Аннабелла, конечно, видела погибших от тибериума на голограммах — все их видели, хотели они того или нет. Такие голограммы, показывавшие кристаллизированную кожу, опухоли и тому подобное, были наиболее убедительным предупреждением об опасностях, которые таило в себе ядовитое вещество. Аннабелла считала, что готова и в реальной жизни ознакомиться с результатами отравления тибериумом.
Она заблуждалась.
Голограммы не передавали запахи. Запах пораженной болезнью плоти пропитал все помещение и даже проникал через охладительные системы костюма. В носу жгло от аммиака, которым безуспешно старались дезинфицировать помещение.
В палате находились четверо. Мэр беседовал с молодой женщиной в дальнем углу, а внимание Аннабеллы привлек мальчик лет тринадцати. Его лицо было покрыто опухолями, одна из них сочилась гноем. На правой щеке горели зеленые пятна, а правая рука ниже локтя превратилась в зеленый обрубок.
Аннабелла порадовалась, что не успела пообедать, — к горлу подступила тошнота. Она судорожно сглотнула.
Повернувшись к одному из врачей, Аннабелла спросила:
— Сколько ему еще осталось?
Доктор медлил с ответом.
— Немного. Он был инфицирован лишь тридцать шесть часов назад, но тибериум уже у него в крови и вот-вот доберется до сердца или легких. Как только это произойдет… — Не было необходимости заканчивать предложение.
Аннабелла снова сглотнула. Еще чуть-чуть, и ее бы вырвало.
Оставшуюся часть дня Аннабелла провела как в тумане. Когда они вышли из больницы, солдаты выбросили их комбинезоны в установку для уничтожения отходов и без всяких возражений вернули Аннабелле ее снаряжение. Она посещала какие-то собрания, публичные выступления, но не могла забыть умирающего тринадцатилетнего мальчика и чувствовала лишь запах гниющей плоти, слышала только пиканье больничного оборудования.
День закончился около двадцати одного часа. Териз пришлось трижды обратиться к Аннабелле по имени, прежде чем она ответила:
— Извините, что?
— Я спрашивала, есть ли у вас планы на сегодняшний вечер.
— А… э… — Больше всего ей хотелось принять в отеле ванну. Она уже так давно не принимала ванну — даже не была уверена, что помнит, как это делается. — Ничего конкретного. А что?
— Я хочу вам кое-что показать. Я заеду за вами в гараж через час.
— Хорошо.
Она попрощалась с Лебницем, который сказал, что ему было приятно провести день в ее компании. Аннабелла еле сдержалась, чтобы не ответить: «Это потому, что весь день я была настоящим зомби за исключением того момента, когда чуть не блеванула в больничный комбинезон».
Молча Патель отвез ее в отель в небольшом автомобиле. Аннабелла поднялась в лифте на свой этаж, пять минут думала, в какой карман положила этот дурацкий ключ, затем еще три минуты вспоминала, как им пользоваться, и, наконец войдя в номер, первым делом проверила почту. Большую часть писем она решила прочесть потом или отправила в корзину, затем связалась с Пенни:
— Как дела?
— Думаю, должен получиться хороший репортаж. — Сообщить больше Аннабелла не решилась.
— Я бегло просмотрела то, что ты успела отснять. Неплохо.
Аннабелла буквально сдирала с себя одежду, липкую от пота.
— Мне не позволили войти в Лаубенталь с камерами. И поверьте мне, вы бы не захотели, чтобы я снимала то, что там было.
Пенни сердито спросила:
— Это почему еще, черт возьми?!
Обычно такой тон начальницы бросал Аннабеллу в дрожь, но не сегодня.
— Потому что я видела все собственными глазами, с голограммой и сравнивать нельзя.
Повисла долгая пауза. Аннабелла прикоснулась к наушнику, чтобы убедиться, что она по-прежнему на связи.
— Пенни?
— Прекрасно. У тебя есть еще два дня.
— Ладно. — «Не знаю, смогу ли я выдержать два дня». — Люди здесь очень помогают. Думаю, они хотят, чтобы жители Синих зон узнали об их жизни.
— Потому ты и делаешь этот репортаж, Аннабелла.
Она сняла с себя оставшуюся одежду и с наслаждением почувствовала, как влажная кожа покрывается мурашками от охлаждаемого кондиционерами воздуха.
— Одна из них пригласила меня куда-то сегодня вечером. Она не сказала, в чем дело, но думаю, она хочет помириться. Ее зовут Териз Плашко, и она все время была настоящей занозой у меня в заднице.
— Ого, а я отправила тебя туда из-за твоего дружелюбного лица.
Аннабелла едва со смеху не покатилась. С того момента, когда перед бурей включилась сирена, она даже не улыбалась ни разу.
Аннабелла кое-что вспомнила:
— Я не смогла записать ионную бурю. Мы находились под землей, и я не успела вовремя выпустить дрон на улицу. — Ложь, так как она на самом деле просто не подумала об этом, но зачем Пенни знать все? — Но если будет еще одна, я постараюсь ее записать.
— Не переживай из-за этого. Нам пока хватит присланных записей. Мне нужно больше материала о людях. Жаль, что ты не пронесла камеру в больницу.
— Нет, не жаль, — выразительно произнесла Аннабелла.
Териз, ожидавшая Аннабеллу на стоянке, казалась подавленной.
— Вот наша машина, — произнесла она, подходя к автомобилю, серебристому седану средних размеров. Аннабелла видела такие несколько лет назад, когда делала репортаж в северной части Нью-Йорка.
При приближении Териз дверцы не открылись. Ей пришлось воспользоваться жезловидным пультом.
— А ездить на ней не рискованно? — спросила Аннабелла.
— Ничего другого получить не удалось, — ответила Териз, садясь на водительское сиденье. — Все новое, оснащенное биосканерами нам не по карману даже с четырьмя источниками дохода.
— В семье? — спросила Аннабелла, втискиваясь на переднее сиденье. В фургоне было гораздо просторнее.
Териз кивнула и нажала на кнопку, чтобы завести машину. Они молча выехали из гаража под неодобрительным взглядом охранника. Аннабелла каким-то образом почувствовала взгляд солдата даже через шлем ВОИ. «Вот это и есть презрение», — подумала она.
Рядом с домом, к которому они подъехали, Аннабелла увидела уличную автостоянку — первую в этом городе.
Териз остановила машину и протянула руку к заднему сиденью.
— Прежде чем мы выйдем, вам необходимо кое-что надеть. — Она протянула Аннабелле пластиковую сумку. Расстегнув ее, Аннабелла увидела капюшон и перчатки, которые будут защищать ей голову и руки. — Идти недалеко, — добавила Териз, — но рисковать не нужно.
Натягивая перчатки, — они казались влажными, липкими, и ей пришлось дернуть их несколько раз, чтобы полностью натянуть на пальцы, — Аннабелла спросила:
— А зачем вообще рисковать?
Териз справилась с перчатками гораздо быстрее.
— Увидите.
Полностью защитив себя от возможного заражения тибериумом, они вышли из машины. Териз заперла ее с помощью пульта, и женщины бегом направились ко входу. Дверь находилась лишь в нескольких метрах, но казалось, что они бежали до нее целую вечность, и все это время Аннабелла продолжала видеть умирающего в больничной постели мальчика.
Войдя, Териз сняла капюшон и перчатки. Аннабелла последовала ее примеру, огляделась в поисках мусорного ведра, но не нашла его. Териз, с капюшоном и перчатками на руках, уже вела ее к одному из столиков.
Их было около десяти, стоящих в два ряда деревянных — Аннабелла испытала шок — столиков.
Со всех сторон доносился запах еды. Глядя на здание, она бы и не подумала, что внутри ресторан, но сейчас в этом не было никаких сомнений. «Прямо как на ужине у Моники и Фредди — когда zia в настроении…»
Напротив двери на кухню, на невысоком помосте, Аннабелла увидела четырех музыкантов. За ударными инструментами расположилась светловолосая женщина, темнокожий мужчина сидел за старомодным деревянным пианино, а двое других мужчин — оба бледные, на одном солнцезащитные очки — держали гитары. Аннабелла, мало что понимавшая в музыке, была уверена, что один играл на акустической, а другой на бас-гитаре.
Мужчина, игравший на обычной гитаре, подошел к переднему краю помоста.
— Добрый вечер! Сейчас мы исполним «Бродячий блюз».
Квартет начал отбивать забойный ритм, и Аннабелла едва не упала со стула. Музыка всегда расслабляла и успокаивала ее, а эти звуки заставляли двигаться.
Один из гитаристов запел:
С утра нашарил под кроватью башмаки,
С утра почуял — встал не с той ноги,
Нет, дома нынче мне не усидеть,
Пойду с тоски бродить и блюз печальный петь.
В словах песни не было ничего особенного, но сочетание мощной игры на гитаре, пианино, бас-гитаре и барабанах создавало ритм, ударами отдававшийся у нее в груди, — раз, два, три, четыре…
В середине песни к ним подошли, чтобы принять заказ. Аннабелла, увлеченная происходящим, даже не поинтересовалась, есть ли здесь встроенные в столы компьютеры. «Очевидно, — подумала она, сообразив, что Териз уже сделала заказ, — в ресторанах у них то же самое, что и в гостиницах».
Следующая песня оказалась не столь мощной в музыкальном отношении, зато текст обращал на себя внимание:
Ходит тут по домам чужак и спрашивает имена,
Ходит он по домам с рассвета и дотемна,
Он зачем-то имя моей сестры записал,
Записал и ушел, ничего нам с ней не сказал.
Ходит тут по домам чужак и спрашивает имена.
Сначала слова песни показались Аннабелле вполне безобидными, но потом она осознала, что в них содержится скрытый подтекст — комментарий к чему-либо, какое-то бунтарство?
Повернувшись к помощнице мэра, она спросила:
— Куда вы меня привели, Териз?
Та пожала плечами:
— Это просто музыка.
— Да, но то, как они играют… они играют слишком страстно!
— Разве музыка не должна быть такой?
У Аннабеллы чуть было не вырвалось «нет», но в последний момент она сдержалась. Группа сыграла еще несколько песен, и Аннабелла подумала, что певец придавал словам гораздо больше смысла, чем джазовые исполнители, к которым она привыкла на радиостанции «Джи-Эн».
Принесли заказ. Аннабелла никогда еще не ела ребрышки под таким соусом. Она хотела узнать рецепт для Моники, но оказалось, что он хранится в строгой тайне. Тогда Аннабелла рассказала Териз о zia и о том, как та берегла семейные рецепты.
Закончив есть, Аннабелла сказала:
— Спасибо, Териз. Я… я не знала, что музыка способна на такое.
Впервые за этот вечер Териз ответила в свойственном ей стиле:
— Вы еще многого не знаете, мисс By.
— Да, я вижу. Но я пытаюсь учиться.
— Надеюсь. Пора возвращаться.
Аннабелла надела капюшон и перчатки — натянуть их оказалось сложнее, чем в первый раз, — и они побежали к машине. Уже в гараже отеля, открыв дверцу и собираясь выходить, Аннабелла произнесла:
— Еще раз спасибо, Териз. Вы не обязаны были все это делать, но я очень рада, что вы так поступили.
— Я сделала это не ради вас, — сухо ответила Териз, — а ради ваших зрителей. Поэтому, какое бы прозрение у вас сейчас ни наступило, отразите его в своем репортаже. Это… — Она заколебалась.
— Что? — спросила Аннабелла.
— Мы ведь должны были стать Синей зоной, вы об этом знали?
Нахмурившись, Аннабелла спросила:
— Вы должны — что?…
— Я имела в виду первоначальные планы. — Териз так крепко вцепилась в руль, что костяшки пальцев побелели. — Когда они чертили зоны, С-2 должна была протянуться по всему Восточному побережью до Ки-Уэста.
Аннабелла моргнула.
— Я… я об этом не знала. — Она тайком включила камеру — этот разговор стоило записать.
Улыбаясь, Териз заметила:
— Они не слишком об этом распространяются. Но покопайтесь в архивах, поищите карты, начиная года с тридцать пятого, и сами все увидите. Вот почему в этой Желтой зоне столь велико присутствие ВОИ. Они, вероятно, чувствуют вину.
— Вину в чем? Что случилось?
— Они облажались. — Териз вздохнула. — В этом вообще-то никто не был виноват, но… — Она отпустила руль. — Видите ли, самая большая проблема всего побережья Мексиканского залива — это ураганы. Они приносят зеленую смерть в огромном количестве. Причина этих ураганов в том, что воздушные массы передвигаются от более теплой к более прохладной воде.
Аннабелла хихикнула:
— Спасибо, мистер Шиаме.
Териз недоуменно посмотрела на нее.
— Так звали моего учителя в третьем классе, извините. Продолжайте.
— ВОИ установила звуковые резонаторы вокруг всего полуострова Флорида и на островах Флорида-кис
и использовала ионную пушку для нагрева прибрежной воды.
— Похоже на хороший план. Что произошло?
Териз вздохнула:
— Все дело в одной из частей берегового канала.
Ее застроили, а потом совершенно забыли о ней. На рубеже веков численность населения во Флориде росла бешеными темпами, и началась безумная застройка, в том числе и на некоторых каналах. Там забыли поставить резонаторы, и этот проклятый тибериум смог проникнуть. — Еще один вздох. — На этом все и закончилось. Им пришлось отодвинуть границу зоны С-2 до Шарлотт. — Взгляд ее стал жестким. — По правде говоря, мисс By, именно поэтому вы мне так не нравитесь. У вас есть все то, что должно было быть у нас.
Прежде чем Аннабелла смогла придумать ответ, который не звучал бы как глупая банальность, Териз сказала:
— Послушайте, мне пора домой. Спокойной ночи.
«Ну вот и все», — подумала Аннабелла.
Дверца автомобиля захлопнулась, и Териз умчалась с такой скоростью, которую только мог развить ее неуклюжий старый седан, оставив погрузившуюся в размышления Аннабеллу на стоянке отеля.
Глава 8
Празднование в офицерском клубе Форт-Пауэлла продолжалось несколько часов.
Как только «Гурон» Двадцать второй дивизии взлетел с пересечения Пасифик-хайвей и Харбор-драйв, бойцам продемонстрировали голограммы, воспроизводящие то, что сделал третий батальон с Дворцом съездов в Сан-Диего. Самолет «АС222 Мако» выстрелил из пушки по нескольким точкам, в том числе по несущим стенам и опорам, а затем два «Дельфина А50» выпустили по дворцу полдюжины ракет.
Приняв на борт уцелевших солдат четвертого батальона, «Гурон» проследовал к остаткам военно-морской базы, которую первый и второй батальоны — возглавляемые самим строевым командиром Макнилом — должны были отбить у Нод. Однако, вместо того чтобы сдаться, нодцы решили взорвать базу. Дивизия понесла незначительные потери. Нодцы убили лишь себя, несколько пленников, а также уничтожили относительно полезную военно-морскую базу.
Контроль над военной безопасностью Сан-Диего передали местным силам — военным, которым удалось уцелеть в ходе боев.
«Гурон» направился в Форт-Пауэлл в Центральной Калифорнии. Здесь после анализа выполненной операции предстояло пополнить кое-какие запасы и разобраться с взятыми в плен двумя солдатами Нод.
Герой дня рядовой Рикардо Вега пил третий — или уже четвертый? (он начинал терять счет) — стакан текилы, которой его угощал сержант Гудьер. В баре собрались большинство парней из подразделения «Эпсилон», подошли еще несколько человек из седьмой роты. Галлахер не удосужилась появиться, что совершенно не удивило Вегу, а Голден, конечно, все еще лежал в лазарете. Вега сидел спиной к барной стойке. С одной стороны от него был Момоа, с другой Бродер, а Силверстейн, Попадопулос и Зайпс стояли перед ним.
— Черт, браток, — говорил Зайпс, — ты только один день в роте и сразу получил напиток героев.
Вега, посмеиваясь, ответил:
— Это пустяки, мне просто повезло.
Момоа шевельнулся, собираясь в четырнадцатый раз похлопать Вегу по спине, но тот увернулся. Момоа, пивший уже шестую порцию водки, казалось, ничего не заметил.
— Вся служба солдата зависит от везения. Видишь ли, везение — это когда ты возвращаешься домой живым. А невезение — когда погибаешь.
Сильверстейн, неспешно потягивая пиво, заметила:
— Очень глубокая мысль, Момоа.
Момоа кивнул:
— Спасибо, капрал Сильверстейн. Ваши слова много значат.
Прежде чем Сильверстейн успела съязвить в ответ, Вега спросил:
— Слушайте, Попадопулос, а что вы вообще здесь делаете?
Грек допил остатки своего узо
и поставил стакан на барную стойку.
— Что, я недостоин пить с настоящими солдатами?
— Нет, — ответил Вега с широкой улыбкой, — я просто удивлен, что вы не погрузились с головой в изучение снятого с пленников оборудования Нод.
Попадопулос с горечью ответил:
— А не во что погружаться. — Он подал знак бармену — несколько растерянному капралу, который, видно, не ожидал такой толпы в среду вечером, — налить еще один стакан узо. — Как только «Гурон» приземлился, большие шишки в корпусе технической поддержки наложили на него свои грязные ручищи. Я передал им свои заметки, но они их скорее всего проигнорируют и сделают по-своему. — Он усмехнулся, когда бармен протянул ему еще одну порцию выпивки. — Думаю, они просто разберут его по кускам, но, черт возьми, я свой долг выполнил.
Подняв стакан с текилой, Вега произнес:
— Что ж, тогда выпьем за инженерный анализ.
— Правильно, правильно! — воскликнул Момоа. — Я даже это слово произнести не могу.
Смеясь, Вега спросил:
— В пьяном виде или в трезвом?
— И в том, и в другом, — пояснила Сильверстейн, прежде чем Момоа успел ответить.
В разговор вступил Зайпс:
— Я чего-то недопонимаю.
— Что именно, Зайпс?
— Это ведь клуб для офицеров, да?
— Так указано на двери, — заметил Момоа, показывая на дверь, хотя надпись, о которой он говорил, находилась с другой стороны. Взмахнув рукой, он облился водкой, но не заметил этого.
Демонстративно глядя на свой рукав, Зайпс произнес:
— Ну, я вообще-то не офицер. Никто из вас тоже. Сержанты вон там, — он показал на Гудьера и Гнайзду, сидящих за столиком с капралом, которого Вега не знал, — они, может быть, офицеры, но мы-то нет. Почему мы здесь?
Вега пожал плечами:
— Отец говорил, что ходил в офицерский клуб с того момента, как записался в армию. Думаю, всем на это плевать.
— Ладно, почему тогда заведение называется клубом для офицеров?
Никто не смог ответить.
— Будь я проклят, если знаю! — воскликнул Момоа.
— Это тайна, — взвыл Бродер.
Сильверстейн посмотрела на Вегу:
— Кто твой отец?
Зайпс одарил ее звериной усмешкой:
— Я твой отец, дочка.
— Сначала волосы отрасти, — презрительно ответила Сильверстейн.
Зайпса подняли на смех, он казался задетым.
— Тебе не нравится моя стрижка?
— Уверена, что в девятом тюремном корпусе, где тебя так подстригли, это последний писк моды.
Вега засмеялся:
— Не связывайся с ротным писарем, Зайпс. Мой отец и об этом всегда говорил.
Прежде чем Сильверстейн успела что-либо добавить, Гудьер начал постукивать по своему стакану. В офицерском клубе стало тихо.
— Я хотел бы предложить тост.
Вега покраснел, решив, что сержант опять будет говорить о проявленной им храбрости при спасении доктора Такеды из лап злобных нодцев. Как-никак три предыдущих тоста были как раз об этом.
Гуди, однако, преподнес сюрприз.
— За мужчин и женщин подразделения «Эпсилон» седьмой роты четвертого батальона Двадцать второй пехотной дивизии. Мне сообщили незадолго до прибытия в этот борде… — несколько солдат при этих словах захохотали, — что «Эпсилон» понесло наименьшие потери среди всех подразделений во время операции в бывшем Дворце съездов Сан-Диего.
Раздались радостные возгласы. Кто-то крикнул:
— Мы лучшие!
Вега выпил, но от этого стал еще трезвее. Перед его мысленным взором снова пронеслись образы Келерчана, Голдена, Липински и всех остальных. То, что парни из «Эпсилона» отлично справились с поставленной задачей, наполняло его гордостью, но если они лучшие, значит, остальные подразделения понесли огромные потери. Более половины солдат четвертого батальона погибли, двадцать процентов были ранены.
Рикардо повернулся лицом к бару и спиной к Зайпсу, Сильверстейн и Попадопулосу.
Бродер наклонился к нему:
— С тобой все в порядке?
— Пустяки, я просто… — Он допил остатки текилы и резко поставил толстодонный стакан на пластиковую барную стойку. — Если они хотели разбомбить там все к чертям собачьим, почему не сделали это, прежде чем мы лишились половины наших ребят?
— Ты хочешь сказать, что Такеда должен был погибнуть?
Вега пытался сосредоточиться.
— Еще раз?
Бродер повторил вопрос.
— Нет, конечно нет, просто… А как гражданские в выставочном зале?
— Никого не было. Я разговаривал с одним своим приятелем из второй роты — зал взорвали, но людей там не было. Они устроили в нем командный пункт, поскольку его легко было защищать. Наверное, они считали, что весь огонь будет сосредоточен на военно-морской базе.
Вега кивнул:
— Понятно. Значит, никто из штатских не погиб.
Покачав головой, Бродер ответил:
— Нет. Погибли только солдаты Нод и сочувствующие идеям Братства.
— Хорошо.
— Смирно!
Вега вскочил. Кое-кто из солдат поступил так же, хотя большинству из них это далось с трудом. Обернувшись, Вега увидел, что в клуб вошел строевой командир Макнил вместе с капитаном Генри, лейтенантом Опал и другими офицерами, которых Вега не знал.
— Да ладно, парни, вольно. — Макнил покачал головой. — Я ищу человека часа.
Его взгляд заскользил по присутствующим и остановился на Веге. Макнил направился к нему.
Словно волны Красного моря по велению Моисея, солдаты расступились, позволяя Макнилу пройти. Опал и Генри шли следом, сияя от радости.
Вега отдал честь, Макнил быстро козырнул в ответ и протянул руку.
— К черту эти церемонии, мистер, я хочу пожать вам руку. Я не могу выразить словами, какую службу вы сослужили сегодня ВОИ. После смерти доктора Мобиуса Джозеф Такеда стал ведущим экспертом по тибериуму, и он до сих пор был бы в лапах Нод, если бы не вы.
Пожав протянутую руку, Вега ответил:
— Я просто исполнял свой долг, сэр.
— Конечно, но вам удалось это сделать на редкость впечатляюще. Видите ли, я служил с вашим отцом… — «Начинается», — подумал Вега с трудом сдерживая вздох. — …И сегодня вы доказали мне, что унаследовали его лучшие качества. Если вы даже наполовину такой солдат, как Хавьер Вега, вы уже на несколько порядков выше, чем средний боец ВОИ. — Он повернулся ко всем собравшимся в баре. — Не обижайтесь на своего строевого командира, ребята, Хавьер Вега действительно великий солдат. Я горжусь, что служил вместе с ним во время Второй тибериумной войны, и горд, что его сын находится под моим началом сейчас; когда началась Третья тибериумная война.
Макнил положил руку Веге на плечо, и Рикардо подумал: стало у него сейчас больше друзей или врагов?
— Если на нашей стороне будут сражаться бойцы, подобные Рикардо Веге, я подозреваю, что Третья тибериумная война окажется короткой. — Убрав руку с плеча Беги, Макнил продолжил, обращаясь ко всем присутствующим: — Весь четвертый батальон проявил себя хорошо, особенно седьмая рота и подразделение «Эпсилон». Но война набирает обороты. После недавней активности Нод в нескольких Синих зонах по всему земному шару мы должны быть бдительными. Отчасти по этой причине я и нахожусь сегодня здесь. Официальная церемония состоится завтра утром, но я хотел сообщить всем, что ваши действия по спасению одного из самых важных в ВОИ людей и по освобождению одной из наших драгоценных Синих зон из-под контроля Нод не прошли не замеченными сильными мира сего. Особого внимания удостоились рядовые Вега и Галлахер. — Он обвел взглядом бар. — Она здесь?
— Нет, сэр, — быстро ответил Вега, сделав бармену знак налить еще одну порцию текилы.
— Жаль. Поскольку мы потеряли несколько командиров, необходимо подумать о замене. Капитан Генри будет командовать вторым, а капитан Опал — четвертым батальоном. Лейтенант Гудьер возмет под свое командование седьмую роту, а лейтенант Гнайзда шестую.
По-видимому, Гудьер и Гнайзда слышали об этом впервые: у Гудьера челюсть буквально отвисла, а Гнайзда чуть не подавилась ромом.
— Таким образом, остаются вакантными две сержантские должности в седьмой роте. Не знаю людей более достойных командовать подразделениями «Гамма» и «Эпсилон», чем сержанты Галлахер и Вега.
Рикардо чудом удержал текилу, которую передал ему бармен.
— Ни фига себе! — Глубокий бас Момоа прорезал густой воздух офицерского клуба.
Трудно сказать, чьи глаза расширились больше — Макнила или Момоа.
Стараясь говорить как можно тише, Момоа произнес:
— Прошу прощения, сэр.
Ко всеобщему облегчению, Макнил широко улыбнулся:
— Все в порядке, рядовой. Я уверен, вы говорили от чистого сердца. Или от всей души.
— Сэр… — начал Вега. — Наверное, произошла ошибка.
— Никакой ошибки, сынок. Я знаю, что вы в подразделении всего несколько дней…
— Сэр, простите, что перебиваю вас, но я присоединился к миротворцам лишь несколько дней назад. Я даже не распаковал свой мешок, когда мы получили приказ отправляться в Сан-Диего. Я его и до сих пор не распаковал.
— Вот и хорошо, вам будет легче переехать в новые казармы.
— Э-э, да, сэр.
— Официальная церемония пройдет в столовой форта на следующее утро за завтраком. Вскоре после этого мы все снова возвращаемся на «Гурон». Война еще не окончена, далеко не окончена.
Теперь Вега стоял по стойке «смирно».
— Да, сэр. Мы будем готовы, сэр.
— Вот это я рад слышать, сынок, очень рад.
Строевой командир повернулся на каблуках и направился к выходу.
Опал и Генри подошли к Веге. Генри похлопал его по плечу:
— Поздравляю, сержант.
— А я вас, капитан, — ответил Вега.
— Меня поздравлять не нужно, — возразил Генри, качая головой. — Меня просто перевели. А вот Опал заслуживает поздравлений.
К ним подошел Гудьер.
— Зачем меня повысили? Не хочу я быть лейтенантом.
— Нет ничего плохого в том, что вы лейтенант, Гуди, — заметила Опал.
— Вам легко говорить, мэм, вы были лейтенантом. Не люблю я отдавать людям приказы, от этого у меня кожа зудеть начинает.
— Знаете, — заметил Момоа, — это многое объясняет. Э-э, сэр.
Генри пристально посмотрел на Момоа.
— Знаете, рядовой, попадете вы в беду из-за своего языка.
— Уже попал, сэр.
Капитан расхохотался:
— Я в этом и не сомневаюсь. Что ж, думаю, нужно выпить.
— Угощаете, сэр? — спросил Момоа.
— Нет, рядовой, учитывая ваше громогласное «Ни фига себе» перед строевым командиром, думаю, эта почетная обязанность переходит к вам.
Момоа поморщился:
— Слушаюсь, сэр.
К нему наклонился Вега:
— Ты можешь себе это позволить, верно?
— Ну, я планировал послать деньги, выигранные в покер, своим родителям, но…
— Покер, да? В подразделении играют?
Усмехаясь, Момоа ответил:
— В роте. Ты умеешь?
— Ходила обо мне такая слава.
— Играют по пятницам, по крайней мере, так было. Посмотрим, сейчас война и все такое. Но я с радостью приму твои деньги.
— Не сомневаюсь. — Вега допил текилу и заказал еще одну за счет Момоа.
«Я сержант. — Веге было как-то не по себе, несмотря на то что официальное назначение еще не произошло. — Может, и не произойдет. Возможно, строевой командир был пьян и к утру он уже забудет об этом. Кроме того, когда мы вызволяли Такеду, вместе с нами был Диш. Почему повышают меня, а не его?»
Однако прочь сомнения. С улыбкой ожидая очередную порцию текилы, Вега подумал: «Как хочется поскорее рассказать об этом отцу».
Алессио Боулз не мог заснуть.
Он собирался пойти вместе с новичком и остальными бойцами подразделения в офицерский клуб, чтобы отпраздновать победу. Галлахер отказалась — Боулз понятия не имел, какая вожжа ей под хвост попала, но ей определенно пора избавляться от дурного нрава, пусть даже хирургическим путем. Сам Боулз очень хотел пойти.
Сначала, однако, ему нужно было посмотреть, не пришли ли письма из Форт-Дикса. Поэтому он отправился в казармы, которые были выделены Двадцать второй дивизии, включил голограмму почтового ящика подразделения на дисплее над койкой и принялся проверять сообщения.
Конечно, пришло письмо от Стефани Анисфельд, частного детектива, которого он нанял два года назад. В лихорадочной спешке, подпрыгивая от нетерпения на койке, он ткнул пальцем в значок письма, едва не продырявив голографический дисплей. Он испытывал слабую надежду, что это будет оно, то письмо, в котором Стефани сообщит Боулзу, что нашла его семью.
«Алессио, надеюсь, что у вас все хорошо. Боюсь, у меня для вас плохие новости».
Сердце Боулза заколотилось, он ощутил, как внутри разверзлась пропасть. Он вздрогнул и едва сдержал крик ярости.
«Ниточка в Испании ни к чему не привела. Есть, Хейди Боулз, член Братства Нод, живущая в Мадриде, но это не ваша мать. Она состоит в браке с женщиной по имени Пенелопа Артц. Я разыскала ее и сделала несколько хороших снимков. Они прикреплены к письму».
Боулз еще раньше заметил вложения, но захотел сначала прочесть письмо. Теперь он открыл их, и вокруг письма появилось пять фотографий невысокой бледной женщины с округлым лицом, голубыми глазами и светло-русыми волосами. Появилось на экране и два удостоверения личности, подтверждавшие, что это Хейди Боулз.
Поскольку та Хейди Боулз, которая двадцать пять лет назад родила Алессио Боулза, была высокой и стройной — цвет волос и глаз за те семь лет, что он ее не видел, мать Алессио с легкостью могла изменить, — это была не она. Очередная попытка Анисфельд найти мать, отца, братьев и сестер, которые покинули Боулза, чтобы присоединиться к Братству Нод, потерпела неудачу.
Он прочел оставшуюся часть послания.
«Мне очень жаль, Алессио. Знаю, мы оба возлагали надежды на эту ниточку. Я еще попробую поискать в Мадриде, постараюсь завязать отношения с другими связными Нод. Сейчас идет война, набор в армию Братства возрос, поэтому я наверняка сумею что-нибудь найти. Буду держать вас в курсе. С наилучшими пожеланиями, Стефани».
