Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дикая полынь

ModernLib.Net / История / Цезарь Солодарь / Дикая полынь - Чтение (стр. 6)
Автор: Цезарь Солодарь
Жанр: История

 

 


      Как выразился докладчик на собрании молодежной организации "Егуд габоним" в Антверпене, "если евреи будут оплакивать чужие болячки, им придется остаться при своих собственных". В Роттердаме сионистский агитатор Фальцман, ходивший по домам с подписным листом на пожертвования в пользу новых израильских военизированных поселений, попутно убеждал: "Настоящий друг Израиля не станет размениваться на мысля о таких несчастьях в мире, от которых еврейскому государству ни тепло, ни холодно".
      Резкий нагоняй получили и шестнадцать эмигрировавших из Латинской Америки во Францию еврейских семей. Они, видите ли, посмели опубликовать протест против зверств клики Пиночета. Сионисты назвали их поведение политической тупостью. А из Израиля на страницах сионистских газет пришло такое наставление: "Проникнуться болью надо только за свой народ! Лучше бы вы пришли в израильское посольство в Париже и предложили свою кровь для наших воинов, чем плакать о чилийцах!"
      Проповедников таких дикарских взглядов имел в виду Константин Симонов, когда в стихах о мужественном сопротивлении вьетнамского народа американским агрессорам писал:
      Чужого горя не бывает.
      Кто это подтвердить боится,
      Наверно, или убивает,
      Или готовится в убийцы.
      Да, или убивает, как летчики, сбрасывавшие на ливанскую землю взрывные устройства в ярком облачении детских игрушек, или готовится в убийцы, как участники карательной операции "Литани", которых бывший начальник израильского генерального штаба Мордехай Гур напутствовал: "Не нужно быть вегетарианцем. Нам не нужны пленные..."
      Для таких фанатиков горе бывает и чужим. Особенно если это горе "неполноценной" расы. И международный сионизм глух к стонам ливанских женщин и детей, чьи страдания стали во сто крат горше после того, как американские морские пехотинцы, реализуя сговор США с Израилем о "стратегическом сотрудничестве", начали вкупе с израильской солдатней творить геноцид на земле Ливана. Под прикрытием разрушительного огня морской артиллерии США оккупанты совершили в древнем Баалбеке, Сайде и Тире преступления, равные по жестокости тому, что творилось в Сабре и Шатиле, в сионистском Бухенвальде - концлагере Ансар. И сионистские фанатики только злобно радовались, когда линкор-убийца "Нью Джерси" (это прозвище он по заслугам получил в пору американских зверств во Вьетнаме) обрушивал огонь мощного калибра на ливанские школы, больницы, мечети.
      Израильская и американская военщина понимают друг дружку.
      "СПРОСИТЕ РАНЬШЕ - СКОЛЬКИХ МЫ СПАСЛИ!"
      С присущим ему клеветническим толкованием отметил международный сионизм 40-летие Победы над гитлеровским фашизмом. Многочисленные "исторические изыскания" были направлены на то, чтобы по указке организаторов антисоветского "крестового похода" принизить роль и значение советского народа и его Вооруженных Сил в разгроме фашизма. И уж совершенно отрицают сионисты освободительную миссию советских войск, спасших от неминуемой гибели десятки тысяч узников фашизма в лагерях смерти и гетто.
      Мне уже довелось рассказывать читателям, что сами сионисты ничего не предпринимали для спасения еврейских узников фашизма. Наоборот, повторю, они намеренно срывали попытки отдельных смельчаков помочь заточенным в гетто евреям бежать оттуда.
      Расскажу вкратце, как сионисты осенью 1944 года предательски погубили двадцатитрехлетнюю Анику, дочь венгерского писателя Бэла Сенеша. Будучи в эмиграции, Аника по поручению коммунистов сумела сплотить группу еврейских молодых людей в боевой отряд парашютистов. Отважным парашютистам, вылетевшим из Югославии, удалось приземлиться на оккупированной гитлеровцами венгерской земле. Гестаповцы и хортисты не сумели обнаружить смельчаков. Но свое черное дело поспешил сделать сионистский "комитет спасения" во главе с нацистским наймитом Кастнером. Он выдал карателям всех, кто прилетел на помощь узникам будапештского гетто. Анику Сенеш гитлеровские дружки Кастнера мучительно пытали и расстреляли.
      После разоблачения преступных связей кастнеровцев с нацистскими оккупантами сионистская пропаганда поспешила состряпать легенду о "фанатичной сионистке" Ханне Сенеш, хотя в Венгрии появились новые доказательства того, как сионисты во главе с Кастнером предали отважную девушку гестаповским карателям.
      То, что сионисты сделали с Аникой Сенеш и ее друзьями, далеко не случайность. Сионизм сознательно предал забвению заточенных в лагерях и гетто евреев. Почему? Потому что понимал: истощенные, больные, изможденные узники "не товар" для Палестины, там они не в состоянии взять на себя обязанности волевых колонизаторов и жестоких угнетателей арабского населения.
      "Хочу, чтобы убили миллион польских евреев", - писал в своем дневнике Аба Ахимеир, ближайший помощник Арлосорова, крупного сионистского лидера. Ахимеир хладнокровно рассчитал, что истребление миллиона польских евреев заставит оставшихся в живых переехать в Палестину.
      Когда гитлеровцы оккупировали Польшу и Литву, им стали пособлять предатели сионистской закваски. Откровенно сотрудничать с оккупантами в Варшаве начал руководитель сионистских групп так называемого "правого" направления Авраам Гайнцвах. В Вильно по его примеру пошел сионист из крыла "левых" Яков Генс, начальник еврейской полиции гетто. Стоило оккупантам узнать о существовании в гетто движения Сопротивления во главе с коммунистами, как Гене по их приказу заманил коммуниста Ицика Виттенберга к себе в кабинет и выдал его гестаповцам.
      И это делалось, несмотря на то, что, по признанию сионистского историка Исайи Транка, в восточных районах оккупированных стран географическая близость гетто к партизанским базам обеспечивала возможность спасения многих заточенных там евреев.
      В 1942 году Советское правительство трижды довело до сведения мировой общественности чудовищные факты зверств фашистских оккупантов, в частности, официально сообщило о геноциде в отношении еврейского населения. 19 декабря был опубликован подкрепленный большим фактическим материалом советский документ "Осуществление гитлеровскими властями плана истребления еврейского населения Европы".
      А сионисты, верные своим фанатичным стремлениям захватить и колонизировать Палестину, продолжали вопить о равнодушии к судьбе евреев со стороны "всех остальных народов". Сионистская пропаганда упорно подчеркивала "преувеличенность" советских сообщений о гитлеровском геноциде в отношении евреев. Дав Жозеф, руководитель политического департамента головной организации международного сионизма, выступающей под "беспартийным" псевдонимом "Еврейского агентства", цинично оправдывал сокрытие от человечества истинных масштабов гитлеровских зверств: "Если мы объявим, что нацисты убили миллионы евреев, нас с полным основанием спросят, где же тогда те миллионы евреев, для которых, по нашему утверждению, нам после окончания войны понадобится обеспечить национальный очаг на земле Израилевой".
      А советские воины-интернационалисты, воины-освободители, продвигаясь с боями на запад, продолжали, не щадя жизни, освобождать узников гитлеровских застенков.
      Я уже рассказывал, как советские воины предприняли смелые, стремительные рывки для спасения почти ста тысяч венгерских евреев. В истории второй мировой войны это далеко не единичный факт.
      Дважды Герой Советского Союза, генерал-полковник Д.А. Драгунский вспоминал на пресс-конференции возглавляемого им Антисионистского комитета советской общественности:
      "Наша 55-я гвардейская танковая бригада на всем боевом пути освобождала города, села, концентрационные лагеря, в которых томились жертвы фашизма: русские, поляки, чехи, французы, евреи, англичане, американцы и другие.
      При освобождении танкисты обнимали узников, плакали вместе с ними - это были слезы радости и боли за своих родных и близких, погибших в немецких лагерях смерти. Им отдавали хлеб, сахар, делились всем тем, что имели.
      В лесах между Болеславцем и Любанью на территории Польши в подвале огромного сарая мои разведчики обнаружили обросших, полуживых людей - это были польские евреи, чудом спасшиеся от фашистской расправы. Танкисты раскрыли подземелье, вытащили 250 голодных, истощенных, полуживых людей. Там же были и десятки разложившихся уже трупов.
      Две недели мы держали спасенных в своем медицинском подразделении, им была оказана немедленная медицинская помощь. Медики, повара, солдаты не отходили от них и поставили их на ноги. Потом все были отправлены в освобожденные города.
      И таких примеров было очень много и на территории Белоруссии, Украины и Польши, когда советские войска освобождали узников фашистских концлагерей всех национальностей, в том числе евреев".
      В необычайно впечатляющей документальной книге "Низвержение в ад" известный французский писатель Владимир Познер устами самих спасенных рассказывает о спасении советскими воинами большой группы узников Освенцима.
      Я же хочу ознакомить читателя с несколько сокращенной записью рассказа полковника в отставке Григория Давыдовича Елисаветского. Он командовал полком, принесшим освобождение еще живым (вернее сказать, полуживым) заключенным этого ада из адов, созданных гитлеровским карательным механизмом:
      "Наша 60-я армия спешила овладеть районом Освенцима. Промедление могло привести к увеличению жертв среди узников. К тому времени мы уже многое знали о трагизме положения узников гитлеровских концлагерей. Но то, что мы увидели, услышали из уст чудом оставшихся в живых узников, превзошло границы всего возможного, доступного пониманию.
      Суббота, 27 января 1945 года - день, когда войска 60-й армии под командованием генерал-полковника (ныне генерала армии) П.А. Курочкина сломали сопротивление противника и овладели гитлеровским комбинатом смерти. Часть, которой командовал я, освобождала лагерь Биркенау (Бжезинка), в котором были расположены газовые камеры и печи крематория. Там оказалось несколько бараков, наполненных евреями, предназначенными к уничтожению.
      Бараков около пятисот. Они - словно зрительное воплощение дьявольского фашистского плана истребления целых народов. Обходим территорию опустошенного лагеря. Всюду запорошенные снегом трупы: женщины, дети, старики, застреленные в упор. А вот ужасная картина: мертвая женщина с прижатым к груди младенцем. Поспешно отступая, буквально перед нашим приходом фашисты угнали около 80 тысяч узников, видимо, рассчитывая еще использовать их рабский труд. Отстающих расстреливали в упор, чтобы не оставлять свидетелей зверств. Несчастную женщину с ребенком тоже настигла автоматная очередь гитлеровского выродка. Часть угнанных узников наша армия догнала. Конвой перебили. Многих узников спасли.
      В одном бараке мы увидели: в сумраке на трехярусных нарах, как в складе на стеллажах, лежали полуживые изможденные люди, смотревшие на нас с испугом. Это были евреи из ряда стран, до травмированного сознания которых мы пытались довести, что они уже свободны, что им нечего бояться. Удалось это сделать только тогда, когда я заговорил с ними на идиш: "Я советский офицер, мы пришли вас освободить".
      В бараках мы нашли несколько тысяч до крайности истощенных дистрофией, искалеченных физически и морально людей. Они находились на грани жизни и смерти. Их надо было срочно спасать. Мчусь с докладом к командующему армией. Генерал Павел Алексеевич Курочкин выделил в мое распоряжение два госпиталя..."
      Вынужден прервать Григория Давыдовича и дать существенную справку: генерал Курочкин счел возможным выделить два госпиталя для лечения освенцимских узников в тот самый момент, когда его войска вели решающие бои за овладение обреченным нацистами на разрушение Краковом.
      "Передать невозможно, что делали наши люди, врачи, медсестры, офицеры, солдаты, - продолжает Г.Д. Елисаветский. - Они не ели, не спали, отхаживали людей, боролись за каждую жизнь. К сожалению, многие уже были обречены. Не удалось спасти и норвежского паренька лет девятнадцати, которого принесли в госпиталь всего в глубоких ранах. Из многих тысяч "подопытных" он остался в живых. Его прятали узники. Не могу забыть его грустных глаз. Как молил он о спасении!
      Исполинскими усилиями наших медиков удалось вырвать у смерти 2819 человек. Это был воистину подвиг.
      И вот, после виденного мною и пережитого, я узнаю о различного рода насквозь лживых, клеветнических публикациях, оскорбляющих священную память советских воинов, отдавших жизнь за избавление народов Европы от коричневой чумы. Я вправе заявить во всеуслышание, что советские офицеры и солдаты сделали все возможное и даже сверхвозможное для освобождения, а потом и возвращения к жизни узников концлагерей, в частности, Освенцима!".
      Особенно азартно муссируют сионистские пропагандисты версии о равнодушии Советской Армии к судьбе населения, загнанного в фашистские гетто. А ведь среди этих, с позволения сказать, пропагандистов можно встретить и таких, кого спасли советские воины, освобождая оккупированные территории нашей страны, Польши, Германии, Венгрии, Чехословакии.
      Для наших воинов, воспитанных в духе социалистического интернационализма, чужого горя, повторяю, не бывает. Не щадя крови и жизни, шли они с освободительными боями вперед, освобождая порабощенных нацизмом людей любой национальности. И зачастую только после тяжелого боя узнавали национальность спасенных ими людей. А иногда, так и не успев узнать, шли дальше на запад. Шли на штурм других фашистских застенков.
      Через несколько часов после капитуляции Берлина записал я рассказ старшего сержанта Н. Пескова, командира комсомольской штурмовой группы, шедшей на захват дворца кайзера Вильгельма на Шлоссплац. Рассказав мне, как младший сержант Алексеенко, не добравшись еще до крыши кайзеровского дворца, укрепил "для поднятия боевого духа" красный флаг в окне второго этажа, Песков воскликнул:
      - А ведь Алексеенко и на освобождение пленных первым ринулся.
      - Каких пленных?
      - Вернее, не пленных, а каторжников, В глубоких подвалах почти без воздуха гитлеровцы заставляли их по двадцать часов в сутки делать какие-то части для минометов. Обнаружили мы эту каторгу по дороге к кайзеровскому дворцу. С разрешения комбата задержались там на двадцать пять минут. Охрана-то была сверху, с ней мы быстро покончили. А когда ворвались в подвал, каторжники сразу даже не поверили, что они свободны.
      - Какой они были национальности?
      - Извините, - смущенно ответил старший сержант, - не успели расспросить. Надо было дальше спешить. Рядовой Вахолдин, он у нас в роте первый весельчак, дает голову на отрез, что разобрал несколько французских слов молодой, но совершенно седой женщины. А санитарка Дуся Цивирко - она сразу принялась за свое медицинское дело - сумела кое-как поговорить со словаком. Но каких именно национальностей людей мы освободили, точно сказать не могу. Знаю одно: спасли семьдесят шесть узников фашизма. И пошли на штурм кайзеровского дворца!
      Старший сержант Песков и его боевые товарищи из комсомольской штурмовой группы, подобно десяткам тысяч советских воинов-освободителей, имеют право с гордостью сказать словами поэта-фронтовика: "Не спрашивайте - скольких мы убили, спросите раньшескольких мы спасли!.."
      ЖЕРТВЫ МАРШЕВЫХ ПРОГУЛОК
      Послушная своим вашингтонским хозяевам, сионистская пропаганда, конечно, хранит гордое молчание о том, как во время второй мировой войны непрестанные отсрочки начала военных действий на втором фронте стоили жизни многим и многим тысячам заключенных фашистских лагерей. Даже вступив уже на германскую территорию, войска второго фронта не прибегали к стремительным броскам, к непосредственному соприкосновению с противником, к быстрому продвижению вперед. Хотя сопротивление фашистов, сосредоточивших основные силы на восточном фронте, было не столь уж сильным. А порой союзные войска продвигались вперед просто по следам отступавших без боя фашистских войсковых частей. Это позволяло гитлеровцам в последний час перед отступлением уничтожать узников лагерей смерти и их многочисленных филиалов.
      Точно помню день, когда я впервые услышал об этом: 6 мая 1945 года в городке Клейтце по ту сторону Эльбы. Вместе с фронтовыми корреспондентами Борисом Горбатовым, Всеволодом Ивановым, Александром Веком, Леонидом Кудреватых, Мартыном Мержановым мне довелось стать свидетелем встречи американских офицеров с группой наших офицеров во главе с генералом М. Сиязовым.
      На том берегу нас встретили автомобили с американскими провожатыми. Горбатова и нас с Мержановым усадил в свою машину щеголеватый адъютант командира танковой части. Отрекомендовался актером одного из американских мюзик-холлов. Сравнительно сносно говоря по-русски, адъютант на ходу стал засыпать нас всякими "подковыристыми" вопросами. Разглядев по звездочкам на погонах в Горбатове старшего по воинскому званию, питомец мюзик-холла стал обращаться преимущественно к нему. Горбатов слушал американца сдержанно, не поворачивая к нему головы и подчеркнуто коротко отвечал. Обнаглевший хлыщ не без насмешки спросил:
      - Вы не находите, что несколько поздновато взяли Берлин? Уже две недели мы с нетерпением ждем вас у этой унылой речушки Эльбы. Мы рассчитали, что вы возьмете Берлин раньше. Нехорошо так испытывать терпение союзников, нехорошо. Ведь мы...
      - Не смейте так "шутить"! - оборвал вскипевший Горбатов распоясавшегося актеришку. - "Рассчитали"! А вы не рассчитали, какая разница между кровопролитными боями и маршевой прогулкой?! Поглядели бы на наши танки после сражений с фашистами! А ваши вот стоят без единой вмятины, даже без царапин. Такое впечатление, что вы с них не снимали чехлов...
      Нарядный адъютант покраснел и больше с вопросами к Горбатову не обращался. И только уже за обедом он тихонько сказал мне на идиш:
      - Я не сержусь на вашего подполковника за то, что он выругал меня. Между нами говоря, мы иногда ползли как улитки. Иногда чересчур долго отдыхали, - покажите мне человека, который отказался бы от хорошего отдыха. А в это время наци иногда устраивали погромы в лагерях и успевали-таки скрыть следы казней.
      Так я впервые услышал о жертвах маршевых прогулок.
      Прошло двадцать семь лет. Олимпиада в Мюнхене. Первое воскресенье сентября. Близ Мюнхена, в Дахау, где в марте 1933 года фашисты начали массовые расправы в своем первом концентрационном лагере, проходит интернациональный антифашистский митинг олимпийской молодежи. До сих пор не могу без волнения вспоминать об этом митинге, который в тесном "единстве" пытались сорвать западногерманские неонацисты, бандеровское отребье и молодые сионисты.
      Молодой норвежский спортсмен, приехавший на Олимпиаду туристом, сдерживая слезы, рассказывает журналистам:
      - Если бы американские генералы поставили перед своими войсками задачу - захватить Дахау штурмом, мой отец, возможно, остался бы в живых. Я теперь точно знаю: отца вместе с шестью норвежцами убили за сорок шесть часов до прихода американцев.
      Наконец 1981 год. Западный Берлин. Еврейская чета (жену, по моим записям, зовут Песей) делится со мной тем, что много лет гложет им душу:
      - Четверо наших родных погибли в лагере Флоссенбюрг в Баварии, недалеко от границы с Чехословакией. Мы, правда, точно не знаем, в каком филиале их убили. Ведь флоссенбюргский лагерь имел семьдесят филиалов и внешних рабочих команд; даже еще больше! Потом нам рассказывали местные жители из немцев, что американцы сильно запоздали с захватом Флоссенбюрга. Еще девятнадцатого апреля фашисты начали эвакуацию. Но американские военные пришли только двадцать третьего. Кто знает, сколько людей было уничтожено за эти четыре дня. Может быть, среди них были и наши родные с двумя маленькими дочками...
      Вспоминаю эти три мимолетных, но столь памятных эпизода - и еще чудовищней представляются мне попытки американских "крестоносцев" и их сионистских прихвостней принизить, умалить роль Вооруженных Сил Советского Союза в разгроме вермахта третьего рейха в целом и в освобождении узников гитлеризма, в частности.
      Б Ы В Ш И Е
      БЕЖЕНЦЫ
      К платформе Западного вокзала Вены подошел поезд. Как всегда, люди заторопились из вагона, но эти шестеро вышли, вернее, выпрыгнули на перрон первыми.
      Никто их не встречал.
      В их глазах нетрудно было прочитать смутную радость людей, еще не совсем верящих, что они избавились от чего-то гнетущего, страшного. Где я видел людей с такими глазами?
      Не весной ли сорок пятого на подступах к осажденному Берлину? Навстречу нашим стремительно наступающим колоннам брели только что освобожденные советскими воинами узники гитлеровских застенков - югославы, датчане, голландцы. Их глаза светились радостной надеждой: предстояла скорая встреча с родиной!
      Но такой уверенности не было, да и не могло быть у людей, которых я увидел в тот вечер на перроне венского вокзала. Они знали только одно: никакая сила не сможет вернуть их в Израиль, откуда они бежали кружным путем, прибегнув к многочисленным ухищрениям. Страшная сионистская действительность позади. А что впереди? Примет ли их Родина, которую они, по их словам, так необдуманно покинули?
      Нет, не покинули. Предали, ибо я веду речь о тех, кто лживо придумал "воссоединение семей" и прочие высокие мотивы.
      Только сейчас, с роковым опозданием механик Лазарь Чудновский и бухгалтер Ева Шварцман, уроженцы города моей юности - Киева, начали осознавать, что, отказавшись ради выезда в Израиль от советского гражданства, они предали Советскую Родину.
      Свою первую ночь в Вене они с семьями провели на вокзале. С опаской поглядывали на расхаживавшего по залу полицейского. Однако не он потревожил их.
      Приметили беженцев два агента "Сохнута" - местного филиала сионистского агентства, официально ведающего лишь иммиграционными делами. На самом деле сотрудники этого агентства не выпускают из поля зрения ни одного еврея, попавшего на австрийскую землю. Теперь они не были столь показательно улыбчивы и предупредительны, как полгода тому назад, когда здесь же, в Вене, встречали этих бывших киевлян, направлявшихся на "землю обетованную". Сейчас сохнутовцы хмуро и угрожающе увещевали Лазаря Львовича:
      - Не подавайте прошения о возвращении вам советского подданства. В Вене богатая сионистская община, она подыщет вам жилье и работу. Вам надо прийти в себя. Наверное, вы еще одумаетесь и вернетесь в Израиль. Если же, не дай бог, не захотите, то разве мало на свете стран? Вам помогут перебраться в Австралию, в Канаду, в Новую Зеландию. А может быть, вам привалит счастье, и вы попадете в Америку. Только не ссорьтесь с нами и не ходите в советское консульство!
      Но именно в консульском отделе нашего посольства я наутро снова видел Чудновских и Шварцманов. Чтобы быть первыми в очереди на прием, они пришли к дверям консульства еще на рассвете.
      - А где же багаж? - поинтересовался я.
      - При нас. Чемоданы, с которыми мы прибыли на тель-авивский аэродром Лод, растаяли. Пришлось все привезенное из Киева распродать, иначе мы никогда в жизни не расплатились бы с долгами. Ох как много всяческих долгов было записано у каждого из нас в голубой книжечке "теудат оле"!..
      Я уже знал, что этот "документ" сразу же под расписку получает на руки каждый оле и каждая ола - так в Израиле именуют новоприбывших мужчин и женщин. И с этой минуты начинается их закрепощение, продуманное и жестокое.
      За несколько недель я повстречал более ста бывших советских граждан, которые, подобно Чудновским и Шварцманам, недолго пробыв в Израиле, бежали оттуда.
      Беженец - горькое слово. Беженцы - это те, кто стремится убежать от тяжкой, неотвратимой беды. От вражеского военного нашествия. От разрушительного стихийного бедствия. От безжалостной, страшной эпидемии.
      Люди, встреченные мною, тоже бежали от неотвратимой беды. От пропитанного духом наживы и агрессии злобного сионизма. От прикрытого религиозной завесой оголтелого шовинизма. От душевной черствости и нечеловеческого равнодушия, свойственных обществу, где человек человеку волк.
      Они бежали с чужбины. Да, горькой чужбиной оказалось для них израильское государство, где им сулили новую родину.
      Сейчас эти люди плачут. Сейчас они заверяют, что готовы любой ценой искупить свой отказ от советского гражданства, что согласны жить в любом уголке Советской страны, что беспокоятся не за себя, а за будущее своих детей. От многих приходится слышать:
      - О себе я уже не думаю. Мне бы только вернуть ребенка в нормальную обстановку. Разве я могу примириться с тем, что мой ребенок обязан из-под палки изучать талмуд! Что в единственный выходной день субботу я не могу вывезти его поближе к зелени, ведь раввинат запретил работу общественного транспорта в субботние дни! Что мальчика через несколько лет призовут в армию агрессора!
      Те, от кого я слышал такие возгласы, умалчивали о самом существенном. Они не рассказывали мне, как дети уже не раз спрашивали их:
      - Зачем ты, отец, искалечил мне жизнь? 3ачем ты увез меня с Родины, где я должен был стать настоящим человеком, на постылую чужбину, где мне все ненавистно!
      А ведь дословно так написал тринадцатилетний Сема Лушнер своему отцу, когда ночью пытался из Ашкелона удрать на Кипр, а оттуда на советском судне вернуться в Одессу, которой он грезит во сне и наяву. Дети осуждают родителей...
      ТВОРЦЫ СОБСТВЕННОГО НЕСЧАСТЬЯ
      - О чем же вы думали, покидая родную страну?
      ...Разные ответы на свой вопрос услышал я.
      Одни ссылались на психоз, даже на своего рода заразную лихорадку.
      - "Израиль, Израиль, Израиль", - только и твердили нам добровольные советчики, - объясняет свой отъезд Клара Розенталь, фельдшер из молдавского города Бельцы. - Из Израиля приходили письма о "голубой жизни" на "священной земле предков". Одну из истинных причин происхождения этих писем я поняла слишком поздно, хотя и в первые же часы пребывания на израильской земле. Я встретила известную Бельцам учительницу музыки Марию Лазаревну Вайсман. Едва узнала ее - так за короткий срок постарела и опустилась она. Оказывается, музыкальные школы есть только в столице и Марии Лазаревне приходится в Израиле перебиваться частными уроками. От случая к случаю. Каждый такой урок доводит ее до слез. Родители учеников считают себя вправе бестактно давать преподавательнице указания, по часам контролируют время ее прихода и ухода. "Зачем же вы, Мария Лазаревна, - спросила я ее, писали в Бельцы, что живете в Израиле превосходно? Ведь ваши письма ходили по рукам и губили людей!" Учительница побледнела и схватилась за сердце: "Мне было стыдно перед своими земляками. Помните, в Бельцах я была человеком, я ходила с поднятой головой. И ученики и родители приветливо улыбались мне. В Израиле я стала ничтожеством. Никому я здесь не нужна. Я опустилась. Я в полной мере ощутила комплекс неполноценности - тот самый, который на советской земле представлялся мне невозможным, придуманным. И мне было стыдно признаться в этом..."
      Другие, отвечая на мой вопрос, объясняли свою роковую ошибку стадным чувством.
      Двадцативосьмилетний Абрам Питилашвили, ранее работавший в Тбилиси радиотехником, так и сказал мне: "Видели, как иногда в горах бегут бараны? Один за другим спешат, один за другим пробираются в ущелье, один за другим валятся в пропасть. Нас молодых, погубили старики. Письма из Израиля разворошили в них националистические и религиозные чувства. Но перекладывать свою вину на стариков тоже несправедливо: тем и в голову не могло прийти, что эти письма - подложные, написаны под диктовку, что большинство их-заурядные фальшивки".
      Были, впрочем, и письма отнюдь не восторженные. Но попробуй разберись, каким верить, а каким не верить! Ведь многим не верили. Но каким?
      Уехавшая из Латвии Рива Москович, пробыв в Израиле несколько месяцев, пишет сыну, что не надо ему приезжать к ней, что здесь он жить не сможет. Но сын уже до предела напичкан сионистскими посулами. И смысл его ответного письма таков: мать, которая хулит "священную землю отцов", мне не нужна! И он уезжает в Израиль. Но матери там не застает: ей удалось бежать.
      Лейзер Шайкевич получает от жившего в Израиле брата письмо. Брат недвусмысленно советует оставаться в родной ему Буковине. Но "дальновидного" Лейзера на мякине не проведешь. Он так комментирует письмо соседям: "Брат всегда хитрил со мной. Я понимаю, ему там хорошо, и он не хочет, чтобы и мне было хорошо. Дураков нет - я таки поеду!"
      Третьи не отвечают на мой вопрос, они просто не решаются сказать, о чем думали, отказываясь от советского гражданства. Ведь, уезжая из Советского Союза, они откровенно разглагольствовали об ожидающих их в Израиле меде и млеке. И с большим опозданием Моисей Матусович Гитберг, инженер-металлург, оставивший в Днепропетровске жену и пятнадцатилетнего сына, понял теперь: "Один известный западный юрист сравнивал посылку враждебной информации на территорию иностранного государства с посылкой артиллерийского снаряда. Какая правда в этих словах!"[Гитберг, очевидно, имеет в виду высказывание видного американского юриста-международника С. Биро, сделанное еще в 1945 году.]
      Многие очень поздно постигли эту правду. Механик Абрам Гиршович Гец, бывший рижанин, сейчас сокрушенно восклицает:
      - Будь проклят этот "Голос Израиля" и другие брехливые радиоголоса! Сколько несчастья приносят они людям!
      Но тут же грустно добавляет:
      - Конечно, чужие голоса - поганые голоса, однако надо иметь свою голову на плечах. А я на какой-то момент потерял ее...
      Итак, о чем же все-таки думали эти люди, покидая родную страну?
      Из ответов на этот простой вопрос мне запомнились слова одесского обувщика Рувима Львовича Блувштейна, бежавшего из Израиля с восемнадцатилетним сыном, которого собирались призвать в израильскую армию:
      - О чем я думал, покидая Одессу? На свое горе, я тогда не думал. Думать я начал поздно, только в Израиле, когда моему сыну объявили: ты будущий солдат нашей армии и обязан воспитать в себе ненависть к арабам. И я впервые с ужасом подумал: что я наделал, куда я привез своего сына!
      Рассуждения о "второй родине", на которые так щедра сионистская пропаганда, напомнили мне слова Льва Абрамовича Кассиля, замечательного писателя и советского патриота:

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38