Буря Возвышения (№1) - Риф яркости

Ларк показал на предмет изучения Беш, довольно жующий жвачку. На его голове сложное устройство просеивало нейроны. Было большое возбуждение, когда Беш поклялась, что слышала, как глейвер “повторил” два слова. Сейчас Беш внимательно вглядывалась в микроскоп, легкими точными движениями рук направляя мозговой зонд. Сидела она совершенно неподвижно.

– Я думаю, глейверы – это то, что вы ищете, – продолжал Ларк.

Линг улыбнулась.

– Будем знать точнее, когда вернется наш корабль и мы сможем провести более глубокий анализ.

Краем глаза Ларк видел, как маленький человек открыл отверстие в одном из ящиков. Слегка блеснуло стекло.

– А когда вернется корабль? – спросил он, продолжая удерживать внимание Линг. Ее улыбка стала шире.

– Я бы хотела, чтобы меня перестали об этом спрашивать. Можно подумать, что у вас есть причина этого опасаться. Какое вам дело до того, когда вернется корабль?

Ларк по-хунски надул щеки, но потом вспомнил, что для нее этот жест ничего не значит.

– Небольшое предупреждение было бы полезно, только и всего. Чтобы приготовить по-настоящему большой торт, нужно время.

Она усмехнулась – охотней, чем того заслуживает шутка. Ларк научился не сердиться каждый раз, как чувствовал, что к нему относятся покровительственно. И во всяком случае, Линг не будет смеяться, когда архивы вернувшегося корабля покажут, что глейверы, их главный кандидат на возвышение, когда-то уже были галактическими гражданами и, возможно, все еще летают где-то в захолустье космоса во второсортных кораблях.

Но найдутся ли эти сведения в записях на борту звездного крейсера? Согласно древнейшим свиткам, глейверы происходят от малоизвестной расы среди мириадов разумных кланов Пяти Галактик. Может быть, подобно г'кекам, они уже вымерли и их никто не помнит. И сведения можно найти только в холодных пространствах крупнейших секторных отделений Библиотеки.

Возможно, это и есть момент, предсказанный давным-давно сагой глейверов, задолго до появления людей на Джиджо. Время, когда возвращенная невинность очистит их расу, искупит грехи и даст им драгоценный второй шанс. Новое начало.

Если так, то они заслуживают лучшей участи, чем быть принятыми шайкой воров.

– Предположим, они окажутся во всех отношениях подходящими. Вы заберете их с собой, когда улетите?

– Вероятно. Группу примерно в сто особей, способных размножаться.

Периферическим зрением он видел, как маленький человек закрывает объектив камеры. С довольной улыбкой Блур, портретист, небрежно поднял ящик и вынес наружу через задний клапан палатки. Ларк чувствовал, как спадает напряжение. На фото лицо Линг может быть слегка размытым, но одежда и тело получатся хорошо, несмотря на длительную выдержку. А если повезло, Беш, глейвер, робот и спящий горный житель все это время оставались неподвижными. Горный хребет, видный через входное отверстие, укажет место съемки и время года.

– А что с остальными? – спросил он, чувствуя облегчение оттого, что теперь можно думать лишь об одном.

– Что ты имеешь в виду?

– Что случится со всеми оставшимися глейверами? Ее темные глаза сузились.

– А что с ними может случиться?

– Действительно, что? – Ларк неловко поерзал. Мудрецы предупреждали, что нужно сохранять атмосферу напряженной двусмысленности, но не противиться откровенно планам чужаков. Но он уже выполнил просьбу мудрецов и помог Блуру. А Харуллен и остальные еретики тем временем вынуждают Л арка получать ответы. Они должны принять решение, помогать ли фанатикам в осуществлении их тайного плана.

– Тогда… остается вопрос о всех нас.

– О вас? – Линг подняла брови.

– О нас, Шести. Когда вы найдете то, что ищете, и улетите, – что будет с нами? Она застонала.

– Не могу сосчитать, сколько раз меня уже спрашивали об этом!

Ларк удивился.

– Кто?..

– А кто не спрашивал? – Она раздраженно перевела дыхание. – По крайней мере каждый пациент из тех, кого мы лечим в клинике, старается выведать, как мы сделаем это.

Что означает: мы собираемся убить все разумные существа, когда улетим с планеты! Будем ли мы мягкими? Или смерть придет в виде огненных шаров с неба в день нашего отлета? Это повторяется так часто, что иногда мне хочется… Ах! – Она сжала кулак, и на ее обычно сдержанном спокойном лице отразилось раздражение.

Ларк помигал. Он собирался задать именно такие вопросы.

– Народ испуган, – начал он. – Логика ситуации…

– Да, да, знаю, – нетерпеливо прервала его Линг. – Если мы явились, чтобы украсть на Джиджо предразумные формы жизни, мы не можем оставлять свидетелей. И в особенности нельзя оставлять туземных представителей того вида, который мы крадем! Не понимаю, кто вам вбил в голову такие мысли?

Мы их получили из книг, едва не ответил Ларк. И нас предупреждали предки.

Но, действительно, можно ли доверять этим сведениям? Самые подробные указания погибли в огне вскоре после прилета людей. И разве не были люди в те дни новичками в галактике, испуганными почти до паранойи? И разве не самые параноидальные погрузились в “Обитель”, чтобы контрабандой проникнуть на запрещенную планету и спрятаться на ней?

Может быть, опасность преувеличена?

– Серьезно, Ларк, почему мы должны бояться того, что скажет о нас кучка сунеров? Вероятность того, что в следующие сто тысяч лет на Джиджо явятся инспекторы Институтов, очень мала. А к тому времени, когда они явятся, если вы все еще будете здесь, наше посещение растворится в туманных легендах. Нам нет необходимости совершать геноцид – даже если бы мы смогли заставить себя совершить такой ужасный поступок.

Впервые Ларк заглянул за обычную маску сухой насмешливости Линг. Либо она искренне верит в свои слова, либо она очень искусная актриса.

– Как же вы надеетесь принять предразумные виды, найденные здесь? Вы ведь не сможете объявить, что взяли их на запретной планете?

– Наконец разумный вопрос. – Казалось, Линг испытывает облегчение. – Признаю, это будет нелегко. Их нужно для начала поместить в экосистему со всеми необходимыми симбионтами и другими свидетельствами того, что они здесь находятся давно. Потом придется немного подождать…

– Миллион лет?

Линг снова слегка улыбнулась.

– Не так долго. У нас есть ряд преимуществ. Одно из них – на большинстве планет биоархивы представляют собой мешанину филогенетических аномалий. Несмотря на правила, запрещающие вредные скрещивания, каждый раз как новый звездный клан выигрывает право на планету, он неизбежно завозит свои любимые растения и животных вместе с многочисленными паразитами и прочими нахлебниками. Возьмем, например, глейверов. – Она кивнула. – Я уверена, мы найдем место, где в прошлом были аналогичные гены.

Теперь настала очередь Ларка бегло улыбнуться. Вы и половины всего не знаете.

– Так что видишь, – продолжала Линг, – не важно, останется ли местное население на Джиджо, если у нас будет время модифицировать найденное поголовье, искусно увеличив очевидный уровень генетических расхождений. И это все равно произойдет, когда мы начнем процесс возвышения.

Итак, понял Ларк, даже если грабители найдут глейверов неподходящими, у них будет несколько других перспективных видов и они все равно останутся с прибылью.

Больше того, они совершенно в себе уверены и не видят в своем поведении ничего преступного.

– А другие преимущества? – спросил он.

– А вот это уже настоящая тайна. – Глаза женщины блеснули. – Видишь ли, все дело в мастерстве.

– В мастерстве?

– Со стороны наших благословенных патронов. – Теперь в ее голове звучали почтительные нотки. – Понимаешь, ротены большие мастера в таких делах. И доказательством их величайшего успеха является человеческая раса.

Вот оно опять, упоминание о таинственном клане, к которому с такой преданностью относятся Линг, Ранн и все остальные. В этом пункте звездные люди становились скрытными. Линг даже ясно дала понять, что ротены – не настоящее имя. Но со временем она и остальные становились разговорчивей, словно не могли сдержать свою гордость.

Или не боятся, что их рассказ распространится.

– Представь себе, они сумели возвысить человечество в полной тайне, тонко изменив все записи в Институте Миграции, так что наша родина, Земля, оставалась нетронутой в своем статусе невозделанной планеты невероятно долго – полмиллиарда лет! Их мягкое руководство оставалось незамеченным даже нашими предками, которые верили в фантастическую, но полезную иллюзию, будто возвысились самостоятельно!

– Поразительно, – согласился Ларк. Он никогда не видел Линг такой оживленной. Ему хотелось спросить: Но как это стало возможно! Но это значило бы, что он сомневается, а Ларк хотел, чтобы ее открытость сохранилась. – Конечно, самовозвышение невозможно, – подтолкнул он.

– Абсолютно. Это известно с легендарных дней прародителей. Эволюция может подвести вид к предразуму, но для последнего прыжка нужна помощь другой расы, которая его уже совершила. Такой принцип обязателен для всех кислорододышащих рас Пяти Галактик.

– А почему наши предки верили в то, что возвысились сами?

– О, наиболее проницательные всегда подозревали, что нам помогли извне. Это объясняет основы всех религий. Но истинный источник нашего дара разумности оставался неизвестным, пока нас вели невидимые руки. Только даникиты – ранние предшественники нашей группы – знали эту тайну.

– Но Тергенский совет…

– Террагентский совет. – Ее голос был полон презрения. – Эти идиоты, которые правили Землей и ее колониями все опасные годы? Их упрямство не имеет значения. Даже безумный полет “Стремительного”, попытка отправить половину фанатиков во вселенную, жаждущую крови землян, даже это кончилось благополучно, вопреки террагентским придуркам. Об этом позаботились ротены. Так что не волнуйся.

Ларк не волновался. Не в таком масштабе, в котором она мыслила. И не до этого момента. Но теперь ее слова не показались ему обнадеживающими.

Из других разговоров с небесными людьми, даникитами, мудрецы уже уловили намеки на какой-то серьезный кризис, разразившийся в Пяти Галактиках. Возможно, это даже объясняет, почему генные грабители оказались здесь именно сейчас: они воспользовались сумятицей, чтобы заняться своим делом.

Но как слабый клан землян мог вызвать такое волнение? удивлялся Ларк.

С некоторым усилием он отодвинул эту мысль в сторону: сейчас есть более настоятельные проблемы.

– А когда ротены открыли правду вам… даникитам?

– Гораздо раньше, чем ты мог бы подумать, Ларк. Еще до того, как твои предки вылетели в разваливающемся корабле в безумной попытке поселиться на этой планете. Вскоре после того как человечество вышло в космос, ротены избрали несколько мужчин и женщин, чтобы сообщить им слово. Это были те, кто уже верил и бодрствовал. Некоторые из них остались на Земле, чтобы тайно руководить расой, другие получили право жить с ротенами в славе, помогая им в их работе.

– А что это за работа?

У Линг было такое выражение, которое Ларк видел иногда на лицах тех, кто возвращается из паломничества к Яйцу в тех благословенных случаях, когда Яйцо издает святую музыку. Выражение человека, испытавшего нечто величественное.

– Конечно, спасать других. И заботиться о будущем. Ларк решил, что она совершенно погружается в мистику.

– А мы встретимся с ротенами?

Пока она размышляла о просторах пространства и времени, взгляд ее был рассеянным. Теперь он снова стал сосредоточенным, глаза женщины жестко блеснули.

– Если повезет, возможно. Вообще некоторым из вас повезет так, как вы и не мечтали.

Or намека, который он уловил в ее последних словах, у Ларка закружилась голова. Неужели то, что он заподозрил, правда?

Этим же вечером при свете свечи он еще раз проделал свои вычисления.

По самым точным нашим измерениям объем звездного корабля примерно полмиллиона кубических метров. Если сложить всех людей, как замороженную древесину, мы можем войти – при этом ни для чего другого места не останется.

Когда он в первый раз занялся такими вычислениями, у него была очень простая цель: он хотел прекратить слухи, ходившие среди молодых поселенцев уров и квуэнов, что люди скоро покинут Джиджо. Он показал, что самой молодой расе поселенцев физически невозможно бросить Общину, получив билет в небо. По крайней мере на этом одном корабле.

Но она сказала “некоторые из вас”…

Даже погрузив на борт сотни червей-уонк, долгокрылых или глейверов, они все еще найдут место для нескольких родичей. Тех, кто оказался полезен.

Когда ему предлагают подкуп, Ларк понимает, что это такое.

Как ни осуждал он предков за то, что они решили сюда прилететь, Ларк любил эту планету. И если покинет ее, всегда будет скучать.

Но если бы дела обстояли по-другому, я бы, конечно, улетел. Да и кто не согласился бы?

Фанатики правы. В наши дни ни одному человеку нельзя полностью доверять. Каждый из нас может быть подкуплен предложением, которое даст ему возможность стать богом.

На самом деле он не знает, что собираются делать фанатики. Знает только, что они считают возможным действовать без совета или одобрения пришедших в смятение мудрецов. Конечно, среди заговорщиков есть и люди. Чего можно достичь без умений и знаний землян? Но во внутренний круг мужчины и женщины не допускаются.

Так что же я узнал?

Он посмотрел на чистый листок бумаги. Разумеется, у мудрецов и фанатиков есть и другие шпионы. Даже Харуллен должен подстраховаться. Тем не менее Ларк знал, что к его словам прислушиваются.

Если Линг говорит правду и фанатики ей поверят, они могут остановить подготовку своих планов. Какое им дело до нескольких глейверов или скальных жителей, которых увезут с планеты, если чужаки оставят нас в мире и мы будем жить как прежде?

Но что если Линг лжет? Фанатики упустят лучшую возможность для удара?

С другой стороны, никто не поверит Линг, а она говорит правду. Фанатики нападут, потерпят поражение и вызовут именно ту реакцию, которой опасались.

И противоположная крайность: некоторые из самых рьяных еретиков приветствуют собственное уничтожение вместе с гибелью всех Шести. Многие хуны и уры из общества Харуллена мечтают о таком великолепном конце: урские отступники – из-за своей горячей крови, хуны – именно потому, что они медлительны, но когда принимают решение, их ничто не остановит.

Если наши экстремисты поверят, что у группы Линг хватит решимости так поступить, они могут специально спровоцировать геноцид! Вопреки его призывам к Шести уступить право на Джиджо с помощью консенсуса и контроля за рождаемостью.

А еще этот план шантажа чужаков. Ларк помог Блуру провести съемку скрытой камерой, но понимают ли мудрецы, как этот план может ударить по ним самим?

Неужели они считают, что им нечего терять?

Ларк потер щетинистый подбородок, чувствуя себя уставшим и старым. Какую запутанную паутину мы плетем, думал он. Облизнул кончик пера, окунул в чернильницу и принялся писать.

Незнакомец

В этом месте ему хочется смеяться. И плакать.

Так много книг – он даже вспомнил, каким словом они называются, – громоздятся вокруг, ряд за рядом, исчезая за углом или на извилистых рампах. Книг, переплетенных в кожу неведомых животных, заполняющих воздух странными запахами, особенно когда она перелистывает какой-нибудь том, наобум снятый с полки, и вдыхает запах бумаги и чернил.

Это зрелище что-то затрагивает в нем, вызывает воспоминания более эффективно, чем все остальное с того момента, как он пришел в сознание.

Неожиданно он вспоминает похожий книжный шкаф в его комнате, когда он был совсем молодым… и тут же вспоминается шорох переворачиваемых бумажных страниц, покрытых яркими картинками. Он вспоминает, что взрослые нечасто пользовались книгами. Взрослым нужны машины. Машины, которые разговаривают с вами быстрее, чем способен услышать ребенок, или направляют мерцающие лучи прямо в зрачок, мгновенно наполняя сознание сведениями. Это одна из причин, почему он предпочитал прочные обещания бумаге: здесь любимый рассказ не рассеется как дым и не исчезнет, когда потемнеет информэкран.

Всплывает еще одно детское воспоминание – он держит мамину руку, и они идут по месту, полному важными занятыми людьми. Стены покрыты переплетенными томами, очень похожими на книги, которые окружают его сейчас. Большие книги без картинок, полные черных неподвижных точек. В этих книгах только слова, и больше ничего. Мать объясняет, что этими книгами больше никто не пользуется. Но они сохраняются как украшение многих самых священных и важных для людей мест.

Они напоминают… напоминают о чем-то, что он не может вспомнить. О чем-то очень важном. Это он помнит.

Он терпеливо ждет, пока две женщины: Сара и Ариана Фу – закончат свои дела и вернутся. А тем временем рисует на листкахзамечательной, почти светящейся бумаги, вначале подправляет рисунки, сделанные на борту парохода, потом пытается передать причудливую перспективу каменной пещеры, защищающей деревянные строения от неба. Крыша этой пещеры опирается на невероятные, массивные каменные столбы.

Теперь ему легче вспомнить некоторые имена, и он знает, что Прити приносит ему чашку воды, а потом проверяет, хорошо ли застегнута одежда. Ее руки словно пляшут перед ним, и он пытается сделать то же самое. И зачарованно смотрит, как пальцы движутся независимо от его воли или приказа. Смотреть на это было бы страшно… если бы Прити неожиданно не улыбнулась широко и не хлопнула его по колену, разразившись хриплым восторженным хохотом шимпанзе.

Он чувствует прилив радости: его шутка ей понравилась. Хотя в то же время испытывает легкое замешательство оттого, что руки не собираются и ему объяснять смысл этой шутки.

Ну, ну. Руки как будто знают, что делают, и он испытывает удовлетворение их работой. Теперь они снова берут карандаш, и он теряет ощущение времени, сосредоточившись на движениях карандаша, на переплетении линий и теней. Когда вернется Сара, он будет готов к тому, что будет дальше.

Может быть, ему даже удастся найти способ спасти ее и ее народ.

Может быть, именно это его руки сказали Прити совсем недавно.

Если это так, неудивительно, что маленький шимпанзе разразился сухим смехом, полным сомнения.

XVII. КНИГА МОРЯ

Если вам удастся пройти по тропе Избавления – быть принятыми снова и заново возвышенными, получить второй шанс, – это не будет означать конца ваших усилий.

Вначале вы должны будете проявить себя как благородные клиенты, послушные и преданные своим новым патронам, которые избавили вас.

Позже вы получите более высокий статус, увидите на горизонте проблески жизни, будете искать в других царствах, звать уставших и достойных.

Это и есть столбовой знак. Некоторые называют его – Соблазном, другие – Искушением.

Эпоха за эпохой старшие уходят в поисках троп, которых более молодые не могут увидеть.

И те, кто находит эти тропы, исчезают.

Одни называют это переходом. Другие – смертью.

Свиток Судьбы

Рассказ Олвина

Меня всегда удивляла одна особенность рассказов на англике или любом другом земном языке, которые я изучал. Как рассказчик удерживает напряженное внимание читателя.

О, некоторые авторы двадцатого и двадцать первого века отлично умели это делать. Бывало, что я не спал по три ночи подряд, читая какую-нибудь книгу Конрада или Кунина. И с тех пор как решил сам стать писателем, все думаю, как это им удавалось.

Возьмем, например, рассказ, который я пишу все последнее время, когда есть возможность полежать на жесткой палубе с блокнотом. Блокнот в уголках уже весь потрепался, я пишу в нем хунского размера буквы изжеванным карандашом, который сжимаю в кулаке. С самого начала я пишу “от первого лица” – как дневник – и пытаюсь использовать все хитроумные трюки, которые усвоил во время чтения за эти годы.

Почему от первого лица? Согласно “Правилам сочинения” Андерсона, такой способ позволяет легче представить читателю единую, цельную точку зрения, хотя, если мою книгу переведут на язык треки, все придется поменять, чтобы они что-нибудь поняли.

Но проблема с первым лицом в рассказе вот в чем: идет ли дело о реальном случае или о вымысле, вы знаете, что герой уцелел!

И вот на протяжении всех событий, о которых я собираюсь вам рассказать, вы, те, кто читает мои воспоминания (если я сумею их переписать, попросить специалиста в человеческих языках исправить грамматику и заплатить за перепечатку), вы уже знаете, что я, Олвин Хф-уэйуо, сын Му-фаувка и Йофг-уэйуо, из порта Вуфон, бесстрашный исследователь, просто обязан выжить в том происшествии, которое начинаю описывать, сохранив по крайней мере один мозг, один глаз и одну руку, чтобы все это записать.

Несколько ночей я лежал без сна, пытаясь обойти эту проблему при помощи другого языка. Есть, например, Галсемь, но на нем не передашь события в прошедшем времени. А неопределенные склонения в буйурском диалекте Галтри такие необычные. Да и для кого я это пишу? Только Гек умеет читать на Галтри, а получить похвалу от Гек – все равно что поцеловать собственную сестру.

Итак, в тот момент, когда я прервал свой рассказ, воды Трещины покрыты пеной. Острая тень Окончательной скалы разрезает океан в том месте, где по-прежнему извиваются трос и шланги, взбивая обычно спокойную поверхность. Они бьются с энергией, высвобожденной несколько мгновений назад в момент катастрофы.

Слишком легко представить себе, что происходит с “Мечтой Вуфона”, нашим маленьким кораблем, созданным для исследования огромных глубин внизу. Сам не желая этого, я представляю себе полую деревянную трубу, колеса ее бесцельно вращаются, выпуклый стеклянный нос лопнул, лодка погружается в бездонную пропасть, таща за собой обрывок троса, унося Зиза, маленькую неполную груду колец треки, к гибели вместе с собой.

И как будто этого недостаточно, мы не можем забыть вид Хуфу, нашего талисмана-нура, отброшенного раскачивающейся стрелой крана, кричащего и вращающегося в воздухе, пока крошечное животное не исчезает в голубых водах Трещины. Как мог бы сказать земной тезка Гек: “Зрелище было невеселое. Неудачная ставка”.

Долгое время все просто смотрели. Я хочу сказать, что еще мы могли сделать? Молчали даже протестанты из порта Вуфон и из Долины. Если кто-то и радовался неудаче еретиков, то был достаточно благоразумен, чтобы не демонстрировать эту радость.

Мы все попятились от края обрыва. Какой смысл вглядываться в бархатно-гладкую могилу?

– Вытащить трос и шланг, – приказала Урдоннел. Вскоре барабаны начинают вращаться в противоположную сторону, сматывая то, что с такой надеждой разматывалось всего несколько дуров назад. Тот же хунский голос выкрикивает глубины, но на этот раз числа становятся все меньше и в горловом баритоне не слышно радостного энтузиазма. Наконец, при счете два с половиной кабельтовых, из воды показывается измочаленный конец троса. С него стекает вода, как жидкая лимфа из перерезанного щупальца треки. Те, кто вращает барабан, ускоряют свои движения: всем не терпится посмотреть, что случилось.

– Кислотный ожог! – пораженно восклицает Ур-ронн, когда перерезанный конец показывается на верху утеса. Ур-ронн в гневе кричит: – Саботаж!

Урдоннел не торопится с заключением, но продолжает поворачивать узкую голову как змея, от перегоревшего кабеля к толпе протестующих на утесе, которые смотрят на нашу трагедию. Ясно, что у помощницы кузнеца те же страшные подозрения.

– Убирайтесь отсюда! – гневно кричит Гек, катясь к диссидентам и разбрасывая колесами гравий. Она едва не наезжает на ноги нескольких людей и хунов, которые нервно пятятся. Даже пара красных убирает бронированные ноги, отступая на один-два шага, хотя хрупкий г'кек не может быть угрозой для квуэна. Потом они снова движутся вперед с шипением и щелканьем.

Мы с Клешней бросаемся к Гек. Все могло бы кончиться плохо, но тут нам на помощь приходят могучие урские кузнецы с горы Гуэнн, размахивающие дубинками, готовые силой отстоять Гек. Толпа рассеивается, покидает рабочую площадку, направляясь к своему импровизированному лагерю.

– Ублюдки! – кричит им вслед Гек. – Джикии убийцы!

Не по закону, думаю я, все еще не оправившись от шока. Ни Хуфу, ни маленький Зиз, строго говоря, не являются гражданами Общины. Даже почетными, подобно глейверам или представителям видов, которым угрожает вымирание. Так что это не убийство.

Но, по моему представлению, достаточно близко к убийству. Я сжимаю кулаки, чувствуя, как наполняется тело боевыми гормонами. Гнев в хуне разгорается медленно, но, когда он вспыхнул, погасить его трудно. Мне неприятно вспоминать, что я тогда чувствовал, хотя мудрецы говорят: важно не то, что ты чувствуешь, а то, как ведешь себя в результате твоих чувств.

Никто не произнес ни слова. Какое-то время мы все пребываем в подавленном состоянии. Урдоннел и Ур-ронн спорят о том, какое послание нужно отправить Уриэль.

И тут от горя нас отрывает резкий пронзительный свист сзади, со стороны моря. Повернувшись, мы видим Клешню, который смело стоит на самом краю, выдувает воздух из щелей на трех ногах, в то же время подзывая нас двумя когтями.

– Смотрите-трите-трите! – запинается он. – Гек, Олвин, быстрей!

Позже Гек утверждала, что сразу поняла, что имеет в виду Клешня. Ретроспективно я понимаю, что это очевидно, но в то время я понятия не имел, что привело его в такое возбуждение. Добравшись до края, я мог только изумленно глядеть на то, что вырвалось из чрева Трещины.

Это наша лодка! Наша прекрасная “Мечта Вуфона” всплывает наверх и кажется такой мирной и спокойной в солнечных лучах. И на ее изогнутом верху видная черная маленькая фигура, мокрая и взъерошенная с носа до хвоста. И не нужно иметь зрение г'кека, чтобы понять, что наш нур не менее нас потрясен тем, что еще жив. До нас доносятся его слабые жалобы.

– Но как… – начала Урдоннел.

– Конечно! – прервала ее Ур-ронн. – Сброшен балласт! Я несколько раз мигнул.

– О, балласт! Хр-рм. Да, “Мечта” без него всплывает. Но на борту нет экипажа, некому дернуть рычаг. Разве что…

– Разве что это сделал Зиз! – кончила за меня Гек.

– Неудовлетворительное объяснение, – вставила на Галдва Урдоннел. – Восемь кабельтовых (тяжелого, тянущего вниз) металлического троса отягощают наше приспособление для спуска под воду, и воздушного кармана внутри корабля было бы недостаточно.

– Хр-рм, я понимаю, в чем разница, – сказал я, закрывая глаза руками. – Гек, а что это… что это за штука, окружающая лодку?

Снова наша подруга на колесах застыла на краю обрыва, развела два глазных стебелька и для лучшей видимости выставила третий.

– Похоже на какой-то воздушный шар, Олвин. Вся “Мечта” окутана какой-то трубкой. Она круглая – Зиз!

Это совпадало с моей догадкой. Кольцо треки, раздутое до таких размеров, какие мы себе и представить не могли.

Все посмотрели на Тиуга, мастера смесей с горы Гуэнн. Треки полного размера вздрогнул и выпустил цветное облачко, от которого пахло разрядкой напряжения.

– Предосторожность. Я/мы предприняли ее, посоветовавшись с нашей госпожой Уриэль. Предохранитель на случай непредвиденного, оказавшийся очень эффективным.

Рад, что я/мы смогли вленировать успешно. Эти кольца и те, что внизу, предвидят предстоящее празднование. Скоро. Ретроспективно.

– Иными словами-вами, – прервал его Клешня, – перестаньте вести себя как стая слепых при дневном свете глейверов. Пошли, вытащим их назад-ад-ад!

XVIII. КНИГА СКЛОНА

Легенды

Говорят, прошлые поколения интерпретировали Свитки совсем не так, как делаем сегодня мы в современной Общине.

Несомненно, каждая волна переселенцев вызывала на Склоне новый кризис веры, из которого наша вера выходила перестроенной, изменившейся.

Вначале вновь прибывшие короткое время обладали преимуществами, принеся с собой богоподобные орудия Пяти Галактик. Это преимущество сохранялось от нескольких месяцев до восьми лет. И помогало каждой расе заложить безопасный фундамент для потомков, как люди сделали в Библосе, хуны на острове Хауф, а г'кеки на горе Дуден.

Но каждый знал и свои недостатки: недостаточное для нормального развития население, неумение вести примитивное существование на неведомой планете. Даже высокомерные серые квуэны признали, что должны быть какие-то принципы или всегда будет угроза вендетты со стороны всего остального населения. Договор Изгнания установил правила контроля над рождаемостью, укрытия и сохранения дикой природы Джиджо, а также способы уничтожения отходов. Эти основные правила действуют и сегодня.

Легко забыть, что другие проблемы были решены только после упорной борьбы.

Например, жестокое сопротивление восстановлению металлургии урскими кузнецами лишь частично основывалось на стремлении квуэнов сохранить свою монополию на инструменты. Многие куны и треки искренне верили, что эти новшества святотатственны. И до сегодняшнего дня некоторые жители Склона не притрагиваются к орудиям изпереплавленной буйурской стали и не допускают их в свои дома и деревни, сколько бы раз мудрецы не провозглашали их безопасным.

Другой пережиток этих верований можно видеть в убеждениях пуритан, которые отвергают книги. Бумагу саму по себе вряд ли можно в чем-то обвинить: она хорошо разлагается и ее можно использовать для переписки Свитков. Тем не менее есть несогласное меньшинство, которое называет сокровища Библоса в лучшем случае данью тщеславию и препятствием для тех, кто пытается достичь блаженного невежества. В первые годы жизни людей на Джиджо эту веру эксплуатировали уры и квуэны, враги людей, пока урские кузнецы не обнаружили, что изготовление шрифтов очень выгодно. После чего увлечение книгами беспрепятственно распространилось по всему Склону.