Безногий ас

У него уже имелась одна памятка о войне. Пуля Me-109 во время боев над Дюнкерком чиркнула его по голове, оставив просеку в курчавых волосах. Пауэлл-Шэддон был ниже и плотнее. Ему было около 30 лет, и он уже начал лысеть. Бадер почувствовал, что оба получили «хорошее воспитание» и станут авторитетными командирами. Ни на один миг он не стал думать хуже о канадцах. Англичанин не станет требовать от выходца из колоний «хорошего» воспитания, и уважает его за другие добродетели. (И потому, что «колонист» не обращает внимания, прилично он себя ведет или нет.) Бадер был бы рад сделать канадца командиром звена, но ни один не имел достаточного опыта командования, и они придерживались устаревших тактических взглядов, хотя не учились в Кранвелле.

Болл принял звено А, Пауэлл-Шэддон — звено В. И ближе к вечеру они уже совершили первые полеты вместе со своими пилотами. Через пару дней создалось впечатление, что постепенно эскадрилья становится сплоченной командой.

Бадер не оставил надежды раздобыть запасные части и инструменты и ежедневно наведывался к начальнику склада. Было произнесено много слов, однако инструмент так и не появился. На седьмой день он послал за Уэстом и спросил, что можно сделать еще, чтобы достать нужное.

«Но, сэр, работники складов начинают цитировать наставления и положения КВВС по снабжению запасными частями. Разные там параграфы и прочее. По закону мы должны прождать три месяца, прежде чем затребовать новые запчасти», — сказал Уэст.

«И это они говорят сейчас?» — приподнял бровь командир эскадрильи.

Вскоре после этого он заявился к коменданту авиабазы и сообщил: «Видите ли, сэр, парни уже готовы драться, но у нас все еще нет запчастей и оборудования. Так как техническая служба не собирается что-либо предпринимать в этом отношении, я отправил в штаб авиагруппы вот такую телеграмму».

Он протянул листок бумаги, и ошарашенный Безигель прочитал краткий сигнал бедствия:

«242-я эскадрилья боеспособна в плане подготовки летчиков, но небоеспособна повторяю небоеспособна в отношении техники».

«Боже мой, какого дьявола вы не показали это сначала мне?» — сказал подполковник, побледнев.

Последовал небольшой скандал. Бадер вернулся в свой кабинет и показал телеграмму Уэсту. У того глаза полезли на лоб по мере чтения. Он принялся гадать, пропустит ли комендант авиабазы столь грубую депешу. Бадер сказал, что комендант был немного возмущен, особенно когда услышал, что телеграмма уже отправлена.

Уэст сказал, сильно преуменьшая: «Сэр, это несколько… необычно».

«Я беру ответственность на себя. У вас есть еще какие-нибудь требования по запасным частям и оборудованию?» — ответил командир эскадрильи.

«Нет, сэр».

«Хорошо».

«В штабе авиагруппы поднимется ужасный вой», — предположил Уэст.

«В штабе Истребительного Командования тоже поднимется ужасный вой. Я послал им копию», — добавил Бадер.

Уэст на несколько минут онемел, а потом сказал:

«Мы либо получим запасные части, либо нового командира эскадрильи».

* * *

Возмездие последовало незамедлительно. Бадер играл в бильярд в клубе, когда примчался ординарец и сообщил, что его просят к телефону. Он взял трубку и услышал ледяной голос офицера службы снабжения Истребительного Командования.

«Майор Бадер, что означает чрезвычайная телеграмма, которую вы прислали сегодня?»

Бадер резко ответил:

«Она означает именно, что в ней написано. Мы не можем получить необходимое оборудование и запасные части, а потому я буду считать эскадрилью небоеспособной, пока я не получу все требуемое».

«Но у вас обязательно должно быть хоть что-то».

«Есть. Два гаечных ключа и одна отвертка».

Телефонная трубка начала распространяться относительно сложностей со снабжением, которые испытывают в данный момент Королевские ВВС. Она заявила, что требуется время для того, чтобы система начала функционировать, поэтому каждый командир эскадрильи должен проявить изобретательность и постараться выкрутиться своими силами, пока ему не доставят запрошенное. Более того, существует утвержденная процедура заказа нового оборудования, и если каждый начнет ее нарушать, как это делает майор Бадер, тогда в авиации воцарится хаос и неразбериха.

«Если я буду следовать установленным правилам, то вообще ничего не получу», — отрезал Бадер.

«Я уверен, что вы сможете обойтись тем, что имеете».

«Лучше не стоит говорить мне, что я могу, и чего не могу. Я сообщил вам, что мне требуется, и пока я не получу все это, эскадрилья останется небоеспособной».

«Мне кажется, вас совсем не интересует, к чему могут привести ваши действия. Я могу вам это предсказать. Ваша телеграмма принесет вам большие неприятности. Главнокомандующий в бешенстве», — проворчал штабист.

Но Бадер его уже не слушал.

* * *

На следующее утро на аэродроме приземлился маленький связной самолет, на котором прибыл Ли-Мэллори.

«Я решил сам разобраться, что здесь происходит», — сказал он Бадеру.

Больше он не произнес ни слова, пока не ознакомился с состоянием дел в эскадрилье. Когда они покинули стоянки самолетов и направились к ангару, вице-маршал сухо сообщил:

«Ваша телеграмма вызвала большой шум. В чем же дело?»

Бадер сообщил ему обо всем, что он предпринял. Ли-Мэллори лично осмотрел жалкую кучку инструментов, которую удалось собрать, и переговорил с уоррент-офицером Уэстом. После этого он снова вызвал Бадера и сказал:

«Ну, хорошо. Вы рисковали головой, но теперь я вижу, почему. Я опасаюсь, что вас вызовут к главнокомандующему после вашей телеграммы, вы можете повторить ему все, что говорили мне. Не принимайте ничего слишком близко к сердцу. Он может облаять вас, но не укусит».

На следующий день пришел вызов. Бадер вылетел на аэродром Хендон и прибыл в Бентли-Приори, небольшой домик в Стэнморе, где размещался штаб Истребительного Командования. Ожидая вызова к главнокомандующему, он ни секунды не жалел о том, что сделал. Единственное, что его огорчало, — он был единственным командиром эскадрильи, который так поступил. А потом появился капрал и сообщил:

«Вас ждут».

Глава 15

За большим столом сидел грозный главный маршал авиации сэр Хью Даудинг. Его глаза холодно поблескивали под кустистыми бровями, поджатые губы придавали изрезанному морщинами лицу суровый вид. Подчиненные звали его «Склочником», потому что он мог быть очень сварливым. Даудинг, не мигая, уставился на Бадера и сухо спросил:

«Ну что там у вас с техникой, и почему вы отправили такую телеграмму?»

Бадер объяснил, что сделал все возможное, чтобы достать инструменты и запасные части, и решился на такой экстраординарный поступок лишь потому, что в случае немецкого налета его эскадрилья не сможет даже взлететь. Без единого слова Даудинг протянул ему письменный рапорт. Бадер увидел, что он поступил от начальника службы снабжения и содержал запись телефонного разговора. Он быстро просмотрел бумагу и сказал:

«У меня было очень неприятное объяснение с начальником службы снабжения, сэр. Но мы — офицеры в одном звании. Он попытался отговорить меня, утверждая, что вы пришли в бешенство после моей телеграммы, и она мне еще аукнется».

«Так он сказал, что я пришел в бешенство?» — Даудинг нажал кнопку вызова.

Через минуту вошел майор службы снабжения. Он злобно уставился на Бадера, который ответил не менее злым взглядом.

«Вы сказали, что меня привела в бешенство телеграмма из 242-й эскадрильи?» — спросил Даудинг.

«Да, сэр. Я знаю, что вас подобная депеша должна была очень рассердить», — ответил майор.

Даудинг холодно заметил:

«У меня нет офицеров, занимающихся толкованием моих слов и предсказанием моего поведения. Ваша работа заключается — точнее заключалась — в том, чтобы помогать командирам фронтовых эскадрилий. Вы покинете мой штаб в течение 24 часов».

После того как майор вышел, Даудинг немного отмяк. Он надавил другую кнопку, и вскоре появился седой вице-маршал авиации — «Дэдди» Никол, который командовал службой снабжения Истребительного Командования. Он выслушал Бадера, которому пришлось повторить свою историю, потом взял его за руку и мягко сказал:

«Ничего. Вы пойдете вместе со мной, и мы во всем разберемся».

* * *

На следующий день в Колтишелле Безигель устроил расследование относительно дел 242-й эскадрильи. На следующее утро, еще до того как начальник склада успел собрать свои бумаги, чтобы освободить место преемнику, мимо часовых у ворот один за другим покатили грузовики. Они направлялись к ремонтному ангару, где Уэст, добродушно подшучивая, мобилизовал всех своих механиков на разгрузку ящиков с запасными колесами, магнето, масляными насосами, гаечными ключами, напильниками, прокладками цилиндров и другими запасными частями чуть ли не 400 наименований. К вечеру, когда ушел последний грузовик, вокруг Уэста высилась настоящая гора ящиков и коробок.

«Теперь вам достаточно, мистер Уэст?» — спросил Бадер.

«Достаточно? Да у меня теперь имущества на 10 эскадрилий, сэр. Теперь мне нужно решать, куда все это распихать», — воскликнул Уэст.

«Ну, это уже ваша проблема. Далее самолетами будете заниматься вы, а я все время отдам подготовке пилотов. Наша эскадрилья станет лучшей в Истребительном Командовании, или я сдохну».

Он отбыл в свой офис и отправил телеграмму в штаб авиагруппы с копией в штаб Истребительного Командования:

«Теперь 242-я эскадрилья полностью боеспособна».

Надо сказать, что пилоты уже начали считать себя лучшей эскадрильей Истребительного Командования, резко изменив свои взгляды. Теперь «Харрикейны» почти все время находились в воздухе, носясь над графством Норфолк туда и обратно. Отрабатывались полеты в строю, полеты в облачности, резкий набор высоты для перехвата, пикирование и обстрел наземных целей, проводились учебные бои. Даже когда летчики оставались на земле, они всегда находили занятие. В основном это были лекции командира, который с пылом проповедника излагал свои взгляды на ведение воздушного боя. Бадер уверовал в свою доктрину настолько пламенно, что вскоре в нее уверовали и остальные. Он заставлял каждого из пилотов вести звено в учебную атаку и нещадно ругался, если кто-то делал ошибку. Это была практическая учеба, учеба на примерах. Но все пилоты понимали, что Бадер «больше лает, чем кусает». Если уж он укусит — рана, скорее всего, окажется смертельной.

Однажды он попытался заставить эскадрилью, выстроенную колонной, выполнить петлю. Но когда первые 4 самолета вышли в верхнюю точку, остальные свалились в штопор, и строй рассыпался. Командира это не устроило. Летчикам пришлось совершить новую попытку. Даже в столовой они продолжали обсуждать эту проблему, пытаясь найти способ выполнить сложный маневр.

Впервые Бадер устроил своим летчикам дежурство и спал вместе со своим звеном в домике на стоянке самолетов. Дежурное звено спало, не раздеваясь, хотя Бадер отстегнул протезы и поставил рядом с кроватью. Впервые летчики увидели его без протезов и не могли скрыть удивления. Разумеется, никто не сказал ни слова, однако было непривычно видеть, что такой энергичный и жизнерадостный человек действительно не имеет ног. Легенда оказалась правдой.

Эскадрилья в дни войны подобна живому чувствительному организму. Летчики обретают славу и умирают молодыми. Наземный персонал живет долго и незаметно, и его изнурительная работа кажется бесконечной. Но если механик ошибется, это может привести к гибели пилота. В эскадрилье должно существовать взаимное уважение и доверие, и командир обязан поддерживать это хрупкое равновесие. (Однажды я попал в истребительную эскадрилью, куда только что прибыл новый командир. Он оказался слабым человеком, и в считанные дни сплоченный коллектив рассыпался на мелкие группки, потеряв уверенность в себе. Это произошло чертовски быстро.) Очень быстро 242-я эскадрилья превратилась в единое целое. Люди поверили своему новому командиру и были готовы ради него на все. Теперь они твердо знали, что должны делать, как и когда. И если они все сделают, как требуется, командир тоже сделает для них все.

В действительности Бадер смотрел на эскадрилью, как на свою собственность.

«Я чувствовал, что они принадлежат мне, все летчики и механики. Я разозлился бы, если бы кто-то плохо отозвался о них или что-то им сделал. Я договорился с полицией Норвича, что они никогда не будут передавать моих парней гражданскому суду, а будут отправлять ко мне, чтобы я во всем разобрался сам. С ними я вел себя строго, но всегда забывал о званиях, если пытался вмешаться кто-то третий. Я полагаю, что бы пристрастен в своем отношении к эскадрилье, однако она принадлежала мне, и я не собирался терпеть чье-либо вмешательство».

Очень часто он заставлял механиков работать, не глядя на часы, чтобы «Харрикейны» могли летать, но изо всех сил защищал их от коменданта авиабазы, который любил требовать выполнения уставных положений. Бадер и Руперт Ли очень часто вместе шли в кабинет коменданта, чтобы отстоять свою точку зрения. Все трое прошли школу Кранвелла, и между ними сохранялись традиционные неформальные отношения. Поэтому старший и младший офицеры снимали фуражки и принимались обсуждать острые вопросы значительно более свободно, чем обычно дозволяла дисциплина. Разговор без фуражек очень часто переходил в жаркие споры, особенно когда немного позднее механики начали нарушать правила затемнения.

Теперь по вечерам пилоты 242-й эскадрильи, зашедшие выпить пивка, держались плотной группой вокруг своего непьющего командира. И Бадеру оставалось лишь гадать, сколько пинт они могут в себя влить, чтобы утром снова быть в полном порядке. Он привез Тельму в домик в Колтишелле, и ее присутствие помогло придать вечеринкам относительно приличный характер, хотя до полной благопристойности все-таки было далековато. Любимая игра летчиков заключалась в том, что кто-то из них ставил на голову кружку с пивом и обходил комнату по кругу, распевая песни и прихлопывая по коленям. При этом он должен был не расплескать пиво. Бадер на своих протезах не мог принимать участие в такой игре, но молодой канадский лейтенант Смит выучил его петь «Маленькую Ангелину», которая Бадеру очень понравилась.

Эскадрилья постепенно забывала о своих проблемах и разочарованиях. Бадер жил ради нее и хотел, чтобы остальные вели себя так же. Немного расхристанная фигура с характерной раскачивающейся походкой могла появиться в любое время в любом месте. Так властный глава семьи обходит свой дом, следя за порядком. Однажды Стен Тэрнер сказал Уэсту:

«Есть у него ноги или нет, не знаю, но я никогда не видел такого живчика, как этот парень».

Мускулистый Тэрнер не был тихоней. Он питал пристрастие к пиву и временами любил пострелять из револьвера на публике. Подполковник предложил Дугласу:

«Ты должен избавиться от Тэрнера. Он ведь совершено дикий».

Но Бадер переговорил с глазу на глаз с Тэрнером, и тот остался. Ведь он был прекрасным пилотом, бесстрашным и решительным. Бадер даже сделал его командиром звена. После этого выходки Тэрнера прекратились, так как он должен был отвечать за других.

Ли-Мэллори проявил незаурядную проницательность, назначив Бадера командиром 242-й эскадрильи. Канадцы вели себя слишком вольно и временами несколько шумно. Они уважали правила и традиции, только если те были полезными, и никогда за древность и номер статьи в книге уставов. Они уважали в Бадере те же самые качества, и понимали его, когда в нем темперамент прорывался за рамки дисциплины. Бадер понимал дисциплину как беспрекословное исполнение своих приказов и приказов тех людей, которых он уважал. Но в иной ситуации его поведение было сложно предсказать. Очень часто он давал волю языку, однако через пять минут жертва все забывала и прощала, как сам Бадер в подобных обстоятельствах простил бы любого.

Он уже положил глаз на нескольких пилотов, видя в них будущих командиров звеньев, в особенности он надеялся на Хью Тамблина, отличавшегося твердой рукой, верным глазом и чувством юмора. На статного Тамблина в воздухе можно было положиться абсолютно. Точно так же можно было доверять симпатичному курчавому Ноэлю Стансфилду и высокому худому Лори Кридерману. Два года назад Кридерман руководил джаз-оркестром, и ему было всего 24 года. Норри Харт был человеком совсем другого типа, невысокий, остроумный шутник, говоривший с сильным акцентом. На борту его «Харрикейна» был нарисован ночной горшок, в который сыплются свастики. Джон Латта не походил на них. Худощавый темноволосый молодой человек, он говорил немного протяжно и невольно заставлял вспомнить суровых шотландских предков. Бен Браун был симпатичным парнем, очень смелым и никудышным стрелком. Нейл Кэмпбелл был просто красавчиком. Коренастый Боб Грассик отличался полной невозмутимостью.

Все канадцы казались бесстрашными, но уроженец Калгари Уилли МакНайт выделялся среди них. Отличный снайпер, он уже сбил во Франции несколько немецких самолетов. Под курткой, украшенной Крестом за летные заслуги, скрывалась мягкая душа любителя музыки. У МакНайта была огромная коллекция пластинок Бинга Кросби, и каждый вечер он крутил их в столовой, страшно сердясь, когда не имевший слуха Кридерман принимался подпевать Кросби.

Кроме Бадера и двух командиров звеньев, единственным англичанином в эскадрилье был Денис Краули-Миллинг, крепкий блондин, который выглядел на 17 лет, хотя на самом деле ему исполнился 21 год. Новозеландца Роя Буша выдавал только акцент, больше ничего экзотического в нем не было. Они были по горло заняты тренировками, чтобы превратить эскадрилью в отлаженный боевой механизм, хотя никаких боев пока не предвиделось. Никто даже не видел немецких самолетов. Лишь изредка вдалеке от берега в облаках проскакивал одинокий разведчик, хотя все твердо знали, что Гитлер собрал во Франции множество самолетов. Но пока немцы готовились к высадке, война на какое-то время стихла. Жаль.

Однако именно в этой обстановке прозвучали знаменитые слова Черчилля:

«Битва за Францию закончилась. Я жду, что начнется Битва за Англию. От исхода этой битвы зависит судьба христианской цивилизации. Поэтому давайте укрепим наши души для выполнения долга и будем вести себя так, что если Британскому Содружеству и Империи суждено погибнуть, и через тысячу лет люди говорили бы: „Это был их самый прекрасный час“.

11 июля совершенно неожиданно тучи накрыли Колтишелл, пошел дождь, и эскадрилья оказалась прикована к земле. Бадер дремал в кресле на стоянке, когда зазвонил телефон. Дежурный сообщил, что они засекли подозрительный самолет, летящий воль берега с севера на юг. Нельзя ли поднять звено? Бадер быстро ответил:

«Нет, мы не можем поднять звено. Тучи идут над самой землей, и я не хочу посылать своих пилотов в воздух в такую погоду. Это невозможно».

«Неужели совершенно невозможно? Он направляется к Кромеру, и мы почти уверены, что это немец», — встревоженно сказал дежурный.

Ох, этот соблазнитель!

«Ладно, я попробую сам».

Он бросил трубку и заковылял под дождем к своему «Харрикейну».

Взлетать пришлось практически вслепую, под проливным дождем, который хлестал по аэродрому. И буквально через пару секунд самолет оказался в туче. Бадер вызвал дежурного по полетам, чтобы запросить пеленг цели, однако вода залила рацию, и та немедленно вышла из строя. Набор высоты по приборам — занятие не слишком сложное, если вскоре рассчитываешь пробить облачный слой. Когда стрелка альтиметра заколебалась возле отметки 1000 футов, «Харрикейн» пробкой вылетел из туч. Однако выше себя Бадер увидел второй слой облаков, и без помощи службы наведения у него почти не было шансов найти что-нибудь в небе. Но все-таки он повернул на север в направлении Кромера, больше для очистки совести, чем всерьез на что-то рассчитывая. Найти вражеский самолет где-то над Англией не легче, чем отыскать иголку в стоге сена.

Но далеко впереди появилась черная точка. Она начала стремительно расти, так как мчалась прямо навстречу. Неизвестный объект держался чуть выше, под вторым слоем облаков. Это никак не мог быть неприятель, так как лишь слепой полетит прямо на британский истребитель. И совершенно неожиданно для себя Бадер понял, что неизвестный самолет имеет двойной киль. «Дорнье»!

С бьющимся сердцем Бадер заложил крутой вираж, чтобы выйти в атаку. «Дорнье» проскользнул чуть выше на расстоянии 200 ярдов от истребителя. Немцы заметили Бадера в тот момент, когда «Харрикейн» буквально стоял на крыле, и «Дорнье» рванулся вверх, к облаку. На хвосте «Дорнье» замигали огоньки, это стрелок открыл огонь. Но тут бомбардировщик оказался на перекрестии прицела Бадера. Он нажал гашетку, и пулеметы выплюнули длинную струю свинца. Потом еще одна очередь. Немецкий пулемет умолк, однако «Дорнье» нырнул в облако. «Харрикейн» последовал за ним, по-прежнему ведя огонь. Бадер не видел ничего, кроме молочно-белой мглы, и мчался совершенно вслепую. Однако под ним было море, и такой полет не мог завершиться ничем хорошим. Поэтому Бадер прекратил погоню, спустился под облака и повернул назад на базу, бормоча под нос нечто выразительное, но совершенно непечатное. Приземлившись, он позвонил дежурному и рассказал ему о том, что произошло. После этого он рухнул в свое кресло, намереваясь подремать.

Но через 5 минут снова зазвонил телефон. Это был дежурный по полетам. Он торжествующе крикнул:

«Насчет того „Дорнье“. Береговые наблюдатели видели, как он вывалился из облаков и рухнул прямо в море. Вы прикончили его!»

Вечером в столовой была устроена пирушка, но Бадер ограничился стаканом оранжада. Как-то неожиданно для себя он обнаружил, что сбил первый вражеский бомбардировщик в такую погоду, которая до сих пор считалась нелетной. Во всяком случае, он не мог позволить лететь другим пилотам. Что ж, он еще раз показал парням, чего стоит.

Но потом он снова подумал, что ему еще не раз придется доказывать свою состоятельность. Это не кончится никогда. Внешне все обстояло нормально, однако внутри него сидел маленький злобный демон. Демон родился вместе с ним, окреп в детстве и стал еще сильнее, когда Бадер потерял ноги. Он просто обязан быть много лучше остальных, чтобы обрести уверенность в себе. Такие демоны никогда не умолкают надолго, но ему можно заткнуть глотку на время новым достижением. Все великие люди живут с таким демоном, хотя демон сам по себе не делает человека великим. Он только пришпоривает его, заставляя выкладываться до предела и сверх него.

Внешне Бадер был просто воплощением самоуверенности, и ему удалось обмануть всех, даже Тельму. Он казался сильным и всезнающим, и никто не допускал мысли, что его могут убить. Пилотов ему тоже удалось обмануть. Такой командир был особенно ценен для эскадрильи, потому что большинство летчиков были молоды, и за внешней развязностью пытались скрыть обычный страх. Услужливое подсознание подсказывает: «Со мной этого не случится». Однако логика говорит, что может,и хорошо, если человек выдержит эту борьбу.

Теперь в эскадрилье имелось 18 «Харрикейнов», но ему прислали трех лишних пилотов. Как ни странно, все они были морскими летчиками, присланными Адмиралтейством, так как Королевским ВВС отчаянно не хватало летчиков, и они выскребали все, что только можно. Одному из них, мичману Паттерсону, было всего 19 лет, и щеки у него еще были покрыты юношеским пухом. Суб-лейтенанты Дикки Корк и Джимми Гарднер были всего на год или два старше. Корк был крепким, рослым парнем, и Бадер взял его в собственное звено. Третьим был маленький остроглазый Уилли МакНайт.

8 августа возле острова Уайт около 60 пикировщиков Ju-87 атаковали со стороны солнца британский конвой. Через 2 часа тот же конвой атаковали еще около 100 самолетов. На перехват вражеских самолетов были подняты истребители из Тангмера и с других аэродромов. Дымящиеся самолеты падали в море, а два корабля, охваченные пламенем, взорвались и затонули. Во второй половине дня около 130 немецких самолетов подвергли жестокой бомбардировке конвой возле Борнемута. Началась ужасная битва. На аэродромах к югу и востоку от берегов Англии Геринг имел около 4000 самолетов. Эскадрильи первой линии Истребительного Командования насчитывали около 500 самолетов и пилотов, при том что резервов практически не было.

Снова прилетели «Штуки», и теперь бомбы посыпались на Портленд и Веймут, а также на конвои в устье Темзы. Геринг намеревался уничтожить уязвимые транспорты и прощупать нашу ПВО. После этого 200 бомбардировщиков 11 волнами атаковали Дувр. Следующим стал Портсмут, потом опять Портсмут. Противник поднял в воздух более 400 самолетов сразу. Истребители 11-й авиагруппы, прикрывавшей Лондон и южную Англию, атаковали их, и Люфтваффе потеряли более 200 самолетов. Бомбардировщики Королевских ВВС нанесли удар по баржам, которые противник собирал на другом берегу Ла-Манша, готовя высадку.

Оборона Англии оказалась прочнее, чем думали немцы. Геринг обещал сокрушить КВВС к середине сентября, так как Гитлер намеревался 21 сентября высадить 21 дивизию на побережье между Фолкстоном и Уортингом. 15 августа бомбы посыпались на аэродромы истребителей по всей юго-восточной Англии — Дувр, Диль, Хокиндж, Лимпн, Миддл-Уоллоп, Кенли и Биггин-Хилл. На следующий день 600 немецких бомбардировщиков атаковали истребительные аэродромы в Кенли, Кройдоне, Биггин-Хилле, Манстоне, Уэст-Маллинге, Нортхолте и Тангмере. Десятки горящих самолетов, как немецких, так и английских, рухнули на землю.

Но Бадер и его 242-я эскадрилья не видели ни одного, хотя весь день летчики провели в своих «Харрикейнах» в готовности к вылету. Бой вела 11-я авиагруппа, а 12-я оставалась в резерве, чтобы прикрыть промышленное сердце Англии к северу от Лондона. Сгорая от нетерпения, Бадер позвонил Ли-Мэллори и попросил разрешения на вылет. Однако Ли-Мэллори сказал ему:

«Мы не можем класть все яйца в одну корзину, Бадер. Вы должны стоять и ждать. Не сомневаюсь, что враг был бы рад увести наши истребители из Мидленда. В любом случае, я не пошлю вас, пока об этом не попросит 11-я группа».

Но ждать было очень трудно.

Затем наступила еще одна передышка, и Англия, потрясенная бомбежками, сумела перевести дух. Геринг, испуганный своими потерями, решил сделать перерыв. А затем вмешалась погода.

Бадер отсутствовал на стоянке, когда офицер наведения приказал поднять одно звено для прикрытия конвоя. Однако сильный дождь и густые тучи, шедшие над самой землей, помешали самолетам сесть. Молодой Паттерсон был в составе поднятого звена и не вернулся. Кто-то из моряков конвоя утверждал, что видел «Харрикейн», который, потеряв управление, рухнул из тучи прямо в море. Бадер чуть не сошел с ума и страшно изругал офицера наведения, который послал пилотов на задание в такую ужасную погоду. Глядя на него, можно было подумать, что это отец, потерявший одного из своих сыновей.

На следующий день, 21 августа, погода улучшилась, и Бадер поднял звено, чтобы провести еще одну тренировку над аэродромом. Он уже собирался приказать своим летчикам садиться, когда услышал в наушниках:

«Вызываю лидера ржаво-красных. Звено ржаво-красных в воздухе».

После этого появился офицер наведения:

«Хэлло, лидер ржаво-красных. Бандит, ангелы 7 над Ярмутом. Вектор один-один-ноль».

Ярмут находился в 15 милях на юго-восток, а «ржавый» был позывным 66-й эскадрильи Руперта Ли. Как только Бадер все это услышал, он сразу двинул сектор газа и бросился в сторону Ярмута.

Он вышел к побережью севернее города, но ничего не увидел. Звено «ржавых» так и не появилось. На высоте около 8000 футов небо закрывал слой рваных облаков. Может быть, что-то находится выше? Бадер поднял нос истребителя и врезался в облака. Через 20 секунд он выскочил из серой пелены под яркий солнечный свет и не поверил собственным глазам. Прямо перед ним оказался Do-17. Немецкий самолет находился в 700 футах выше и пересекал его курс слева направо всего в 200 ярдах. Пока Бадер шел вверх, немецкий пилот его увидел и тут же спикировал к облаку. Однако Бадер находился между немцем и спасительной мглой.

Быстро сближаясь, Бадер открыл огонь, но навстречу ему тоже протянулась светящаяся ниточка трассы. Хвостовой стрелок «Дорнье» тоже начал стрелять. Бадер находился прямо позади немецкого самолета, когда из хвоста бомбардировщика вылетело нечто вроде цепи с подвешенными грузами, которая проскочила под самолетом Бадера. Он надавил на гашетку и выпустил длинную очередь по немецкому самолету. Но тут «Дорнье» нырнул в облако, и Бадер последовал за ним, продолжая стрелять вслепую.

Внезапно он оказался под облаками. Никаких признаков «Дорнье». Бадер сделал несколько кругов, старательно осматриваясь. Немецкий самолет пропал бесследно. Взбешенный Бадер вернулся на базу.

Передышка закончилась 24 августа. Вечером ПО немецких истребителей и бомбардировщиков попытались атаковать Лондон, но были перехвачены над Мэйдстоуном и бежали. На следующий день бомбардировкам подверглись Портсмут и Саутгемптон, несмотря на все усилия английских истребителей. Затем пришел черед Дувра, Фолкстона, устья Темзы и Кента. Снова и снова большие группы немецких самолетов пересекали Ла-Манш, чтобы схватиться в кровопролитном бою с летчиками 11-й авиагруппы. Потери 11-й группы были очень высокими. Эскадрилье из 12 самолетов приходилось вести бой против 100 или даже 200 самолетов. У англичан не хватало истребителей, но при этом часть эскадрилий приходилось держать в резерве. Вице-маршал авиации Парк не мог знать, где и когда немцы нанесут следующий удар. Отметка «более 100» на планшете могла оказаться просто уловкой. Если он бросит на перехват все истребители, потом им придется садиться для дозаправки, а в это время немецкие самолеты беспрепятственно прорвутся к своей цели.

День за днем, пока шла битва, Бадер сидел мрачный и ругался в домике на стоянке в Колтишелле. Он вместе со своими пилотами сидел в готовности, но командование игнорировало их, и это было невыносимо. Хотя они жаждали ринуться в пламя битвы, вместо этого им приходилось беспомощно сидеть на земле и ждать, ждать, ждать… Бадер не мог осознать, что в бою его могли убить. Поэтому он, как и все остальные, считал величайшей глупостью то, что их держали на земле, пока остальные эскадрильи сражались против превосходящих сил противника. Бадер был слишком прямолинейным человеком и не скрывал своего мнения, рыча на каждого, кто пытался заговорить об этом. С помощью тренировок ему удалось поднять дух летчиков на нужную высоту, но теперь их настроение снова покатилось вниз. Наверное, так вели себя древние воины, когда чуяли дым битвы, а вместо этого им предлагали торжественные марши.