К середине ночи они уже были в Особняке, где Кааврен приказал стражнику поместить их в одну из пустых комнат и наблюдать за ними все время. Он сам тщательно проверил комнату и убедился, что в ней нет ничего, что можно было бы использовать для побега, а потом оставался там до тех пор, пока не появилось подразделение стражников, после чего пошел с докладом к Имератрице. Однако узнав, что Ее Величество уже пошла спать, Кааврен решил последовать ее примеру.
Он вошел в свою команту, где его приветствовала Даро, сказавшая, — А, вы вернулись!
— Ча! Вы проснулись, мадам?
— Я хотела дождаться вас, хотя и не знала, сколько времени вам понадобится.
— Мне сказали, что сегодня, мадам, вы сыграли роль героя. На самом деле я слышал собственными ушами, как вас хвалили не кто иной, как Ее Величество, а также Главнокомандующая и Сетра Младшая.
— Ба, это ничего.
— Напротив, мадам, это очень и очень много. И я этому очень рад. Но вы ранены?
— Простая царапина, на руке. Но что с вами?
— Со мной? О, у меня был весьма насыщенный день.
— И тем не менее, кажется не все так, как должно быть.
— Вы очень проницательны, мадам. Но я еще не могу говорить об этом.
— Когда вы будете нуждаться во мне, милорд, я буду здесь.
— Как всегда.
— Я очень рада, что вы, наконец, дома.
— Да, сегодня мне пришлось как следует поездить. Я должен был выполнить поручение Ее Величества.
— И вы выполнили его?
— О, да, — ответил Кааврен. — Все сделано.
На следующий день рано утром Кааврен вошел в комнату Ее Величества.
— Как, вы уже вернулись, Капитан? — заметила Ее Величество.
— Я вернулся прошлой ночью, Ваше Величество.
— То есть возникли какие-то проблемы?
— Проблемы, Ваше Величество?
— Да. Разве вы вернулись не потому, что возникли некоторые сложности?
— Ни в коем случае, — твердо сказал Кааврен.
— Тогда, если нет никаких проблем, значит вы вернулись за подкреплениями?
— Ни в малейшей степени.
— Хорошо, но тогда почему вы вернулись так скоро?
— Потому что миссия, которую вы доверили мне…
— Да, миссия?
— Она выполнена.
— Как, выполнена?
— Целиком и полностью.
— Что такое вы говорите мне?
— Я имею честь сообщить вам, что Герцог Кана и Маркиза Хабил находятся в комнате на втором этаже Особняка, один стражник стоит за дверью, а второй стережет окно — а это окно, кстати, забрано решеткой, потому что мне было бы крайне неудобно арестовывать их вторично.
— То есть они здесь? Пленники? В этом доме?
Кааврен поклонился.
— И вы говорите, что они под этой крышей?
— Да, Ваше Величество, и под охраной. Сегодня утром, прежде чем я сделал себе честь ожидать Ваше Величество, я уверился, что они не в состоянии убежать.
— Тогда…
— Они здесь и ждут, когда Ваше Величество определит их судьбу.
— Что касается их судьбы, — мрачно сказала Зарика, — здесь нет места для сомнений.
— Насколько я могу себе представить, нет, — заметил Кааврен, пожав плечами, показывая, что это не его дело.
— Но как вы нашли их?
— Не хочет ли Ваше Величество, чтобы я рассказал всю историю?
— Да, да! Очень хочет!
— В таком случая я сделаю себе честь и опишу в деталях, как мне это удалось.
— Да, да. Это именно то, что я хочу. И, пожалуйста, немедленно.
— Очень хорошо. Во-первых я подумал и пришел к выводу, что если бы я сам командовал армией, предназначенной для атаки на город с запада, я бы разместил свой штаб где-нибудь в пяти или десяти милях от города на Нижней Дороге Кейрона.
— А почему не на Хартрской Дороге?
— Нижний Кейрон не только более широкий, но и более гладкий, так что там больше мест, где можно разместить штаб.
— И тогда?
— И тогда я начал искать и нашел штаб надалеко от Павильона Барлена, который Ваше Величество может быть знает, а может быть и нет.
— О, Павильон я знаю; но как вы узнали, что там был штаб?
— Совсем не сложно, Ваше Величество, найти штаб, который второпях бросили.
— Как не сложно?
— Ни в малейшей мере. Во первых там лежал флаг с гербом Герцога.
— Ну, да. Насколько я понимаю, это действительно хорошее указание.
Кааврен поклонился. — Но, даже и без этого, там повсюду были разбросаны бумаги. Не бывает штабов без бумаг, и невозможно броситься в бегство, не оставив множество их за собой. Будьте уверены, многие из этих бумаг сожгли, еще больше унес ветер, но, тем не менее, осталось вполне достаточно для того, чтобы понять, для чего использовалось это место.
— Очень хорошо, — сказала Императрица, — вы нашли штаб. Но ведь их там не было, не так ли?
— О, да, не было. Как я уже имел честь сказать, штаб был брошен.
— Но тогда, значит, ничего полезного вам это не дало.
— Напротив, Ваше Величество. Найти их штаб было очень полезно, хотя бы потому, что теперь я точно знал, что жертва не уйдет от меня.
— Но разве это возможно?
— Конечно, и первым делом я тщательно осмотрел там все.
— Осмотрели? Но для чего?
— Я искал следы того, как они убежали, и куда отправились.
— И что же могло рассказать вам это?
— Ваше Величество действительно хочет это узнать?
— Конечно я хочу знать. Как вы понимаете, я спросила.
— Да, верно. Хорошо, Ваше Величество сейчас узнает.
— Очень хорошо. Итак, вы тщательно осмотрели всю область, где был их штаб?
— Да, я обнюхал каждый дюйм земли так же тщательно, как делает гончая, когда ищет на лугу куропатку, спугнутую искусным метателем из пращи.
— И что вы нашли?
— Несколько бумаг, скомканных и брошенных в огонь, но не сгоревших. Собственно говоря там их было много, но две из них сразу бросились мне в глаза.
— И что же в них было интересного?
— Они были адресованы некой Грите — личности, очень важной для меня, но не для Вашего Величества, которая, более того, уже мертва — и они обе содержали фразы вроде
мы потерпели поражение в этом раундеили
мы получили тяжелый удар.
— Или, с нашей точки зрения, мы победили.
— Да, верно, зависит от того, с какой стороны смотреть.
— Да. Продолжайте, прошу вас.
— Но фразы слегка отличались друг от друга, в обеих документах, и ни один из этих документов не был полным.
— И вы заключили, что это были…?
— Черновики письма, посланного Грите, которая, как я уже сказал, была важна мне, но, к тому же, немало значила и для Каны с Хабил.
— Черновики…
— Претендент, или его кузина, написал это письмо, быть может ему не понравился стиль, он его выбросил, и, скорее всего, пытался опять и опять, пока не написал то, что ему понравилось.
— Хорошо, но что с того?
— В этих черновиках были фразы, которые навели меня на некоторые мысли, например
мы свяжемся в вами, когда будем в безопасности.
— Ну, и?
— Это доказывает, что они заранее планировали побег.
— Как, вы так думаете?
— Даю слово, что если бы они просто бежали, не имея в голове никакой цели, они использовали бы другие выражения.
— Да, пожалуй.
— Более того, отсюда можно предположить, что Грита была не одна — и, скорее, именно той, другой, Грита должна была сообщить об этих обстоятельствах. Конечно, так получилось, что я знаю эту другую персону.
— Иллиста.
— Как, Ваше Величество ее знает?
— Не имеет значение, Капитан. Продолжайте. Итак вы сказали, что черновики навели вас на мысль, что вместе с Гритой был кто-то другой.
— Они также заставили меня предположить еще кое-что.
— И что именно?
— Эти двое — то есть Кана и Хабил — скорее всего собирались бежать одни и вместе.
— Я понимаю, что вместе, так как в письме стоит
мы, но почему одни?
— Потому что Грита, к которой было обращено письмо, была далеко, иначе зачем ей писать? Более того, я знаю, где она была. И она была очень важна, иначе зачем так тщательно подбирали слова, которые должны были выразить мысль? В таких делах как это, сколько может быть заговорщиков, которые по-настоящему важны; то есть тех, кого нельзя бросить даже тогда, когда все потеряно? Один? Возможно два? Они не хотели брать с собой никого, кто замедлил бы бегство, или не хотели привлекать к себе внимание, а достаточно большая группа всегда притягивает к себе посторонние взгляды. Раз так, и если этих двоих не было, кто еще мог бы сопровождать их в бегстве?
— Я думаю, что поняла. И что вы тогда сделали?
— О, я продолжал искать.
— И что вы нашли?
— Бутылки с водой.
— Бутылки с водой?
— Точно. Бутылки с водой.
— Сколько?
— Десять.
— А это важно?
— Очень.
— Почему?
— Потому что Кана и Хабил не взяли их с собой, когда убегали.
— Но, если несколько бутылок с водой оставили, это не означает, что не было других бутылок с водой, которые с собой взяли.
— О, конечно. Но сколько бутылок с водой может быть в района штаба? Определенно не сотни — это же не магазин и не продовольственный склад, хотя, возможно, они были недалеко. Итак не сотни, хотя и не единицы. Возможно дюжина, пятнадцать, даже двадцать?
— Допустим, что их было двадцать, ну и что?
— Если их было двадцать, а наши друзья взяли с собой только только десять, значит они не в состоянии долго ехать без остановки: они ведь не хотят останавливаться по дороге больше, чем необходимо. Теперь, если их было двадцать, тогда они взяли с собой очень мало; тем не менее в любом случае я заключил, что они взяли с собой не слишком много.
— И это означает?
— Во первых, что они не собирались скакать весь первый день — другими словами они заранее приготовили безопасное место, в котором могли бы спрятаться в случае несчастья, и это место находится не слишком далеко. И разрешите мне добавить, Ваше Величество, что из всего, что я знаю о Кане и его кузине, меня это не удивляет.
— Очень хорошо. Что еще?
— Если они собирались ехать не слишком далеко, им не для чего беречь своих лошадей.
— Да, вот теперь я вижу, что это действительно очень полезная информация. Что дальше?
— Ча! Ваше Величество, если бы я, зная, что надо найти следы двух лошадей, скачущих вместе, галопом, так быстро, как только возможно, не смог бы найти эти следы, выходящие из района штаба, тогда я не мог бы называться следопытом, а ведь я всегда считал себя им. Ваше Величество должно понимать, что если известны шаг, подковы, размер и вес, то совершенно невероятно, чтобы внимательный наблюдатель не сумел проследить за следами какой-нибудь лошади.
Зарике потребовалась пара секунд, чтобы преобразовать отрицание в утверждение, после чего она сказала, — Хорошо, это я поняла. Но, конечно, даже если вы запомнили эти следы, вы не могли найти их на весьма твердой дороге, по которой в этот день проскакали сотни, если не тысячи лошадей.
— В этом не было никакой нужды. Я знал, какую лошадь мне надо искать, знал и то, что они собираются вскоре сойти с главной дороги, так что мне оставалось только внимательно проверять боковые дороги каждый раз, когда они мне попадались, и смотреть, нет ли там этих следов.
— И вы нашли их?
— Конечно я нашел; как я мог не найти? Они повернули на маленькую дорогу.
— По которой вы и поехали?
— Точно. К счастью было еще достаточно светло и мне не понадобился фонарь, иначе все было бы намного медленнее.
— Хорошо, а потом?
— Через полчаса и несколько поворотов, я нашел маленькую гостиницу, причем следы лошадей вели прямо в нее.
— И тогда?
— И тогда? — Кааврен пожал плечами. — Мне мало чего осталось рассказать, Ваше Величество. Я прошел в их комнату, представился, и попросил Герцога и его сестру оказать мне честь и проводить меня обратно в Адриланку. Они согласились, и вот мы здесь.
Свой рассказал Кааврен закончил еще одним самоуничижительным пожатием плеч.
— Капитан, вы поражаете меня.
— Вы мне льстите, Ваше Величество.
На следующий день Зарика встретилась с Претендентом и его кузиной, без свидетелей, и, увы, то, что там говорилось, до нас не дошло. Позже в тот же день за Особняком Уайткрест был выстроен помост палача, и спустя несколько часов, посвященных разного рода формальностям, связанным с этим делом, Маркиза Хабил и Герцог Кана были четвертованы, то есть у них быстро отсекли руки и ноги, а потом и головы. К их чести надо признаться, что они не издали ни крика ни жалобы, а Кана только заметил, — Я думаю, что был бы не самым плохим Императором, если бы у меня была такая возможность.
Сто Первая Глава
Как Боги обсуждали последние события, произошедшие в Империи
Теперь мы вернемся, в последний раз, во владения богов: в Залы Суда.
И как раз в момент нашего возвращения идет суд, но не, как обычно, суд на тенью умершего смертного, но, скорее, над вполне живым олицетворением божественного начала, одним из них самих, то есть, как без сомнения догадался читатель, над богом, известным как Три'нагор.
Мы можем считать, что он находится в самой середине круга, который мы уже неоднократно описывали, и, более того, не может сдвинуться с места, хотя никаких цепей или пут не видно, а Лорды Суда обсуждают его действия и подходящее наказание. Пока они высказываются, сам Три'нагор не говорит почти ничего.
— Самое главное, — заметила Верра, — что он глупец.
— Глупец? — удивился Барлен.
— Скорее предатель, — заметил Ордвинак.
— Ни в малейшей степени, — сказала Верра.
— Как, разве он не предатель?
— Нет, во всяком случае не в том смысле, какой вы имеете в виду.
— Вы не могли бы объяснить? — сказал Барлен.
В ответ Верра обратилась к Три'нагору, сказав, — Быть может вы объясните нам, почему вы думали, что можете без всяких опасений дать Дженойну войти в наш мир?
Как только прозвучало это слово, некоторые боги сделали различные остерегающие жесты.
— Я этого не делал, — ответил Три'нагор.
— То есть вы не думали, что это будет безопасно? — спросил Барлен.
— Нет, я вообще не давал Тем, Кого Мы Не Называем По Имени, доступа в наш мир.
— Он лжет, — предположил Ордвинак.
— Нет, не лжет, — сказала Верра.
— Но тогда, если это не он, как один из Тех, Кого Мы Не Называем По Имени, смог появиться здесь?
— Я не знаю, — сказал Три'нагор.
— Я знаю, — сказала Морансё.
— Как, вы? — спросил Барлен.
— Конечно.
— И вы можете рассказать нам?
— Я была бы рада.
— Тогда сделайте это.
— Это был некромантия.
— Некромантия?
— Да.
— И кто этот некромант?
— Его имя Лораан.
— Но, — сказала Ордвинак, — мы точно установили, что этот Кана заключил союз с нашим другом.
— Конечно, — сказала Верра. — Для того, чобы помешать действию волшебства и колдовства.
— Только для этого? — спросил Барлен.
— Только для этого, — ответила Верра.
— Но, — вмешался Келхор, говоря в первый раз, — почему вообще он решил помочь ему, зная, что мы решили поддержать Зарику?
— Потому что он глупец, — ответила Верра, — как я уже и говорила.
— Все это очень хорошо, — сказал Барлен. — Но не могли ли мы попросить вас расскать нам побольше?
Верра пожала плечами. — Он поставил на этого Кану, вот и все. Три'нагор стал бы намного сильнее, если бы Кана победил в союзе с ним. Вы должны понимать, что в нашем мире ему поклоняются только очень и очень немного Восточников, и, возможно, вдвое больше в его собственном мире и еще в дюжине других миров. Но если бы появился император, который поддерживает его, все сразу бы изменилось.
Боги обменялись взглядами, обдумывая эту замечательную цепочку рассуждений, и, одновременно, любопытствуя, действительно ли остальные нашли это правдоподобным.
Наконец Кейрана сказал, — Но это очень глупо.
— Как я и объяснила, сестра, — сказала Верра.
Сам Три'нагор сидел молча, не выражая никаких чувств, как если бы разговор вообще его не касался.
— С моей стороны, — сказал Келхор, — я склонен верить в это.
— Как и я, — сказала Марансё.
На лицах богов, глядевших на Три'нагора, можно было видеть самые разные выражения: удивление, неверие, скуку и неудовольствие.
— Ну, — сказал Барлен, — и что мы должны сделать с ним?
— Ничего, — сказал Траут.
— Как, ничего? — удивился Барлен.
— Теперь он больше не в состоянии появляться в этом мире, — сказал Траут. — Этого достаточно.
— А наш Суд? — спросила Нисса.
— Я подозреваю, — сказала Марансё, — что после нашего Суда никакая приманка не убедит его появиться здесь по меньшей мере сотню тысячелетий.
Барлен хихикнул. — Что касается этого, я подозреваю, что вы правы.
Остальные боги кивнули в знак согласия.
— Ты можешь идти, — сказал Барлен.
Три'нагор исчез без единого слова.
— Ну вот, — сказал Ордвинак Верре. — Все случилась так, как вы хотели.
— Точно, — сказала Верра.
— Даже договор с этим маленьким Драконлордом оказался полезным, — сказала Келхор.
— Очень любезно с вашей стороны так говорить. Но важнее всего, что мы опять сумели сохранить и защитить этот мир, Орб вернулся назад, а Империя, да, Империя на пути к восстановлению.
— Я не возражаю, — сказал Ордвинак. — Должен честно признаться, что вы были правы. Через сто лет Империя будет такой, какой она должна быть.
— Двадцать лет, — предположил Келхор.
— Я хочу заметить, — сказала Верра, — что некоторые участники событий скоро появятся здесь, перед нами, и мы будем их судить — а эти люди сыграли немалую роль во всем этом.
— Да, и что с того?
— Среди них есть кое-кто, кого я хотела бы наградить сама, учитывая их заслуги.
— Вы очень хорошо знаете, — сказал Барлен, — что мы не награждаем и не наказываем, но, скорее, судим, ради общего блага.
— Я хорошо знаю, — сказала Верра, — что вы всегда настаиваете на этом, несмотря на многочисленные свидетельства обратного. — Барлен собрался было спорить, но Верра сказала, — Хорошо, но не могу ли я по меньшей мере попросить это право?
Барлен вздохнул. — Хорошо. Я не возражаю. Вы можете судить их так, как захотите. Можете даже считать это наградой за вашу победу.
— Я бы предпочла считать, что это была наша общая победа, — сказала Верра.
— Вот это хорошее мнение, которое стоит поддержать, — сказал Ордвинак.
Сто Первая Глава
Как Императрица выразила свою благодарность, а Кааврен получил отпуск
Празднование победы в Битве при Адриланке длилось всю неделю. На протяжении это недели только владельцы лавок, продававших еду и напитки, торговали настолько успешно, что опустошили все свои склады, выполняя самые разные заказы. Будьте уверены, очень немногие из этих заказов были сделаны для официальных церемоний, которые совершенно растворились в море народного праздника.
На улицах воцарился хаос, изломанные камни мостовой были завалены сломанными бутылками, обломками дверей, кусками бумаги, тлеющими остатками костров, как волшебных, так и обычных, потушенных городскими стражниками, и прочими знаками праздника. Была и одна организованная процессия, на второй день после победы (то есть на следующий день после казни), во время которой Ее Величество проехала по улицам, сопровождаемая армией и радостными криками народа, который всегда был рад покричать, тем более что на этот раз для этого была настоящая причина. Процессия покружила по городу, пересекла Железный Мост в Южной Адриланке, прошла по Речной Дороге, откуда вернулась на Мост Два Пенни и, поскольку уже наступила темнота, превратилась в факельное шествие, как это обычно и бывает.
Помимо этой процессии, была и дюжина стихийных парадов поменьше, которые чаще всего начинал какой-нибудь армейский эскадрон и которые требовали вмешательства Кааврена, на это время ставшего кем-то вроде начальника полиции; Тиаса мгновенно арестовывал всех участников самодельного парада и помещал их в одну из военных тюрем, которые были быстро сооружены для пленных, взятых в битве.
На третий день праздника Сетра Лавоуд приказала вывести армию из столицы, но это почти ничего не изменило.
В течении этой недели Маролана часто видели в Особняке Уайткрест, где он посещал Ее Величество или болтал с Каавреном.
В пятый и последний день праздника Зарика созвала в Особняк всех тех, кто наиболее способствовал победе. Так как крытая терраса была слишком мала для такого собрания, Графиня Уайткрест предложила провести его в танцевальном зале, который элегантно украсили Императорскими регалиями, то есть флагом с Фениксом и еще одним флагом с руками Зарики (золото, пересеченное красным, Орб, скипетр), а также принесли самые лучшие стулья, которые только сумели раздобыть. Присутствовали все Принцы, другие представители Великих Домов, а также все те Лорды, которые сумели получить приглашение. Одну сторону занимала Сетра Лавоуд со своими офицерами. Пэл скромно остался сзади. Кааврен расположился слева и чуть сзади от Ее Величества, его глаза внимательно пробегали по всем собравшимся, хотя делал он это больше по привычке, чем по необходимости.
Даро, Пиро, Ибронка и Рёаана были настолько близко, насколько сумел добиться Кааврен. Ибронка и Пиро, уважая чувства Кааврена, не касались друг друга. Ритт стоял рядом с Рёааной, выглядя так, как если бы предпочитал быть где угодно, но только не здесь.
Брадик, Хранитель Колокольчиков, объявил о прибытии Ее Величества. Все немедленно встали, за исключением тех, кто и так стоял, потому что на всех стульев не хватило.
Когда Ее Величество уселась и в помещении настала полная тишина, Зарика объявила о следующих знаках отличия:
Волшебница в Зеленом стала Придворной Волшебницей и специальным советником Ее Величества.
Сетра Младшая стала Главнокомандующей, так как Чародейка сообщила Ее Величеству, что, поскольку кризис миновал, она желает вернуться на Гору Дзур. Сетра Младшая не смогла скрыть своей радости, осветившей все ее лицо, и несколько раз поклонилась, шепча слова благодарности, которые, впрочем, никто не разобрал.
Сетра Лавоуд, со своей стороны, не получила ничего, но был отменен запрет на ее пребывание при дворе, и ей были принесены официальные извинения, как от Империи, так и от Дома Феникса. Хотя невозможно было определить, доставила ли хоть какое-то удовольствие Чародейке эта честь (так как избавление от бесчестия можно считать честью), она в ответ глубоко поклонилась, и те, кто знал ее лучше всех — то есть Сетра Младшая и Волшебница в Зеленом — решили, что она была по-настоящему тронута, крайне редкий случай в ее жизни.
Графство Маролана Саутмур было превращено в Герцогство, с включением в него множетства соседних графств и баронств.
Такая щедрость со стороны Ее Величества поразила и привела в восторг Маролана даже больше, чем он ожидал, хотя в первую очередь он подумал о том, как обрадуется Леди Телдра, став сенешалем Герцога. Он очень низко поклонился Императрице и выразил желание как можно быстрее получить возможность умереть, защищая Ее Величество.
Виконт Адриланки, Ибронка, Рёаана и Ритт получили Императорское прощение, хотя Ее Величество и не уточнила, какие именно преступления она им простила. Тем не менее можно сказать, что Пиро, Ибронка и остальные обрели душевный покой.
Следующим Ее Величество призвало Ее Доверительность Герцога Гальстэна, который выступил вперед, одетый в самый скромный костюм, подобающий его званию, и низко поклонился.
— Мой дорогой Гальстэн, я хочу громко и во всеуслышании признаться здесь, перед двором и всеми присутствующими, что, несколько дней назад, я была по отношению к вам чудовищно несправедлива.
Пэл поклонился, сказав, — Ваше Величество не обязано делать подобные заявления; мне вполне достаточно того, что я служил Империи.
— Вы сослужили ей огромную службу, Герцог, и, более того, ваша верность доказана кровью, которую вы пролили на пол этой самой комнаты. — Мы должны заметить, мимоходом, что Ее Величество написала свою речь считая, что церемония будет происходить на крытой террасе и решила не менять ее. В тот момент никто не заметил ошибки, но мы чувствуем необходимым упомянуть о ней, чтобы избежать ненужных вопросов.
— Ваше Величество слишком добро, — сказал Пэл.
— И тем не менее, — сказала Императрица, — случилось так, что, хотя и недолго, доверие между Императрицей и Императорской Его Доверительностью было разрушено. Хотя я и очень сожалею об этом, но такую рану до конца исцелить невозможно. Поэтому я решила, что вы больше не будете занимать этот пост.
Пэл поклонился, не изменив выражения лица; неудовольствие и разочарование остались в глубинах его сердца. Он был способен сделать это по двум причинам: Во первых он всю жизнь приучал себя не проявлять внешне своих эмоций. И, во-вторых, хотя он, конечно, не знал мыслей Ее Величества, он точно знал, что после всего, что случилось, она не может вот так, просто, отнять у него звание Его Доверительности, не предложив чего-нибудь взамен, и терпеливо ждал.
И ему не пришлось ждать долго; она немедленно продолжила, сказав, — Вы доказали свою храбрость, мой друг, а также вашу мудрость, и все ваши дела показывают, что для вас интересы Империи всегда на первом месте. Поэтому я обязана использовать ваши таланты и не могу представить себе ничего другого, чем предложить вам место Первого Министра; на этом посту вы сможете, при помощи ваших советов и ваших талантов, помочь мне заново построить государство, которое нынче расколото и разрушено. Принимаете ли вы мое предложение? Если нет, я смогу найти для вас что-нибудь другое, потому что я откровенно говорю вам, что не разрешу таланту, вроде вашего, пропасть зря, а верности, вроде вашей, остаться невознагражденной.
Как бы многого он не ожидал, и как бы на многое не надеялся, никогда амбициозный Йенди даже не мечтал оказаться так высоко — или, по меньшей мере, так высоко так быстро. Кааврен заметил, с некоторым удовольствием, что Пэл не только затрепетал, но даже не сумел подавить выражение восторженной благодарности, появившееся в его глазах.
Наконец Пэл успокоился и обычным спокойным голосом сказал, — Ваше Величество, я только надеюсь, что смогу быть достойным той чести, которую вы оказали мне, и, даю слово, каждый день и каждый час буду стараться действовать так, чтобы доказать Вашему Величеству, что ей не придется ни на секунду сожалеть об оказанном мне доверии.
— Это все, что я могу просить, — сказала Ее Величество.
Когда Пэл на трепещущих коленях отошел назад, Императрица сказала, — И, наконец, я хочу увидеть Капитана Гвардии Феникса, Кааврена из Кастл Рика, Графа Уайткрест.
Кааврен вышел вперед и почтительно поклонился Ее Величеству, которая первым делом передала ему в собственность скромную, но плодородную долину, по имени которой он был назван, так что титул Маркиза, с которым Айрич обратился к нему много лет назад, стал принадлежать ему в самом официальном смысле; он на самом деле обрадовался этому, но это была радость, смешанная с печалью, так как он не мог не пожалеть о том, что он не в состоянии пошутить над этим вместе с Айричем.
Однако Зарика еще не закончила с раздачей титулов нашему храброму Тиасе. — Лорд Кааврен, или я должна сказать Маркиз, не правда ли, ваш отец не пережил Междуцарствие?
— Да, верно, Ваше Величество. Меня постигла эта беда.
— А ваша мать прожила еще меньше?
— Ваше Величество, мы отнесли мою бедную матушку к Воротам Смерти еще до того, как я стал Императорским Гвардейцем.
— И разве не правда, что за тысячу лет до смерти ваш отец был вынужден продать графство Шеллоубэнкс Империи?
— Увы, Ваше Величество, моя семья никогда не была богатой.
— И я не в состоянии сделать ее богатой, мой друг, но по меньшей мере вы сможете опять носить то имя, которое вам принадлежит согласно традиции; я возвращаю вам как графство Шеллоубэнкс, так и маркизат Кааврен.
— Ваше Величество! — воскликнул Кааврен, вставая на колено и склоняя голову.
— Надеюсь вы обрадованы, мой дорогой Капитан?
— О, Ваше Величество! — только и мог сказать Кааврен, и когда он взглянул на нее, то окружающие увидели на глазах старого солдата слезы, и не все эти слезы, необходимо добавить, были слезами печали.
— Ну, ну, — сказала Зарика, тоже растроганная и довольная до нельзя, так как хорошо известно, что мало что в жизни доставляет нам большее удовольствие, чем счастье тех, кого мы глубоко и искренне любим.
На этом закончилось как награждение отличившихся, так и празднование победы, но, как читатель легко может предположить, это было только начало тех измений, которые последовали после битвы.
В течении следующих двух месяцев все Великие Дома прислали своих представителей в Адриланку, чтобы поклясться в верности Зарике, включая и представителя Дома Лиорна, Графа Горы Флауерпот и Окрестностей, который, не отказываясь от своих более ранних замечаний, признался, что поскольку все остальные Дома официально подтвердили положение Ее Величества, его Дому было бы неуместно встать в оппозицию к ним всем. Затем Граф, по-прежнему не упоминая свою предыдущую атаку, сказал Ее Величеству, что, если она пожелает, он может отказаться от звания Наследника и Дом найдет кого-нибудь другого, кто, как он выразился, «будет более пригоден для этой высокой чести».
Зарика доброжелательно улыбнулась и, отклонив предложение, сказала, что не может себе представить кого-нибудь другого, кто сможет лучше отстаивать интересы Дома Лиорна, и она заранее наслаждается возможностью работать вместе с ним и с его Домом на предстоящей Встрече Провинций. Нам остается только добавить, что такое поведение было подсказано ей изобретательным Йенди, который также рекомендовал самому Лиорну попросить об отставке, так что в результате Империя приобрела сильного и очень важного союзника для будущей встречи, а сам Граф упрочил свое положение Наследника, пошатнувшееся в последнее время.
