Ночной всадник

— А это, — продолжала Кети, — мистер Дэниелс Бак. Есть новости?

— Почти нет, — покачал головой Бак. — Когда наступил вечер, он сказал, что ему, кажется, холодно. Я накрыл его пледом. Тогда он просто сидел, уставившись в никуда. Но недавно начал нервничать.

— Что он делал?

— Ничего. Я только чувствовал, что он возбужден. Примерно так же, как лошадь, перед тем, как собирается понести.

— Вы хотите пройти в свою комнату, доктор, или пойдете к нему прямо сейчас?

— Сейчас, — решил Бирн и последовал за Кети через прихожую.

Интерьер комнаты напомнил Рэндаллу скорее неовикторианский стиль, чем привычное для горной провинции оформление. На полу лежал ковер, сплетенный из нитей всевозможных цветов, но подобранных в грубоватый узор: красный в центре и серо-голубой по краям. Обитые зеленой тканью неглубокие стулья меняли цвет на мышиный, когда свет падал на подлокотники и спинки, и заставляли ваши колени торчать по-идиотски далеко и высоко. В одном конце комнаты Бирн увидел застекленный шкафчик, заполненный морскими раковинами и безделушками, а над ними крест в стеклянном ящике, окруженный веночком из роз. Большую часть стены заполняли гравюры, на которых изображалось все что угодно — начиная Ниагарским водопадом и заканчивая леди Гамильтон. Другой угол комнаты занимала картина с изображением лошадей, финиширующих ноздря в ноздрю. Художник изобразил благородных скакунов существами с огромными крупами и мускулистыми спинами, плавно переходившими в тонкие ножки фавнов. Эти животные летели словно птицы, приняв самые странные позы: передние копыта поднимались выше голов, а задние доставали до кончиков хвостов. Жокей на первой лошади сидел совершенно спокойно, но тот, что проигрывал, размахивал плетью и выглядел механической куклой из-за своих ярко-розовых щек. Вдоль дорожки в грациозных позах стояли мужчины в очень облегающих брюках и дамы с обнаженными плечами и туго затянутыми талиями. Вся компания опиралась на трости или сложенные зонтики и даже развернулась спинами к дорожке, словно считая свою беспечную болтовню более интересной, чем стремительный финиш.

Под ужасающим действием и еще более ужасающим покоем этой картины на кушетке полулежал больной, обложенный подушками и завернутый в индейское одеяло.

— Папа, доктора Хардина нет в городе, — сообщила Кети. — Я привезла доктора Бирна, он недавно приехал.

Больной медленно повернул к посетителям седую голову, и его густые брови слегка поднялись и опустились — мимолетная тень раздражения мелькнула на его очень суровом лице, обрамленном длинными белыми волосами, словно окутанном арктическим холодом. Больной был худым, ужасно худым, но все же не таким, как Бирн. Невероятная худоба мужчины подчеркнула размеры высокого лба и заставила божественно сиять его глаза. Рэндаллу хватило только одного взгляда, чтобы оценить беспокойство, о котором упоминала Кети. Он словно ощутил огонь, пылавший в Джозефе Камберленде и пожиравший тело старика. Больной терпеливо отнесся к осмотру, и доктор нашел его пульс слабым, быстрым, но ровным. Температуры не наблюдалось, небольшой жар легко объяснялся скоростью пульса.

Бирн содрогнулся. Он работал в основном в лабораториях и редко сталкивался со смертью, но старик именно умирал. Смерть могла прийти через неделю или через месяц, но больной неминуемо погибнет. Огонь все еще пылал в старом ковбое, но для него уже не осталось топлива.

Бирн снова взглянул на старика, но более внимательно. Огонь без топлива!

Рэндалл что-то тихо про себя воскликнул, нагнулся, чтобы осмотреть Джозефа Камберленда. Доктор словно восхищался больным.

Внезапно он выпрямился и принялся расхаживать по комнате, размышляя вслух. Кети внимательно прислушивалась, стараясь разобрать слова. Рэндалл быстро повторял:

— Эврика! Эврика! Я нашел!

Нашел что? Триумф духа над материей.

На кушетке лежал мертвец. Сердце билось не так, как у нормальных людей, руки заледенели, даже само тело остыло, однако человек жил.

Или, точнее, жил его мозг, заставляя подчиняться измученное и изнуренное тело. Доктор Бирн снова повернулся и взглянул в лицо Джо Камберленда. Ему казалось, что он понимает, куда устремлен ясный взгляд больного, освещенный постоянным отчаянным вызовом, не допускавшим гибели тела.

Все вокруг изменилось для Рэндалла Бирна. Девушка исчезла. Стены комнаты растаяли. В него вглядывались глаза мира, а великие мудрецы мерили шагами комнату рядом с доктором, покачивали головами и повторяли: «Это невозможно».

Но перед ними лежал факт, опровергавший все.

Прометей украл огонь с небес и заплатил за него вечной смертью. Старик же платить отказался. Вовсе не наблюдалось комы или транса, Джо выглядел живым, абсолютно живым. Он день ото дня терял силы в страшной битве, особенно ужасной из-за того, что происходила она в тишине. Камберленд не мог получить ни помощи, ни поддержки, не мог победить, мог только отсрочить поражение.

Да, мудрецы улыбались бы и качали головами, если бы Бирн представил это дело их вниманию, но доктор так точно и аккуратно вел записи и имел стольких свидетелей, что мудрецам пришлось бы признать истинность его слов. И науке, заявившей, что материя неразрушима, что сознание материально, что мозг нуждается в пище, как любая другая мышца, придется склонить голову и задуматься.

Взгляд Кети заставил Бирна остановиться. Возбуждение преобразило доктора. Его ноздри вздрагивали, глаза светились. Он быстро дышал и раскраснелся как римский воин. Такое волнение вызвало ответный румянец на щеках девушки.

Она предложила проводить Бирна в его комнату, как только тот пожелает. Он согласился. Ему хотелось остаться одному и подумать. Но когда они покинули спальню больного, хозяйка остановилась в прихожей. Бак Дэниелс топал за ними, тщетно пытаясь идти медленно.

— Ну? — спросила Кети.

Войдя в дом некоторое время назад, она сбросила голубую накидку, и ощущение мальчишеской самоуверенности, наполнявшей его в дороге, исчезло. Рэндаллу пришлось теперь столкнуться с чем-то более сложным. Если при первой встрече с Кети ему показалось, словно подхваченный блеском зеркала солнечный луч ударил его по глазам, то теперь девушку окутывали пастельные тона, так как в плохо освещенной прихожей волосы Кети потускнели, лицо побледнело, даже глаза затуманились страхом. Хотя Бирн и почувствовал ее близость, но все тепло пропало под натиском холода окружавшей опасности.

— Существует мнение, — произнес доктор, — что заключение после первого осмотра неточно, хотя не стоит все же пренебрегать ценностью первого впечатления. Самое большее, что я вправе вам сообщить, следующее: по всей вероятности, не существует непосредственной угрозы, но мистер Камберленд серьезно болен. Кроме того, причиной является отнюдь не его возраст.

Безусловно, Бирн не собирался выкладывать все, что думал, — время еще не пришло. Девушка вздрогнула. Сейчас она напоминала ребенка, ожидавшего сурового наказания за проступок, им не совершенный. Доктор смутно осознавал, что подобные новости следует преподносить помягче, и добавил:

— Мне наверняка понадобится еще осмотреть больного, прежде чем я приду к определенным выводам и назначу лечение.

Кети посмотрела мимо доктора, и сразу же тяжелыми шагами приблизился Бак Дэниелс.

— По крайней мере, — выговорила она, — я рада, что вы честны. Не хочу, чтобы от меня что-либо скрывали. Бак, ты не проводишь доктора в его комнату? — Она слабо улыбнулась. — Это очень старомодный дом, мистер Бирн, но надеюсь, что мы сможем устроить вас достаточно удобно. Просите обо всем, что вам понадобится.

Рэндалл поклонился. Кети предупредила, что обед подадут через полчаса, и вернулась в комнату, где лежал Джо Камберленд. Девушка шла медленно, опустив голову, словно несла тяжкий груз. Бирн последовал за Баком вверх по лестнице. Шествие сопровождалось позвякиванием шпор с огромными колесами, способными мертвой хваткой вцепиться в бока непокорной лошади.

Бак вошел в комнату и пошарил над головой, прежде чем зажег лампу, подвешенную к потолку на двух цепях. Ее круглая горелка светила не хуже электролампочки и озаряла все детали старомодной спальни: голую окрашенную дверь, кровать с четырьмя столбиками — архитектурный реликт тех времен, когда кровати строили, а не просто делали. Здесь также стоял комод с пухлой передней стенкой и висело прямоугольное зеркало в золоченой раме. Ветер задувал в окна и раскачивал кружевные занавески. Комната выглядела очень уютной, и при одном лишь взгляде на кровать доктор сразу вспомнил о гудевших мышцах и тяжелой голове.

Порыв ветра, словно невидимая призрачная рука, распахнул дверь в смежное помещение, и, пока дверь медленно и таинственно ползла, доктор заглянул в соседнюю комнату. Он разглядел только тот угол, куда падал свет от лампы. На полу лежало нечто пластичное и коричневое. Сначала доктор принял это за змею, но затем понял, что перед ним огромных размеров цепь, одним концом прикрепленная к стене. Другой конец заканчивался стальным Ошейником не менее впечатляющих размеров. По всему телу доктора пробежали мурашки.

— Черт! — взорвался Бак. — Как эта дверь открылась? — Он яростно захлопнул ее. — Она снова ходила туда, полагаю, — хмурясь, пробормотал ковбой.

— Кто? — поинтересовался доктор.

Дэниелс отмахнулся.

— Не ваше… — горячо начал он, но вдруг смолк и тяжелыми шагами удалился.

Глава 5

ОЖИДАНИЕ

Доктор рассеянно снял пальто и принялся очищать его от пыли и грязи. Он мысленно представил тяжелую цепь, лежавшую на полу в соседней комнате. Хотя Бирн не отличался любопытством или склонностью к сплетням, но, если бы кто-нибудь предложил ему рассказать историю этой цепи за тысячу долларов, в тот момент он счел бы подобную цену смехотворно низкой.

Затем Рэндалл спустился к накрытому обеденному столу, одним глазом косясь на Бака, а другим на Кети. Но если он рассчитывал узнать что-нибудь из разговора за столом, то ему пришлось разочароваться. Дэниелс ел с таким видом, который отметал всякие намеки на болтовню, а девушка сидела с принужденной улыбкой и отсутствующим взглядом. Время от времени Бак поглядывал на Кети, но потом снова с какой-то мрачной решимостью обращал все свое внимание на тарелку. За весь обед прозвучало не больше дюжины слов.

Насытившись, они отправились к больному. Джо не изменил позы, худые руки по-прежнему оставались скрещенными на груди. Густые брови опустились так низко, что глаза спрятались в глубокой тени. Посетители встали полукругом, глядя на больного. Бирн мрачно вспомнил виденную им картину: три волка ожидают, пока лось увязнет в снегу. Они тоже ждали смерти. Однако казалось, что смерть уже пришла, во всяком случае, вряд ли ее приход сделал бы Джо более неподвижным. На фоне стены профиль больного выглядел странной гравюрой. Лампа ярко освещала нос и лоб, остальные части лица скрывались в относительной тени.

Сходство с покойником подчеркивала и застывшая улыбка на губах. Но когда Кети передвинула лампу, чтобы получше осветить отца, Бирн увидел, что больной усиленно сжимал губы. Рэндалл вдруг понял, что молчаливый человек на кушетке изо всех сил борется против взрыва эмоций. Капельки пота выступили на лбу доктора, так как такая полнейшая безмятежность содержала в себе более сильные страсти, чем крики, стоны или схватка. Молчание действовало подобно кислоте, сжигая все без огня. И Бирн осознал всю ценность того, что утратил хозяин ранчо. Кислота горечи и тоски глубоко проела тело Джо и сейчас подбиралась к сердцу. Девушка сказала, что отец угасает уже шесть месяцев. Шесть месяцев! Шесть месяцев непрерывных аутодафе!

Джо безмолвно ждал; его смирение означало, что он предчувствовал скорую смерть, которая посетит его намного раньше, чем предмет его желаний. Тишина воцарилась в комнате. Молчала дочь, и ее глаза потемнели от горя, хотя она по-прежнему не смотрела на отца. Бирну пришло в голову, что не только умирающий отец является причиной ее горя, ведь взгляд Кети устремился скорее мимо, чем на больного. Она тоже ждала? Придавала ли ей печальную серьезность некая тайна?

И Бак Дэниелс. Он тоже не проронил ни слова. Только с поразительной ловкостью одну за другой скручивал сигареты и выкуривал их за полдюжины титанических затяжек. Мысли его вовсе не отличались сложностью. Он любил девушку, и эта любовь наложила печать на его лицо. Бак отчаянно желал Кети; его желание напоминало муки Тантала, слишком сильные, чтобы их когда-либо было можно удовлетворить. Однако он тоже чаще смотрел не на любимую, а в пространство. Дэниелс тоже ждал!

Камберленд что-то почувствовал и встревожился, сейчас он больше напоминал радиолюбителя, собиравшего информацию из мирового эфира.

Так что Бирн не слишком удивился, когда посреди этого угрюмого созерцания старик предостерегающе поднял указательный палец. Кети и Дэниелс замерли на стульях, а Рэндалл вздрогнул. Конечно, ничего не случилось. Ветер, сотрясавший дом после обеда, теперь усилился и дул все с большей яростью; вероятно, старик услышал его завывания и представил, что до него доносится некий ожидаемый звук.

Но палец снова поднялся, рука выпрямилась, отчаянно дрожа, и Джо посмотрел на посетителей вспыхнувшими от исступленной и болезненной радости глазами.

— Слышите! — воскликнул он. — Опять!

— Что? — спросила Кети.

— Говорю вам, я их слышу.

Губы девушки побелели и приоткрылись, но Кети сдержалась и медленно оглянулась, словно взывая о помощи. Темно-бронзовый цвет кожи Бака сменился на болезненно-желтый, на его лице отразился несомненный страх. Затем Дэниелс подошел к окну и резко его распахнул. Ветер ворвался в комнату, дунул на пламя в очаге, и огромные тени внезапно метнулись по стенам, а стулья качнулись, словно при землетрясении. Даже люди вдруг показались нереальными. Бирн испугался, что его может унести в никуда. Какое-то мгновение доносился только шум ветра, плохо закрепленная картина ударилась о стену, зашелестела газета. Но затем Рэндалл различил и другие шумы.

Вначале раздался короткий звук, происхождение которого он не смог определить. Музыкальный, хотя и диссонирующий звук подействовал как порыв ледяного ветра.

Однажды Бирн стоял в коридоре пирамиды Хеопса в Египте, вдруг в руке гида погас факел. Откуда-то из черных глубин до них донесся смех, превращенный эхом во что-то нечеловеческое, и он увидел мумий, выползавших из саркофагов.

Но с этим звуком ничто не могло сравниться — слишком дикий и странный.

Бирн снова прислушался, затаив дыхание, чувствуя покалывание в спине. Так кричат улетающие на север дикие гуси. Рэндалл представил себе серый клин в холодном небе, посылающий человеку неразборчивое сообщение.

— Я был прав! Я был прав! — выкрикнул больной.

Бирн повернулся к нему и увидел, что старик сидит в постели с застывшей улыбкой триумфа на лице. Девушка жутко вскрикнула, а Бак приглушенно выругался, захлопывая окно.

Едва стих ветер и снова ровно загорелось пламя в лампе, глубокое молчание опять воцарилось в комнате. Все снова ждали. Бирн подумал, что становится тепло, слишком тепло. Что-то давило на него, что-то совсем рядом, в комнате. Словно кто-то невидимый спрятался в углу. Доктор почувствовал сродство с человеком, умевшим читать мысли. Более того, он догадывался, что остальные в комнате испытывают то же самое. Рэндалл увидел, что старик лежит с горящими глазами и приоткрытым ртом, словно радостное ожидание опьянило Джо. Бак стоял, положив руку на оконную раму, с такой нестерпимой мукой в глазах, что казалось, сердце вот-вот разорвется в груди ковбоя. А Кети все еще сидела закрыв глаза и улыбаясь. Бирна не испугала радость Джо и страх Бака, но он ужаснулся улыбке и закрытым глазам девушки.

Молчание продолжалось. В комнате витало присутствие пятого человека, что, очевидно, и мешало заговорить остальным.

Глава 6

МИССИЯ НАЧИНАЕТСЯ

Вдруг ветер принес веселую песню — звонкий хор работников. Песня, словно солнечный свет, прогнала из комнаты ужас. Джо попросил посетителей оставить его. Он клятвенно пообещал, что будет ночью спать. Домочадцы подчинились воле больного.

В прихожей Кети и Бак подошли вплотную друг к другу и заговорили так, будто забыли о присутствии Бирна.

— Это должно было случиться, — волновалась девушка. — Я знала, что рано или поздно так и будет, но не думала, что это окажется так ужасно. Бак, что нам делать?

— Бог знает! — ответил ковбой. — Полагаю, нужно выждать, как мы ждали до сих пор.

В темноте Дэниелс казался стариком.

— Он будет счастлив несколько дней, — продолжила девушка, — а затем? Когда поймет, что это ничего не значит. Что тогда, Бак?

Ковбой взял девушку за руки, словно отец, успокаивающий ребенка.

— Я наблюдал за тобой, когда подул ветер, — мягко произнес он. — Ты собираешься все это выдержать, Кети? Разве каждый раз, когда ты это слышишь, ты не оказываешься в аду?

— Если бы только я! — воскликнула она. — Да, я-то бы выдержала. Недавно я поняла, что вынесу все. Но когда вижу папу, мое сердце разрывается на части. И ты… О, Бак, это ужасно! Ужасно! — Девушка прижала руки к груди. — Если бы мы только могли бороться в открытую!

Бак вздохнул.

— Бороться? — безнадежно повторил он. — Бороться? Против чего? Кети, ты очень устала. Ложись в постель, дорогая, и постарайся не думать ни о чем. И… Боже, помоги нам всем!

Девушка повернулась и прошла Мимо доктора, так его и не заметив.

Бак уже поставил ногу на ступеньку, когда Бирн схватил его за рукав. Мужчины вместе поднялись по лестнице.

— Мистер Дэниелс, — начал доктор, — мне необходимо поговорить с вами наедине. Не могли бы вы зайти ко мне на несколько минут?

— Док, — буркнул ковбой, — я едва держусь на ногах, и у меня нет никакого желания болтать. Потерпите до утра!

— Разговор слишком важный, чтобы откладывать. То, что я намерен вам сообщить, мне нужно сказать сегодня. Вы зайдете?

— Да, — кивнул Бак, — но только не тяните.

В комнате Рэндалл сразу же зажег лампу и запер дверь.

— К чему вся эта таинственность, какие у вас секреты? — проворчал Дэниелс, отмахиваясь от предложенного кресла. — Побыстрее, док, и покороче.

Бирн сел, снял очки, посмотрел сквозь них на свет, нашел пятнышко, тщательно его вытер и снова задумчиво водрузил очки на нос. Затем все в той же задумчивости уставился на Дэниелса.

Бак взглянул на дверь, на окно и с видом человека, принимавшего неизбежное, опустился на стул, сунул руки в карманы, приготовившись к испытанию.

— Меня пригласили, — сухо продолжил доктор, — обследовать серьезно больного пациента. Точнее, безнадежного больного. Я обнаружил, что болезнь пострадавшего не что иное, как результат нервного ожидания чего-то. Вполне естественно, необходимо выяснить природу недуга и его причину, прежде чем появится возможность устранить эту болезнь. Я попросил вас прийти сегодня вечером, чтобы вы дали мне хоть какое-то объяснение тому, что здесь происходит.

Бак беспокойно заерзал и пробормотал:

— Док, я считаю вас джентльменом с мозгами. И дам вам один ответ: убирайтесь подальше от ранчо Камберлендов и никогда не возвращайтесь!

Доктор вспыхнул:

— Хотя я не могу претендовать на уважение человека, незнакомого с физическим страхом, однако мне хотелось бы заверить вас, сэр, что для меня физическое беспокойство не является главенствующим мотивом.

— О, дьявол! — простонал Дэниелс. — Я не утверждаю, что вы трус. Я говорю следующее: вы вряд ли сможете распутать такой клубок, да и любой другой человек. Бросьте все, умойте руки и возвращайтесь в Элкхед. Не возьму в толк, о чем думала Кети, когда привезла вас сюда!

— Я охотно признаю великолепие вашего намерения. Хотя само допущение, что сложность существующей проблемы удержит меня от анализа, является гипотезой, которую я не могу оставить неопровергнутой. Проще говоря, я даю вам понять, что собираюсь здесь остаться.

Бак помотал головой, но, подумав немного, пожал плечами и снова покорно сел.

— Ладно, — сказал он. — Кети притащила вас сюда. Возможно, у нее на то есть свои причины. Что вы хотите знать?

— Какова связь между дикими гусями и человеком, лошадью и собакой?

— Что вам, черт побери, известно о человеке, лошади и собаке?.. И о диких гусях? — напряженно выговорил Бак.

— К несчастью, моим единственным источником информации в данном отношении являлся слух. Но, сэр, я убедился, что мистер Камберленд, его дочь и вы, сэр, ожидаете определенного события на этом ранчо. События, как я могу предположить, касающегося некоего человека.

— Док, — саркастически произнес ковбой, — у вас, несомненно, превосходные мозги.

— Насмешка, — провозгласил ученый, — полезна в случае умственных способностей, не имеющих ценности и содержания, но бесполезна в данном случае. Она вряд ли справится с моим аргументом: кто и что тот человек, которого вы ждете?

— Он пришел ниоткуда. Вот и все, что мы о нем знаем. Кто он? Я легко отвечу вам: он джентльмен, выглядит как человек и говорит как человек, но он не человек.

— Ага, — кивнул философ, — преступление значительной важности, возможно, отрезало несчастного парня от связи с ему подобными. Так?

— Нет, — ответил Бак. — Скажите мне, док, разве волк может совершить преступление?

— Приняв в качестве определения, что преступлением является нарушение закона и что законом является сила, созданная для контроля разумных существ, можно считать, что действия низших животных лежат за пределами категорий, сформулированных в соответствии с этическими предписаниями. Прямо отвечая на ваш не лишенный интереса вопрос, я полагаю, что волк не может совершить преступления.

Бак вздохнул.

— Знаете ли вы, док, — серьезно спросил он, — что напоминаете горного козла?

— Да? — пробормотал ученый. — Разве подобное возможно? И каков характер горного козла, мистер Дэниелс?

— У него ноги на одной стороне короче, чем на другой, и единственным способом для него подняться на вершину холма является обходить холм по кругу. Он проходит милю, чтобы подняться на десять футов.

— Данный факт, — произнес Бирн, задумчиво потирая подбородок, — представляет интерес, хотя я не в состоянии установить связь между собой и таким созданием, хотя, возможно, существует некое биологическое сходство, но в настоящий момент я лишен соответствующей информации.

— Я и не думал, что вы меня поймете, — с прежней серьезностью заметил Бак. — Но вы можете мне поверить, док: джентльмен, которого мы ждем, совершил не больше преступлений, чем волк.

— Понимаю, — кивнул Бирн. — Человек настолько близок к животному, что его чудовищные деяния лежат за пределами…

— Откровенно говоря, — перебил Бак, подняв вверх палец, — в горах нет человека добрее и вежливее. Его голос мягче голоска Кети Камберленд, а что касается сердца… Док, я сам видел, как он слез с лошади, чтобы избавить раненого кролика от страданий! — Голос Дэниелса торжественно зазвенел, когда он вспоминал о таком невероятном событии. — Если бы я нуждался в помощи, то предпочел бы видеть рядом его, а не десяток других мужчин. Если бы я заболел, то выбрал бы его, а не десять лучших в мире докторов. Если бы мне понадобился друг, готовый умереть за тех, кто совершил для него добрые дела, и отправиться в ад, чтобы настичь тех, кто его обидел, я выбрал бы его, и нет никого, способного его заменить.

Подобный панегирик не являлся всплеском воображения. Бак говорил совершенно серьезно, подбирая слова, и даже если использовал превосходные степени, то лишь потому, что в них нуждался.

— Замечательно! — пробормотал доктор и повторил свое восклицание, но уже тише. Бирн редко пользовался такими словами, во всей своей карьере ученого и во всех научных исследованиях он испытывал необходимость применить столь сильное слово не более полдюжины раз. Он осторожно продолжил, близоруко глядя на Дэниелса: — И какова связь между этим человеком, лошадью и собакой?

Бак вздрогнул и побледнел.

— Послушайте, — заявил он. — Я говорил достаточно. Вы не услышите от меня ни одного слова, кроме: «Док, выспитесь, садитесь завтра утром на лошадь и уезжайте. Даже не дожидайтесь завтрака. Потому что если вы дождетесь, то станете одним из нас. Тоже будете ждать!» — Бак вдруг о чем-то вспомнил и резко встал. — Сколько раз, — прогремел он, — вы видели Кети Камберленд?

— Сегодня в первый раз.

— Ладно, — успокоенно проворчал Дэниелс, — вы видели ее достаточно. Я знаю. — Вслед за этим Бак повернулся лицом к двери и приказал: — Откройте. Я устал… и болен… от разговоров о нем.

Но доктор не пошевелился.

— Тем не менее вы останетесь, — сообщил он. — Есть кое-что, о чем вам известно, и вы мне это сейчас расскажете.

Бак свирепо взглянул на Бирна, такой взгляд не сулил доктору ничего хорошего.

— Я видел, как вы говорили о девушке, — сказал Бирн, — и мне показалось, что вы утаиваете от меня важную информацию. Я не могу установить точной природы этой информации, но вполне целесообразно предположить, что вы в состоянии назвать место, где сейчас находится тот самый человек, которого ждут мистер Камберленд и его дочь.

Бак ничего не ответил, но вернулся к своему стулу и тяжело упал на него, глядя на маленького доктора. И Бирн понял, дрожа от удовольствия, что не боится смерти.

— Я мог бы далее заключить, — продолжал доктор, — что вы сами поедете туда, где, по вашему мнению, пребывает этот человек, и побудите того к поездке на ранчо.

Немой гнев Дэниелса испарился. Ковбой улыбнулся и затем невесело рассмеялся:

— Док, если бы вы знали, где лежит револьвер, что заставило бы вас приставить его к собственному виску и спустить курок?

Но доктор неумолимо продолжал свои умозаключения:

— Потому что вам известно, мистер Дэниелс, что лишь присутствие этого человека дает возможность спасти жизнь мистера Камберленда. Данное мнение вряд ли примет официальная медицина, но подобное действие, вероятно, без чрезмерного преувеличения разрешит психологическую ситуацию в этом доме.

— Док, — прохрипел Бак, — вы говорите прямо, действуете прямо, и я думаю, что у вас прямой характер, поэтому скажу без обиняков. Я действительно представляю, где сейчас Свистун Дэн… Почти точно. Но если бы я поехал за ним и привез сюда, то разбил бы сердце Кети Камберленд. Понимаете? — Эмоции настолько переполняли ковбоя, что даже голос сел от напряжения. — Я думал об этом и так и эдак. Или Кети, или Джо. Кто из них важнее?

Доктор выпрямился на стуле, протер очки и снова взглянул на ковбоя:

— Вы вполне уверены, что возвращение этого человека, этого странного скитальца, поможет мистеру Камберленду вернуться к жизни?

— Конечно. Он целиком поглощен Свистуном Дэном.

— Какова природа их отношений? Что заставляет одного так странно зависеть от другого?

— Мне трудно судить, док. Мы все спятили из-за этого. Когда Дэн здесь, кажется, будто старик действительно живет тем, что Дэн делает, слышит и видит. Мы наблюдали, как Камберленд настораживается в тот момент, когда Дэн входит в комнату, и ожидает. Иногда Дэн сидит рядом со стариком и рассказывает о своих делах… А иногда просто болтает о том, как небеса смотрят на землю, а легкий ветерок ласкает травы… Но Джо с мечтательным взглядом внимает ему, словно маленький ребенок, которому рассказывают волшебную сказку. Кети говорит, что так всегда было с тех пор, когда Джо впервые привел Дэна в горы. Он зачем-то нужен старику… Почти как воздух. Должен вам сказать, что когда они вдвоем, то зрелище просто потрясающее. Такое стоит увидеть.

— Очень странно, очень странно, — хмурясь, размышлял Рэндалл. — Но, похоже, в таком странном месте и могут жить только странные люди. Вы не знаете, почему Дэн покинул ранчо?

— Спросите диких гусей, — горько ответил Бак и добавил: — Может, вам лучше поинтересоваться у черной лошади Дэна или его собаки Барта. Им наверняка известно побольше моего.

— Но что этот человек делал после своего ухода? Вы не догадываетесь?

— Поболтайте в округе о джентльмене, что приезжает в город на черной лошади, красивее которой никто не видел. Впрочем, едва ли у кого-то развяжутся языки. Думаю, он просто ездит вокруг, никому не причиняя вреда. Но если кто-нибудь натравит на Барта собаку, то пес разорвет ее на тысячу кусков. Тогда хозяин собаки начнет ссору, Дэн его уложит и отправится дальше.

— Оставив позади себя труп? — воскликнул доктор, съежившись, словно пытаясь спрятаться от холода.

— Труп? Вовсе нет. Вам не придется убивать, если вы умеете обращаться с револьвером так, как Дэн. Нет, он только подстреливает их. Всаживает заряд свинца в плечо, в руку или ногу. Вот и все. Дэн не любит крови… кроме…

— Ну?

— Док, — вздрогнул Бак, — я не собираюсь говорить об исключениях. В основном мы узнаем о Дэне и его проблемах. Но иногда мы слышим о джентльменах, которым Дэн помог справиться с болезнью, и тому подобном. Нет никого лучше Дэна, когда джентльмен болеет. Вот что я вам доложу!

Доктор вздохнул:

— Если я вас правильно понял, то девушку и этого человека — Свистуна Дэна, как вы его назвали, связывают нежные и близкие отношения?

— Она его любит, — медленно ответил Дэниелс. — Она боготворит землю, по которой он ступал, и места, где он побывал.

— Но, сэр, из вашего рассуждения следует, что его возвращение в таком случае не будет принято ею враждебно?

— Рассуждение? — горько воскликнул Бак. — Да что сможет сделать рассудок со Свистуном Дэном? Боже! Если бы Барри вернулся, неужели вы думаете, он вспомнил бы, как когда-то признавался в любви Кети? Док, я знаю его так хорошо, как ни один другой человек. Уверяю вас, он думает о ней не больше, чем дикие гуси. Если старик умрет из-за отсутствия Дэна… Что ж, в конце концов, Камберленд прожил вполне достаточно. Но как я вынесу, если Барри пройдет мимо Кети и не заметит ее. А он именно так и поступит, когда вернется. Мне хочется его убить, но при перестрелке он меня отправит на небеса, вот и все. А что тогда будет с Кети? Это убьет ее, док, без всяких сомнений.