Филип Марлоу (№4) - Женщина в озере

Мы двинулись вдоль берега. Доктор откашлялся, посмотрел на воду и вздохнул.

– Может, отвезем труп в моей санитарной машине, Джим?

Паттон покачал головой.

Глава 9

Отель «Индиан хэд» находился в высоком коричневом доме. Я поставил машину около танцевального зала напротив отеля и направился в туалет, чтобы вымыть руки, лицо и убрать из волос еловые иглы. Затем вошел в зал ресторана, примыкавший к холлу. Народу там было полным-полно: мужчины в вечерних костюмах, попивавшие виски, визгливо смеявшиеся женщины с ногтями цвета бычьей крови и грязными коленками. За стойкой стоял бармен, невысокий жилистый человек без пиджака, с изжеванной сигарой в углу рта и бдительным взглядом. У кассы какой-то светловолосый мужчина пытался извлечь последние известия из маленького радиоприемника, но тот издавал один лишь треск. В нише сидел оркестр из пяти человек в плохо сшитых белых пиджаках и красных рубашках. Заученно улыбаясь, музыканты судорожно старались перекрыть шум и пьяные выкрики. Лето, любимое время года, было в Пума-Пойнт в полном разгаре.

Я проглотил то, что именовалось в меню ужином; чтобы сделать пищу мало-мальски удобоваримой, выпил рюмку бренди и вышел на улицу. Было еще светло, но несколько световых реклам уже горело, вечерний воздух дрожал от пронзительных сигналов автомашин, детского визга, стука шаров в кегельбане, веселой трескотни мелкокалиберных винтовок в тирах и оголтелого шума, издаваемого музыкальными автоматами. Со стороны озера доносился жесткий лай гоночных катеров, бессмысленно носившихся по воде с таким видом, словно они мчатся наперегонки со смертью.

В моем «крайслере» сидела стройная шатенка серьезного вида в темных джинсах и болтала с юношей, одетым в подобие ковбойского костюма, сидевшим тут же на подножке машины. Я подошел и сел в машину. Ковбой подтянул брюки и отбыл. Девушка не двинулась с места.

– Меня зовут Вирджи Кеппель, – сказала она дружелюбно. – Днем я работаю в парикмахерской, а по вечерам – в «Знамени Пума-Пойнт», здешней газете.

Извините, что забралась к вам в машину.

– Ничего, – сказал я. – Хотите здесь посидеть или подвезти вас куда-нибудь?

– Пожалуй, давайте отъедем немного дальше по этой улице, там потише!

Если вы вообще согласны со мной поговорить.

– Я вижу, у вас здесь информация налажена неплохо, – усмехнулся я и нажал на стартер.

Мы проехали мимо почтамта до угла, где висела бело-голубая стрелка с надписью «Телефон», указывавшая на узкую улицу, спускавшуюся к морю. Я свернул в нее, оставил позади телефонную станцию, миновал еще одно деревянное строение и наконец остановился под большим дубом, ветви которого накрывали всю улицу и простирались еще на добрых пятьдесят футов.

– Здесь годится, мисс Кеппель?

– Ах, меня все зовут просто Вирджи, и вы можете так... Здесь хорошо.

Рада с вами познакомиться, мистер Марлоу. Я вижу вы – из Голливуда, этого гнезда порока!

Она протянула мне твердую загорелую руку, и я пожал ее.

– Видите ли, я говорила с доктором Холлисом о бедной Мюриэль Чесс. Я надеялась, что вы не откажетесь рассказать еще некоторые подробности... Насколько я слышала, это вы обнаружили труп?

– Точнее, его нашел Билл Чесс. Я просто присутствовал при этом. Вы не говорили с Джимом Паттоном?

– Еще нет. Он куда-то уехал по делам. Я вообще-то не рассчитываю, что он мне много расскажет.

– Как знать, – сказал я. – Он же выставил свою кандидатуру на новый срок.

А вы как-никак представляете прессу!

– Джим – никудышный политик, мистер Марлоу. А про меня нельзя сказать, что я «представитель прессы». Мы здесь издаем маленький листок – чисто дилетантское предприятие.

– Ну, и что же вы хотели бы знать? – Я предложил ей сигарету и зажег спичку.

– Может, вы мне просто расскажете всю историю?

– Я приехал с письмом от Дерриса Кингсли, чтобы ознакомиться с его владением. Билл Чесс сопровождал меня и попутно рассказал, что его оставила жена. Показал ее прощальную записку. У меня была с собой бутылка, и мы с ним не спеша выпили. У него развязался язык, он чувствовал себя одиноким и жаждал выговориться. Так и вышло. А раньше я его и не знал совсем. На обратном пути мы стояли с ним на пристани, и Билл вдруг заметил руку, выглядывавшую из-под старого дощатого настила на дне озера. Выяснилось, что эта рука принадлежит тому, что некогда было Мюриэль Чесс... Пожалуй, это все.

– Насколько я поняла доктора Холлиса, она пролежала в воде довольно долго. Труп сильно разложился... и...

– Да. Вероятно, целый месяц, с тех пор, как она исчезла из дому. Нет никаких оснований предполагать что-либо другое. Маленькое письмо, которое она оставила, было прощальным письмом самоубийцы.

– Кто-нибудь в этом сомневается, мистер Марлоу?

Я посмотрел на нее краем глаза. Из-под копны волос на меня смотрели задумчивые темные глаза. Медленно опускались сумерки.

– Я думаю, полиция всегда сомневается, – сказал я.

– А вы?

– У меня нет никакой особенной точки зрения.

– А меня интересует и не особенная.

– Сегодня я увидел Билла Чесса впервые. Он показался мне очень импульсивным человеком, да и, по собственным словам, он – не святой. Но, похоже, он очень любил свою жену. Не могу себе представить, чтобы он жил там спокойно целый месяц, зная, что скрывается в воде под пристанью.

Представляете, вот он выходит из своего домика, смотрит на голубую гладь озера и мысленным взором видит, что происходит под этой гладью... И что он сам ее туда спрятал... Нет, не могу себе этого представить.

– Я тоже не могу, – мягко сказала Вирджи Кеппель. – И ни один человек не мог бы. И все же мы знаем, что такие вещи случались и что они будут случаться и впредь. Вы – торговец земельными участками, мистер Марлоу?

– Нет.

– Можно мне спросить, кто вы по профессии?

– На этот вопрос я не хотел бы отвечать.

– Это то же самое, как если бы вы на него ответили! – заметила она. – Кроме того, доктор Холлис слышал, как вы назвали Джиму Паттону свое полное имя. А у нас в редации есть телефонная книга Лос-Анджелеса. Впрочем, я ни с кем об этом не говорила.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Я могу быть еще любезнее: если вы не хотите, то я и дальше не скажу никому об этом.

– И во что мне это обойдется? Ведь задаром у нас только смерть.

– Ни во что. Я не стану утверждать, что я – хороший репортер. Но мы никогда не стали бы печатать такого, что могло бы пойти во вред Джимму Паттону. Джим – это соль нашей земли. Но ведь вы сумеете добраться до истины, верно?

– Не делайте ошибочных умозаключений, – сказал я. – Меня совершенно не интересует Билл Чесс.

– А Мюриэль Чесс?

– А почему я должен ею интересоваться?

Она тщательно погасила сигарету.

– Это ваше дело, – сказала она. – Но есть одна маленькая деталь, над которой вы, возможно, захотите поразмыслить. Если вам еще об этом неизвестно. Месяца полтора назад сюда приезжал один полицейский из Лос-Анджелеса по фамилии Де Сото. Здоровый парень со скверными манерами. Нам он не понравился, и мы ему ничего не сказали. Я имею в виду нашу редакцию.

Он показал нам фотографию и сказал, что он разыскивает некую Милдред Хэвиленд. Фото было чертовски похоже на Мюриэль Чесс. Прическа была изменена и форма бровей. Вы знаете, это может сильно изменить внешность женщины. И все же, я думаю, на фотографии была жена Билла.

Я побарабанил пальцами по приборному щитку и немного погодя спросил:

– И что вы ему сказали?

– Ничего мы ему не сказали. Во-первых, мы и сами не были уверены, во-вторых, нам не понравились его манеры и, в-третьих, даже если бы он со своими манерами нам и понравился бы, мы все равно не стали бы ее выдавать. Мы что, обязаны? Каждый человек в своей жизни совершает поступки, о которых потом сожалеет. Вот, посмотрите на меня. Я, например, была замужем за профессором древних языков из Редландского университета. – Она тихо засмеялась.

– Из этого вы могли бы сделать неплохую статью.

– Конечно. Но мы здесь стараемся быть не только репортерами, но и людьми.

– Скажите, этот полицейский – Де Сото, кажется? – встречался с Паттоном?

– Конечно! Джим ему тоже ничего не сказал.

– Он вам показывал свои документы?

Она попыталась вспомнить, потом тряхнула головой.

– Что-то я не помню, чтобы показывал. Мы ему поверили, когда с ним поговорили. Он вел себя как настоящий толстокожий полицейский из большого города.

– Может быть, именно поэтому он и не был им. А кто-нибудь рассказал Мюриэль про него?

Она помолчала, спокойно и неподвижно глядя через ветровое стекло. Потом повернула ко мне голову и кивнула.

– Да, я сама и рассказала. Считала, что это мой долг. Вы не согласны?

– И что она ответила?

– Ничего. Она как-то странно и смущенно засмеялась, словно ей рассказали скверный анекдот. Потом ушла. Но мне показалось, что в ее глазах был испуг. Ну? Вас по-прежнему не интересует Мюриэль Чесс, мистер Марлоу?

– А почему она должна меня интересовать? До сегодняшнего дня я о ней вовсе не слыхал. Честное слово. И имя Милдред Хэвиленд мне тоже ничего не говорит. Отвезти вас обратно в центр?

– Нет, спасибо. Я пройдусь пешком, здесь совсем недалеко. Большое вам спасибо. Я все-таки надеюсь, что у Билла не будет неприятностей. И так ему несладко.

Она вышла из машины. Потом вдруг обернулась ко мне и засмеялась.

– Говорят, что я – первоклассный парикмахер. Надеюсь, это правда.

Потому что репортер из меня никудышный. Доброй ночи!

Я пожелал ей доброй ночи, и она ушла. Я сидел и смотрел ей вслед, пока Вирджи Кеппель не дошла до главной улицы и не скрылась за углом. Тогда я вылез из машины и пошел к телефонной станции.

Глава 10

Ручная косуля с кожаным ошейником перешла мне дорогу. Я погладил ее грубую шерсть и вошел в здание телефонной станции. Маленькая телефонистка сидела за столом и что-то писала. Она соединила меня с Беверли Хиллс и наменяла мне монет для автомата.

– Надеюсь, вам понравится у нас, – сказала она. – Здесь так тихо, спокойно.

Переговорные будки находились во дворе, у внешней стены здания. Я вошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь. За девяносто центов я мог пять минут говорить с Деррисом Кингсли. Он был дома, и соединили нас быстро, но слышимость была плохой.

– Нашли вы что-нибудь? – спросил он меня голосом, в котором ясно прослушивались три порции виски с содовой. Тон у него опять был начальственный и хамский.

– Нашел, пожалуй, даже слишком много. Только не то, что мы ищем. Вы один?

– Какое это имеет отношение к делу?

– Для меня – никакого. Но я-то знаю, что собираюсь вам сообщить, а вы – нет.

– Ладно, выкладывайте, что бы там ни было!

– У меня была долгая беседа с Биллом Чессом. Он одинок. Месяц назад у него была ссора с женой, и она его покинула. Несколько дней он шлялся где-то и пьянствовал, а когда вернулся, – ее уже не было. Она оставила записку, написала, что лучше умереть, чем жить с ним дальше.

– Боюсь, что Билл слишком много пьет, – сказал голос Кингсли издалека.

– Когда Чесс вернулся, обеих женщин уже не было. Куда поехала миссис Кингсли – он понятия не имеет. В мае туда один раз приезжал Лэвери, но с тех пор не показывался. Впрочем, это он и сам мне говорил. Может он еще раз приезжал, когда Билл был пьян, но это ничем не подтверждается. Я уже было подумал, что миссис Кингсли и Мюриэль Чесс уехали вместе, хотя у Мюриэль имелась и своя машина. Кроме того, это предположение вообще не подтвердилось. По другой причине. Мюриэль Чесс не уезжала с озера Маленького фавна. Она осталась в вашем маленьком частном озере. И сегодня появилась на поверхности. Я при этом присутствовал.

– Боже милостивый! – Голос у Кингсли был испуганным. – Вы думаете, он ее утопил?

– Все может быть. Она оставила записку, которая позволяет предполагать самоубийство. Но эту записку можно понять и иначе. Труп находился под досками старого настила, под пристанью. Билл его первый заметил, когда мы с ним стояли на пристани и смотрели в воду. Он сам вытащил труп. Сейчас Билла арестовали. Бедняга перенес сильное потрясение.

– Боже милостивый! – повторил Кингсли. – Ничего удивительного! Как вам кажется, он... – Внезапно голос пропал. Вмешалась телефонистка и потребовала еще сорок пять центов. Я бросил монеты в щель, и слышимость возобновилась.

– Что он? – спросил я.

Вдруг голос Кингсли зазвучал так ясно, словно он находился рядом.

– Он ее убил?

Я сказал:

– Возможно. Джиму Паттону, здешнему шерифу, не нравится, что записка не датирована. Дело в том, что Мюриэль уже уходила от Билла как-то раньше, из-за другой женщины. Вот Паттон и подозревает, что записка сохранилась еще с того раза. Так или иначе, Билла отвезли на допрос, а труп отправили на вскрытие.

– А что думаете вы? – спросил Кингсли медленно.

– Ну, видите ли, Билл обнаружил труп. Ему незачем было вести меня на пристань. Ведь труп мог оставаться в воде и дальше. Может быть, вечно. А записка могла стать потертой из-за того, что Чесс все время таскал ее в кармане, часто вынимал и перечитывал. А что она без даты... Когда люди пишут такие записки, они, наверное, спешат и не очень беспокоятся о дате.

– Труп, вероятно, сильно разложился? Что же там можно установить при вскрытии?

– Я не знаю, насколько они там в Сан-Бернардино хорошо оснащены. Они могут определить, наступила ли смерть в результате попадания воды в дыхательные пути, по крайней мере, я на это надеюсь. И нет ли следов насилия, которые не смогли стереть вода и разложение трупа. Они могут сказать, не застрелена ли она или, может быть, зарезана. По состоянию шейных позвонков – не задушена ли. Но главное сейчас для нас состоит в том, что мне придется раскрыть истинную причину моего приезда сюда. Ведь мне предстоит давать свидетельские показания.

– Это скверно!" закричал Кингсли. – Очень скверно! И какие у вас планы?

– На обратном пути я собираюсь заглянуть в Сан-Бернардино, в гостиницу... Посмотрим, что там удастся узнать. Ваша жена и Мюриэль Чесс были в хороших отношениях?

– Думаю, да. Кристель достаточно поверхностный человек, чтобы с большинством людей быть в хороших отношениях. Сам я с Мюриэль почти незнаком.

– Вам когда-нибудь встречалось имя Милдред Хэвиленд?

– Как вы говорите?

Я повторил.

– Нет, – сказал он. – А что, я должен ее знать?

– На каждый мой вопрос вы отвечаете вопросом, – сказал я. – Нет, у меня нет оснований считать, что вы знали Милдред Хэвиленд. Особенно если вы были почти незнакомы с Мюриэль Чесс. Завтра я вам позвоню.

– Обязательно позвоните, – сказал он и после паузы добавил:

– Я очень сожалею, что вы попали в эту историю. – Он снова помедлил, наконец сказал «Доброй ночи!» и повесил трубку.

Сразу же раздался звонок. Телефонистка заявила недовольным тоном, что я опустил в автомат на пять центов больше, чем следовало. На это я ответил, что охотно сунул бы в ее автомат кусок дерьма. Это ей почему-то еще больше не понравилось.

Покинув кабинку, я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Ручная косуля с кожаным ошейником загородила мне выход из калитки. Я попытался ее ласково отодвинуть, но она стала теснить меня боком. У нее было игривое настроение, она ни за что не хотела выпускать меня из калитки. Тогда я перелез через забор, сел в свой «крайслер» и поехал обратно в город.

В «штабе» Паттона горела висячая лампа. Но барак был пуст, а записка «Вернусь через двадцать минут» по-прежнему торчала в двери. Я дошел до причала. Несколько моторок и гоночных катеров продолжали носиться по шелковой глади. На противоположной стороне озера виднелись крошечные желтые огоньки в игрушечных домиках, приклеившихся к склонам. Одна-единственная яркая звезда горела на северо-востоке над цепью гор. На вершине высоченной ели сидела малиновка и ждала, пока достаточно стемнеет, чтобы запеть свою вечернюю песню.

Немного погодя она запела. Это было восхитительно. Потом она вспорхнула и исчезла в невидимых глубинах неба. Я бросил сигарету в неподвижную воду, сел в машину и снова поехал в направлении озера Маленького фавна.

Глава 11

Шлагбаум был опущен. Поставив «крайслер» между двух елей, я отправился пешком. Я старался держаться края дороги, поближе к лесу, пока не увидел вдруг между ветвями свечение маленького озера. В домике Билла Чесса темно.

Здания на другом берегу казались неопределенными тенями на блеклом гранитном фоне. Поблескивала вода, переливаясь через край дамбы, и почти беззвучно стекала в ручей. Я прислушался, но это был единственный звук.

Дверь хижины Билла была закрыта. Я наощупь добрался до задней двери, но на ней красовался огромный висячий замок. Тогда я исследовал ставни. Они были тоже заперты. Лишь одно узкое окошко на северной стене было без ставень. Рама была закрыта. Я остановился и снова прислушался. Ничто не шевелилось, деревья были такими же молчаливыми, как их тени.

Я попытался просунуть между створками окна лезвие перочинного ножа.

Крючок не поддавался. Прислонившись к стене, я задумался. Потом нагнулся, поднял камень побольше и стукнул им в то место, где соединялись створки окна. Задвижка из сухого дерева разлетелась с треском. Окно отворилось в дом, в темноту. Я подтянулся, перекинул ногу через подоконник и с трудом протиснулся внутрь. Тяжело дыша от напряжения, я снова прислушался.

В глаза мне ударил слепящий луч яркого света.

Спокойный голос сказал:

– Передохните, мой мальчик, вы совсем запыхались!

Луч света пригвоздил меня к стене, как раздавленную муху. Потом я услышал щелчок выключателя, зажглась настольная лампа. Луч фонарика погас.

Джим Паттон сидел в старом коричневом кресле, рядом со столом. Скатерть с кистями, спускаясь с края стола, прикрывала его колени. На нем была та же одежда, что и днем, поверх нее кожаная куртка, которая несомненно когда-то была новой – вероятно, во времена его предков. Руки его были пусты, не считая сильного карманного фонаря. Такими же пустыми были и глаза. Только челюсти двигались в привычном темпе.

– Ну, мой мальчик, что у вас на сердце? Не считая этого маленького взлома.

Я подтянул стул, сел на него верхом и сложил руки на спинке. Потом осмотрелся в комнате.

– У меня была одна идея, – сказал я. – Сначала она мне казалась очень хорошей, но теперь я, пожалуй, от нее откажусь.

Домик был больше, чем казался снаружи. Комната, в которой мы сидели, служила гостиной. Она была скромно меблирована, еловый пол покрыт ковром из лоскутков. У круглого стола стояли два стула. Через открытую дверь виднелся угол плиты.

Паттон кивнул, его глаза беззлобно меня изучали.

– Я слышал, как подъехала машина, – сказал он. – И не сомневался, что это сюда. Во всяком случае, вы быстро подошли, но ваших шагов я не услышал. Вы возбудили мое любопытство, мой мальчик.

Я ничего не ответил.

– Надеюсь, вы не обижаетесь, что называю вас «мой мальчик?» Это просто глупая привычка, от которой я никак не избавлюсь. Каждый, у кого не растет длинная седая борода, для меня «мой мальчик».

Я сказал, что он может называть меня любым ласкательным именем, какое ему по вкусу. Я не разборчив.

Он ухмыльнулся.

– Кстати, – сказал он, – в телефонной книге Лос-Анджелеса целая куча частных детективов! Слава богу, только у одного фамилия Марлоу.

– А зачем вам понадобилось смотреть?

– Можете назвать это любопытством. К тому же Билл Чесс упомянул о какой-то «ищейке». Сами-то вы не пожелали толком представиться.

Я достал бумажник и показал ему свои документы.

– Гм, вы хорошо оснащены для своей работы, – сказал он удовлетворенно. – А ваше лицо выдает немногое. Я полагаю, у вас было намерение обыскать дом?

– Да.

– Я уж и сам здесь порылся. Отвез Билла и сразу вернулся. Я думаю, что не имею права разрешать вам устраивать здесь обыск. – Он почесал за ухом. – По правде сказать, будь я проклят, если знаю, имею право или нет. По чьему поручению вы работаете?

– По поручению Дерриса Кингсли. Я ищу его жену. Месяц назад она исчезла. Уехала отсюда. По-видимому, с мужчиной. Мужчина это отрицает. Я и поехал сюда, чтобы поискать какие-нибудь следы.

– Ну и нашли что-нибудь?

– Нет. Она почти наверняка направилась отсюда в Сан-Бернардино, а потом в Эль-Пасо. Там след теряется. Но я лишь сегодня приступил к поискам.

Паттон встал и открыл дверь дома. Ворвался острый запах еловой хвои.

Шериф сплюнул на траву, вернулся, уселся, снял свою фетровую шляпу и провел рукой по серо-пепельным волосам. Без шляпы его голова выглядела странно голой. Это бывает с головами, которые редко видишь без шляпы.

– А Билл Чесс вас не интересует?

– Нисколько.

– Я думаю, вы, парни, часто занимаетесь бракоразводными делами, – сказал он. – На мой вкус, малоприятная работа.

Я ничего не ответил.

– А Кингсли не мог обратиться за помощью в полицию?

– Нет, – ответил я. – Он слишком хорошо знает свою жену.

– Все, что вы говорите, не объясняет вашего желания обыскать этот дом,сказал он деловым тоном.

– К сожалению, я от природы любопытен, шериф.

– Да? – проворчал он. – Мне случалось слышать и более толковые ответы.

– Ну, ладно, скажем, у меня появился интерес к Биллу Чессу. Но лишь постольку, поскольку он попал в переделку. Мне его жаль, хотя я считаю, его заурядным подонком. Если он убил свою жену, то здесь должно найтись что-нибудь, подтверждающее такое обвинение. Если же он этого не сделал, то должно найтись что-либо, доказывающее его невиновность.

Шериф склонил голову набок, как прислушивающаяся птица.

– Ну, например, о каких вещах вы думаете?

– Одежда, украшения, предметы туалета – все, что женщина забирает с собой, если уходит, чтобы не вернуться.

Он откинулся в кресле.

– Но она не уходила, мой мальчик!

– Тогда все эти вещи должны быть здесь. А если все это здесь, то Билл заметил бы, что она это оставила. Тогда бы он знал, что она не ушла.

– Господи, это выглядит плохо для него в обоих случаях.

– Если он ее убил, – продолжал я, – то он должен был бы попытаться избавиться от вещей, которые женщина, уезжая, берет с собой!

– А как вы себе это представляете, мой мальчик? Как он должен был поступить? – Желтый свет лампы придавал его лицу бронзовый оттенок.

– Я заключил из слов Билла, что у его жены был собственный «форд». Все ее вещи он мог бы сжечь, а остатки закопать в лесу. Но машину не сожжешь и не закопаешь. Мог он на ней уехать?

Паттон посмотрел на меня удивленно.

– Конечно, – ответил он. – Правда, его правая нога не сгибается в колене, так что пользоваться ножным тормозом ему трудно, но есть ведь ручной тормоз!

Вся разница между обычной машиной и «фордом» Билла заключается в педали тормоза. У него она расположена слева рядом со сцеплением, так что он может их обе нажимать одной ногой.

Я стряхнул пепел с сигареты в маленькую синюю банку, которая, судя по этикетке, когда-то содержала фунт меда.

– В этом случае для него проблема заключалась в том, как избавиться от машины. Куда бы он ее ни отогнал, назад ему надо было возвращаться пешком, да так, чтобы его никто не видел. Если бы он ее просто бросил на дороге, ну, скажем, внизу в Сан-Бернардино, то ее бы быстро нашли и опознали. Этого он допустить не мог. Самое хитрое было бы сбыть ее скупщикам, из тех, которые разбирают машины на запчасти. Но где ему было искать такого скупщика?

Значит, остается шанс, что он спрятал автомобиль в лесу, причем недалеко отсюда – ведь возвращаться ему надо было пешком.

– Для человека, утверждающего, что он не заинтересован, вы весьма основательно все раскладываете по полочкам, – заметил Паттон сухо. – Так, машина спрятана в лесу. И дальше?

– Тогда он должен считаться с тем, что ее найдут. В здешних краях охотники и лесорубы время от времени обходят лес. И если машина будет найдена, то для Билла лучше, чтобы вещи его жены оказались в «форде». Это дало бы ему пути к отступлению – не блестящие, но все-таки возможные.

Скажем, на нее кто-то напал, убил и изобразил дело так, чтобы виновным оказался Билл. Во-вторых, можно было бы по-другому объяснить случившееся:

Мюриэль действительно совершила самоубийство, но обставила все таким образом, чтобы обвинение в убийстве пало на Билла. Так сказать, самоубийство с актом мести.

Паттон обдумывал мои слова спокойно и тщательно. Он снова подошел к двери и сплюнул, уселся и пригладил волосы. Он смотрел на меня с весьма скептической миной.

– Первое, возможно, именно так, как вы говорите, – согласился он. – Только я не знаю никого, кто мог бы такое совершить. Но при этом история с запиской все равно повисает в воздухе.

Я покачал головой.

– Вы же сами высказали подозрение, что Билл сохранил записку от прошлой ссоры. Скажем, она ушла – так, по крайней мере, он думал – и не оставила записки. Прошел месяц, он не слышит о ней ни слова, чувствует себя подавленным и неуверенным и достает старую записку, чтобы защититься на случай, если с ней что-то стряслось. Он ничего об этом не говорил, но мог иметь такое намерение.

Паттон покачал головой. Эта версия его явно не устраивала. Честно говоря, она и мне не очень нравилась.

– А что касается вашей второй гипотезы, то она просто абсурдна.

Покончить жизнь самоубийством и при этом подстроить так, чтобы другой был обвинен в убийстве – нет, это не вяжется с моим примитивным представлением о человеческой природе.

– Тогда ваши представления о человеческой природе действительно примитивны, – сказал я. – Потому что такие вещи уже случались. И всякий раз так поступала женщина.

– Ерунда, – сказал он, – мне пятьдесят семь лет, и я повидал всяких людей, в том числе всяких сумасшедших, но за эту теорию я и цента не дам.

Мне кажется более вероятным, что она написала записку и действительно собралась уехать, но он успел ее перехватить, пришел в ярость и убил. А потом ему пришлось проделать все эти трюки, о которых мы говорили.

– Я никогда ее не видел, – сказал я. – Так что я понятия не имею, как она могла действовать. Билл говорил, что встретил ее с год назад в одном баре в Риверсайде. Она могла до встречи с ним иметь весьма запутанное прошлое. Билл мне сказал, что она была очень темпераментна. Что она в сущности была за человек?

– Очень живая блондинка, привлекательная, если она приводила себя в порядок. Выйдя замуж за Билла, она, так сказать, опустилась ниже своего уровня. Ловкая женщина, ее лицо умело скрывать тайны. Кстати, Билл говорит, что она легко впадала в гнев. Мне этого наблюдать не пришлось. Наоборот, я не раз был свидетелем его собственных очень неприятных вспышек.

– Вы думаете, она выглядела похожей на фотографию девушки по имени Милдред Хэвиленд?

Он перестал жевать, и губы его сжались. Лишь некоторое время спустя его челюсти снова пришли в движение.

– Черт меня побери, – сказал он, – мне надо будет сегодня чертовски осторожно ложиться спать. Сначала посмотреть, нет ли вас под моей кроватью. Откуда у вас эта информация?

– Мне ее дала хорошенькая девушка – она назвалась Вирджи Кеппель. Брала у меня интервью – ведь она по совместительству журналистка. И сообщила мне, что фотографию показывал здесь полицейский из Лос-Анджелеса по имени Де Сото.

Паттон хлопнул себя по колену, плечи его обвисли.

– Да, я совершил ошибку, – сказал он рассудительно. – Одну их моих обычных ошибок. Этот невежа показывал фотографию всему городу, прежде чем прийти ко мне. Вот я и рассердился. Фото было похоже на Мюриэль, но не настолько, чтобы быть уверенным. Де Сото сказал, что он полицейский. Я ответил, что работаю в этой же лавочке, только сохранил свою сельскую невинность. Он объяснил, что получил задание установить, где находится эта дама, – больше ему ничего не известно. Может быть, с его стороны было ошибкой разговаривать со мной так пренебрежительно. А я, со своей стороны, был не прав, когда сказал ему, что не знаю никого, похожего на его маленькую карточку.

Великан неуверенно улыбался, глядя в потолок, потом опустил глаза и твердо посмотрел на меня.

– Я надеюсь, вы оцените мое доверие, мистер Марлоу? А ваши выводы абсолютно точны. Вам не приходилось бывать на озере Бобра?

– Никогда о нем не слышал.

– Приблизительно в миле отсюда, – он показал большим пальцем через плечо, – есть узкая дорога, которая сворачивает на запад. Там сквозь деревья еле-еле протиснешься. Она поднимается примерно на пятьсот футов за милю и выходит к озеру Бобра. Чудное по красоте место. Иногда туда отправляются люди на пикник, впрочем, не очень часто. Слишком дорого это обходится для покрышек. Там вблизи два-три маленьких озерка, заросших тростником. А в теневых местах еще до сих пор лежит снег. Есть там несколько простых хижин, которые год от года все больше заваливаются, и еще большой заброшенный барак, построенный десять лет назад университетом Монклер для летнего студенческого лагеря. Он стоит в стороне от дороги, в густом кустарнике.

Сзади к нему пристроена прачечная со старым ржавым котлом. И еще там есть дровяной сарай с дверью, которая открывается вбок, на роликах. Сперва он предназначался для гаража, но потом его использовали для хранения дров.

Обычно его запирают. Наколотые дрова – единственное, что у нас воруют. Но одно дело – взять дрова из открытого штабеля, а другое – ломать из-за этого замок. Я думаю, вы уже догадались, что я нашел в этом сарае.

– Я полагал, что вы отправились вниз, в Сан-Бернардино?

– А я передумал. Решил, что будет не правильно везти Билла вниз в одной машине с телом его жены. Поэтому я отправил труп в санитарной машине, а Билл поехал с Энди. Тогда я и подумал, что неплохо было бы сначала немного осмотреться, прежде чем передавать дело следственному судье.

– Значит, в сарае была машина Мюриэль?

– Да. И в машине лежали два незапертых чемодана. Битком набитые платьями, причем набитые в спешке. Сплошь женские платья. И что главное, мой мальчик: это место не мог знать никто чужой!

Я согласился с ним. Шериф засунул руку в карман своей видавшей виды кожаной куртки и достал маленький пакетик, завернутый в папиросную бумагу.