Куда лучше и спокойнее - проходящие и не переходящие ни во что серьезное связи. Детей она не то чтобы не любила, но как-то равнодушно воспринимала их, как необходимый элемент пополнения народонаселения.
"Цветы жизни? - Пожалуйста. Только не на моей клумбе". Возможно, это было элементом самозащиты: после первого аборта, который она сделала, будучи студенткой, у нее начался воспалительный процесс, а потом всякие другие женские неприятности, и вероятность того, что она когда-нибудь снова сможет забеременеть, была практически нулевая. Правда, этот вопрос волновал Алину меньше всего. Единственным и любимым ребенком стала для нее "Варвара".
И вот настал этот страшный день, 20 мая...
Москва. Два года назад.
Когда зазвонил мобильный телефон, Алина уже приближалась к своей редакции, расположенной на улице с таким подходящим их журналу названием - Варварка. Она не любила разговаривать за рулем. Она вообще была очень щепетильным человеком во всем: никогда не нарушала правил, не превышала скорость и старалась не отвлекаться во время езды. Но на этот раз звонок показался ей каким-то необычным. Первая же трель резанула ей по мозгам, и она начала лихорадочно рыться правой рукой в своей сумочке, лежавшей на соседнем сидении, придерживая руль левой.
- Алина Витальевна! - душераздирающе заорала трубка. - Вы где? Тут полный разгром!
Алина с трудом узнала голос редакционной секретарши:
- Вика? Говори толком, что случилось. Какой разгром?
- Да у вас в кабинете. Я пришла только что, дверь в офис была закрыта, никаких следов взлома. Захожу - бумаги со столов сброшены, а в вашем кабинете - полный тарарам! Да сами увидите, приезжайте скорей!
- Я уже подъезжаю, сейчас найду парковку и сразу бегу. Ты кому-нибудь еще звонила?
- Нет, вам первой.
- Не звони пока никому, я приеду, сама разберусь...
- Хорошо, Алина Витальевна. Ой, тут какая-то записка на вашем столе лежит...
Через пять минут Алина уже стояла посреди своего кабинета между развороченным креслом и разбитым монитором. Сдерживая комок в горле, она взглянула на стол. Вот она, эта записка, о которой говорила секретарша:
"Ты что из себя вообразила? Ты - такая же шавка, как и пьяная лоточница, которую видно из твоего окна. Займись-ка лучше выпечкой пирожков для своего фрица. Целее будешь. Вали отсюда, пока не пожалела".
Записка была напечатана на ее же компьютере и распечатана тут же.
"Человек, который писал это, наверняка, чувствовал себя здесь уверенно, будто он не впервые в этом кабинете. К тому же, осведомлен о подробностях моей личной жизни... Неужели, кто-то из своих?" - размышляла Алина, стоя у окна и разглядывая ту самую вечно пьяную продавщицу овощного лотка, о которой упомянул злобный погромщик.
Алине казалось, что все, кто работал вместе с ней, ее команда, настолько "свои", что не считала нужным что-то прятать или скрывать от них. Кто же из них оказался предателем?
Алина была настолько морально подавлена, что решилась на шаг, который все ее знакомые сочли малодушным и совершенно не типичным для этой уверенной в себе волевой женщины. Она связалась с учредителями журнала и объявила им, что выходит замуж и уезжает из страны. Получалось так, что неведомые противники добились своего и она, сдав позиции, удалилась с поля боя.
Собственно, Алина к тому времени находилась на тяжком перепутье. Приближался критический возраст - тридцать пять лет, и самодостаточность в той роли, которую она до сих пор играла - довольной жизнью преуспевающей журналистки - начала ее тяготить.
У каждой женщины, насколько бы "эмансипэ" она ни была, возникает в жизни такой период, когда ей хочется бросить все к чертовой матери и стать просто женой. Наверное, и у Алины наступил такой момент. Но как взять и бросить все завоеванное нелегким трудом? Весы в голове Алины склонялись то в одну, то в другую сторону. И вот решающая "капля" упала на чашу "семья". Вечером Алина позвонила Маркусу и сказала ему долгожданное "да". Он сразу не понял даже, что вдруг такого переменилось за два дня со времени их последнего разговора.
Алина начала активно собирать необходимые для брака с иностранцем документы, Маркус прислал ей специальное приглашение-вызов "для заключения брака". Короче, через полгода они стали законными супругами. Алина, как могла, пыталась вычеркнуть из памяти свою бурную деятельность в Москве и тот майский день, резко повернувший ее жизнь.
Глава 3
Загребая длинными ногами, Игорь Пащук шел по бесконечному коридору Комиссариата полиции. Да, не думал он, что придется когда-нибудь побывать здесь. Да еще в каком качестве! Голову сдавило стальным обручем.
Он - хозяин жизни, в тридцать с небольшим получивший все, о чем большинство только мечтает всю жизнь.
Он - сам Игорь Пащук! - обвиняется (впрочем, нет, пока не обвиняется, а подозревается) в причастности к гибели этой чертовой журналистки.
В голове Игоря пронеслись какие-то отрывочные воспоминания. "Господи, прямо, как перед смертью, - подумал он. - Говорят, что, когда отлетает душа умирающего, перед ним проносится вся прожитая жизнь, как одно мгновенье. Этого еще не хватало!" Игорь не хотел признаться сам себе, но он панически боялся потерять свой статус, даже больше, чем материальные блага, которые он "коллекционировал" все пятнадцать лет жизни в Германии.
Приехал он в Германию семнадцатилетним мальчишкой. Окончив курс "лечения" в психиатрической клинике, он уговорил мать купить ему туристическую путевку по Европе:
- Все равно учебный год заканчивается, десятый класс придется повторять. Чего я буду торчать дома и бездельничать целыми днями? Не жмись, раскошелься на путевочку за бугор единственному отпрыску.
Ирина Савельевна с удовольствием удовлетворила просьбу сына - пусть развеется мальчишка, и она тоже отдохнет от его выходок. Она отдохнула. Следующий раз Ирина Савельевна увидела своего сына через шесть лет, когда он приехал в родной Львов. Приехал как победитель на сверкающем БМВ, сорил деньгами направо и налево, в общем, показал, что он и сам - без мамы, папы и всех вместе взятых - может добиться в жизни всего, чего захочет. Как ему все это далось - он не скажет никому. Никто не ждал его в Германии с распростертыми объятиями.
Когда он с туристической группой приехал в Берлин, то уже точно знал, что это -конечная цель его путешествия. Игорь не был наивным мальчишкой, с детства он крутился среди "фирмачей", для него были открыты двери валютной "Березки", но все-таки Германия произвела на него впечатление. Несмотря на проблемы с немецким языком (школьных знаний оказалось недостаточно), Игорь чувствовал себя здесь своим. К тому же, в Берлине, как выяснилось, несложно найти собеседника на любом языке. А уж на русском, и вовсе без проблем.
В первый же день, когда его тургруппа отправилась на экскурсию к свежеразрушенной Берлинской стене, он поехал на железнодорожный вокзал Лихтенберг, расположенный в восточной части теперь уже объединенного Берлина. Именно туда прибывают поезда из Восточной Европы, и именно там рассчитывал Игорь встретить "единомышленников". Он не ошибся.
- Слышь, ты русский? - обратился он к бренчащему на гитаре парнишке, подпирающему вокзальный переход к поездам.
- Ну!
- Чего, ну? Русский, спрашиваю?
- Тут полвокзала русских...
- Свистишь!
- Ты что, первый день здесь?
- Ну да...
- А чего хочешь?
- Остаться здесь хочу...
- Дезертир, что ли?
- Да нет, я не солдат, а турист. Езжу с тургруппой по Европе.
- Ну и езди себе дальше. Бабки ведь есть, раз путевочку купил. И сиди у себя в Зажопинске. Или откуда ты там?
- Я из Львова...
- А, хохол, значит... Знаешь, как фашистики Львов называют? Лемберг. Это немецкое название Львова. Они его, суки, уже своим считали, переименовали даже на своих картах. Так и осталось.
- Что это ты про них так... грубо. Живешь тут, домой не едешь...
- Это не твое дело. А падл этих ты еще и сам узнаешь, если жить тут хочешь. Понюхаешь, чем пахнет их гостеприимство. Так пахнет, что задохнешься от ароматов. Некогда мне тут с тобой лясы точить. Хочешь подробнее что-то узнать, иди к центральному входу, по дороге купи пару банок колы и сигареток, там увидишь девку и парня, оба с длинными волосами, одеты полностью в черное, а рядом собака колли. Скажешь, мол, Пашка-прапор прислал. Угостишь их, расскажут, куда идти и что кому свистеть.
- У них что, умер кто-то?
- У кого?
- Ну, у этих, с колли.
- Почему, умер?
- Сам сказал, что они во всем черном.
Пашка-прапор заржал:
- Ну, ты и впрямь из Зажопинска! Готы они. Течение такое модерновое, вид у них, как у вампиров - красятся в черный цвет и одежду только черную носят. А ты что, комсенок?
Игорь огрызнулся:
- Ничего, скоро я над всеми посмеюсь. Не такой уж я лох, как тебе кажется. Ну, покедова!
- Ну, ну, давай. Счастливо!
Вечером этого же дня он вместе с двумя ребятами из Пскова, тремя югославами и одним насмерть перепуганным вьетнамцем, переспрашивая друг друга, заполняли анкету-заявление о предоставлении убежища в Германии.
Преимущество этого статуса заключается в том, что вопрос о предоставлении права на жительство решается не менее полугода, потом можно подать заявление о повторном рассмотрении дела в случае отрицательного ответа. Все эти долгоиграющие процессы дают возможность заявителям осмотреться по сторонам и, воспользовавшись наличием дармового жилья и еды, попробовать найти свои пути-дорожки: если не прямые, то, по крайней мере, обходные, как остаться в благословенной Германии.
Игорь прекрасно понимал, что сидеть и ждать "у моря погоды" он не будет. И он начал свою новую жизнь в Германии практически с нуля (если не принимать во внимание три сотни долларов и пару колечек, прихваченных на всякий случай из материной шкатулки).
...Воспоминания Игоря прервал полицейский:
- Подождите возле этого кабинета, вас вызовут.
Игорь чувствовал себя побитой собакой. Присев на стул, он достал мобильный телефон: забыл сказать Сашке Болотникову по поводу нового рекламодателя, с которым он встречался сегодня в русском "Центре культуры". Впрочем, нужно ли это теперь? Чем закончится вся эта история?
- Мобильными телефонами пользоваться в здании Комиссариата запрещено! - сказала ему проходившая по коридору девушка с папкой.
- Извините. Я сейчас отключу телефон...
Только сейчас он заметил напротив по коридору инвалидную коляску и сидящего в ней седого мужчину с черными кругами вокруг глаз. Он сразу понял, кто это, хотя ни разу до этого не видел отца Полины Берг. Кажется, и тот понял, кто сидит перед ним. Во-первых, акцент, во-вторых, есть нечто неуловимое в облике наших людей, что позволяет распознавать друг друга в толпе.
Игорю стало не по себе от взгляда, которым пронзил его Вальдемар Берг. "Будь его воля, - подумал Пащук, - он меня бы без суда и следствия отправил на гильотину. Хотя, скорее, он пожелал бы задушить меня собственными руками. Надо срочно что-то предпринимать, ведь я, в конце концов, ни в чем не виноват. Зачем мне это клеймо? Поди потом всем рассказывай, что ты просто пил кофе у покойной. Причем, даже не наедине с ней, а рядом с собственной женой. Разговоры все равно пойдут, начнут накручивать сплетни. Если даже все благополучно закончится, издательскую деятельность можно будет прекращать... Как говорится, то ли он убил, то ли его убили".
- Господин Берг! - из кабинета выглянул мужчина средних лет в свитере и джинсах.
Стоявшая сзади инвалидной коляски старушка подтолкнула ее вперед, и они двинулись ко входу в кабинет. Игорь опустил глаза вниз, чтобы не встретиться взглядом с отцом Полины.
"Как же он все-таки добрался до Полининой квартиры так быстро? И что он увидел там? Ах, все равно теперь, надо как-то выпутаться из этого дела с минимальными потерями..."
* * *
Неожиданно "заболевший" график-дизайнер Олег Гарий уже часа два тупо смотрел в телевизор, пытаясь переключить свои мысли на нейтральную тему. У него всегда именно так лучше получалось выкристаллизовывать верное решение. Вот так - не думаешь, не думаешь о какой-то проблеме, а потом - бац! - вспомнил о ней, и выход как бы всплыл сам по себе. Сегодня ничего не получалось. Ни отвлечься он никак не мог, ни решений никаких в голову не приходило. Верных, не верных - вообще никаких! Только страх, какой-то животный страх притаился в том месте, где разболелась мифическая язва. "Так еще и вправду язву заработаешь! Придется все-таки звонить в Москву... Но не самой мадам, а ее мальчику-шестерке. Может, он в курсе?" Олег протянул руку к телефонной трубке.
- Алло, Жорж, ты? Спишь, что ли? Одиннадцать ведь только!
- Ты что? Какие одиннадцать? Забыл, это у вас еще только одиннадцать, а у нас в Москве уже час ночи. Сегодня намахался за день, жлобы сплошь несговорчивые попадались. Пришлось приложиться слегка. В десять часов вырубился - так устал. А ты чего звонишь, срочное что-то или так, потрепаться?
- Да какое, потрепаться! Знаешь, кого я сегодня видел? Девку помнишь из журнала "Варвара", которую мы два года назад труханули, и она потом замуж за фрица вышла и уехала? Она сегодня притащилась на фирму к Пащуку.
- Она тебя видела?
- Нет, я успел смыться. Случайно увидел в окно, как она подходит к двери офиса, быстренько собрался, изобразил приступ язвы желудка и смотался. Какие дела у нее с Пащуком? Черт побери, она может нам все испортить... Как я теперь появлюсь на фирме, она же меня сразу узнает?! Правда, сейчас такая неразбериха из-за убийства редакторши, что я могу некоторое время поволынить дома. Завтра меня, кстати, ждут в Комиссариате полиции для дачи показаний. Но это - ерунда. Как бы из-за этой пигалицы не накрылись все наши проекты...
- Ладно, будем думать. Не паникуй раньше времени.
Олег Гарий бросил трубку на стол: "Не паникуй, не паникуй! Легко тебе там с твоими стальными бицепсами, бронежилетами и автоматами... К тому же за две тысячи километров отсюда. А я тут что? Подставляю себя не за хрен собачий!"
Олег выкурил сигаретку, немного успокоился и опять взял в руку телефонную трубку:
- Стас, ты? Это Олег Гарий! Не спишь?
- Нет, что ты, я в такое время никогда не сплю, не беспокойся. Как твоя язва?
- Плохо! Врач сказал, надо срочно пройти курс лечения, иначе придется оперировать. Так что я пока дома побуду. Что там слышно нового по поводу Полины?
- Сегодня всех наших опрашивали, а Пащука отвезли в полицейский Комиссариат. Больше он не появлялся. Кажется, его жена тоже там.
- И что, их не отпустили?
- Понятия не имею. Может, отпустили, и они поехали домой. Во всяком случае, в редакции их не было.
- Ну, а о чем остальных расспрашивали? Меня завтра вызывают на беседу, поскольку не застали на рабочем месте.
- Точно не знаю, со всеми беседовали отдельно. Но, судя по всему, спрашивали примерно одно и то же: когда последний раз видели, о чем говорили, ни с кем ли она не ссорилась, были ли конфликты с шефом и его женой. Кстати, к нам приходила сегодня новая журналистка, кажется, бывшая москвичка, замужем за немцем. Так вот она была переводчицей, когда полицейские опрашивали некоторых наших. Ну, кто плохо понимает по-немецки. Она-то шпрехает будь здоров! И вообще, толковая бабешка. Получилось, что мы с ней должны "латать" дыры в "Лине", хотя сегодня впервые, что я, что она, в него заглянули. Ты мне никаких указаний не оставил, смылся - и все...
- Ох, извини, прихватило сильно, обо всем забыл...
- Ну, понятно. А Полина уже никаких указаний никогда не даст...
- Эх, жалко девку. Ни за что ни про что пропала. Неужели, это Пащук или его мадам? Может, ревновала она его к Полинке? Так Полину он как мужчина явно не интересовал. У нее ведь друг-любовник знаешь, кто был? Зубной врач. Он из прибалтийских немцев, родом из Риги. Живет в Германии двадцать пять лет, классный мужик и далеко не бедный. Правда, женат, но вроде разводится и хотел жениться на Полинке. Но больше всего отца ее жалко. Он ведь инвалид и остался теперь совсем один...
- Кстати, это он и обнаружил ее... труп.
- Как? Он же в инвалидной коляске сидит!
- Он звонил ей все утро, а потом, видно, понял: что-то не так. Вызвал такси, попросил какую-то соседскую старушку, чтобы она его сопровождала, и поехал на квартиру к Полине. Открыл дверь своим ключом, а там она лежит на диване мертвая. Вроде, никаких следов насилия, все стоит на своих местах. Столик накрыт на трех человек. Пащук у нее был вечером с женой, поэтому и приперли его.
Олег Гарий обрадовался неожиданной разговорчивости своего коллеги. Обычно его это ужасно раздражало, но сегодня оказалось очень кстати. Как бы между прочим он узнает все, что ему необходимо, и так уже легче будет строить тактику дальнейших действий, в которую неожиданно влезла эта чрезмерно любопытная журналистка Алина. Ну и тесен же мир! Нигде невозможно затеряться, чтобы не всплыли "хвосты" из прошлого. Размышляя, Олег походя продолжал свой "допрос":
- Ну, а причина смерти?
- Пока результатов судмедэкспертизы нет. Или мы просто не знаем.
- Да, дела... А как поработали с этой... новой... Как ее зовут?
- Алина Вальд.
- Ты смотри, как звучит: Полина Берг и Алина Вальд. Имя Лина подходит и одной, и другой. Журнал ведь был назван в честь Полины: она его основала, как я знаю, а Пащук и предложил назвать журнал "Лина" - вроде как краткое имя от "Полина". И от "Алина" тоже. Судьба, что ли?
- Видно, Пащук был все-таки неравнодушен к Полине, если журнал назвал не именем своей жены, а именем своей служащей.
- И что теперь, эта Алина будет работать на фирме?
- А кто знает, может завтра фирмы вообще не будет, если Пащука арестуют.
- Ну, ты держи меня в курсе, пока я болею. О`кей?
- Само собой! Выздоравливай!
* * *
Доктор Эдгар Пауль медленно намазывал подсушенный кусочек хлеба шоколадным кремом. Через пятнадцать минут начинается прием в его стоматологическом кабинете. Но торопиться нечего - рабочее место максимально приближено к месту проживания. Ближе некуда - кабинет находится на первом этаже трехэтажного дома, владельцем которого является доктор Пауль.
- Тебе кофе налить? - спросила жена.
- Налей, я еще успею выпить пару глотков до начала рабочего дня.
- Какие у тебя сегодня планы на вечер? Я хотела пригласить Мюллеров на чашечку чая с пирожными. Сегодня семнадцать лет со дня нашей свадьбы. Конечно, тебе это безразлично, но надо соблюдать приличия, раз уж мы решили мирно сосуществовать на одной территории. Кстати, что-то подружка твоя вчера не звонила. Или я не слышала?
Эдгар оставил без ответа последний вопрос:
- Да, семнадцать лет назад ты не была такой брюзгой. Конечно, пусть Мюллеры приходят. Я буду дома. Инга Мюллер ведь, кажется, была твоей дружкой на свадьбе.
- Хорошо, что ты хоть это помнишь. А что же ты со своей русской журналисточкой второй день не встречаешься? - попыталась повернуть разговор в интересующее ее русло Мартина Пауль.
- Ну ладно, мне пора. Первый пациент записан на восемь тридцать, а уже восемь двадцать пять.
- Что приготовить на обед?
- На твое усмотрение. Пока!
Доктор Пауль надел белый халат и отправился на первый этаж своего дома. Там его уже ждали служащие - регистратор и две медсестры.
- Готовьте первого пациента! - бросил он на ходу медсестре Жаннет.
- Господин доктор! К вам из полиции. Я не стала беспокоить вас дома, попросила подождать здесь.
Эдгар вздрогнул:
- А по какому вопросу, не сказали?
- Ничего не знаю. Они вас ждут во втором кабинете, я их туда впустила, чтобы не пугать людей.
- Спасибо. Развлеките чем-то пациентов. Предложите им кофе. Я постараюсь побыстрей. Хотя, это не от меня зависит...
Он отправился во второй кабинет.
- Эдгар Пауль! - представился он, входя в кабинет.
- Комиссар полиции Штраух! - полицейский протянул ему руку для приветствия.
- Сержант Вакульски! - привстал со своего места второй полицейский.
- Извините, что отвлекаем вас от работы, - начал комиссар, - но дело не терпит отлагательства.
- Вам известно имя - Полина Берг?
- Да! А что такое?
- Она была убита в своей квартире позавчера поздно вечером или ночью. Где вы были позавчера после девяти вечера?
- Ка-ак... убита? Мы с ней не разговаривали несколько дней. Поссорились. А в тот вечер я был дома. Это могут подтвердить все домашние. Около одиннадцати я принял снотворное и лег спать. Встал в семь утра. С половины девятого я, как всегда, на своем рабочем месте.
- Хорошо. Не буду вас отвлекать. Подъезжайте после работы в Комиссариат, поговорим подробнее. Может, припомните что-то важное из событий последних дней, что могло бы быть связано с гибелью госпожи Берг.
Рига, ресторан "Старая Рига".
Шесть лет назад.
Рано или поздно любой эмигрант приезжает в город, где он родился и вырос. Даже если это было очень давно, даже если он был совсем крошечным ребенком и знает о своей родине только по рассказам родителей, его тянет посмотреть на тот самый дом или песочницу возле дома, которые с неизменным упорством всплывают у него в подсознании или мелькают во сне. Бывшие граждане Прибалтики, которые и раньше-то были не совсем такими, как их сограждане по социалистическому лагерю, приезжают на свою родину вообще без проблем - имея подданство других западных стран, они не нуждаются даже во въездной визе.
Рига вернула себе статус настоящего европейского города, хотя и в советские времена для приезжавших из других республик СССР она смотрелась как кусочек недоступного Запада.
В затемненном углу ресторанного зала сидел мужчина в дорогом костюме и, глядя прямо в глаза своей спутнице, медленно подбирая слова, рассказывал:
- Вы знаете, Полина, каким счастливым чувствую я себя в Риге! Я не был здесь девятнадцать лет, а помню каждую улочку, каждый дом... Хотя очень многое изменилось с тех пор. Мне было шестнадцать лет, когда родители приняли решение о переселении на свою историческую родину.
Судя по всему, они только-только познакомились. Девушка, явно польщенная вниманием столь респектабельного господина, пыталась держать себя непринужденно, она с готовностью поддерживала разговор:
- Мой отец - тоже немец и родом из Риги. Мы готовим сейчас документы на выезд в Германию, и я приехала сюда, чтобы собрать необходимые бумаги. А вообще, мы с отцом живем в Алма-Ате.
- И когда вы собираетесь переезжать?
- Как только документы будут готовы. Единственное, о чем я жалею - никогда уж мне не придется заниматься любимой работой.
- Почему вы так думаете, в Германии можно поучиться и подтвердить ваш диплом. Кто вы по специальности?
- Я - журналистка, работаю в молодежной ежедневной газете. Конечно, заработки не очень, но ведь не хлебом единым...
"Менталитет энтузиаста остается у бывших "совков" на всю жизнь, - доктор Эдгар Пауль с легкой улыбкой посмотрел на девушку. - Не зря библейский Моисей тридцать лет водил своих соплеменников по пустыне, чтобы изничтожить ростки рабской натуры. А в результате что? До Земли обетованной дошли только их дети, рожденные во время этого путешествия. Ни сам Моисей, ни кто другой из тех, с кем он отправился в путь тридцать лет назад, туда не попали, потому что они так и остались навсегда рабами по своей натуре". И продолжил:
- Ну да, не хлебом единым, если есть на что купить этот самый хлеб. Как я слышал, дела в Казахстане сейчас неважные. У меня много пациентов из тех мест. Я говорю по-русски, поскольку в Риге учился в русской школе. И сейчас это оказалось очень кстати. Русскоговорящие клиенты валом валят! А что касается журналистики... Возможно, я смогу вам помочь. Один из моих пациентов - владелец самой известной и многотиражной русской газеты в Германии.
Эдгар рассказал новой знакомой о своем приятеле, профессоре экономики из Питера. Приехав в Германию, не молодой уже человек, он по специальности устроиться даже не пытался, решил сразу заняться бизнесом. Когда в начале девяностых годов в Германию хлынул поток переселенцев и эмигрантов из СНГ, заниматься "русским" бизнесом оказалось очень выгодно. Вот он и попал "в яблочко". Взял кредит в банке и основал фирму-издательство. Сначала была одна газета, а потом дело настолько хорошо пошло, что он начал расширять поле деятельности. Появились новые журналы и газеты.
- Так что, дайте знать, когда приедете, и я вас свяжу с этим издателем. Хорошие специалисты всегда в цене, - Эдгар обрадовался возможности продолжить знакомство с Полиной, и, кажется, нашел для этого прекрасный повод.
- Не знаю, как сложится, но спасибо за заботу, в любом случае. Дело в том, что мой отец - инвалид с парализованными ногами. Сейчас за ним присматривает соседка, пока я на работе или в отъезде. А что будет там?
- Насчет этого как раз можете не беспокоиться. Социальное обеспечение и помощь для немощных, старых и больных в Германии организованы что надо. Во всяком случае, нас успокаивает, что огромные налоги, которые приходится платить всем работающим, идут не только на содержание бездельников-бюрократов, но и для тех, кто действительно нуждается. Ваш отец сможет жить в специально оборудованном для инвалидов доме с круглосуточным дежурством медицинского персонала.
- Ваши слова меня обнадеживают...
- Я очень рад, что немного сгладил ваши переживания. Но давайте поговорим о чем-нибудь приятном... Официант! Принесите нам шампанского и десерт на свое усмотрение!
- Зачем вы так тратитесь? Я зашла сюда просто выпить чашечку кофе, и то только потому, что отец попросил побывать именно в этом ресторане. Иначе я нашла бы кофейню подешевле.
- Что вы, поверьте, я не бахвалюсь, но для меня это вообще не деньги! Не стоит говорить о такой мелочи. Может, вы хотите еще чего-нибудь покушать или выпить? Буду очень рад сделать для вас приятное. Давно мне не приходилось сидеть за одним столиком с такой красивой и умной девушкой. Редкое сочетание. Я рад этому случайному ресторанному знакомству. В Германии как-то не принято знакомиться в общественных местах, а тем более в ресторанах. Хорошо, что здесь все не так. Хоть и с претензией на Запад, но все равно это наш, родной "Запад".
Полина опустила глаза и на мгновенье задумалась. "Он явно на меня "запал", как это теперь говорят... Но к чему все это? Роман-однодневка? Или одно...ночевка? Смешное сочетание. Никаких перспектив у этих отношений нет и быть не может. К тому же... - Полина скользнула взглядом по его рукам, - ну, конечно, он женат. Католик, раз носит кольцо на левой руке. У нас бы сказали - разведенный. Глупо... для чего разведенному вообще носить какие-то обручальные кольца? Но встать и уйти сейчас было бы тоже глупо!"
- Честно говоря, я тоже уже давненько не сидела просто так в ресторане, - продолжила беседу Полина.
- Никогда не поверю, что у такой девушки, да еще и журналистки, недостаток в поклонниках...
- Я всегда была очень разборчива в связях, но сейчас... меня вообще... никто не интересует.
- Вы что, постриглись в монахини? Извините, может, это неудачная шутка?
- Полтора года назад в автомобильной катастрофе погибла моя мать, а отец получил травму позвоночника, его ноги парализовало. За рулем автомобиля была я, а родители сидели на заднем сидении. В наш жигуленок въехал здоровенный джип. У меня было сотрясение мозга, но, в целом, все обошлось. Я себе никогда не прощу... Я обязана теперь в любую свободную минуту быть рядом с отцом...
- Но, насколько я понимаю, вашей вины в этой аварии нет... К чему себя так корить? Ваша жизнь не может закончиться на этом, а ваш отец и сам будет страдать, видя как его единственная дочь старится у постели инвалида, а не проводит время в компании своих друзей. Он, наверно, и внуков мечтает дождаться...
Полина покраснела.
"Господи, - подумал Эдгар, - сто лет не видел девушки, так непосредственно умеющей краснеть. А ведь она вездесущая журналистка, а не школьная отличница. Еще не хватало влюбиться..."
Официант принес шампанское и разлил его по бокалам.
- Выпьем "на брудершафт"?
Полина опустила глаза и пожала плечами. Ей стало не по себе от этого пронзительного взгляда голубых глаз, от этой вежливой настойчивости и от тщательно скрываемого от самой себя желания оказаться в крепких мужских объятиях.
Через минуту их бокалы опустились на стол, а губы встретились в первом поцелуе. Полина, не ожидавшая такого быстрого развития событий, слегка отпрянула назад:
- Что вы...
- Не вы, а ты... Мы теперь на "ты", раз выпили "на брудершафт". Еще шампанского? Ой, да ты и это не выпила!
- Я не пью спиртного, но могу составить компанию, если вы... то есть ты, хочешь еще выпить...
Глава 4
Алина закончила детальный пересказ сегодняшних событий и пожала в задумчивости плечами, как бы споря сама с собой. Конечно же, ей ужасно хотелось вернуться к любимой работе, но если там убивают людей...
- Н-да, прямо твой первый рабочий день в этой фирме как продолжение последнего в московской редакции, - озабоченно проговорил Маркус Вальд, выслушав жену, - я считаю, что тебе больше там нечего делать. Где русские, всегда какие-то неприятности и недоразумения. Русская мафия вездесуща!
- Ну, что ты повторяешь глупости из бульварных газет? Они тоже во всем видят русскую мафию! А убийство это, может быть, к работе вообще никакого отношения не имеет. Насколько я поняла, в редакции претендентов на ее место не было. Не зря они так за меня ухватились - некому даже было выпуск журнала довести до ума. Жалко эту Полину, симпатичная такая и молодая совсем. Отец у нее остался, инвалид с парализованными ногами.
