Золотой Триллиум (Триллиум - 3)

      Кадия встала перед хасситти.
      - Госел, я не владею истинной Силой. Вот это, - она повернула меч так, чтобы он увидел три ока в рукояти, - с моей помощью сослужило моему народу хорошую службу. Но мне неведом источник его Силы, я не знаю, могу ли вызвать ее по своему желанию. Проверить это в битве было бы неразумно. Вот все, что он сделал для нас сегодня, - повинуясь ее жесту, Джеган взял пергамент с изменившимися письменами. - Мой боевой товарищ говорит, что это письмена его племени, но он им не обучен. Что ты, Госел, способен прочитать в этом месте?
      Хасситти ответил ей недоуменным взглядом.
      Благороднейшая, нам не было предназначено вести записи. Мы, - его когтистая рука обвела комнату, - снесли сюда на хранение все, что нашли, но нам. неизвестно, что запечатлено в этом.
      Ваш сновидец, - сказала Кадия, теряя вспыхнувшую было надежду, - что ему открылось?
      Тьма и Тьма, Благороднейшая. - Госел нерешительно протянул руку к мечу, но даже когтем к нему не прикоснулся. Веко верхнего глаза было открыто, казалось, он всматривается в хасситти.
      Госел тоже уставился на глаз, а затем, к удивлению Кадии, поднял когтистые руки и прикоснулся к собственному лицу между глазами.
      Благороднейшая! - донеслась до нее его мысль. - Это Сила, нам неведомая. Знаем только, что она способствует недостижимым деяниям и подвигам. - Он чуть повернул голову и посмотрел на пергамент в руках Джегана. - Если Сила показала тебе это, Благороднейшая, то ты должна знать, в чем тут смысл.
      Кадия от раздражения чуть было не зашипела, как Джеган. Сколько она ни ищет, ответа нет, а только все новые вопросы.
      Ну, хорошо, они получили весть, оставленную здесь, и узнали, о чем она, благодаря мечу - единственному предмету из известных ей, который, несомненно, обладает тем, что ее соплеменники называют "магией". Весть упоминала селение, которое уничтожила буря в давние времена и которое возникло вновь как родное селение Джегана. Если ничего яснее тут отыскать невозможно, зачем понапрасну терять время, роясь в этих непонятных записях существ высшего разума, и слушать предупреждения тех, кто видит зловещие сны?
      Свою находку она отнесет в селение Джегана. Уж конечно, у них должны быть более понятные записи, которые могут оказаться полезными. Горы, темные забытые селенья - если и возможно разобраться во всем, то лишь действуя. Таков был обычай Кадии. Свою находку им следует доставить туда, где из нее сумеют извлечь полезные сведения.
      ГЛАВА 8
      Едва Кадия решила отправиться в путь, как ей пришлось убеждать хасситти, что это необходимо. Маленький народец был накрепко связан с городом и даже представить себе не мог, что кто-то захочет добровольно его покинуть. Она выслушивала предостережения и мольбы, которые совсем истощили запас ее терпения. Ей уже начинало казаться, что хасситти попробуют удержать их насильно, прибегнув, например, к какой-нибудь ловушке вроде лабиринта из световых лучей.
      Однако Кадия не напрасно научилась терпению на горьком опыте: снова и снова она повторяла, что ей необходимо уйти. К ее изумлению, она неожиданно обрела поддержку сновидцев, когда Госел и другие старейшины пригласили ее на совет.
      Главой этих сонных мудрецов был Куав, хасситти, чьи глаза не походили на блестящие бусины, но были подернуты мутной пленкой, будто видел он не ими. Его соплеменники обходились с ним очень почтительно. Когда он вошел в комнату собрания, сопровождавший его служитель нес чашу, но не металлическую, какие тут видела Кадия, а вырезанную из потемневшего от времени дерева.
      Когда Куав уселся в кресло, которое поспешно освободил Госел, чашу поставили на стол перед ним. Он нагнулся над ней, вглядываясь в наполнявшую ее темную жидкость. Следующее его движение было столь неожиданным, что Кадия была захвачена врасплох - когтистая лапа хасситти молниеносно высунулась из-под края его плотной шали и схватила ее за запястье руки, лежавшей на столе.
      Хватка была такой сильной, что девушка невольно нагнулась, а Куав поднял голову и уставился на нее словно бы слепыми глазами.
      - Сны пришли! - Слова Куава будто вонзились в ее мозг. Благороднейшая, если ты не сновидица, то гляди! Призови то, в чем нуждаешься, для достижения своей цели.
      Что ей нужно? Мысли Кадии путались. Ей нужны знания - сокровенные, которых в глубине души она страшится. Кто может обладать этими знаниями? Не спросить ли оддлинговских ведуний? И остается еще Харамис.
      Девушка уставилась в чашу, сосредоточивая мысли на сестре, стремясь вообразить ее в чаше такой, какой видела последний раз в Цитадели.
      - Харамис... - произнесла она вслух ее имя, продолжая мысленные поиски. Жидкость в чаше осталась неподвижной, но ее темная поверхность начала светлеть - в центре вспыхнула искра, и ее смутное сияние расширилось к краям.
      Образ вырисовывался неясный. То появлялись, то исчезали стены, вроде бы увешанные полками с книгами и свитками, расположенными куда в более строгом порядке, чем в хранилище, где они с Джеганом нашли древнюю запись. Стол, загроможденный колбами и ретортами, со стопкой пергаментных листов на середине. Ту, что сидела там с пером в руке, разглядеть оказалось еще труднее, чем окружающие ее предметы.
      - Харамис! - Кадия напрягла всю свою волю, чтобы установить связь с сестрой.
      Отражение Харамис в чаше внезапно подняло голову, будто откликаясь на зов, и повернулось, так что Кадия увидела лицо сестры. Ее губы шевелились, глаза сощурились, словно тщась проникнуть взглядом сквозь огромное расстояние.
      - Харамис! - Картина в чаше пошла рябью, точно чашу покачнули, и жидкость в ней заколыхалась.
      - Кто Ткачиха Снов, которую ты ищешь? - спросил Куав и выпустил ее руку.
      - Моя сестра Харамис, которую Великая Волшебница Бина назначила своей преемницей как колдуньи и Хранительницы.
      - И Сила этой Харамис велика?
      - Из нас всех она владеет наибольшей Силой, - ответила Кадия. - Я умею пользоваться им, - она осторожно прикоснулась к мечу, - но магии я не обучена. Вот почему мне необходимо узнать как можно больше. Меня не посещают сны, чтобы предостеречь или наставить.
      Она пыталась говорить внятно, чтобы Куав понял ее беспомощность и убедил остальных.
      Несколько мгновений сновидец не отвечал. Он кивнул служителю, принесшему чашу, и тот ее забрал.
      - Так может быть, - наконец ответил Куав. - Мы не владели Силами, подвластными Благородным. Если ты думаешь, Предсказанная Сном, что должна искать знания, то тем самым доказываешь, что принадлежишь к Древним, ибо они не переставали их искать, - он хлопотливо расправил свою шаль и взглянул на Го-села. - Если явившаяся к нам должна уйти, да будет оказана ей помощь. Грядет то, что затемнит небо чернее самых черных туч, какие нам доводилось видеть. Благороднейшая, - он повернулся к Кадии, - в былом явилось Зло, и те, кого ты знаешь, сражались с ним. Зло вновь зашевелилось. Так будь осторожна в своих поисках, по любой тропе ступай легким шагом и держи наготове свои глаза и это орудие Силы. Последнее время меня посещают сны. Мне кажется, что-то начинает погружать нас в тень, чтобы мы не увидели грозящую нам опасность.
      Он встал и наклонил голову в сторону Кадии. Ощущая мощную волю сновидца, девушка тоже наклонила голову.
      Теперь хасситти готовы были помочь им. Джегана это обрадовало. Вновь им придется испытать ярость бурь, спускаясь по течению Верхнего Мутара через Тернистый Ад. И все-таки лучше отправиться в путь сейчас, чем дожидаться хорошей погоды: силы ветра и воды принуждают многих враждебных обитателей болот прятаться в логовах.
      Им были нужны припасы на дорогу и лодка, обзавестись которой будет куда труднее, чем провизией. Однако едва Кадия заговорила об этом, как Госел показал им ялик странной формы, который мог плыть по реке и скользить по жидкому илу - во всяком случае, так решил Джеган, тщательно его осмотрев.
      В прошлом хасситти принимали и других гостей, точнее, злополучные путешественники попадали в ловушки города. Хасситти забирали снаряжение таких жертв, старались разобраться в назначении разных вещей, а потом, по своему обычаю, убирали в какое-нибудь хранилище.
      Джеган заявил, что ничего подобного этой лодке он не видел, но она ему понравилась, и он хотел незамедлительно испробовать странный ялик. А может быть, ему не терпелось убраться из города.
      Провиантом они запаслись без труда, любимую густую похлебку хасситти можно было легко высушить в твердые кусочки на огне. Плоды были размяты и запечатаны в кувшинах. А Тостлет снабдила их грудой свертков с пластырями, мазями и напитками, постаравшись растолковать Кадии, как надо пользоваться их содержимым и для поддержания здоровья, и для лечения.
      Утром, когда они отправились в путь, небо за воротами встретило их низко висящими черными тучами. Ялик был снабжен лямками, в которые Кадия с Джеганом дружно впряглись, чтобы доволочь до реки. Хасситти столпились под аркой, провожая их, но густая пелена дождевых струи вскоре скрыла из виду все, кроме общего очертания развалин.
      Как все охотники, Джеган обладал природным и хорошо развитым чувством направления. Он уверенно шел вперед, правда, очень медленно из-за обременительного груза. Кадия заменила кое-какую свою одежду, изъеденную болотной гнилью, воспользовавшись подходящими вещами из запасов хасситти. К большому своему удовольствию, она убедилась, что не ошиблась в выборе некоторые вещи оказались даже непромокаемыми.
      До Мутара им надо было пройти не такое уж маленькое расстояние. Джеган и в сезон дождей сохранял обычную бдительность. Да и Кадия высматривала хищников, не только ползающих и прыгающих в иле, по которому они брели, но и пустивших в нем корни. И когда их внезапно предостерег тошнотворный запах, она сразу взяла на изготовку короткое копье, которое нашлось в хранилищах хасситти, как Джеган - духовую трубку.
      Прямо перед ними из топкой грязи выползла крупная чешуйчатая тварь с витыми рогами на голове, которая казалась слишком большой и тяжелой для сегментированного туловища со множеством ног.
      Кадия сделала обманный выпад, тварь метнулась влево, и Джеган рассчитанным ударом поразил врага в выпуклый глаз. Этот маневр они проделывали на охоте много раз, но такую гадину девушка видела впервые.
      В глазу твари торчал дротик, но она извивалась, из полуоткрытой пасти сочилась желтая слизь. И Кадия вонзила копье в эту пасть, повернув его в глотке. Тварь отдернула голову, вырвав копье из рук девушки, но не кинулась на них, а зарылась в грязь, чтобы спрятать свое умирающее тело, сегмент за сегментом, с парой ног на каждом.
      Ее движения перешли в судорожные подергивания, и Кадия с Джеганом осторожно приблизились к ней забрать свое оружие. Потом охотник вынул нож, вырезал из пасти два верхних клыка, завернул их в лист и сунул в мешок. Будущие наконечники для остроги, решила Кадия.
      К мертвому чудовищу начинали подползать другие обитатели болота, намереваясь попировать, но их было нетрудно обходить, и вскоре шевелящийся участок грязи остался позади.
      Для ночлега они выбрали большую кочку и уложили на ней камыши, как пол убежища, крышей которому послужил ялик. Однако о том, чтобы развести костер среди такой сырости и грязи, нечего было и думать. Несмотря на усталость, Кадия беспокойно ворочалась на постели из камыша, накрытого спальной циновкой.
      - Джеган... - Она знала, что охотник тоже не спит - до нее все время доносилось шуршание камыша, он никак не мог найти удобную позу. Дождь на время затих, но грозил вот-вот зарядить снова. - Почему твой клан поселился в таком отдалении? Ты же говорил, что ваше селение построено на самой границе края ниссомов. Из-за того давнего потопа?
      - Почему мы откочевали на север, королевская дочь? Эта история почти забыта за многие годы. Говорят, нашему клану всегда было присуще желание увидеть, что находится дальше. В нашем селении больше охотников, чем в других. У нас в обычае странствовать. Так я попал ко двору твоего отца. И решил остаться там, потому что хотел узнать побольше о рувендианах: почему они делают то или это не так, как в обычае у нас. Я стал придворным охотником, как тебе известно...
      - Да! - Она с такой ясностью помнила те дни, когда в первый раз увидела Джегана. С ним были два молодых интона, которых он обучил разным незатейливым штукам - незатейливым, но поражавшим всех, кто видел их представления. Ведь интоны - робкие животные и редко показываются людям на глаза.
      - Исса и Итта! - вспомнила она их клички. - А потом ты провожал торговцев особыми путями, и они возвращались с грузом ральских раковин и кож вуров.
      - Другие из моего клана могли бы сделать это не хуже, - заметил он. Но было и иное. Наша Говорящая, как я тебе рассказывал, интересовалась новыми знаниями. И ей я сообщал многое из того, что узнал в Цитадели и во время моих странствий. За это клан оказал нам честь, и на Больших Говорениях мои родичи занимают почетное место. А я делал это с радостью, потому что и во мне живет желание узнать то, о чем многие забыли или никогда не ведали. А теперь мне есть что еще добавить к записям нашей Говорящей. - Кадия уловила в его голосе тихую гордость.
      - Эти хасситти, то есть их сновидцы, предрекают великое Зло, задумчиво произнесла она.
      - Пророчица, болота - это край развалин, и стал он таким по злому умыслу. И Злу бродить по ним столь же естественно, как камышам приносить семена. Мы знаем, что смута может наступить снова.
      - Лаборнокцы?
      - Теперь твоим и их краем правит одна королева, рожденная в одночасье с тобой, Пророчица. И она тоже помогла сотворить Великий Талисман.
      - Кроме того, Орогастус мертв. Как и Волтрик, - медленно сказала Кадия. - А Харамис - Хранительница, но только она далеко. Бина выбрала для обитания Нот в краю трясин, а моя сестра удалилась в горы. Опасность же таится в горах... Джеган, в дни своих странствий ты когда-нибудь бывал в западных горах? Кто или что обитает там?
      - Пророчица, об этом я знаю столько же, сколько и ты. Нет, я никогда не заходил так далеко в край уйзгу, который тянется до подножия гор. И не только я, но и ни один охотник моего клана, чьи записи я видел. А теперь усни, королевская дочь. Первую стражу буду нести я.
      Кадия неохотно закрыла глаза, но она думала о Харамис, о смутном видении своей сестры, которое ей показал сновидец-хасситти. Харамис рассказывала о виспи, владыках снега и льдов на горных высотах, которые редко показываются тем, кто осмеливается подняться туда. Нашла ли Харамис друга и опору в одном из них, как она, Кадия, - в Джегане? Или она пребывает в одиночестве? Кадия вздрогнула. Быть все время одной... нет, этого она Харамис не пожелала бы. Сама она с детства любила болота и их настоящих хозяев - оддлингских охотников. Церемонная жизнь при дворе всегда вызывала у нее нетерпение: она чувствовала, что предназначена для другого. Оддлинги были ей куда ближе придворных. И тут ей вдруг подумалось, не охватит ли ее в трясинах одиночество, раз она не из местных? Никогда прежде этот вопрос ее не тревожил.
      Снова полил дождь, капли громко стучали по дну лодки у них над головой. Беспокойно ворочаясь на пропахшей болотом постели, Кадия старалась отогнать мысли об одиночестве. В конце концов она уснула.
      Когда Джеган ее разбудил, она некоторое время сидела, положив меч на колени, и всматривалась в пелену дождевых струй. В этом сумраке глаза не различали ничего, а все звуки заглушались шумом льющейся воды. Кадия неловко прибегла к внутреннему чувству, которым научилась пользоваться лишь недавно, - к мысленным поискам признаков жизни по соседству.
      Проблески сигналов мелких животных, которых - в отличие от более крупных - не пугали опасности ливня и жидкой грязи, Кадия улавливала без опасения. В них был только голод, потребность наполнить брюхо. А еще чувствовалась сосредоточенность идущего по следу хищника, но далеко. И больше ни малейших признаков жизни.
      Но мало-помалу девушка осознала что-то еще. Амулет с Триллиумом, который она носила со дня рождения, стал теплым. Она вытащила его из-под куртки и увидела свечение в его глубине - точно бледный огонь окружал заключенный в нем цветочек. Подчиняясь невольному порыву, она прикоснулась им ко лбу.
      Да, он излучал тепло! Но не только. Она ощутила биение, точно цветочек внутри дышал. И прежде ее талисман оживал. Он послужил ей надежным проводником, когда она искала Вину. Если бы ей было известно, какую помощь он мог оказать! Сила принадлежала Харамис, которая соединила их талисманы в одно победоносное оружие. Кадия провела рукой по лезвию меча с обломанным кончиком, следя за тем, чтобы не прикоснуться к трем глазам. Вот ее Сила, и она убивала с ее помощью. И должна будет убивать снова?
      Когда они тронулись в путь, их все еще окружала утренняя мгла. Джеган древком копья проверял, не подстерегает ли впереди предательская яма жидкой грязи, готовая их поглотить; снова и снова приходилось сворачивать в сторону. Весь день они упрямо брели вперед, но не встречали неизвестных им опасностей. Огонек в амулете Кадии светился по-прежнему - теплый маячок в сумраке дня и мыслей.
      Когда после четырех дней тяжелых переходов они добрались до реки, Кадия глубоко вздохнула от облегчения и, следуя указаниям Джегана, помогла ему спустить ялик на воду.
      Река вздулась от дождей, и течение было стремительным. Джеган орудовал длинным кормовым веслом, внимательно следя за рекой и берегами. Грести не требовалось, и Кадия, примостившись на носу, распахнула врата мысленного восприятия как можно шире. Жизнь! Тут она ощущалась везде, но ничего угрожающего она не улавливала. Через десять дней после того, как они покинули город, лодка свернула через протоку в озеро, где на середине на широком помосте виднелось родное селение Джегана. Вода в озере стояла гораздо выше, чем в первый раз, когда Кадия побывала тут. С того дня, когда она посмела нарушить обычай, произошло много перемен и с ней и в мире. Тогда она искала помощи ниссомов беглянкой, за выдачу которой была назначена награда, явилась просить помощи против общего врага. Однако, если не считать волн, разбивавшихся о сваи заметно выше, тут все словно бы осталось прежним.
      Как и тогда, дозорные оповестили об их приближении. Приветственный свист еще не стих, когда ялик стукнулся бортом о причал у длинного дома.
      Вновь их встретили четыре женщины-ниссомки, словно не замечавшие дождя, который смывал узоры, наведенные краской на щеки, и промочил их одежду насквозь, так что она облепляла тело. Двух Кадия узнала. Как-то они встретят ее теперь? Джеган склонил голову.
      - Привет тебе, Первая В Доме! Да будет все благополучно под взорами Тех, Кого Не Должно Называть.
      Женщина смотрела на них молча очень долго, как показалось измученной Кадии, и лишь потом произнесла положенный ответ:
      - Да будет этот кров над тобой, охотник, и над тобой, королевская дочь, вновь посетившая нас.
      Кадия ответила почтительным жестом, которому научилась в Тревисте, когда только начала посещать болота, а потом сказала:
      - Я, Кадия, желаю блага всем и всему внутри, - она прижала ладонь к протянутой руке женщины.
      Ниссомка улыбнулась.
      - Да будет благо и тебе здесь, королевская дочь. Мы слышали о том, что совершили ты и твои соратники вдали отсюда, сокрушив великое Зло. Тогда между нами было родство битвы, а здесь между нами будет родство мира.
      Тут ее улыбка исчезла, и она уставилась в глаза девушки, словно что-то в них читая.
      - В твоем сердце тревога. Этот родственный кров приветствует тебя, соблаговолившую посетить нас. Все права гостя - твои.
      Женщины, стоявшие по сторонам каждой двери длинного зала, кланялись, когда Первая В Доме повела Кадию в комнату, которая ей запомнилась так хорошо. Ее роскошь, хотя и непривычная, была отрадой после дождя и грязи.
      Кадия приняла ванну, вспоминая тот первый раз, когда заботы этих друзей немного облегчили ей боль в сердце, как их притирания и мази облегчили боль ее тела. Она тогда бежала от кровопролития, пожара и жестокостей таких зверских, что прежде и вообразить не могла. Ее мир погиб за один день и одну ночь - у нее не осталось никакой опоры, кроме собственной твердой воли и мысли о мести.
      Горсть мягкого мыла, которое она зачерпнула из раковины, поставленной под рукой, защипала ссадины на голове, но это был пустяк. Она нежилась в воде, вновь воспринимая мир и покой, исходившие от ниссомов.
      Она укуталась в халат с бахромой, который ей подали, и расчесала мокрые волосы гребнем из рыбьего хребта. К ее еще влажной коже льнул аромат цветочных лепестков, и ей было приятно хотя бы на время избавиться от запаха болот.
      Вновь, как и в тот первый раз, собрался Совет Старейшин, состоявший из шести старейших женщин, возглавлявших шесть кланов. Кадия села на мягкий табурет лицом к ним. Молодая женщина принесла Чашу Дома, из которой все испили по очереди. Кадия не забыла окропить пол, как требовал обычай.
      - Королевская дочь, я увидела, что ты носишь в себе тревогу, как бремя. Но до нас не доходили вести о появлении вражеских войск с тех пор, как вернулись те из нас, кто способствовал победе над темным королем из-за гор и его злым магом, которые задумали растоптать нас. Ты носишь на шее вот это, - Первая В Доме указала на амулет Кадии, - а у пояса вот это, - теперь палец указал на меч, который девушка положила у своих ног. - В обоих жизнь. Так, значит, мы еще не покончили с бедами? Какой новый король задумал разорить наши края?
      Кадия поколебалась, но решила, что будет лучше рассказать все.
      - Никакой король не вторгался еще в наши пределы, Говорящая. Моя сестра Анигель носит теперь двойную корону обеих стран и правит в мире. Однако мне был послан знак, что Зло угрожает нам по-прежнему. Или же новые приспешники Тьмы готовятся испытать наши силы, подбираясь к нам с гор.
      И она начала свой рассказ о том, что произошло после того, как она покинула Цитадель, подчиняясь таинственному настоянию отправиться в Сад Меча.
      ГЛАВА 9
      Когда Кадия заговорила о хасситти, ее слушатели переглянулись, а Первая В Доме перебила ее:
      - Королевская дочь, ты говоришь о старых преданиях.
      - Это правда, - твердо возразила Кадия. - Они живы и считают себя хранителями всего, что оставили Исчезнувшие.
      Женщины-ниссомки перешептывались - удивленно, а не недоверчиво, решила Кадия и быстро описала испытания Джегана в слепящем лабиринте. Первая покачала головой:
      - Ловушка! Вот что они готовят нам, которые служили Исчезнувшим руками и ногами в дальних местах! Такого стерпеть нельзя!
      - Госпожа Дома, - продолжала Кадия после короткой паузы, - ловушки, по-моему, устроили не эти малыши. Они остаются в действии с той поры, как Исчезнувшие удалились. А хасситти утверждают, что они хранители и защитники всего, что оставили им их владыки.
      И действительно, они делают все, что в их силах.
      И она описала бесчисленные комнаты с сокровищами. А затем перешла к утверждениям сновидцев, и тут ее снова перебили:
      - Они утверждают, что познают сны! И сны эти, по твоим словам, полны темных предупреждений. Но разве мы только что не завершили войны с пришельцами из-за гор? Не могли же они вновь напасть?
      - То были горы на севере, а теперь речь идет о западных. Хасситти внимательно слушают своих сновидцев и верят им.
      - И ты хочешь узнать про эти горы от нас, королевская дочь? Почему? Наш народ не покидает трясины ради высот.
      - Меня к вам привело вот это, - Кадия открыла сумку из непромокаемой кожи силиса, которую захватила с собой после купанья, и развернула полоску пергамента с письменами, которые преобразило око талисмана.
      Первая сначала словно бы не захотела его взять, но затем пересилила себя, как будто готовясь исполнить неприятный долг, взяла пергамент и расстелила на коленях. Одна из сидевших вблизи быстро встала и посмотрела на него через плечо Говорящей.
      Волнистые линии, которые проявило око, не выцвели и казались четкими. Первая провела по ним кончиком пальца, словно прикосновение к пергаменту должно было сделать еще яснее содержащуюся в них весть.
      Затем она подняла глаза, как бы советуясь с той, что тоже смотрела на них. Та сказала:
      - Надписи ясны, Первая. Это язык ниссомов.
      - Но очень старая письменность, очень! - возразила Первая. - В дни моей матери она уже была почти забыта. Есть ли у нас подобные записи?
      Женщина медленно кивнула:
      - Да, есть три похожие. Две из них пришлось переписать в последний сухой сезон. Они были так стары, что могли рассыпаться от ветхости. Смысл их такой: "На западе пребывает Зло, но оно крепко сковано и заперто столь надежно, что трясинам не нужно вооружаться против него. Препоны ему установили Исчезнувшие".
      Она внимательно вгляделась в пергамент, расстеленный на коленях Кадии, и кивнула головой.
      - Здесь сообщается о могучей Силе Исчезнувших... Да, они обладают Силой, нам неведомой. Великая Бина обладала ею. Ты сама, королевская дочь, прикасалась к этой Силе или к части ее. Место Бины теперь занимает та, что делит с тобой кровь сердца, - твоя сестра. Но никому не дано сравниться с Исчезнувшими в их знаниях и умении. У нас такой Силы нет. И негоже нам обращаться к тому, что не рождено среди нас. Все долгие годы с тех пор, как Исчезнувшие покинули нас, мы искали только тех знаний, что помогут сохранить наш народ. Мы соблюдали древние клятвы, и место, откуда ты сейчас явилась, было для нас запретным. Но быть может, среди нас могли родиться неразумные злоумышленники, которые воспылали желанием завладеть болотами и Рувендой? Если Зло зашевелилось, - она шагнула чуть вперед Первой, и ее голос посуровел, - возможно, оно пробудилось потому, что за последние луны слишком уж часто в ход пускалась древняя Сила. Колдун Орогастус, прибегавший к запретным тайнам, превратил в свое оружие огонь туч, и как знать, не нарушил ли он древнее равновесие, высвободив то, что считалось заточенным навеки?
      По знаку Первой она умолкла.
      - Королевская дочь, ты дала нам много пищи для размышлений, - ладонью она разгладила пергамент. - У нас есть свои записи, которые мы храним так бережно и надежно, как только можем. Из-за этих предостережений провидца, из-за этого меча, что ты носишь с собой и не можешь вернуть, нам следует поверить, что Зло действительно зашевелилось. Права гостя и права товарищества принадлежат тебе здесь, и ты получишь помощь, какая понадобится. Хотя наш народ не торопится замахнуться копьями или пустить дротики, мы не закрываем глаза и уши против предупреждений.
      - Приношу тебе свою благодарность, Говорящая. Ибо некоторые предприятия требуют многих рук. Твои слова приятны слуху, - ответила Кадия.
      Женщины встали и одновременно подняли руки и наклонили головы в церемониальном приветствии, а затем удалились во главе с Первой.
      Затем прибежали две молодые девушки и поклоном пригласили Кадию пойти с ними. Они проводили ее в покои, которые, решила она, предназначались для гостей, не состоящих в кровном родстве с кланом.
      Там был накрыт стол, и она с аппетитом принялась за кушанья, которые полюбила с тех пор, как еще девочкой ходила с Джеганом в болота. Они были совсем не похожи на мягкие плоды и густые похлебки хасситти, и Кадия с наслаждением хрустела поджаристыми корешками озерного камыша.
      Молоденькая служанка, когда убрала со стола, указала на камышовое ложе, приглашающе приподняв край одеяла, отлично сплетенного из травянистых стеблей с добавлением сухих душистых цветочных лепестков, которые, по поверью, дарили сладкий сон.
      Кадия опустилась на ложе и уже собралась укрыться одеялом, как из-за дверного занавеса донесся тихий зов. Кадия откликнулась. Вошла не служанка, а пожилая женщина, которую все называли Ткачихой, - та самая, которая читала пергамент, привезенный Кадией.
      Ниссомка несла что-то, осторожно держа руки перед собой. Упругая камышина была согнута в овал, заплетенный внутри древесными волокнами, которые образовывали нечто вроде криво сотканной паутины. С одной стороны свисали две камышовые веревки, выкрашенные одна в зеленый цвет, а другая в голубой. Они были разной длины. К свободным концам обеих были привязаны пучки перьев, отливавших металлическим блеском даже при скудном освещении.
      - Ты когда-нибудь видела это, королевская дочь?
      - Нет, Ткачиха. Еще одно вместилище Силы?
      - Воистину! Это паутина сна, перехватывающая дурные видения, чтобы они не тревожили спящего. Раз тебя предупредили, что они вырвались на волю, мы поступим разумно, если оградимся от них.
      Держа паутину сна в одной руке, Ткачиха встала на цыпочки и притянула к себе почти невидимую нить, висевшую над ложем, к которой и привязала "оберег".
      Овал покачивался, поворачивался, и перья на веревках колыхались.
      Ткачиха критически оглядела свое сооружение, подергала одну из веревок, так что обе заплясали, а потом удовлетворенно кивнула:
      - Спи крепко, королевская дочь. Черные сны теперь до тебя не доберутся.
      Дверной занавес опустился за ней прежде, чем Кадия успела выразить благодарность. Оставленный на табурете светильник угасал, и Кадия завернулась в душистое одеяло.
      В полумраке тени накладывались на тени, паутина сна все еще покачивалась. Что сказал бы об этом сновидец-хасситти? Оказывается, ниссомы не так охотно принимают значимые сны, как обитатели древнего города. Было ли причиной утомление или "оберег", но Кадия будто провалилась в глубокий сон без сновидений. Впрочем, причина ее не интересовала: ей было достаточно погрузиться в теплую желанную дрему.
      Если библиотека в городе показалась Кадии царством хаоса, то та, куда ее проводила Ткачиха в селении Джегана, содержалась в образцовом порядке и была местом больших работ. Женщина, руководившая этими работами, ничего не стала объяснять своей гостье, и Кадия быстро пришла к заключению, что тканье письмен составляет тайну, ревниво оберегаемую от посторонних. А письмена действительно ткались.
      Небольшие ткацкие станки на столах мало чем отличались от тех, которые ей доводилось видеть в Тревисте, где на них ткали материи из шерсти и камышового волокна.
      Из трех станков работали два. На больших шпульках были намотаны выкрашенные в разные цвета нитки из волокон камыша и травы. Челноки отсутствовали - их заменяли длинные иглы со вдетыми нитками, с помощью которых девушки выводили линии, показавшиеся Кадии вначале бессмысленными.