Королевская четверка (№4) - Соблазнить шпиона

Он почувствовал, что начинает падать, скользить свободно и не сопротивляясь, даже с желанием, со своей одинокой наблюдательной вершины. Эта женщина не только интриговала его. Не только была желанна как простое сексуальное развлечение. Нет, он начинал отчетливо сознавать, что Алисия – это ответ. Она – горячее, восхитительное, действенное лекарство от холода изоляции, который всегда жил внутри его.

И, будучи такой, она очень опасна.

Он кашлянул, намеренно разрушая чары, пока они не сломали его.

– Алисия, что вы делаете?

К его величайшему удивлению, его слова не заставили ее прервать свое увлекательное исследование.

– Что? – спросила она холодным тоном. – Вы что-то сказали?

Он положил руки ей на плечи, собираясь отодвинуть ее от себя, создать между ними пространство и впустить прохладный воздух. Результатом стало то, что он ощутил жар ее бледной обнаженной кожи сквозь свои серые шелковые перчатки.

Будто во сне он видел, как его руки оставляют ее плечи и сдвигаются. Одна рука раздела другую движением, таким же спокойным, как дыхание, хотя его дыхание в этот момент вовсе не было спокойным.

Потом его мятежные руки вернулись к ее обнаженным плечам, где пальцы погрузились в мягкую, сладкую сливочную плоть, как умирающий от жажды путник, достигший наконец воды. Ее жар пронзил его, растапливая лед в его душе.

Он наблюдал за своими пальцами, скользящими по ее гладкой шелковистой теплоте.

Вот они легли на ее обнаженную спину, потом скользнули вверх и спрятались в ее волосах.

Шпильки полетели на пол, и тяжелая масса огненного шелка упала в его своевольные руки.

Она откинула голову назад и закрыла глаза. Нежный звук, сорвавшийся с ее приоткрытых губ, пронзил его как меч. Усилием воли он заставил себя не замечать удара.

К счастью, казалось, единственной частью его тела, вышедшей из-под контроля, были руки.

Ну, может быть, не единственной. Он чувствовал сильную пульсацию в паху, и он обрадовался боли, как барабанам в джунглях, потому что это могло вывести его из зарослей назад, в разумный мир.

И тут она придвинулась к нему, прижала свои мягкие груди к его груди, свой округлый живот к его пульсирующему, едва сдерживаемому члену.

Потом она прошептала его имя:

– Стентон.

Никогда еще он не слышал, чтобы его имя произносили так. Для всех, кто был важен для него, он был Уиндем, для всех остальных – лорд Уиндем…

Ее хриплый, страстный голос обращался к другому мужчине, тому, который был совсем не таким дисциплинированным, как Уиндем. Этот мужчина взыграл, отвечая на ее призывы «сирены», проникающие сквозь легендарную броню Уиндема, как когти хищника сквозь бумагу.

Руки Стентона сжались в ее волосах и приблизили ее губы к его губам, жестоко поднимая ее на цыпочки, чтобы встретить взрыв его темного и ненасытного желания.

Она поддалась ему просто и не сопротивляясь, жадно обняв его за шею.

Ее жадное великодушие было концом Стентона. В этот момент он полностью и окончательно пропал.

И понял, что никогда и не найдется!

Алисию захватил вихрь. Дом Кросса и его гости исчезли из ее сознания. Рот Уиндема, горячий и злой, до боли жадно впивался в ее рот. Она чувствовала, что впитывает его жар, и злость, и желание, словно губка. Этот мужчина – этот крепкий, одинокий человек – нуждался в ней, это она знала.

Уиндем нуждается в ней.

И она отдалась его крепким рукам и грозному рту, прижимаясь к нему, предлагая свою мягкость и саму себя как первый ответ на вопиющее, поднимающееся волнами одиночество, которое чувствовалось в его поцелуе.

Он больно тянул ее за волосы, но эта боль лишь добавляла удовольствия к его нетерпеливому объятию.

Чем больше она отдавала, тем более жадно он это брал. Его рот удалился от ее губ, чтобы жадно присосаться к ее шее, ухватить зубами ее плечо, исследовать жарким языком ее ухо.

Одна рука отпустила ее волосы и принялась теребить ее корсаж. Прежде чем Алисия поняла, что он собирается делать, Стентон опустил рукав к локтю и обнажил ее грудь для своего жадного рта.

– Ах!

Ее протестующий писк затих, когда он повернул ее и прижал к стене, поднял, чтобы иметь лучший доступ к ее груди. Она чувствовала спиной холодную стену, а его жаркий, влажный язык – на своем соске. Он сосал жестко, и она забыла о протесте, вместо этого погрузив руки в его волосы и притягивая его ближе к себе.

Алисия почувствовала, как рука Стентона поднимает ее юбку, пробираясь между ног и срывая ее тонкие, как паутинка, панталоны, которые она считала своим личным секретом.

Он нашел ее лоно с нетерпеливой уверенностью, взял его в горсть и сжал своей большой рукой. Длинный твердый палец проник в него. Где-то в уголке сознания Алисия знала, что должна проявлять осторожность, но она могла лишь висеть в его руках, позволяя ему эту грубую, почти жестокую ласку.

Палец погрузился глубже, потом отодвинулся и начал двигаться в безжалостном, ныряющем ритме. Она приняла плотскую свирепость с полным отсутствием воли, контролируемая только его жаром, струящимся через ее тело, лишающим ее способности защищаться.

Его рот переместился к другой груди, оставив первую, воспаленную, влажную и голую, на холодном воздухе. Теперь оба рукава были спущены к локтям. Ее ладони затерялись в его густых волосах, хватая их, когда он продолжал свой грубый ритм внутри ее.

Она чувствовала себя пронзенной и захваченной в плен и греховно, эротически попранной – и одновременно исключительно живой в его руках.

Он нашел путь, как проникнуть в нее, новый угол и нажим, который внезапно заставил ее вскрикнуть. Она почувствовала, как к первому пальцу присоединился второй, крепко нажимая в ее теснину, заставляя ее шире раздвигать бедра, чтобы принять его. Потом она взорвалась в вихре наслаждения, унесшего последнюю совестливую мысль. Ее не волновало, что она пронзительно кричит. Ее не волновало, что пальцы Уиндема стали влажными от ее влаги, чтоон оставил красные следы и царапины от зубов на ее грудях или что ее соски стали твердыми, и набухли, и болят от его жадного рта.

От нее не осталось ничего, кроме раскаленного добела наслаждения и свободы от него.

Она пришла в себя, осознав, что дыхание вырывается у нее всхлипами, что он убрал руку с ее юбки и теперь держит ее за талию, опустив голову на ее шею.

Она чувствовала его горячее дыхание на своих сосках и понимала, что он достиг такого же освобождения.

Она подняла руки, которые каким-то образом оказались на его плечах, и нежно погладила его по волосам.

– Стент…

– Леди Алисия, – прервал ее Уиндем, голос у него был хриплый. – Я должен просить вас принять мои самые глубокие извинения. У меня не было права так грубо использовать вас.

– Ах, Боже мой, – сказала Алисия с нервным смешком, едва дыша, – надеюсь, вы никогда не будете демонстрировать мне доброту. Это может убить меня.

Стентон не слушал ее. Он сознавал размеры своей ошибки. Он полностью утратил контроль над собой. И в себя он пришел только после того, как ее крики эхом отразились от мраморных стен коридора. Только тогда он снова понял, где он и кто он.

Он заставил себя посмотреть на ситуацию холодным взглядом.

Втайне он всегда надеялся: однажды он встретит ту единственную, женщину, которая сможет пробить броню его сдержанности. Она будет умолять его не только о сдержанности и долге, и она станет его, и только его, навеки.

Однажды.

Но теперь не время. Эта светская вакханалия – неподходящее место, Боже, нет! Не теперь, когда заговорщик на свободе!

Более того, печально известная аморальная леди Алисия, совершенно очевидно, не та женщина.

Глава 14

Уиндем подождал, пока леди Алисия Лоуренс приведет в порядок свое платье, – он отвернулся, уставив глаза в пол, – и повел ее к первой ступеньке винтовой лестницы, ведущей в их комнату.

Он коротко поклонился:

– Благодарю, миледи, за самый приятный… вечер.

Алисия поколебалась, потом кивнула в ответ:

– Мне было тоже приятно, милорд. Я вас увижу завтра… э… сегодня, позже?

Ему понадобилось время, чтобы поправить шейный платок.

– Конечно, – сказала Стентон, не глядя на нее. – Мы должны присутствовать на маскараде.

– Ах да, – тихо сказала Алисия. – Маскарад. Лорд Кросс не жалеет фантазии на свои мероприятия. Там я вас и увижу. – Она повернулась и начала подниматься по ступенькам. Через три ступеньки она остановилась и обернулась: – Это была ужасная ошибка, не правда ли?

Стентон глубоко вздохнул, потом поднял голову и взглянул ей в лицо:

– Да.

Она медленно кивнула.

– Все мои лучшие идеи оказываются ошибками. – Она слегка нахмурилась. – Не знаю, что мне вам сказать. Мне полагается уверять вас в том, что вы не должны чувствовать себя обязанным говорить всякую такую ерунду?

Он насмешливо скривил губы. Она непотопляема.

– Считайте, что вы меня уже убедили.

Алисия облегченно вздохнула.

– Очень хорошо. Тогда желаю приятно провести утро. – Она отвернулась и, приподняв подол платья, заспешила вверх по лестнице.

Стентон смотрел, как она удаляется. Это было грубейшей ошибкой, все в целом. Она, кажется, пережила это спокойно, хотя взгляд ее милых зеленых глаз после всего…

Уиндем опасался, что после всего этого его будет преследовать чувство опустошенности. Он должен был понимать, насколько она беззащитна под этой маской бунтарки. Она действительно свободна духом и капризна, но все-таки она леди, несмотря на свое поведение, леди, заслуживающая лучшего отношения, чем быть изнасилованной им в коридоре.

Алисия вернулась в их спальню. Комната показалась ей сейчас темной и заполненной незнакомой мебелью. Предметы неясно вырисовывались в полутьме, и балдахин кровати угрожающе заколыхался, когда она задела его, проходя мимо.

Алисия прошла к камину и, ухватившись руками за край изящно вырезанного камня, уткнулась лбом в костяшки пальцев.

Она вела себя глупо, очень глупо.

Ощущая босыми ногами мягкий и теплый ковер, она смотрела, как горящие угли бросают красные блики на подол ее платья. Ей казалось, будто она все еще чувствует жар их внезапно вспыхнувшей страсти.

«Ошибка», – сказала она, и он согласился. Но она надеялась, что он будет вести себя по-другому: нежно поцелует ее, поведет наверх и поможет успокоить дрожь в ее теле. Вместо этого он поклонился и ушел, как будто между ними не произошло ничего особенного, кроме приятного тура вальса.

К счастью, она сохранила голову достаточно ясной, чтобы не слишком обольщаться. В ее сердце нет места для девичьих фантазий о вечной любви.

Он просто возбудил – и все еще возбуждает – ее чувства и животную страсть. Она уговорила себя поверить в то, что отдаться этим чувствам – хорошая мысль.

– Как жаль, – прошептала Алисия. – Я ошиблась.

Ей повезло – она с трудом поверила в свое везение, – что это не затронуло ее сердце.

Леди Алисия спала так же, как и жила, – широко, занимая удивительно много места на гигантской кровати, раскинув соблазнительно округлые руки и ноги. В спальне было почти темно, это позволяло Стентону налюбоваться ею досыта. Коса, заплетенная на ночь, растрепалась от ее беспокойного сна, и ее медные кудри, и так редко подобранные, теперь разметались, по шелковой подушке.

Прозрачная ночная рубашка игриво задралась. Даже в тусклом свете камина Стентон мог разглядеть ее розовые соски и темную тень между раскинутыми ногами. Он рисовал себе, как приникает к этим лакомствам прямо через тонкий, как паутина, батист.

Тут до него дошло, что рубашка дорогая. Значит, она купила ее на его деньги. Почему она выбрала такую соблазнительную рубашку? Он был почти уверен, что делить с ним спальню она не собиралась. Ее смятение не было наигранным… по крайней мере, он так думал.

Ради своей репутации? Улыбка тронула его губы, когда он вообразил, как она заказывает в магазине дюжину бесстыдных рубашек и даже получает удовольствие от сплетен, которые, конечно, тут же распространились.

Улыбка исчезла с его лица. Почему она так стремится разрушить даже остатки того, что еще осталось от доброго имени ее семьи? Что такое сделали ей члены семьи, если она так их ненавидит? Как ему быть: жалеть ее или ругать за то, что она стала им чужой?

Она снова переиграла его приобретением этого неглиже. Что за невероятная женщина! Даже их главная задача – не главное для этой непостоянной натуры!

Единственное, что Стентон мог сказать с полной уверенностью о леди Алисии Лоуренс: она отнюдь не глупа.

И еще одно: ее роскошное тело неотвязно преследует его в мечтах, спит он или бодрствует.

Он отвернулся от этого сладкого тела, раскинувшегося, приглашая, на огромной кровати, и провел дрожащей рукой по лицу.

Нет.

Уже много лет назад он поклялся себе: не важно, как бы ему этого ни хотелось, он никогда не будет делать женщину объектом своих темных страстей. Похоже, его постоянные поиски правды многому научили его в любовных делах, и хорошему, и плохому.

Он теперь знал: никогда женщина не бывает такой честной и правдивой, как извиваясь в оргазме, когда не думает ни о чем, кроме наслаждения, полностью открытая ему. И он пользовался этим и сам получал удовольствие, пока женщина не покидала его постель. Но и тогда он сохранял контроль над собой.

«Если ты не можешь понять ее душу сейчас, то, может быть, тебе удалось бы сделать это при других обстоятельствах».

Проклятие!

Но это могло бы и сработать. Возможно, доведя Алисию до пика наслаждения, он смог бы разрушить ее сопротивление его власти.

Стентон уставился на огонь, перед его широко раскрытыми и невидящими глазами рисовались картины: она в его руках, жертва его поисков правды, влажная, и хрипящая, и трепещущая в его власти.

Он не позволит желанию застигнуть его врасплох. Он сам определит время, способ преследования, добычу.

Кульминацию.

«Сделай это. Она дикое, полное жизни существо, она свободна в своих страстях, как ни одна из известных тебе женщин. Используй преимущество ее характера, используй свою сексуальность, чтобы господствовать над ней. Она будет с готовностью, как мягкая глина, подчиняться твоим рукам. Возьми ее. Заставь ее впустить тебя».

Стентон опустился на свою постель на эту ночь – в кресло у камина. Оно оказалось еще менее удобным, чем было на вид, но на душе у него было еще более неуютно. Разум боролся с плотью, логика – с желанием.

Все, что сейчас окружало их, не помогало ему в борьбе с самим собой. Страсти так и кипели вокруг, лишая его привычной сдержанности, проникая сквозь крепостные стены его самоконтроля.

Там, где леди Алисия видела свободу, Стентон видел блокаду. Он чувствовал, как оживают темные стороны его натуры, пробуждаясь после десятилетия мертвого сна. Страстные стоны слышались со всех сторон, ритмичные стуки кроватей и приглушенный, порочный смех в залах пробуждали в его уме темные жадные мысли о пышных белых бедрах, и выступающих красных сосках, и гладких влажных местах со вкусом моря.

Он уставился в расписной потолок спальни невидящими, горящими глазами. Он не мог уйти туда, но оставаться здесь было так же опасно. Тихое, нежное дыхание женщины, готовой на все, доносилось с широкой постели.

Похоже, ночь будет очень долгой.

На следующее утро Алисия внезапно проснулась с тревожным чувством, что за ней наблюдают.

Комната была пуста. Лорд Уиндем оделся и ушел. В камине горел огонь, в комнате тепло, прикрытое крышкой блюдо на маленьком столике источало соблазнительные запахи.

Еда!

Ради одного этого стоило встать с постели. Алисия выскользнула из-под одеяла и прошлепала к столу, не потрудившись накинуть халат. Подняв крышку, она обнаружила яйца, и сосиски, и аппетитные маленькие тосты. В серебряном горшочке не было ничего опасного, только мед. Она улыбнулась. Милый Гаррет. На то, чтобы съесть завтрак, потребовалось меньше времени, чем на то, чтобы полюбоваться им. Алисия приняла освежающую ванну. Расчесала волосы. Потом просто потому, что делать больше было нечего, застелила постель, взбила подушки и убрала все следы ночевки Уиндема в кресле.

Наконец явился Гаррет. Алисия накинулась на него, как голодная собака на кость.

– Слава Богу! Как долго!

Гаррет с сомнением взглянул на нее.

– Я оставил вас спящей всего полчаса назад. Что вам сегодня так не терпится? Уиндем.

Алисия удивленно заморгала:

– Ах, ничего!

Гаррет самодовольно ухмыльнулся.

– Не хочется отвечать на этот вопрос, да?

Она села в кресло, потому что ноги грозили отказать ей совершенно.

– Умираю, как хочу его видеть. Что это значит?

Гаррет закатил глаза, вытаскивая из шкафа соблазнительное зеленое шерстяное утреннее платье.

– Это значит, что вы до смерти хотите его видеть. Ну и что? На него приятно посмотреть. Дама не должна стесняться, если ей хочется остановить взгляд на таком живописном типе, как этот.

Леди Алисия вздохнула.

– Он довольно привлекателен. А я в последнее время встречала не слишком много таких мужчин. Ты ведь не просто привлекательный, ты безумно красив.

Гаррет деловито кивнул:

– Вы правы. – Потом он помог ей надеть платье и усадил на стул у туалетного столика, чтобы сделать ей прическу. – Ну, как вы хотите выглядеть сегодня утром? Как стыдливая самочка или распустить волосы и стать дерзкой девчонкой?

Она посмотрела на свое отражение в зеркале.

– Я сказала бы «бессовестно стыдливой». Больше подходит для дня, как ты считаешь?

В результате он предложил уложить ее волосы в прическу, похожую на ту, что носят другие женщины: несколько длинных прядей небрежно распущены – как будто какой-то мужчина не смог удержаться и припал к ложбинке между ее грудей.

– Джентльмены с ума сойдут, – произнес Гаррет. – Им захочется сделать это, но они не осмелятся.

Обманчиво скромное платье было сшито таким образом, что грудь двигалась свободно, насколько позволяли китовый ус и щетина, а это означало, что было видно много пышного сливочного тела.

– Ого! – одобрительно произнес Гаррет, когда она была одета. – Это могло бы заставить меня повернуться в сторону женщин.

– Хорошо бы, – пробурчала Алисия. – Я тогда охотнее сбежала бы с тобой, чем спускаться вниз, в этот бордель.

Гаррет ущипнул ее за руку.

– Чепуха. Я для вас совершенно недоступен.

– Скромность – это добродетель, Гаррет.

– Так говорят уроды. – Он взял ее перчатки и кружевную шаль из овечьей шерсти. – Ну, не забывайте прислоняться к мужчинам и уклоняйтесь от женщин. – Он поиграл непослушным локоном. – И не таращитесь тоскливо весь день на Уиндема. Вы же не хотите, чтобы он догадался, что вы его предпочитаете всем остальным.

– Я и не таращусь тоскливо на Уиндема.

– Да, тут вы правы. Ваш взгляд скорее хищный, чем тоскливый. Но вы должны немного проигнорировать его. Ему это не понравится.

– Ах, ну хорошо. – Одетая и готовая выйти к гостям, Алисия покрутилась перед Гарретом. – Ну, как я – во всеоружии?

– Вы просто смертельно опасны, и вы, несомненно, опаздываете. Все уже давно встали.

Она резко обернулась при звуке громкого голоса. Уиндем стоял в дверях их спальни, похоже, он стоял там уже некоторое время.

Ах, Господи! Она надеялась, что он был здесь не так долго и не слышал замечания насчет «тоскливый».

– Ну, хорошо. Тогда я лучше пойду вниз. – Она быстро извинилась, поклонившись, проскользнула мимо Уиндема и сбежала из комнаты и от жара, грозящего растопить ее.

Оказавшись внизу, Алисия узнала от слуги, что дамы уже собрались в западной утренней гостиной. Разыскивая эту гостиную, она издалека услышала веселые голоса, проникавшие сквозь закрытую дверь.

Алисия замедлила шаги. Весь день ей придется провести с дамами, потому что мужчины отправятся на охоту или будут играть в азартные игры. Опыт подсказывал ей, что именно так и будет.

Все сначала…

Она улыбнулась, повернулась и почти бегом поспешила к парадному входу. Гаррет уже ждал ее здесь, держа наготове шляпку и накидку.

Он самодовольно ухмыльнулся.

– И много времени вам понадобилось, чтобы вспомнить, что вы никогда не делаете, как вам велят?

Леди Алисия схватила в охапку свои вещи и одарила Гаррета быстрым поцелуем в его скульптурно вылепленный подбородок.

– Как глупо с моей стороны! – Она выбежала на свежий морозный воздух, как будто от этого зависело спасение ее жизни – или, по крайней мере, сохранение ее разума.

Она довольно хорошо знала поместье Кросса. Родной Сазерленд был рядом, за лесом, и неудержимо манил ее.

Тропа уже заросла, едва заметная под ковром из дикой традесканции и высокого пиретрума, вымахавшего с тех пор, как она приходила сюда, чтобы подсмотреть за экстравагантными приемами, которые устраивались у Кросса.

Должно быть, родителям приходится с тех пор держать в крепкой узде Альберту и Антонию – ведь однажды девочек застали, когда они тащились за Алисией. Они все время ругали ее, но сами, тем не менее, тоже твердо решили увидеть все своими глазами.

«Я только поднимусь на холм и посмотрю на дом, – говорила Алисия сама себе. – Оттуда он очень хорошо виден». Она бодро начала подъем, пробираясь сквозь заросли, высоко задрав юбки. Потом, выйдя на участок, где играла в детстве, замедлила шаг.

Алисия и не думала, что когда-нибудь снова ступит на землю Сазерленда, но вот там было дерево, с которого Альберта упала и ушибла коленку. Алисия и Антония несколько недель выполняли за нее поручения, скрывая происшествие от матери, боясь, что она запретит им лазить по деревьям.

А вот и пруд, где Алисия постигла, что падать в воду одетой – это ничто по сравнению с наказанием за это. Отцу, едва сводящему концы с концами, очень не понравилось, что легкомысленная дочь испортила почти новое платье, которому полагалось послужить и ее сестрам.

Увлекшись воспоминаниями, Алисия совершенно забыла, что собиралась остановиться на вершине холма, и шла все дальше. Вот самое лучшее место для пикников, вот заросли с самыми сладкими ягодами, вот здесь, перелезая через ограду пастбища, Антония порвала свою нижнюю юбку.

Вся ее жизнь проходила на этих зеленых холмах. Она поднялась на последний перевал и посмотрела вниз, на Сазерленд.

Поместье выглядело еще более запущенным, чем ей помнилось. Подъездную дорогу давно пора было посыпать гравием, и сады пришли в упадок, заброшенность была заметна даже зимой.

Сам дом, казалось, стал меньше. Эти древние каменные стены не смогли тогда удержать ее. И сейчас она просто разрушила бы их, если бы ее впустили внутрь.

Чего не произойдет.

Нужно уходить, пока ее кто-нибудь не заметил…

Хотя тут, конечно, осталось мало прежних слуг. Она услышала, как кто-то стучит молотком на конюшне, а мальчик, которого она не узнала, вышел из посудомойни, чтобы вылить во двор горячую грязную воду. Но где же суета, которая помнилась ей с детства?

Может быть, ее семья все еще не вернулась домой на зиму? Осмелев от вида пустынной сцены внизу, Алисия позволила себе подойти ближе к усадьбе.

Она направилась к нижнему саду, осторожно ступая по веткам и листьям, которые нужно было бы убрать еще осенью. Тут рядом был маленький садик, где она имела обыкновение лежать часами на скамейке, мечтая о жизни, которой заживет, по словам ее матери. Жизнь с состоятельным красивым мужчиной, обожающим ее и с радостью вкладывающим свои фунты в Сазерленд, позволяя ее родителям жить в покое и комфорте, и благодаря связям в высших кругах обеспечивающим ее сестрам браки с аристократами.

Все, чего Алисия по-настоящему хотела для себя, было частью ее фантазии, которая касалась красивого мужчины, обожающего ее, – вот о чем она промечтала всю юность.

Маленькая беседка в виде греческого храма заросла зеленью и мусором, каменная скамья, игравшая роль ложа Офелии, теперь была в засохших птичьих катышках.

– Конечно, – прошептала Алисия. – Разве это не сон?

– Твой – возможно, – внезапно раздался высокий голос у нее за спиной. – Но тебя никогда не волновали ничьи мечты, кроме твоих собственных.

Алисия обернулась и увидела девушку с каштановыми волосами, которые ни с какими другими не спутаешь. Сердитый взгляд вернул Алисию на пять лет назад, ответ мог быть только один.

– Антония?

Алисия шагнула вперед, готовая обнять свою младшую сестру. Антония отшатнулась, как от змеи.

– Что ты тут делаешь? – Антония плотнее закуталась в шаль и оглянулась. – Папа ведь говорил, чтобы нога твоя не ступала на землю Сазерленда. Я сама слышала.

Алисия выпрямилась.

– У меня нет больше отца, помнишь? Так что мне не нужно ему подчиняться.

На лице Антонии мелькнула зависть. Потом она сменилась страхом при звуке шагов, раздавшихся на тропе, ведущей из сада. Она поспешно отступила назад, будто быть застигнутой на расстоянии от Алисии менее позорно, чем в непосредственной близости от нее.

И это было разумно, конечно. Когда шаги приблизились, Алисия оглянулась, ища, куда бы ей отступить или спрятаться. Но опускаться на колени в зарослях ей не хотелось, и она решила пережить неприятную сцену.

Вряд ли кто-нибудь накинется на нее… по крайней мере, она была почти уверена в этом, невзирая на покушение в оперной ложе.

Из-за угла беседки появилась Альберта.

– Тони, мама тебя ищет…

Альберта тоже изменилась. Жизнерадостная и пухленькая раньше, она была теперь божественно хороша, даже лучше Алисии, с пышной грудью и тонкой талией. Алисия надеялась, что средняя сестра еще не попадалась на глаза принцу-регенту.

Альберта вытаращила глаза:

– А-Алисия?

Примирившись заранее с новыми обвинениями, Алисия сложила руки на груди.

– Как поживаешь, Берти?

Альберта так бурно кинулась обнимать сестру, что едва не свалила ее с ног. Алисия тоже обняла сестру, закрыв глаза от охватившего ее чувства благодарности.

Альберта стала что-то взволнованно рассказывать, но резкий окрик Антонии заставил ее замолчать.

Она обернулась, продолжая держать сестру за руку.

– Не командуй, Антония, не ты тут старшая.

– Зато я самая умная, – огрызнулась Антония. – Мы не можем вести себя так, будто ничто не изменилось!

Оказавшись между ними, Алисия вспомнила, как всегда была миротворцем между этими двумя такими разными девушками.

Теперь же она оказалась яблоком раздора.

– Антония, Альберта ничего плохого не сделала, она просто поздоровалась со мной. Однако, Альберта, Антония права. Мы не должны забывать, как много всего изменилось. Я ни за что на свете не хотела бы обидеть ни одну из вас…

– Не слишком ли поздно? – В глазах Антонии ярко вспыхнул гнев. – Ты и понятия не имеешь, чего стоило нам твое распутное поведение, нам всем!

Алисия перевела взгляд с одной сестры на другую. Правда, обе выглядят довольно бледными, и она, конечно, еще никогда не видела темпераментную Антонию такой натянутой.

Обвинения Антонии ранили, но не удивляли. Удивило то, что Альберта защищает ее.

Ее более румяная сестра яростно накинулась на младшую:

– Замолчи, Тони! Ты ничего не знаешь о настоящем мире, ты вообще ничего не знаешь о том, что заставило Лисию так поступить. Я не верю и наполовину во всю эту историю, и ты не должна.

Алисия удивленно посмотрела на Альберту:

– Ты не веришь, что я провела ночь с конюхом Алмонта?

Альберта всплеснула руками.

– Конечно, нет. Что за безумная мысль! Ты всегда была с фантазиями, Лисия, но никогда не была жестокой. Ты могла бы сунуть юноше печенье в салфетке, но никогда бы не использовала его так, ни за что на свете.

Алисия улыбнулась: логика, типичная для Альберты.

– Благодарю, дорогая.

Но Антонию убедить было не так просто.

– Это ничего не меняет. Какая разница, кому ты позволила соблазнить себя.

Алисия раскрыла рот, чтобы заявить, что именно в том-то и разница для высшего света, но Альберта опередила ее, снова выступив в защиту сестры:

– Ах, кончай свою глупую болтовню, Тони. Теперь она уже ничем нам помочь не может.

– Никто не может нам помочь, – мрачно заметила Антония. – Поклонник Берти не может просить ее руки, пока его отец не даст разрешения, а он не хочет делать этого до тех пор, пока я тоже не выйду замуж за достойного человека. А за мной никто не хочет ухаживать, пока не увидит, что Берти сделала хорошую партию.

Ее сестры оказались в замкнутом круге, и причина того – ее поведение. Алисия почувствовала себя плохо и еще больше разозлилась на своих родителей. Она оказалась дурой, это правда. Но она была ребенком, которого родители ограждали от настоящей жизни. Все случившееся можно было сохранить в тайне, забыть о нем, если бы они подумали, прежде чем делать все достоянием общества.

– Антония-а-а!

От дома послышался голос их матери. Сработала многолетняя привычка. Все трое быстро пригнулись, прячась за храмом, прижавшись спинами к стене.

– Что ей нужно? – спросила Антония Альберту.

Альберта скорчила гримасу.

– Она хочет, чтобы ты подшила ее платья. Она говорит, что у тебя лучше получается.

Алисия посмотрела на сестру.

– Почему она не поручит это Питт, как всегда? Антония метнула презрительный взгляд в ее сторону.

– Потому что Питт ушла, как и все остальные. У нас теперь почти нет слуг.

Алисия посмотрела на Альберту, ища подтверждения. Берти небрежно пожала плечами.

– Это правда. Но это не твоя вина, Лисия…

– Ну да, не ее! – Антония оторвалась от стены. – Мы всегда были бедны, Алисия, но не были нищими. Если бы ты составила хоть самую среднюю партию, отец смог бы получить заем, достаточный, чтобы содержать Сазерленд еще некоторое время.