Шкатулка хитросплетений (Хроники Заземелья - 4)

      - Да, теперь я помню! - прорычал Страбон, который, несмотря на то что он теперь знал, кто он, все равно не походил на дракона. - Я помню человека и его Шкатулку и как волшебство заманило нас, словно рыбу в сеть! Какая мощь! Но зачем это сделано? Посмотри на меня! Как меня можно было настолько изменить?
      Бен опустился перед ним на колени. Поляна затихла и затаилась. Казалось, их мир остановился и замер.
      - Мы находимся в волшебных туманах, - тихо сказал он. - Подумай о том, какими мы кажемся. Мы стали такими, какими больше всего боялись стать. Ты чудовище, презираемое и ненавидимое, изгнанник, на которого никто не хочет смотреть. Тебя все преследуют, обвиняя во всем, что не находит иного объяснения. И ты не можешь летать, правда? Твои крылья у тебя отняты. Разве тебя не страшила перспектива оказаться прикованным к земле? Полет всегда давал тебе возможность побега, как бы ужасно все ни оборачивалось. А здесь у тебя обманом отнято даже это. - Он помолчал. - Посмотри на меня. Я то, чем больше всего боялся стать. Я защитник короля, его избранный разрушитель, убийца его врагов, безымянный и лишенный всего, кроме боевых навыков и желания ими пользоваться. Даже мои доспехи превратились в оружие, в чудовищное явление, называемое Маревом, которое уничтожает всех врагов, угрожающих мне. Я больше всего на свете боюсь убийств, но для меня они стали реальностью.
      Он замолчал, не желая добавить что-то еще. Они не знали, что он сейчас это Паладин. Им было известно только, что Паладин служит королю. Он не скажет им всего.
      - Ночная Мгла, - мягко сказал Бен, снова поворачиваясь к даме. Она сжалась, как загнанный в тупик зверек. - Чего ты боишься больше всего? Что тебя пугает? Конечно, потеря волшебства. Ты это говорила. Но есть и еще что-то...
      - Молчи! - крикнула она.
      - Человечность, - бросил Страбон. - Она теряет силу, когда признает, что она человек. Ее чувства делают ее слабой, они крадут у нее власть. Она не может позволить себе чувствовать. Она не смеет быть нежной и мягкой, дарить любовь...
      Ночная Мгла кинулась на него, царапая ногтями морду дракона, но Бен оттолкнул ее, повалил на землю и прижал, пока она плевалась и вопила как безумная. Ночная Мгла изменилась во многих отношениях, думал он, удерживая ее. Бен никогда не сумел бы этого сделать в Заземелье: там Ночная Мгла была в десять раз сильнее его. Да, она действительно потеряла свою силу.
      Наконец она затихла и отвернулась. По ее бледному лицу струились слезы.
      - Я вечно буду тебя ненавидеть, - чуть слышно прошептала она. - За то, что ты со мной сделал, за то, что ты заставил меня чувствовать... И все это была ложь, чудовищный обман! Что я могла быть к тебе неравнодушна, могла полюбить тебя, могла сблизиться с тобой, как женщина сближается с мужчиной... Как я могла быть так глупа? Я вечно буду ненавидеть тебя, Холидей! Я никогда об этом не забуду.
      Бен поднялся и оставил ее лежать на земле. Она так и не повернулась к нему. Он не мог бы сказать ничего, что помогло бы ей. То, что она вынуждена была что-то почувствовать по отношению к Бену, было непростительно, как и то, что она ошибочно могла считать его своим возлюбленным. Не важно, что она чувствовала прежде. Пропасть, которая между ними разверзлась, никогда не исчезнет.
      - Лабиринт - это часть волшебных туманов. - Он поправил свой плащ, сбившийся во время борьбы с Ночною Мглой. - Во сне меня позвала Ивица. Она вызвала меня из другой области туманов. Когда я к ней пришел, я ощутил, что то место, где находилась она, и то, где был я, соединены. Я вспомнил, как волшебные туманы действуют на людей и на тех, кто ушел из их мира. Они используют против нас страх, меняя нашу сущность, полоняя нас, создавая такие видения, которые сводят нас с ума. Там, где нет иной реальности, кроме той, которую мы создаем сами, воображение ведет игру с нашими чувствами. Особенно со страхом. Когда это происходит, мы гибнем. Мы не можем управлять этим волшебством так, как это делает народ эльфов. Когда-то они мне об этом рассказали. Они предостерегали меня против такого страха. - Он сделал глубокий вдох. - То, куда мы попадали во время наших скитаний, то, что мы делали, кого встречали, - это все ненастоящее. Или ненастоящее за пределами лабиринта. Понимаете? Мы это все придумали, с начала до конца! Вместе или порознь, уж не знаю. Горожане, речные цыгане, шишиги - это все воплощение существ из Заземелья. Народ Зеленого Дола, потомки эльфов, скальные тролли, кыш-гномы.., или еще кто-то. Их не существует нигде, кроме нашего сознания, или этих туманов, или этой тюрьмы, в которую мы попали.
      Страбон покачал головой:
      - Волшебные туманы не подействовали бы на меня и на ведьму так, как на тебя. Мы ведь сами - волшебные существа. Но посмотри на меня! Я изменялся сильнее, чем ты! И не меньше тебя изрешечен страхами. Но я этого не понял! А должен был бы понять, ведь я свободно прохожу сквозь туманы, перемещаясь из мира в мир. Ночной Мгле, может, и запрещено входить в туманы, но мне - нет. Нет, Холидей. Тут есть что-то еще.
      - Тут есть Шкатулка! - бросил Вен. - Шкатулка - это нечто большее, чем просто вместилище туманов. Это ловушка, достаточно прочная, чтобы удержать таких, как мы. В ней действует еще какое-то волшебство.
      - Возможно, - задумчиво согласился дракон. - Но если это так, то какое волшебство может нас освободить?
      - Я об этом думал, - сказал Бен. - Когда я вспомнил, кто я такой, я вспомнил и кое-что еще. По-моему, у нас была отнята наша суть, чтобы лишить нас всякой возможности вспомнить что-то, что помогло бы нам выбраться. Ловушка действует двумя способами. Во-первых, она заставляет нас забыть, кто мы такие. А во-вторых, она крадет все волшебство, которым мы владеем, делая нас бессильными. Ну, с первым мы справились, так что осталось второе. У нас нет волшебства. А из этой ловушки без волшебства нам не выбраться.
      Он посмотрел на своих спутников. Ночная Мгла уже поднялась и стояла, непримиримо выпрямившись. Лицо у нее было непроницаемо-жестким.
      - Но кажется, Хоррис Кью или кто-то еще, кто нас сюда запрятал, совершил одну ошибку. Он украл волшебства, которые должны были принадлежать только нам одним. Вот почему мы изменились по-разному. Ты изменился сильнее всех, Страбон. Твое волшебство было присуще тому, кого ты представляешь, - дракону. Поэтому ты превратился вообще в другое существо. Иначе ты смог бы воспользоваться своим огнем и вырваться из этой ловушки, ведь твой огонь - это твоя главная сила, и именно он позволяет тебе переходить из одного мира в другой. - Бен повернулся к Ночной Мгле:
      - И ты была лишена своего волшебства, хотя внешность твою менять не понадобилось, потому что твой вид никак не влиял на действие твоего волшебства. Но результат был тем же. Как и Страбон, ты оказалась в ловушке без возможности выбраться, потому что волшебство, на которое ты больше всего полагалась, волшебство, которое находилось в тебе самой, исчезло. - Бен помолчал. - Но со мной все обстоит иначе. У меня нет собственного, присущего только лишь мне волшебства. Я пришел в Заземелье без него и по-прежнему его не имею. Поэтому на меня волшебство не распространилось. Память моя была украдена, и этого оказалось достаточно. Пока я не помню, кто я такой, какую я могу представлять опасность?
      - Переходи к сути, - холодно бросила Ночная Мгла.
      - Это и есть суть, - ответил Бен. Засунув руку под рубаху, он вытащил медальон с выгравированным на нем изображением Паладина, выезжающего из замка Чистейшего Серебра на рассвете. - Медальон королей Заземелья, данный мне, когда я отправился туда из своего мира. Он облекает меня властью над страной и дает право приказывать Паладину. И у него есть еще одно свойство: он позволяет мне проходить сквозь волшебные туманы.
      Наступило долгое молчание.
      - Так ты думаешь... - начал было Страбон, но остановился.
      - Возможно, что у талисмана волшебство не было отнято, как у вас. Возможно, наша тюрьма рассчитана на то, чтобы делать бесполезным волшебство живых существ, но не волшебство предметов. - Бен помолчал. - За пределами Заземелья медальон не дает права властвовать и не вызывает Паладина. Но он позволяет идти сквозь волшебные туманы. Возможно, он сделает это и здесь. Быть может, он сохранил свою связь с доспехами Паладина, хотя эти доспехи, возможно, появляются тут в виде Марева. Мне кажется, шишиги его узнали и он защитил нас от них. Может, он даст нам свободу.
      - Если мы действительно заключены в какую-то часть туманов, - неприветливо напомнил Страбон.
      - Если, - согласился Бен.
      - Ты даришь нам очень малый шанс, - заметил дракон.
      - Но другого у нас нет.
      Страбон кивнул. Его уродливая морда была почти безмятежной.
      - Да, другого нет.
      Тут вперед вышла Ночная Мгла - сплошной гнев и острые углы - и остановилась перед Беном.
      - Он действительно будет работать? - спросила она с опасным спокойствием, указывая на талисман.
      Бен посмотрел ей прямо в глаза:
      - Думаю, что да. Надо взять медальон в туманы и проверить. Если он будет действовать так, как должен, мы выйдем из туманов в том месте, где вошли.
      - Став снова собой? - Ее глаза сверкнули.
      - Не знаю. Когда мы окажемся вне нашей тюрьмы и ее волшебства, мы должны будем снова стать прежними.
      Она кивнула. Лицо ее было беломраморным, глаза стали почти алыми. В них отражалась такая ярость, что он невольно содрогнулся.
      - Да уж, тебе лучше надеяться, что так и будет, королек, - нервно сказала она. - Потому что если мы не выберемся из этого безумия и я снова не стану прежней, целиком и полностью такой, как была, я весь остаток жизни буду искать возможность погубить тебя. - Даю тебе слово. - Она завернулась в свой длинный плащ, напомнив в туманном рассвете темный призрак. - А теперь выводи нас отсюда.
      ***
      Казалось, время остановилось.
      Ивица медленно и упорно шла сквозь туманы, осторожно делая шаг за шагом. Она не могла бы сказать, куда идет. Она едва различала землю, по которой ступала. Если это ловушка, то она погибла. Туман был таким густым, что она натолкнется на любую западню, ничего не заметив. Она шла, доверяя только своему чутью, а в том, что касалось эльфов, любое доверие было неуместным.
      Но спустя какое-то время воздух начал расчищаться. Сумрак постепенно начал разжижаться, словно ночь отступала перед рассветом: глубокие тени постепенно сменялись все более легкими. Вместо темноты ее окружал сероватый свет, но солнца по-прежнему не было. Постепенно туман отодвинулся, так что переплетался теперь со стеной деревьев и кустарника. Ивица осмотрелась. Она оказалась среди зарослей и лоз, влажной зловонной земли и тишины. Вокруг нее - ни единого звука, никакого движения, словно вся жизнь была уничтожена.
      Она сделала еще несколько робких шагов и остановилась. Снова осмотрелась. Сердце у нее оборвалось. Теперь она знала, где оказалась. Она была в Бездонной Пропасти, в доме Ночной Мглы.
      На секунду она с надеждой подумала, что ошиблась. Как она могла прийти сюда? Она снова двинулась вперед, вглядываясь в окружающие ее заросли, пытаясь заглянуть за густой полог ветвей, проникнуть сквозь тени, убедить себя в том, что обозналась. Но это ей не удалось. Ее инстинкты и воспоминания совершенно недвусмысленно говорили ей, что она в Бездонной Пропасти.
      Ивица сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Возможно, это очередной трюк эльфов, подумала она. Возможно, так они решили отомстить ей - тем, что позволили забрести в логово ведьмы. Дирк с Лесной опушки посоветовал ей, чтобы она слушалась своих инстинктов. Да, не верь котам. Она протяжно выдохнула. Как бы то ни было, ей надо поскорее отсюда выбраться, иначе ее заметят.
      Она быстро пошла сквозь густые зеленые дебри пропасти, надеясь выйти к лощине еще засветло. Хотя утро еще не настало, вполне вероятно, что она будет бродить по пропасти до ночи и так из нее и не выберется. Так бывало со многими. Она двигалась бесшумно, призвав на помощь свои умения потомка эльфов, ободряя себя мыслью о том, что по крайней мере вернулась в Заземелье. Она не могла понять, почему инстинкты могли так подвести ее. Наверняка ее обмануло волшебство эльфов. Как это жестоко и гадко с их стороны, сердито подумала Ивица.
      Внезапная боль пронзила все ее тело, и она согнулась вдвое. Упав на одно колено, она пыталась отдышаться. Боль длилась секунды и сразу же исчезла. Ивица снова поднялась и поспешно пошла дальше. Через несколько минут боль опять вернулась. На этот раз она была еще сильнее и длилась вдвое дольше. Сильфида опустилась на колени в высокой траве и обхватила живот руками. Что с ней?
      И тут ее словно током пронизало осознание происходящего.
      Это дитя! Настало время!
      Она закрыла глаза в отчаянии и недоумении. Только не здесь! Пожалуйста, не здесь!
      Она с трудом поднялась и двинулась дальше, но не прошло и минуты, как боль вернулась, снова бросив ее на колени. Боль была такой сильной, что Ивица едва могла дышать. Сжав зубы, она в последний раз попыталась встать - и сдалась. Дитя само решит, предупредила ее Мать-Земля. Очевидно, именно дитя это и делало. Стоя на коленях посреди Бездонной Пропасти, Ивица расплакалась. Дитя не должно было родиться в этом гадком месте! Оно должно было родиться не в тени и тьме, а среди солнечного света! Неужели эльфы имеют отношение к тому, что случилось? Неужели это они подстроили, неужели их настолько разозлило то, что они не сумели оставить себе ребенка, что теперь они хотят навредить ему?
      Слезы продолжали катиться по щекам Ивицы, но руки ее уже нащупывали мешочек с драгоценными почвами. Она вытащила его из-под плаща и распустила завязки. Боль приходила неожиданными спазмами, раздиравшими все тело. У нее не было времени приготовиться к родам, приспособиться. Все происходило настолько стремительно быстро, что у нее не было времени даже задуматься.
      Она с трудом проползла еще несколько шагов до того места, где земля была голой, и пальцами впилась в землю, чтобы взрыхлить ее. Это оказалось нетрудно: почва в Бездонной Пропасти была влажной и мягкой. Подготовив небольшой участок, Ивица открыла мешочек и рассыпала перед собой собранные ею почвы, а потом тщательно перемешала их. Боль стала постоянной, поднимаясь и спадая ритмичными волнами. Она жалела, что так плохо представляет себе, чего можно ожидать, жалела, что не расспросила об этом Мать-Землю. Рождение потомков эльфов бывало самым различным, индивидуальным для каждого ребенка, а она так мало знала, как это бывает! Она сильнее стиснула зубы, смешивая почвы: от старых сосен Озерного края, из места в мире Бена, которое называлось Гринвич-Виллидж, и из волшебных туманов. Она распределяла их по почве Бездонной Пропасти.
      "Ну пожалуйста! - мысленно молила она. - Пожалуйста, пусть это не повредит моему ребенку!"
      А потом она отбросила опустевший мешочек и с трудом поднялась на ноги. Раздираемая болью, ощущая, как беспокойно ворочается в ее чреве дитя, она приготовилась отдаться перемене. Дитя родится, когда она будет деревом. Она не смогла признаться в этом Бену. Она не была уверена, что сможет когда-нибудь это сделать.
      Ивица скинула свою одежду и осталась нагой. А потом встала на середину приготовленной почвы и запустила в землю пальцы ног.
      В момент преображения она почувствовала умиротворенность. Теперь от нее уже ничего не зависело. Она сделала все, что могла, чтобы обеспечить благополучное рождение ребенка, - выполнила поручение Матери-Земли, принесла необходимые почвы. Теперь ей необходимо было дать ребенку родиться. Ивица вдруг страстно захотела увидеть Бена. Ей хотелось ощутить его присутствие, прикосновение его рук, услышать негромкие слова утешения и поддержки. Ей неприятно было оставаться в эту минуту одной.
      Ивица закрыла глаза.
      Она преображалась медленно: пальцы ног ее превратились в корни, руки расщепились в ветви, ноги слились в ствол, все ее тело изменило форму, цвет и вид. Волосы исчезли. Лицо пропало. В тот момент, когда ее начала покрывать кора, она гибко изогнулась, а потом вздохнула в последний раз и застыла неподвижно.
      ***
      Шли часы, а в Бездонной Пропасти, там, где пустило корни дерево-Ивица, ничто не шевелилось. Ветер не шелестел его листьями. Птицы не садились на его ветви. Крошечные существа не карабкались по его стволу. Воздух посветлел и стал тускло-серым, летняя жара усилилась, захваченная волглой чащобой. Прошел хороший дождик. Вода стекала с гибких ветвей на землю.
      Приближался полдень.
      И тут дерево задрожало, словно от какой-то внутренней бури. Медленно, мучительно, в том месте, где ствол начинал ветвиться к небу, раскололась кора и на свет вырвался широкий росток. Он появился быстро, словно его рост был искусственно ускорен, закручиваясь и поднимаясь вверх. Увеличиваясь и меняя форму, он становился все шире.
      В считанные секунды он превратился в стручок.
      А в стручке заметно было движение.
      Глава 17
      ЗАНАЧКА
      Советник Тьюс и Абернети стояли рядом на стенах Чистейшего Серебра и смотрели на берег озера, окружавшего замок. Там на луга текли толпы народа. Они собирались целый день - десятки превращались в сотни, сотни - в тысячи. Большинство пришли из Зеленого Дола, хотя были среди них и тролли из Мельхора, твари из Восточных пустошей, поселяне и фермеры из дюжины мелких поселений к северу и югу. Они пришли словно бродяги: без еды и постелей и даже без самых примитивных приспособлений для разжигания огня. Казалось, им все равно. Мужчины, женщины и дети, некоторые со старыми рабочими лошаденками или мулами, некоторые в сопровождении худосочных псов и кошек пробрались к замку отовсюду. Более пеструю толпу трудно было бы себе представить. Теперь они кружили на берегу озера и смотрели на замок Чистейшего Серебра, словно надеясь, что кто-нибудь может пригласить их туда на славный пир.
      Однако им нужна была не еда. Что жаждал каждый из них, за чем сюда явились все без исключения, что они были намерены получить здесь любой ценой? Это кристаллы мысленного взора.
      - Посмотри на них! - пробормотал Абернети, качая головой, отчего его мягкие собачьи уши зашевелились. - Это просто ужасно!
      - Боюсь, что это серьезнее, чем я думал, - невесело согласился советник Тьюс.
      Они ожидали неприятностей с того дня, как Абернети и Сапожок вернулись из Риндвейра с рассказом о незнакомце в черном плаще и Хоррисе Кью. Незнакомец утверждал, что в Чистейшем Серебре спрятана громадная заначка кристаллов мысленного взора. Приходи и бери. Абернети постарался пересказать советнику Тьюсу все в точности, так что они морально были готовы. Однако они ожидали, что им придется иметь дело с Каллендбором и другими лордами Зеленого Дола, которые явились бы во главе своих армий, требуя расплаты, подошли бы к воротам замка, чтобы ворваться в него силой. А вместо этого к ним явились тысячи фермеров и торговцев и членов их семей: простые люди без оружия и доспехов. Все они были голодные и усталые, все были введены в заблуждение и теперь стояли вокруг замка, словно скот, который дожидается, пока кто-нибудь отведет его в хлев.
      Да, но хлев остался далеко, там, откуда они пришли. Однако никто не хотел об этом и слышать. Не хотели слышать ни о чем, что не было бы связано со словами "кристаллы мысленного взора", - вот в чем заключался печальный и неопровержимый факт.
      И уж определенно люди не желали слушать ничего, что им пытались сказать советник Тьюс и Абернети. Когда рано утром у замка появились первые путники, они взошли на мост, соединявший замок с берегом. Решетка на ночь опускалась, поэтому они остановились возле нее и потребовали, чтобы к ним вышел Бен Холидей. Советник Тьюс встал на крепостной стене и крикнул им, что короля сейчас в замке нет - что им нужно? "Кристаллы мысленного взора, - яростно объявили они, - по одному для каждого". "Ну так их нету", - ответил советник. Они назвали его лжецом и еще несколькими отборными словцами и начали поминать недобрым словом и его матушку, и прочую родню. Абернети (он все еще чувствовал себя виноватым во всей этой заварухе) подошел к своему другу и попытался убедить людей, столпившихся на мосту, число которых увеличивалось с каждой минутой, что советник Тьюс говорит правду, что в замке нет ни одного кристалла мысленного взора. Но этому никто не поверил. Угрозы и оскорбления не стихали. Толпа все росла.
      В конце концов советник отправил отряд королевских солдат, чтобы те согнали народ с моста и поставили кордон прямо на берегу. Отпихивая и тесня толпу, солдаты освободили мост, но никто из толпы не отправился домой, на что надеялся придворный волшебник. Вместо этого они остановились у самого кордона и стали ждать.
      Ничего не происходило, естественно. Советник так толком и не понял, на что они, собственно, надеялись. Как бы то ни было, к полудню толпа уже составляла несколько тысяч человек - все они спустились с плато и холмов на низинные луга перед замком. Летняя жара в этот роскошно безоблачный солнечный день стала почти нестерпимой, и настроение толпы стало резко ухудшаться.
      Потом кто-то по одну сторону кордона сказал что-то, а кто-то по другую сторону соответственно ответил, и толпа мгновенно кинулась на ограждение, смела солдат и сбросила их в воду. А потом бросилась по мосту к воротам замка.
      Это могло стать началом серьезных неприятностей, но, на счастье, Тьюс с Абернети все еще стояли на стене, пытаясь сообразить, что можно предпринять дальше. Когда советник увидел несущуюся к замку толпу, он засучил рукава своего серого одеяния и призвал на помощь свое волшебство. Это был крайне необдуманный шаг, поскольку в спешке заклинания Тьюсу никогда не удавались как следует (а если уж на то пошло, то и без спешки тоже), но к этому времени все уже плохо соображали, что делают. Он намеревался направить в гущу толпы удар молнии, которая бы заставила их рассеяться и сбросила бы в воды озера. Вместо этого он отправил эквивалент хорошей бочки масла - не кипящего или горящего, а обычного, растительного - прямо на передний край толпы. Масло расплескалось по деревянной поверхности моста, и все первые ряды завалились и образовали маслянисто блестящую кучу-малу. Те, кто бежал следом, споткнулись о своих товарищей, не успев приостановиться или свернуть, и тоже упали. В считанные секунды весь мост был завален маслянисто-скользкими телами.
      Советник Тьюс приказал закрыть ворота, и замок был решительно запечатан. Толпа уползла с моста, на каждом шагу рассыпая проклятия и угрозы. Дело еще не кончено, пусть они не надеются! Погоди, еще увидишь, советник Тьюс! Только подожди, пока явятся лорды Зеленого Дола! Они тебе устроят настоящие неприятности - и тебе, и всем остальным!
      Тьюс мысленно согласился с тем, что это верно, но поделать он ничего не мог. И вот несколько долгих часов спустя они по-прежнему были в замке и на исходе дня ждали, что придет раньше - Каллендбор или закат.
      Казалось, у заката шансов больше. Небо на востоке уже начало темнеть, а на западе - окрашиваться в золотистые тона. Несколько лун уже встало на севере и висело над самым горизонтом, медленно поднимаясь к звездам. Не было никаких признаков появления Каллендбора и лордов Зеленого Дола: ни криков, предвещающих их скорое прибытие, ни столба пыли на плато, ни стука конских копыт или бряцания доспехов и оружия. Казалось, дальнейшие неприятности откладываются на завтрашний день.
      Абернети надеялся, что так и будет. Ему очень нелегко было признаваться советнику Тьюсу, как он позволил Хоррису Кью себя провести. Легче, казалось, было бы вырвать несколько зубов, чем рассказывать, как он был настолько одурачен, что старательно помогал раздавать эти несчастные кристаллы мысленного взора жителям Заземелья, тем самым сделав возможным все то, что произошло потом. Он все еще не оправился от потери собственного кристалла и тех видений, которые тот дарил, и в конце концов рассказал Тьюсу и об этом тоже. Уж признаваться так признаваться, решил он. Какая теперь разница?
      К радости Абернети, советник Тьюс проявил необычайное понимание и сочувствие. "Ничего, - сказал он. - Как тебя можно винить? Я на твоем месте вел бы себя точно так же". Он даже поблагодарил Абернети за то, что тот не пожалел своих самых сокровенных чувств ради наивысшего блага королевства Заземелья и пропавшего Бена Холидея.
      - Я оказался не меньшим дурнем, чем ты, - невесело проговорил он, ероша свои длинные волосы, отчего стал напоминать ощетинившегося дикобраза. - Я поверил словам Хорриса Кью с такой же готовностью, что и ты. Я не подверг сомнению ценность предложенных нам кристаллов. Они показались мне идеальным выходом из наших затруднений. Сказать по правде, я уже готов был попросить кристалл и для себя.
      - Но не попросил же, - печально заметил Абернети. - А у меня таких извинений нет.
      - Глупости! - энергично покачал годовой Тьюс. - Я чуть ли не силой навязал тебе камень, когда Хоррис предложил нам его испытать. Я мог бы проверить и сам, но я позволил рискнуть тебе. И вообще я совсем недавно был точно в таком же дурацком положении, дружище. Ведь это я создал заклинание, которое отправило тебя и медальон короля обратно в его прежний мир. Нет, я не могу тебя ни в чем винить.
      Но все это ничуть не успокоило Абернети. Конечно, советник Тьюс пытался его немного утешить, и королевский писец был ему за это искренне благодарен. Но что бы действительно повысило ему настроение, так это какие-нибудь известия о том, что стало с Беном Холидеем. Советник этим утром снова воспользовался Землеведением, Сапожок еще раз обшарил все ближайшие окрестности, но оба абсолютно ничего не добились. Где бы ни находился Бен Холидей, его прекрасно спрятали. Абернети с наслаждением впился бы зубами в незнакомца в черном плаще и сильно укусил бы за ухо или еще за что-нибудь. Ему было стыдно, что его животное естество становится сейчас таким сильным, но ему отчаянно хотелось исправить зло, которое он причинил.
      - О-о! - вдруг сказал советник Тьюс, прерывая размышления писца. Посмотри-ка вон туда!
      Абернети вгляделся. Из-за деревьев вышла толпа мужчин, тащивших громадное бревно, из которого потом соорудили стенобитное орудие. Они проволокли бревно по склону холма, пронесли его по плоскому лугу к озеру, скандировали команды и пыхтели на ходу, а тысячи собравшихся придвинулись поближе и горячо их подбадривали.
      - Все это несерьезно! - ахнул волшебник. Ну конечно, они были настроены очень серьезно. Абсолютно серьезно. Их было тридцать или даже больше, и они равномерно распределились по обе стороны своего самодельного тарана. Рысцой они двигались по лугу к мосту. Повсюду люди вскакивали на ноги, потрясая в воздухе кулаками.
      - Эй, вы там! - крикнул советник, его всклокоченные седые волосы развевались на ветру. - Сию же секунду прекратите! Бросьте это бревно!
      Никто его не услышал - крики стали слишком громкими. Люди прямо-таки вопили, предвкушая победу. Команда мужчин с тараном вошла на мост и двинулась к замку, набирая скорость. Из их уст вырвался решительный крик.
      Тьюс на крепостной стене снова засучил рукава.
      - Ну, это мы еще посмотрим! - яростно пробормотал он.
      Абернети застыл на месте. Что ему предпринять? Уши у него задергались, из горла вырвалось глухое рычание.
      Мужчины на мосту разогнались изо всех сил и ударили своим тараном в ворота замка. Раздался звук чудовищного удара и ломающегося дерева. Таран и те, кто его нес, отлетели на несколько шагов и повалились на мост. Абернети показалось, будто сила направленного в ворота удара ощутилась даже на верху стены, где он стоял, пригнувшись и обхватив морду руками.
      - Ну ладно! - выкрикнул советник Тьюс, взмахивая полами одежды. Казалось, он готов что-то сделать. Казалось, он готов нанести удар. На кончиках его пальцев сосредоточился ослепительно белый свет. Абернети сжал зубы. Вот-вот должно было произойти что-то нехорошее.
      Мужчины с тараном поднялись и, не сдавшись, снова побежали вперед.
      Советник Тьюс энергично взмахнул руками. Слишком энергично. Он настолько много энергии сосредоточил на том заклинании, которое выбрал, что потерял равновесие. Пытаясь удержаться на ногах, он наступил на край своей одежды и пошатнулся в опасной близости от края стены. Абернети поспешно протянул руки и ухватился за него. В этот момент волшебство Тьюса слетело с кончиков его пальцев и устремилось вниз, на толпу. Судя по звуку, который сорвался с уст волшебника, можно было понять, что вот-вот произойдет что-то неожиданное.
      Абернети не ошибся в своем предположении. Волшебство пролилось на мост, словно серебряный дождь, мягкий и ласковый. Возможно, оно в действительности должно было бы стать молнией, которая бы рассеяла таранщиков. Возможно, оно должно было бы стать еще одной порцией масла. Но ни того, ни другого не произошло. Вместо этого волшебство упало на настил моста и впиталось в деревянную поверхность, как вода в песок...
      А секунду спустя мост вдруг встряхнулся и выгнулся, словно просыпающаяся змея. Мужчины с тараном снова упали, всего в нескольких шагах от цели, вопя и сыпля проклятиями. Таран взлетел в воздух и скатился с моста в воду рва. Мужчины закричали и зачертыхались еще громче. Тьюс и Абернети цеплялись друг за друга, изумленно глядя вниз. Теперь мост уже извивался. Он отделился от замка и от берега и начал скручиваться в кольцо. Несколько человек, еще оставшихся там, покинули свой насест и нырнули в казавшуюся более безопасной воду. Доски трещали и ломались. Железные гвозди вырывались из дерева с громкими хлопками. Веревочные крепления напрягались и лопались. Мост приподнялся в последний раз, словно змей, выходящий из глубин, а потом разлетелся на миллион кусков, рухнул в озеро и исчез.
      Никто ничего не мог понять - слышались только охи. Мужчины, которые принесли таран, с помощью друзей и родственников вылезали на берег. Остальная оборванная толпа собралась на берегу, уставившись на воду, которая кипела и бурлила, словно поставленный на огонь котел.
      Тьюс посмотрел на Абернети и моргнул.
      - Ну смотри же ты! - только и сказал он.
      ***
      Наступил наконец закат - без новых происшествий. Толпе явно хватило событий этого дня, и теперь она занялась раскладыванием костров и поисками пищи.