Орион (№2) - Месть Ориона

Одиссей позаботился, чтобы нам предоставили хрупкую тростниковую лодочку. Я греб, борясь с сильным течением реки, а Политос правил. Я всерьез подумывал, не потонет ли хлипкое суденышко прежде, чем мы достигнем далекого берега. Но все обошлось.

Ночь выдалась темной, луна еще не взошла. С моря наплывали клочья тумана.

– Замечательная ночь для демонов и призраков, – шепнул Политос.

Но я смотрел на противоположный берег, на котором мерцали костры троянцев.

– Забудь о нечисти, – посоветовал я. – Бойся лазутчиков и фуражиров троянцев.

На моем поясе висел новый меч, темно-синий плащ окутывал плечи. Политос взял с собой лишь небольшой охотничий нож, он – по собственному признанию – не владел оружием. Спутник мой также облачился в плащ, спасавший его от ночной прохлады, прихватил с собой мешочек с сушеным мясом и хлебом и кожаный бурдючок с вином. Мою левую руку стягивала медная полоска, на которую нанесли копию соглашения между великим царем хеттов и Агамемноном. Она напоминала обычный браслет, однако ее покрывали клинописные знаки. Стоило прокатить его по куску мокрой глины, и на ней отпечатается договор.

Все самые темные ночные часы мы шли вдоль берега реки, углубляясь в Илионскую равнину и оставляя позади Трою. Ветки цеплялись за наши плащи, мешая идти. Мы старались передвигаться незаметно, но нередко нам приходилось прорубаться сквозь густые ветви. И когда луна показалась над далекими горами, мы уже поднимались по ровному склону к подножию холмов. Я различал впереди безмолвные могучие дубы и клены, березы и лиственницы, серебрившиеся в лунном свете. Выше по склону темнели сосны и ели. Кусты поредели, и мы пошли быстрее.

Политос тяжело дышал, но старался не отставать. Когда мы углубились в чащобу, над головой моей, словно окликая нас, прокричала сова.

– Афина приветствует нас, – выдохнул Политос.

– Что?

Он схватил меня за плечо. Я остановился и оглянулся. Он согнулся и, опершись руками на узловатый ствол, попытался отдышаться.

– Не надо… к лесным демонам, – с трудом вымолвил он. – Тебе хватит собственного демона… который внутри.

Я почувствовал укол совести.

– Извини, – попросил я. – Я забыл, что ты не можешь быстро идти.

– Разреши мне… отдохнуть здесь?

– Да.

Он сбросил мешок с плеча и рухнул на покрытую мхом землю. Я полной грудью вдыхал свежий горный воздух, напоенный колючим запахом сосновых игл.

– Так что ты сказал об Афине? – поинтересовался я, опускаясь возле него на колени.

Политос неопределенно повел рукой:

– Сова… птица Афины. Крик ее означает, что Богиня приветствует нас под пологом леса, теперь мы под ее защитой.

Я стиснул зубы:

– Нет. Афина не может теперь защитить даже себя. Она мертва.

И во тьме увидел, как округлились его глаза.

– Что ты говоришь? Это богохульство!

Я пожал плечами и опустился на корточки.

– Орион, – уверенно проговорил Политос, приподнимаясь на локте. – Боги не умирают. Они бессмертны!

– Афина мертва, – сказал я, ощущая скорбь всем своим существом.

– Но ты служишь ей!

– Я служу ее памяти. И живу, чтобы отомстить ее убийце.

Он недоверчиво покачал головой:

– Это невозможно, Орион: боги и богини не умирают никогда. О подобном не помнит ни один смертный. Афина жива, пока ты поклоняешься ей и служишь.

– Быть может, и так, – вымолвил я, чтобы успокоить его и рассеять страхи. – Наверное, ты прав.

Мы вздремнули несколько часов, закутавшись в плащи. Я боялся закрыть глаза и лежал, прислушиваясь к ровному шуму ночного леса, мягкому шелесту деревьев, обдуваемых холодным ветром, стрекотанию насекомых, редким крикам сов.

«Афина мертва, – сказал я себе. – Она умерла на моих руках. И за это я убью Золотого бога».

Луна сияла сквозь покачивавшиеся ветви деревьев.

«Артемида, сестра Аполлона, – спрашивал я мысленно, – примешь ли ты сторону своего брата в борьбе против меня? Или выступишь против него? Будут ли боги биться со мной, или мне удастся найти среди них союзников, чтобы отомстить Золотому богу?»

Кажется, я снова заснул, потому что мне приснилась Афина, высокая и стройная, в сверкающем серебристом одеянии, ее длинные волосы отливали полированным черным деревом, а прекрасные серые глаза серьезно глядели на меня.

– Это сейчас ты один, Орион, – сказала она, – но рядом с тобой есть и союзники. Твоя задача отыскать их и повести к своей цели.

Я потянулся к ней и обнаружил, что сижу на покрытой мхом земле, а первые косые лучи солнца бросают на траву золотистые пятна. Птицы щебетом встречали новый день.

Политоса даже не потребовалось будить. Мы поели холодного мяса, запили теплым вином, а потом вновь отправились в путь. Теперь мы повернули на север к главной дороге, уводившей от Трои в глубь суши. Мы одолели две гряды поросших лесом холмов и, когда достигли гребня третьего, увидели перед собой широкую долину, состоявшую, словно лоскутное одеяло, из обработанных полей. Посередине плавно извивалась река, а на берегах теснились крохотные деревеньки.

Уродливый столб черного дыма поднимался над одной из них.

– Там будем искать войско хеттов.

Мы поспешили вниз, сперва пробираясь между деревьями, а потом по полям, в высокой по грудь пшенице, словно потерпевшие кораблекрушение мореходы по золотистому морю, приближаясь к неведомому берегу.

– А зачем союзникам Трои сжигать деревни троянцев? – спросил Политос.

Я не знал, что ответить ему, и с преувеличенным вниманием принялся рассматривать дымный столб над жалкой кучкой горящих хижин. Теперь я видел там повозки и лошадей, людей в панцирях, поблескивавших на солнце. Мы добрались до края поля. Политос потянул меня за плащ:

– Быть может, лучше залечь и выяснить, что происходит?

– На это нет времени, – проговорил я. – Что, если Гектор уже напал на лагерь? Если перед нами войско хеттов, мы должны выяснить их планы.

Я поспешил вперед и оставил позади возделанное поле. Теперь я отчетливо видел воинов-хеттов: светловолосые и высокие, они были одеты и вооружены лучше ахейцев: в кожаных доспехах с металлическими чешуйками и шлемах из полированного черного железа. Их длинные мечи, выкованные из железа, а не из бронзы, оставались в ножнах. Небольшие квадратные щиты воины закинули за спины, поскольку никакой опасности не ожидали.

Шестеро дюжих хеттов выгоняли из хижины хозяина, его жену и двух девушек – дочерей. Селяне трепетали от ужаса, точно кролики, попавшие в силки. Упав на колени, земледельцы с мольбой протягивали руки к безжалостным грабителям. Один из воинов забросил факел на крытую соломой крышу, остальные, обнажив мечи, с жестокими улыбками окружили плачущее и умоляющее семейство.

– Прекратите! – завопил я, бросаясь вперед. Позади послышался шелест… Политос прятался среди колосьев.

Солдаты обернулись на мой крик.

– Проклятье, кто тут еще? – закричал их предводитель.

– Я вестник великого царя Агамемнона, – проговорил я, делая шаг в его сторону.

Стройный и крепкий воин оказался чуть ниже меня, его лицо и руки покрывали многочисленные шрамы. Жестокое и свирепое лицо напоминало профиль ловчего сокола: подозрительные глаза, крючковатый нос. Его рука сжимала меч. Свой я оставил в ножнах.

– Что это еще за великий царь… Скажи мне во имя девяти повелителей Земли… Агам… Как там дальше?

Я поднял левую руку:

– Я принес договор о дружбе и мире с Агамемноном, подписанный твоим великим царем.

Воин-хетт кисло улыбнулся.

– Говоришь, мир и дружба, так? – Он плюнул на землю передо мной. – Вот чего стоят твой мир и дружба. – И приказал пятерым своим подчиненным: – Перережьте горло мужику, женщин возьмите, а с этим я сам справлюсь.

Реакции моего тела мгновенно ускорились, все чувства обострились. Я видел, как медленно пульсирует жилка на его шее, как раз под ухом; слышал легкий свист железного клинка, вспоровшего воздух.

За спиной предводителя один из воинов схватил стоявшего на коленях земледельца за волосы и запрокинул назад его голову, открывая горло. Жена и дочери, разом охнув, готовы были разразиться воплями.

Я легко увернулся от опускавшегося клинка и набросился на воина, который приготовился убить земледельца. Прыгнув, я повалил его, распрямился и ногой пнул хетта в голову. Потеряв сознание, тот откинулся навзничь.

Все произошло невероятно быстро, я действовал автоматически, бессознательно и успел разоружить тех двух воинов, которые оказались возле меня прежде, чем их спутники сумели просто пошевелиться. А когда они начали двигаться – замедленно, словно преодолевая безграничное сопротивление воздуха, – я угадывал их намерения по выражению глаз, по напряжению бицепсов. Одному я влепил кулаком в солнечное сплетение, а левой рукой раздробил челюсть другому.

Я остановился перед коленопреклоненной семьей. Пятеро хеттов валялись позади меня, а их предводитель замер, не выпуская меча из правой руки, с раскрытым ртом и выпученными глазами. На лице его не было страха, в изумлении он словно забыл о дыхании.

Мгновение мы стояли лицом к лицу, готовые к битве. А потом с ревом и проклятиями он занес меч, намереваясь одним ударом расправиться со мной.

Но задача оказалась для него невыполнимой. Я увидел острие уже напротив своей груди и успел шагнуть в сторону. И когда меч пролетел мимо моего бока, я, чуть повернувшись, ухватил его рукоять. Когда я вновь обернулся к воину-хетту, его меч уже сжимала моя рука.

Хетт словно врос в землю. Не сомневаюсь – он пустился бы наутек, если бы только мог передвигаться. Потрясение буквально пригвоздило его к месту.

– Собери отряд и отведи меня к своему господину, – проговорил я, делая ему знак мечом.

– Ты… – Он не смел взглянуть мне в лицо. – Ты не человек. Должно быть, ты – бог.

– Он служит Афине! – Кривя в ухмылке беззубый рот, из-за моей спины возник Политос, выбравшийся из укрытия. – Никто не может противостоять Ориону, слуге богини-воительницы.

Я протянул воину его оружие:

– Как тебя зовут?

– Лукка, – ответил он и только с третьей попытки сумел опустить меч в ножны, настолько тряслись его руки.

– Лукка, у меня нет вражды ни к тебе, ни к кому-либо из хеттов. Отведи меня к полководцу: у меня есть для него новость.

Лукка выглядел донельзя потрясенным. Он собрал своих изувеченных людей: одного с разбитой челюстью, остальных еще не пришедших в себя после моих ударов. Земледелец и его семейство на четвереньках подобрались ко мне и упали к ногам. Я грубо поднял мужчину за плечи и велел женщинам встать.

– Пусть хранят тебя боги! Да исполнят они все твои желания! – проговорил поселянин.

Жена и дочери склонили головы, не смея поднять глаза от земли, но я видел слезы, которые текли по их щекам.

Горло перехватило. «Пусть боги хранят меня!» В невежестве своем он полагал, что боги действительно заботятся о людях, что их можно тронуть молитвой или приношением. Что бы сказал этот простак, зная, каковы они на самом деле? И все же, поглядев в наполнившиеся слезами глаза, я не решился избавить его от иллюзий: пусть не страдает понапрасну.

– Да хранят боги тебя самого, земледелец! Ты извлекаешь жизнь из чрева матери-земли… Это призвание благороднее, чем войны и убийства.

Поблагодарив меня, они бросились к хижине и принялись сбивать пламя. Следом за Луккой и его отрядом я шел по горевшей деревне в поисках военачальника хеттов. Политос шел возле меня, воспроизводя – удар за ударом – все, что случилось, запоминая подробности, чтобы суметь рассказать об этом.

Я уже понял, что отряд слишком мал, чтобы назвать его армией хеттов, но других здесь не было, вдалеке тоже, – мы с Политосом видели с холма. Неужели это и есть войско, от которого Гектор и Александр ждут помощи?

Если сюда пришли союзники троянцев, зачем им жечь деревню своих друзей? По деревенской площади – простой поляне посреди жалких домишек, сложенных из сырцового кирпича, – солдаты вереницей тянулись к фургонам и повозкам. Командир хеттов стоял на одной из колесниц, разделяя добычу между офицерами и воинами. Пришельцы забирали жалкий скарб обитателей деревеньки. Они грузили на колесницу двуручные кувшины с вином, цыплят, кудахтавших и бивших крыльями, глиняные лампы, даже сапоги. Поселок оказался небогатый.

Поодаль раздавались крики и плач женщин. Солдаты не собирались брать пленниц с собой, их отводили в сторону, насиловали, а потом оставляли жаловаться на судьбу. Распоряжался грабежом крепкий коротышка, гораздо более похожий на ахейца, чем Лукка и его люди. Его жгучей черноты волосы и густая борода отливали синевой. Всю левую щеку рассекал жуткий белый шрам. Как и остальные воины-хетты, он носил кожаные с металлическими чешуйками доспехи, но более хорошей выработки, а рукоять его меча была инкрустирована костью.

Лукка остановился на почтительном расстоянии от него, я последовал его примеру, за мной жался Политос. Пятеро воинов, хромая, отошли, чтобы заняться своими синяками и ранами.

Командир вопросительно взглянул на нас, продолжая делить добычу. Половину воины складывали возле колесницы, другую половину забирали себе. Я ожидал, сложив руки на груди. Запах гари терзал мои ноздри, крики женщин стояли в ушах.

Наконец поделили последние глиняные горшки и блеявших коз, и командир махнул двум босоногим мужчинам, одетым в грубые куртки, чтобы они забрали его долю добычи и погрузили в ближайший фургон.

«Рабы, – подумал я. – Да-да. Возможно, и феты».

Военачальник устало сошел с повозки и пальцем поманил к себе Лукку. Взглянув на меня, он заметил:

– Судя по всему, перед нами не деревенщина.

Лукка прижал кулак к своей груди и ответил:

– Он заявляет, что пришел с вестью от какого-то великого царя, господин.

Командир окинул меня взглядом:

– Меня зовут Арца. А тебя?

– Орион, – ответил я.

– Ты больше похож на воина, чем на вестника.

Я тронул браслет на моем левом запястье:

– Я принес тебе договор великого царя хеттов о мире и дружбе с великим царем ахейцев.

Арца посмотрел на Лукку, затем обратил глубокие карие глаза на меня:

– Великого царя хеттов? Тогда твоя весть не стоит той глины, на которой написана: у хеттов больше нет великого царя. Вообще нет царя. Старый Хаттусили умер. А великая крепость Хаттусас пылала, когда я в последний раз видел ее.

Политос охнул:

– Значит, царство хеттов пало?

– Вельможи Хаттусаса воюют друг с другом, – отвечал Арца. – Сын Хаттусили, наверно, погиб, но пока это только слухи.

– Тогда что вы здесь делаете? – спросил я.

Он фыркнул:

– Поддерживаем свою жизнь, вестник… Насколько возможно. Собираем дань с этой земли и отбиваем нападения мародеров, которые пытаются отнять у нас наше добро.

Я оглядел деревню. Грязный черный дым все еще пятнал чистое небо. Вокруг трупов, устилавших землю, роились полчища мух.

– А сами вы кто?.. Та же шайка мародеров, – ответил я.

Глаза Арцы сузились.

– Жестокие слова говоришь… вестник, – с насмешкой он подчеркнул последнее слово.

Но я в своих мыслях уже несся далеко вперед:

– Не хочешь ли поступить на службу к великому царю ахейцев?

Он расхохотался:

– Зачем мне служить царю каких-то там варваров? Мне хватит своего отряда! Мы идем куда захотим, берем что захотим.

– Могучие воины, – фыркнул я пренебрежительно. – Сжигаете деревни, насилуете беспомощных женщин. Доблестные деяния.

Уголком глаза я увидел, как побледнел Лукка, отступая от меня на полшага. Я почувствовал, что и Политос тоже попятился.

Арца положил руку на инкрустированный слоновой костью эфес меча.

– Ты похож на солдата, – резко сказал он. – Быть может, тебе захотелось защитить то, что осталось от этой деревни?

Лукка вмешался:

– Господин, я обязан предупредить тебя. Такого бойца, как этот человек, я не видел никогда. Он служит Афине и…

– Богине-шлюхе? – расхохотался Арца. – Той самой, о которой твердят, что она, мол, девственница? Я поклоняюсь Тару, богу бури и молнии. Уж он-то запросто уложит твою хилую богиньку! Если она посмеет выступить против Тару – девой не останется!

Он пытался раздразнить меня, чтобы я вступил в схватку. Я покачал головой и отвернулся.

– Лукка, – громко проговорил он. – Вспори этому трусу брюхо.

Прежде чем застывший в нерешительности Лукка сумел ответить, я развернулся и, встав перед Арцей, ответил:

– Попробуй сделать это сам, победитель женщин.

Широко ухмыляясь, он извлек меч из заношенных ножен:

– С удовольствием, вестник.

Я тоже достал свой меч, и Арца снова расхохотался:

– Бронзовый! Безмозглый дурак, я надвое разрублю твою жалкую игрушку железным клинком.

Выставив меч, он шагнул мне навстречу. Движения мои вновь сделались молниеносными. Мир вокруг застыл, как бы во сне. Я видел, как медленно вздымается и опадает грудь хетта. Видел, как медленно выступают капли пота на его лице и, сливаясь, катятся по щеке. Лукка стоял словно истукан, не зная, останавливать своего начальника или же помогать ему. Политос застыл с вытаращенными глазами и приоткрытым ртом.

Арца сделал несколько шагов вперед и вернулся назад к колеснице, не отводя от меня глаз, потянулся левой рукой и извлек из груды добычи щит. Я оставался на месте и позволил ему взять щит в руку. Он вновь ухмыльнулся и, заметив, что я стою на месте и не нападаю, схватил железный шлем, отполированный до блеска, и надвинул его на голову. Шрам в точности повторял очертания одного из железных выступов, защищавших лицо.

Этот живущий войной солдат, конечно же, воспользуется любым преимуществом, которое я предоставлю ему. Сам я не горел желанием непременно убить его. Но, должно быть, Арца полагал, что уважать может только того, кто победил его в битве. Я был более чем готов к ней.

Слегка пригибаясь, он уверенно шагнул вперед, поглядывая на меня сквозь узкую щель между козырьком шлема и краем щита, на котором посреди натянутой шкуры красовалась грубо намалеванная молния.

Я выжидал, наблюдая. Щит закрывал большую часть согнутого тела хетта, и я не мог наблюдать за его движениями. И все же я ждал.

Он сделал выпад, целясь щитом в мое лицо, и одновременно направил меч мне в живот.

Я отразил удар воина бронзовым клинком, а затем попал в металлический край щита, отчего меч мой переломился. С восторженным воплем Арца отшвырнул разбитый щит и бросился на меня. Я мог легко вспороть ему брюхо иззубренным обломком клинка, но вместо этого отступил и левой рукой остановил занесенное над моей головой оружие, затем коротко ударил хетта в лоб рукоятью моего обломившегося меча. Арца упал на колени и затряс головой. На полированной поверхности шлема появилась вмятина.

Предводитель хеттов поднялся на ноги и вновь атаковал меня. Я отбросил обломок меча и, остановив занесенную для удара руку, вырвал из нее оружие, которое немедленно отбросил в сторону.

С яростным воплем он сорвал кинжал с пояса и вновь набросился на меня. Я отступал с пустыми руками.

– Я не хочу убивать тебя, – проговорил я.

Он пригнулся и подобрал свой меч с земли. Нас окружала целая дюжина воинов, замеревших с раскрытыми ртами.

– Все равно я убью тебя, вестник, невзирая на твои фокусы, – рыкнул Арца и опять подскочил ко мне с мечом и кинжалом, изрыгая страшные ругательства.

Я легко уклонился, гадая, сколько же еще продлится эта игра.

– Защищайся! – завопил он.

– Без оружия-то? – улыбаясь, поинтересовался я.

Он снова рванулся вперед. На этот раз я не стал увертываться, нырнул ему в ноги и повалил наземь.

Арца поднялся, злобно оскалившись:

– Я убью тебя.

– Не сумеешь, – ответил я.

– Убью. Эй, люди, хватайте его!

Солдаты медлили, и этого мгновения хватило мне, чтобы решить: если я не уничтожу эту разъяренную тварь, Арца прикажет им убить меня.

И пока они раздумывали, я подобрал обломок своего бронзового меча и направился к предводителю хеттов. Со злобной ухмылкой он взмахнул мечом, держа наготове кинжал, чтобы пронзить меня, если я попытаюсь отразить удар. Но я просто шагнул в сторону и вогнал обломок, оставшийся от клинка, в его грудь.

На лице воина отразилось недоумение, рот открылся, и хлынула кровь. Несколько секунд я удерживал тело, потом вырвал обломок из груди врага, и Арца упал на пыльную землю, не выпуская из рук ставшие бесполезными меч и кинжал.

Я взглянул на Лукку. Тот перевел взгляд со своего упавшего начальника на меня… Одно только слово – и весь отряд набросится на меня, но я сумел его опередить и крикнул воинам:

– Этот человек вел вас к маленьким победам над жалкими деревушками. Кто хочет пойти за мной, чтобы поучаствовать в грабеже огромного города, в котором полным-полно золота? Кто пойдет за мной к стенам Трои?

Подняв руки, они завопили. Все сразу.

14

Хеттов оказалось сорок два. Я повел отряд назад через Скамандр к берегу, на котором должны были стоять ахейцы, если их войско еще не уничтожил Гектор со своими троянцами.

Лукка принял как должное, что я возглавил отряд. Его хищное лицо оставалось бесстрастным, но в темных глазах хетта виделся трепет и восхищение моим умением драться. Остальные реагировали точно так же. Никто не испытывал большой симпатии к убитому Арце. Он командовал отрядом, когда разразилась гражданская война, и хетты разделились на партии. Как бывает повсюду, профессиональные воины последовали за своим командиром, хотя и не любили его. И пока он удерживал их вместе, обеспечивая их жизнь грабежом, все подчинялись его ничтожной тирании и мирились с вздорным нравом.

– Мы жили как псы, – сказал мне Лукка, когда мы поднимались на заросший лесом гребень, разделявший дорогу и реку. – И каждый из нас поднимал руку на другого. В стране хеттов не стало порядка с тех пор, как умер царь, а его сына изгнали вельможи. А теперь они дерутся за власть, а армия распалась на тысячу маленьких отрядов вроде нашего – не знающих дисциплины и чести… Нам не на что жить, поэтому-то и приходится грабить поселян.

– Когда мы вернемся в лагерь ахейцев, – посулил я, – царь Одиссей охотно примет вас в свое войско.

– Мы согласны, если командовать будешь ты, – проговорил Лукка.

Я взглянул на него. Он говорил совершенно серьезно и явно не сомневался в том, что человек, способный убить Арца, должен командовать отрядом.

– Да, – согласился я. – Под моим началом.

Он по-волчьи оскалил зубы:

– Там полно золота, это я знаю. Нам доводилось сопровождать караван с данью из Трои в Хаттусас. Из нее везли много золота.

Так шли мы к равнине Илиона. Теперь я стал предводителем отряда профессиональных воинов, мечтавших добраться до золота Трои. Армии, которую ждал Гектор, более не существовало. Помочь троянцам было некому, войско хеттов распалось на тысячи банд мародеров, занятых лишь грабежом и разбоем.

Лукка сразу же сделался моим помощником, он-то знал своих людей куда лучше меня. Ко мне он относился, пожалуй, почти с таким же уважением, как к богу. Я чувствовал себя неловко, но в данном случае это было полезно. Сильный и умелый воин, немногословный, от пронзительных глаз которого ничего не могло укрыться, пользовался у своих людей абсолютным уважением. Мы заночевали в том самом лесу, где вместе с Политосом накануне провели ночь. Я распростерся на земле, положив с одного бока меч, с другого кинжал, и пожелал вступить в контакт с богами. «Нет, не с богами», – напомнил я себе самому. Пусть они и творцы наши, но не боги.

Я закрыл глаза и собрал воедино всю свою волю, стремясь увидеть их снова, завязать разговор. Но я лишь перенапряг мышцы, отчего спина и шея начали болеть, и большую часть ночи я не мог уснуть.

На следующее утро мы обнаружили брод и, перебравшись через реку, направились к морю.

Уже далеко за полдень мы увидели над холмом могучие стены Трои. Шатры троянцев исчезли с равнины. Все истоптанное поле между лагерем ахейцев и стенами Трои усеивали разбитые колесницы, остатки шатров. Под палящими лучами солнца облаченные в черное женщины и полуобнаженные рабы медленно и скорбно ходили от тела к телу среди сотен раздетых трупов. В воздухе настойчиво кружили коршуны. Повсюду лежали трупы людей и животных.

«Свирепая битва», – подумал я.

Но корабли ахейцев, как и прежде, стояли вдоль берега, и их черные корпуса остались невредимы, огонь не тронул ни один из них. Итак, Агамемнон, Одиссей и все остальные сдержали натиск Гектора.

Политос смотрел на поле битвы затуманенными от слез глазами. Лукка и другие воины-хетты озирали следы побоища со спокойствием профессионалов.

– Вот и Троя, – сказал Лукка, показывая на противоположный берег.

– Да, – согласился я.

Он оценивающе смотрел на высокие стены, которые не так-то легко и одолеть.

– А реально ли это вообще? – Лукка мрачно усмехнулся. – Впрочем, если пали даже великие стены Хаттусаса, можно взять и этот город.

Мы подождали в тени прибрежных деревьев, пока Политос вместе с одним из воинов-хеттов, выловив из реки маленькую камышовую лодочку, поплыли в ней к лагерю ахейцев. Я приказал Политосу донести обо всем только Одиссею.

Прошел час… За ним другой. Море тихо блестело под солнцем, полдень выдался спокойный и жаркий. Наконец от берега в нашу сторону плавно скользнула галера, украшенная головой дельфина; весла ее ритмично вздымались. По грудь зайдя в прохладную воду, мы поднялись на военный корабль итакийцев.

Лукка настоял, чтобы я поднимался первым, а сам пошел замыкающим.

Политос стоял в носовой части судна. Протянув худые руки, он помог мне подняться на борт. Его бородатое лицо было угрюмо.

– Какие новости? – спросил я.

– Вчера произошла великая битва, – проговорил он.

– Вижу.

Он взял меня за локоть и отвел на корму, подальше от гребцов.

– Гектор и его братья прорвали оборону и ворвались в лагерь. Но и тогда Ахиллес отказался биться. Надев золотой панцирь своего господина, Патрокл повел мирмидонян в бой, и они отогнали ошеломленных троянцев из лагеря к самым стенам Трои.

– Наверное, решили, что Ахиллес действительно вышел на бой, – пробормотал я.

– Может, и так. Бог наполнил Патрокла боевой яростью. Все в лагере ахейцев считали, что он слишком нежен для того, чтобы быть ратником, но он прогнал троянцев к своим воротам и сразил не одну дюжину их воинов собственноручно.

Я прищурился, услышав про «дюжину». Война порождает массу легенд; а здесь, похоже, мифотворчество началось уже через сутки после боя.

– Но потом Боги обернулись против Патрокла, – со скорбью в голосе промолвил старый сказитель. – Гектор пронзил его своим копьем и снял золотые доспехи Ахиллеса с мертвеца.

Я ощутил, как мое лицо окаменело.

«Боги играют в свои игры, – подумал я. – Они подарили Патроклу мгновение славы и тут же потребовали плату за нее».

– И теперь Ахиллес рыдает и посыпает голову пеплом. Он клянется отомстить и Гектору, и всей Трое.

– Значит, он примет бой, – решил я, гадая, не подстроил ли это кто-нибудь из тех, кто противостоял Золотому богу; не они ли послали Патрокла на смерть, чтобы вернуть Ахиллеса на поле брани?

– Завтра утром, – сообщил мне Политос, – Ахиллес сойдется в единоборстве с Гектором. Так договорились через парламентеров, до этого битвы не будет.

Итак, поединок. Опытный боец Гектор, сохраняющий хладнокровие даже во время схватки. Ахиллес, вне сомнения, быстрее, хотя и меньше ростом; движет же им та самая ярость, что посылает людей на самые невероятные подвиги. Лишь один из них уйдет живым с поля боя. Я знал это.

Когда наше судно приблизилось к берегу, я услышал плач и причитания, доносившиеся из стана мирмидонян. Я знал, что этого требует этикет и Ахиллес приказал рыдать своим женщинам. Но с женскими голосами сплетались мужские, барабан отбивал медленный и скорбный ритм. В том конце лагеря пылал громадный костер, взметавший к небу дымные клубы черной сажи.

– Ахиллес оплакивает друга, – проговорил Политос.

Однако я видел, что его слегка смутили подобные излишества в проявлении скорби.

Но, невзирая на траур в стане мирмидонян, в лагере ахейцев царило оживление: все ждали поединка между Ахиллесом и Гектором едва ли не с радостью. Мужчины бились об заклад, прикидывали шансы, смеялись, шутили, словно предстоящая схватка не окончится кровью и смертью. В конце концов я понял, что они пытаются заглушить ощущаемый всеми ужас. Тем временем мирмидоняне скорбели, и от их стенаний по коже ползли мурашки. До меня дошло: все надеялись, что битва между двумя героями решит исход войны. И кто бы ни пал – война закончится и все смогут вернуться домой.

Одиссей встречал войско хеттов на берегу. Лукка провел перед ним свой отряд, выстроив по двое, а я стоял рядом с царем, и бой погребального барабана и вопли плакальщиков подобно холодной руке смерти простирались над нами.

Царь Итакийский старался не обращать внимания на шум. Он улыбнулся мне:

– Орион, ты вернулся с собственным войском?

– Господин мой, Одиссей, – отвечал я, – как и сам я, люди эти стремятся служить тебе. Перед тобой опытные воины, они будут полезны.

Он кивнул, пристально разглядывая отряд:

– Я приму их, Орион, но сперва следует переговорить с Агамемноном. Не стоит пробуждать зависти или опасений в сердце великого царя.

– Изволь, – согласился я.

Политические тонкости ахейцев Одиссей знал гораздо лучше меня. Не зря его прозвали Хитроумным. Я объяснил ему, что нет более армии хеттов, которая могла бы выручить Трою, рассказал, что, по словам Арцы и Лукки, старый великий царь хеттов скончался и царство хеттов теперь терзает гражданская война.

Задумчиво поглаживая бороду, Одиссей пробормотал:

– Я подумал, что великий царь хеттов теряет власть, уже когда он позволил Агамемнону войной разрешить свою ссору с Приамом. Прежде хетты всегда защищали Трою и выступали против любого, кто угрожал ей.