Ночной всадник

— Вы полагаете, — произнес доктор, — что если она никогда снова не увидит Дэна, то вскоре о нем забудет.

— Вы могли бы забыть о воткнутом в вас ноже? Нет, она его не забудет. Но вероятно, со временем станет меньшее о нем думать. Она привыкнет к боли и станет говорить и смеяться, как прежде. О, док, если бы вы видели ее такой, какой я видел ее раньше…

— Когда этот человек был с ней? — перебил доктор.

У Бака перехватило дыхание.

— Будьте вы прокляты, док! — мягко произнес он.

Некоторое время оба молчали. Лицо Дэниелса исказилось от нахлынувших мыслей. Бирн тем временем пытался сопоставить факты и вскоре обнаружил между ними значительный разрыв. Он пробовал представить себе человека, чье присутствие оживляло старика Джо и чье отсутствие словно испаряло масло из лампы, где едва тлело пламя. Но он не мог представить себе ничего подходящего. Правда, ему удалось нарисовать смутный образ человека, для которого шторм и преодолевающие шторм дикие гуси имели смысл и значение. В руках Бирна его любимая логика разлеталась на тысячи кусков.

Молчание — лишь слово, а не факт. Даже в абсолютной тишине слышны звуки. Если не считать стук ветра в окно или таинственный шепот в доме, существует ваше собственное дыхание, а в минуты напряженного ожидания сердце бьется громко и ужасно, словно наигрывая похоронный марш. Именно такое молчание наступило между доктором и ковбоем. Больше всего на свете Бак хотел уйти из этой комнаты, но взгляд доктора заставлял его оставаться на месте. Они снова ждали, ждали, полные ужаса, до тех пор, пока слабое поскрипывание в сотрясаемом ветром доме не превратилось в звук шагов. Кто-то прошел через прихожую и остановился у двери. Затем последовало хриплое дыхание того, кто слушал и улыбался. Доктор заметил, что глаза Бака расширились и просветлели, лицо побледнело, даже губы стали бесцветными и двигались весьма поспешно.

— Послушайте!

— Это ветер, — почти шепотом ответил доктор.

— Послушайте! — снова приказал Бак.

Тогда доктор уловил. Неясный звук заставил сердце бешено заколотиться. Горло сжало так, словно его сдавила чья-то беспощадная рука. Бак встал, в его глазах горело безумие и желание услышать то, что он не видел. Глядя на него, Бирн понял, как мужчины славно погибают в битве, сражаясь за идею, или как они совершают тайные бесчестные убийства. Однако он боялся этого звука больше, чем Бак. Бирн тоже встал, и когда Дэниелс подкрался к двери в смежную комнату и прислонился к ней, доктор последовал за ним.

Теперь они слышали лучше. В комнате звучала музыка. Женщина плакала в той комнате, где на полу лежала цепь, свернувшаяся змеей. Бак выпрямился и отошел от двери. Он засмеялся, стараясь, чтобы его не услышали за дверью. Такой немой смех показался доктору самым страшным из всего увиденного в жизни. Так продолжалось некоторое время. Затем истерика прошла. Забрав все силы Дэниелса, она заставила ковбоя дрожать подобно осиновому листу.

— Док, — пробормотал Бак, — я не в силах больше терпеть. Я поеду и постараюсь его сюда привезти. Прости меня за это, Господи.

Он вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь, спустился в прихожую, стараясь производить как можно больше шума. Доктор сел, пытаясь привести в порядок свои мысли. Он начал со следующего пункта: «Физический факт отсутствует, существует только нематериальный». Но прежде, чем Бирн приступил к умозаключениям на основании своей предпосылки, он услышал ржание лошади возле дома. Рэндалл подошел к окну и широко его распахнул. В тот же момент до него донесся стук копыт, после чего Бирн увидел всадника. Почти мгновенно тот исчез из виду.

Глава 7

ДЖЕРРИ СТРЭНН

Гнев Божий кажется менее ужасающим, когда сосредоточен в определенном месте. Почти весь мир ежедневно благодарил Бога за то, что сфера деятельности Джерри Стрэнна ограничивалась «Тремя „Б“… Все в горах знают, что „Три „Б“ — это Биндер, Бакскин и Браунсвилл. Они образуют вершины неправильного треугольника, ограниченного каньонами и горами. Треугольник являлся излюбленным местом пребывания Стрэнна. Джерри не был уроженцем «Трех «Б“, и причина, заставившая его выбрать данное место, озадачивала аборигенов. Но они догадывались, что в лице Джерри Стрэнна им на голову обрушился гнев Божий, как воздаяние за все их бесчисленные прегрешения.

Ему едва исполнилось двадцать четыре, но Джерри успел превратиться в притчу во языцех. Люди в «Трех „Б“ датировали события визитами молодого человека. Если с гор приносился шторм, кто-нибудь мог заметить: „Похоже, Джерри Стрэнн идет“. Подобное замечание всегда встречалось с угрюмым молчанием. Матери знали, чем можно до смерти напугать детей. „Если будешь себя плохо вести, то Джерри Стрэнн тебя заберет“. А ведь Джерри вовсе не выглядел людоедом с окровавленным кинжалом в зубах. У него была совершенно романтическая внешность: рост шесть футов, грациозность молодого тополя на ветру и прочность корней мескитового дерева. Джерри относился к той редкой категории мужчин, чья красота не мешала мужественности. Тонкость работы природы над чертами его лица напоминала мастерство Праксителя, явившее миру прекрасную Фебу. Густые темные волосы развевались на ветру, а ореховые глаза сияли неземным светом — безудержной радостью жизни.

Заметьте, что в душе Стрэнна злоба даже не ночевала. Но он любил борьбу, как юный Аполлон… или чистокровный бультерьер. Джерри боролся уважительно, грамотно, непринужденно и охотно использовал кулаки, ножи и револьверы ради удовольствия своих соперников. В другое время в латах, с золотой цепью и шпорами он стал бы… но зачем об этом думать. Мечи не похожи на револьверы 45-го калибра, а двадцатый век на тринадцатый. Джерри просто опоздал родиться на шестьсот лет. С детства он жаждал битв, как другие дети хотят молока. Теперь же ездил верхом и бросал нож по-мексикански обеими руками, а с короткой дистанции так стрелял из двух револьверов, что специалисты по оружию хватались за сердце.

Однако люди в «Трех „Б“, как вы догадываетесь, не отличались добротой и долготерпением. Приходится только удивляться, почему нашему молодому разрушителю позволяли действовать так долго. Существовало разумное объяснение. Выше в горах жил Мак Стрэнн, траппер-отшельник, ненавидивший в мире все, кроме своего младшего брата, красивого, дикого и веселого Джерри. И Мак Стрэнн любил брата так сильно, как ненавидел все остальное. Невозможно точнее выразить его чувства. Жители „Трех „Б“ не сразу выяснили, как Мак относится к своему брату. После знаменитой вечеринки Джерри в честь Хэллоуина в Бакскине, например, Уильямсон, Меккенни и Рис решили избавиться от беспокойного юноши. Они отправились на охоту за диким мустангом. И трое крепких мужчин поймали и окружили его. Джерри месяц пролежал в постели. Но перед самым концом месяца Мак спустился с гор, пришел в Бакскин и пригласил на площадь Уильямсона, Меккенни и Риса. А когда наступило утро, трое крепких мужчин покинули эту юдоль слез, а Мак вернулся в горы. Его даже не пытались арестовать. Парень обладал дьявольским коварством и заставлял своих жертв атаковать первыми, а затем уничтожал всех подряд, внезапно и безжалостно. После чего снова скрывался в своей норе. Подобное случалось еще раз или два, пока жители «Трех «Б“ уразумели, что лучше не устраивать заговоров против Джерри Стрэнна. Они приняли парня, как люди принимают гнев Божий.

Не следует думать, что Джерри последовал примеру брата и стал отшельником. Когда он выходил развлечься, молодежь толпилась вокруг, потому что Стрэнн платил по всем счетам и самогон перетекал в его глотку, словно вино перед приходом Бахуса. Там, где пировал Джерри, никто не скучал. Поэтому, когда Стрэнн въехал в Браунсвилл, за ним неслась кавалькада. Молва бежала далеко впереди процессии, двери запирались, окна зашторивались, и мужчины затаивались в полумраке, приготовив оружие. Поскольку Браунсвилл лежал на самом дальнем северном конце треугольника, то Джерри редко удостаивал его своим посещением. А ведь давно известно, что люди боятся незнакомого больше, чем известной беды.

Итак, Джерри возглавлял компанию гуляк, отчасти потому, что у всех хватало ума не опережать задиру, отчасти потому, что мало лошадей могло обогнать его гнедого. Словно северный ветер и сам дьявол породили этого коня. Его характер полностью соответствовал характеру Джерри, вероятно, из-за того, что они служили одному хозяину. Кавалькада неслась, грохоча копытами и вздымая облака пыли. Но посередине улицы Джерри крикнул и поднял правую руку, мягко останавливая гнедого. Клубы пыли не спеша покатились дальше. Молодежь собралась вокруг предводителя, ожидая его указаний. Тишину нарушало только ржание коней, да еще мужчины шумно вдыхали запах пота взмыленных лошадей.

— Чья это лошадь? — указал Джерри.

Он остановился напротив отеля О'Брайена, лавки, кузницы и салуна. Возле коновязи стоял черный жеребец. Существуют некоторые люди, несущие отпечаток внутренней силы на своем лице и в выражении глаз. Во времена кризисов толпы следуют за такими людьми, как солдаты за полководцем. С первого взгляда такие люди выделяются среди других. Несомненно, встречаются лошади, достойные своих хозяев. Таков был этот конь. Если бы он брал барьер на скачках, все зрители поднялись бы в едином порыве: «Что это за лошадь?»

Гнедой вовсе не выглядел идеально. Некоторые критики заявили бы, что конь слишком легко и изящно сложен для длительной скачки. Но как человек несет печать своего величия на лице, так и в облике черного жеребца угадывалось что-то царственное. Когда кавалькада с грохотом спускалась вниз по улице, он повернулся с кошачьей грацией и поднял голову, чтобы взглянуть. Его морда и глаза заставили Джерри замереть не хуже нацеленной винтовки. Глядя на гордую голову коня, можно было забыть о его туловище, форма которого порадовала бы скульптора изогнутой шеей и стальными мускулами. Человек замечал лишь характер лошади. В людях подобное качество называется личностью.

После небольшой паузы, видя, что никто не спешит признавать коня своим, Джерри мягко заявил:

— Этот жеребец мой.

Толпа его спутников зашевелилась. В горах можно легко присвоить чужую жену, подобрать заблудившуюся корову, а то и две, затем уладить дело в укромном месте при помощи свинца 45-го калибра. Но лошадь — совсем другое дело, в горах она стоит вне всяких законов. Она важнее чести и дороже любви. Когда один человек отбирает лошадь у другого, мужчины собираются и охотятся за вором. Такая охота порой продолжается очень долго, но всегда доводится до конца. Настигнув вора, его убивают как собаку, оставляя труп под равнодушными звездами на поживу стервятникам. Всему этому есть объяснение, но Джерри Стрэнн все же слез с коня. Он бросил поводья на шею гнедого и с жадными глазами направился к черному жеребцу. Джерри безрассудно подошел слишком быстро. Жеребец повернулся с кошачьей грацией, и два черных копыта пролетели на волосок от плеча Стрэнна. В толпе вскрикнули, но Джерри отступил и улыбнулся, сверкнув зубами.

— Ребята, — произнес он, на самом деле обращаясь к самому себе. — Я хочу этого коня больше всего на свете. Больше всего! Я куплю его. Где хозяин?

— Не похоже, что хозяин продаст такого коня, — предположил кто-то из кавалькады, спешиваясь и вплотную подходя к Джерри.

Стрэнн расцвел одной из своих самых загадочных улыбок.

— Он продаст, — хихикнул он. — Наверняка. Может быть, он в салуне. Ребята, пройдитесь вокруг и поищите его, а я зайду внутрь.

И Джерри прошел через раскачивавшиеся двери салуна.

В это время дня клиенты не досаждали О'Брайену, так что тот сидел задрав ноги на спинку стула и потягивал пиво из высокого стакана. Когда дверь щелкнула, он мгновенно вскочил. Румянец с его щек испарился в неизвестном направлении, а веснушки на носу засверкали чернильными пятнами.

— На улице стоит черный жеребец, — сообщил Джерри. — Я хочу его купить. Где хозяин?

— Выпейте, — предложил бармен и выдавил из себя дружелюбную улыбку.

— Я пришел заниматься делом, а не пьянствовать, — отрезал Джерри.

— Потеряли вашего гнедого? — обеспокоенно спросил О'Брайен.

— Гнедой мне нравился, пока я не увидел черного. Теперь я его даже за коня не считаю. Где джентльмен, который мне нужен?

Бармен уклонялся от ответа как мог долго, но в конце концов сдался и указал пальцем:

— Вон там.

Спиной к Стрэнну за столом в углу длинного зала, сдвинув сомбреро на затылок, сидел худощавый парень. Он играл в солитер. Джерри быстро огляделся, подтянул патронташ и с ухмылкой приблизился к незнакомцу. Парень не обернулся, продолжая монотонно выкладывать карты, но при этом крайне вежливо произнес:

— Лучше стой, где стоишь, приятель, ты не нравишься моей собаке.

И Стрэнн разглядел в тени стола еще более черную тень, огромную и бесформенную. Два зеленых глаза уставились из мрака на Джерри. Он остановился, даже сделал шаг назад, но вдруг услышал сдавленный смешок бармена.

Если бы О'Брайен не развеселился столь некстати, возможно, в историю «Трех „Б“, не были бы вписаны последующие события.

Глава 8

ДАРЕНЫЙ КОНЬ

— Собака, конечно, твоя, — заметил Джерри, по-прежнему обращаясь к спине игравшего в карты незнакомца. — Но ты не дома. Присмотри за псом, иначе я справлюсь сам, и тебе уже никогда не придется за ним приглядывать!

Произнеся это, Стрэнн шагнул вперед. Собака зарычала, ее рычание, глубокое и гортанное, напоминало подавленный вздох. Джерри выхватил револьвер.

— Барт, — вежливо попросил незнакомец, — ляг и помолчи, пожалуйста.

Он повернулся, поправил шляпу и дружелюбно взглянул на Джерри. Незнакомец, как и Стрэнн, был красив, хотя Джерри и выглядел более мужественно. Чужак отличался женственной мягкостью и грацией, круглыми девичьими запястьями, изящными руками. Летняя жара и зимняя стужа здешних мест делают кожу грубой, съедают лишнюю плоть, заостряя черты лица, но у чужака лицо осталось гладким и округлым, словно природа на сей раз решила продемонстрировать все свои способности. Ее мастерство привлекло бы скорее женщин, чем мужчин. Мужчины любят солидный вес и массу костей с мышцами, а этот парень казался очень легким. Он сидел, глядя на Стрэнна с величайшей серьезностью большими карими, чуть удивлёнными глазами. Иногда подобную таинственность и задумчивость можно заметить в глазах некоторых животных,

Поймав взгляд чужака, Стрэнн снова ухмыльнулся, морщины на лбу у него тут же разгладились, а револьвер нырнул обратно в кобуру. Большая собака забилась в тень поглубже и прижалась к хозяину.

— Я Стрэнн. Ты, наверное, обо мне слышал.

— Меня зовут Барри, — ответил незнакомец. — Мне очень жаль, но я раньше о тебе никогда не слышал.

Звук его голоса снова заставил Джерри ухмыльнуться. Такой бархатный голос больше подошел бы девушке. Более того, карие глаза, казалось, просили прощения за неведение относительно столь знаменитого имени.

— У тебя там конь стоит.

Барри кивнул.

— Сколько ты за него хочешь?

— Нисколько.

— Нисколько? Подожди, — возразил Стрэнн, — все имеет цену, и я должен получить этого коня, ясно? Должен! Я готов торговаться. Я не стану пытаться тебя разорить. Ты только назови свою цену, я заплачу. Мне кажется, что это справедливо.

— Он не слишком покладистый конь, — заметил Барри. — Возможно, он тебе не понравится.

— Насчет этого не переживай, — фыркнул Стрэнн, но все-таки умерил свое веселье и внимательно посмотрел на собеседника, пытаясь понять скрытую насмешку. Однако глаза Барри оставались такими же извинявшимися. Стрэнн продолжил: — Я увидел в нем адов огонь. Он остановил меня как пуля. Я люблю таких лошадей. Они прекрасно подходят для схватки. Ну давай, называй свою цену. Эй, О'Брайен, плесни-ка нам горлодера. Я намерен заключить кое-какую сделку!

О'Брайен с выпивкой поспешно приблизился, тем временем Стрэнн вежливо осведомился:

— Ты местный?

— Нет, — спокойно ответил Барри.

— Нет? И откуда же ты приехал?

— Оттуда. — Барри грациозно махнул рукой в сторону всего остального земного шара.

Джерри хмыкнул и еще раз внимательно взглянул на собеседника.

О'Брайен поставил перед ними выпивку.

— За черного дьявола! — предложил Стрэнн. Он залпом проглотил свою порцию и, ставя стакан на стол, с безграничным изумлением заметил, что незнакомец не притронулся к виски, продолжая пить воду из своего стакана. — Ну, с Богом! — звонко объявил он и ударил тяжелым кулаком по столешнице. — Теперь о цене.

— Я не знаю, сколько стоят лошади, — пожал плечами Барри.

— Ну, для начала… Пять сотен баксов наличными… Золотом!.. За твоего… Как его зовут?

— Сатана.

— Как?

— Сатана.

Стрэнн снова хмыкнул:

— Так вот, пять сотен за Сатану. Как насчет такой цены?

— Если тебе удастся его объездить… — начал незнакомец.

— Черт! — улыбнулся Стрэнн и беззаботно махнул рукой. — Конечно, я его объезжу!

— В таком случае забирай его даром, — заключил Барри.

— Ты бы… Что? — переспросил Стрэнн.

Затем он медленно поднялся со стула и громко позвал людей. Двери мгновенно распахнулись, и в салун заглянуло множество лиц.

— Парни, этот джентльмен собирается отдать мне своего черного… Ха-ха-ха!.. Если я объезжу коня! — Джерри повернулся к Барри: — Они все слышали, и теперь сделка считается заключенной. Если твой конь меня сбросит, то дело не выгорело. Верно?

— Да, — кивнул Барри.

— Что за идея? — спросил у Джерри один из спутников по дороге из салуна на улицу.

— Понятия не имею, — пожал плечами Стрэнн. — Тот парень выглядит простоватым. Но я не виноват, если он заключил плохую сделку. Ага, вот и ты!

И Джерри схватил черного жеребца за уздечку. Его спасла только молниеносная реакция. Стоило ему коснуться упряжи, как Сатана сразу же повернул голову и щелкнул зубами, словно злобная собака. Жеребец не дотянулся до плеча Стрэнна только потому, что тот проворно отпрыгнул назад. Джерри, свирепея, засмеялся.

— Ему нужно удалить зубы, — крикнул он приятелям, — и побыстрее.

Тут раздался голос Барри:

— Я помогу вам взобраться в седло, мистер Стрэнн. — И, пробравшись через толпу, он подошел к жеребцу.

— Осторожно! — искренне встревожился Стрэнн. — Он отгрызет тебе голову!

Но Барри уже стоял спиной к ужасным зубам, снимая с шеи коня поводья. А жеребец тем временем навострил одно ухо, затем другое и доверчиво обнюхал плечо Барри. Толпа изумленно загалдела.

— Я подержу его голову, пока вы садитесь, — предложил Барри все так же спокойно.

— Ладно, черт меня побери, — процедил Джерри и добавил: — Порядок. Держи его голову, а я объезжу его без плети, правильно?

Барри рассеянно кивнул, его тонкие пальцы поглаживали бархатный нос жеребца, и он нежно разговаривал с конем — произнося, вероятно, те ничего не значащие слова, какие использует мать, успокаивая ребенка. Когда Стрэнн вставил ногу в стремя и подобрал поводья, черный конь вздохнул. Весьма неприятное зрелище, так собака поджимает хвост под занесенной плетью. Впрочем, конь скорее напоминал человека, брезгливо прикасающегося к нечистому животному. Толпа замерла, все улыбки исчезли. Джерри легко вскочил в седло, посидел, пробуя стремена. Они оказались коротковаты для нового всадника, но он решил не обращать на это внимания и, пониже надвинув шляпу на глаза, вытянул руку с плетью.

— Отпускай его! — крикнул Стрэнн. — Хэй!

Эхо от этого крика еще не затихло, когда Барри отступил от коня. Мгновение жеребец стоял будто прикованный. Он сильно дрожал и не отрывал горящих глаз от лица хозяина.

И тут произошло нечто невообразимое. Словно распрямилась часовая пружина. Жеребец вильнул крупом, и Стрэнн съехал влево. Прежде, чем Джерри успел выпрямиться, конь прыгнул, как на скачках, преодолевая барьер, и почти мгновенно набрал полную скорость. Промчавшись по улице недалеко, он опять взвился в воздух и приземлился на прямые ноги. Снова закрутился волчком и рванулся назад. Джерри изо всех сил натянул поводья, но ему мешали короткие стремена. К тому же все произошло так неожиданно, что он не успел подготовиться. Когда жеребец в очередной раз продемонстрировал сложный акробатический трюк, Стрэнна бросило вперед, его левая нога потеряла стремя, и он пулей вылетел из седла. Полное поражение! Джерри перевернулся в воздухе и приземлился в придорожную пыль. Сатана понесся к хозяину, оглядываясь на сидевшего в пыли наглеца.

Никто не рассмеялся, никого падение не обрадовало. Всё молча наблюдали за возвращением Джерри. О'Брайен смотрел на происходившее через дверной проем, теперь он положил руку на плечо одного из мужчин и прошептал тому на ухо:

— Будет беда, большая беда, Билли. Иди за Толстяком Мэтьюзом. Он сейчас замещает шерифа. Тащи его побыстрее сюда! Бегом!

Билли в последний раз взглянул на Стрэнна и заторопился по улице.

Человек, который умеет проигрывать и улыбаться, обычно считается самым благородным из побежденных, но улыбка Джерри, неторопливо возвращавшегося обратно, весьма обеспокоила окружающих.

— Однажды мы все оказываемся в пыли, — философски заметил он. — Но одна попытка ничего не доказывает. Я едва не справился с этим конем!

Барри повернулся к нему. Если бы в его лице мелькнула хоть тень насмешки, задира сразу бы выхватил револьвер, но в карих глазах по-прежнему светилось извинение.

— Мы не говорили о двух попытках, — сказал Барри.

— Мы говорим об этом сейчас, — процедил Стрэнн.

В толпе нашелся человек, слишком старый, чтобы представлять собой опасность, и, следовательно, способный вступить в переговоры со строптивым парнем, — О'Брайен.

— Джерри, ты сам выбирал правила игры. И проиграл. Думаю, тебе не стоит увеличивать свой проигрыш. Никто не играет дважды за одну ставку.

Светло-карие глаза Стрэнна посерели от душевного страдания, когда он переводил взгляд с О'Брайена на толпу, с толпы на Сатану, затем на кроткого хозяина коня. Нигде Джерри не встретил вызывающего взгляда или вспышки презрения, что позволило бы ему дать волю гневу. Он постоял, приходя в себя, но победили все же лучшие черты его характера.

— Пойдемте в салун, — пригласил он всех. — Выпьем и все забудем.

Глава 9

СХВАТКА

О'Брайен поближе придвинулся к Барри.

— Приятель, — быстро зашептал он, — ты влип. Ты влип хуже, чем можно придумать. Садись на своего коня и погоняй его плетью, пока не уберешься подальше от Браунсвилла. На твоем месте я больше не приближался бы к «Трем „Б“ ближе чем на один день пути.

Мягкие карие глаза расширились.

— Я не люблю толпы, — пробормотал Барри.

— Ты очень умен, сынок, — ухмыльнулся бармен. — Намного умнее, чем думаешь. Уезжай!

И он повернулся, чтобы войти в салун вслед за остальными. Но Джерри стоял в дверях, наблюдая, и заметил, что Барри отстает.

— Ты идешь? — спросил он.

— У меня дела, — мягко ответил Барри.

— У тебя здесь есть другое дело, — ухмыльнулся Стрэнн. — Понятно?

Барри тяжело вздохнул.

— Лучше я останусь, — пробормотал он и зашел в салун.

Джерри Стрэнн улыбнулся, продемонстрировав свои великолепные зубы. Когда Барри проходил мимо, забияка спокойно предположил:

— Вижу, с тобой у нас проблем не будет.

И он попытался схватить крепкой рукой более низкорослого противника. Странно, но Джерри промахнулся, так как Барри вывернулся из-под его руки, подобно волку, уворачивающемуся от тени падающей ветки. Никакого явного усилия, никакого внезапного движения напряженных мускулов, лишь одна плавность, которую почти невозможно заметить. И рука Стрэнна схватила воздух.

— Ты быстр, — заметил Джерри. — Если бы твои руки были бы такими же быстрыми, как и ноги…

Барри ждал, меланхолично поглядывая на противника.

— О, дьявол! — фыркнул Джерри и пошел к бару. — Выпей! — приказал он.

Из дальнего конца комнаты послышались крик и рычание.

— Волк! О Господи! — завопил один из мужчин.

Хозяин собаки тихо прошел через комнату и встал между псом и человеком, нервно схватившимся за револьвер.

— Он вам ничем не повредит. — Голос Барри звучал мягко, но убедительно.

— Черта с два, не повредит! — буркнул мужчина. — Он вцепился мне в ногу и едва ее не отгрыз. У него зубы как ножи.

— Ты ошибаешься, Сэм, — вмешался кто-то, — это не волк. Посмотри на него.

Огромное косматое животное прижалось к ногам хозяина и, опустив голову, украдкой заглядывало в лицо Барри. Достаточно было жеста, чтобы пес тенью скользнул в угол, свернулся клубком, положив голову на лапы, и блеснул зелеными глазами. Барри сел за стол неподалеку.

О'Брайен восторженно отправлял бутылки и стаканы вдоль стойки бара. Слышался звон стаканов и возгласы удовольствия.

— Плесни-ка всем горлодера, — заорал Джерри. — Всем, кроме одного. Кроме кого? Вот него! Эй, О'Брайен, лимонад для леди!

Раздался смех, весьма добродушный, вскоре сменившийся хором насмешек, но Барри спокойно подошел к бару и взял стакан лимонада. Когда остальные давились «огненной водой», он задумчиво потягивал свой напиток. За окнами поднялся ветер, он сотрясал отель и доносил отзвуки голосов, огибая углы и просачиваясь в трещины. Возможно, именно один из этих голосов заставил большого пса поднять голову и тихо заскулить. Услышав тот же звук, Барри выпрямился возле бара и слегка наклонил голову, но больше никто в салуне ничего не заметил. Барри поставил свой стакан.

— Мистер Стрэнн! — окликнул он.

В общем гаме Джерри не расслышал голоса Барри.

— Сестра хочет с тобой поговорить, — сообщил О'Брайен Стрэнну.

— Ну, — крикнул Джерри, — что тебе надо?

Присутствующие замолчали, прислушиваясь, и выжидающе заулыбались.

— Если вы не против, — продолжал Барри, — то я поеду дальше.

В каждом из нас живет маленький невидимый дьявол. Он заставляет детей ломать собственные игрушки, мужа избивать беспомощную жену, хозяина пинать скулящую собаку. Величайший из американских писателей назвал это бесом упрямства. Теперь такой бес вселился в Джерри и заставил его сердце окаменеть. Если бы Джерри был хулиганом или громилой, все, что произошло дальше, выглядело бы логически завершенным. Но сердце Стрэнна обычно оставалось теплым, как солнечный свет. В «Трех „Б“ говорили, что Джерри взял от ребенка то, чего не пожелал взять у горного льва. Женщины любили его, и дети всегда толпились вокруг него, но сегодня его душой завладел маленький демон.

— Ты хочешь уехать, — гримасничал демон в Джерри. — Ладно, подожди немного. Я еще с тобой не закончил. Может быть… — он замолчал, раздумывая, — ты подарил мне падение. А теперь ты подаришь нам всем… смех!

За столами бара пронесся одобрительный смешок.

— Я хочу спросить тебя, — продолжал демон Джерри, — где ты взял своего коня?

— Он был диким, — последовал вежливый ответ. — Однажды я пошел и привел его.

Салун замер.

— Может, — ухмыльнулся Джерри, — ты его просто оглушил?

Так как поимка дикой лошади является одной из самых трудных в мире задач, некоторые охотники, провожая отчаянным взглядом убегавших прекрасных животных, пытались их оглушить. То есть выстрелить так, чтобы пуля слегка оцарапала голову животного, точно за ушами. Лошадь в таком случае остается лежать на земле совершенно беспомощно и не оказывает даже малейшего сопротивления. Так стрелять можно только с определенного расстояния, и требуется маленькое чудо, чтобы пуля угодила в нужное место. Если свинец проходит ниже на долю дюйма, конь погибает. При упоминании об оглушении в баре снова раздались одобрительные смешки.

— Нет, — отозвался Барри. — Я вышел с недоуздком, и скоро Сатана привык ко мне настолько, что сам пошел за мной домой.

Публика надолго затаила дыхание, после чего прозвучали крики восхищения. Но невидимый дьявол внутри Стрэнна расходился все больше. Джерри стукнул по стойке, требуя тишины. Потом приблизил свое лицо к лицу Барри.

— Это ложь, — процедил он сквозь зубы.

В горах существует только один способ ответа на подобные слова, но Барри не прибегнул к нему. Меланхоличные карие глаза расширились, парень вздохнул и медленно отхлебнул лимонад из стакана. В зале наступила абсолютная тишина. Мужчины боялись посмотреть друг другу в глаза. Плохо, когда один человек сносит оскорбление от другого, даже несмотря на то, что этот другой — Стрэнн. Джерри тоже отвел взгляд от своей жертвы и вздрогнул, самая ужасная смерть не так противна, как трусость.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.