Сестры Мэйсон (№2) - Мужские капризы

Ее поразило и поместье, к которому привела ухабистая, извилистая дорога. Она предполагала, что дом Адама Кавано окажется симпатичным, но то, что она увидела, превзошло все ее ожидания. Особняк был великолепен и отлично вписывался в окружающий пейзаж.

Вымощенная естественной лавой дорожка бежала к величественной входной двери из узорчатого толстого стекла. Таща за собой багаж, Лила приблизилась к двери и нажала кнопку звонка. Спустя несколько мгновений дверь распахнулась. Сначала ей показалось, что она раскрылась сама собой. Но потом Лила опустила взгляд и увидела крошечного азиата, чье ссохшееся лицо оказалось на уровне ее груди.

— Ты кто?

— Крошка Бо-Пип. Помнишь такую песенку? Я потеряла моих овечек. И мозги тоже, иначе меня бы здесь не было.

Азиат решил, что это невероятно смешно, и закатился в приступе беззвучного хохота, хлопая себя ладонями по коленям.

— Ты Рира?

Теперь рассмеялась Лила.

— Это я. А как зовут тебя?

— Пит.

— Пит?! Я ожидала что-то более восточное.

— Доктор звонить. Говорить, что ты приезжать. Внутрь, внутрь. — С силой, удивительной для такого крошечного человека, он взял из рук у Лилы чемодан и жестом пригласил ее пройти в роскошную и огромную гостиную, пол которой был выложен квадратами из черного и белого мрамора.

Лила нагнулась и прошептала Питу на ухо:

— А пациент знает, что я должна приехать? — Широкая улыбка на лице слуги увяла. Лила все поняла без слов. — Ладно, все в порядке. Где он? — Черные глаза Пита метнулись на галерею у них над головами. — Там, наверху? — Он торжественно кивнул. — Что ж, ничего не поделаешь — вперед, — пробормотала Лила себе под нос.

Мысленно надевая доспехи, она поднялась по широкой лестнице. Подойдя к первой двери, Лила обернулась и вопросительно посмотрела на Пита. Тот отрицательно покачал головой и быстрым движением руки показал на следующую дверь. Лила подошла к ней, снова обернулась к Питу за подтверждением и получила утвердительный кивок его почти лысой головы. Он тут же развернулся и поспешно покинул гостиную.

— Трус, — презрительно прошептала Лила.

Она громко постучала в дверь. В ответ раздалось рычание:

— Убирайся!

Она постучала снова.

— Убирайся, черт побери, ты что, оглох? Не хочу я никакого сока. Не хочу я фруктового мороженого. Ничего я не хочу, просто оставь меня в покое.

Лила решительно распахнула дверь:

— Какой упрямый малыш!

Адам от удивления даже рот раскрыл. Как только он убедился, что Лила ему не приснилась, его голова упала на подушку, на лице появилось выражение отчаяния. Он безрадостно рассмеялся:

— Господи, я, видно, здорово согрешил, раз очутился в таком аду.

— Привет, Адам.

Ее сандалии гулко прошлепали по выложенному плиткой полу, Лила подошла к больничной кровати. Она остановилась в ногах и позволила Адаму окинуть ее воинственным взглядом.

Насмешливо хмыкнув, он заметил:

— У других женщин хватило бы вкуса не навешивать на уши эти фруктовые грозди. Лила покачала головой, клипсы в виде фруктов, которые она купила в магазинчике в Гонолулу, чуть звякнули.

— А мне они показались забавными.

— А вот костюм отличный, только День всех святых уже прошел и маскарад закончился.

Усилием воли Лила заставила себя проглотить ядовитую реплику. Вместо этого она закрыла глаза, сосчитала до десяти и пробормотала еле слышно:

— Так я и думала. Это была никуда не годная идея.

Глава 2

— Какого черта тебе здесь нужно?

— Я всегда навещаю заболевших друзей.

Это одна из моих добродетелей.

— Нет у тебя никаких добродетелей. И я сомневаюсь, чтобы у тебя нашелся хотя бы один друг. Но даже если я ошибаюсь, то не уверен, что ты настолько сознательна, что приезжаешь проведать заболевших.

Лила поцокала языком:

— Ай-ай-ай, что-то мы сегодня в плохом настроении.

Адам свирепо нахмурился, его черные брови сошлись на переносице.

— У меня есть полное право быть в плохом настроении, — прорычал он. — По сравнению с последними двумя неделями моей жизни Столетняя война покажется увеселительным мероприятием. Я попал в руки шарлатанов, которые на все мои вопросы отвечали только: «Мы должны подождать и посмотреть». Я оказался несчастной жертвой деспотичных сестер, которые просто получали наслаждение от того, что распоряжались моим телом как хотели, делали уколы, совали трубки в отверстия, о назначении которых у меня были совсем другие представления, и кормили меня черт знает чем. Те части моего тела, которые еще что-то чувствуют, все время болели. Мне кажется, что у меня на заднице пролежни. И я точно знаю, что у меня на языке волдырь. — Он замолчал, чтобы перевести дух. — И в довершение всего здесь появляешься ты И это возвращает меня к моему первому вопросу — какого черта тебе здесь нужно?

— Мне нужно воспользоваться твоим душем, — нагло ответила Лила. — Прости, пожалуйста.

— Нет, только не это! Эй, ты! Ну-ка вернись, Мэйсон. Мэйсон!

Лила ушла, оставив Кавано без ответа. Она прислонилась к двери, плотно закрыв ее за собой. Когда о дверь разбился стакан, она спиной почувствовала удар. Лила присвистнула и спросила через дверь:

— Ты и вправду совсем свихнулся, да? Уймись, все равно я уже здесь.

Она спустилась вниз и нашла Пита на кухне. Из огромного окна величиной с экран в кинотеатре открывался великолепный вид на близкие горы и на Тихий океан, синеющий на горизонте.

— Ты мазохист или кто? — спросила она. Пит смущенно взглянул на нее, его рука с большим ножом, резавшая овощи быстрее, чем Лила могла уследить, застыла в воздухе. — Ладно, неважно. Куда ты отнес мой багаж?

Со счастливой улыбкой Пит оставил работу на кухне и снова отвел ее наверх.

— Соседняя дверь, — пояснил он, кивком указывая на дверь комнаты Адама.

— Ого!

— Тебе не нравится комната?

Заметив, что Пит совсем пал духом, Лила быстренько превратила полную сарказма ухмылку в широкую улыбку.

— Нет, комната просто замечательная. Правда.

Лила вошла в гостевую спальню, которая оказалась в два раза больше, чем вся ее квартирка в Чикаго. Да и мебель здесь была великолепная. В спальне нашлось место для маленького холодильника с установкой для приготовления льда, электрической плиты с двумя конфорками и полного разнообразных бутылок бара. Картину дополняла умопомрачительная ванная комната.

— Я давно знала, что мне следовало заняться гостиничным бизнесом, — пробормотала Лила себе под нос, проводя рукой по нежно-зеленым махровым полотенцам, таким же пушистым, как и дорогой ковер на полу, — Простите?

— Ничего, Пит. Я просто немного завидую. Когда у вас ужин?

— В восемь.

Она бросила взгляд на наручные часики и мысленно прибавила временную разницу.

— Так, значит, у меня есть время принять душ и вздремнуть. Разбуди меня в семь тридцать. — Пит с готовностью кивнул головой. — Когда мистер Кавано ел в последний раз?

— Как приехать домой, ничего не есть.

— Так я и думала. Он отказывается от еды? — Пит горестно закивал. — Приготовь для него поднос с ужином.

— Есть не будет. Бросать на пол.

— На этот раз он не станет этого делать, — в глазах Лилы засверкала решимость. — Да, кстати, после обеда должны привезти кое-какое оборудование. Если, конечно, грузовик проедет по этой вашей дороге, — добавила она как бы «про себя». — И еще. В спальне его высочества Кавано кое-что разбилось, убери, пожалуйста.

Пит хотел распаковать ее вещи, но она отказалась от помощи, чтобы поскорее нырнуть в ванну-джакузи. Растянувшись на королевских размеров кровати и прикрыв атласной простыней нагое тело, она мгновенно уснула. Лила с удовольствием проспала бы еще часов восемь, но тут появился забавный маленький слуга и принес ей стакан ледяного ананасного сока на серебряном подносе.

— Спасибо, — поблагодарила Лила, залпом выпив сок. — Я скоро спущусь, — Пит бесшумно исчез. Девушка отбросила простыню в сторону и с сожалением вылезла из кровати. — Я еще вернусь, — пообещала она, любовно поглаживая шелковые простыни.

Никто бы не стал винить ее, если бы Лила отложила начало занятий до следующего утра. У нее выдался совершенно сумасшедший день, она много времени провела в дороге. Но ей платили за работу. Никто не сможет сказать, что Лила Мэйсон предпочла сибаритствовать в роскошном особняке, позабыв о своем пациенте.

И потом, уже очутившись здесь, она почувствовала своего рода азарт и непреодолимое желание немедленно начать занятия. Состояние Адама и его психологический настрой стали для нее, как для настоящего профессионала в своем деле, настоящим вызовом, и она не смогла не принять его. Адаму необходима хорошая встряска, ему надо поверить в себя, а эта вера приходит с достижением первой цели. Даже малейшее улучшение состояния пациента всегда становилось поводом для праздника.

И потом, чем дольше бездействуют его мускулы, ничего не чувствуя, неспособные двигаться, тем меньше надежд на полное выздоровление. К настоящему времени Адам должен был уже хоть что-то почувствовать в мышцах. Лила понимала, что в этом случае медлить нельзя, ей не терпелось приступить к занятиям.

С этой мыслью она вышла из своей спальни все в том же гавайском наряде, в котором прибыла, только без соломенной шляпы. Пит настоял, чтобы Лила поужинала в столовой, хотя она в одиночестве восседала за стеклянным столом, украшенным орхидеями и свечами в хрустальных подсвечниках. Тушеные овощи и рыба были просто восхитительными. Лила сделала комплимент Питу, пока он нес за ней следом поднос с ужином в комнату Кавано.

У двери Адама Лила взяла поднос у него из рук.

— Если я не выйду оттуда живой, разрешаю тебе удавить его во сне.

— Ему это не понравится. — Пит с опаской посмотрел на дверь.

— Может, и не понравится, но всегда сначала бывает плохо, а потом постепенно начинается улучшение, — произнесла Лила и кивком головы попросила Пита открыть ей дверь. — Лучше покончить с этим поскорее.

Как только она переступила через порог, Пит плотно закрыл за ней дверь.

Адам равнодушно смотрел в окно. Он повернул голову на звук открывшейся двери и, увидев Лилу, проревел:

— Убирайся!

— И не надейся. Эй, смотри-ка, получилось почти в рифму. Я поэт, и сама об этом не знала.

Адам наградил ее совершенно убийственным взглядом:

— Это Элизабет я должен благодарить за то, что ты здесь?

— Ты не поверишь, если скажу, что приехала по доброй воле, верно?

— А я всегда считал Элизабет своим другом!

— Она и есть твой друг. Она хочет для тебя самого лучшего.

Кавано горько рассмеялся:

— Если ты лучше всех, то кто же тогда исчадие ада?

— Если бы это зависело от меня, то я оставила бы тебя валяться здесь и барахтаться в жалости к самому себе. — Лила пожала плечами. — Но у тебя куча денег, и я получу какую-то часть из них, если останусь здесь и займусь с тобой лечебной физкультурой.

— Черта с два ты останешься здесь! — рявкнул Адам.

— Условия вполне сносные. Работа включает в себя и каникулы на Гавайях, которыми я с удовольствием воспользуюсь. Дома холодно и идет дождь, а мне пора освежить загар. Какое наслаждение уйти с привычной работы! Я работала с пациентом, который был еще большей дрянью, чем ты… И если вы бросите еще раз салфетку на пол, мистер Кавано, то я сброшу вас с кровати, и потом забирайтесь на нее сами без посторонней помощи. Хотя я сомневаюсь, что у вас это получится.

Уперев руки в бедра, Лила стояла возле его кровати и гневно смотрела на него. Он ответил ей не менее неприязненным взглядом.

— Забери свой поднос и свои прекрасные манеры и отправляйся со всем этим знаешь куда?

— Это я уже слышала, — бесцеремонно прервала его Лила. — Это не самое большое оскорбление и не самое оригинальное из того, что мне доводилось выслушивать. Непристойности меня не трогают. Так что побереги свои силы и не трать мое время, принимайся лучше за еду. Потому что ты все съешь прежде, чем я выйду из комнаты. Чем быстрее съешь, тем быстрее избавишься от меня. Все зависит от того, насколько долго ты способен выносить мое общество.

Лила поставила поднос на постель и села на кровать рядом с ним, сложив руки на груди. От этого движения ее груди поднялись, чуть не вырвавшись на свободу из саронга. Она видела, как Адам перевел взгляд на ее грудь, но не изменила позы. На ее лице сохранялось бесстрастное выражение, когда он бесстыдно взглянул ей в глаза.

— Осмотр твоего декольте входит в стоимость услуг?

— Дополнительная льгота, — Лила обворожительно улыбнулась, — не оплачивается.

— Я видал и получше.

— Нет, за такие деньги не видел.

— И сколько же тебе платят? Я удвою ставку, если ты уберешься отсюда.

— Я полагала, что ты уже пытался это сделать. — В вазочке с фруктовым салатом Лила выловила дольку ананаса и начала ее беззаботно посасывать. — Но ты имеешь право знать, что деньги были не единственным моим мотивом.

— Только не говори мне, что ты явилась сюда по доброте душевной. Лила состроила гримасу:

— Холодно, холодно.

— Тогда почему?

— Только подумай, как отразится на моей карьере работа с самим Адамом Кавано. Очень скоро на меня посыплются заказы. Все захотят иметь дело только со мной — кинозвезды с больной поясницей, знаменитые спортсмены, перенесшие травмы. Когда я поставлю тебя на ноги, я стану такой же знаменитой, как и ты.

— Ты попусту теряешь время. Я никогда не встану на ноги. Я буду просто лежать и смотреть в потолок.

— Хочешь побиться об заклад, цыпленок? Я умру, но добьюсь, чтобы ты начал ходить. Или мы умрем оба. А до тех пор мы друг друга возненавидим.

— Мы и так уже друг друга ненавидим. Лила беспечно рассмеялась:

— Значит, мы опережаем график. А теперь будь хорошим мальчиком и съешь эти сочные, вкусные овощи, которые для тебя приготовил Пит, — Я не голоден.

— Этого не может быть. Ты не ел несколько дней. Мне Пит сказал. — Лила выловила из салата кусочек банана и съела. — Он морщится всякий раз при упоминании твоего имени. Чем это ты его так запугал, кстати?

— Я предупредил Пита, что на короткой ноге с Буддой и что он никогда не достигнет нирваны, если не уберется отсюда и не прекратит мне надоедать. То же самое относится и к тебе.

— Этот фокус не пройдет. Я не буддистка.

— Ты поняла, о чем я говорил. — Адам отвернулся. — Просто уйди отсюда и все, оставь меня в покое.

— Пока ты не поужинаешь, я никуда не уйду.

— Ты не можешь заставить меня есть.

— А ты не в состоянии заставить меня уйти. Ты же не можешь двигаться, забыл? Глаза Кавано опасно потемнели.

— Убирайся. — Это слово он произнес сквозь сжатые белоснежные зубы.

— Я не уйду, пока не испробую на тебе все, что умею. Чтобы, давая интервью журналу «Пипл», я могла честно сказать — со скупой слезой в глазу, — что сделала для тебя все, возможное. — Лила расстелила льняную салфетку на обнаженной груди Адама. — Отличные мускулы! Они тебе пригодятся, когда начнешь ездить в инвалидной коляске. И волосы симпатичные. Очень сексуальные.

— Иди к черту!

— Рискую повториться и все же скажу. Я уйду только тогда, когда ты съешь свой ужин. — Она взяла на вилку немного овощей и поднесла ко рту Кавано. Он отказался разжать губы. — Послушай, ты и так уже ослабел от недоедания. Из-за атрофии мускулов и костей у тебя возник отрицательный азотный баланс, а это очень печально. Либо ты подкормишь свой организм протеинами, либо — прощай, мама дорогая. И потом, если ты нарастишь немного мяса на костях, то они не будут так выступать и ты не будешь страдать от пролежней на заднице.

И напомню тебе, что ты можешь все это переварить. Бо Арно сказал мне, что желудок и кишечник у тебя работают нормально. И ты контролируешь свои естественные потребности, что стало для меня большим облегчением. Поэтому-то я и пытаюсь уговорить тебя есть нормально. Иначе мне придется сделать вид, что я не заметила, как ты оголодал до смерти, и не обращать внимания на остеопороз, атрофию мягких тканей, контрактуру мышц и прочие милые вещи, что всегда сопровождают тех, кто просто лежит и ничего не делает.

Подведем итог, Кавано. Если ты не будешь есть, можно считать, что ты уже умер. Ну как, что будем делать?

Адам взглянул на Лилу, потом на вилку, которую она держала у его губ.

— С руками у меня все в порядке. Я могу есть самостоятельно.

— Отлично. Значит, еще одной заботой меньше.

Лила передала ему вилку. Адам долго смотрел на нее, потом начал есть. И сразу стало видно, насколько он проголодался. После первого куска он жадно набросился на еду, вилка так и мелькала в воздухе. Ввиду того, что Адам был слишком занят пережевыванием и глотанием пищи, Лила сама вела разговор.

— Не знаю, как давно ты видел Элизабет, но за последние несколько недель она сильно прибавила в весе. Элизабет теперь похожа на амбар, а груди стали во-от такими. — Лила показала руками размер груди Элизабет. — Просто голова кружится. Она уверена, что ребенок уже скоро родится, хотя доктор уверяет, что все случится в срок.

Они уже приготовили детскую, все покрасили. Дело только за малышом.

Мэган, разумеется, не может дождаться, когда ребенок родится, чтобы она могла помогать маме. Хотелось бы мне взглянуть на нее, когда она сама первый раз увидит грязный подгузник. Держу пари, что ее настроение быстро изменится. Как ты неделикатно рыгаешь, Кавано. Налить тебе еще воды?

А Мэтт боится, что родители будут любить малыша больше, чем его, поэтому он последнее время ведет себя просто ужасно. Но Элизабет сынишку не ругает, чтобы не травмировать его психику. Моя сестра считает, что он должен сам со всем справиться. Тед ведет себя как абсолютный тупица. Для мужчины его возраста отцовство граничит с идиотизмом. Но это его первый ребенок… И мне кажется, что я догадываюсь, почему он так себя ведет.

— Что ты имеешь в виду? — проговорил Адам с набитым ртом.

— Ну, ты понимаешь, «мой дом там, где мое сердце».

— Это не для тебя?

— Едва ли!

— Ты не завидуешь сестре?

— Ты что, шутишь?

— Конечно, тебе больше нравится путешествовать из койки в койку.

— Очень гнусная фраза, мистер Кавано. — Лила обиделась. — Я, между прочим, читаю те же газеты, что и ты. И знаю, что происходит. Ни один человек в трезвом уме теперь не «путешествует из койки в койку».

— Да, это здорово нарушило твои привычки.

— Напротив, — последовал ледяной ответ, — я всегда с большой тщательностью выбирала себе партнеров.

— Но ты не ограничилась одним.

— Мне кажется, что связать себя на всю жизнь с одним мужчиной — это скучно. — Адам фыркнул, вытер губы салфеткой и бросил ее на пустой поднос. — Ты не притронулся к тапиоке, — напомнила ему Лила, очень довольная тем, что Кавано практически все съел.

— Я терпеть не могу тапиоку, и Питу об этом известно. Это он таким образом бросает мне вызов.

— И что же ты станешь теперь делать, — поддразнила Лила, — побьешь его?

— Очень смешно. — Кавано закрыл глаза и опустил голову на подушки. — Ладно, я поел, а теперь скройся с глаз моих.

— Нет, я не могу. Во всяком случае, пока.

Его глаза широко открылись.

— Ты же сказала, что оставишь меня в покое, если я поем.

— Что ж, я немного слукавила. Да ладно, не смотри на меня так. Мы только начинаем веселиться.

— Я почему-то в этом сомневаюсь. Лила сняла поднос с колен Адама, поставила его на пол у двери и открыла ее.

— Пит, мы готовы, поднимайся! — крикнула она. Ее голос эхом разнесся по всему дому.

— К чему готовы? Послушай, я поел, разве этого не достаточно?

— Не-а. Мы начинаем сегодня вечером.

— Что начинаем?

— Наш роман. — Адам в изумлении поднял на нее глаза. Лила расхохоталась. — Разве тебе этого не хочется? Но если честно, то мы начинаем заниматься лечебной физкультурой.

— Не нужна мне никакая лечебная физкультура! От нее не будет никакого толку. Я не собираюсь подвергать себя такому унижению. Пит, убери этот мусор отсюда. Что в этих коробках?

— Переносные тренажеры.

— Вынеси все вон.

— Очень скоро эта спальня превратится в настоящий спортивный зал. Пит, дай мне, пожалуйста, отвертку.

— Пит, если ты дорожишь своей работой, если тебе дорога твоя азиатская задница, ты даже не вздумаешь давать отвертку этой… Отлично, ты уволен. Пит, ты что, меня не слышишь? — Помолчав, Кавано продолжал с интонацией упрямого ребенка:

— Все равно, я ничем этим пользоваться не буду. Я говорю абсолютно серьезно, слышите, вы, оба? Вы понапрасну тратите время.

— Почему бы тебе не заткнуться? — рявкнула на него Лила, когда отвертка впилась ей в руку. — Ты только посмотри, что ты наделал своим ворчанием!

— Это мой дом. — Адам уже едва сдерживался. — Я не просил вас работать со мной, мисс Мэйсон. Мне не нужны ваши услуги. И вы мне тоже не нужны.

— Но ты меня получил.

— Вы уволены.

— Разве я не говорила, что ты не можешь меня уволить? Нет? Ах да, забыла тебе сказать, что это было условием сделки. Пит, подержи эту трапецию, пока я прикреплю ее к стене. Чуть повыше, вот так.

Адам кипел от возмущения, пока Лила и Пит устанавливали трапецию и пару металлических стоек рядом с его кроватью.

— Пока хватит. — Лила отступила назад, чтобы оценить проделанную работу. — Остальное оборудование нам пока не понадобится, так что его пока можно оставить внизу. Спасибо, Пит. — Она чмокнула его в лысеющую макушку. — Уходя, можешь закрыть за собой дверь.

— Ты так старалась, и все зря, — ехидно заметил Адам, как только слуга вышел.

— Я знаю парней, которые были бы счастливы, если бы у них над кроватью установили трапецию. — Кавано не только не улыбнулся, а лишь еще больше насупился. Лила вздохнула:

— Тебе так будет намного легче. Используя трапецию, ты сможешь менять положение тела, облегчать давление на некоторые его части. Если, конечно, ты не влюблен в свои пролежни. — Лила пыталась поддразнить его, но лицо Адама оставалось совершенно каменным. — А потом, при помощи металлических стоек ты сможешь тренировать руки и верхнюю часть туловища в любое время, когда тебе захочется. И все ради двух вещей. Во-первых, когда ты начнешь заниматься, ты будешь уставать и станешь лучше спать. А во-вторых, если ты будешь лучше спать и тренироваться, у тебя появится аппетит. Если тебе надоедят эти палки, я могу принести тебе гантели.

— Вот так ты ко мне и относишься. Как к тупой чугунной гантели. Я не собираюсь этим заниматься. Это все ерунда. Я просто хочу…

— Дуться. Жалеть себя. Хандрить. Купаться в жалости к себе, потому что ты наконец обнаружил нечто, что нельзя купить за деньги.

— Да! — выкрикнул Кавано. — А почему бы и нет? — Он сердито ткнул в неподвижные ноги, прикрытые простыней. — Посмотри на меня.

— Я как раз собиралась это сделать, — и прежде чем Адам успел помешать ей, она сдернула с него простыню.

Кавано даже задохнулся от неожиданности, и Лила тоже, хотя и попыталась это скрыть. Она видела множество тел, худых и толстых, мускулистых и не слишком, загорелых и бледных, красивых и некрасивых, но еще никогда ей не доводилось видеть настолько пропорционального сложения. Тело Адама было похоже на статую Давида работы Микеланджело. Только его тело был намного более мужественным, загорелым, покрытым мягкими темными волосами, к которым Лиле вдруг неудержимо захотелось прикоснуться.

Было очевидно, что Адам несколько дней ничего не ел. Явственно проступили ребра. Но не оставалось никаких сомнений, что до несчастного случая Кавано много занимался спортом — мускулы на груди и на ногах были хорошо развиты. И не приходилось сомневаться, что он мог удовлетворить самую требовательную женщину.

— Очень мило. — Лиле удалось сохранить привычную профессиональную невозмутимость. — Я могу понять, почему тебя так расстраивает тот факт, что такие замечательные мускулы больше на тебя не работают. — Она бросила белое полотенце ему на низ живота. — Давай начнем.

— Что будем делать?

— То же самое, что пытались делать три методиста до меня, пока ты их не запугал и не выгнал. Я собираюсь размять суставы пассивными упражнениями, вращая каждый из них.

— Ты права. Они все это делали. Это пустая трата времени.

— Моего времени. И вряд ли это можно назвать пустой тратой, если мне оплачивают. А тебе просто больше нечем заняться. Так что ты можешь просто лежать и молчать.

Двумя совершенно непристойными словами Адам обозначил то, что хотелось бы ему сделать с Лилой. Она лишь нахмурилась.

— И это у тебя, пират, пока тоже не получится, уж извини. Добавлю, что ты лишаешься подлинного наслаждения. Но боюсь, что когда ты достигнешь необходимой для этого формы, то ты меня не захочешь. И если тебе кажется, что ты сейчас меня ненавидишь, ты увидишь, что будет, когда мы займемся пнп.

— Это еще что, черт побери, такое?

— Психоневрологическая помощь. Глаза Адама загорелись темным пламенем.

— Звучит ужасно.

— Поверь, мечтать об этом не стоит. Но пока будет достаточно и пассивных упражнений. Сегодня вечером ты останешься в кровати, а вот завтра утром мы перейдем к упражнениям стоя, а затем переведем тебя на специальный стол.

— Упражнения стоя?

— На наклонном столе. Я знаю, что тебе это уже знакомо, так что не строй из себя наивного юношу.

— Я ненавижу эту проклятую штуку.

— Да, веселого в этом мало, согласна с тобой. Но ты же не хочешь застоя крови, верно? А потом, упражнения стоя помогают опорожнить мочевой пузырь. Мне очень не хочется, чтобы тебе пришлось снова пользоваться катетером, пока ты лежишь. Это может привести к возникновению инфекции, образованию камней в почках, циститу и сперматоциститу.

— Мы не могли бы поговорить о чем-нибудь еще? — Лицо Адама побледнело.

— Разумеется, мы можем. О чем бы ты хотел поговорить?

— Ни о чем.

Стоя рядом с кроватью, Лила взяла его правую ногу и начала вращать сустав.

— Как часто Пит тебя переворачивает?

— Он этого не делает.

— Ты ему не позволил.

— Верно. Это унизительно.

— По правилам тебя надо переворачивать каждые два часа.

— Да, да, конечно.

— Ничего удивительного, что у тебя пролежни. Почему ты не разрешаешь людям помогать тебе? Это только вредит.

— Я привык обходиться без посторонней помощи.

— Как же, как же, настоящий мужчина, во всем полагающийся только на себя.

— А что в этом плохого?

— Учитывая обстоятельства, это просто , глупо и не приносит пользы. Но, — поспешила добавить Лила, видя, что Кавано собирается возражать, — если ты хочешь все делать сам, тогда ты должен научиться сам поворачиваться в кровати. — Увидев его интерес, она объяснила:

— Вот тут-то тебе и поможет трапеция. Если ты умеешь ею пользоваться, я предлагаю тебе попрактиковаться, когда никого не будет рядом. Чувствуешь что-нибудь?

— Нет.

Лила обошла кровать и принялась за вторую ногу.

— Хочешь поговорить об этом?

— О чем?

— О несчастном случае.

— Нет.

— Мне очень жаль твоих друзей.

— Мне тоже, — спокойно ответил Адам, закрывая глаза. — Но, возможно, им повезло больше, чем мне.

— Какая чушь! Неужели ты на самом деле думаешь, что лучше было бы умереть?

— Да, — резко ответил Кавано. — Это куда лучше, чем остаться никчемным чурбаном до конца дней.

— А кто говорит, что ты таким останешься? Твой позвоночник избежал переломов. Я знаю людей, которые его даже ломали, но сейчас их никто бы не назвал никчемными чурбанами. Они работают, имеют семью. Все зависит от твоего собственного отношения.

— За эту лекцию мне придется заплатить?

— Нет, она предназначена специально для ничего не понимающих глупцов, закосневших в своем упрямстве. У тебя очень хорошие перспективы для выздоровления, хотя, возможно, до него еще далеко.

— Но это никто не может гарантировать. Лила покачала головой и внимательно посмотрела на Адама.

— Никто из нас не может гарантированно рассчитывать на завтрашний день, Кавано. И потом, судя по тому, что мне рассказывала Элизабет, ты из породы игроков. Ты не только получаешь наслаждение от таких рискованных занятий, как альпинизм, но и обожаешь рисковать в бизнесе. Разве не ты совсем недавно купил сеть запутавшихся в долгах отелей на Северо-Западе вопреки мнению совета директоров? И разве эти отели не начали приносить прибыль?

— Мне просто повезло.

— А ты больше не чувствуешь своего везения?

— А как бы ты себя чувствовала на моем месте? — В его словах звучал неприкрытый вызов.

— Я бы считала, что мне чертовски повезло, потому что не я лежу в гробу.

Адам выругался сквозь зубы и отвернулся.

— И сколько это займет времени?

— Возможно, недели, а может быть, и месяцы.

— Я имел в виду то, что ты делаешь сейчас.

— Час.

— Проклятье.

— Тебе больно?

— Нет, но мне бы хотелось хоть что-нибудь чувствовать.

— Мне бы тоже этого хотелось, Адам, Его голова резко повернулась на подушке, и он метнул в нее негодующий взгляд:

— Не вздумай только меня жалеть.

— Жалеть? — повторила Лила и коротко рассмеялась. — Об этом я даже и не думала. Тебе хватит собственной жалости. Ты просто переполнен ею. Моя жалость тебе ни к чему.

Она методично проделывала положенные упражнения. Ей казалось, что ум Адама существует отдельно от его тела. И он никак не может найти с ним связь. Тем, что не пострадало во время падения, Адам просто не желал пользоваться. Большую часть времени он лежал с закрытыми глазами, отвернувшись от нее и не проявляя никакого интереса к тому, что она делала. Но когда Кавано смотрел на нее, в его взгляде читалась неприкрытая враждебность.

— На сегодня достаточно, — наконец сказала Лила. — Движения в нижней части пока еще ограничены, но это только потому, что после отъезда из больницы ногами никто не занимался. Это никак не связано с твоей травмой.

— Благодарю вас, мисс Доброе Сердце. А теперь ты, может быть, все-таки уберешься отсюда и оставишь меня в покое?

— Разумеется, я совершенно вымоталась.

— И забери с собой всю эту рухлядь. — Он кивком указал на металлическую тележку, которую еще раньше прикатил в комнату Пит.