Лики любви

Ее волосы щекотали ему лицо, отсвечивая на солнце теплыми янтарными бликами. Он ухитрился схватить ее за обе руки так крепко, что вырваться она не могла.

— Ромэни, поцелуй меня, — поддразнил он, и она увидела, как вдруг запульсировала ямка у него на шее.

— Иди к черту, Кэмерон.

— Только с тобой. — В густом его голосе пробилась нескрываемая страстность, но сейчас она была глубже, как будто шла откуда-то из самого сердца, и это ее пугало куда больше, чем близость мускулистого, жаркого его тела. Кэмерон лукаво пробормотал:

— Или лучше поговорим?

Их разделяли считанные дюймы. Хрупкая шея склонилась под тяжестью головы, и ее губы мягко прижались к его рту. Ей больше ничего не надо было. Горячее ароматное солнце жгло ей спину; где-то неподалеку с усыпляющим жужжанием пролетела нагруженная пыльцой пчела. Как все приятно и удивительно естественно: она покоится в забытьи, а Кэмерон нежно целует ее в губы и гладит спину сквозь тонкую кофточку.

Но постепенно в теле возник иной, глубинный трепет, спокойствие внезапно сменилось обостренным волнением, она содрогнулась, будто бы только-только явилась на свет, пробужденная к жизни нестерпимо жгучим желанием.

Властным движением он уложил ее в высокие травы.

— Ромэни, ты удивительная, ты чудесная… Я хочу тебя прямо здесь, под солнцем, в постели из яблоневых цветов. Сколько их в твоих волосах! А вот один прямо… тут. — Он коснулся языком ее уха и стал облизывать его изогнутую раковину. Когда кончик языка проник внутрь, Ром затрепетала от наслаждения. Горячая волна крови струилась по ее телу, журчала, складываясь в песню:

«Люби меня, Кэмерон, люби меня!»

Но вот окутавший ее розовый туман стал рассеиваться, уступая место холоду реальности. Нет, это не любовь — это страсть. Он может ровность эта была весьма шаткой, вряд ли ее хватило бы на то, чтобы надеть под его взглядом туфли и завязать шнурки; пришлось босым ногам стоически терпеть камешки, колючки и жесткую траву.

В доме, напоминавшем теперь беспокойный улей, шли последние приготовления к званому обеду. Ром вошла с черного хода. Помогавшие Hope женщины встретили ее приветливыми улыбками. Ром прошла мимо, вяло улыбнувшись в ответ.

Господи, да как у нее язык повернулся такое сказать? Что с ней происходит? Раньше она никогда не была такой злобной. Конечно, паинькой ее не назовешь, но чтобы опуститься до таких оскорблений!.. Здесь она уже дважды так себя уронила, и оба раза из-за Мэдлин. Что о ней подумает Кэмерон?

Как это он сказал: своей невообразимой одеждой она ведет таинственную войну? Какая чушь. Масса людей носит броские наряды. А вот с кем она воюет? Что говорить, в последнее время она наряжается все экстравагантнее, но это не значит, что… Или значит? Неужто в пику Мэдлин?..

Ром с удивлением поймала себя на том, что едва ли не скрипит зубами. Поправив несуразную веселенькую шляпку, она посмотрелась в зеркало. Мэдлин? Глупости, Мэдлин ей безразлична. Тогда в чем же причина? Раньше снобизм ее не раздражал: она позволяла себе посмеяться над ним, но никогда не была так мелочна. Жить среди общества ей иногда помогал талант, а иногда — нестандартность. Раньше ей до остального не было дела, а теперь? Что заставляет ее так по-детски реагировать на снисходительность Мэдлин теперь?

«Что ж, займемся психоанализом? Сейчас ты получишь свой психоанализ», — прошипела она себе под нос, сдернула шляпу и швырнула на мольберт.

Наиболее вероятны две причины: Кэмерон или Реджи. Если загвоздка в Кэмероне, то она, видимо, ревнует его к Мэдлин. Но это бессмысленно, ведь Кэмерон тоже считает ее занудой. По словам Норы, Мэдлин не отказалась бы стать еще одной миссис Синклер, но либо она не знает, как это сделать, либо просто не может.

Остается Реджи. Вместо него ей вдруг вспомнилась мать. Ром тихо опустилась на край постели. Мэдди чем-то напоминает ей мать — та же цветовая гамма: бледно-голубой, желтоватый; тот же выговор, те же годы. Мать как раз умерла в таком возрасте. Ром тогда была совсем маленькой, но мать ей запомнилась отчетливо: всегда сдержанная, прохладная, душистая и безупречно ухоженная — полная противоположность всему, что окружало ее в студии мужа.

«Нет, глупости. Мама не была такой тупой». К тому же Ром ее обожала. Какое может быть сравнение, у нее уже ум за разум зашел. И пусть только Кэмерон попробует хоть на миг предположить, что она ревнует его к Мэдлин, — о, она его возненавидит!

Ром приняла душ, порылась в шкафу, вытащила алые шелковые шаровары на застежках у самых лодыжек и натянула их на еще не обсохшее тело. Потом выбрала блузку в тон — короткую, до талии, с рукавами строгого покроя и высоким воротом. Ром чувствовала себя в этом костюме ловко и уверенно. Из украшений подойдет, пожалуй, тяжелая золотая цепь с подвеской в стиле первобытного искусства. Надев ее на шею, Ром для полноты ансамбля обмотала другой цепью одну щиколотку.

Успокоившись насчет достаточной экстравагантности своего туалета, Ром вышла на балкон и закрыла за собой дверь. Склонившись вниз, она засмотрелась на долину, еще залитую лучами заходящего солнца.

Внезапно все у нее поплыло перед глазами. Голова пошла кругом, ноги подкосились, она вцепилась в перила и закрыла глаза, потом в испуге снова открыла и застонала, чувствуя подступающую тошноту.

И тут у нее за спиной стукнула дверь. Кэмерон… Подойдя к ней, он взял ее за плечи и повернул от жуткой бездны к себе.

— Что случилось? Не собралась ли ты выброситься?

Ром нервно сглотнула и с облегчением уперлась взглядом в его широкую спасительную грудь. Наконец мир перестал кружиться. Для пущей верности она крепко держала его за плечи, пока он подводил ее к расставленным на балконе шезлонгам.

— Что произошло? — повторил он.

— Не знаю. Собственно, ничего. — Ее вдруг потянуло на простую, без обмолвок и обид откровенность. — Наверное, плохо переношу высоту.

— С каких это пор? — прищурился он. Потом подтащил к шезлонгу скамейку и сел напротив нее.

Все еще ощущая легкую дурноту, она пожала плечами:

— Да ничего страшного. Я заметила это еще в первый день, но тогда у меня болела голова… Вообще-то я была в горах только в детстве.

— И тогда на скале у тебя тоже закружилась голова?

— Вроде бы нет. Во всяком случае, я не помню… головокружения.

Уголки его губ поддразнивающе дрогнули.

— Странно. А мне помнится, ты потеряла равновесие.

Смирения у Ром хватило ненадолго. Она помрачнела и огрызнулась:

— Теперь со мной все в порядке. Мерси. — Снизу донесся шум подъехавшей машины. — Ты бы лучше шел встречать гостей. Да, кстати: мой костюм подойдет? Я постаралась выдержать его в спокойном тоне. Не хочется раздражать людей.

Она сейчас же пожалела, что ведет себя столь ребячески, сжала губы и отвела взгляд на замелькавшие мимо Ревущей пропасти фары автомобилей.

Кэмерон взял ее за подбородок, повернул к себе и сказал низким, ласковым — до ужаса ласковым! — тоном:

— Ром, не отталкивай меня так жестоко. Его пальцы впились ей в подбородок, будто он хотел еще больше вдавить ложбинку под губами. Ром не в силах была поднять на него глаза.

Заслышав легкие торопливые шаги, Кэмерон отпустил Ром и перевел взгляд на открывшуюся дверь.

— А, вот ты где, Кэмерон! — нервно воскликнула Мэдлин, появившись на балконе. — А я везде тебя ищу. Пойдем. Ван дер Хеффены уже здесь, а Лайза и Тодд позвонили и сообщили, что Джерри Локнер тоже приедет, так что дам и кавалеров будет поровну.

Джерри Локнер? Здесь? Ром ощутила выступивший на лице холодный пот. Причем явно не из-за недавнего головокружения.

Кэмерон не спеша встал и подал ей руку. Она поднялась, чуть коснувшись головой его плеча. Тут он увидел ее босые ноги.

— Иди надень туфли. Раз уж я сподобился приодеться к обеду, тебе это и вовсе не составит труда, — усмехнулся он с намеком, и она ответила ему недовольным взглядом.

— О, это совсем не обязательно, — быстро вмешалась Мэдлин. — Я убеждена, что мисс Кэрис воспользуется отсутствием мальчиков и с удовольствием побудет в уединении. Можете посмотреть телевизор в их комнате, — вежливо обратилась она к Ром. — Мы займем основные комнаты, но…

— Ром не гувернантка, Мэдди. Она присоединится к нам, — произнес Кэмерон вкрадчиво.

— Да, но…

— Нет! — Яростный протест Ром заглушил нерешительное возражение Мэдлин. Кэмерон успокоил обеих:

— Вы обедаете с нами. Ром, в туфлях или без, и на этом закончим!

Ром даже задохнулась от негодования, глаза злобно засверкали. Упершись кулачками в бока, она сурово начала:

— Кэмерон, ..

— Не возражайте, пока я не надену наушники. Даю вам пять минут. Найдите выходные туфли и спускайтесь в гостиную. Если не справитесь сами, я приду и помогу вам.

Ром растерянно смерила взглядом его прямую фигуру в костюме из тонкой серовато-белой ткани.

— Разумеется, если мисс Кэрис хочет присоединиться к нам… — робко проговорила Мэдлин.

— Конечно, хочет, — прервал Кэмерон. — И я тоже. Она спустится к нам, как только отыщет свои оранжевые кроссовки.

Глава 6

Пока Мэдлин и Кэмерон спорили. Ром прошла к себе, закрыла дверь и в негодовании прислонилась к ней. До чего она опустилась! — сперва головные боли, потом головокружение, потом головокружительное увлечение… И это Ромэни Кэрис, сохранявшая спокойствие при всех обстоятельствах, в любых, даже самых щекотливых ситуациях! Она всего три недели здесь, а Кэмерон уже добился своего: какие бы колкости он ни говорил, от его улыбки и прикосновения она готова повеситься ему на шею как любвеобильная кошка. Раздвижная дверь балкона поехала под ее спиной. На мгновение все вокруг снова потеряло свою устойчивость. Вошел Кэмерон.

— Оставь меня, пожалуйста. — Она говорила не так уверенно, как бы ей хотелось, но все же он нерешительно остановился. К сожалению, это позволило ей еще раз полюбоваться тем, как белый костюм оттенял его смуглую красоту. Какая неравная борьба — приходится сопротивляться и ему, и своей собственной слабости.

— Ты прекрасно выглядишь. Я вообще неравнодушен к пурпурным пижамам, а тут еще босые ноги и рабские цепи. Признаться, сражен наповал, — говорил он, оглядывая всю ее, от узких маленьких ступней до

ложбинки на подбородке.

— Я не хочу присутствовать на обеде. И не потому, что чувствую себя неловко, — просто не хочу, и все.

Еще бы! Мало того, что ей вечно надо терпеть эту жеманную напыщенную лицемерку, они еще додумались пригласить Джерри!

— Тебе не нравится наша компания? — мягко спросил он.

Ром уже приготовилась увидеть его усмешку, но не увидела и даже огорчилась. Она явно проигрывает ему в самообладании. С болезненным вздохом она отвернулась.

— Кэмерон, как тебя убедить? Я первая сказала «нет». И Мэдлин, мягко скажем, не возражала, так зачем настаивать? Ты же отлично понимаешь, что меня утомят мелкие пересуды о том, кто кого обыграл в гольф, кто какие купил акции, чьего сына или дочь выгнали из клуба, и прочее, и прочее…

Прислонившись к тяжелой стеклянной двери, он по-прежнему пытливо смотрел на нее, такой нарядный, изысканный, неуместный в ее неряшливой студии. Противная розовая шляпка с пластмассовой безвкусицей на макушке косо свисала с мольберта. Когда-то она произвела на нее впечатление.

Ром досадливо взмахнула руками:

— Послушай, в моем контракте нет ни слота о том, что я обязана принимать участие в развлечениях тех, кто мне платит за портреты. Ведь Нору и Фостера не приглашали? Ведь нет?

Кэмерон прошел в комнату и небрежно облокотился на высокий комод; банка с немытыми кистями оказалась в опасной близости от его безупречного костюма.

— С тобой, Роя, все проблемы из-за того, что ты — сноб. Ты никак не можешь смириться с тем, что у обывателей свои ценности, пусть даже они не вписываются в твои узкие артистические рамки. Ты же всячески афишируешь свое превосходство в понимании ценностей, так?

— Ты ненормальный!

— А ты — жалкий сноб, — парировал он. — Так какие туфли ты наденешь? И не говори мне, что не пойдешь. Пойдешь как миленькая.

Он отошел от комода и остановился перед раскрытой дверью шкафа. Ром испугалась: у задней стенки стоял занавешенный портрет Кэмерона и за немногими, висевшими на плечиках костюмами он был хорошо виден.

— Ладно, ладно, ты выиграл! — воскликнула она, ринувшись к шкафу, чтобы загородить портрет. — Иди, а я… я сейчас подыщу что-нибудь. И обещаю не приходить в оранжевых кроссовках.

Ей как-то удавалось отводить от него глаза, чтобы скрыть отражавшееся в них отчаяние. Этот человек загнал ее в угол. Победил по всем статьям. Но несправедливо.

— Ром, к чему столько эмоций из-за какой-то пары туфель?

Пара туфель! Речь идет о чем-то гораздо более важном, и оба это знают. Он хладнокровно укрощает ее всеми доступными средствами, а она как может увертывается, виляет, зализывает раны.

Как только дверь за Камероном закрылась, она принялась лихорадочно стаскивать с себя нелепый костюм и бижутерию. Пять минут спустя на ней уже было кимоно из китайского серо-зеленого шелка с вышивкой. Это роскошное одеяние она купила когда-то в антикварном магазине. Ром приподняла волосы, повертела головой перед зеркалом, прикидывая, как бы украсить прическу. Злосчастный день, а ведь ее еще ожидают и другие напасти!

Кто-то отчетливо постучал в дверь. Полагая, что это вернулся Кэмерон, Ром откликнулась резко и нетерпеливо. Дверь медленно отворилась, и в комнату нерешительно вошла Мэдлин Кинг.

— Кэмерон говорит, что вы присоединитесь к нам, мисс Кэрис. Я только хотела сказать, что вы желанная гостья. Если бы я могла предположить, что вам захочется провести с нами вечер, я, конечно, непременно пригласила бы вас, но… — она слегка пожала плечом, — мне показалось, что вам будет неловко, и захотелось оградить вас от этого. Вы тогда не поехали с нами к ван дер Хеффенам на коктейль, поэтому я подумала, что вам лучше просто вечерок отдохнуть, чем сидеть за столом с абсолютно незнакомыми людьми, да еще из другого круга. Мы с Кэмероном давно с ними дружны, но вам, вероятно, будет скучно.

— Не беспокойтесь, мисс Кинг, — выдавила из себя Ром, укладывая волосы пучком и скрепляя ажурным черепаховым гребнем. При этом она даже не взглянула в зеркало.

— Пожалуйста, зовите меня Мэдлин, — любезно предложила блондинка. — Вы могли бы вместо этого съездить в Спарту или Элкин. Там, насколько я знаю, есть хорошие недорогие рестораны, если вам не захочется обедать на кухне. Но Кэмерон прав: раз вы здесь, вы должны быть с нами. И не смущайтесь, если он станет вас поддразнивать. Когда он приезжает сюда на лето, то будто забывает все правила хорошего тона. Но он отнюдь не стремится кого-то задеть.

Ром смотрела на нее с изумлением, изо всех сил сдерживая смех. Мадемуазель совершенно искренне пытается быть великодушной. Неужели она и впрямь не осознает, насколько снисходительны ее слова?

— Я присоединюсь к вам на время обеда, Мэдлин, а потом, видимо, потихоньку уйду и еще на несколько часов засяду за работу.

— Ах да, портреты. И как идут дела? Полагаю, вы их уже почти закончили, не так ли? — В улыбке Мэдлин проглядывал вежливый интерес.

«Ты надеешься», — про себя поправила ее Ром, а вслух спокойно ответила:

— На самом деле я закончила портрет Томаса, как раз сегодня. Завтра я начну писать Майкла, если они вернутся вовремя.

— Замечательно. Тогда вы представите нам свою первую картину прямо сегодня, после обеда. Возможно, у вас найдутся новые заказчики. Это было бы очень мило, не правда ли?

Час от часу не легче, подумала Ром и как можно сдержаннее ответила:

— Это было бы прелестно, Мэдлин. Благодарю вас. Но, если вы не против, я не покажу портрет Томаса до тех пор, пока его не увидят родители. Я просто немного суеверна: а вдруг они не будут удовлетворены — тогда мне придется переделать портрет.

Тонкие бежевые бровки взлетели вверх, наморщив уже немолодой лоб.

. — Да-да… гм-м, — проговорила мисс Кинг озадаченно. — Ну хорошо. Приходите к нам, когда вам удобно, Ромэни. Мы будем рады. Жаль, конечно, что вы покинете нас сразу по окончании обеда, но я уверена, что все отнесутся к этому с пониманием. В конце концов, работающие девушки должны… работать, — невыразительно закончила она и как-то неопределенно улыбнулась.

Как только дверь за ней закрылась. Ром совсем сникла. «Господи, может, я слишком мнительна? Непонятно, то ли она по-кошачьи хитра, то ли по-идиотски простодушна? Ясно одно:

Кэмерон к ней безразличен. Она бы за полдня замучила его своей глупостью. Нора намекала, что Мэдди преследует его каждый год и в Коннектикуте, и в Северной Каролине. Но все не так, как мне сперва представлялось. Браки по расчету в этих кругах вышли из моды». Закусив нижнюю губу, Ром надела босоножки бронзового цвета и затянула на талии яркий и широкий японский пояс в тон кимоно.

Джерри здесь, и через несколько минут она его увидит. Ей никак не удавалось вызвать в памяти его черты: высота действовала не только на зрение, но и на мозг. Ром наложила на веки легкие золотисто-зеленые тени, чуть подкрасила губы апельсиновой помадой, брызнула спреем в воздух и шагнула в ароматное облако, надеясь, что духи перебьют въевшийся запах скипидара.

Ром привыкла в любом обществе держаться абсолютно уверенно, но сейчас ей пришлось остановиться у двери в гостиную, чтобы преодолеть робость. За дверью слышались голоса, из столовой доносилось приятное позвякивание серебряных приборов — помощницы Норы завершали последние приготовления. Ром Кэрис, экстраординарная портретистка, неужто ты смущена? Ромэни Уоллингфорд Кэрис!

Вскинув голову, она, словно гордый парус, вплыла в комнату; шелковые голубовато-зеленые крылья кимоно заколыхались широкими волнами.

На какую-то долю секунды гостиная показалась ей живописным полотном из причудливых переливов желто-зеленого и ярко-розового, лимонного с темно-синим, из затейливых красочных бликов на длинных юбках, из строгих черно-белых тонов мужских костюмов. На мгновение ей показалось, что люди застыли, а цвета ожили. Улыбнувшись всем, она проследовала туда, где стояли Джерри с женой.

Волнения не было. Ром вообще ничего не чувствовала. Что это — оцепенение? Замедленная реакция? Нет, чувства просто исчезли. Единственное, что она ощущала, — это легкое удивление, насколько слишком уж обыкновенным показался ей Джерри. Она одарила их обоих милой улыбкой.

— Кто теперь ведет дела? — спросила она. — Наверное, мисс Ланкастер? Она вроде бы хорошая девушка, правда?

Дорис ответила ей, что Венди Ланкастер действительно взяли менеджером галереи, чтобы Джерри мог поехать с ней на закупки в Париж. Жена мягко положила руку на острое плечо Джерри.

— Мы думаем отвести один из небольших залов под старинные европейские пейзажи. Тускловатые французские пасторали в позолоченных рамах пользуются большим спросом. Кстати, ваши картины тоже идут прекрасно. Мы продали все, кроме одной. По-моему, так. Да, Джерри?

В это время подошел Кэмерон, остановился рядом с Ром и подал ей бокал со словами:

— Рад, что ты все-таки присоединилась к нам, дорогая. — Потом он обратился к Локнсрам:

— Видите ли, мне еле удалось выманить ее из студии. Ром скорее будет голодать, чем бросит свою работу. — Он весело улыбнулся. — Боюсь, она поглядывает чуть свысока на тех из нас, кто не наделен художественным даром. — Рукой собственника он обвил ее талию и отпил из ее бокала. — Гм, не слишком ли крепко, любовь моя? Нужно было мне самому приготовить тебе коктейль, а не доверять это официанту из клуба. По-моему, он больше смахивает на мальчика на побегушках, чем на бармена.

«Как он все мило, обходительно представил», — кипятилась про себя Ром, провожая взглядом чету Локнеров.

— Что случилось? — спросил он.

— Ты сам знаешь, — резко прошептала она и обожгла его злым взглядом. — Ты ни разу и жизни не делал мне коктейль, так к чему эта комедия?

— Разве я мог? Ведь ты признаешь только херес. И не думай благодарить меня. Может, ради Локнера ты все-таки согласишься сегодня на коктейли?

Обида погасла в его глазах и сменилась какой-то прохладной загадочностью. Он подвел ее к уютному дивану. Вечер оказался гораздо приятнее, чем она ожидала. Кэмерон будто бы тотчас забыл о своем язвительном замечании, и, когда она попыталась напомнить ему об этом, он поспешно перебил ее:

— Потом. Ты, кажется, говорила, что бывала на Нозумел?

И вот она уже беседует с Гретхен ван дер Хеффен о карибских курортах. Ром еще в детстве объездила их вместе с Реджи.

Через несколько минут она следовала за Гретхен и Тоддом Иносом в столовую, с интересом разглядывая брюки Тодда в художественных заплатах, белую сорочку, желтый бархатный пиджак и широкую спину Гретхен в платье с зелено-розовыми разводами. Художница насмешливо приподняла бровь и покосилась на Кэмерона. Он понимающе улыбнулся ей в ответ и подвинул стул, приглашая к столу.

— Как тебе цветовая гамма? В твоем вкусе? — ласково поинтересовался он. Пока он усаживал ее за овальный стол, она чувствовала, как его приятное дыхание чуть касается ее волос.

— Все тот же старый двойной стандарт, — сладко пропела Ром, когда ее соседи за столом перегнулись за се спиной, продолжая разговор о ценных бумагах и золотом стандарте, таких-то и таких-то акциях и о спросе на то-то и то-то. Подали новое блюдо, и беседа перешла на охоту, неопознанные летающие объекты и магазины для женщин. Неожиданно Ром оказалась втянутой в разговор. Дорис спросила ее, где ей посчастливилось достать свое очаровательное кимоно.

— В Шапел-Хилле есть магазинчик, там они время от времени появляются, — ответила Ром. Гретхен наклонилась к соседке и сказала:

— Кто-то мне говорил — может быть, ты, Лайза? — что в одном из токийских аэропортов можно купить вполне приличные кимоно.

Вот так, без всяких с ее стороны усилий, Ром стала «своей». Она принялась за суп-пюре из кролика со спаржей и призналась себе, что проводит время не так уж плохо. Зато бедный старина Джерри, казалось, тяготился приемом. За весь вечер он едва ли выговорил два, слова. Бедный старина Джерри. Неужели она действительно так о нем думает? Наверное, нет, но теперь… вот еще одно подтверждение, что она исцелилась от него.

Обед продолжался, и Ром все более и более отдыхала душой. Не так противны и не так скучны все эти гости, как она боялась. Просто они говорили о том, что ее не волновало. Когда подали земляничный пирог, она уже с удовольствием внимала звукам мелодичных, спокойных голосов.

Припоминая все вечера, на которых ей приходилось бывать с детства, — вечера в мастерских художников, в артистическом кругу, — она нашла, что этот вечер ей куда более по вкусу. Во всяком случае, здесь нет таких откровенных повес, как Реджи, и ведут они себя вполне прилично — не то что собутыльники отца, которых приходилось выгонять под любым предлогом. И как это она прожила все эти годы, таскаясь всюду за отцом и стараясь, чтобы он был хоть полутрезвым и работал хотя бы вполсилы?

Ром перевела взгляд на серебристые волосы Джерри. Седины в них стало больше. Когда-то его седина была для нее привлекательной; он не был из разряда безмозглых силачей, озабоченных лишь своими постельными подвигами. Джерри ценил ее индивидуальность, в любви был романтиком. До него Ром встречались типы, которые после проведенного вместе уик-энда пытались предъявить на нее права. Против таких у нее были наработаны средства защиты, но благородство Джерри быстро ее обезоружило.

Она могла быть счастлива с Джерри. Она бы любила его. Еще за месяц до того, как Ром узнала про Дорис, она готова была сделать решительный шаг, но Джерри не настаивал… и этим еще больше нравился ей…

Обед закончился. Мэдлин повела дам в сад, а Кэмерон пригласил мужчин в кабинет показать компьютер. Улучив момент, Ром распрощалась с дамской компанией, сославшись на головную боль. Это было близко к истине: в последние дни голова побаливала не раз. Вернувшись к себе, она распустила волосы, разулась, прилегла и задумалась над замечаниями Кэмерона о Джерри, о сплетнях и еще о какой-то ее «тактике».

Неужели о ее отношениях с Джерри шли толки? Она полагала, что они были так осмотрительны, даже тогда, когда еще не думали об этом. Потом, конечно, пришлось быть осторожными. Ведь если родословную Джерри она точно не знала, то насчет Дорис не могло быть никаких сомнений: вышколенное произношение, манеры, привитая с младых ногтей элегантность выдавали ее происхождение. Она была из круга все тех же Уоллингфордов, из тех, кто считал мир искусства своим провинциальным владением, а самих художников « — в лучшем случае приемышами высшего общества.

Ром проснулась рано и лежала, обдумывая все, что произошло вчера на приеме. Откуда-то донесся голос Норы. Экономка велела кому-то получше вытереть ноги, чтобы не грязнить в ее чистой кухоньке. Наверное, кому-то из мужчин. Мэдлин всегда спит до десяти, потом выпивает чашку кофе в спальне, после этого ее день вдет по обычному графику: она едет к Ревущей пропасти и там играет в гольф, теннис или бридж всегда с одними и теми же дамами. Они весь год переезжают из Палм-Спрингз в Ревущую пропасть и дальше в Нью-Йорк, ненадолго останавливаясь дома. Для Мэдлин домом был город Уэстон в штате Коннектикут.

Ром пристроилась на пастбище писать пейзаж, но около одиннадцати с веселым шумом вернулись мальчики; пришлось отложить работу и идти с ними на кухню. После ленча она уговорила Майка на двухчасовой сеанс. Они обсудили до мелочей место и позу, а потом Ром сделала несколько общих набросков. Наконец Майк взмолился и умчался со своим братом-близнецом в горную экспедицию на мопедах.

С самого утра ей не попались ни Кэмерон, ни Мэдлин, и весь день прошел спокойно. «Все к лучшему. Видимо, сердце у меня выносливее, чем я думала», — порадовалась она, вспоминая вчерашнее. И день закончился бы так же мирно, если бы опоздавший к столу Кэмерон не пригласил ее после обеда в свой кабинет.

— Я собиралась заняться этюдами к портрету Майка, — холодно объявила Ром. — Ты не можешь мне сразу сказать, что на сей раз у тебя на уме?

Черные как вороново крыло брови вразлет насмешливо приподнялись:

— Когда мы в последний раз собирались поговорить, у тебя тоже были другие планы. Так не может продолжаться, Ром.

«Придется иметь это в виду», — с ненавистью подумала она, хищно и угрюмо хрустя сырой капустой-брокколи. О чем он хочет поговорить? О Джерри? О том, что у нее был роман с женатым мужчиной? Или опять о ее своеобразном вкусе в одежде?

Переводя озадаченный взгляд с одной на другого, Мэдлин сложила губки бантиком и промолвила:

— Кэмерон, я думаю, что лучше вам с Ромэни обсудить все дела завтра утром. А сегодня мы с тобой могли бы съездить в клуб. Ожидается хороший оркестр из Атланты и танцы. Я обещала Гретхен, что…

— Не сегодня, Мэдди, — отрезал Кэмерон. После этого они долго сидели молча. Потом Мэдлин пожелала им доброй ночи и поехала в Ревущую пропасть. Посидев еще некоторое время, они прошли в кабинет, и Кэмерон закрыл дверь.

— Ну так о чем речь? — спросила Ром. — Что это за дело чрезвычайной важности, ради которого я бросаю свою работу, а ты — свои танцы?

— Твоя работа подождет, а если мне вдруг захочется потанцевать, я предупрежу тебя. — Он присел за письменный стол и, сложив руки на груди, откинулся назад. Заметив на себе его изучающий взгляд (так Майк рассматривал насекомых), Ром почуяла недоброе.

— Слушай, если речь пойдет о Джерри Локнере… — вызывающе начала она. В ответ он чуть повел бровью:

— Нет, по-моему, я хорошо разобрался в ситуации. Знаешь, когда Алисия сообщила, что приглашает художника по фамилии Кэрис, и попросила меня проследить, как пойдут дела, я первым делом стал искать этого самого Кэриса в справочнике «Кто есть кто». Там я нашел портретиста Реджинальда Кэриса с такими лестными характеристиками, что сразу успокоился и решил, что это наш художник и есть.

«Странно. Пока ни слова о Джерри», — мучительно соображала Ром. А вслух надменно сказала:

— Ага, и вместо этого появилась я. В справочнике нет моего имени, потому что я порвала присланный мне по почте бланк. Терпеть не могу формальностей. Будто бы все дело в форме. — Она упрямо выпятила подбородок.

— Ждешь, чтобы я высказался о твоих формах?

— Может, перейдешь к делу? Если речь о Джерри, так и скажи. Если тебе в голову пришли еще какие-нибудь элитарные соображения по поводу моих костюмов, давай выговорись, и я пойду работать. — Она сердито отвернулась, взяла с полки бронзовую статуэтку и стала нетерпеливо вертеть ее в руках.

Он потянулся за записной книжкой, темная рубашка чуть не затрещала на плечах.

— Я же сказал тебе, насчет Локнера я все понял, — спокойно ответил он. — Что же до твоей затаенной злобы, то скоро я спущу тебе пары. Теперь относительно твоих головных болей и головокружений…

Она уставилась на него в изумлении.

— Что? Мои головные боли? Ты что, когда не занят игрой в ковбоев, ломаешь из себя врача? — Она залилась краской, но заставила себя не смутиться этим еще больше. Он подошел к ней, от него веяло теплом. — Ты серьезно? — недоверчиво спросила она. — Господи! Кэмерон, со мной все в порядке. Просто, когда я приехала сюда, мне немного нездоровилось. До этого я работала дни и ночи напролет, заканчивая два портрета, и, видимо, мои силы иссякли. К тому же я тебе сказала, что не очень переношу высоту.

— Может, да, а может, и нет. Ну ладно. Я договорился со своим другом в Элкине, чтобы он тебя посмотрел. Выехать надо пораньше, он согласился только ради меня. Ром, когда ты в последний раз была у окулиста?

— Что? Но ведь я тебе не жаловалась…

— Так когда же, Ром? В прошлом году, в позапрошлом?

На самом деле это было в год окончания школы. Она чувствовала, что у нее появилась небольшая близорукость, но особенно не беспокоилась.

— Не люблю врачей, — буркнула она. — Не люблю осмотров, не люблю тех, кто вмешивается в мои дела и учит меня жить…

— Видно, что тебя никто не учил самодисциплине. Будем иметь это в виду и подсластим пилюлю, идет?

Она притворилась, что поглощена бронзовой статуэткой. Он тихо подошел и остановился у нее за спиной, провел пальцами вдоль ее рук, забрал статуэтку и поставил ее на стол.