однако, пока Дурла остается всего лишь капитаном гвардии, у него на самом деле нет никакой собственной власти, нет средств продвигать нужных людей на нужные посты. А когда Моллари станет императором, он, естественно, станет повсюду расставлять своих людей, и мнение капитана гвардии станет значить еще меньше. Если только этот капитан гвардии не докажет, что его мнение что-нибудь да значит.
И потому, как бы это ни уязвляло его гордость, Дурла избрал единственную стратегию, которую можно было изобрести в его положении: он решил стать идеальным капитаном гвардии. Он станет правой рукой Лондо, той рукой, которой император и будет расставлять людей на их посты, а это и есть власть. И он не упустит ни единую возможность упрочить свою власть. По расчетам Дурлы, весь процесс должен был занять много лет, и он лишь молил Великого Создателя, чтобы за это время не произошло драматических изменений в семейном положении Мэриэл.
К изумлению Дурлы, его прогнозы полетели вверх дном, когда Лондо, опровергая все предсказания придворных мудрецов, в первый же день своего правления назначил его на ключевой пост министра Внутренней Безопасности. Моллари повел себя, как непоследовательный, противоречивый и эксцентричный правитель. С первого же их разговора у Дурлы сложилось четкое и непоколебимое убеждение, что император на дух его не переносит. Каким-то шестым чувством, на подсознательном уровне, Моллари сразу же распознал, насколько Дурла презирает его и сам жаждет власти, и понял, что Дурла не успокоится, пока сам не наденет белый мундир.
Но по причинам, превосходившим понимание простых смертных - назовите это глупостью, назовите это извращенным мазохизмом, жаждой самоуничтожения, назовите чем угодно - Моллари не только возложил на Дурлу огромную власть и ответственность, но и не стал сопротивляться, когда министр Внутренней Безопасности стал расставлять своих приверженцев на ключевые посты в правительственных структурах.
Дурла не понимал, почему Моллари так поступает. Конечно, у него возникло несколько гипотез на этот счет. Но единственно правдоподобным выглядело предположение, что Моллари, по каким-то неведомым причинам, испытывает огромное чувство вины за развязанную им войну, и потому сам себя приговорил к низвержению.
В нынешний вечер Дурла в очередной раз размышлял о той странной цепи событий, которая привела его к нынешнему положению, когда вдруг почувствовал, что засыпает. Его сознание вдруг воспарило в странном сером сумраке между сном и бодрствованием. Перед Дурлой промелькнула череда лиц: его родители, его брат, Моллари, и, наконец, затмевая всех, перед ним возникла Мэриэл, с её белоснежной улыбкой и искрящимися глазами.
- Дурла, - прошептала она ему.
Мэриэл протягивала к нему свою руку, и сон казался все более странным, потому что он не был столь иллюзорным, как обычные сны.
- Дурла, - снова позвала Мэриэл, и на этот раз поманила его рукой. Хоровод красок кружился вокруг нее.
Внутренним взором Дурла видел себя самого, как он подходит к Мэриэл, берет её за руку. «Нет», - подумал он, - «это, определенно, не обычный сон». Когда он дотронулся до протянутой руки Мэриэл, то физически ощутил её, крепкую, теплую, живую.
- Идем, - сказала Мэриэл и потянула его за руку, но Дурла уперся, просто чтобы проверить, что получится. Вместо того, чтобы идти самому, он притянул Мэриэл к себе, схватил за плечи и грубо поцеловал. Она не сопротивлялась. Казалось, её тело тает в его руках, и Дурла тонет в его мягком тепле. А Мэриэл вдруг оказалась не в его объятиях, а в нескольких футах впереди, кокетливым движением руки приглашая Дурлу идти за собой.
- Время для поцелуев еще придет, любовь моя, - сказала Мэриэл, подзадоривая его.
И он пошел за ней, и все вокруг было нереально. Облака красного и фиолетового цвета словно пульсировали, наполненные собственной энергией, и Дурла вдруг понял, что они летят в гиперпространстве, и им не нужен был космический корабль, чтобы преодолеть толщу пространства по этому мосту между мирами. Они были выше таких мелочей. Выше них, над ними, вне их.
