Долгое завтра

Сэм разговаривал с Роузином.

– Мы развили приличную скорость. Все будет в порядке, если, конечно, не наскочим на мель.

– Будьте осмотрительными, – из динамика зазвучал хриплый, надтреснутый голос Роузина. – В это время канал ненадежен.

– А что за порогами?

– Кроме сплавного леса, ничего. Я приказал свалить его в концах канала. Пока преследователи не применяют силу, мне не хотелось бы вмешиваться Я провел лучшие годы над постройкой всего этого, и малейшая тень подозрения…

– Подозрения? – перебил Коваэкс. – Но ведь нам предстоит еще долгий путь и мне не хотелось бы, чтобы баржа получила пробоину.

– Дай подумать, – сказал Роузин.

Последовала долгая пауза. Тяжело дыша, люди с нетерпением склонились над радио.

Послышался чуть застенчивый голос:

– Это опять Петто с индейской переправы.

– О’кей, ну что там?

– Послушай, я только что подумал: река обмелела, канал узкий, его совсем не трудно заблокировать.

– У тебя есть идея?

– Да. Дело в том, что как раз в этом месте работает землечерпалка, а ночью рабочие возвращаются в деревню. Если вы сумеете попасть туда до рассвета, я буду наготове. Землечерпалку можно легко столкнуть в воду, и тогда мимо сможет проплыть лишь каноэ.

– Петто, – сказал Сэм, – я обожаю тебя. Ты все слышал, Роузи?

– Да. Похоже, мы так и сделаем.

– Так-то оно так, но нужно еще успеть туда добраться.

– Я прослежу за всем, – ответил Роузи. – До встречи.

– Ладно, Петто, – и они начали обсуждать расположение канала относительно переправы и их теперешнего местонахождения. Ковэкс обернулся к Исо и Лену:

– Идемте, – сказал он. – У меня есть для вас работа. Вы что-нибудь знаете о паровых двигателях?

– Почти ничего, – ответил Лен.

– Ладно. Все, что от вас сейчас требуется, – знать, как поддерживать огонь в печи.

– Да, конечно, – сказал Лен, радуясь возможности поработать. Он устал, но еще больше его утомляли мысли о прошлом, перед глазами стояло лицо умирающего Далинского. Вслед за Ковэксом он поднялся вверх по лестнице. Эмити, очевидно, уснула и, когда они тихонько прошли мимо, даже не пошевелилась. С минуту они дышали прохладным и чистым воздухом, а затем спустились вниз – туда, где шумел мотор.

Здесь резко пахло раскаленным железом, и в воздухе стояла угольная пыль. Покрытый потом человек с лопатой в руках беспрерывно перемещался от кучи угля к пылающей печке.

– Я привел тебе помощников, Чарли, – сказал Ковэкс.

Тот кивнул:

– Запасные лопаты вон там.

Лен снял рубашку. Исо тоже начал было расстегивать пуговицы, но внезапно остановился:

– Я представлял все это совсем по-другому.

– Что? – не понял Ковэкс.

– Ну, двигатели. Я представлял их более совершенными.

Ковэкс покачал головой:

– Единственное доступное для нас топливо – уголь и дрова. И нам приходится довольствоваться этим. Кроме того, мы вынуждены частенько останавливаться, сюда приходит много народу, и первое, что они хотят видеть, – это двигатель. Если он чем-то будет отличаться от обычного, это станет заметным. Вы очень устали?

– Нет, – ответил Исо.

Он явно был разочарован. Ковэкс вышел. Исо снял рубашку и принялся копаться в куче угля. Пока Чарли дробил уголь, молодые люди поддерживали огонь. Клубы пара повалили из трубы, быстрее завертелось колесо. И баржа, заметно увеличив скорость, продолжила свой путь по течению. Наконец Чарли дал знак, что можно немного передохнуть, и Исо с Леном остановились, облокотившись на лопаты, вытирая пот с лица.

– Не думаю, что Барторстаун окажется таким, каким мы его представляли, – сказал Исо.

– Ничего, посмотрим, – ответил Лен.

Казалось, прошло много времени, пока пришел сменщик и сообщил, что состязание в скорости закончено и они могут идти отдыхать. Наверху Лен почувствовал, как содрогается баржа, словно лопасти поменяли направление. Сегодня ночью нечто подобное уже было, поэтому Лен ничуть не удивился.

Он облокотился о доски, подрагивая от ночной прохлады и вглядываясь в непроглядную темень. Луна уже спряталась, а солнце еще не взошло. У самой кромки воды белела полоска тумана.

Казалось, впереди выросла огромная черная стена, преградившая путь реке, а через минуту баржа уже поворачивала. Лен зевнул, вслушиваясь в лягушачий концерт. На берегу скорее угадывалась, чем виднелась, деревушка, настолько смутными и неясными были очертания домов. Вскоре в темноте зажглись два красных огонька.

На барже ответили, трижды мигнув фонарем. Откуда-то снизу последовала ответная серия бликов. Лен с трудом различил в темноте каноэ и сидящих в нем двух человек, а затем, неожиданно, огромную замлечерпалку, летящую прямо на него. Она скользнула в воду, похожая на остров полуразрушенного дома, громадная и тяжелая. Затем Лен вновь увидел красные огоньки. Какое-то время баржа стояла на месте, потом немного продвинулась вперед, потом еще немного и наконец медленно увеличила скорость, причалила к противоположному берегу и остановилась. Через минуту послышался какой-то шум.

– Было бы неплохо, если бы им удалось до завтра вытащить ее отсюда, – сказал Исо.

Лен кивнул. Впервые за последние несколько недель он почувствовал себя в безопасности. Теперь лодки из Рефьюджа не догонят их.

Лен вошел в шалаш, Эмити спала, он выбрал для себя койку как можно подальше от нее и почти моментально уснул. Последняя его мысль была об Исо: что он станет отцом, – затем выплыло из темноты лицо Ваттса, и запах проклятой веревки чувствовался в воздухе. Лен что-то пробормотал, погружаясь в темноту, глубокую и спокойную.

Часть 16

На следующее утро они уже плыли по каналу, пристроившись к веренице лодок, продвигаясь очень медленно, хотя Ковэкс сказал, что сегодня Роузин пропускает их быстрее обычного. Солнце уже взошло, ветер разогнал туман. Ковэкс сказал, что, похоже, собирается буря.

– Да, где-то к обеду, – заключил Хостеттер, взглянув на небо.

– Когда пройдем канал, присмотри-ка место, где мы сможем пристать к берегу, – сказал Ковэкс и отошел, погруженный в заботы о своей любимице-барже. Хостеттер уселся на деревянном настиле в единственном месте на палубе, где была тень – позади шалаша, и Лен примостился рядом. Эмити ушла спать, и Исо был с ней. Время от времени до Лена доносились их приглушенные голоса, но понять смысл разговора было невозможно. Хостеттер с завистью взглянул на неутомимого Ковэкса, затем принялся изучать свои большие, покрытые мозолями руки.

– Я очень скучаю, – сказал он.

– Что так? – отозвался Лен.

– Скучаю по лошадям, по фургону. После стольких лет на колесах не просто вот так сидеть без дела. Не знаю, смогу ли привыкнуть к этому.

– А мне казалось, вы счастливы вернуться домой.

– В общем, да. Мне давно пора было это сделать, пока еще живы старые друзья. Ведь я веду двойную жизнь, а это имеет свои недостатки. Я оставил Барторстаун около тридцати лет назад, и с тех пор побывал там лишь однажды. Деревушки, подобные Пайперс Рану, теперь роднее для меня. Когда я как-то сказал, что намерен оставить торговлю, мне не позволили этого сделать, и я вынужден был продолжать… – Хостеттер задумался, устремив на берег невидящий взгляд.

В шлюзах журчала вода, баржа медленно опускалась, приходилось уже запрокидывать голову, чтобы увидеть вершину холма и берег. Солнце было в зените, даже легкий ветерок не приводил в движение тяжелый воздух. Полузакрыв глаза, Лен поджал под себя ноги, чтобы они не сгорели на солнце.

– А чем ты занимаешься? – спросил Лен.

Хостеттер удивленно посмотрел на Лена.

– Я – торговец.

– Я имею в виду на самом деле. Чем ты занимаешься в Барторстауне?

– Торговлей.

Лен насупился:

– Значит, я неправильно все себе представлял. Мне казалось, в Барторстауне живут только ученые и изобретатели.

– Я – торговец, – повторил Хостеттер, – Ковэкс – матрос, Роузи следит за состоянием канала, так как это жизненно важно для нас. Петто с индейской переправы – я знал и его отца, тот отлично разбирался в электронике, – тоже торговец, как и я, вот только не ездит с места на место. В Барторстауне много ученых и техников, и им необходима наша помощь.

– Вы хотите сказать, – Лен медленно растягивал слова, пытаясь вспомнить что-то, – что все эти годы вы действительно…

– Торговал? Да, это так. Население Барторстауна – около четырехсот человек, не считая нас, и все они нуждаются в одежде, еде и многом другом – от железа и различных сплавов до химикатов и лекарств. Все это приходится добывать нам.

– Да, понимаю, – отозвался Лен. Последовала продолжительная пауза. Затем он уныло произнес: – Четыреста человек. Это меньше половины населения Рефьюджа.

– И на много больше, чем предполагалось. Поначалу там было лишь около сорока специалистов, занятых разработкой тайного правительственного задания. После разрушения городов население прибавилось: пришли люди со своими семьями – учителя и ученые, люди, которые стали изгоями в этом мире. Нам повезло. Дело в том, что подобных секретных поселений было много, но лишь Барторстаун остался нерассекреченным, и потому не был уничтожен.

Лен сжал колени руками, глаза его расширились:

– И что же они делали там, эти сорок специалистов?

Во взгляде Хостеттера появилось странное, необычное выражение, но он лишь сказал:

– Они пытались найти ответ на какой-то вопрос. Я не имею права рассказывать тебе все, Лен. Скажу лишь, что они не нашли его.

– Но исследования продолжаются? – допытывался Лен. – Или это тоже секретно?

– Потерпи. Скоро мы приедем туда, и там ты получишь ответ на любой свой вопрос от компетентных людей.

– Когда я приеду туда, – пробормотал Лен, – как странно это звучит. Когда я приеду в Барторстаун. Миллион раз я это повторял про себя, а сейчас наконец все стало реальностью.

– Будь осмотрительней с этим названием.

– Не беспокойтесь. Но все же скажите мне, какой он?

– Внешне он напоминает огромную гору.

Лен перевел взгляд на чистенькие деревушки по обе стороны канала, широкие зеленые поля, ухоженные фермы и спросил, вспомнив о своей мечте:

– И в нем нет ни огней, ни башен?

– Огни? И да, и нет, а вот башен, боюсь, нет совсем.

Лен вздохнул и умолк. Через несколько минут Хостеттер снял свою фетровую шляпу, вытер пот со лба и сказал:

– Ну и жара!

Лен посмотрел на небо. Оно было пронзительно синим и безоблачным. Но он знал, что скоро погода изменится. Он вновь засмотрелся на деревушку.

– А ведь на этом месте был когда-то город, да?

– Да, и притом огромный.

– Я читал, что он был назван в честь короля Франции.

– Ты прав.

– А что случилось со странами, подобными Франции?

– Наверное, они живут почти так же, как и мы. Бог его знает, что произошло с остальными. С тех пор, как был прорыт этот канал, в мире все словно перевернулось. Люди против прогресса.

– Неужели так будет вечно?

– Ничто и никогда не бывает вечным.

– Но я не доживу до этого времени, – пробормотал Лен, вспомнив слова Тэйлора, – и мои дети тоже.

– В конце концов этот мир не так уж плох. Наслаждайся им, – сказал Хостеттер.

– О да, – с горечью произнес Лен, – особенно, когда он полон людей подобных Бардиту, Ваттсу.

– Лен, подобные люди жили и будут жить во все века. – Хостеттер посмотрел в глаза Лена и продолжил: – А я не требую невозможного.

– Что ты имеешь в виду?

– Это всего лишь вопрос времени, и время само решит его.

Они прошли шлюзы и вновь плыли по реке, направляясь к водопадам. К полудню с севера надвинулись огромные почти черные тучи, и все затихло.

– Приближается шквал, – сказал Ковэкс, и вновь послал Лена и Исо вниз, поддерживать в топке огонь.

Баржа с шумом шла вниз по течению, лопасти ее взбивали брызги. Стало еще жарче, затем послышался грохот, заглушивший скрежет лопат и лязг двери топки. Наконец Сэм просунул в люк голову и крикнул Чарли, что пора бросать работу и выбираться на берег. Измученные и мокрые молодые люди вылезли на палубу. Казалось, наступили сумерки. Низко опустилось свинцовое небо, казалось, оно накроет землю. Баржа стояла на якоре на середине реки под защитой какого-то острова; берега почти отвесно поднимались вверх.

– А вот и буря, – сказал Хостеттер.

Сильный порыв ветра наклонил деревья к самой земле. Затем обрушился ливень и укутал все своим серым покрывалом. Летели листья и сломанные ветки. Затем сверкнула молния, и послышались раскаты грома. Через некоторое время все неожиданно стихло, лишь моросил мелкий дождик. Все собрались на палубе, проверяя, нет ли повреждений, и дрожа от вечернего холода, а затем улеглись спать. Дождь почти прекратился, но внезапно с удвоенной силой обрушился вновь, превратившись в ливень. Яркие вспышки молний пронзали небо то тут, то там. Около полуночи сквозь обессилевший дождь и приглушенные раскаты грома Лен услышал какой-то звук и понял, что это шумит напитавшаяся ливнем река.

Они продолжили путь на рассвете, тихом и светлом. Дул легкий приятный ветерок, небо напоминало тончайший голубоватый фарфор. Облака были легкими и пушистыми, и о вчерашнем неистовстве напоминали лишь плывущие по реке ветви деревьев да бурая от грязи речная пена. Отдалившись на расстояние полумили от ночной стоянки, они проплыли мимо целой вереницы барж, выстроенных вдоль южного берега. Еще через две мили они увидели наполовину вытащенную на песчаную отмель лодку торговца, наткнувшуюся ночью на корягу.

Это было только началом долгого путешествия, длинного и странного периода в жизни Лена. Они приплыли к устью Огайо, затем повернули на север, войдя в Миссисипи. Теперь приходилось бороться с течением, дровами они запаслись в районе Иллинойса, затем вновь продолжили путь, достигнув устья Миссури, и вошли в Биг Мадди.

Почти все время было жарко. Иногда шли дожди, а в середине августа выдалось несколько очень холодных ночей. Нередко ветер был настолько сильным, что им приходилось пришвартовываться и пережидать его, а мимо проплывали вниз по течению баржи и лодки. Иногда после ливня вода поднималась, и течение было трудно преодолеть; казалось, они почти не двигались, а затем вода быстро падала до прежнего уровня. В двигатель забивался песок, который нужно было вычистить, и Лен и Исо подолгу работали. Несколько раз приходилось останавливаться, чтобы пополнить запасы топлива, Исо ворчал:

– Эта дорога ведет в ад, а не в Барторстаун.

– Будь у нас самолет, – говорил Хостеттер, – мы бы с удовольствием добирались бы по воздуху. Но плыть по реке все же гораздо лучше, чем идти пешком, и вскоре ты это поймешь.

– Сколько еще осталось? – спрашивал Лен. Хостеттер делал неопределенный жест в сторону запада.

– Сколько это займет времени? – не унимался Лен.

– Еще месяц, а может, и больше, если что-нибудь произойдет, может, меньше, если все будет в порядке.

– Почему вы не хотите рассказать нам о Барторстауне? – приставал Исо. – Какой он, как выглядит?

– Увидишь, когда попадешь туда, – отрезал Хостеттер.

Он упорно избегал разговоров о Барторстауне, ограничившись замечанием, что Пайперс Ран – куда более приятное место. Другие тоже не желали говорить с ним об этом, какими бы туманными и завуалированными ни были вопросы, ответов на них юноши не получили. Лен без труда догадался, что им просто не доверяли.

– Вы боитесь, что мы можем проболтаться? – спросил он однажды Хостеттера. И добавил без тени упрека, словно констатируя факт: – Думаю, вы просто не доверяете нам.

– Дело не в доверии. Ни один житель Барторстауна не станет распространяться о нем, и вы должны больше наблюдать, чем расспрашивать.

– Я прошу прощения, – сказал Лен, – но ведь нас тоже можно понять. Мы слишком долго ждали этого. Думаю, нам многое предстоит узнать.

– Да, очень многое, – задумчиво подхватил Хостеттер, – и это будет не так уж просто. Вы столкнетесь с понятиями, не похожими на те, к которым вы привыкли, и в общем мне безразлично, как вы отнесетесь к ним, но. все же я уверен: кое-что вы примете сразу и безоговорочно.

– Меня это мало волнует, – вставил Исо.

– Не сомневаюсь. Но есть еще Лен, и он не похож на тебя.

– Чем? – немного рассердившись, спросил Лен.

– Исо пропускает все мимо ушей, а ты – нет.

Позже, когда Исо ушел, Хостеттер положил руку на плечо Лена и улыбнулся, глядя ему в глаза. Лен, улыбнувшись в ответ, сказал:

– В такие минуты вы напоминаете мне отца.

– Вот и хорошо. Просто замечательно.

Часть 17

Пейзаж изменился. Остались позади бескрайние густые леса. Небо, бездонное и глубокое, казалось, обнимает весь мир, синее до боли в глазах; взгляд жадно блуждал в поисках дерева или хоть маленького кустика в надежде нарушить безграничную пустоту горизонта. Вдоль реки бесконечно тянулись деревушки. Хостеттер объяснил, что несмотря на внешнюю непривлекательность, здесь расположены отличные фермерские угодья.

Лен уже почти ненавидел это однообразие, скучая по холмам и долинам, мимо которых они проплывали еще несколько дней назад. Но в глубине души Лен не мог не восхищаться величием и грандиозностью окружавших просторов.

– Трудно привыкнуть к этому краю, – сказал Хостеттер, – но и он красив по-своему. В каждом уголке есть своя прелесть. Вот почему, мне кажется, тебе не нужно говорить о Барторстауне.

– Знаете, о чем я подумал? Мне показалось, вы совсем не рады своему возвращению.

– Перемены – это всегда трудно. Поневоле привыкаешь к любой жизни, и стоит большого труда что-либо изменить.

И тут Лену пришла в голову мысль, и он удивился, что не спросил об этом раньше:

– У вас есть семья в Барторстауне?

Хостеттер сделал отрицательный жест:

– Я слишком много времени провел на колесах и не хотел себя связывать.

И оба они, как по команде, посмотрели вперед – туда, где возле шалаша сидели Исо и Эмити.

– Как все быстро у них получилось, – сказал Хостеттер.

В позе Эмити, в том, как она держала за руку Исо, было что-то собственническое. Она заметно округлилась, стала очень раздражительной и серьезно относилась к своему еще достаточно отдаленному материнству. Вспомнив об увитой розами беседке, Лен содрогнулся.

– О да, – посмеиваясь, сказал Хостеттер, – надо отметить, они два сапога – пара.

– Не могу представить, что скоро Исо станет отцом.

– Он уже у нее под каблуком. Не завидуй, мой мальчик, придет и твое время.

– Хотелось бы знать, когда.

Хостеттер вновь рассмеялся.

Баржа проделала путь к устью Плэйта. Лен работал, ел, спал и размышлял. Он чувствовал, что лишился чего-то и вскоре понял: нарисованной воображением картинки Барторстауна, миража, который жил в нем все это время. Этот мираж исчез, растаял, его заменили лишь голые факты: Барторстаун – довоенный засекреченный центр, построенный с целью каких-то исследований, названный в честь основателя Генри Уолтмена Бартора, министра обороны США. Лену казалось, что он лишился чего-то дорогого и очень важного.

Образы бабушки и Барторстауна настолько слились в его сознании, что он не мог думать о них отдельно. Лен часто вспоминал бабушкины рассказы, которые выводили из себя отца.

Они стали на якорь возле низкого берега. Вокруг – выжженная солнцем сухая трава и бесконечное небо. Над широкими просторами застыла тишина, ее не смогли нарушить ни непрерывное журчание речной воды, ни неугомонный ветер. Утром начали разгружать баржу, и только к полудню Лен смог перевести дыхание и вытереть застилавший глаза пот. И вдруг вдалеке он увидел облако пыли, которое приближалось с каждой минутой. Хостеттер удовлетворенно закивал:

– Да, это наш человек, он пригонит фургоны. Отсюда мы поднимемся в долину Плэйта, заберем остальную часть груза с южной развилки.

– А потом? – спросил Лен, и знакомое волнение заставило сильнее биться сердце.

– Потом нам предстоит последний рывок.

Через несколько часов подъехали восемь фургонов, запряженных мулами. Ими правили загорелые, сильные люди, одетые в кожу, а когда они сняли шляпы, лбы их оказались совершенно белыми. Они, как старых друзей, приветствовали Ковэкса, матросов и Хостеттера. Затем один из них, такой широкоплечий и крепкий, что, казалось, может без труда поднять фургон, внимательно оглядел Лена и Исо и сказал, обращаясь к Хостеттеру:

– Значит, это и есть твои ребята?

– Да, – ответил тот, слегка покраснев.

С другой стороны к ним медленно приблизился уже немолодой человек:

– Мой сын плавал по Огайо пару лет назад. Он сказал, что там все знают этих парней. Нужно предупредить его, что они с нами.

– Это было бы неплохо, – Хостеттер покраснел, как помидор. – Всего-навсего двое юношей. К тому же, я знаю их с самого рождения.

Старик с серьезным видом протянул руку, похожую на дубовый сучок, и Лен с Исо по очереди пожали ее.

– Ребята, – сказал он, – я рад, что вам захотелось в Барторстаун до того, как мой старый друг Эд окончательно ушел в отставку.

Посмеиваясь, он отошел. Хостеттер хмыкнул и принялся разбирать коробки и бочонки. Лен ухмыльнулся, а Ковэкс разразился смехом, кивая в сторону старика:

– Он не шутит.

– А, иди ты к черту, – выругался Хостеттер.

Ночь они провели на берегу, а на следующий день загрузили фургоны, заботливо перенесли туда все вещи. Для Эмити отвели специальное место. Ковэкс собирался продолжить путь к Верхней Миссури. Сразу после полудня тронулись в путь. Каждый фургон окружали три-четыре человека на небольших выносливых лошадках, Лен ни разу не видел таких. Он помог запрячь мулов, а затем занял свое место в одном из фургонов. Послышались щелчки хлыстов, и мулы медленно потащили фургоны по прерии.

Мелкий, но широкий Плэйт весело нес свои воды среди холмов. Спряталось солнце, подул ветер, перед путешественниками простиралась бесконечная дорога. Лен вспомнил, как долго плыли они по Огайо, проклиная этот новый мир, вспоминая зелень лесов и трав. Однако вскоре прижавшиеся к реке ранчо казались уже более приветливыми, чем родные деревушки, наверное, потому, что встречались они редко. Приземистые строения были достаточно удобными для жилья.

Лену нравились местные жители – крепкие и загорелые. Казалось, они теряли частичку себя, когда появлялись без лошадей. Позади песчаных холмов снова начиналась прерия, там стадами ходили мустанги и одичавшие мулы. Хостеттер сказал, что эти животные до войны жили на фермах, после разрушения городов они одичали, что впоследствии сильно подорвало систему доставки продовольствия.

– Они расселились до самой границы с Мексикой, – Хостеттер глубоко вздохнул, оглядываясь вокруг: – Своими холмами, перелесками, зеленой долиной этот край напоминает Восток… Что-то в нем есть, правда, Лен?

– Не могу сказать, что я разлюбил Восток, но этот край мне нравится. Он такой громадный и пустынный, что я боюсь потеряться.

Было сухо, слишком сухо. Дул горячий, колючий ветер, словно пиявка, высасывающий из земли влагу. Лен все время пил, на дне кружки неизменно оставался песок, а он никак не мог утолить жажду. Мили оставались позади, мулы тащили фургоны так медленно, и пейзаж вокруг был настолько однообразен, что казалось: они стояли на месте.

По оврагам между песчаных холмов спускались на водопой дикие стада. По ночам слышался вой койотов, а затем – мертвая тишина, лишь изредка прерываемая голодным воем случайного волка. Иногда они неделями не встречали жилья, иногда натыкались на случайный охотничий лагерь, обитатели которого были заняты солением мяса и грубой выделкой шкур. А время шло: как и на реке, оно казалось вечностью.

Наконец место встречи – южная развилка. Вокруг выжженная солнцем земля, а дальше, сколько мог охватить взгляд, простирались пески. Когда путешественники вновь пустились в дорогу, их караван насчитывал около семидесяти фургонов. Некоторые пришли из Великой Пустоши, другие – с Севера и Востока. Фургоны были нагружены шерстяными нитками, чугунными болванками, оружейными патронами и еще всякой всячиной. Хостеттер сказал, что подобная процессия движется сейчас из Арканзаса, пересекая страну с юга на запад. Все продовольствие и товары должны быть доставлены до начала зимы. Пустоши становятся суровым местом во время зимних ветров, и фургоны может занести снегом.

Время от времени путешественники встречались с группами людей, поджидавшими их в условленном месте, а неподалеку от южной развилки, в деревушке из четырех домов, они нагрузили еще два фургона шкурами и сушеной говядиной. Когда Лен оказался один на один с Хостеттером, он спросил:

– Неужели у этих людей не возникало и тени подозрения относительно цели нашего путешествия?

Хостеттер отрицательно покачал головой:

– Нет, не возникало Они знают.

– Знают, что мы идем в Барторстаун?

– Да. Когда мы достигнем Барторстауна, ты поймешь, что я имею в виду.

Лен замолчал, продолжая думать об этом. Слова Хостеттера казались полным абсурдом. А фургоны с грохотом продолжали свой путь, люди изнывали от зноя и палящего солнца. И однажды после полудня впереди послышался возглас, который передавался от одного к другому. Услышав этот сигнал, Хостеттер взялся за ружье.

– Что это значит? – спросил Лен.

– Думаю, ты слышал о нью-ишмалайтцах?

– Да, немного.

– А сейчас тебе предоставится возможность увидеть их.

Лен посмотрел в ту сторону, куда указывал Хостеттер, и увидел на вершине небольшого холма тесно сплотившуюся группу людей, около полусотни, которые, в г. свою очередь, внимательно следили за ними.

Часть 18

Лен спрыгнул на землю вслед за Хостеттером. Возницы оставались на своих местах, чтобы, не медля, если возникнет необходимость, поставить фургоны в оборонительную позицию. К Лену и Хостеттеру присоединились Исо, затем еще несколько человек, и среди них – ясноглазый широкоплечий старина Вепплоу.

– Что мы будем делать? – спросил Лен.

– Ждать, – ответили ему.

И они ждали. С холма медленно спустились двое мужчин и женщина, а посланник торговцев так же медленно направился им навстречу под прикрытием пяти вооруженных мужчин. Лен, не отрываясь, следил за происходящим.

Люди столпились на холме, похожие на неуклюжие мохнатые пугала, сделанные из старых сучков и потемневших кожаных полосок. Среди них были дети, пристально наблюдавшие за чужеземцами. Одетые в козьи шкуры, они словно сошли с картинок старой Библии. Все выглядели изможденными, дети – неухоженными и запущенными. Глубоко запавшие глаза подозрительно осматривали пришельцев. Лен всего однажды видел в глазах подобный блеск – у собаки, больной бешенством.

– Они нападут на нас?

– Пока неясно. Иногда они нападают, иногда – нет. Зависит от обстоятельств.

– Каких обстоятельств?

– Большую часть времени нью-ишмалайтцы проводят в молитвах. Но случается, что один из них внезапно начинает дико визжать, бросается на землю и сучит ногами, а это – знак свыше, знак того, что всем нужно делать то же самое. Поэтому остальные лупят, стегают, избивают друг друга колючими ветками или кнутами – единственными атрибутами их религии, а после того, как устанут, убивают какого-нибудь хозяина ранчо, который нанес оскорбление Господу своим набитым желудком и крышей над головой. Что-что, а убивают они профессионально.

Лен содрогнулся. Лица ишмалайтцев порядком напугали его. Он вспомнил лица фермеров, когда они подходили к Рефьюджу, тогда его потрясла их дикая, фанатичная и безграничная вера. Но тут все было по-другому. Фанатизм фермеров нужно было подстегивать, фанатизм этих людей был их сущностью, они жили во имя этого.

Лен надеялся, что все обойдется. И ишмалайтцы не нападали, нерешительно застыли на ветру два дикаря и женщина – выносливое, мускулистое создание. Когда ее одежда приподнималась во время ходьбы, видны были костлявые, худые ноги. Ишмалайтцы подошли к каравану, очевидно, в поисках какого-то особого фургона Вепплоу ухмыльнулся:

– Да, на этот раз им всего-навсего нужен порох.

– Порох? – недоверчиво переспросил Лен.

– Как ни странно, их религия не запрещает им иногда питаться мясом, и каждый клан имеет пару ружей. Я слышал, что они никогда не убивают молодняк – только старых быков, и этого достаточно для удовлетворения плоти.

– Но порох… Разве они не убивают хозяев ранчо из ружей?

Старик отрицательно покачал головой:

– Их оружие – ножи и ногти, они умеют подбираться достаточно близко, когда хотят убить. Кроме того, пороха, который даем мы, едва хватает на охоту, – и он кивнул в направлении двух человек, один из которых нес небольшой бочонок.

Из ближайшего фургона послышался слабый звук, и Исо поднялся на ноги:

– О Господи, это Эмити зовет меня. Она, наверное, до смерти напугана, – и он побежал к фургону, а Лен остался наблюдать за нью-ишмалайтцами.

– Откуда они здесь? – спросил он.

– Когда-то их было несколько человек, – ответил Хостеттер, – однако дурное семя дает обильные всходы. Остальных привезли с востока и высадили здесь – это были преступники, от которых хотели избавиться.

Маленький бочонок с порохом сменил хозяев.

– А что они дадут взамен? – спросил Лен.

– Ничего. В священном писании нет разрешения на куплю и продажу. Да у них все равно ничего нет. Если подойти к ним поближе, становится непонятным, куда они девают мясо убитых животных.

– Я думаю, – вставил Вепплоу, – они кормят им детей. Знаешь, однажды я нашел одного малыша, он потерялся и пищал в кустах, словно щенок койота.

Женщина вскинула руки. Было ли это молитвой, обращением к Богу или частью ритуала, Лен не знал. Порыв ветра откинул назад ее волосы, и Лен с удивлением заметил, что она совсем молода и даже могла бы быть привлекательной, если бы не впалые щеки и не голодный блеск в глазах. Минут через пять они исчезли за холмами. Этой ночью барторстаунцы удвоили караул.