Аукцион холостяков

— Что ты здесь делаешь? — Скотт быстро выбрался на улицу.

— Так.., разговор есть. — Билли было явно не по себе. Скотт напрягся: определенно что-то произошло.

— Ну-ка заходи. — Он отпер парадную дверь. Едва войдя, Билли бухнулся в кресло.

— Ну давай, что у тебя. — Скотт не спускал с него глаз.

— В общем, неладно у тебя на стройке. — Билли заерзал в кресле, взгляд его бегал по всем углам.

— В чем дело? Ты проработал всего два дня, в пятницу и сегодня, и знаешь такое, что неизвестно мне?

— Слушай, ты! — моментально взвился Билли. — Я знаю то, что видел своими глазами! — Он с вызовом уставился на Скотта, но тот смотрел на него без издевки или упрека, и Билли остыл.

— Ну говори же, что ты видел.

Билли вскочил, прошелся по комнате и остановился у веранды.

— Неплохо смотрится. Совсем как у твоей ста.., в общем, у твоей матери.

— Спасибо. Может, перейдешь к делу?

— Сейчас. Ну, короче, там у тебя двое парней балуются наркотой на работе.

Скотт весь напрягся. Он всегда строго следил за дисциплиной, пьяниц и наркоманов увольнял безжалостно. Каждого новичка предупреждали об этом железном правиле.

— Ты уверен?

Билли едва удержался, чтобы снова не вспылить.

— Уверен. И потом, они воруют материалы. По мелочи, но все же.

— Кто еще об этом знает?

— Я никому не говорил, только тебе.

— Почему же не сказал Джону Барклею? Он отвечает за эту стройку и находится там неотлучно.

— Слушай, откуда мне знать, что он за человек? А вдруг он с ними заодно? — Билли помедлил, собираясь с мыслями. Ему трудно давалась эта беседа, он никогда раньше не вел подобных разговоров. Он долго смотрел на Скотта молча, потом сдержанно произнес:

— Я не стукач. Меня они не трогают, и я не вмешиваюсь в их дела, но они воруют и могут навредить строительству. Ты меня выручил — я отдаю свой должок. Пока. — Он направился к выходу.

— Постой. Кто они? Как их зовут?

— Что хотел, то сказал. Если ты доверяешь этому Джону, пусть пошуршит. Тут и делов-то: глаза пошире раскрыть. — Билли захлопнул дверь и исчез.

Несколько минут озадаченный Скотт сидел неподвижно, затем придвинул телефон и позвонил Джону Барклею.

— И, разумеется, — сказал он в конце, — когда мы выгоним этих парней, надо, чтоб никто и не подумал о Билли. Просто скажи им, что давно уже за ними наблюдал и сам все видел. И еще — хотя, конечно, это сложное дело на такой большой стройке, — завтра с самого утра начни тщательную инвентаризацию и выясни точно, что пропало.

Он выслушал ответ Джона и согласился.

— Ты прав. Лучше, если я пришлю постороннего инспектора и мы проведем это как часть ежегодной ревизии.

Покончив с этим делом, Скотт занялся ужином. За едой его мысли снова вернулись к Кэтрин Фэрчайлд и предстоящему уик-энду. Он набрал ее номер, но наткнулся на автоответчик.

Кэтрин налила себе и деду по бокалу вина.

— Я так к ней привязалась, дедуля. Ведь ей всего три года, а она уже прошла через такое, чего многие за всю жизнь не испытывают. Ей нужен дом и семья. — Она проглотила комок в горле, не давая воли подступившим слезам. — Иногда у меня просто руки опускаются. Но я так хочу, чтобы с ней было все хорошо.

Старый Фэрчайлд испытующе глядел на внучку.

— Ты видишь в ней большое сходство с собой, так ведь?

— Да. И я не хочу, чтобы она повторила мои ошибки. Не хочу, чтобы она полжизни терзалась, силясь понять, чем вызвала такую нелюбовь матери. Не хочу, чтобы она винила себя в ее смерти. Не хочу, чтобы жизнь ее определялась следствиями, пока она не вырастет и не сможет постигнуть причин. — Кэтрин была очень взволнованна. — Я не хочу, чтобы она настолько отчаялась найти любящую душу, что выскочила бы замуж за первого, кто удостоил ее вниманием. — А потом окажется, добавила она про себя, что он хотел только оторвать кусок от фамильного состояния, что он спит с каждой юбкой, включая ее лучшую подругу, да еще и хвастается этим на людях, что на тихий развод, без скандала, он согласен лишь при крупной сумме отступных.

Она содрогнулась, по щеке покатилась слеза. Она сделает все возможное и невозможное, чтобы оградить Дженни от таких потрясений. Добьется того, чтобы девочка была окружена любовью и заботой.

Домой Кэтрин приехала уже поздно. На автоответчике была всего одна запись, и она сразу узнала ироничный голос Скотта:

— Это очень неприличный звонок. Поскольку тебя здесь нет, мне придется довольствоваться тяжелым дыханием. — (Она громко засмеялась, услышав утрированно страстные вздохи). — Если это тебя хоть чуточку возбуждает, позвони мне утром в офис, и мы обсудим наше предосудительное поведение завтра вечером — я готов даже разориться сначала на ужин. — Последовала короткая пауза, и он продолжал другим тоном, мягким и ласковым:

— Спокойной ночи, Кэтрин. Я… — И фраза оборвалась.

Она выключила автоответчик. Глаза ее сияли от счастья.

— Спокойной ночи, Скотт. Я люблю тебя.

Кэтрин и Скотт вышли из итальянского ресторанчика, притулившегося на краю Норт-Бич. Он обнял ее за плечи, и они зашагали к машине. Им было хорошо друг с другом: они обходились без принужденной болтовни, молчание их было естественным.

Уже почти у дома она спросила:

— Зайдешь на чашку кофе? Скотт погладил ее по щеке, чувствуя, как его сердце забилось сильнее.

— Не пора ли перестать об этом спрашивать? — Он прикоснулся губами к ее лицу и открыл дверцу. Держась за руки, они пошли к дому.

Едва добравшись до кухни, он заключил ее в свои объятия.

— Что-то у меня настроение не то для кофе, — хрипло проговорил он.

— И у меня, — отозвалась она шепотом. Он взял ее за руку и повел на третий этаж. Возле кровати они остановились. Он взял ее лицо в ладони и долго всматривался в него.

— Я никогда не встречал такой женщины, как ты. Даже и не думал, что такие бывают на свете. — И он прильнул к ее губам, заражая своей страстью.

Потом они блаженствовали в объятиях друг друга, наслаждаясь охватившей их истомой. Их близость снова сопровождалась жарким исступлением. Ни с кем она не знала еще такой глубины ощущений, никто не возносил ее в такую высь.

Он поцеловал один за другим трогательно сморщенные соски.

— Завтра утром мне надо ехать в Лос-Анджелес. — Он говорил тихо, чертя медленно пальцем круги на ее животе. — Вернусь в четверг поздно вечером. Давай поужинаем в пятницу. — Он накрыл ртом ее губы, провел ладонью по внутренней части бедра и со все возрастающим возбуждением почувствовал, что она начинает отвечать на его ласки.

В среду и четверг Кэтрин занималась рекламной кампанией аукциона. Извещения были разосланы, пресс-конференция назначена на пятницу после обеда.

В четверг утром Кэтрин, Билли и Боб Темплтон отправились в суд. Как и предсказывал Боб, с учетом всех обстоятельств и благоприятного отзыва Джона Барклея, Билли получил три месяца условно: дело списали на его молодость. Кэтрин была очень довольна, что все так хорошо обернулось.

Утро пятницы застало Скотта на стройплощадке в Сан-Рафаэле. На полчаса он уединился с Джоном Барклеем в автоприцепе, приспособленном под контору. После того разговора в понедельник Джон внимательно присматривался ко всем членам бригады, особенно к работавшим неподалеку от Билли. Уже во вторник днем он обнаружил виновных, облюбовавших себе отдаленный уголок стройки. Решив не изобличать их сразу, он некоторое время за ними понаблюдал. Выяснилось, что кокаин они нюхают два-три раза в день. В среду утром прибыли инспектора и начали тщательную ревизию.

После короткого совещания Скотт и Джон вышли из прицепа. Без всяких проволочек Скотт известил обоих об увольнении и выдал им, как то полагалось по правилам компании, письменные уведомления с указанием причин. Расчетные чеки были уже подписаны, но прежде каждого попросили расписаться на листках по учету кадров, где говорилось, что он ознакомлен с причинами увольнения.

— Наши адвокаты свяжутся с полицией и передадут всю информацию, на случай если размеры украденного потребуют уголовного вмешательства. — С этими словами Скотт выдворил парней с территории стройки. Судя по лицам, у них поджилки тряслись, и можно было не опасаться, что в отместку последуют какие-то каверзы.

Джон проводил Скотта до машины, и по пути тот поинтересовался успехами Билли. Джон, видимо, ждал этого вопроса. С минуту помолчав, он ответил:

— Работает парень усердно, держится независимо и хлопот никому не доставляет. Одно непонятно: в обеденный перерыв куда-то пропадает. Возвращается всегда вовремя, но откуда — понятия не имею. И еще: в первый же день он выспрашивал у всех, не может ли кто подбрасывать его по вечерам до Тибурона.

Глава 8

По дороге со стройки в офис Скотт притормозил у своего дома: надо было переодеться в костюм. Ему вспомнилась Кэтрин. После пресс-конференции они отправятся ужинать. Они не виделись со вторника, с той ночи, которую провели вдвоем. Все это время он скучал по ней, да так, что его это даже пугало: ведь разлука длилась всего два дня. Нахмурив лоб, он с севера въехал на мост Золотые Ворота.

Пресс-конференция была устроена в “Хайатт-Ридженси”. Кэтрин держалась на заднем плане, а заправляла всем действом Лиз — то же будет и на аукционе. Скотта поразило количество журналистов и фотографов: кто бы мог подумать, что эта акция привлечет такое внимание. Он почувствовал дискомфорт, как всегда перед направленными на него камерами и под градом обращенных к нему вопросов. Быть на виду ему противопоказано.

Особенно Скотта возмутил репортер, который поинтересовался его личными отношениями с Кэтрин Фэрчайлд, сославшись на то, что их видели вдвоем за ужином, совсем не в деловой обстановке. Как можно тактичнее он ушел от ответа, отделавшись общими фразами.

Выйдя из отеля вместе с Кэтрин, он с облегчением ослабил узел галстука.

— Ну наконец-то. Как ты ухитряешься проводить столько времени в такой атмосфере? Они ведь тебе шагу не дают ступить одной.

— Со временем привыкаешь, — вздохнула она. — Надо только научиться не давать им власти над собой, вот и все. — Глядя на него в конференц-зале, она видела, как ему было неуютно, особенно когда вопросы касались их взаимоотношений. И ей стало страшно при мысли, что свет прожекторов, вездесущая пресса могут вбить клин между ними.

Сегодня они оба были на машинах, так что пришлось сначала проводить Кэтрин до дома, где она оставила свою, и только после этого думать об ужине. Он выбрал прелестный французский ресторанчик в стороне от главных улиц, где, как он надеялся, они могли остаться незамеченными.

Два часа пролетели как одна минута. Завороженная атмосферой невысказанной любви, Кэтрин думала о том, что никогда еще не чувствовала себя такой счастливой, как теперь, наедине со Скоттом.

— Какие у тебя планы на завтра? — Скотт сжал ей руку, когда они шли к машине.

— Я обещала Дженни повести ее в зоопарк. Хочешь с нами?

На улице было прохладно, хотя и солнечно. Пока Скотт загонял машину на стоянку, Кэтрин помогала Дженни натянуть курточку. Девочка была так возбуждена, что не могла усидеть на месте и всю дорогу щебетала без умолку, Широко раскрыв глаза от изумления, она с трепетом вытягивала шею, разглядывая жирафов, хлопала в ладоши и смеялась ужимкам обезьян. У клетки со львами она восхищенно приговаривала:

"Большая киска, большая киска”. Все было для нее новым и необычным.

Наблюдая за обеими, Скотт понял, что Кэтрин взволнована ничуть не меньше Дженни. Внутри у него разливалось теплое чувство умиротворения. Гуляя с Кэтрин и малышкой, познающей этот чудесный мир, он ощутил, что все, чего недоставало ему в жизни, встало на свои места.

День был полон впечатлений и забот. Уложив Дженни в комнате для гостей, Кэтрин вернулась к Скотту в диванную.

— Она так утомилась, что заснула моментально. У него на губах появилась сладострастная улыбка, в серебристых глазах светилось желание.

— Может, ты и меня уложишь в постельку? Правда, должен предупредить, что моментально заснуть вряд ли смогу. Я-то не утомлен — пока.

Подсаживаясь к нему на тахту, она старалась подавить улыбку. Теплая волна прокатилась по ее телу, когда он обвил рукой ее плечи и притянул к себе. Она накрыла его руку своей ладонью и склонилась к нему на плечо.

Они сидели на тахте, наслаждаясь близостью друг друга. Сидели, не говоря ни слова: они вместе и этого вполне довольно. Иногда Скотт наклонялся и запечатлевал тихий поцелуй у нее на щеке или на лбу.

— Мама! Мама!

Крики Дженни прорезали тишину. Вскочив на ноги, Кэтрин кинулась к ней. Опять кошмары…

— Дженни, золотце, успокойся, я здесь, с тобой. — Она обняла рыдающую девчушку и принялась ее укачивать, надеясь, что та быстро уймется и заснет.

И между всхлипами Дженни задала наконец тот вопрос, который рано или поздно должен был у нее возникнуть:

— Где моя мама?

В горле у Кэтрин застрял комок, во рту пересохло. Она знала, что этот момент наступит, знала и боялась той минуты, когда ей придется все рассказать Дженни. Вообще-то это вызвалась сделать Черил, наверное, она и вправду лучше сумела бы совладать с такой ситуацией, но Кэтрин чувствовала, что эту ответственность она должна взять на себя.

Она вытерла слезы со щек Дженни и пригладила светлые кудряшки. Большие карие невинные глаза — невинные и испуганные — смотрели на нее не отрываясь.

— Дженни, милая.., твоя мама… — Она отчаянно пыталась вспомнить, какими словами дед сообщил ей о матери. Она спрашивала о ней у отца, но тот не знал, что сказать, и тогда дед взял это на себя. В то время он был для нее и якорем, и спасательным кругом. Но он сказал об этом ей десятилетней, а Дженни всего три годика. Что она поймет? Все равно — сказать необходимо.

Кэтрин крепко прижала ребенка к себе.

— Твоя мама ушла далеко-далеко и больше не вернется. — Она с трудом подбирала слова. — Не потому, что не хочет возвращаться, а потому, что не может вернуться. Твоя мама.., твоя мама попала в аварию. Она была очень сильно ранена и.., и… — Слова застревали у нее в горле, она буквально выталкивала их из себя. — Она умерла.

Кэтрин еще крепче прижала малышку к себе.

— Твоя мама хотела вернуться, хотела снова быть с тобой. Она любила тебя. Всегда помни это — твоя мама любила тебя и не виновата в том, что ей пришлось уйти. — Она тихонько покачивала ребенка. — Я знаю, каково сейчас тебе, Дженни. Я все это знаю. Я знаю все про страшные сны. Знаю, как ты боишься их. Мне когда-то снились точно такие же. — Кэтрин помолчала, выравнивая дыхание, затем продолжала, разговаривая не только с ней, но и с собой:

— В этом нет твоей вины, Дженни. Ты не виновата, что твоя мама ушла и не вернется. — Она заглянула в невинное личико. — Ты понимаешь это, солнышко мое? Ты ничего такого не сделала, ты не виновата. Я люблю тебя, Дженни, и никому не позволю тебя обидеть. Я всегда буду с тобой, когда это понадобится. Поверь мне, я знаю все, что ты чувствуешь и что с тобой происходит. Да, ты еще маленькая и многого не понимаешь, но когда-нибудь поймешь, и тогда все будет хорошо.

По щекам Кэтрин бежали слезы — не от собственных воспоминаний, а от тревоги за будущее Дженни.

Скотт стоял за дверью спальни и слышал все, что она говорит. Еще одна загадка из тех, что окружают ее жизнь. Он почти не сомневался в том, что она говорит не столько о Дженни, сколько о себе самой. И еще он почувствовал, что этот момент очень важен для установления между обеими душевной близости, поэтому несмотря на все его желание помочь, он не должен вмешиваться. Скотт тихо вернулся в диванную.

Кэтрин продолжала укачивать Дженни; пока та не заснула. Тогда она заботливо подоткнула одеяло, поцеловала ее в лоб и вышла из комнаты.

Уик-энд кончился очень быстро — слишком быстро для Скотта. Время неудержимо неслось вперед: вроде бы на все хватает, но ни одной свободной минутки не остается. Он перелистал свой календарь — в следующие выходные они с Кэтрин собрались в романтическое путешествие, потом аукцион холостяков, а еще через неделю поездка в Йозмайт с победительницей. А в промежутках — многочисленные деловые встречи: работу никто не отменял и она не стоит на месте.

Скотт уселся за стол. Амелия принесла ему чашку кофе и утреннюю почту. Первым делом на сегодня намечен просмотр последнего проекта Джорджа Уэддингтона, если точнее — очередной его версии. Он развернул новые чертежи и принялся внимательно их изучать, сравнивая со старыми вариантами. День предстоял долгий.

Когда Скотт вернулся наконец домой, было уже поздно. Едва войдя, он заметил на полу конверт — должно быть, подсунули под дверь. В таких конвертах его рабочим выдавали зарплату чеками. Внутри была хрустящая пятидесятидолларовая бумажка и больше ничего. Пряча деньги в карман, Скотт улыбнулся. Зарплату выдавали только сегодня — видимо, Билли отправился в банк немедленно.

Несмотря на поздний час, он все же позвонил Кэтрин. Захотелось услышать перед сном ее голос. Они поговорили о подготовке аукциона, потом о предстоящем уик-энде. Он не сказал, куда ее повезет.

Остаток недели у обоих был очень напряженным, им никак не удавалось выкроить время для встречи. В те два вечера, что он был свободен, она проводила совещания, а у него оказалась назначенной встреча как раз в ее единственные свободные пару часов. Они сумели лишь однажды наскоро пообедать вместе. Но по телефону разговаривали каждый вечер — пусть всего по несколько минут.

Наконец наступила пятница. После работы Скотт заехал за Кэтрин и, едва переступив порог, порывисто прижал ее к себе.

— Мне кажется, мы не виделись целую вечность. Прошлый уик-энд так быстро кончился, а неделя тянулась бесконечно. — И, не дав ей произнести ни слова, он накрыл губами ей рот, наполняя ее страстью и желанием.

Замирая в его руках, она с готовностью откликалась на каждое проявление нежности, на каждое слово, обещавшее чудо, которым станут для них предстоящие два дня. Она сказала тогда деду, что не ищет мужа, однако все чаще и чаще мысли ее обращались к браку и семье.

Черил права: без Дженни ее дом непредставим. Но их двоих мало, завершающим звеном должен стать Скотт, только с ним они смогут образовать настоящую семью. Ей ужасно хотелось знать, что он сам думает об этом. Он говорил много приятных слов, но ни разу не признался, что любит ее. Она не просто его хотела — она так сильно нуждалась в нем! И не только она, но и Дженни.

Сначала они ехали прямо на север, затем Скотт свернул к океану. Конечной целью он избрал очаровательную гостиницу на Рашн-Ривер. Здесь были просторные комнаты с настоящим камином, который топили поленьями, и большой верандой, откуда открывался живописный вид на побережье. Скотт заранее распорядился, и в комнате их ждала бутылка шампанского в ведерке со льдом.

Они стояли на веранде, держась за руки и глядя на океан. Доносившийся до них шум прибоя наполнял их ощущением величия и могущества природы.

— Это так прекрасно, Скотт, что, честное слово, даже как-то не по себе. Дома меня ждет работа. Не только аукцион. Ведь после него будет еще вечер, а там сбор средств на следующий год. Столько дел…

Он приложил палец к ее губам.

— Этот уик-энд только для нас. О делах говорить запрещается.

Они вошли в комнату, Скотт затопил камин, потом открыл шампанское. Отблески пламени играли на стенах. Они чокнулись и молча выпили друг за друга. Все чувства были написаны на их лицах, светились в глазах. Теплая нега близости обволакивала обоих.

Насладившись тихими минутами, они перешли в столовую. Ужинали не торопясь, болтая обо всем понемножку. Порывы чувственности, пока еще обуздываемой, нет-нет да и пробивались на поверхность. Начался уик-энд замечательно. Здесь никто не будет им мешать, отвлекать, здесь они смогут лучше узнать друг друга. Их растущая любовь требовала, чтобы ничто больше между ними не стояло.

Кэтрин нежилась в объятиях Скотта, положив голову ему на плечо, а руку на грудь. Все тут так чудесно, что лучше и быть не может, и она счастлива. Ему не нужно вскакивать среди ночи или рано утром, чтобы ехать домой. Как и полагается, просыпаться они будут вместе. Блаженный вздох слетел с ее губ, и она погрузилась в безмятежный сон.

Скотт тихо смотрел на Кэтрин, спящую в его объятиях. Ее великолепная грудь равномерно вздымалась и опадала, завитки распущенных волос в беспорядке разметались по лбу, длинные черные ресницы покоились на щеках. Она была само совершенство. Разве мог он отрицать, что любит ее, что эта любовь растет в нем всякий раз, когда он видит ее или слышит ее голос?

Кэтрин шевельнулась, вытянула ноги, открыла глаза и остановила на нем взгляд.

— Доброе утро, — сказала она еще сонным голосом. — Ты давно проснулся? — Она провела пальцами по его обнаженной груди.

Он убрал локоны с ее лица и поцеловал в лоб.

— Да нет, недавно. Вот смакую зрелище прекрасной нагой женщины, лежащей в моих объятиях. — Его рука скользнула с ее живота на бедро, прогулялась по нему изнутри.

Она шаловливо улыбнулась.

— А не пора ли от смакования перейти к утолению? — От его дразнящей ласки у нее захватывало дух.

— Ммм.., столько всего искусительного, и все такое лакомое, что даже не знаешь, с чего начать.

— Может быть, душ тебя простимулирует и подскажет? — Она поцеловала его в щеку и с проказливой улыбкой выскользнула из постели.

Не говоря ни слова, он Последовал за ней в ванную и, включив душ, дождался, пока комната прогреется и наполнится паром. В душевую кабину со стеклянными стенами они шагнули вместе. Под каскадом воды, хлеставшей им на плечи, он обнял ее и притянул к себе. По их телам стекали струи, головы были окутаны клубами густого пара. Мокрая кожа к мокрой коже — что может быть эротичнее?

Его поцелуй был мягким и нежным, губы щекотали уголки ее рта. Дальше — больше, страсть разгоралась. Поцелуи становились все неистовей, языки сплетались, рыскали, проникая всюду. Она еще теснее прижалась к нему; его пальцы спустились с ее талии к упругим округлостям.

В горячем облаке пара она почувствовала головокружение. Ее длинные волосы облепились вокруг шеи, несколько локонов приклеилось к щеке. Она обвила вокруг него свою ногу, упиваясь ощущением горячей воды, бегущей по телу, капающей с набухших сосков, щекочущей темный треугольник. Его руки были вездесущи, не упускали ни одного сокровенного местечка.

Она едва не задыхалась от охватившего ее желания, сердце бешено колотилось, и, если бы Скотт ее не поддерживал, ноги у нее непременно подкосились бы. Все тело, все нервные окончания неистово горели.

Он наклонился, поймал ртом ее сосок и стал ласкать, сначала нежно, потом все безудержней. Когда он перешел ко второму, она обхватила ладонями его голову и зарылась лицом в мокрые волосы. Ее громкие вздохи и стоны говорили о том, что она приближается к вершине экстаза.

— Ох, Кэтрин, ты меня уморишь. — Слова выходили из него короткими толчками. Он опустился на колени и обвил руками ее бедра. Требовательные губы и алчущий язык совершили путешествие сверху вниз по ее телу.

Кэтрин подумала, что, если бы не потоки воды, она сейчас вспыхнула бы как факел. На его жаркие поцелуи она отзывалась с неслыханным для нее раньше пылом. Когда его язык достиг сердцевины наслаждения, она откинула голову назад и вся отдалась сладостным спазмам, сотрясавшим ее тело.

Колени у нее подогнулись, и Скотт едва успел подхватить ее. Он покрывал все ее тело неистовыми поцелуями, словно хотел проглотить. Никогда еще он не испытывал такого возбуждения, как в этот момент. В ней была его жизненная сила, смысл его существования.

Он опустился вниз и, полулежа, сильными руками взял ее за талию, приподнял и осторожно посадил на себя. От ощущения обволакивающего жара у него сами собой сомкнулись глаза, из горла вырвался звук, похожий на рычание, от невыносимого наслаждения тело, выгнувшись, застыло, содрогнулось и стало извиваться в конвульсиях.

Когда он проник в самую глубь ее существа, она почувствовала, что изнемогает от сладостной муки, и припала к его груди. Он сжал ее в крепком объятии. Сверху их тела поливали струи, унося избыток страсти, наполняя нежным, чувственным теплом.

Дыхание у них выровнялось лишь через несколько минут. Скотт завернул ее в большое банное полотенце и принялся осторожно промокать им тело, усеянное каплями воды. Он заметил, что страсть в ее глазах еще не потухла.

— Не смотри на меня так, — мягко, но игриво проговорил он. — Ты из меня всю силу выкачала. Выжала до капли!

Он ласково обнял ее, и она отвечала тем же.

— Я никогда раньше не делала этого под душем, — чуть смущенно призналась она. — Знала бы, сколько теряю…

— Мы это как-нибудь повторим — и очень скоро. — Он долго не выпускал ее из своих объятий, наконец со вздохом разжал руки. — Пойдем заказывать завтрак. Я умираю с голоду!

День был именно таким, как она и хотела. После завтрака они взяли напрокат велосипеды и катались по тихим сельским тропинкам. Днем гуляли, взявшись за руки, по пустынному пляжу, подбирая по дороге ракушки. Им было хорошо и покойно вдвоем.

Вечером они ужинали в маленьком ресторанчике неподалеку от своей гостиницы, а после ужина вернулись к себе в номер. Скотт затопил камин, они сели на пол и стали глядеть на огонь. Оба молчали: им нравилось просто быть вместе. Они словно были настроены на одну волну. Кэтрин хотелось, чтобы так длилось всегда.

Было уже поздно, когда они отправились в постель. На этот раз их близость была обстоятельной и неторопливой, а не страстной и порывистой, как утром. Время потеряло всякий смысл, впереди у них была вечность. Ее любовь к нему росла в этот день с каждой минутой. Уже под утро их окутал блаженный сон.

Проснулись они поздно, но долго еще лежали в постели, негромко разговаривая и радуясь, что не надо вставать. Кэтрин хотелось рассказать Скотту о своем прошлом, поделиться с ним самыми интимными и болезненными тайнами, доверить такие секреты, о которых не знал никто, кроме Фэрчайлдов и их адвоката, впустить его в самые дальние уголки своей души. Она хотела рассказать ему о своем браке и о том, что с ней сделал грубый, бесчувственный Джефф, помимо требования отступных для развода. Она хотела рассказать о своем несчастливом детстве, о побоях матери, о ее самоубийстве и своем комплексе вины.

Она хотела, чтобы он знал все. Но по какой-то неведомой для нее самой причине так и не смогла исповедаться перед ним. Ее беспокоило, что она все еще в плену у тяжких испытаний, посланных ей юностью. Может, так случилось из-за Дженни. Она не может позволить себе освободиться от прошлого окончательно и отдаться своему безоблачному счастью, пока девочка находится в таком подвешенном состоянии. Кэтрин любила ее не меньше, чем Скотта.

Он почувствовал, что она дрожит.

— Холодно? — Он обнял ее и прижал к себе, делясь теплом своего тела.

— Да, немножко. — Она прильнула к нему. Дрожь ее была вызвана тревогой и дурными предчувствиями. Что он все-таки испытывает к ней? Любовь? Способен ли он любить ее так, как она его? К ее эйфории примешалась печаль. Хоть бы он этого не заметил. Получится, что она испортила такой замечательный уик-энд. Она наклонилась и поцеловала его в грудь.

Его щекочущие пальцы прошлись по ее бедру, потом искушающая ладонь легла на ягодицу. Хрипловатым от нараставшего желания голосом он прошептал ей в ухо:

— Если мы сию же минуту не встанем и не оденемся, я буду просто вынужден повторить всю процедуру.

— Ты делаешь из меня похотливую самку. — Она проказливо улыбнулась, бирюзовые глаза заискрились. Он обхватил ладонью ее упругую грудь, и от дразнящих прикосновений его языка сосок быстро затвердел.

После обеда они собрали вещи, расплатились и уехали. Следуя вдоль реки в глубь континента, они добрались до рощи мамонтовых деревьев, оставили машину на обочине и пошли по тропинке, купаясь в красках, звуках и запахах леса. Останавливаясь, слушали, как поют птицы, как шумит ветер в вершинах деревьев, как постукивают о землю сорвавшиеся с ветвей шишки. На миг Кэтрин показалось, что они остались одни в этом мире, отгороженные от всех бед, которые веками разъедали человечество.

Скотт обнял ее, убрал с лица волосы, заглянул в глаза и нежно поцеловал в губы. Она обвила его рукой за талию и положила ему голову на грудь.

— Спасибо тебе. Эти два дня — самые лучшие в моей жизни. Так не хочется, чтобы они кончались.

— Спасибо и тебе. И, кстати, они еще продолжаются. В программе есть еще кое-что, когда мы вернемся в город.

Она заинтригованно взглянула на него.

— Как — еще? Что же это может быть? Кажется, все чудеса уже исчерпаны.

Он улыбнулся, словно мальчишка, который знает секрет и которому страшно хочется им поделиться, но он держится.

— Увидишь. — Он взял ее за руку, и они побрели дальше.

Скотт после своего заявления начал немного нервничать — точно так же он нервничал, когда в четверг зашел в ювелирный магазин и выбрал кольцо. Это решение далось ему с большим трудом. Может, сначала надо сделать предложение, а уж потом покупать кольцо? Или все-таки лучше сразу показать серьезность своих намерений? Кроме того, непросто дарить драгоценности той, чье личное состояние намного больше его собственного, кому по карману все самое лучшее.

Его вообще беспокоил денежный вопрос: тут столько всего неясного. Захочет ли она, точнее, сможет ли жить в рамках его доходов? И сумеет ли сам он привыкнуть к тому, что жена независимо от него обладает огромным состоянием? Перед дверью ювелира он чуть не развернулся и не ушел обратно. Раз его обуревают такие сомнения, не слишком ли он торопится?

Нет. В одном он был абсолютно уверен и мог сказать со всей определенностью: он очень любит Кэтрин Фэрчайлд и хочет, чтобы она всю жизнь была рядом с ним, а это, как ни крути, означает брак. Поэтому дома он скажет ей о своей любви и сделает предложение.

Вечерело. Пора было возвращаться. Они сели в машину и поехали обратно в Сан-Франциско. Неподалеку от города личные темы стали сменяться деловыми.

— Как у Билли на работе? После суда я о нем ничего не слышала, а ведь я за него отвечаю, так что должна бы знать.

— Кажется, все отлично. Джон говорит, парень он старательный. Не доставляет никаких хлопот, выполняет всю работу, какую ему дают.