Многотрудная, полная невзгод и опасностей жизнь Ивана Семёнова

      Иван трудился, высунув язык; исписал половину страницы — ни одной ошибки не сделал, не поставил ни одной кляксы. И только хотел крикнуть «ура», как…
      …с носа упала капелька пота.
      Упала прямо в центр буквы «О». Хорошо, что Иван не поленился и написал её вроде колеса — большую и круглую.
      Иван осторожно поднёс к ней кончик промокашки, и промокашка выпила каплю.
      «Я тебе покажу, какой я умственно отсталый! — подумал Иван, вспомнив Аделаиду. — Как бы тебя в специальную школу не отправили!»
      Разделавшись с упражнением по русскому языку, он принялся за арифметику.
      Тут у него начался с цифрами самый настоящий бой.
      Цифры прыгали у Ивана перед глазами, как лягушки. Не было никакой возможности отличить их друг от друга.
      Тогда он представил, что цифры — его враги, и стал внимательно их выслеживать,
      «Понятно, понятно, — решил он, глядя на ненавистные цифры, — вы тоже считаете, что я умственно отсталый. Сейчас разберёмся».
      И поднатужился — и решил первый пример.
      Ещё поднатужился, крякнул пять раз — и ещё решил один пример.
      Ручку кусал, пыхтел от злости, один раз даже порычал Иван, но трудился.
      Всё было против него.
      Особенно — чернила. Они так и старались собраться на кончике пера в каплю и — хлоп на тетрадный лист.
      Однако Иван следил за этим так внимательно, что ухитрился одну каплю схватить в воздухе левой рукой.
      Вот тут-то упрямство впервые помогло ему.
      И вдруг несчастье!
      Глупая муха залезла в чернильницу. Иван проткнул муху пером, не заметил и написал мухой цифру «3». Представляете, что получилось?!
      Чуть не заревел Иван! Трахнул муху кулаком — брызги во все стороны.

      «Не обращай внимания на умственно отсталых мух, — прошептала ему на ухо лень-матушка, — иди спать».
      «Вырви страницу, — прошептало упрямство, — и всё перепиши заново».
      «Устал ведь я, — жалобно ответил Иван, — сил моих больше нету ведь!»
      «Правильно, правильно, — прошептала лень-матушка, — иди бай-бай. Я тебе песенку спою, сказку расскажу»,
      «Неужели ты сдашься из-за какой-то дохлой мухи?!» — удивилось упрямство.
      Иван осторожно вырвал забрызганный лист и начал переписывать примеры.
      До того он увлёкся, что не слышал, как подошла бабушка, стояла рядом и громко вздыхала — будто внуку уколы делали.

БАБУШКА ВЗБУНТОВАЛАСЬ

      Утром Ивана будила бабушка.
      А сегодня он проснулся сам. Честное слово! Сам открыл глаза, сам потянулся, сам зевнул и сам сел.
      Настроение у него было замечательное, будто ему не в школу надо было отправляться, а на новогоднюю ёлку.
      Раз! — встал на голову, подрыгал в воздухе ногами и грохнулся с кровати на пол — словно самая большая кастрюля упала с самой верхней полки.
      Лежал на полу и хохотал.
      Лежал, пока не замёрз.
      Пошёл Иван на кухню, включил электрическую плитку, поставил на неё чайник, быстренько умылся, принёс из кладовки варенье и решил разбудить бабушку.
      Открыв глаза и увидев внука, она испуганно вскрикнула. Если бы она верила в бога, то перекрестилась бы!
      — Это ты?! — еле выговорила она.
      — Я. А что?
      — Да как же… кто тебя разбудил?
      — Никто. Сам.
      — Сам?!
      — А что особенного? — обиделся Иван. — Что особенного?
      Бабушка не ответила.
      Потом она вышла на кухню и в ужасе спросила:
      — И чайник сам поставил?! И варенье сам принёс?! — Она села, бессильно опустив руки, словно убитая большим горем. — Да что же это такое происходит?! Совсем от рук отбился. Против бабушки пошёл. Получается, что я тебе не нужна? Не выйдет! — она стукнула кулаком по столу. — Бабушка я тебе или не бабушка?
      — Бабушка, — ответил ошеломлённый Иван.
      — Обязан ты меня слушаться или нет?
      — Обязан.
      — Так вот, — бабушка встала и грозно посмотрела на него. — Я должна просыпаться и будить тебя, а не ты меня. Я должна завтрак готовить, а не ты. Понятно? Я здесь командир.
      — Кем же ты командуешь? — удивился Иван.
      — Всей семьёй.
      — А кто же тебя слушается?
      — А вся семья.
      — Бабушка! — воскликнул Иван. — Но ведь я-то тебя не слушаюсь!
      — Как — не слушаешься? — удивилась бабушка.
      — Да так. Я потому и люблю тебя, что тебя можно не слушаться.
      — А не врёшь?
      — Нисколечко. Ты меня слушаешься, а не я тебя. Поэтому мы и живём дружно.
      — Ну и пусть, — помолчав, сказала бабушка. — Не важно, кто кем командует, важно, что дружба есть. Но дружбе нашей скоро придёт конец, если ты будешь вести себя как сегодня. Нехорошо, Ваня, стыдно!

ИВАН ВЗБУНТОВАЛСЯ

      — Почему стыдно? — спросил Иван. — Что я такого сделал?
      — Как — что?! — вспылила бабушка. — Да я же тебе объяснила. Не имеешь ты права выполнять мои обязанности! Бабушка я тебе или не бабушка?
      — А я внук тебе или не внук?
      — Ты внук. А я бабушка. И не лезь в мои дела. Будь любезен спать до тех пор, пока я тебя не разбужу.
      — А если я сам проснусь?
      — Не имеешь права!
      — А если проснулся?
      — Всё равно спи. Или просто лежи, пока я не приду. Если ты сам просыпаться будешь, зачем я тогда нужна? Если ты сам завтрак готовить будешь, мне что делать?
      — Отдыхать.
      — Отдыхать?! — возмутилась бабушка. — За кого ты меня принимаешь? Чтобы я да на старости лет бездельничала?
      — А ты меня за кого принимаешь? — возмутился Иван. — Чтобы я да на молодости лет тунеядничал?! Ты знаешь, как интересно самому просыпаться? Замечательно! Ты что, собираешься со мной в армию идти? И там меня станешь будить? А? Может, по-твоему, каждый солдат со своей бабушкой в армию придёт?
      Тут бабушка горько расплакалась.
      — Ни в какую я армию не собираюсь, — сквозь слезы сказала она. — Но учти: пользы от нас в армии было бы много!
      А Иван расхохотался.
      — Бабушки! — скомандовал он. — По порядку номеров рассчитайтесь. Бабушки, вперёд шагом марш! Песню!.. Да ты хоть одну строевую песню знаешь?
      — Знать не знаю и знать не желаю! — отрезала бабушка. — А только в армии без меня ты пропадёшь! Ты ведь даже ботинки зашнуровывать толком не умеешь.
      — А в армии сапоги носят! У них шнуровки нет.
      — Пожалеешь, — бабушка снова горько расплакалась. — Я ли тебя не любила! Я ли за тобой не ухаживала! Я ли тебя не баловала! А ты?
      — Эх ты, рёва, — сказал Иван ласково, — а ещё в армию собираешься.
      — Я не рёва, — сквозь слезы ответила бабушка, — просто я тебя люблю, а ты меня нет.
      — И я тебя люблю. Только я с тобой не согласен.
      — Когда любят, соглашаются!
      — Не могу я с тобой согласиться, — твёрдо сказал Иван. — Ты что, хочешь, чтобы меня бабушкиным сынком дразнили?
      — Хочу! — горячо призналась бабушка. — Очень!
      — Значит, тебе меня нисколько не жалко.
      — А ты меня жалеешь? Ты меня и за бабушку не считаешь.
      — Считаю. Ты замечательная бабушка. Только есть у тебя один недостаток.
      — Нет у меня недостатков!
      Иван чмокнул её в щёку, шепнул:
      — Один, маленький.
      — Может быть, — подумав, нерешительно согласилась бабушка, — но я не знаю, какой. Не замечала.
      — Ты не даёшь мне нормально жить.
      — Я?!
      — Ты, бабушка. Только ты не сердись и не плачь. Держи себя в руках. Надо мне просыпаться самому.
      — А давай по очереди? — обрадованно предложила бабушка. — Один раз я тебя разбужу, а один раз ты, может, сам проснёшься?
      — Нет, — отказался Иван. — Не хочу я быть умственно отсталым.
      — Не понимаю, — испуганно прошептала бабушка, — кто от кого отстал?
      — А я понимаю. Если бы я вчера не выучил уроки, то сегодня меня бы как миленького в специальную школу отправили.
      — Вот! — радостно воскликнула бабушка. — Вот что значит — просыпаться самому! Соображать плохо стал! Ещё будешь с бабушкой спорить?
      — Буду, — тихо, но решительно ответил Иван. — Приходится. Я ещё, может быть, отличником сделаюсь. Ненадолго, конечно. Чтобы всем доказать, что я не умственно отсталый.
      — А зачем это тебе, миленький? — ласково спросила бабушка. — Для меня-то ты всегда самый умный! Вот подрастёшь, сил наберёшься, тогда и станешь отличником. Сейчас-то зачем тебе надсажаться? Вспомни-ка, до чего мы с тобой замечательно жили!
      — Жили-то мы с тобой замечательно, — согласился Иван, — но, может быть, как раз из-за этого я и чуть-чуть в УО не превратился. Чуть-чуть в специальную школу не попал. На радость дочке крокодильской. Она у меня ещё попляшет! Сто пятьдесят пять с половиной раз пожалеет, что издевалась над гвардии рядовым Иваном Семёновым! Назло ей отличником стану! Да ещё и круглым! Сам просыпаться буду! — со слезами в голосе крикнул Иван. — Сам одеваться буду!
      Бабушка легла на кровать и сказала:
      — Спасибо. Можешь вызывать скорую помощь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой бабушка снова пытается быть одним из главных действующих лиц, а Иван Семёнов совершает несколько выдающихся поступков

ИВАН ДЕЛАЕТ ВАЖНОЕ ОТКРЫТИЕ

      Вызывать скорую помощь не пришлось. Дали бабушке валерьянки, уложили в постель. Сказала бабушка:
      — Никому я, значит, не нужна. Пустое я, значит, место. Или вроде старой сковородки. Выбрасывайте.
      Тут все стали её утешать, уговаривать, успокаивать. А она твердит своё:
      — Надоела я всем. Мешаю я всем. Только и думаете, как бы от меня избавиться.
      Тут её опять стали утешать, уговаривать, успокаивать. Бабушка лежала с закрытыми глазами и тихонько постанывала.
      — Я в школу, — сказал Иван, но она даже не посмотрела на него.
      Утро было серое и дождливое. Иван весело прыгал через лужи. Правда, редкую лужу ему удавалось перепрыгнуть, чаще обеими ногами он попадал прямо в воду.
      Устал прыгать, пошёл по тротуару.
      Кошку на окошке увидел — отвернулся.
      Собака мимо бежала — не обратил на неё внимания.
      Вывески не читал.
      В зеркале около парикмахерской состроил себе всего одну рожицу.
      В школу торопился Иван — ещё как торопился!
      А почему?
      Да потому, что никого сегодня не боялся.
      Ребят не боялся.
      Анны Антоновны не боялся.
      Даже Аделаиды не боялся.
      Да почему?
      Да потому, что уроки-то он выучил! Пожалуйста, проверяйте! Сколько угодно! Вопросы задавайте, спрашивайте!
      Идёт Иван, подпрыгивает. До чего, оказывается, приятно в школу шагать, когда уроки приготовлены!

НЕУДАЧА

      Когда Иван подходил к школе, настроение у него немного испортилось. Он вспомнил, что предстоит разговор с Аделаидой. «Но ничего, — подумал он, — выкрутимся!»
      И опять ему стало весело.
      — Доброе утро! — услышал он за спиной голос Аделаиды.
      Иван обернулся, сказал:
      — Между прочим, у меня уроки сделаны.
      — Да ну? Сам?
      — Своими собственными руками и своей собственной головой, — гордо ответил Иван. — Даже стихотворение выучил. Теперь никто не скажет, что я УО.
      — Посмотрим. Кто тебя знает? Может, ты сегодня опять примешься за старое?
      — Наверно, нет, — со вздохом, негромко проговорил Иван. — Но ведь трудно.
      — Конечно трудно. А ты как думал? Это по телевизору чужие слова легко говорить. И за лунатика себя выдавать легко. Драться легко. И по лужам топать легко. А учиться трудно.
      «Тебе-то хорошо, — мрачно подумал Иван, когда она ушла, — ты с детства привыкла уроки делать. А я?»
      Войдя в класс, он не закричал, как обычно, не запрыгал, а сел на своё место, сидел и помалкивал.
      — Как жизнь? — спросил Колька.
      — Нормально, — ответил Иван, — устал только. Всю ночь уроки делал. Не выспался.
      — Всю? Ночь?! — поразился Колька. — За час можно сделать.
      Звонок.
      «Сейчас вы все ахнете, — торжествующе подумал Иван, — сейчас меня вызовут и…»
      Но сколько ни тянул он руку вверх, Анна Антоновна не замечала. Иван до того обиделся, что руки под парту спрятал.
      В перемену он не двинулся с места, сидел, опустив свою большую голову, и грустно размышлял: «Вот, пожалуйста! Только выучил человек уроки, так на него ноль внимания. А если бы он не выучил, то, будьте уверены, — вызвали бы! А зачем уроки учить, если тебя не спрашивают?»
      — Я уроки выучил! — крикнул он.
      Весь класс окружил Ивана.
      — Молодец Аделаида! — сказал Паша.
      — Вот это буксир, я понимаю! — сказал Колька.
      — А она-то при чём? — удивился Иван. — Я сам.
      — Сам! Сам! — передразнил Колька. — Пока она тебя хорошенько не стукнула, ты и не собирался уроки учить.
      В класс вошла Анна Антоновна. «Сейчас все закричат, что я уроки выучил, — подумал Иван, — и она меня вызовет».
      Но ребята молчали. Урок шёл своим чередом. Иван чуть руку не вывихнул, до того старательно тянул её вверх. Никакого впечатления!
      «Нарочно, нарочно, — пронеслось у него в голове, — нарочно! Чтобы помучить меня. Чтоб поиздеваться надо мной!»
      Взял да и поднял обе руки.
      — Семёнов, не хулигань, — сказала Анна Антоновна.
      «Если и по чтению не спросят, — решил он, — больше я вам уроков делать не буду. Ни разу в жизни».
      Не спросили его и по чтению.
      После уроков, когда Анна Антоновна ушла, ребята бросились из класса, устроили в дверях такую давёжку, что Иван с трудом сдержался, чтобы не принять в ней участие.
      Все убежали.
      «Сговорились, — подумал он, — бросили меня одного, чтоб я погиб со скуки».
      В дверях Иван столкнулся с Аделаидой.
      — Куда? — грозно спросила она. — А домашние задания? Кто учить будет?
      — Я, — ответил Иван неуверенно, — домашние задания дома делают. Оттого они и называются домашними. Понятно?
      — Понятно, — сквозь зубы сказала Аделаида. — Не возражаю. Пошли домой. Тем более, что бабушка приглашала меня заходить к вам почаще.

БАБУШКА ОПЯТЬ БУНТУЕТ

      — Напрасно ты со мной ссоришься, — сказала Аделаида по дороге. — Ну никак не могу понять, для чего тебе со мной ссориться?
      — Дружить мне с тобой прикажешь?
      — А что?
      — Может, мне ещё зуб золотой вставить прикажешь? — Иван хмыкнул. — Нетушки. Не бывать этому!
      — Дело твоё. Но я бы на твоём месте со мной подружилась.
      «А я бы на твоём месте, — подумал Иван, — оставил бы хорошего человека в покое».
      — Шла бы ты домой, — сказал он, — я и без тебя уроки сделаю. Как вчера.
      — Не верится что-то.
      Навстречу шёл Егорушкин, приложив руку к козырьку, сказал:
      — Привет лунатикам!
      — А он вчера уроки выучил! — радостно сообщила Аделаида.
      — Какое важное событие, — насмешливо проговорил Егорушкин, — А то я у телевизора со стыда чуть не сгорел. — И серьёзно добавил: — Желаю успехов! — Откозырял и пошёл дальше.
      — Событие, событие, — пробормотал Иван. — А чего смеяться?
      — Забудем этот печальный случай, — предложила Аделаида. — Главное, что, кажется, ты не УО.
      — Есть забыть этот печальный случай! — весело согласился Иван.
      К его удивлению, дверь в квартиру оказалась незапертой. Они вошли, заглянули на кухню — никого, заглянули в комнату.
      Бабушка лежала в постели. Увидев внука, она громко застонала.
      — Что с тобой? — испуганно спросил Иван. — Всё ещё болеешь?
      — Врача позвать? — спросила Аделаида.
      — Не надо, — еле слышно ответила бабушка, — врачи тут не помогут. Обидели меня.
      — Кто? — спросил Иван.
      — Все. Вся наша семья. Никому я, видите ли, не нужна. Вот и сидите без обеда. Узнаете, как без меня-то.
      — Значит, я голодным буду? — голос у Ивана дрогнул. — За что?
      — За то, что против бабушки пошёл — И она закрыла глаза.
      Иван с Аделаидой постояли, постояли и ушли на кухню.
      Сели. Помолчали.
      — Да-а, — протянул Иван, — дела. А всё из-за того, что один раз человек проснулся утром сам. — И он рассказал об утренней истории.
      — Есть выход из положения, — подумав, решительно заявила Аделаида. — Надо приготовить обед.
      — А что будет с бабушкой?
      — С бабушкой будет плохо. Но иначе нельзя. Её тоже надо воспитывать. Иначе она тебя избалует до безобразия.

ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕ ТАК-ТО ПРОСТО

      — Во-первых, — сказала Аделаида, — тихо. Во-вторых, не хныкать. Представь себе, что мы на необитаемом острове. Если не сумеем быстро, без шума приготовить пищу, то погибнем.
      Велика ли важность — начистить картошки?
      Оказалось — велика.
      Картошка-то круглая, и так ей хочется выскользнуть из ваших рук и укатиться под стол! Вы за ней прыг, а на плечах-то у вас голова, и вот эта голова старается обо что-нибудь стукнуться.
      Нож не режет картофелину, но с удовольствием режет ваши пальцы. Еле-еле успеваешь их отдёрнуть.
      — Молодец, — сказала Аделаида, когда Иван расправился со второй картофелиной. — Осталось ещё штук десять.
      А у Ивана от обиды и злости руки тряслись. Он решил: если картофелина выскользнет, ползать он за ней не будет — возьмёт другую.
      Но картошка была его хитрее.
      Она выскальзывала только тогда, когда кожуры на ней почти не оставалось. Сами понимаете, что бросать такую было жалко.
      И до того Иван разозлился, что твёрдо решил: «Все пальцы себе отрежу, а ни одну картошку больше не выпущу!»
      Испугалась картошка, больше из его рук не выскальзывала.
      — Ванечка, — позвала из комнаты бабушка.
      — Ничего ей не говори, — прошептала Аделаида.
      — Посиди со мной, — попросила бабушка, — скучно мне. Есть-то хочешь?
      — Очень.
      — А есть-то нечего, — весело сказала бабушка. — А я ещё пять дней болеть буду.

БАБУШКА СДАЛАСЬ

      Когда Иван вернулся из комнаты, на кухне уже вкусно пахло борщом.
      — Ох, и попадёт… — испуганно прошептал Иван.
      — Если ты очень труслив, — сказала Аделаида, — свали всё на меня.
      — Нетушки! — горячо отказался Иван. — А кто картошку чистил? — И с гордостью понюхал воздух.
      — А что, если нам сейчас и уроки сделать? — спросила Аделаида. — Понимаешь, как будет здорово?
      — Понимать-то я понимаю, — с кислой миной ответил Иван и честно признался: — Да уж больно мне неохота.
      — А ты думаешь, мне хочется за уроки браться? Как бы не так. Я иногда даже реву. До того не хочется. Зато когда я уроки сделала, я — свободный человек.
      — Свободным-то человеком я быть люблю, — сказал Иван.
      — Вот для этого и надо уроки учить. И ещё учти: если ты во втором классе к урокам не привыкнешь, то потом тебе будет просто беда. Привыкай сейчас.
      — Я привыкаю, — Иван тяжко вздохнул и опять понюхал воздух: очень уж вкусно пах борщ.
      — Это ещё что такое?! — на пороге стояла бабушка. — Это что ещё за безобразие?! Это как называется?!
      — Борщ, — ответили Иван и Аделаида.
      — Борщ? — переспросила бабушка, открыла крышку и ударила ею о кастрюлю, как барабанщик медными тарелками. — Кто варит?
      — Я, — ответили Иван и Аделаида.
      — Та-ак, — грозно протянула бабушка, — понятно. Издеваетесь?
      — Наоборот, — сказала Аделаида. — Как раз наоборот. Не о том он беспокоился, чтобы самому поесть, а о том, чтобы вас, больную, накормить.
      — Да ну?! — удивилась бабушка. — Золотце ты моё бесценное!
      Она хотела обнять внука, но он вырвался и сказал:
      — Я, между прочим, картошку чистить научился.
      Бабушка всплеснула руками, укоризненно покачала головой и проговорила:
      — Так, так… Значит, зря я болела? Значит, мне и поболеть нельзя? В другой раз я заболею, а он и бельё стирать научится, и пельмени стряпать, и варенье варить?! Кому я тогда нужна буду?
      — А помощника вам разве не надо? — спросила Аделаида. — Разве вы не хотите, чтобы он вам помогал?
      — Может, и хочу, — бабушка улыбнулась, понюхав, как пахнет борщ. — Но раньше-то я была незаменимая?.. Да мало ли, что было раньше. Давайте-ка лучше борщ есть. Проголодалась я, пока болела.
      Иван съел три тарелки.

ИВАН НЕ СДАЕТСЯ

      Аделаида ушла домой, взяв с Ивана честное слово, что он и сегодня сам приготовит домашние задания.
      Злой сидел Иван.

      Эх, придумать бы такую специальную ручку, чтобы сама уроки делала! Колпачок бы с неё снял, положил бы её на тетрадь — и поехала! Вжик-вжик, чик-чирик — готово домашнее задание!
      Или бы специальную машину изобрели: сунул бы в неё тетрадь — тр-тр-тр-тр-тр! — готово домашнее задание.
      Или бы ещё такой прибор сделали: трахнул бы им по голове, и она что угодно запомнила бы. Трах — правило запомнил, трах — стихотворение запомнил, трах, трах, трах — вот это учёба!
      Иван ойкнул, потому что, размечтавшись, стукнул себя кулаком по голове.
      — Гвардии рядовой Иван Семёнов! — скомандовал он. — На упражнение по русскому языку вперёд — марш!
      Если бы кто-нибудь в это время подставил ухо к дверям, то подумал бы, что Иван с кем-то борется — так громко он пыхтел. Он врезался грудью в стол и высунутым языком чуть-чуть не касался страницы. Нагни он голову ещё на полмиллиметра ниже, и лизнул бы строчку.
      А лень-матушка стояла рядом и нашёптывала:
      «Бедненький, несчастненький! Пожалеть тебя, кроме меня, некому. Иди-ка лучше побегай. Или спать ложись. Я тебе песенку спою, сказку расскажу».
      «Уйди ты от меня, — отвечал Иван, — и без тебя тошно».
      «Никуда я от тебя не уйду, — говорила лень-матушка, — друзья мы с тобой на всю жизнь».
      Каждая буква давалась Ивану с трудом, и когда он поставил последнюю точку, рук поднять не мог.
      «Не мучь ты сам себя, — шептала лень-матушка, — заболеть ведь можешь. Умереть ведь можешь».
      — Гвардии рядовой Семёнов! — скомандовал Иван. — В атаку на примеры — марш!
      И лень-матушка исчезла: видеть она не могла тех, кто добрым делом занят. (Между нами говоря, ушла она не так уж и далеко, всё ещё надеясь, что уговорит Ивана.)
      А он побеждал пример за примером.
      И хотя они сдавались не сразу, но — сдавались.
      А когда сдался последний пример, Иван вскочил и заплясал. Он прыгал по комнате и что-то кричал, а что — и сам не мог понять.
      Вот как радовался!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
последняя, в которой читателя уже не ждет почти никаких неожиданностей

КАК ИВАН «ВОСЬМЁРКУ» ПОЛУЧИЛ

      Ужас!
      Иван проспал!
      ИВАН ПРОСПАЛ!!!
      ПРОСПАЛ ИВАН!!!
      Он выскочил на кухню и увидел улыбающуюся бабушку.
      — Здравствуй, внучек, — сказала она. — Побоялась тебя будить. Уж извини. Опоздал ты. Десять с половиной минут осталось до начала уроков.
      Иван быстрёхонько оделся и — на улицу.
      Из-за угла выехал мотоцикл. А на нём Егорушкин.
      — Беда! — не своим голосом крикнул Иван. — Опаздываю! Спасите!
      — Садись, — коротко приказал Егорушкин. Хотел ветер Ивана с седла сдуть, но Иван удержался.
      Тогда ветер рассердился и сдул с его головы фуражку.
      Фуражка шлёпнулась в лужу.
      Иван промолчал — после уроков её можно выловить.
      Егорушкин подвёз Ивана к самому входу в школу. Иван слез с мотоцикла, сказал:
      — Вот спасибо от всей моей души.
      — В первый и последний раз, — сказал Егорушкин, — просто не люблю, когда опаздывают.
      На радостях Иван успел до звонка побороться с Пашей, поругаться с Колькой, отобрать у одной девочки портфель, забросить его на шкаф и достать обратно.
      Когда в класс вошла Анна Антоновна, Иван сказал:
      — А я опять уроки сделал!
      — Я знаю, — сказала Анна Антоновна. — Сейчас раздам тетради со вчерашними заданиями.
      — У кого пятёрки? — спросил Колька.
      — Семёнов! — позвала Анна Антоновна.
      — Не может быть! — крикнул Колька.
      — За обе работы я поставила тебе три, — сказала Анна Антоновна Ивану. — Очень грязно и некрасиво. Но за старание ты получаешь две пятёрки.
      — Три да пять, — сказал Паша, — будет восемь. Ни разу в жизни «восьмёрки» не получал.
      — Маленький ещё, — гордо сказал Иван.
      — Вот это отметка, я понимаю! — жалобно, с завистью крикнул Колька.

К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ

      В перемену Иван искал Аделаиду, но не нашёл, только узнал, что в школу она не приходила.
      «Заболела», — мельком подумал он и тут же забыл об этом.
      Хорошее у него было настроение!
      И вот к чему оно привело.
      После уроков Иван вприпрыжку бежал по коридору. И, можно сказать, не сам Иван, а его левая нога сама дёрнулась в сторону. О неё споткнулся Паша, полетел, головой ударил в живот Кольку, а Колька опрокинулся назад и сел в ведро с водой.
      Сел в воду и заорал со страха:
      — Тону!
      Со всех сторон сбежались ребята — ничего понять не могут. Видят, что сидит в углу человек на корточках и орёт. А ведра не видят.
      Тут Иван сообразил и приподнял Кольку за шиворот. А ведро будто приклеилось — не падает. А Колька разогнуться не может.
      Разогнули ребята Кольку — воду разлили.
      Вдруг — дежурный по школе. Ребята врассыпную.
      Иван тоже — бежать, да на ведро налетел и в луже растянулся, да ещё проехался немного.
      Лежит и чуть не плачет: ведь из него получилось что-то вроде промокашки — всю лужу его одежда в себя впитала.
      — Скажи, кто тебя обидел, мальчик? — спросил дежурный, помогая ему встать.
      Иван вопроса не расслышал и ответил:
      — Семёнов.
      — Из какого класса?
      — Второй «А».
      — Хорошо, — сказал дежурный, — так и запишем. Не беспокойся, мальчик, хулиган будет наказан.
      Побрёл Иван — мокрый весь спереди.
      На улице его ждал Колька — спереди сухой, зато сзади мокрый.
      — Доигрался? — спросил он. — Как теперь домой идти? Попадёт ведь.
      — Пойдём сушиться, — предложил Иван. — С часик погуляем — и всё в порядке. Фуражку мою из лужи выудим.

КАК СОХ КОЛЬКА

      Фуражка намокла, утонула, и из лужи виднелся лишь кончик козырька. Иван сказал:
      — Ведро бы достать и вычерпать бы всю лужу.
      — Палку бы достать, — сказал Колька, — или разуться и босиком топ-топ.
      — Так любой дурак достанет, — задумчиво сказал Иван. — А ты попробуй метод примени. А не палку.
      — Нет уж. Ты давай метод применяй. А то знаю я твои методы.
      — Пожалуйста. Ты держи меня за ноги в воздухе, а я руками топ-топ и дотянусь до этой утопленницы.
      — За ноги?! — поразился Колька. — Тебя?! Ты тяжёлый. Мне тебя не удержать. Уж лучше ты меня за ноги держи, а я руками топ-топ. Я лёгкий. Я быстренько.
      — Всегда вот у тебя так, — проворчал Иван, — я придумаю, а слава тебе.
      — Слава?! — опять поразился Колька. — Где я её видал, славу-то? Вечно мне из-за тебя достаётся!
      — Тогда держи меня за ноги.
      — Не удержать мне тебя. А ты меня запросто. Я ловкий. — Колька, повизгивая от нетерпения, закатал рукава, встал на четвереньки и крикнул: — Пошли! Пошли! Полный вперёд!
      — Сначала на суше потренируемся, — предложил Иван.
      Тренировка удалась: Колька руками ходил по земле, а Иван держал его ноги в воздухе.
      — Поворачиваю! — восторженно крикнул Колька и заработал руками по направлению к луже.

      Он вошёл в неё, погрузившись почти по локти, и, осторожно переставляя руки, приближался к фуражке.
      До фуражки оставалось не более полуметра, как Иван скомандовал:
      — Полный назад!
      Дело в том, что Иван оказался уже на самом краю лужи. Ему и в лужу заходить не хотелось, и Колькины ноги нельзя было отпускать.
      — Полный назад! — снова скомандовал он.
      А Колька увлёкся, ничего не слышал и изо всех сил тянулся к фуражке. А Иван изо всех сил тянул его к себе. Колька почувствовал, что сейчас его тело разорвётся на две части.
      — Отпускай! — испуганно крикнул он.
      Иван разжал пальцы.
      И Колька шлёпнулся в лужу. Не крикнул. Не пикнул. Стоял на четвереньках, будто не знал, что ему делать.
      — Вылезай, — прошептал Иван, — а то простудишься.
      Колька на четвереньках добрёл до фуражки, взял её и вернулся на сушу; постоял ещё немного на четвереньках и поднялся на ноги.
      — Подсох! — жалобно воскликнул он. — Высох! — Жизни мне из-за тебя нет! Вечно ты меня в какую-нибудь историю втянешь!
      — Никто тебя не тянул. Сам в лужу полез.
      — А кто меня на части хотел разорвать?
      — Это что такое?! — услышали они испуганный голос Анны Антоновны. — Что с вами?!
      — В лужу спикировал, — объяснил Колька. — Вот из-за этого головного убора! — он бросил фуражку обратно в лужу. — Сам доставай. Каким-нибудь методом! Свинство это, а не метод.
      — Сейчас же идите по домам, — сказала Анна Антоновна. — Ну просто беда мне с вами. Вот кого ты сегодня, Семёнов, в школе в лужу какую-то толкнул?
      — Не в лужу, а в ведро, — сказал Колька. Он повернулся к Анне Антоновне спиной — сзади он тоже был мокрый. — Видали? — торжествующе спросил он. — Красота! А вы ему «восьмёрки» ставите! Учтите, Анна Антоновна, что я зря страдал. И тут, в луже, зря страдал, и там, в ведре, зря страдал. Всю жизнь я из-за него страдаю.
      — Хныкала ты, вот ты кто, — презрительно проговорил Иван. — Нытик и паникёр.
      Тут Колька сжал кулаки и подпрыгнул к нему.
      — Идите по домам, — сказала Анна Антоновна, вставая между ними. — Увидят вас люди, испугаются.
      — Мне домой нельзя, — грустно сообщил Колька, — мне здорово попадёт.
      — Тогда идёмте ко мне, — предложила Анна Антоновна. — Я тут неподалёку живу.

ЕЩЕ ВОПРОС — КОГО НА БУКСИР БРАТЬ?

      Мальчишки остались в трусах и майках. Иванову одежду повесили на балконе сушиться, а Колькину Анна Антоновна решила выстирать.
      — А вы пока займитесь обедом, — сказала она.