Первоначально ракету выдвигали из шахты перед запуском, но такой способ старта делал её более уязвимой. Предполагалось, что достаточно разведывательно-диверсионной группе противника, выброшенной в районе пусков подобраться к ПУ и прострелить из снайперской винтовки топливный бак, чтобы сорвать боевой пуск. Ракеты стали выстреливать из шахты. Предмет особой гордости составляла бронированная крышка шахтной ПУ. Массой в 150 тонн, она выдерживала ядерный взрыв в 20 килотонн благодаря тому, что пространство между бронеплитами было заполнено парафином, испарявшимся при ударе и поглощавшем значительное количество энергии.
Советским ракетам нужно было время, чтобы раскрутились гироскопы. Во всех американских ракетах гироскопы находились в раскрученном состоянии. Ось американских гироскопов вращалась в алмазе, советских – в редкостном масле китайского репейника. В Николаевской области существовал целый совхоз по выращиванию этой стратегической культуры. Однажды я сдуру куснул такой боб – язык облез, и слюна побежала, как у бешеной собаки. Поэтому боеготовность РВСН долгое время оставалась проблематичной, что не было тайной для Хрущева, имевшего в период карибского кризиса две боеготовые ракеты средней дальности.
При всем демократизме уклада внутренней службы, призрак тридцать седьмого года витал над каждым командиром РВСН. Я не раз видел, какую страшную власть имели все эти «главные конструкторы». Перед ними заискивали даже генерал-полковники:
– Товарищ Уткин…
И тут же, едва отойдя на шаг, остервенело орал на генерал-майоров. Что для такого Уткина командир полка? Подопытная муха-дрозофила, не более…
Все командиры полков РВСН назначались Военным отделом ЦК КПСС. Подготовка ракеты к пуску контролировалась Политбюро. Командир полка исполнял приказы Партии. Как сказал начальник политотдела Кузнецкий начальнику штаба Кожину:
– Вас Партия поставила, Вас Партия и снимет.
И через два дня снял. Я в «секретке» читал функциональные обязанности командира дивизии, утверждённые Министром обороны и Начальником Главпура. У полка одна задача – пускать ракеты, хоть на веревке тащи в небо в определенное время. Я не помню ни одного случая нарушения графика испытательного пуска по вине части.
Пуск ракеты зависел от двух вещей: поворота Земли (на жаргоне ракетчиков «довернулась» или «провернулась»), и политического момента. Цели находились или на Камчатке, или в районе острова Гуам – задрачивали американцев. На Камчатке – «били в кол», в землю вбивалась метка – точка привязки координат. Теоретически, головная часть должна была упасть в радиусе двухсот метров от неё. На практике, отклонение (в основном недолет) достигало километров триста. Если промахивались – переносили кол поближе. Стрелять в Тихий океан было опаснее, перед пусками давалось объявление: такой-то район Мирового океана опасен для мореплавания. Прикинуть по карте – площадь огромная, потому что БЧ падала куда попало. Однажды боеголовка плюхнулась на пляже одного из Гавайских островов, метрах в двадцати от берега.
Если запущенная ракета падала не там, где намечалось, надлежало найти виновных. Когда запущенная нами ракета упала в Джезказганской области, полк поднялся и среди зимы обозом отправился искать. Триста километров в лютый мороз ехали со средней скоростью восемь километров в час. Быстроходные машины не могли тянуть на такой скорости, все время перегревались и глохли. Полковые стратеги додумались объединить в одной колонне МАЗы, КРАЗы, УРАЛы и ГАЗ-66. Два раза возвращались в часть за харчами, вместо запланированных двух дней добирались семь. Холодина. Движок обнимешь и греешься. Напоминало финскую кампанию, хорошо – не обстреливали.
Соблюдая секретность, искали дней пятнадцать, пока не сообразили расспросить казахов:
– У вас тут с неба ничего не падало?
– Ракета? Падала.
Что ещё могло упасть с неба? Последний метеорит здесь падал миллион лет назад.
Нашли яму, а дальше что? Натаскали груду железяк. Поступила команда «отбой» – не наша вина. «Змея» двинулась в обратном направлении, только теперь похитрее. Все «занятые в полку», как-будто без них там обойтись не могут, съёбнули на быстроходных машинах. За сутки были дома. На замкомандира оставили МАЗы, но за две недели и они приползли.
Взрывы
С точки зрения аэродинамики полёт тяжёлых тел: шмеля, стрекозы, ракеты, во многих моментах остается неясным. Мои последующие объяснения крайне примитивны, что позволит сохранить интерес к их изложению. Рысканье, тангаж и крен – три основных параметра полета ракеты. Ещё ускорение, показатели которого с помощью сложных исчислений превращаются в скорость. Три гироскопа в трёх плоскостях выставлены на полярную звезду.
В первых ракетах шахтного базирования выставляли сопла движков. Машинка гудит полдня. В шахте на боевом дежурстве находилась уже выставленная ракета. После каждого землетрясения, даже неощутимого человеком, приезжала команда заправщиков и производила проверку. В современных ракетах процесс стабилизации был записан в полетном задании и осуществлялся непосредственно после старта.
Первые советские ракеты дислоцировались в Крыму с 1947г. и были нацелены на Турцию. До 50-60гг. на боевом дежурстве находились Р-1, копия Фау-2. Всех, кто имел неосторожность работать на Вернера фон Брауна, загнали в «шаражку» в Ахтубинске. Кормили там, правда, хорошо. Документация основывалась на переводах с немецкого, вся аппаратура прицеливания была немецкая, со свастикой и клеймом «Карл Цейс Иена». Прицеливание в данном случае сводилось к выставлению вертикали ракеты по мнимой оси Земли. Сам коллиматор – прибор примитивный, треугольная призма, две грани которой посеребрены, на них нанесена линия. Сверху, над коллиматором, устанавливается прибор, вроде теодолита, внутрь запускается лучик. Его отражение должно попасть на крестовину, не смещаясь в стороны. По нему и выставляли ракету. При любом отклонении ракета должна была самоликвидироваться.
Но даже Р-1 с тех пор, как отпустили пленных немцев, стали летать куда попало. Пока имелись в запасе немецкие приборы, проблемы ещё можно было решить, ракеты кое-как, но летали. Дальнейшее развитие ракетной техники происходило, как в Пенемюнде, по наитию. 4 октября 1960г. на 41-й площадке были принесены в жертву техническому прогрессу маршал авиации Неделин (личный друг Хрущева) и ещё 150 человек. Разинув рот, маршал наблюдал, как шла заправка ракеты одновременно двумя компонентами: азотной кислотой и керосином. От него нашли только погон. Оргвыводы для оставшихся в живых участников пуска были страшными. Была радикально пересмотрена вся предстартовая подготовка. После чего рванул на старте «Титов-2», экипаж не мог открыть люк и чуть не задохнулся. Прапорщик Калигин (клички «Ух» и «Анчутка») в это время вёз воду караулам и, увидев САС, с криком: «Инопланетяне!» убежал в пустыню, за что и был изгнан из армии. А мог бы перевестись в Москву, стоило только люк открыть.
Наиболее сложная часть ракеты – двигатели. Сопло охлаждается топливом, при наличии микроотверстий происходит взрыв. Проверка двигателей перед стартом на стендах лишь в какой-то мере уменьшает угрозу взрыва при запуске. На советских ракетных заводах не было ОТК, возможность брака исключалась даже теоретически, так всех напугал один из творцов ракетно-космической индустрии Лаврентий Павлович Берия. Пуски ракет до постановки их на боевое дежурство осуществляли заводы-изготовители. Принималась соответствующая программа, на полигон приезжали представители промышленности.
Если для «промышленников» взрыв ракеты – бедствие, то для командиров подразделений – праздник. Сидим, пьем чай, чувствуем – трясётся земля, все вышли посмотреть. Неужели? Видим: да, повернула на наш старт, люди заметались…
Недолетев километра два, ракета упала на автодром, завертелась, шипит, как колоссальный дракон, факел огня от двигателей метров триста. Наконец взорвалась. Поднялось розовое облако гептила. Пока все одевают противогазы, тыловики суетятся с озабоченными лицами. Несмотря на опасность движущегося в нашу сторону газового облака, хватают ротных за хоботы, срывают маски, допытываются:
– Сколько у тебя окон выбило? Пиши: все!
– Сколько кроватей вынес? Пиши: всё поломались!
Замполит в ленинской комнате собственноручно разбивал стенды. Казалось, упала антинейтронная бомба, такая напасть пришла на вещевое имущество. Даже на хоздворе за 30-40 км от эпицентра что-то пропадало и списывалось. Командир полка в обычной обстановке может списать не более 10 лопат в в месяц. На взрыв списали все. «Яйцеголовые» бегают, оправдываются, а нам, ротным, главное списать. Прапорщик, начальник продовольственного склада, списал 4,5 тонны картошки, мол, привалило взрывом. Я всю ночь вывозил машиной упавшее с неба имущество, каптёр сидел на узлах. На старте, в потерне, у меня был загашник. Я предусмотрительно перегородил коридор стеной толщиной в 4 кирпича, чтобы не выбили, вварил дверь от бомбоубежища с кодозамком, ещё 4 навесных. Набивали туда. К утру в казарме, кроме 10 табуреток, ничего не осталось. Я предвкушал получение оконного стекла ящиками. Были же и истинно пострадавшие. Тем, у кого поубивало солдат, было не до списания. А потребность в оконном стекле в пустыне огромная. В казармах оно билось ежедневно. Откроет солдат-дневальный окна – порывом ветра 5-6 разобьет. Или замполит затеет реконструкцию ленкомнаты. Ещё можно продать в клуб.
В 1987г. произошло довольно серьезное ЧП. Ракета 15А30 вышла из шахты и упала. Официально, происходил учебно-боевой пуск в сторону Камчатки. При взрыве топлива всё разнесло. Самое страшное, что разбросало кассетную боевую часть БЧ. Ракеты взрывались на стартах и раньше, но таких мер безопасности, как в данном случае, не предпринимали. Обломки собирали в пустыне. Был месяц март – днём жара, ночью холод. Снег, мокрый песок, солнце… Я, как комендант, должен был отвечать за всё оцепление: выставили солдат вперемежку с офицерами. Я сразу же заявил, что не намерен нести ответственность за всю эту банду. Солдаты стояли намертво, но офицеры… устали. Перепились спиртом, поели солдатские пайки, ещё неделя – и они начали бы продавать государственные секреты. Я вошёл внутрь оцепления вместе с полковником Труничевым и увидел то, чего нельзя было видеть. Боеголовки были заполнены магниевой стружкой – отходами токарного производства. Труничев неприлично побледнел, сказал, что «мы не туда зашли» и, мол, я ничего не понимаю. С меня взяли подписку о неразглашении.
Расследовать обстоятельства и причины взрыва прибыл сам Уткин. Мы как раз устроились в полуразрушенной караулке. Половина здания сохранилась вполне сносно, зато во второй плиты перекрытия грозили упасть солдатам на головы. Паек на поисковые группы был получен, но раздать его, как водится, не успели. Те уже находились в пустыне. Поэтому мы остались в небольшой, но сплоченной компании: я, замначальника медслужбы, замполиты, старший лейтенант Юдашкин, ещё какое-то РЕЗМовское чмо. На плите жарилась картошка, разогревалась тушёнка. Вокруг, в предвкушении объедков: убрать тарелку, допить стопарь водки, вертелись холуи из солдат. Нас внезапно прервал стук в дверь. «Рекс» доложил:
– Какой-то гражданский. Нагнать его?
У меня сердце ёкнуло.
– На чем приехал?
– Вроде на «Волге».
– Запускай немедленно.
Я сам вышел встретить загадочного гостя. Незнакомец был одет в драповое пальто, прослужившее владельцу не менее 30 лет, в мокрую со слипшимся пухом кроличью шапку, нос изо лба. Я взглянул на удостоверение – «Член правительства»…
– Я – Уткин. У Вас чайку не найдется, погреться?
– Сейчас, моментально!
– У Вас и спиртик есть?
– Я понимаю, холодно. Может, заодно и поесть?
Подчинённые по шахте лазят, а ему надоело гептил нюхать. Мы мигом освободили место за столом. Замначальника медслужбы, раскрасневшийся так, что об морду сигареты зажигать можно, долил из бутылки спирта – понравилось. Гость расстегнул пальто, присел к столу. На пиджачке с засаленным воротом – две обшарпанные звезды Героя (дубликаты). Может, он сирота был?
– Место хорошее, можно я здесь свою комнату оборудую?
До чего воспитанный человек! Будь на его месте кто-нибудь из военного начальства, нас бы уже выбили взашей, и мы бы за честь посчитали.
– Вам и сейф освободить?
Я дал команду – принесли бельё первой категории, поставил дневального, приказал честь отдавать, Уткину понравилось.
Спустя месяц вызывают меня в штаб:
– Ты что, падла. За что тебе Уткин премию выписал на комендатуру – 1000 рублей. Может, болтал что?
Пошел к начальнику финчасти, тот морду воротит. Перевод был с уведомлением о вручении, Уткин знал эти порядки. Начали меня склонять купить на казарму телевизор.
– А я – беспартийный, со мной эти штучки не проходят. Мне в комендатуре телевизор не нужен. Если понадобится – Жора на стене нарисует.
Было у нас так на гауптвахте: сидят солдаты в политмассовое время, «смотрят». А утром ещё и содержание «новостей» спросят. Слово за слово, вырвал я эту тысячу, послал замполита в ресторан «Центральный». Начался кутёж, прапорщики заказывали блюда, названия которых в меню прочесть не могли. По пьяни женили прапорщика Шиндяпина, нашли ему какую-то из военторга. Пришла она к нему жить, сказала – беременна. Так и протянула девять месяцев, потом он её выгнал.
С этого взрыва мы жили месяц. Казахи увозили в пустыню казённое имущество караванами.
Разоружение
Легко было людям группенфюрера СС Каммлера запускать ракеты ФАУ-2 по Лондону, цели сравнительно большой, малоподвижной, перемещающейся навстречу ракете со скоростью вращения Земли. Пока советская межконтинентальная ракета за 45 минут доберется через Тихий океан до США, Америка вполне может «сбежать» на несколько градусов. И дорогостоящее «изделие» упадет в океан. Маршрут через Северный полюс выглядел кратчайшим, даже самолет ИЛ-62 прямым рейсом Москва-Дели летал через Северный полюс, но там были сосредоточены основные силы противоракетной обороны США – станции раннего оповещения. Поэтому в период хрущёвской мегаломании специалистам пришла в головы идея создать «глобальную» ракету, боеголовка которой будет угрожать земным целям с орбиты. Трехступенчатая ракета, последнее детище уходящей эпохи, имела в длину шестьдесят метров и была оснащена моноблочной боеголовкой мощностью в 3 мегатонны. Жидкостные ракетные двигатели работали на гептиле и амиле. Ракета находилась на боевом дежурстве в шахтной ПУ, полностью готовая к пуску, в то время, как американские двухступенчатые «Титаны» (всего 54 единицы) хранились «сухими»: их заправляли топливом только при подготовке к запуску с наземной ПУ. Новое оружие стало предметом гордости советского руководства: в 1966г. на полигоне тройным запуском глобальной ракеты со 142-й площадки пугали Де Голля. К слову, он оказался храбрым человеком. КП находился всего в 7км от старта и это в те времена, когда ракета могла полететь в любом направлении. Потомки не оценили святости места, обломали шифер, окрестности загадили солдаты.
Несмотря на пропагандистский успех глобальных ракет, на вооружении их состояло немного, три полка: 241, 242, 243, в двух – по шесть и в одном – по четыре ПУ. Проблемы с ракетами возникли почти сразу же после постановки их на боевое дежурство. Никто из специалистов не мог сориентироваться, куда они упадут, не предвидел последствий их применения. Показанное Де Голлю размещение по три ПУ на одном старте, было чревато угрозой детонации. Ракеты могли треснуть и от возникающей при старте вибрации. Его запретили.
Вскоре начали разрушаться и сами ракеты. Намучались мы с ними! В шахтах они находились без контейнеров, некоторые стояли «по пояс» в воде, их для пущей сохранности, заворачивали в целлофан. Если бы американцы знали… Сократили их в первую очередь. Но легко сказать: «сократить», попробуйте это сделать. Кто полезет в шахту, в которой ракета простояла десять лет? Понемногу подтекает гептил, его надо откачивать из баков… Ракетчики сразу отказывались – лучше в запас.
Условия договора предусматривали и разрушение самих шахтных ПУ. Глубина шахты семьдесят метров. Один строитель полюбопытствовал – плюхнулся, как жаба. Первоначально пытались взрывать их тротилом. Начальник инженерной службы полка Веня Малыгин, ничтоже сумняшися рассчитал по таблицам необходимое количество ВВ. В подрывники он пробился из замначальника автослужбы. На этой должности он прослужил лет пятнадцать. Легендарными стали его слова: «Гололёд, не ебёт», которыми он круглый год сопровождал отказ выдать машину. С ним не спорили, знали: бесполезно. В свободное от службы время Веня подрабатывал продажей щенков. Он имел породистую суку Альфу и однажды всучил Яшину последнего щенка из помёта. Тот выглядел зверообразно, но уши у него так и не встали. Начтыла потешался над незадачливым владельцем: «Это у тебя не овчарка, а овчар».
Солдаты потащили ящики в указанные места: взрывали оголовок шахты. Ожидаемого разрушения, очевиднно, ввиду слабой забивки, не последовало. Солдаты принесли мне несколько кусков несдетонировавшего тротила размером с орех. Почему, спрашивается, не применяли пластит? Может показаться невероятным, но в начале 80-х годов в ВС СССР ощущался недостаток взрывчатых веществ. Шла война в Афганистане, где их широко применяли при разрушениях. Тогда попытались совместить приятное с полезным. Одну из шахт подвергли прицельному бомбометанию с вертолета. Испытывали новый прицел. Летчик на всякий случай поднялся на высоту 600 м и промахнулся. Бомба упала в 100 м от шахты и не взорвалась. Выставили оцепление, вызвали саперов. Те успокоили:
– Опасности взрыва нет…
Сперва описывали вокруг бомбы круги. Постепенно страх улетучивался, стали подходить ближе. Бомба ужасно воняла мочой. Оказалось – старьё, 1946г. выпуска. Взрывчатка – аммонал – за время хранения отсырела. Солдаты принесли пробы содержимого. Его потом жгли в каптёрках – выкуривали насекомых.
Морока с разоружением тянулась, пока не придумали деревянные хомуты на оголовки оставшихся шахт. Создавали эффект взрыва, поджигая несколько бочек с соляркой, красили под бетон и разбрасывали вокруг глыбы пенопласта так, чтобы было заметно с пролетающих по орбите американских спутников. Комисси туда предусмотрительно не допускали. Ночью, когда проницательность спутников-шпионов слабела, хомуты убирали, и шахту засыпали землёй бульдозеры.
С глобальными ракетами была связана ещё одна неясная история. В период кубинского кризиса наращивание боевой мощи РВСН происходило самым быстрым образом. Массово создавали ложные ПУ, закапывали в землю столбы, бочки… Потом пошел слух о ракетах, оснащённых только аналогом ядерной боеголовки – «эквивалентом борта». При проверке ракет заводскими бригадами, нельзя было определить наличие или отсутствие ядерного оружия, так как контрольно-измерительные приборы выдавали одни и те же показания.
Однажды я был дежурным по части и заполз к знакомому начальнику штаба РТБ (ракетной – технической бригады, не путать с ТРБ – технической ракетной базой). Он в это время тоже исполнял странные, не предусмотренные уставом, обязанности «ответственного». В бригаде на 80 офицеров числилось 20 солдат. На этот взвод был дежурный офицер и помощник дежурного, но к утру весь личный состав, как правило, напивался. Их солдат больше всех попадалось в женском общежитии. Когда мы начали «злоупотреблять», начштаба после второй рюмки проболтался. В диком порыве откровенности показал мне карточку учета радиоактивности боевой части ракеты 8К64, хранившейся на складе под сургучной печатью. За десять лет уровень радиации – 0! Я по ней стучал – звенит, как пустая бочка, разве что полиуриетаном обтянута – теплоизоляция для прохождения плотных слоев атмосферы.
Невероятно, но когда эти циклопические ракеты с мегатонными боеголовками наконец сняли с боевого дежурства, то сами БЧ просто свезли на ракетно-техническую базу (РТБ), где к ним сначала приставили караул, а потом и просто дежурного солдата – сидел на стуле в проходной. Наконец солдат ушёл неизвестно куда, спустя какое-то время приехала бригада с завода, боеголовки зацепили краном, кинули на платформы и увезли. Ракетно-ядерный щит Родины оказался гнилым.
Да, плохие мы были «щитоносцы», но лучших-то страна не дала. И в наших рядах есть жертвы и мученики. Можем назвать поименно: «Петреня» и Белкин.
Начхим
Начальником химслужбы полка был Коля Баранов. С трудом дослужился до майора, но был разжалован в капитаны. Несчастья преследовали его и в личной жизни – жена откусила пол уха, так и ходил с этой «каиновой печатью». Как-то он проводил окуривание личного состава, забыл закрыть бочку с хлорпикрином. Химсклад находился в одном здании со складом КЭС. В складе КЭС образовалось газовое облако. Прапорщики там спрятали бутылку спирта, а зайти не могут. Смотрю: по очереди забегают в склад и выбегают назад, трут глаза и дико сквернословят. На одном дыхании добежать до бутылки не получается, а сходить за противогазом – ума не хватает. (Впрочем, от противогаза толку тоже было не много, солдаты, чтобы лучше дышать, вынимали клапаны.) Наконец Баранов допился. Шел развод, и тут из кустов тамариска вылазит Коля, что называется «на бровях». На глазах шестисот человек ложится калачиком под трибуной, которую я воздвиг. Последовала команда:
– Унести.
После этого его уволили, правда с пенсией, как участника кубинской революции.
Коля был хороший начхим, не вникал в проблемы химической защиты и никого не доставал этим. За небольшую мзду легко списывал химимущество, особенно Л-1. Новый начхим Жученко сразу же занял почётное место среди «гнусных». Даже на партсобраниях у него была одна тема: о недостатках в учете и хранении противогазов. Проснётся, отъебёт кого-нибудь и вновь впадет в летаргию. Как-то он попался нам в гаражах – кинули его в яму под погреб. А спецмилиция туда никогда не заглядывала. Ещё он торговал костюмами Л-1, менял их рыбакам на спирт или продавал за деньги. Мог всучить при получении химимущества и новый противогаз, если украдут – не рассчитаешься. За гнусный характер его назначали во все комиссии, где он отыгрывался на нас своей принципиальностью.
В части Жученко начал устраивать по средам химические дни. Суть их заключалась в том, чтобы облить ОВ раздражающего действия кровати в казармах и дорожки, вымучить личный состав в противогазах на плацу в течении часа, пока идёт развод. Дневальные падали, как мухи. Их под мышки тащили в санчасть с легкими химическими отравлениями. «Жучара» не унимался. Зимой идет читка приказа – все в противогазах, уши ушанок завязаны под подбородком. Стоят, слушают, как «хрюкает» начальник штаба – тоже в противогазе. Только командир полка брезговал одевать противогаз – у него и так был звероподобный вид, да и противогаза на его морду не находилось. В задних шеренгах солдаты игрались – пережимали трубки противогаза у молодых солдат. Те с выпученными глазами срывали противогазы, сержанты тут же устраивали экзекуцию. Это ещё ничего! Но представьте себе автороту в противогазах! Хоботы, засаленные бушлаты… Под конец церемонии вся эта масса двигалась торжественным маршем. Стёкла запотевали, никто ничего не видел, спотыкались, над строем стоял всеобщий хрюк. Ах, жаль, не додумались ещё и песню исполнять в противогазах!
Сейчас это выглядит дико, а для нас было обыденным. Стоишь, противогаз к морде примерзает, думаешь, когда кончится это блядство, а Жученко в это время по теплым казармам хлор-пикрин разбрызгивает. Апогеем деятельности начхима было обкуривание личного состава в химпалатке. Церемония обставлялась, как в буддийском храме. В роли Бонзы выступал замкомандира полка, потому что и Жученко было не по силам загнать личный состав в газовую камеру. На стадионе ставили прорезиненную палатку, чтобы не поддувала, обваловывали её песком. Палатка была с тамбуром, издали напоминала хурульную кибитку. Войска стягивали на плац для заклания «Будде Майтрейе». Повзводно, гуськом, через шпалеры из офицеров и прапорщиков, подзатыльниками и пинками солдат загоняли в палатку, где нужно было продержаться в противогазе минуту. Почему минуту? Если просто задержать дыхание, то минуту не продержишься. Основная масса через 20-30 сек. с диким ревом, сорванными противогазами вылетала из палатки, размазывая по лицам сопли и слезы, чем внушала неподдельный ужас очередным идущим в палатку. Экзекуция продолжалась часа два. Кухонный наряд опасливо выглядывал из-за столовой, минует ли их чаша сия. При приближении к столовой начальствующих лиц, наряд перемещался за санчасть, а самые ушлые – за склады, пережидая там напасть. Химдень заканчивался разгромным приказом, где каждой сестре давали по серьге. Командиры и солдаты ненавидели Жученко всеми фибрами своей души.
Плоды технологии.
Без спирта ракета не полетит. В ВС СССР было три основных спиртопотребляющих рода войск: авиация, ракетчики, подводный флот. Один из самых глубоких и мистических ритуалов в армии – получение спирта. Человек, имевший право получать спирт, был настолько социально значим, что сейчас это можно сравнить разве что с получением зарплаты в долларах. Сам факт того, что тебе разрешено его получать, позволял плевать через нижнюю губу.
У начальника склада был список лиц, которым нельзя было выдавать спирт под каким бы то ни было предлогом, даже во время боевых действий. В финчасти существовал подобный список тех, чью зарплату выдавали жёнам. Один майор разорялся:
– Так пусть она выходит и вместо меня служит!
Ритуал был неимоверно сложен: «спиртоносцы» шли с накладной к начальнику склада, но нужно было несколько лет, чтобы он начал тебя замечать и выдавать вожделенную жидкость не в литрах, а как и полагается в килограммах. Для начинающих имелась мензурка с насечками, нанесенными напильником непонятно в каких единицах. В неё из ведра лили спирт, пока начальник не говорил «хватит». Этот объём почему-то измерялся в килограммах. Получивший спирт, гордо нёс его через весь городок. Это вызывало уважение: открыто шел и открыто нёс. На вопросы любопытствующих, небрежно отвечаешь:
– А, спирт получил.
Все равно, что меня объебали. Гордость распирала, даже когда после всех усушек и утрусок из 6 кг оставалась 3-х литровая банка, на три пальца неполная. Некоторые могли прослужить в армии всю жизнь и их даже к складу не подпускали. А я ещё лейтенант, и уже получаю. Знакомые смелели:
– А на хвост упасть можно?
– Прийдешь после мотовоза.
Собственно «приходить» было особо не на что. Полученный спирт тут же делился по чинам и заслугам. У узла связи и охраны полбанки отнимал начальник штаба – на промывку пишущей машинки. Несли, как положено, «на цырлах», уже отлитый. Оставалось на троих по бутылке. Выпивали – и конец. На второй день и понятия о нем не было.
Капитан, начальник ГСМ, по причине дрожания рук, не мог пить из стакана, и, будучи не в силах удержать ложку в руках, ел только твердую пищу. Утром часовой отпирал ему замок склада – открыть его сам он тоже был не в состоянии. Капитан отхлебывал из шланга, запивал из мензурки и начинал работать. Обвешивал немилосердно. Для обслуживания систем охраны на роту полагалось четыре килограмма. Он наливал трехлитровую банку и возмущаться не давал, даже не разговаривал – тут же выливал обратно и хер допросишься. Нас поражал и его калькулятор, когда в финчасти все ещё пользовались счетами.
Спиртохранилище размещалось в подвале. Солдаты, бывало, просились понюхать, он им позволял. Наконец я его «обуздал». Прежде часового просто выставляли перед складом, что само по себе чревато – мог и сбежать. Поступило распоряжение – установить караульную вышку. Капитан – ко мне. Я потребовал ни много ни мало, канистру спирта. Для него это был удар, но иного выхода не было. Солдаты завезли части вышки, быстренько смонтировали. Я послал прапорщика за спиртом окольным путем. К ночи возвращается – глаза горят… Пришел ещё один мой друган, прапорщик Чирков.
– Можно я помою руки спиртом?
Как в приключенческих фильмах про сокровища, я широким жестом налил стакан.
– Мой!
Спустя какое-то время приходит:
– Я не смог его вылить.
Выпил стакан. Как и все, нажитое неправедным путём, пошла эта канистра прахом, раздерибанили за три дня. Тому на – компрессы, у того – жена алкоголичка: «не могу домой вернуться…»
Однажды, ещё зеленым лейтенантом, я при получении разлил некую толику спирта. Начальник ГСМ на меня так посмотрел! Я для него стал хуже фашиста. Был бы у него пистолет – убил бы.
Для того, чтобы раздобыть спирт, никакие усилия не считались чрезмерными. Как-то осенью шатались мы по части в спортмассовое время. Я номинально был ответственным, командовали сержанты, солдаты пинали мяч на стадионе. Вдруг Иван вспомнил:
– Я два года назад в учебном корпусе закрыл в сейф канистру спирта и потерял ключ.
Тут же послали солдата в автороту за лучшим сварщиком. Прямо на этаже раскочегарили газосварочный аппарат, начали резать. Главное было, чтобы спирт не нагрелся и не вспыхнул.
«Батя», глядя на наши ухищрения, не стерпел:
– Я бы за два года его зубами разгрыз!
У него был капитальный гараж, в подвале которого стоял чан из нержавейки, размером на мешок сахара. Летом брага в гаражах поспевала за сутки. Я сам видел, как бидоны от сильного брожения движутся. Оторвался от стенки и пошел, когда остановится – можно пить. Только открывать следует осторожно, чтобы брага не залила всего с ног до головы, как Цацурина. Солдаты ставили брагу в огнетушителях. Один такой зарыли у КПП. Проверяющий обратил внимание, что над песком мухи роятся. Копнул ногой:
– Что это у вас огнетушитель зако….
Не успел договорить это слово, как и его, и машину обдало брагой. Солдаты поленились – вместо того, чтобы залить в углекислотный, залили в пенный – сорвало резьбу. Мороки потом было! Щупами искали… Где в ОРМе могут напиться? Надо проверить и кислородные баллоны. Стоят в ряд пустые, из них штук пять – с брагой. Газ через трубку стравливается, чтобы отбить запах, солдаты кидают рядом тряпку с бензином.
Мол, все, что горит, можно пить. Сказки! Как и о водке, очищенной марганцовкой. Ложка керосина на канистру спирта напрочь отбивает охоту. Это вам не этилен-гликоль, которого так боятся на Западе, в чем мы убедились на спирте «Рояль». Попробуйте-ка выпить водки с мочевиной. В условиях пустыни далеко не все шло легко. Лето, жара, температура коньяка градусов пятьдесят. Распили мы с прапорщиком Шишкиным бутылку коньяка за школой в позе горниста. С тех пор у меня на коньяк аллергия. Ах, если бы приучили с детства пить, как все люди – с кофе!
