Бандит с Черных Гор

— Когда вы… — произнес с отчаянием доктор.

— Вы думаете, я мог это сделать? — прорычал Дюк. — Это сделал человек с ружьем. Я попытался схватить его, но не сумел обнаружить след. Поэтому я и прибыл в город, чтобы сообщить шерифу и отправиться на поиски вместе с ним.

— А вот в облаке пыли проскакал Стив Гатри! — воскликнул доктор. — Похоже, он примчался издалека и всю дорогу несся словно очумелый. Наверняка он загнал свою кобылу!

— Стив в городе?

— И наверняка привез новости!

— Конечно. Конь вернулся на ранчо без седока, а он скачет в город, болтая неизвестно что…

— А вон там уже собралась целая толпа, — продолжил доктор, заканчивая перевязку. — И шериф с молодым Гатри в центре этой толпы!

Гул кучки людей, собравшихся на улице, перекрывал мощный шерифов голос:

— Эй, доктор Морган, Морроу все еще у вас в комнате?

— Да, здесь! — крикнул доктор и спросил, обернувшись к пациенту: — Так хорошо, сынок, не мешает?

— Отлично, — ответил Дюк, медленно поднимаясь со стула и разминая руки и ноги.

Тут на лестнице раздался громкий топот, и в открытую дверь он увидел шерифа, поднимающегося по лестнице с ужасным выражением на лице. Будь обстоятельства иными, Дюк не стал бы задаваться вопросами и ничего бы не пытался предпринять, пока ситуация не прояснится, но теперь страшные сомнения охватили его. Заметив, что за шерифом поспешает еще добрая дюжина вооруженных людей, он бросился к дверям докторовой комнаты и столкнулся лицом к лицу с Томом Аньеном.

Увидев безумное лицо и сверкающие строгие глаза, Дюк понял, что его ожидает опасность, и притом очень серьезная.

— Дюк, — произнес шериф, — вы должны следовать за мной. Идите…

Произнося эти слова, он взялся за револьвер и вытащил его из кобуры, но Дюк не стал стрелять. Он просто ударил. Правый кулак опустился прямо в лицо Тома Аньена. Шериф отшатнулся, ударился о перила и обрушился с лестницы вместе с ними и следовавшими по пятам гражданами. Вслед за ними, словно костяшки домино, покатились другие, вооруженные и просто любопытные жители города, спешившие продемонстрировать свое рвение во время ареста человека, от которого все они страстно желали избавиться.

Этот удар вывел из строя Тома Аньена, но внезапно с разных сторон подскочили люди с револьверами в руках. Дюк захлопнул дверь и запер ее на ключ в тот самый миг, когда плечи преследователей в первый раз с силой налегли на нее. Тогда он демонстративно выстрелил в верхнюю филенку, желая отогнать от нее ретивых граждан. И в самом деле, в ответ на его выстрел из коридора грянул хор голосов, полных негодования, выкрикивающих грязные ругательства. Но попытки высадить дверь прекратились.

На ругань Дюк внимания не обращал. Он вовремя обернулся, чтобы заметить доброго доктора, вытаскивающего из-под матраца здоровенный револьвер.

— Бросьте, доктор! — крикнул Дюк страшным голосом.

Доктор бросил револьвер и, ужасно взволновавшись, повернулся к своему пациенту:

— Вы мерзкая, испорченная крыса!

Дюк с любопытством посмотрел на него. Да, именно так все добропорядочные граждане Хвилер-Сити относились к нему. Следовательно, все они были готовы незамедлительно вонзить зубы в его тело, воспользовавшись первым попавшимся поводом. Вот, пожалуйста: доктор, который только что заботливо перевязывал его раны, мгновенно превратился в озлобленного человечка, исполненного гнева и презрения, готового чуть ли не с голыми руками броситься на Дюка, вооруженного кольтом. И не только любопытство, но и сожаление можно было прочитать во взгляде Дюка.

— Стойте спокойно и не дергайтесь, — предупредил он доктора. — А я послушаю, что там против меня замышляют.

— Дюк! — раздался в коридоре громкий голос шерифа. — Вы в наших руках, так что спокойно выходите и сдавайтесь!

— Я хочу слышать, в чем вы обвиняете меня, — ответил Дюк. — Шериф, в чем я провинился на этот раз?

— Вы убили Билла Гатри и ограбили его! — крикнул шериф.

— Это ложь, чудовищная ложь!

— Сюда прискакал Стив и рассказал, что он видел собственными глазами. Он нашел своего дядю мертвым на дороге, ведущей в город. Бумажника при нем не было. Дюк, теперь вы не проведете нас, как в прошлый раз! Дюк, открывайте дверь и сдавайтесь! Или, может, вы хотите, чтобы мы заморили вас голодом, как крысу?

— У меня за спиной стоит симпатичный толстячок, который составит мне компанию, пока я буду подыхать от голода, — рассмеялся Дюк. — Делайте что угодно, но я не открою дверь.

Раздался рев множества глоток.

— Ребята, не обращайте на меня внимания, действуйте! — выкрикнул сердито доктор. — Да я готов десять раз умереть, лишь бы точно знать, что этот бешеный шакал предстанет перед судом!

Снаружи послышался одобрительный гул.

— Наш старый добрый доктор! — воскликнул шериф. — Если с вас хоть волос упадет, мы этого парнишку разрежем на мелкие кусочки, будьте покойны!

И опять снаружи раздался гул одобрения.

— Погодите немного! — крикнул Дюк. — Что свидетельствует против меня, кроме слов Стива Гатри? Ведь он только предполагает, что все произошло именно так.

— Вы не сдаетесь нам! — это заорал сам Стив Гатри. — И это более чем достаточное доказательство!

— Да, да, это и есть самое настоящее доказательство! — загудели голоса в коридоре и на улице. — Сдавайтесь, Дюк! Вы все равно проиграли!

— Мне некуда торопиться, — холодно ответил Дюк. — Мне надо поразмыслить немного над всем этим. Но имейте в виду, я внимательно слежу за дверью!

Он махнул револьвером в сторону доктора:

— В этой сумке ваши инструменты?

— Да, и что же? Вам, подлецу, потребовался скальпель, чтобы перерезать мне горло? Да?

— Возьмите их. Может, они еще потребуются сегодня. Поднимитесь на подоконник. Оттуда спуститесь на крышу веранды, а с нее уж как-нибудь спрыгните на землю.

— Вы это серьезно? Вы отпускаете меня на свободу, Дюк? — не поверил доктор.

— Похоже, именно этого я от вас и добиваюсь. Ступайте, мне надо побыть одному.

Доктор был страшно удивлен, однако собрал инструменты и приблизился к окну.

— Может быть, я составил неверное мнение о вас, сынок, — сказал он. — Я был совершенно уверен в том, что вы будете держать меня здесь как заложника. Но, ради Бога, умоляю вас, Дюк, скажите мне правду! Это вы совершили подлое убийство или же вы невиновны?

— Я невиновен, — ответил Дюк.

— Боже мой, я уже почти верю вам! Тогда сдайтесь, сынок, сдайтесь! Закон никогда не ошибается! Если вы не виноваты, он защитит вас. У меня есть деньги, и мы наймем хорошего адвоката, он будет у вас, я обещаю! Я прямо так и вижу…

— Может, некоторые люди и находятся под покровительством закона, — прервал его Дюк, — но мне в Хвилер-Сити нечего ожидать праведного суда. Здесь пытались повесить меня за убийство Мартина. Сейчас меня обвиняют в том, что я застрелил немощного старика, который нанял меня на службу телохранителем! Есть в этом хоть доля здравого смысла, а, доктор? Разве хоть раз за всю свою жизнь я связывался с человеком, у которого не было ни одного шанса победить меня? Хоть раз в жизни я ударил хоть одного старика? Был ли хоть один случай, когда я выхватывал револьвер, лишив противника возможности сделать то же самое в то же время?

Доктор, принимая все эти протесты, закивал головой в знак согласия.

— Это звучит совершенно искренно, — пробормотал он. — Выйдите и повторите все это людям в коридоре. Они поверят вам. Ваша искренность подействует на них!

— Они повесят меня, — возразил Дюк. — Они повесят меня, не дожидаясь, пока я открою рот. Уходите, доктор.

— Джон, — произнес доктор, — я тут погорячился и наболтал лишнего…

— Я обо всем забью, доктор. Все в полном порядке, док!

Они пожали друг другу руки. Доктор был сильно растроган.

— Это дело просто необходимо решить в течение часа, не позже. Я ухожу, чтобы показать им Дюка с той стороны, с какой они его совершенно не знают!

— Спасибо, док. Но не успеют пролететь эти шестьдесят минут, и вы услышите обо мне столько ужасных вещей, что у вас голова кругом пойдет. С Богом, доктор!

22. ПОБЕГ И ПОГОНЯ

Оглушительные восторженные крики раздались на улице, когда там появился доктор. Дюк видел, как на противоположной стороне улицы люди высовываются из окон и рукоплещут герою. Потом наступила тишина. Присев у подоконника, Дюк слышал, как доктор красноречиво расписывает человека, осажденного в номере гостиницы вооруженной толпой.

Но, когда он завершил свою пламенную речь требованием обеспечить Дюку справедливое обхождение при разборе дела, его голос перекрыли негодующие вопли.

— Доктор, он разыграл перед вами настоящий театр! — убежденно орали люди. — Он хотел, чтобы именно вы заступились за него перед нами. Он только потому и отпустил вас, что сумел нафаршировать вашу голову сентиментальными байками, которым грош цена…

Доктор пытался протестовать трагическим голосом, но девятый вал негодования полностью заглушил его слова, и Дюк, присевший на корточки у подоконника, согласно кивал головой, потому что не ошибся в своих предположениях. И вдруг пуля, пробив тонкую деревянную стенку, пронеслась в каком-нибудь дюйме от его головы и впилась в противоположную стенку. Его заметил один из тех мужчин, что торчали в окнах напротив.

Он отступил в центр комнаты, где и сел на пол, скрестив ноги. Ему предстояло продержаться здесь длинный день, вечер и ночь. Со своего места он прекрасно слышал, как перед гостиницей собирается все больше людей. Возбуждающее известие о трагических событиях уже давно перешагнуло границы городка. Слетелись обитатели ближних ранчо и переполнили город. Со всех сторон сотни глаз были обращены на гостиницу. Руки, сжимавшие тысячи ружей, ждали, когда их стиснут в знак благодарности за ликвидацию гнусного преступника Джона Морроу.

Дюк стащил с кровати матрац, расстелил его посреди комнаты и прилег. Вряд ли кто отважится напасть на него уже в первые часы долгой осады. Он закрыл глаза и погрузился в глубокий сон. Не в первый раз случалось ему дремать в минуты смертельной опасности. Он отлично знал, что подсознание бодрствует и готово немедленно поднять его в случае опасности, если кто-то попытается неожиданно высадить дверь или проникнуть в комнату через окно.

Когда он проснулся, на улице было уже темно. Он проспал остаток дня и весь вечер. Дюк достал часы и посмотрел на циферблат, повернув его в сторону только что взошедшей луны. Был час пополуночи. Это выглядело невероятным, но он проспал не меньше семи-восьми часов. Сейчас он был свеж, полон сил — словом, был готов к самой отчаянной борьбе за жизнь. Он едва ощущал последствия раны, которая днем раньше свалила его в Черных горах.

Дюк на четвереньках подобрался к окну и тихо, словно тень, выглянул на улицу. Не было никакого сомнения в том, что граждане Хвилер-Сити восприняли игру совершенно серьезно. Под крышей веранды не умолкали сдержанные, но гневные голоса. На крыше противоположного дома рядом с очертаниями дымохода виднелась тень человека с ружьем в руках. Естественно, много еще было таких бдительных стражей, которых он просто не мог заметить, потому что они попрятались по окрестным ямам и канавам. Первая его надежда — на быстрые ноги — растаяла, словно мыльный пузырь на ярком солнце. Он рассчитывал, что сумеет пробиться на улицу через окно и быстрым, неожиданным рывком обретет в предрассветные часы свободу.

Теперь он убедился, что на любой скорости не сумеет уйти от огромного количества опытных стрелков. Люди, бьющие белку в прыжке с дерева на дерево, без особого труда сумеют изрешетить взрослого человека, бегущего в свете полной луны. Так что окно, как направление побега, полностью исключалось.

Но что-то следовало предпринять уже нынешней ночью. Его уже начинала мучить жажда, рана опять разболелась, а через двадцать четыре часа дела будут обстоять еще серьезнее: он ослабеет еще больше, и трудно будет сделать решительный шаг к свободе.

Следовало найти другой выход. Он мог пробить одну из двух внутренних стен номера, мог выломать пол или потолок. Конечно, глупо рассчитывать на двери, потому что в коридоре не смолкали голоса стражников, неутомимо прохаживавшихся взад и вперед.

Дюк внимательно осмотрел стены и потолок. Возможность прорваться в этом направлении была ничтожна. Тем более что в соседних двух номерах наверняка сидели вооруженные люди. Конечно, охотники за преступником расположились этажом выше и этажом ниже — уж чего-чего, а желающих подстрелить такую дичь в Хвилер-Сити было более чем достаточно, тем более что стрелять пришлось бы во имя закона и правопорядка!

Вдруг его осенила прекрасная идея, и он бодро подобрался к дверям. Мысль об этом просто не могла прийти ему в голову раньше именно потому, что об этом даже не хотелось думать. Наверняка точно так же думали и сторожа и потому выставили пост напротив дверей, скорее всего, просто так, на всякий случай, — только сумасшедшему могла прийти в голову идея просто открыть дверь и выйти.

Дюк попробовал повернуть ключ. Замок был либо совсем новый, либо его недавно смазывали, и язычок абсолютно бесшумно вернулся в исходное положение. Он выпрямился, затянул потуже пояс и собрался было снять ботинки, но в последний момент передумал, сочтя это ненужной роскошью: если удастся пробиться наружу, то они понадобятся ему на улице, чтобы защитить ноги от острых каменьев.

И тогда он вытащил револьвер из кобуры, положил ладонь на дверную ручку, повернул ее — очень, очень медленно! Он понимал: не исключено, что именно в этот момент несколько пар глаз уставились на шевельнувшуюся ручку и люди с той стороны, словно голодные волки, ждут, когда откроется дверь и на пороге появится желанная добыча. Шаги охранников стихли в глубине коридора.

Дюк подождал, пока они снова приблизятся к двери. Он слышал их, слышал, как смачно зевает часовой, и тут распахнул дверь — не резко, а спокойно, будто створка отошла под легким порывом сквозняка. Сторож с удивлением повернулся и попытался выхватить револьвер. В это мгновение Дюк хватил его своей крепкой рукой. Тяжелая рукоятка кольта опустилась на голову, и незадачливый страж рухнул на пол, а Дюк вышел из номера.

На ступенях лестницы он заметил кучку людей, присевших отдохнуть и поболтать. В их руках блестели револьверы. Да, и на лестничной площадке они поставили часового, тоже здорового парня, и никто из этих людей даже не задремал, несмотря на столь позднее время!

Все произошло в мгновение ока. Дюк, словно испуганный заяц, уже несся вниз по лестнице. Прогремело несколько выстрелов. Он почувствовал, как пуля оцарапала кожу на голове, вторая аккуратно срезала повязку, заботливо наложенную доктором. Но он целым и невредимым добрался до поворота, на полной скорости прошел его и не снижая темпа побежал в самый конец коридора.

В результате неожиданного рывка он получил фору, причем не только в расстоянии, отделявшем его от попавшей впросак охраны. Ему психологически помогал уже сам тот факт, что он бежит, а его преследователям еще только предстоит вскочить на ноги, преодолеть несколько ступенек, на которых они сидели, и только тогда начнется настоящее движение. Но в то же время им надо было всего-навсего добраться до поворота коридора, и тогда они смогут открыть огонь на поражение, а ему надо добежать до самого конца, до широко распахнутого окна в самом конце коридора.

Мало того, своими криками и стрельбой они переполошили весь дом, люди рванулись в гостиницу, и теперь в каждом ее закутке звучали враждебные мужские голоса. Дюк понимал, что шансы его невелики, примерно один к двадцати. Он добрался до окна в конце коридора. Нет, его шансы вряд ли были выше, чем один к пятистам!

Под его ногами была пропасть. При первых тревожных звуках двор гостиницы наполнился людьми, многие из них уже вскарабкались на лошадей и были готовы мчаться за мерзким преступником. Предположим, что он удержится на ногах после прыжка и не сломает себе ни руку, ни ногу и не потеряет сознания от сильного удара о землю. Ну и на что же ему оставалось надеяться после этого? Как он сумеет выбраться из этой разъяренной толпы пеших и всадников?

Он схватился за косяк окна в тот момент, когда за спиной раздался отчаянный визг передового преследователя, достигшего наконец угла коридора. Дюк услышал револьверный выстрел, и пуля впилась в стену совсем рядом с ним. Дюк прыгнул. Нет, не зря он так долго — Целых несколько секунд! — стоял на подоконнике. Он ждал, когда люди внизу, во дворе, заметят его и вытащат револьверы. Он ждал, когда кто-нибудь из них подъедет поближе, под самое окно. И в этот момент он отпустил руки, оттолкнулся от подоконника и прыгнул.

Коленями он ударил всадника в спину. Тот, оглушенный ударом, свалился на землю, словно мешок. Дюк рухнул вместе с ним, но тут же вскочил на ноги. Именно это и было необходимо Дюку: ошеломить противника первым ударом, не дать ему прийти в себя, вырваться из кутерьмы, царящей во дворе гостиницы.

Он вскочил на коня и прижался к его боку всем телом, как кошка, спускаясь с большой высоты, всем телом прижимается к стволу дерева. Одной рукой он ухватился за богатую гриву, другой судорожно вцепился в луку седла, после чего перебросил ногу через хребет животного, немного позади седла.

Началась стрельба. Страх подбодрил коня; маленький мустанг рванул прямо сквозь толпу, и люди едва успевали отскакивать от него. Что же касается стрелков, размахивающих револьверами, то у них было больше шансов подстрелить бекаса в прихотливом порхающем полете, чем попасть в страшноватый призрак, мчащийся в тени домов и упорно не желающий вылезать на залитую лунным светом середину улицы.

Свернув за угол и добравшись до Главной улицы, Дюк осмотрелся и обнаружил перед гостиницей с десяток мужчин, взбирающихся в седла. Улица была битком набита всадниками. Все они рвались в погоню. Они могли прошить его насквозь двадцатью пулями, но стрелять не решались, потому что с другой стороны улицы выступили в погоню примерно пятьдесят всадников, и вдобавок ко всему земля ходуном ходила от топота копыт, воздух сотрясали ругательства и звон боевой сбруи. Это были действительно храбрые мужчины, и, будь у них достаточно патронов, они перестреляли бы не один десяток таких дюков. Но если бы они открыли огонь сейчас, то первыми жертвами стали бы их товарищи, занявшие боевую позицию на противоположной стороне улицы.

Дюк моментально оцепил всю выгоду своего положения и, улыбнувшись, взялся за уздечку. Усевшись поудобнее в седле, он резко послал мустанга прямо в коридор между двумя шеренгами отважных бойцов. Не ожидавшая такого поворота событий, передовая волна погони сбилась в темноте с пути, а Дюк, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пролетел по всей Главной улице города и растворился на дороге, ведущей в Черные горы.

Группа отважных всадников бросилась за ним в погоню. Но Дюк выиграл время и оставил позади преследователей, причем лучших из них.

23. БАНДИТ ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

Интересно, выросли его шансы на спасение или нет? Эта мысль занимала Джона Морроу, когда он несся на маленьком мустанге в ночь. Еще пару минут тому назад шансы эти выглядели как один к пятистам. А сейчас? Ах, был бы под ним не этот конек, а его любимый Понедельник! Славно бы он тогда поиздевался над ними! В минуту оторвался бы на расстояние по меньшей мере револьверного выстрела, а там, в призрачном лунном свете, — ищи ветра!

Впрочем, и теперь чем глубже он врезался в ночь, подбадривая мустанга шпорами, тем выше поднимались шансы на спасение. Но после пяти минут отчаянной скачки Дюк понял, что он, несмотря ни на что, проиграл. Перед ним простиралась бескрайняя равнина, и негде было скрыться от погони. Он не мог затаиться и перехитрить преследователей. Его спасение в горах, но, пока он достигнет их отрогов, означающих жизнь, погоня настигнет беглеца на этой чертовой плоской равнине и растопчет его.

Дюк еще раз оглянулся на преследователей. Малыш мустанг напрягался, вкладывая все свои силы в отчаянный галоп, в то время как крупные кони граждан Хвилер-Сити шли ровной, спокойной рысью. Кроме того, было похоже, что в погоню ударилось все наличное население города. Самые медленные лошади размещались в центре погони, а самые быстрые, заняв фланги, вырывались все дальше вперед. Растянувшись цепью, погоня явно намеревалась взять Дюка в кольцо. Деваться ему было совершенно некуда, и потому преследователи не особенно спешили. Даже самые отчаянные всадники не хотели отрываться от общей массы, потому что первый, кто приблизился бы к Дюку на расстояние выстрела, слетел бы с коня с пулей в башке. Так что славные граждане старались держаться лавой, постоянно меняясь местами и не вырываясь особенно вперед.

Легкая дымка, затянувшая было луну, растаяла под напором все усиливающегося ветра. Равнину залил яркий лунный свет, и его сияние болью отозвалось в душе Дюка. Полный месяц словно протер глаза, чтобы получше рассмотреть сцену расставания нашего героя с жизнью.

И вдруг, не веря глазам своим, которые были уже готовы залиться слезами прощания с миром, Дюк увидел далеко перед собой всадника на сивом жеребце, пересекающего дорогу. Расстояние между ними было еще очень велико, но не было никакого сомнения в том, что он встанет точно на пути Дюка.

Еще раз оглянувшись на толпу преследователей, Дюк заколебался. Он мог бы сейчас развернуть коня, выхватить оба револьвера и броситься на дугу погони, сея вокруг себя смерть. Они наверняка сочли бы его. убийцей, несмотря на то что сами вынуждали Дюка на это, и он показал бы им, на что способен, загубив в одном бою столько голов, сколько не удавалось снять за всю карьеру даже самому отчаянному наемному убийце.

Мустанг потихоньку замедлял бег, угадав, видимо, мысли временного хозяина. Но Дюк передумал. Пусть их скачут! Они ведь трусы и сами прекрасно понимают это, потому что смелые люди давным-давно пришпорили бы своих коней и догнали ускользающую из рук добычу, во всяком случае, вступили бы с беглецом в честный, открытый бой. Они ведь трусы, а тот всадник, что старался перерезать ему дорогу, был отважный человек, это был герой, желающий попытать счастья. Дюк, со всей серьезностью признав этот факт, опять пришпорил коня и повернул его так, чтобы у одинокого всадника не было сомнений — он скачет ему навстречу.

Они сближались на огромной скорости, и несущаяся за Джоном Морроу погоня обезумела от возбуждения. Всадники, идущие на флангах, пришпорили коней, готовясь взять беглеца в кольцо и свершить наконец убийство. Громкими воплями они старались предупредить одинокого всадника на сивом коне, чтобы тот не слишком спешил, чтобы не подставлял себя под пули преступника, пытаясь совершить в одиночку то, что собиралась сделать вся эта разъяренная толпа. Но тот безостановочно мчался навстречу Дюку.

Сейчас, когда он приблизился почти вплотную, Дюк внезапно заметил странную вещь — гордый одинокий всадник исчез! Но тут же он объявился вновь — и уже па другом коне: просто трудно было рассмотреть в ярком, но неверном лунном свете, что, оседлав сивого, таинственный незнакомец вел на поводу другую лошадь. Дюк уставился на это чудо, не веря глазам своим. Да, все было именно так. Странный всадник скакал поначалу во весь опор на сивом, а другая лошадь шла бок о бок с ним, но — в глубокой черной тени, почти непроглядной, как это бывает в полнолуние.

Навстречу Дюку на пегой лошади, держа в поводу сивого, скакал красивый парень. Его стройное тело гибко покачивалось в седле в такт лошадиному скоку.

Что все это значило? Что собирался предпринять неизвестный герой? Дюк, у которого голова закружилась от калейдоскопа совершенно невероятных событий, нашел весьма странное объяснение его поступку: этот чертов грабитель убил Билла Гатри выстрелом с большого расстояния, но, узнав о том, что в смерти ранчера обвинили ни в чем не повинного человека, решил спасти жертву и с этой целью оседлал его сивого жеребца. И в самом деле, навстречу Дюку несравненным галопом мчался оседланный Понедельник, и в этом не было никакого сомнения!

Да наплевать на любое объяснение странного происшествия, черт с ним! Дюк воздел к небу обе руки и радостным индейским воплем потряс равнину, отчего маленький мустанг чуть ли не удвоил скорость. Люди из погони, видимо, тоже догадались, что одинокий всадник появился не для того, чтобы перехватить Дюка, а чтобы спасти ему жизнь, и еще сильнее пришпорили своих коней. И с полтысячи всадников, под аккомпанемент бешеных криков и визга, рванулись в отчаянии за добычей, которую они могли достать еще за три мили до этого места, если бы не осторожничали и не тянули время. Какая досада охватила их! И какие неприятности ожидают шерифа Тома Аньена, если он и в этот раз упустит возможность рассчитаться с этим проклятым каторжником!

Дюк стремительно приближался к незнакомому всаднику, который тоже неустанно подгонял своего пегого вперед. Наконец все сомнения рассеялись: верхнюю часть лица незнакомца скрывала все та же маска; подняв правую руку, он давал Дюку понять, что приближается к нему с добрыми намерениями.

Мгновение спустя они скакали бок о бок. Незнакомец развернулся так, что между его пегим и мустангом оказался Дюков сивко. Понедельник громким ржанием приветствовал хозяина. Через две секунды Дюк уже был в седле своего любимца.

Какая громадная разница! Стоило только чуть-чуть отпустить узду, как Понедельник прямо-таки полетел по ровной дороге. Пусть теперь эти гордые всадники на племенных жеребцах попробуют достать его! Пусть они попробуют хоть немного сократить расстояние, все больше и больше увеличивающееся между ними! Понедельник, словно играючи, с каждым шагом выигрывал у них не меньше фута расстояния. Крик отчаяния и жестокого разочарования вырвался из пяти сотен луженых глоток преследователей.

Весь этот огромный, полутысячный отряд рассыпался по равнине неровной цепью, оставив позади только самых неискушенных наездников на никудышных лошаденках. Самые опытные и сильные из преследователей на флангах продвинулись довольно далеко вперед, но и им не под силу было держаться шаг в шаг с великолепным жеребцом Дюка.

Но тут неожиданно возникла совершенно иная проблема. Дело оказалось в пегом. Бросив на него взгляд, Дюк сразу понял, что с ним что-то не в порядке.

Понедельник примчался сюда из Хвилер-Сити без наездника, а пегий проделал дорогу в город и обратно под седлом, и хотя наездник был юн и строен, все-таки пегий был меньше Понедельника и не такой выносливый, как сивко. Да, он все еще держал галоп, все еще гордо откидывал точеную голову, но было совершенно ясно, что он уже не в состоянии наращивать скорость бега и совсем скоро начнет сдавать. Понедельник мог бы сейчас запросто вынести своего хозяина в горные просторы, но Дюк был слишком многим обязан своему спасителю.

Юный бандит великолепно владел искусством верховой езды, но, несмотря на самые отчаянные попытки, не в состоянии был оторваться от погони на безопасное расстояние. А Понедельник мог в любую секунду с легкостью поддать ходу и в мгновение ока раствориться в тени горных отрогов. Что же предпринять для спасения разбойника, который только что выручил его из смертельной опасности?

Дюк на скаку приблизился к спасителю:

— Дружище, ваш жеребец готов, он полностью выдохся, но вы продолжайте путь. Пришпорьте пегого, поддайте ему как следует. Огрейте его плетью. Выжмите из бедного животного все, на что оно только способно, пусть оно выложится полностью. Еще полмили, и вы спасены. И да поможет вам Бог, дружище! Вы спасли меня сегодня. Не знаю вашего имени, но уверен, что вы для них — тоже дичь, тоже объект бешеной травли. До свидания, приятель!

Он взмахнул рукой, и юный всадник, согнувшись в седле, ответил ему таким же жестом. Пегий было оступился, но юноша крепко взял его в узду и, не дав коню упасть, взял с места в карьер, выжимая из несчастного жеребца остатки сил. Заметив умелые действия, Дюк понял, что спаситель его — искуснейший наездник.

Между тем Дюк готовился повернуть с дороги в чистое поле. Пара ласковых слов на ухо Понедельнику, легкий наклон корпуса в седле — и вот он уже летит вперед словно на крыльях. Ему удалось еще больше оторваться вперед и в сторону, прежде чем погоня поняла, что он задумал.

И тогда, под аккомпанемент неистовых воплей, кавалькада свернула за ним. Те, кто возглавлял фронт, оказались теперь правым флангом, арьергард отряда превратился в левый фланг. Наступила полнейшая неразбериха, потому что самые быстрые всадники не могли на полном скаку неожиданно переменить направление движения. И только некоторое время спустя огромный отряд более-менее благополучно перестроился и продолжил погоню.

Дюк присвистнул Понедельнику. О, волшебный жеребец! Круп его задрожал от напряжения, шаг стал длиннее, степь стелилась под ним скатертью. Погоня поспешала за ним.

Теперь надо пробиться. Надо круто свернуть вправо и пронестись между суровыми всадниками и появившейся уже первой скалой предгорья. Он опять прикрикнул на Понедельника. В этом могучем жеребце было еще столько силы, что он мог бесконечно прибавлять в скорости, прибавлять постоянно, и больше всего — в решающий момент. Ветер беспощадно бил Дюку в лицо, хлестал его по щекам, когда на полном скаку он повернул своего отчаянного жеребца вправо. И с первого взгляда ему стало ясно, что план его провалился. Он попался в ловушку, и идеальную западню, на полном скаку влетел в бутылку, которую только осталось заткнуть пробкой.

24. СПАСЕН!

Обдумывая маневр, Дюк предположил, что все эти многочисленные всадники, скачущие за ним по пятам, бросятся вслед за ним неорганизованной конной толпой. Он совершенно забыл о том, что многие достопочтенные жители Хвилер-Сити отстали на порядочное расстояние. Те, кто был впереди, едва приметив финт Дюка, с места поворачивали направо и тем самым создали длинную колеблющуюся цепочку поперек всего V образного фронта погони. Ловушка замкнулась, преследователи впервые разгадали план беглеца и сумели пресечь его выполнение. Возгласы дикой радости донеслись до Джона Морроу, и даже Понедельник в испуге запрядал ушами.

Он мог бы сейчас выскочить на вершину скалы, выступающей из холма, вдоль которого он собирался проскочить. Но холм был со всех почти сторон окружен людьми, и на его плоской вершине он был бы словно на ладони. Несколько горстей песка, плоский мертвый камень, и ни кустика, ни пучочка травы! Если бы он остался там, то смог бы какое-то время держать оборону, но преследователям оставалось только замкнуть цепь вокруг холма, расставить надежных часовых и…