Ралион (№6) - Двести веков сомнений

— Поймать мы его пока не поймали, — задумчиво проговорил Д. вечером того же дня. — Но деваться ему теперь некуда. Тоже мне, великий фокусник. Проще было рыбу в бочках с водой привозить.

— Что будет с владельцем ресторана?

— Возместит ущерб, — пожал плечами Д. — Если все выживут. Если кто-то умрёт, то… — и провёл ребром ладони по горлу. — Законы здесь суровые.

У Клеммена по спине побежали мурашки.

— Можешь радоваться, — подытожил начальник. — Блестящее окончание дела. Продолжай в том же духе… хотя, чем меньше работы…

— …тем здоровее себя чувствуешь, — закончил Клеммен. — Ну, я пошёл. Надо как следует отдохнуть.

— Добрый совет, — Д. плеснул себе вина и помахал в воздухе бокалом. — Будь особенно осторожен ближайшие три дня. Особенно, — он подчеркнул слово интонацией. — Следи за каждым своим шагом, за каждой мелочью.

— Вот так дела, — Клеммен остановился, ожесточённо почёсывая затылок. — Что вы имеете в виду? Что может случиться?

Ответа не последовало.

Киэнна, Лето 7, 435 Д., утро

Письмо было странным.

Клеммен ни от кого не ждал писем.

Мама ни в коем случае не могла знать, что он находится здесь. Первым побуждением было бросить послание в огонь. Немедленно. Разум победил первое побуждение: что, если там что-нибудь ядовитое? Или взрывчатое? Хотя производство, как ядов, так и взрывчатки, и находится под строгим присмотром Академии и Наблюдателей, изготовить бомбу подобного размера несложно.

От напряжения у Клеммена неожиданно «включилась» память. Он не ощущал в себе особых талантов. Ну, удаётся иногда что-нибудь высечь из камня или вырезать из дерева. Но это мелочь, баловство. А сейчас память открылась, вся , — и нельзя сказать, чтобы ощущение было особенно приятным.

Именно потому, что вся .

Справиться с нахлынувшим потоком оказалось несложно. Кто мог послать письмо? Тот, кто знал его, Клеммена, подлинное имя? А как это можно сделать?

Мысли прочитать. По словам Д., для всего остального мира Клеммен ушёл в наёмники и не вернулся из экспедиции. Значит… Либо письмо — дело рук Бюро (и глупая шутка, если так), либо…

Ненгору стало очень не по себе. Память продолжала работать. Где он видел похожий почерк? В двух местах. У лекаря (вот только где именно, не вспомнилось) и… у владельца ресторана! Ничего себе.

Кто из них?

По здравому размышлению ясно, что никто. Ни тот, ни другой — не маги, не псионики. Индикации «глаза» на этот счёт не было. Стоп! Было несколько моментов, когда он, Клеммен, не следил за индикацией. Первый: когда покупал рыбу у Партанна, второй: пока был в кабинете у Кинисс. Так. Думаем дальше. Стараясь держаться на расстоянии (письмо лежало на тумбочке у входной двери), Клеммен сделал наброски того, как выглядел конверт.

Тут в дверь постучали.

Клеммен едва не вскрикнул от неожиданности. Обгоняя одна другую, в голове пронеслись несколько сумасбродных мыслей. Например, такая: вооружиться кочергой, пинком открыть дверь, чтобы ударить первым.

— Войдите, — услышал он свой собственный голос.

— Что это с тобой? — поразился Д. Ненгор стоял в дверном проёме, бледный, с горящими глазами, сжимая в руке кочергу. Взгляд Д. осторожно обвёл прихожую и наткнулся на конверт.

— А-а-а, — протянул он почти с облегчением. — Вот и тебя заметили. Привыкай. В первый раз это действительно страшно. Смотри…

Он провёл над конвертом рукой и тот стал… слепым. Ни надписей, ничего. Просто тяжёлый, аккуратно заклеенный конверт.

— Что… там? — голос Клеммена стал от волнения хриплым.

— Ничего опасного. Тебя отметили и предупредили, что о твоих способностях знают.

— Кто предупредил?

— Понятия не имею, — Д. бесстрашно вскрыл конверт. На тумбочку выскользнула тяжёлая каменная пластинка. На ней была выгравирована правая ладонь с растопыренными пальцами.

Человеческая ладонь.

— Так я и думал, — кивнул Д. — Это на память. Можешь выкинуть… но они пришлют новую. Знак отличия, так сказать. Будешь упорствовать и выкидывать постоянно — может случиться, гхм, несчастный случай.

— Кому же это нужно? — голос у юноши мало-помалу приходил в норму.

— Пока не знаем, — Д. уселся на тумбочку, разглядывая пластину на отражение. Конверт он смял и подбросил: тот вспыхнул холодным белым пламенем и исчез. — Как видишь, они владеют такими же трюками, что и мы. Более десяти тысяч лет Наблюдатели сталкиваются с этой «рукой», но не могут понять, кто это.

— Десяти тысяч лет?! — Клеммен впустил Д. в комнату и заказал чая на двоих. — С их-то астральным зрением? Быть не может.

— Так говорит Кинисс, — пожал плечами Д. — И многие другие. Никаких следов. Никаких признаков того, что кто-то намеренно послал тебе этот конверт. Если проследить, кто и когда его принёс, получится, что вроде как бы всё само собой произошло. Ни по чьей воле.

— Ничего не понимаю, — признался Клеммен. — Страшно, врать не стану. Что у нас новенького?

— Пока ничего, — Д. замолчал, потому что в номере появилась горничная. Когда та ушла, на прощание улыбнувшись Клеммену, Д. продолжил. — В городе карантин. Мага, что воскрешал рыбу, пока не поймали. Но он изрядно наследил. Выловим, вопрос времени.

— «Он»?

— «Он». Но сама идея, что от воскрешения такого безобидного существа будут такие жуткие последствия… В Академии сейчас суета. Они там режут по штучке разного зверья и воскрешают.

— И что?

— Пока только рыбы. Не все, немногие виды. Всё остальное оживает без побочных эффектов. Ты теперь первооткрыватель нового явления.

— Первооткрывателя ещё надо изловить.

— Логично. Но я буду настаивать, чтобы упомянули и тебя. Для послужного списка, знаешь ли, будет очень неплохим началом…

— У меня и послужной список есть?!

— Как и у всех. Ты что думал, что «износившихся» работников мы тихо-скрытно приканчиваем? Все уходят на покой, со временем. Как все нормальные люди в нормальных странах… Проклятие, не умеют они тут чай заваривать! Пошли ко мне, там продолжим. Новые дела появились, обсудить надо…

Пластинку Клеммен взял с собой.

434 Д., весна

— Итак, о бессмертии, — произнёс Д., усаживаясь перед окном. На верхнем этаже каменной башенки, где проходили их занятия, ощущалось невозмутимое ничем спокойствие. Место, до которого океан времени не в состоянии добраться. Никто не жил здесь уже сотни лет, но признаков запустения не было.

— Существуют три расы, жизненный срок которых невелик. Это Люди, Флоссы и Таффу (последних ты ещё не видел). Все остальные живут если не произвольно долго, то долго настолько, что ими управляют совершенно иные мотивы. И порядок важнейших целей в жизни совсем иной.

У тех, кто живёт коротко, одной из важнейших целей является продолжение рода. У Флоссов и Таффу в том числе. Но в случае последних готовность к размножению проявляется только на короткое время, периодически, в заранее известные промежутки времени. То же касается и такой расы, как Маэркин.

Человек способен размножаться круглый год. Стечением обстоятельств средство продолжения рода и один из самых эффективных способов управлять всеми внутренними ресурсами оказались сплетены в клубок, распутать который никогда не удастся. Продолжение рода — процесс, окутанный множеством суеверий, один из центральных по значимости во всех человеческих культурах. Как следствие — вызывающий одновременно чувства преклонения и страха.

Для человека, в особенности не обременённого образованием и жизненным опытом, эта тёмная область всегда пересекается с наиболее эффективным способом релаксации, получения максимума удовольствия. Отсюда — множество наших проблем. Если постоянно прикасаться к сакральному, не отделяя его от минутного побуждения (а то и намеренно оскверняя его), возвышенность и величие меняет знак. Многие современные человеческие культуры ушли достаточно далеко, чтобы не испытывать благоговения и почтения к этому процессу. Всё можно купить, над всем позволяется смеяться. Однако есть способы чётко разделять сакральное и повседневное.

— Интересно, какие? — удивился Клеммен.

— Просвещение. Вовлечение в творческую деятельность. Контроль над рождаемостью, в широком смысле. В Федерации удалось внедрить в сознание основной массы населения, что приятно проводить время можно многими способами, не фиксируясь на примитивных, инстинктивных путях. Естественно, это не избавляет от всех бед. Однако психических отклонений и преступлений стало меньше в сотни раз — всего лишь через шестьдесят лет после начала кампании. Через два поколения.

— Расскажите подробнее.

— Я дам ссылку на материалы, ознакомишься. Итак, человек живёт коротко, времени на совершенствование мало, вдобавок ко всему упомянутые сексуальные проблемы. Ольтам подобные проблемы чужды. Как следствие, с людьми их роднит разве что внешность.

— Постойте-ка, — вновь вмешался Клеммен. — Вы же говорили, что после пятидесяти с лишним лет ольты практически утрачивают способность к продолжению рода.

— Не вполне верно. Эта способность восстановима и позднее. Правда, процесс долгий и не очень приятный. Иначе, подумай сам, отчего у нас теперь на каждом квадратном метре не живёт по ольту? Заметь, войн они почти не ведут.

Юноша молчал, пытаясь найти возражение.

— Ольты как вид чётко различают продолжение рода и развлечение. Легко справляются с естественными и «внешними» наркотическими веществами. Человеку это даётся только при помощи медицинских препаратов и серьёзной внутренней подготовки. Важно: вся тема продолжения рода у ольтов жёстко защищена, табуирована, обсуждению просто не подлежит.

— Ну да. При мне вы неоднократно говорили с ольтами об их семьях, о воспитании детей и так далее.

— Ты невнимателен. В следующий раз следи, о чём они говорят, а на что даже не намекают. Всякий раз, когда ольт говорит о своей семье — кстати, у них нет понятия семьи и брака в нашем понимании — он говорит о некой абстракции. О чём-то, к нему не относящемуся.

— «Ветер принёс мне весть о том, что некий человек, не имеющий счастья принадлежать к нашему роду, был отмечен прикосновением Владыки недугов…»

— Да, примерно так. Заметь, что все анекдоты на сексуальную и родственные темы у ольтов вызывают в лучшем случае недоумение. Для них здесь нет одновременно и притягательного, и запретного.

— Везёт, — вздохнул Клеммен, а Д. рассмеялся.

— Да, пожалуй. Внимательно следи за языком, если не хочешь, чтобы ольты воспринимали тебя как таэрмира , осквернителя всего священного. Такими они воспринимают большинство людей. Это не смертельно — но если ты умудришься показать своё невежество сразу большому количеству ольтов, можешь забыть дорогу во все ольтийские дома. Правда, многие люди не обращают внимания на то, что приобретают подобный статус.

— Как же избежать подобного?

— Со временем узнаешь. Пока что обдумай всё, что только что услышал. Самое худшее, что можно сделать, общаясь с другими расами — точнее, со всеми, кто не из твоего круга — судить их привычными мерками. Отсюда подавляющее большинство всего недоверия, подозрительности, враждебности. Надо учиться принимать всё таким, каким оно является. Мыслить в чужих понятиях, мыслить «за других» практически невозможно, не ломая собственный рассудок. Но если хочешь, чтобы с тобой считались, придётся искать способ воссоздавать чужую мотивацию и образ мышления.

— Д., человек живёт коротко. Времени не хватит, чтобы всему научиться.

— Вот. Вот для чего нужны эксперты. Научиться нужно основному, а для этого времени достаточно, — ответил Д. Поди пойми, когда начальник шутит, а когда говорит всерьёз..

— Где вы так научились излагать мысли? — спросил Клеммен, в конце концов.

— Я тридцать лет читаю лекции в Академии и множестве Университетов, — ответил Д. со слабо скрытой гордостью. — Тренировка, тренировка и только тренировка.

Киэнна, Лето 7, 435 Д., утро

— …Замечтался?

Клеммен поднял голову. Д. сидел, глядя в его сторону. Да, действительно, увлёкся воспоминаниями. Как много всего уже произошло, как быстро прошло время! С ума сойти…

— Есть немного.

— Тебе сувенир от Кинисс, — Д. протянул крохотный серебристый шарик на цепочке. — Ты уже видел его в действии. Полезная штуковина. Я хотел напомнить, что У-Цзин ожидает нас в своём монастыре, через пять дней. Готовься. Хотя к такому не подготовишься…

— Вы хотите из меня ещё и бойца сделать? — поразился Клеммен. — Д., а когда я жить-то буду?

— Бойца не бойца, а обучиться будет не вредно, — скривился Д. — Пока что тебя выручало только везение. Оно, увы, непостоянно. От его занятий пользы много. Сам поймёшь. Я тоже поначалу не верил.

— Что, и вы там будете выступать? — съязвил Клеммен. Менее всего Д. походил на бойца и спортсмена. На располневшего преуспевающего купца — походил. Слов нет, как походил.

— Нет, — тот предпочёл не замечать насмешки. — Смотреть — буду.

Клеммен пожал плечами.

— Если настаиваете. Кстати, что тут сегодня на обед?

— Рыба, — Д. поднял глаза мечтательно к потолку и со скрытым удовольствием заметил, как вытянулось лицо его ученика. — Как её здесь готовят, сказка…

Клеммен прочистил горло.

— Я, пожалуй, не голоден. Правда, от чая не откажусь…

— Семеро выжили, — объявил Д., когда на столе перед ними появилась очередная пара чашечек. На этот раз был кофе — дорогой напиток. Д. не мог отказать себе в «мелких радостях». — Один… так скажем, не уцелел.

— Где сейчас этот… не уцелевший?

— В Академии. В тамошнем «зверинце». Для всех остальных он умер.

— Что с ним?

— Лучше не узнавать, — жёстко ответил бородач. Клеммен заметил, что пальцы правой руки его дрожат. — Пострашнее Бала Вампиров, будь оно неладно.

— Что за Бал такой?

— Ты не знаешь? — поразился Д. и, кажется, обрадовался возможности окунуться в прошлое.

Вкратце. Если взять к северо-востоку от вулкана (в западной части материка всего один вулкан, не ошибиться), то в тридцати километрах будет небольшая долина. Там когда-то было поселение, называвшееся Хелльир. Старое, даже древнее: люди впервые пришли туда около девятисот лет назад.

В одну печальную ночь случилось несчастье. Когда именно, неясно до сих пор. Окрестные селения запомнят ту весну надолго: с гор спустилось сорок два вампира (почти всё население Хелльира) и, к моменту, как их остановили, оставили после себя несколько сотен убитых и около пятидесяти переродившихся. Дневной свет им был нипочём, а в лунные ночи они выходили из домов и медленно бродили, запрокинув головы, кружась — словно танцевали. Поэтому — Бал…

— Как это могло случиться?

— Трудно сказать, — Д. пожал плечами. — К нам время от времени прорываются целые отряды нежити. Известны места, где это происходит. Хелльир — одно из последних подобных мест.

— Весело живём, — Клеммен поёжился. — Часто приходится с нежитью встречаться?

— Нежить нежити рознь, — Д. сложил руки на животе. — Когда встречаешься с ней где-нибудь в подобающем ей месте — всё понятно. Вроде как так и положено. А когда в городе, при свете дня… очень трудно привыкнуть.

— Ну ладно, — Клеммен поднялся. — Спасибо за обед.

— До завтра, — и Д. помахал официанту. Пить кофе или чай он мог сутки напролёт. Клеммен оглянулся (показалось, что кто-то окликнул) и направился к себе. Непонятно отчего он ощущал себя уставшим.

Когда дошёл до двери в свой номер, то понял, что именно показалось ему странным из последних слов начальника. «Пострашнее, Бала Вампиров», сказал Д. А случился этот бал около семидесяти лет назад. Что, Д. уже научился жить вечно?

В номере было скучно и темно. За окном начинался дождь и Клеммен, усевшись в кресло, сам не понял, когда успел заснуть и проспать до самого вечера. Действительно, устал.

Паррантин, Лето 12, 435 Д., 9-й час

— Это, значит, и есть тот знаменитый оазис, — сказал я и огляделся. На оазис, конечно, нисколько не похоже. Когда-то вокруг был густой лес с деревьями метров тридцать в высоту. А сейчас — как все прочие нетронутые клочки юго-западного побережья. Глинистая земля, почти пустынный ландшафт. Возле собственно Паррантина оставался садик. А напротив возвышалось единственное уцелевшее дерево. Сиарх , каменный дуб. И неровный круг бессмертника вокруг… словно предупреждение: не смей трогать, не смей приближаться! Пришлось отвести взгляд в сторону — долго смотреть на бессмертник я не могу, голова начинает кружиться.

— Был, — мрачно отозвался сопровождающий. Впервые в жизни вижу темнокожего ольта — чёрно-коричневый, необычайно худощавый, нескладный на вид — словно усох под здешним солнцем. Зовут его Эиронтаи — так, по крайней мере, он представился. Из наэрта Танмаи. Танмаи Тарон Лаэн — «Скитальцев Хрустального Пламени». Это уже я определил, а Д. потом подтвердил. Вслух говорить такое при ольте не стоит. Интереснейшие имена бывают у наэрта ! В особенности у очень малочисленных, как эта. Хотя, как говорит Д., названия наэрта не переводятся никак: само по себе «Танмаи» не означает ничего вразумительного. Добавляют ещё несколько слов — чтобы получалась осмысленная фраза… Своеобразно, что и говорить.

— Какой-то путешественник, два года назад, нашёл здесь обломки меча и выкопал. На память. Тут весь оазис на нет и сошёл…

— Да, место было изумительным, — подтвердил Д., окидывая взглядом горизонт. — Бывал тут, не раз. Вода здесь текла, целебная…

— Так всегда, — горестно махнул рукой ольт. — Стоит пустить туристов, как непременно отыщут то единственное, что трогать нельзя. Ну так что, пойдём внутрь?

— Идёмте, — кивнул я и мы отправились внутрь. Паррантин — место странное. Дом, в который мы направлялись, служил чем-то вроде испытания для самых сильных. На вид он трёхэтажный, каменный, а внутри в нём кто угодно заблудится. Ни путеводная нить не поможет, ни магия… Вся надежда только на себя. Переводится как «испытание силы» — или что-то в этом духе. Третьего дня тут всё и случилось.

— Вначале пропал один, — рассказывал Эиронтаи. — Как полагается, успокоили всё опасное, стали ждать. Час ждали — никто не выходит. Обыскали дом — никаких следов! Следы никуда не ведут и нигде не обрываются. Словно ходил по кругу, ходил — и испарился.

— Кто-нибудь здесь был до нас? — спросил я и понял, что вопрос глупый. Естественно, был. И не один. Раз сама Академия приказала закрыть Паррантин, значит, дело нечисто.

Ольт как-то странно посмотрел на меня.

— Восемьдесят три раза были, — ответил он. — Двое суток сижу без отдыха. Один за другим шли, по одному и компаниями. Хорошо хоть, никто из них не пропал. Двое запутались в лабиринтах. Пришлось выводить, — Эиронтаи усмехнулся. — Все самоуверенные пошли…

— Ну ладно, — Д. открыл небольшую коробочку и извлёк оттуда два тяжёлых амулета, каждый — в виде глаза змеи в серебряной оправе. Глаза были словно живые. Кажется, коснись — и моргнут… — Одевай, коллега, — это он мне. — Нам блуждать некогда.

— Интересно, — смотритель покачал головой. — Я-то думал… впрочем, извините. Раз такие гости, — потом милости прошу ко мне в хижину…

— Спасибо, непременно, — кивнул Д. и легонько подтолкнул меня в сторону Дома. Глаза мои сами собой повернулись к «хижине». Интересно, что Эиронтаи назовёт домом? Я бы эту хижину назвал по крайней мере дворцом. Не за размеры, конечно, а за впечатление от неё. — Внутри тихо?

— Тихо, — кивнул ольт. — Но лучше ничего не трогайте, особенно книги и оружие. Всё остальное безопасно. План дать?

План, естественно, доступен далеко не всем. Будь я хоть трижды ненгор, без «глаза», который Д. где-то раздобыл, не видать мне плана. Смотритель — единственное во вселенной существо, которое может распоряжаться планом. Неплохо, правда?

— Работает это так, — показывал мне Д. на ходу. — Это — запоминает окрестности. Эта грань — показывает тебе, какой дорогой ты шёл. Эта — ищет путь к тому, что запомнила. Ясно?

— Вполне, — знак оказался очень тяжёлым, фунта четыре. Ох, бедная моя шея…

— Обойди первый этаж. Я пока потолкую со смотрителем, потом присоединюсь. Привидений, случайно, не боишься?

— Скажете тоже, — я задрал голову. Смотреть вверх, стоя у входной двери в Паррантин, было страшновато. Как-то сумели здешние строители сделать так, что небольшой — снаружи — дом подавлял своими размерами вблизи. Ещё бы, пятьсот комнат, десять наземных этажей и без счёта подземных… Странно даже, что все отсюда уходят живыми. Смог бы я пройти такое?

Когда дверь за моей спиной захлопнулась, я почувствовал взгляд Паррантина. Так называли это ощущение те, кто здесь побывал. В рабочем состоянии входная дверь не открывается: необходимо найти иной выход из невероятно запутанного Дома. Сейчас-то дверь открывалась (я проверил — аккуратно приоткрыл, самую малость, чтобы Д. не подумал, будто я струсил), но «взгляд» всё равно ощущался. Очень пристальное внимание. Сумели же построить такое! И где — посреди оазиса, рядом с целебным источником и прочими, ныне увядшими, чудесами! Странными они были, эти строители. Смотритель, говорят, потомок кого-то из них. А может быть, и не потомок, а попросту один из них. Возраст его я на глаз определить не смог. Понял только, что жил он ещё при моём прапрадеде.

Под ногами — изящный коврик, с горным пейзажем. Всё внутри Паррантина обладает скрытым значением и смыслом. Но, поскольку я не маг и в подобной символике не разбираюсь, то просто пошёл. По правилу левой руки. Движущиеся комнаты всё равно остановлены. А лабиринты, учитывая амулет, не столь уж и страшны.

Шёл я и шёл, а глаза разбегались. Никакой памяти не хватит всё это упомнить. Эх, посмотреть бы хоть глазком, как такую невидаль строили…

— Молод он, — покачал головой смотритель. — Но воспитание превосходное. Такое в наше время редкость. И… знаете, ощущается талант. Настоящий. Ваш ученик?

Д. скрыл улыбку в бороде. Многолетний труд не прошёл напрасно. Ещё несколько месяцев тренировок, и Клеммену можно будет поручать самые тонкие задания. Возможно, такие, на который сам Д. — по причине владения магией — не пойдёт.

— Мой, — Д. склонил голову. — Надеюсь, будет талантливее учителя. Скажите, все ли недавние посетители пользовались магией?

— Все до одного, — подтвердил ольт, жестом предлагая собеседнику сесть напротив. Возле «хижины» росло, стараниями смотрителя, несколько прекрасных дубов. Обычных, не каменных… — Глаза устали смотреть, каждый — словно радуга. Весь Дом перетряхнули — и ничего. Я сам обошёл весь Дом.

Д. мысленно восхитился. Полностью обойти весь Дом — это достижение. Даже для смотрителя.

— Ничего? — не поверил Д. — Не мог же он пропасть навсегда. Если жив…

— Жив, — устало ответил ольт. — Дом сообщил бы о смерти. Но никаких следов. Ни в одном аспекте. Вина?

— Если можно, воды, — Д. откинулся на спинку лёгкого стула. — Занимательно. Помнится, с чем-то подобным доводилось сталкиваться. В других условиях…

— Дом ни при чём, — Эиронтаи был твёрд. — Имею в виду доступную часть Дома.

— А что, — Д. оживился, — есть и другие части?

— Несомненно, — ольт оглянулся на мрачно выглядевший Дом и вернулся взглядом к собеседнику. — Легенда гласит, что здесь обитал отшельник. Имя не сохранилось. Оставил после себя манускрипт, в котором, помимо прочего, запрещал сносить его дом. Поскольку Паррантин, по многим причинам, необходимо было возвести именно здесь, строители спрятали первоначальное строение.

Д. стало не по себе. Дом, он знал, простирался под землёй куда дальше и глубже, нежели над землёй. В материалах по Дому нет никаких упоминаний о скрытой части. Кому ещё поведал об этом смотритель?

— Вы сообщили очень важные подробности, — произнёс он, наконец. Смотритель вежливо улыбнулся. — А сами вы не в курсе, каким образом скрыли жилище отшельника и как туда попасть?

— Я не смогу туда войти, — развёл руками Эиронтаи. — Никто из моих сородичей не сможет. И вы, скорее всего, тоже. Это всё, что я знаю.

— Посмотрим, может Клеммен что-нибудь заметит, — Д. прикоснулся к хрустальному глазу змеи, что оттягивал ему шею. — Свежим глазом, да и соображает он неплохо. Наверное…

Он осёкся, потёр «глаз» повторно.

И в третий раз.

— Клянусь небесным пламенем! — произнёс Д. хрипло. — И он тоже! Зачем я отпустил его, старый дурак!

Он вскочил и бросился ко входу в Дом. Посеревший от волнения смотритель не отставал.

Некоторое время Клеммен отдыхал в комнате, заросшей пылью почти по щиколотку. Под самым потолком, в двенадцати метрах над головой, тускло мерцали продолговатые стеклянные предметы, что придавало освещению зловещий оттенок. Один из углов был отгорожен ширмой, а за ней находилась просторная кровать, улечься на которую ненгор не рискнул бы и за миллион золотых. На роскошном, некогда атласном, покрывале тяжёлым ковром лежала пыль. Покрывало было наброшено прямо поверх кого-то, спящего под толстым одеялом.

Поверх кого-то, укрытого с головой. Клеммен предпочёл не присматриваться к очертаниям свернувшейся калачиком фигуры. Вдруг покажется, что шевелится?

Стоило отойти от страшной ширмы на десяток шагов, как стало понятно, что всё это — бутафория. Весь Дом был одним огромным театром, в котором всё было на грани настоящего. Но здесь Клеммену было спокойнее всего. Отчего — непонятно.

Возможно, оттого, что здесь практически не ощущался взгляд Дома.

Да и воздух был чист; ни затхлости, ни запаха склепа. Словно не было толстого слоя пыли, словно здесь были окна, распахнутые в цветущий сад. И это не казалось иллюзорным, неправильным, ложным. Из других предметов мебели в комнате была лишь скамья, изрядно изъеденная жучком. Усевшись, Клеммен ощутил, как проходит беспокойство. Здесь пропал человек. Где именно могло это случиться?

По словам Д., раньше, до того, как здесь возник оазис, здесь обитали отшельники. Жило их здесь не менее десятка, с большими перерывами, и все необычайно почитали ближайшие окрестности того холма, на котором воздвигнут Паррантин. Отчего это?

Клеммен медленно встал. Ему почудились чьи-то голоса. Из-за двери, в которую он не так давно вошёл.

Стараясь не вздымать пыль в воздух, юноша медленно подобрался к двери и замер, вслушиваясь.

Два голоса. Приближающиеся. Ни один ему не был известен. Оба принадлежат мужчинам… хотя нет, второй — не Человек, а Ольт. Подслушивать некрасиво, но…

— …Самый страшный — первый…

— …Как ты сумел отыскать?

— …Всё это ерунда. Чем больше стараешься закрыться, тем сильнее иллюзия…

И — совсем близко:

— Здесь. Давай, посмотрим…

Скрип двери. Клеммен вжался в косяк.

Дверь не открылась. И это — иллюзия. Эхо. Но Клеммен готов был поклясться, что ощутил движение воздуха.

Внезапно комната показалась мрачным местом, где стаями водятся привидения. С трудом сдерживая крик ужаса, Клеммен распахнул дверь и выбежал наружу. Закрыл дверь за собой, прижался к ней, тяжело дыша…

… — Есть сигнал! — воскликнул Д. в этот момент. — Смотрите! Сорок пять метров! Он где-то рядом. Клеммен! — гаркнул он. — Стой на месте! Никуда не уходи!

И побежал, следуя прихотливым изгибам коридора.

Ольт бежал следом.

Но Клеммен ничего не услышал.

…Перепугался я, откровенно говоря, насмерть. Словно кто-то увидел меня и дал понять, что я тут никому не нужен. Что я лишний в этой комнате… Что должен убираться вон.

Стоял я, стоял, и вдруг слышу другой разговор. Тихий такой. На этот раз голос один. Похоже, читает вслух. Я тихо-тихо оглянулся — никого не видно — и пошёл в сторону голоса.

Жутко здесь. Половина коридоров тёмная, длинная, со множеством поворотов. Это какие же нужно нервы иметь, чтобы вернуться назад, со всеми болтиками на прежних местах?! А ведь Дом неактивный, «спящий». Представляю, каково здесь, когда Дом «бодрствует».

Крался я к повороту, откуда голос доносился, и думал — куда Д. запропастился? Когда он так нужен…

Скорее всего, проверяет мою самостоятельность. Прежде-то он едва не по пятам за мной ходил. Даже неловко было…

— Что за чудеса? — опешил Д., едва они выбежали к Т-образной развилке. — Только что был его след! Эиронтаи, вы слышали?

— И слышал, и видел, — ольт сжимал в правой руке небольшой трезубец из прозрачного голубоватого камня. — Здесь стоял… постоял и пошёл. Похоже, внутрь заходил.

— Внутрь? — Д. взялся за ручку двери. — Посмотрим.

— Ненгор , — ольт казался не на шутку встревоженным. — Осторожно, это одна из живых комнат… её невозможно усыпить.

Но Д. был уже внутри. Он не заметил, что вековая пыль потревожена чьими-то шагами. Никто не заметил бы, потому что пыль успела улечься, как и прежде. Как и Клеммен, Д. сразу же подошёл к ширме и вздрогнул, увидев очертания тела под одеялом. Замер, прислушиваясь и привыкая к ощущениям.

Музыка.

Едва заметная. Призрачная, как свет гнилушки в темноте. Нельзя заметить, если вслушиваешься — только если не напрягать слух. Занятно! Есть такая штука — боковое зрение. Как насчёт бокового слуха? А? Стоило сосредоточиться на самом себе, как музыка вновь коснулась сознания. Страшная музыка, призрак гениального сочинения, раз услышишь — невозможно забыть. Холодом потянуло по комнате.

Силуэт под одеялом пошевелился. Крохотный комок пыли сорвался с покрывала и бесшумно соединился с пыльным сугробом, окружавшим кровать.

Скрипнула, закрываясь, дверь.

И на Д. накатил страх. Подавляющий, чёрный, от которого лишь одно спасение — бежать как можно дальше, не оглядываясь. Дверь казалась бесконечно далёкой. Вновь шевельнулось что-то под слоем пыли и паутины, отвратительный клацающий звук донёсся из-под покрывала. Музыка становилась всё громче.

Д. словно окатило кипятком. Наваждение схлынуло разом; рядом оказался ольт. Миг спустя Д. обрёл способность слушать.

— …отсюда, — Эиронтаи указывал на дверь. — Вам опасно здесь находиться. Скорее, надолго я его не удержу.

С трудом переставляя негнущиеся ноги, Д. вышел в благословенный полумрак коридора и, как и Клеммен, прислонился спиной к закрытой двери.

— Одна из самых опасных комнат, — заметил смотритель. — Не стоило рисковать.

— Вы правы, — Д. с трудом сглотнул и немалым усилием воли вернул самообладание. — Так… чтоб мне лопнуть! Он снова здесь!