Вихрь (№1) - Свадебный водоворот

Остин замер, и она почувствовала его напряжение.

— Шрам? Где?

— На предплечье правой руки.

— Многие мужчины имеют шрамы. — У него дернулась щека. — Если вы надеетесь убедить меня в том, что обладаете какой-то магической силой, то знайте: вы выбрали для своих интриг не того человека. Воры-цыгане уже века бродят по Европе, уверяя, что владеют такими силами, лгут, надеясь обманом выманить деньги у простаков или попросту украсть их, если обман не удается.

Она вспыхнула от гнева:

— Я не цыганка, не интриганка, не воровка и не лгунья!

— В самом деле? Тогда, я полагаю, вы скажете мне, что умеете читать чужие мысли.

— Только иногда. — Она посмотрела на его презрительно скривившиеся губы. — Я прочитала ваши мысли, когда вы взяли мою руку.

— Вот как? И о чем же я думал?

— Вы… хотели поцеловать меня.

Остин только приподнял брови.

— Для такой догадки не нужны особые способности. На какое-то мгновение я обратил внимание на ваши губы.

Однако несмотря на небрежный тон его ответа, Элизабет почувствовала, как он весь напрягся, ощутила его осторожность и недоверие — чувства, которые она привыкла легко распознавать. Но под ними, видела она, скрывалось что-то еще, что, вопреки ее гневу, тронуло ее.

Одиночество.

Печаль.

Чувство вины.

Они словно окутывали его темным облаком, и ее сердце сжалось от сочувствия. Ей слишком хорошо были знакомы эти чувства, и она знала, как они угнетают дух и терзают душу.

Элизабет тоже сожалела о прошлом и хотела бы искупить вину. Но может ли она помочь ему?

Решившись убедить Остина, что она не сумасшедшая и что он действительно какое-то мгновение желал ее, она прошептала:

— Вы хотели поцеловать меня. Вам хотелось узнать, какой вкус у моих губ. Вы представили себе, как наклоняетесь, касаетесь моих губ — раз, другой… Затем ваш поцелуй становится…

Его глаза вспыхнули, взгляд потемнел и остановился на ее губах.

— Продолжайте.

Ее охватил жар, когда она представила себе то, о чем он думал…

— Полагаю, я уже доказала вам…

— Разве?

Случайная догадка, что ему хочется поцеловать ее? Но чертовски странно, что ее слова в точности повторяли его мысли.

Господи, а что, если она права? Если Уильям жив? Слепая безумная надежда молнией ударила его — так, что он чуть не покачнулся. Но он быстро пришел в себя. Несколько солдат видели, как Уильям упал на поле боя. И хотя огнестрельная рана изуродовала его лицо, Уильяма безошибочно опознали по гравировке ца часах, найденных при нем.

Ошибки быть не могло. Уильям мертв. Если бы он был жив, он дал бы знать о себе своей семье и вернулся бы домой.

Если только он не изменил королю.

У Остина кружилась голова. Чертовски подозрительно, что заявление мисс Мэтьюз последовало за возмутительной запиской, полученной им две недели назад, — запиской, подтверждавшей его самые худшие подозрения относительно предательства Уильяма. Может ли она знать что-либо об этом письме или о поступках Уильяма во время войны? Известно ли ей что-нибудь о французе, которого он видел с Уильямом?

И каким образом она узнала про шрам? У Уильяма с детства был небольшой шрам на правом предплечье, оставшийся после несчастного случая во время верховой езды. Может быть, она знала Уильяма? Знала достаточно близко, чтобы видеть этот шрам?

Остин пристально посмотрел на нее. В мягком свете луны — с растрепанными волосами, которыми играл теплый ветерок, — Элизабет совершенно не походила на шпионку, убийцу или соблазнительницу. Но он знал, что внешность бывает обманчива: некоторые известные ему очень красивые женщины были порочны, лживы и бессердечны. Кто же скрывается за ее невинным обликом? Он не понимал, какую игру она ведет, но твердо решил это выяснить. И если потребуется притвориться, будто он верит в ее хитро придуманное «ясновидение», он так и сделает.

Остин собирался заговорить, но не успел произнести и слова, как она сказала:

— Я не веду никакой игры, ваша светлость. Я просто хочу вам помочь.

Проклятие! Он должен держать себя с этой женщиной очень осторожно. Когда он отказался верить в ее видения — а какой здравомыслящий человек поверил бы? — она проявила сверхъестественную проницательность.

Остин подозревал, что, если он не будет предельно осторожен, она сумеет узнать его тайну — тайну, которая может погубить его семью.

— Расскажите, что вы знаете о моем брате, — попросил он.

— Я ничего о нем не знаю, ваша светлость. Пока я не дотронулась до вашей руки, я и не подозревала о его существовании.

— В самом деле? А как давно вы находитесь в Англии?

— Шесть месяцев.

— И вы полагаете, я поверю, что за все это время никто не упомянул о моем брате? — невесело усмехнулся он. Поколебавшись, она тихо произнесла:

— Боюсь, что в этом сезоне я, как говорится, не пользовалась успехом в обществе. Я заметила, что чаще говорили не со мной, а обо мне.

— Но ваша тетушка, несомненно, держит вас в курсе всех последних сплетен.

Элизабет чуть заметно улыбнулась.

— Если говорить откровенно, ваша светлость, то моя тетушка ни о чем больше и не говорит, кроме как о событиях в лондонском свете. Я ее очень люблю, но пять минут такого разговора — и, боюсь, я теряю способность слышать.

— Понятно. Расскажите мне еще об этом… э… видении, когда вы увидели Уильяма.

— Я видела молодого человека в военной форме. Он был жив, только ранен. Я лишь знаю, что его зовут Уильям и он дорог вам. — Она с беспокойством посмотрела на него. — Вы думаете, что он мертв, но он жив. Я уверена в этом.

— Вы говорите невероятные вещи, но не предоставляете доказательств.

— Нет… по крайней мере пока.

— Что вы хотите этим сказать?

— Если мы какое-то время побудем вместе, я, может, быть, смогу сказать вам больше. Мои видения неустойчивы и обычно длятся лишь мгновения. Как правило, они появляются, когда я касаюсь чего-либо — чаще всего руки человека.

Остин поднял брови:

— Вы хотите сказать, что, если мы будем сидеть, держась за руки, вам, возможно, удастся увидеть что-то еще?

При этом насмешливом замечании ее глаза затуманились.

— Я понимаю ваш скептицизм, именно поэтому обычно я не говорю о своих предчувствиях.

— Однако на этот раз вы рассказали.

— Да. Потому что в последний раз, когда я промолчала, мне это дорого обошлось. — Она нахмурилась. — Разве вам не приятно узнать, что ваш брат жив?

— Что я знаю, так это то, что мой брат умер. И я не позволю, чтобы вы рассказывали эту чепуху о своем видении кому-либо еще, особенно моей матери и сестре. Было бы отвратительно и жестоко пробуждать в них надежду, когда ее не существует. Понятно?

Несколько мгновений Элизабет пристально смотрела на него. Она не ошибалась: в его голосе звучала жестокая угроза.

— Я уважаю ваши желания, ваша светлость. Как вы знаете, мы с тетей будем вашими гостями еще несколько недель. Если вы передумаете и захотите, чтобы я попыталась вам помочь, вам нетрудно будет найти меня. А сейчас я очень устала и хочу отдохнуть. Спокойной ночи, ваша светлость.

Он смотрел, как она поднимается по лестнице в гостевые комнаты.

«О да, вы поможете мне, мисс Мэтьюз. Если вы что-то знаете об Уильяме, у вас не будет выбора».

Возвратившись в бальный зал, Остин потратил несколько минут на то, чтобы найти в толпе Майлса Эйвери. Наконец он заметил блистательного графа в окружении стайки дам. Черт побери, а он-то надеялся, что ему не придется тащить Майлса за волосы, вырывая из рук его обожательниц!

Но Майлс избавил его от этого неприятного шага, когда увидел, что Остин смотрит на него. Обменявшись с Майлсом взглядом, Остин кивнул в сторону коридора, ведущего в его личный кабинет, и направился туда, уверенный, что Майлс тотчас же последует за ним. За двадцать лет дружбы они научились прекрасно понимать друг друга.

Не успел Остин наполнить два бокала бренди, как в дверь тихо постучали.

— Войдите.

Войдя в комнату, Майлс закрыл за собой дверь. Насмешливая улыбка играла на его губах.

— Пора уж тебе появиться. Я тебя всюду искал. Где ты прятался?

— Прогулялся по саду.

— О! Восхищался цветами? — лукаво взглянул на него Майлс. — Или, может быть, ты наслаждался прелестями природы как-то иначе?.. Скажем, с девицей?

— Ни то ни другое. Я просто вышел, чтобы найти тихое и уединенное место.

— И твои поиски увенчались успехом?

Перед глазами Остина на мгновение возник образ мисс Мэтьюз.

— Боюсь, что нет. Зачем ты искал меня?

Насмешливый огонек в глазах Майлса вспыхнул еще ярче.

— Чтобы высказать тебе все, что я думаю. Какой же ты друг, если бросаешь меня одного? Ты почти не посещаешь вечера и не берешь на себя причитающуюся тебе долю жаждущих выйти замуж девиц, которые нас преследуют. Даже когда бал дают в твоем доме, тебя невозможно найти. Леди Дигби со своими многочисленными дочерьми загнала меня за кадку с пальмой. Благодаря твоему отсутствию она навязала всех своих девчонок мне. У любой из этих дур вместо головы кочан капусты. К тому же танцуют они ужасно: мои ноги совершенно искалечены! — Сохраняя невозмутимость, Майлс продолжал:

— Конечно, общество дам, из которого ты меня вырвал, намного интереснее. Все они буквально смотрели мне в рот. Разве не видно, как у меня изо рта сыплются перлы мудрости?

Остин посмотрел на него поверх бокала:

— Не могу понять, почему тебя так забавляет притворное восхищение безмозглых невежд. Неужели оно тебе никогда не надоедает?

— Что я могу сказать? Ты прекрасно знаешь, какое я испытываю отвращение, когда на меня набрасываются красивые, с пышными формами особы на выданье. Я всякий раз содрогаюсь. — Майлс собирался поднести к губам свой бокал, но рука остановилась на полпути. — Послушай, Остин, с тобой все в порядке? Ты выглядишь осунувшимся.

— Спасибо, Майлс. Твое внимание неизменно согревает мне сердце. — Он неторопливо пил бренди, подыскивая нужные слова. — Отвечаю на твой вопрос: я немного обеспокоен. Случилось кое-что, и мне нужна услуга.

Насмешка тотчас исчезла из глаз Майлса.

— Ты же знаешь, что тебе стоит только попросить…

Остин вздохнул с облегчением. Он даже не подозревал, что ждал ответа, затаив дыхание. Конечно, он мог рассчитывать на Майлса, как и всегда. То, что он скрывал свою тайну от человека, с детских лет бывшего его самым близким другом, вызывало чувство вины. И только ради своего собственного благополучия и безопасности Майлс не должен был знать обстоятельств, в которых находился Уильям во время войны. «Мне нужно навести справки, но так, чтобы об этом никто не знал», — убеждал себя Остин.

В светящихся умом глазах Майлса мелькнула заинтересованность.

— Относительно чего?

— Одной молодой особы.

— А, понятно. Собираешься сунуть шею в брачную петлю? — Прежде чем Остин успел ответить, Майлс продолжал:

— Не могу сказать, что завидую тебе. Не существует ни одной женщины, которую я бы хотел видеть за своим обеденным столом каждый день. От одних слов «пока смерть не разлучит нас» у меня от ужаса мурашки бегут по спине! Но полагаю, ты обязан исполнить свой долг перед титулом, а моложе ты не становишься. Я постоянно благодарю Бога за то, что мой кузен Джерард может наследовать мой титул. Конечно, наследовать герцогский титул может Роберт, но нам обоим известно, что для твоего младшего брата титул все равно что чума. По правде говоря…

— Майлс!

Короткое восклицание остановило поток слов из уст Майлса.

— Да?

— Это дело совершенно другого рода.

Майлс понимающе улыбнулся:

— Ага. Ничего больше не говори. Тебе нужны сведения о ком-то, кто совершенно не подходит… Понимаю. — Он подмигнул Остину. — Такие доставляют наибольшее удовольствие.

Раздражение Остина росло, и он с трудом сдерживал себя.

— Молодая леди, о которой я хочу узнать, — некая мисс Элизабет Мэтьюз.

Майлс удивился:

— Американка, племянница леди Пенброук?

Остин постарался спросить как можно равнодушнее:

— Ты встречал ее?

— Несколько раз. В отличие от некоторых известных нам нелюдимых типов я побывал в этом сезоне на десятке балов, где присутствовали леди Пенброук и мисс Мэтьюз. Кстати, мисс Мэтьюз сегодня здесь. Хочешь, я представлю ей тебя?

— Мы уже встречались в саду.

— Понятно. — И хотя ему явно хотелось задать немало вопросов, Майлс лишь спросил:

— А что ты хочешь о ней знать?

— Все. Поскольку ты с ней знаком, скажи, каково твое впечатление о ней.

Майлс ответил не сразу, он устроился перед камином в мягком кресле с подголовником, затем неторопливо помешал бренди в бокале, отчего Остин нетерпеливо заскрипел зубами.

— Я думаю, — наконец начал Майлс, — что она прекрасная молодая женщина, умная, с хорошим чувством юмора. К сожалению, она несколько неловко держится в свете: то молчалива и застенчива, то высказывается слишком смело. Откровенно говоря, я воспринял ее как глоток свежего воздуха, но, судя по сплетням, я единственный, кто придерживается такого мнения.

— Какие сплетни? Что-нибудь скандальное?

Майлс махнул рукой:

— Да нет, ничего особенного. Да и как, в самом деле, может женщина впутаться в скандал, если почти все ее сторонятся.

Остин представил себе растрепанную улыбающуюся женщину.

— Почему ее сторонятся?

Майлс пожал плечами:

— Кто может объяснить, с чего это начинается? Женщины, прикрывшись веерами, посмеялись над ее неумением танцевать и над ее молчаливостью. Кто-то назвал ее синим чулком, после того как она вступила в спор с группой лордов о пользе лечения травами. Стоит только кому-то одному объявить ее неподходящей для общества, как и остальные будут думать так же.

— Разве леди Пенброук не оказывает племяннице поддержку?

— Я не обратил на это особого внимания, но, бесспорно, наиболее оскорбительные выпады делаются вдали от острых глаз графини. Но даже при ее мощной поддержке мисс Мэтьюз не сможет одна — без посторонней помощи — завоевать благосклонность света.

— Ты не знаешь, сколько времени она находится в Англии?

Майлс потер подбородок.

— Думаю, она приехала вскоре после Рождества, так что около шести месяцев.

— Я бы хотел, чтобы ты точно узнал, когда она прибыла сюда и на каком корабле. Я также хочу знать, в первый ли раз она приезжает в Англию.

— Почему бы тебе просто не спросить ее?

— Я спрашивал. Она утверждает, что приехала шесть месяцев назад и что это ее первый приезд.

Майлс заинтересовался еще больше.

— И ты ей не поверил? Можно спросить почему?

Стараясь казаться равнодушным, Остин ответил:

— Возможно, что она была знакома с Уильямом. Я должен удостовериться в этом. Если так оно и есть, то я хочу знать, как, когда и где они познакомились.

— И все-таки, почему ты не спросишь ее?

В раздражении Остину хотелось схватиться за голову, но он удержался.

— Я не могу ничего сказать, пока не узнаю больше. Я также хочу знать о ее прошлом. Почему она уехала из Америки. Ее финансовое положение. Ее семейное положение. Все, что тебе удастся узнать.

— Может, тебе следует нанять сыщика с Боу-стрит? Они…

— Нет, — отрезал Остин. Две недели назад он уже нанял сыщика, чтобы тот нашел француза по имени Гаспар — человека, которого он видел с Уильямом в последний раз и которого Остин подозревал в причастности к письму, запертому в его письменном столе. У него не было желания привлекать к этому делу Боу-стрит. — Мне нужна гарантия соблюдения секретности человеком, которому я доверяю. Так как, наведешь ты необходимые справки? Вполне возможно, что тебе придется поехать в Лондон.

Несколько долгих секунд Майлс пристально смотрел на него.

— Для тебя это важно?

Остин подумал об Уильяме.

— Да.

Они молча обменялись взглядами, научившись понимать друг друга за долгие годы связывавшей их дружбы.

— Я поеду утром, — сказал Майлс. — А пока я сейчас же начну прощупывать некоторых, гостей по поводу леди, о которой мы говорим.

— Прекрасная мысль. Нет нужды уточнять, что мне требуется любая информация — и возможно более полная. Чем скорее, тем лучше.

— Я понял. — Майлс допил бренди и поднялся. — Полагаю, тебе известно, что мисс Мэтьюз и леди Пенброук пробудут здесь несколько недель в качестве гостей твоей матери.

— Да. Посылая тебя в Лондон, я получаю возможность оставаться здесь и не спускать глаз с мисс Мэтьюз.

Майлс насмешливо приподнял бровь:

— И это все, что ты намереваешься делать? Только не спускать глаз?

Холод в сузившихся глазах Остина превратился в настоящий лед.

— Ты все сказал?

Майлс благоразумно принял к сведению наступившее похолодание.

— Абсолютно все. — Он стал серьезным и ободряюще положил руку Остину на плечо. — Не беспокойся, друг мой. Обещаю тебе, мы узнаем о мисс Элизабет Мэтьюз все, что только можно узнать.

Когда дверь за Майлсом закрылась, Остин вынул из жилетного кармана серебряный ключ и отпер нижний ящик стола. Он достал полученное две недели назад письмо и еще раз перечитал слова, которые уже запечатлелись в его голове, словно выжженные огнем: «Ваш брат Уильям предал Англию. Свидетельство тому, подписанное его собственной рукой, находится у меня. Я буду молчать, но вам придется заплатить. К первому июля вы должны быть в Лондоне. Там вы получите дальнейшие инструкции».

Глава 3

На следующее утро еще до восхода солнца Элизабет, взяв сумку, на цыпочках вышла из своей комнаты.

— Куда ты так рано, Элизабет?

Элизабет вздрогнула от неожиданности.

— Боже мой, тетя Джоанна, вы меня напугали! — Она улыбнулась женщине, которая открыла ей свое сердце и свой дом, не задавая никаких вопросов. — Я хотела прогуляться по парку и сделать несколько зарисовок. Не желаете ли присоединиться ко мне?

Полное лицо тетушки исказилось от ужаса.

— Спасибо, дорогая, нет. Утренняя роса окончательно погубит мои перья. — Она с нежностью погладила страусовые перья, торчащие из ее зеленого тюрбана. — До завтрака я почитаю в библиотеке.

Тетя Джоанна склонила голову набок, и Элизабет посторонилась, чтобы уклониться от перьев.

— Тебе уже лучше?

— Простите?

— Вчера вечером его светлость сказал мне, что ты ушла отдохнуть из-за головной боли.

Элизабет покраснела.

— О да. Я чувствую себя намного лучше.

Тетка смотрела на нее с нескрываемым любопытством.

— Очевидно, тебе представился случай поговорить с герцогом. Что ты о нем думаешь?

«Он потрясающе хорош собой. И одинок. И считает меня лгуньей».

— Он был очень… любезен. Вам понравился бал, тетя Джоанна?

Тетушка фыркнула самым неподобающим леди образом.

— Я весело проводила время, пока леди Дигби со своими кошмарными дочерьми не окружили меня. Я просто не могла от них вырваться. Никогда в жизни не встречала такого стада хихикающих дур! Я буду очень удивлена, если леди Дигби сумеет выдать замуж хоть одну из своих зубастых гарпий. — Она протянула руку и потрепала Элизабет по щеке. — Она позеленела от зависти, увидев, какая у меня хорошенькая племянница. Нам не будет стоить никакого труда найти тебе мужа.

— Если вы заметили, тетя Джоанна, пока мы едва можем найти мне кавалера для танцев.

Тетушка отмахнулась:

— Ерунда. Тебя просто не знают. Без сомнения, джентльменов отпугивает то, что ты американка, да еще это восстание в прошлом веке и ряд недавних столкновений. Но сейчас все снова успокоилось, так что это — дело времени.

— Что — дело времени?

— Ну, когда какой-нибудь приятный молодой человек обратит на тебя внимание.

Элизабет воздержалась от замечания, что до сих пор почти все, кто проявлял к ней интерес, находили ее не удовлетворяющей требованиям света. Подняв сумку, она сказала:

— Я взяла с собой еду, так что увидимся после завтрака.

На челе тетушки обозначилась морщинка.

— Может быть, мне следовало бы попросить лакея сопровождать тебя. — Прежде чем Элизабет успела запротестовать, она торопливо добавила:

— Но полагаю, в этом нет необходимости. Иди, дорогая, и приятной тебе прогулки. В конце концов, кроме нас, никто еще не проснулся. Кого тут встретишь в такой ранний час?

Элизабет шла, наслаждаясь тишиной, которую нарушали лишь шелест листвы и крики воронов. Она выбрала тропу наугад, не особенно беспокоясь, куда она ведет, — ей просто было хорошо на свежем воздухе. Через некоторое время лес поредел, и перед ней открылся широкий луг, где над душистой жимолостью с жужжанием кружились пчелы. Яркие бабочки порхали среди зарослей красных и желтых полевых цветов.

Вскоре Элизабет подошла к живописному озеру. Бледные лучи золотистого света робко пробивались сквозь густую листву деревьев, предлагая тенистый приют, согретый восходящим солнцем. Вынув из сумки альбом, она опустилась на траву и прислонилась спиной к стволу огромного дуба.

Юркая белка с любопытством посмотрела на Элизабет с ветки соседнего дерева, и та быстро ее зарисовала. Семейство пугливых кроликов тоже позировало ей, пока не скрылось в высокой траве. Она тщательно рисовала Пэтча, со сжимавшимся сердцем вспоминая о своей любимой собаке. Она так хотела взять Пэтча с собой в Англию, но он был стар и слаб, и она понимала, что он не перенесет тяжелого путешествия через океан. Она оставила его — вместе с частицей своего сердца — у людей, которые любили Пэтча не меньше, чем она сама.

Отогнав от себя грусть, навеянную мыслями о Пэтче, она нарисовала котенка, похожего на чертенка. Но, закончив рисунок, постаралась побыстрее забыть о нем. Если она будет думать об этом пушистом звереныше, то вспомнит и обо всем, что произошло в саду… и о человеке, которого она там встретила. О человеке, скрывавшем свою печаль и одиночество. О человеке, владевшем тайной, которая, как она знала, разрывает ему душу.

Элизабет предложила ему свою помощь, но полночи провела без сна, раздумывая, не слишком ли она поспешила: герцог Брэдфордский явно не верил в ясновидение.

Не могла ли она каким-то образом его убедить? После вчерашнего вечера такое казалось невозможным, но ей хотелось, ей было необходимо помочь ему. Элизабет желала прогнать тени, которые, как она чувствовала, лишали его счастья. И еще это было необходимо для нее самой, чтобы попытаться смягчить свою вину в той трагедии, которая произошла в Америке. Наверное, ей станет легче, если она сможет каким-то образом воссоединить герцога с его братом, которого считают умершим.

Нет, она не поспешила, предложив ему свою помощь. Элизабет уже решила поступить так, независимо от того, хочет он этого или нет. Все, что ей надо сделать, — это представить какие-нибудь убедительные доказательства того, что его брат действительно жив. Но чтобы сделать это, ей необходимо прикоснуться к нему еще раз.

При этой мысли огонь пробежал у нее по жилам. Остин преследовал ее во сне — его красивое лицо, проницательный взгляд, сильное тело. Он вызывал в ней ранее незнакомое желание превратиться в элегантную красавицу, к которой такой мужчина, как он, мог бы проявить серьезный, а не мимолетный интерес.

А она заинтересовала его. Элизабет поняла это, когда он дотронулся до ее руки.

Ему хотелось поцеловать ее.

Его мысли передались ей так ясно, так неожиданно. У нее перехватывало дыхание, когда она представляла себе легкое прикосновение его губ, его сильные руки, привлекающие ее к груди. Что бы она почувствовала, если бы ее поцеловал такой мужчина? Что бы она почувствовала, если бы он обнял ее? Рай… Она бы почувствовала себя в раю.

У нее вырвался вздох — тот самый женский вздох, на который она считала себя неспособной. Устроившись поудобнее, она предалась своим мечтам и, закрыв глаза, попыталась представить, как он целует ее.

Заметив развевающуюся на ветру желтую юбку, Остин натянул поводья и остановил Миста. Черт побери, неужели ему никогда не удастся побыть одному?

Остин повернул бы назад, но он уже целый час гнал Миста, и теперь следовало напоить коня и дать ему отдохнуть.

Смирившись с неизбежностью короткого пустого разговора с одной из гостий матери, Остин подъехал к озеру. Обогнув большой дуб, он отпрянул.

Это была она. Женщина, которая преследовала его во сне и после пробуждения не покидала его мыслей. Женщина, о которой он должен был узнать как можно больше. Она сидела в тени под деревом с закрытыми глазами и легкой улыбкой на губах.

Остин сошел с лошади и тихо, не отрывая изучающего взгляда, направился к ней. Блестящие каштановые локоны, растрепанные ветром, обрамляли ее лицо. Он внимательно рассматривал ее, отмечая фарфоровую белизну кожи, длинные ресницы и эти невероятно соблазнительные губы.

Его взгляд скользнул ниже и остановился на гибкой шее и молочно-белой коже, не прикрытой скромным лифом платья. Удивительно длинными казались ее ноги под муслиновым платьем.

Очередная прядь выбилась из ее небрежно уложенных волос и пощекотала ей губы. Она несколько раз шевельнула ими и, приоткрыв глаза, отбросила беспокоивший ее локон.

Остин сразу же заметил, что она увидела перед собой его черные сапоги для верховой езды. Она замерла и моргнула. Затем подняла глаза и тихонько ахнула.

— Ваша светлость! — Элизабет вскочила и изобразила реверанс, который в лучшем случае можно было бы назвать неизящным, но Остину он показался просто очаровательным.

— Доброе утро, мисс Мэтьюз. Кажется, вы оказались правы, предсказывая, что вас нетрудно будет найти. Я наталкиваюсь на вас, куда бы ни пошел.

Кровь прихлынула к щекам Элизабет: она была так смущена — мечтать о поцелуях мужчины, от которых у нее замирало бы сердце, и, открыв глаза, увидеть, что этот самый мужчина стоит и смотрит на нее. И Боже, как он потрясающе красив!

Пробившиеся сквозь листву лучи солнца играли на его черных как вороново крыло волосах. Ветер шевелил на лбу выбившуюся прядь волос, придавая лицу почти мальчишеское очарование, совершенно не соответствовавшее властной настойчивости его серых глаз. От его высокой фигуры веяло мужеством и благородством аристократа.

Ослепительно белая рубашка облегала его широкие плечи. На нем не было шейного платка, и сильная смуглая шея выступала из открытого ворота его тонкой батистовой рубашки. У Элизабет екнуло сердце, когда она заметила темные волосы, не скрытые рубашкой и выглядывавшие из расстегнутого ворота. Широкая грудь контрастировала с узкими бедрами. Кожаные бриджи, обтягивающие мускулистые ноги, скрывались в блестящих черных сапогах. Элизабет представила себе штабеля особ женского пола с разбитыми сердцами, лежащие на улицах Лондона. Без сомнения, он послужил бы прекрасной моделью для ее рисунка.

— Я подвергаюсь осмотру?

— Осмотру?

— Да. — Чуть заметная улыбка тронула его губы. — Это английское слово, означающее «тщательное исследование».

Хотя было очевидно, что он ее поддразнивает, Элизабет охватило чувство досады. Господи, она и в самом деле смотрела на него, как голодный смотрит на накрытый стол. Но по крайней мере он больше на нее не сердился.

— Простите меня, ваша светлость. Я просто очень удивилась, увидев вас здесь. — Она посмотрела на его щеку. — Вы поранились?

Он осторожно дотронулся до щеки.

— Я задел ветку. Это всего лишь царапина.

Тихое ржание привлекло внимание Элизабет, и она увидела великолепного черного коня, который пил из озера.

— Вы хорошо прогулялись?

— Очень. — Он огляделся. — А где же ваша лошадь?

— Я шла пешком. Такое прекрасное ут…

В ее голове промелькнуло видение, и она умолкла. Лошадь, вставшая на дыбы. Черная лошадь, очень похожая на ту, что сейчас пила из озера.

— С вами все в порядке, мисс Мэтьюз?

Видение исчезло, и она отогнала мысль о нем.

— Да, я прекрасно себя чувствую. Ведь я…

— Очень крепкая.

Она улыбнулась:

— Да, но я хотела сказать, что я голодна. Не желаете ли составить мне компанию и съесть что-нибудь? Я захватила с собой более чем достаточно. — Элизабет опустилась на колени и начала разгружать свою сумку.

— Вы взяли с собой завтрак?

— Ну, не совсем завтрак: несколько морковок, яблоки и хлеб с сыром.

Остин с интересом наблюдал за ней. Никогда еще его не приглашали на столь непритязательный пикник. Ему предоставлялся весьма удобный случай побыть с ней какое-то время. Разве это не лучший способ выведать ее секреты и точно установить, что именно ей известно об Уильяме и письме шантажиста? Усевшись на землю рядом с Элизабет, он взял ломоть хлеба и кусок сыра.

— Кто приготовил вам еду для пикника?

— Я сама. Вчера утром перед отъездом из Лондона я помогала кухарке тети Джоанны с одним делом. В знак благодарности кухарка угостила меня. — Она взяла яблоко и вытерла его о юбку.

Остин стал есть сыр, удивляясь, что столь простая еда может быть такой вкусной. Никаких тонких соусов, никакого позвякивания серебра, никаких слуг, суетящихся вокруг.

— А чем вы помогли кухарке?

— Она так порезала палец, что рану требовалось зашить. Когда это случилось, я была на кухне, искала сидр. Естественно, я вызвалась помочь ей.

— Послали за доктором?

Элизабет удивленно подняла брови, скрывая насмешку, промелькнувшую было в ее глазах.

— Я обработала рану и затем зашила ее.

Остин чуть не подавился.

— Вы зашили рану?

— Да. Не было необходимости беспокоить доктора, раз я вполне могла справиться сама. Кажется, вчера вечером я упомянула, что мой отец был врачом. Я ему часто помогала.

— У вас были определенные обязанности?

— О да. Папа был очень хорошим учителем. Уверяю вас, кухарка получила необходимую помощь. — Она улыбнулась ему, принимаясь за яблоко.

Остин не мог отвести глаз от ее пухлых губ, блестевших от яблочного сока. Ее рот казался влажным и сладким. И невероятно соблазнительным. Не то чтобы он верил в ее способность читать его мысли, но, вспомнив ее странную проницательность, он поспешил отвести взгляд.

— Такое чудесное утро, — заметила она. — Я бы хотела уловить краски солнечного восхода, но у меня нет способностей к акварели. Только уголь, а угольные карандаши, к сожалению, бывают лишь одного цвета.