Любовники и лжецы. Книга 1

Расчесанные волосы доходили ему до плеч, а одна влажная прядь прилипла к шее. С мочки правого уха свисала золотая сережка, а на правом запястье был узкий золотой браслет. Парню было лет двадцать, он был высок и строен. Потрясающий парень! Пол его можно было определить только по голосу. Если бы Хулио встретил его где-нибудь на улице, то прошел бы мимо и даже не подумал, что это мужик. Господи Иисусе! Хулио почувствовал, что краснеет. Он опустил глаза и стал смотреть на босые ноги парня.
      – Посылка для мистера Эплйарда, – высокомерным тоном объявил грек, ткнув большим пальцем в Хулио. – Говорил я ему, нет мистера Эплйарда. Верно ведь? Я не видел его уже несколько дней.
      Эти слова прозвучали странно, словно некая подсказка. Юноша вспыхнул. Поглядев на него, Хулио увидел, что он едва сдерживает слезы.
      – Сейчас нет, – словно защищаясь, ответил он. – Но я думаю, он скоро вернется. Сегодня вечером, а может, даже раньше. – Юноша протянул свою тонкую руку, чтобы взять посылку. – Я передам ее Джонни сразу, как только он придет. Мне нужно где-нибудь расписаться?
      Хулио передал ему посылку. Парень говорил с деревенским акцентом, медленно, чуть запинаясь. «Наверное, откуда-то с Запада», – подумал Хулио. Юноша разглядывал посылку со всех сторон с детским любопытством. Он слегка потряс ее, а потом прочитал надпись на приклеенной сверху таможенной декларации: «Предметы одежды. Подарок ко дню рождения».
      – Ко дню рождения? – удивленно вскинул он глаза. – Но у Джонни день рождения будет только в июле. Он Лев, как и я. Кто-то поторопился на шесть месяцев. Странно!
      Он снова легонько потряс коробку. Изнутри послышался какой-то звук. Хулио взглянул на портье.
      – Он здесь живет?
      – Живет, живет – куда денется? Стиви – дружок мистера Эплйарда, правильно, Стиви? – ухмыльнулся грек. – Уже три года тут живет, а может, и все четыре. И так хорошо присматривает за мистером Эплйардом! А когда того не бывает, то за его квартирой.
      Хулио стало жаль мальчишку. Намеки, прозвучавшие в голосе портье, были очевидны, его высокомерие уже граничило с грубостью. Грек вертелся на каблуках, ухмыляясь и разглядывая юношу с головы до ног. Хулио ждал, что Стиви вот-вот вступится за себя и поставит зарвавшегося швейцара на место. Что, в конце концов, этот тип воображает о себе? Обычный наемный холуй!
      К его удивлению, парень даже не сделал попытки постоять за себя. В некотором замешательстве, широко раскрытыми глазами он смотрел на швейцара, будто думая, что сказанное является комплиментом. Хулио с неодобрением поглядел на портье, вынул свою папку и вместе с ручкой протянул ее парню. Тот поставил на квитанции непонятную закорючку.
      – Желаю вам хорошего дня, – произнес Хулио, желая хоть как-то загладить бестактность швейцара. Юноша кивнул, застенчиво улыбнулся и закрыл дверь, оставив после себя на лестничной площадке запах розового масла.
      – Пидоры сраные! – смачно сказал грек и с злобной ухмылкой взглянул на Хулио. – Бедный маленький Стиви! Каково ему жить без штуковины мистера Эплйарда! Испереживался бедняжка, видал? Прямо чуть не плачет, Боже милостивый! А мистер Эплйард уж неделю носу сюда не кажет. Наверное, нашел еще какого-то сопляка и забавляется с ним. Хотя насрать мне на все это!
      Они спустились вниз, и грек вперевалку вышел в вестибюль. Хулио последовал за ним. Он чувствовал симпатию к этому мальчишке и прикидывал про себя, как вечером будет пересказывать все это жене, что добавит, о чем умолчит. Именно это Хулио нравилось в его работе больше всего. Это было как кино: маленькие кусочки из жизни других людей.
      – Так этот Эплйард… – Уже оказавшись в дверях, он сделал последнюю попытку узнать побольше. – Что-то мне его имя кажется знакомым. Может, я о нем слышал. Кто он – певец, музыкант?
      – Он работает для газет. Все время ошивается возле знаменитостей. Скупердяй, каких свет не видывал. Да они все такие, эти красавчики.
      – Но каждый по-своему, верно? – произнес Хулио, испытывая неудобство. Портье закатил глаза. – А этот Эплйард, он ведь постарше, наверное?
      – Сорок лет, и уже – заслуженная жопа. Король говнюков.
      Швейцар одарил курьера еще одной злобной ухмылкой и захлопнул дверь.

Глава 3
ДЖЕЙМС МАКМАЛЛЕН

      Джованни Карона служил курьером СМД в Венеции. Это была его временная работа. Джованни только что женился, по-прежнему жил у родителей и копил на новую квартиру, а посылки развозил, только когда появлялись заказы. Летом, когда город наводнялся туристами, он процветал, катая американцев и японцев на лодках вверх по Большому каналу и оттуда – дальше, по заливу. Затем наступала весна, и он снова брался за любую работу, какая только попадется под руку.
      Он должен был забрать посылку в девять утра в аэропорту. В восемь часов пронзительно холодного утра Джованни уже находился на канале позади родительского дома, пытаясь оживить мотор старой отцовской лодки. В восемь тридцать он уже ловко пробирался по лабиринту узких каналов, затянутых сероватой дымкой. Город только пробуждался. Сбоку промелькнул остров-кладбище Сан-Микеле, и, проплывая мимо, Джованни перекрестился. Лодка с пыхтением прошла между двух свай, обозначавших фарватер. Туман здесь был еще гуще и буквально лип к телу. Впереди, за аэропортом, где находился промышленный район Местре, туман был непроглядным, желтоватого цвета и клубился подобно грозовым облакам.
      Из-за этого самого тумана лондонский рейс задержался на час. К тому моменту, когда были закончены все формальности и Джованни пустился в обратный путь, часы показывали почти одиннадцать. На сей раз он избрал другую дорогу, направившись в сторону города по Большому каналу, а затем свернув в то же хитрое переплетение каналов, но уже с правой стороны.
      В этой части Венеции туристов почти не бывало, но тут были родные места Джованни. Не видя смысла в спешке, он расслабился. Сквозь пелену тумана начинали пробиваться слабые солнечные лучи, согревая землю и разгоняя серую дымку. К тому времени, как Джованни доплыл до Палаццо Оссорио, пробило двенадцать часов. Джованни заглушил мотор и, уперев руки в боки, оглядел здание. Когда-то оно, наверное, было прекрасным, но теперь превратилось в развалину.
      Глаза Джованни внимательно изучали покосившийся фасад здания. Его нижний этаж был покинут давным-давно, на облупившейся охряной поверхности стен проступили зеленые пятна сырости. Видимо, здание оседало, отчего и без того неприветливые темные закрытые окна перекосились. Половина ставней отсутствовала, элегантные балконы и входы с высокими пилястрами по бокам можно было определить одним словом – руины. Казалось, что здание может рухнуть в любой момент.
      Джованни посмотрел на посылку. «Макмаллен». Иностранец. Англичанин? Ирландец? Американец? Насколько Джованни было известно, иностранцы избегали мест вроде этого. Этот Макмаллен, видно, эксцентричный парень, из тех, кто находит развалины экзотичными. Джованни этого не понимал. Выбравшись на берег, он направился во внутренний двор. Входя в него, он услышал суетливое шуршание, но даже не обернулся, чтобы взглянуть на пробежавшую крысу.
      Джованни не обнаружил ни малейшего намека на швейцара или портье, и, честно говоря, на обитателей. Все ставни окон, выходивших во дворик, были наглухо закрыты.
      В глубине двора была лестница с широкими каменными ступенями. Квартира номер шесть, которую занимал Макмаллен, должно быть, находилась на самом верхнем этаже. Нарисованная краской и уже наполовину облезшая стрелка также указывала наверх. Поднимаясь, Джованни не встретил ни единой живой души, не услышал ни одного звука. По краям лестницы валялись сухие листья; двери, мимо которых он проходил, выглядели так, словно их не открывали уже сто лет. Джованни начал думать, что ошибся адресом, но нет, это был Палаццо Оссорио, и на верхнем этаже он, наконец, увидел дверь с четко выведенной шестеркой наверху.
      Джованни внимательно оглядел дверь. Площадка была плохо освещена, на двери не было ни звонка, ни молоточка. Курьер постучал в тяжелую дверь кулаком. Подождал и постучал снова. Ни шагов, ни ответа.
      И тут он увидел почти не заметную в сумерках записку, засиженную мухами и приколотую кнопкой к двери. Познаний Джованни в английском вполне хватило, чтобы прочесть: «Меня нет. Попробуйте зайти позже».
      Английское имя на посылке, английская записка на двери – он попал именно туда, куда нужно. Джованни в третий раз поколотил в дверь и для надежности покричал, а затем отодвинулся от двери, сморщив нос от отвращения. Здесь были не только грязь и упадок. Здесь воняло.
      Он почувствовал затхлый аммиачный запах, как будто жильцы использовали лестницу в качестве сортира. Но, помимо этого, пахло чем-то еще более отвратительным, похожим на тухлое мясо. Джованни показалось, что его сейчас стошнит.
      Вдруг послышалось мяуканье. Глянув вниз, он увидел тощего бродячего кота, медленно пробирающегося вдоль стены. Казалось, что кот находится в последней стадии истощения. Джованни наклонился к коту, но бродяга, выгнув спину дугой, ощерил зубы и попытался царапнуть Джованни.
      Джованни сделал движение ногой, чтобы отшвырнуть кота, но промахнулся. Он думал о посылке и записке на двери. Правила СМД категорически требовали, чтобы в получении посылки кто-то расписался. С другой стороны, было непохоже, что отсюда ее мог кто-нибудь украсть, а подпись Макмаллена можно просто подделать, проверять это никто никогда не станет… Испытывая сильное искушение поступить именно так, Джованни колебался. День – в разгаре, хочется есть, утро прошло впустую. Наконец, приняв решение, он наклонился, поставил посылку возле двери и ушел. Черт с ним со всем!
      Позже в тот день его одолели угрызения совести: он поленился и нарушил правила. Он дорожил этой работой, и сам же поставил ее под угрозу! Джованни посоветовался с женой и, следуя ее настояниям, в тот же вечер вернулся в Палаццо Оссорио.
      Жена поехала с ним. Они собирались проверить, попала ли посылка по адресу, а затем побродить по вечернему городу и, может быть, выпить в каком-нибудь кафе по стаканчику вина.
      Заброшенный дом выглядел неприветливо. В квартире Макмаллена по-прежнему никто не отвечал, но посылка исчезла, а возле двери появилось блюдечко с молоком – очевидно, для кошки. Судя по всему, обитатель квартиры забрал посылку, но все же Джованни по-прежнему ощущал некоторое беспокойство. Несколько раз постучав в дверь, он прижал к ней ухо. Прислушавшись, Джованни напрягся: он ясно слышал, что в квартире кто-то был. За дверью раздавались шуршащие звуки, скрипнула половица. Там кто-то был, кто-то двигался. Уже темнело, и жена Джованни от страха вцепилась в его рукав. Поежившись, она оглянулась по сторонам.
      – Пойдем отсюда, Джованни, – прошептала жена. – Пойдем, у меня от этого места – мороз по коже.
      – Прислушайся, – тихо ответил Джованни, приложив палец к губам. – Там кто-то есть. Я слышу… Но если он дома, то почему не открывает?
      – Я ничего не слышу. Это просто ветер. – Тем не менее она тоже приложила ухо к двери. И тут же резко отпрянула. – Что это за жуткий запах, Джованни?
      – Да уж, воняет что надо! Даже хуже, чем утром. Канализация, наверное.
      Он отстранился от двери и еще раз постучал. Теперь в квартире воцарилась тишина. Полная тишина.
      – Ну прошу тебя, Джованни, пойдем. Пожалуйста!
      – Хорошо, хорошо. Господи, до чего же холодно! Ты вся дрожишь. Ну все, уже уходим…
      Они зашли в маленькое кафе на углу соседней площади и выпили по бокалу красного вина. Джованни попытался расспросить хозяина забегаловки – знаком ли ему синьор Макмаллен, живет ли кто-нибудь в Палаццо Оссоре? – но ничего не узнал. Неразговорчивый хозяин только пожимал плечами. Кто там живет? Кажется, одна только сумасшедшая старуха, которая кормит штук пятьдесят приблудных котов. Больше никого. А на дом этот всем наплевать, так что он того и гляди рухнет в канал.
      Неизвестно, знал ли об этом сам хозяин кафе, но его информация была неверной. Когда Джованни с женой еще раз проходили мимо здания, возвращаясь домой, Джованни поднял голову. Окно квартиры номер шесть находилось на самом последнем этаже, в углу, и оно единственное было освещено.
      Джованни постоял, глядя вверх. Нет, он не ошибался сейчас, как не ошибся чуть раньше. И тогда, и сейчас в квартире кто-то находился. Ставни были закрыты, но он явно видел пробивавшиеся полоски света.

Глава 4
ЖЕНЕВЬЕВА ХАНТЕР

      Женевьева Хантер жила в квартире на первом этаже высокого дома викторианской эпохи, балконы которого выходили на одну из самых восхитительных площадей Айлингтона. Курьер СМД приехал сразу же после того, как часы пробили девять утра, а она поняла, что опоздала на работу. В тот момент, когда в дверь первого этажа постучали, Женевьева находилась наверху, в комнатах, которые занимала ее престарелая соседка. Открыв окно, она увидела внизу мужчину в униформе с посылкой и папкой под мышкой.
      – Одну минуту, сейчас я спущусь, – окликнула она его. Взглянув наверх, мужчина поежился, переступил с ноги на ногу и кивнул.
      Женевьева аккуратно заперла окно. Затем она оглядела убогую спальню, в которой ее старая соседка миссис Хеншоу провела пять лет своего вдовства, а до этого почти сорок лет замужней жизни. Пол был покрыт линолеумом, а из мебели здесь был только массивный комод и такая же огромная и древняя кровать. Отопление было газовым. Убедившись, что газ выключен, Женевьева взяла две большущие сумки миссис Хеншоу и стала спускаться вниз.
      Ее соседка была одним из немногих жильцов, оставшихся здесь с тех пор, как это место стало приходить в упадок, и еще помнила, каким оно было раньше. Сейчас ей предстояло провести десять дней в гостях у замужней дочери в Девоне. Старушке было шестьдесят восемь, и она терпеть не могла путешествий. Судя по весу сумок, она набрала с собой вещей с расчетом на двухмесячное отсутствие.
      Джини улыбнулась, ловко маневрируя с сумками в узком лестничном проеме. Когда она купила свою квартирку на первом этаже – с центральным отоплением, современной кухней и ванной, – миссис Хеншоу посматривала на нее с некоторым подозрением и беспокойством. Еще бы, высокая худая незамужняя американка, работающая в лондонской газете.
      – Предпочитаю одиночество, – сказала миссис Хеншоу, разглядывая Женевьеву в дверную щелку, когда та впервые пришла знакомиться. Однако со временем ее подозрительность улетучилась. Миссис Хеншоу обнаружила, что молодая американка держит кошку – великолепного шоколадного цвета кота по кличке Наполеон, – а в кошках миссис Хеншоу души не чаяла. Таким образом, был разрушен первый бастион ее предвзятости. Затем, к собственному удивлению, старушка выяснила, что эта энергичная, по-мальчишески одетая молодая женщина, работавшая не покладая рук, умеет выкроить время, чтобы зайти в бакалейную лавку за покупками для самой миссис Хеншоу, когда у нее особенно сильно разыгрывался артрит, и даже часами просиживать рядом с ней за чашкой крепкого чая, разглядывая альбомы со старыми выцветшими фотографиями и выслушивая воспоминания миссис Хеншоу о тяжелых временах, когда она растила здесь своих шестерых детей. Состарившись и превратившись в обузу для своих близких, она жила одна, все ее дети обзавелись собственными семьями, и теперь она никому не была нужна, кроме своей молодой соседки. Вот почему каждый раз, заходя в бакалейную лавку мистера Пателя, она восклицала:
      – Женевьева для меня – как дочь!
      Спустившись по лестнице, Джини застала миссис Хеншоу, которая с нетерпением дожидалась ее в холле. На ней были надеты сразу три кардигана, пальто, новый шерстяной шарф, подаренный ей Женевьевой, и ее лучшая шляпка, на ногах – меховые ботинки на молнии. От волнения миссис Хеншоу не находила себе места. Когда Женевьева спустилась вниз, пожилая женщина в третий раз проверяла содержимое своей сумочки, бормоча что-то себе под нос. Билеты, очки, носовой платок, кошелек, ключи, пенсионная книжка. Поставив сумки на пол, Женевьева ласково обняла ее за плечи. Даже самая пустяковая поездка превращается в целую проблему, когда ты стар, беден, одинок и не привык путешествовать дальше, чем за три улицы от дома, подумала она. Главное – не торопить миссис Хеншоу и не выказывать собственного нетерпения.
      – Миссис Хеншоу, – обратилась она к старушке, – какая на вас потрясающая шляпка! Вы выглядите просто великолепно!
      Лицо миссис Хеншоу порозовело. Тревога и беспокойство отступили. Покосившись на свое отражение в маленьком зеркале, висевшем в холле, она улыбнулась.
      – Это моя лучшая шляпка. Последний раз я надевала ее, когда крестили младшенькую моей Дорин, восемь лет назад. Она всегда нравилась моей Дорин, вот я и…
      Со стороны двери вновь послышался стук, и миссис Хеншоу опять ударилась в панику.
      – О, Джини, милая, у меня от этого стука все мысли разбегаются. Я выключила газ? А что с молоком? Я, кажется, забыла предупредить, чтобы его не приносили в эти дни…
      Женевьева подошла к двери, открыла ее, попросила курьера подождать еще минутку, а затем начала сложные переговоры с миссис Хеншоу, убеждая ее не волноваться о доме. Она старалась не думать о том, на сколько она опаздывает в редакцию «Ньюс», повторяя один и тот же успокоительный рефрен: да, газ выключен, она проверила по всем комнатам, да, молочник предупрежден, чтобы молоко пока не приносили, да, все окна надежно закрыты. Да, в Лондоне шофер такси поможет ей донести сумки и посадит ее на поезд, а дочь встретит ее на вокзале. Все будет в порядке.
      Женевьева помогла миссис Хеншоу спуститься по ступенькам. Пожилая женщина в свое время перенесла операцию на бедре, и теперь походка ее была медленной и неуверенной. Когда миссис Хеншоу что-то отвлекло, Женевьева сунула таксисту щедрые чаевые.
      – Не могли бы вы посадить ее в поезд и донести вещи? И, если можно, не торопите ее, а то она становится…
      Молодой шофер окинул Женевьеву оценивающим взглядом и усмехнулся.
      – Это твоя бабуля, милашка?
      – Нет. Просто друг. Но она не привыкла к путешествиям. Она редко выходит из дому.
      – Не волнуйся, провожу. Все будет в порядке. – Он заглянул в машину и улыбнулся миссис Хеншоу. – Вам удобно? Ну вот и замечательно. Откиньтесь на сиденье и отдыхайте. Кстати, мне здорово нравится ваша шляпка.
      – Это моя лучшая, – пролепетала миссис Хеншоу смущенно, и Женевьева почувствовала к ней жалость. Она засунула в машину голову и запечатлела на морщинистой щеке поцелуй. Еще одно пожатие руки, последняя инспекция сумочки, чтобы убедиться, что билеты на месте, и миссис Хеншоу укатила. Женевьева стояла, провожая взглядом удаляющееся такси, а когда машина завернула за угол, подняла лицо к слезливому серому небу. Девушка вздохнула и обернулась к крыльцу.
      Курьер в униформе СМД с аккуратной посылкой в руке был уже там. Джини заметила, что посылка перевязана веревкой и запечатана красными сургучными печатями.
      Курьер смерил Женевьеву Хантер долгим взглядом. Когда она в первый раз выглянула из окна и крикнула, что сейчас спустится вниз, он принял ее за юношу. Теперь, глядя на нее вблизи, он понял, почему ошибся. Она была высокой, стройной и одета по-мужски: черные брюки, черная водолазка, туфли без каблука. Ее длинные светлые волосы под поношенной бейсбольной кепкой камуфляжной раскраски были заколоты сзади. Сверху был накинут длинный плащ военного покроя, достигавший до икр, украшенный бесчисленными отворотами, карманами и погончиками. Да, глядя на нее с близкого расстояния, ошибиться было невозможно: у этой молодой женщины было серьезное и красивое лицо и ясный взгляд.
      – Извините, что заставила вас ждать, – сказала Женевьева. Она расписалась в получении посылки и уже собралась было, не распечатывая, засунуть ее в сумку, как вдруг остановилась и присмотрелась к коробочке повнимательнее. Ей, конечно, уже давно следовало со всех ног лететь в редакцию, но эта посылка была весьма необычной, если не сказать больше.
      – Как странно, – пробормотала она. – Нет, вы только взгляните… – протянула она посылку курьеру. – Адрес написан по трафарету.
      Курьер наклонился поближе, чтобы рассмотреть коробку, и Женевьева легонько потрясла ее. Внутри раздалось легкое бренчание. Девушка нахмурилась, а курьер покачал головой.
      – Может, вам хотели сделать сюрприз? – предположил он ободряющим тоном. – Специально, чтобы вы не догадались, от кого посылка, пока не откроете ее. Может, от вашего дружка? – весело глянул он на Женевьеву. – Сюрприз от вашего дружка, вот и все.
      Женевьева улыбнулась. В данный момент у нее не было никакого «дружка», а единственный возможный претендент на это звание месяц назад уехал в Австралию делать там газету. Женевьева не особо скучала по нему, кроме того, он был не из тех, кто присылает по почте подарки-сюрпризы. На какой-то момент она испытала тревогу и еще раз встряхнула коробку. Курьер, выглядевший заинтригованным не меньше ее, вытащил из кармана перочинный нож.
      – Возьмите, – протянул он нож Женевьеве. – Уж такое нынче время, никогда не знаешь, пригодится ли он тебе. Может, вам стоит открыть посылку?
      Так Женевьева и сделала. Осторожно она срезала веревку и сняла коричневую оберточную бумагу. Внутри оказалась гладкая картонная коробка, а в ней – еще куча упаковочной бумаги, в которую была завернута пара тяжелых стальных наручников. В их замок был вставлен маленький ключик.
      С удивленным возгласом Женевьева извлекла их на свет. Беспокойство ее росло. Она тщательно осмотрела коробку, но не нашла ни записки, ни сопроводительного послания. Губы се сжались от гнева, на щеках загорелся румянец.
      – Великолепно! И никакой записки, – взглянула она на курьера, который качал головой, не веря собственным глазам. – И все же это уже само по себе довольно странно. Что за псих мог прислать мне такое?
      Хмуро глядя на наручники, Женевьева перебирала в уме возможных отправителей. Кому могло прийти в голову ухаживать за ней, присылая такие анонимные дары? Кто захотел сыграть с ней такую дурацкую шутку?
      В голову не приходило никакое разумное объяснение. Конечно, в газете у нее были и друзья, и враги, были, разумеется, и люди, затаившие на нее обиду из-за ее статей. Но никого из них нельзя было заподозрить в такой странной мести. Недоуменно пожав плечами, Женевьева стала заворачивать наручники в бумагу.
      – Выкиньте вы их к черту, – посоветовал курьер. – Я бы на вашем месте поступил именно так. – И он показал на стоявший на улице бак для мусора.
      – Вот уж нет! – твердо сказала Женевьева. – Они мне еще пригодятся. Я найду того, кто их прислал.
      Она стала засовывать наручники в коробку. Курьер с сомнением смотрел на нее.
      – Я мог бы навести для тебя кое-какие справки, – начал он. – У нас в конторе. Эти наручники отправили из нашего отделения в Сити, а я там многих знаю и мог бы после работы позвонить туда, порасспрашивать…
      Женевьева ответила ему благодарной улыбкой.
      – Правда? Я бы и сама проверила, но весь день буду занята. – Девушка протянула собеседнику свою визитную карточку. – Здесь мои номера: и домашний, и рабочий. Я вернусь часам к шести. Позвоните мне, если что-нибудь узнаете? Я была бы очень вам признательна.
      Курьер пообещал, что именно так и сделает, сказал, что его зовут Джордж, и он обязательно позвонит ей домой после шести. Затем он отправился по следующему адресу, а Женевьева, стоя на тротуаре, смотрела вслед его машине. Было холодно, с неба начали падать первые капли дождя. Девушка подняла воротник плаща и легонько поежилась. Наручники! Не означало ли это, что у нее появился неизвестный враг? Или в дурацкой посылке заключался еще какой-нибудь потаенный смысл?
      Направившись к своей машине, Женевьева перешла улицу. Она попала в час пик и из-за бесконечных пробок опоздала еще больше, но всю дорогу до редакции Женевьева ни разу не подумала о времени. Все ее мысли неотвязно блуждали вокруг странного подарка. На полдороге она пришла к однозначному выводу: отправителем посылки, безусловно, является мужчина. От этого ее беспокойство только усилилось.

Часть вторая
РАССЛЕДОВАНИЕ

Глава 5

      «Как это похоже на нее, – думал Паскаль, сворачивая в унылую загородную аллею, – жить в Париже и одновременно не в Париже, в месте, где нет ну просто ничего французского!» Его экс-жена, с детства обладавшая способностями к иностранным языкам, бегло говорила по-французски, по-немецки, по-итальянски, но при этом оставалась англичанкой до мозга костей. Когда речь заходила о чем-то неанглийском, она презрительно поджимала губы, несокрушимо веря в неполноценность всех прочих наций. «Париж? – спрашивала Элен, когда они разводились. – Жить в Париже? Ты, наверное, рехнулся! Я и во Франции-то живу через силу, только ради Марианны. Я уже нашла прекрасный дом. Он находится на границе города и стоит пять миллионов франков. Его можно перестроить, так что я вполне смогу там жить. Надеюсь, ты не будешь увиливать, Паскаль? Это совсем недорого».
      И вот дом за пять миллионов франков стоял прямо перед ним, чуть выше по улице. Элен называла его «резиденцией». В доме было семь богато обставленных спален, пять из которых не использовались, семь ванных комнат, кухня размером со зрительный зал театра, гараж на четыре машины и тоскливый вид из окон на покрытую дерном пустыню. Такой дом мог быть построен на любой дорогой окраине в любой стране мира. Паскалю приходилось видеть такие же безликие дома и в Брюсселе, и в Лондоне, в Бонне и Детройте. Все они были построены из кирпича агрессивно-красного цвета. Паскаль возненавидел этот дом с первого взгляда.
      В то утро все получилось не так, как обычно. По молчаливому соглашению Паскаль и Элен никогда не встречались друг с другом. После уик-эндов, которые Марианна проводила с ним, Паскаль привозил ее к матери и останавливал машину напротив дома. Элен, следившая за их приездом из окна, спускалась вниз и, открыв дверь, ждала дочь с распростертыми объятиями в прихожей. Марианна вбегала в дом, дверь захлопывалась, и Паскаль уезжал.
      В это утро все, похоже, складывалось иначе. Элен ждала их на подъездной дорожке. Она выглядела очень элегантно, но была явно раздражена. Элен небрежно чмокнула Марианну, и девочка побежала в дом. Паскаль смотрел на это из окна автомобиля.
      – Ты опоздал, – по-английски сказала Элен.
      – Я знаю. Извини. Очень много машин. Изображая укоризненное недоверие, Элен выгнула брови в две крутые дуги.
      – Правда? Ну ладно, это не имеет значения. Ты же знаешь, что мне не остается ничего иного, как ждать. Не мог бы ты на минуту зайти, нам надо поговорить.
      – Я не могу. Через двадцать минут у меня назначена встреча в Париже, а в полдень мне нужно успеть на самолет в Лондон.
      – Когда тебе не нужно было на самолет! – с раздражением бросила она. Ее щеки вспыхнули легким румянцем. – Видно, ничего не меняется. Ну что ж, если ты не можешь уделить мне десять минут своего драгоценного времени, я все устрою через адвокатов. Так, конечно, будет дольше и дороже, но ты, кажется, сам этого хочешь.
      При слове «адвокаты» Паскаль заглушил двигатель. Он вылез из машины, хлопнул дверцей и, шагая впереди своей бывшей супруги, направился к дому. Войдя на кухню, он снял телефонную трубку и стал набирать номер. На белом мраморном столе он заметил полный кофейник, вазочку с пирожными, две белые чашки с блюдцами и две тарелки.
      С едва уловимой улыбкой победительницы на губах на кухню вошла Элен, плотно прикрыв за собой дверь. Увидев его у телефона, она нахмурилась.
      – Кому это ты названиваешь?
      – В журнал, я же тебе сказал. У меня назначена встреча, а я опаздываю.
      Элен промолчала. Когда Паскаль закончил говорить, она налила кофе в чашки и отнесла их на белый стол возле окна. В центр стола она поставила фарфоровые молочник и сахарницу.
      – Садись, – пригласила она, увидев, что Паскаль положил трубку. – И, пожалуйста, не прожигай меня взглядом, я постараюсь быть покороче.
      Паскаль посмотрел на две дымящиеся чашки – свидетельство того, что, как бы ему ни было неприятно, придется выслушать все, что она намерена сказать. Пожав плечами, он сел.
      – Если ты действительно постараешься быть покороче, то весьма обяжешь меня, – постарался он сказать как можно вежливее. – Для меня очень важно успеть на этот рейс.
      – О, в этом я не сомневаюсь, – улыбнулась она. – У тебя всегда так. Оглядываясь на наш брак, – а я пытаюсь делать это как можно реже, – я вспоминаю только одно. Знаешь, что? То, что тебя никогда не оказывалось рядом. Где ты был, когда мы с Марианной нуждались в тебе больше всего? В аэропорту. В гуще военных действий. В каком-нибудь клоповнике-отеле в Богом забытой дыре, куда даже дозвониться невозможно. А если я и дозванивалась, то тебя никогда не оказываюсь в номере. Странно, правда? – Она взяла пирожное и аккуратно откусила кусочек.
      Паскаль смотрел в сторону. Пытаясь контролировать свой голос, он сказал:
      – Старая история. Мы же договаривались больше не ворошить прошлое. Когда ты выходила за меня замуж, то прекрасно знала…
      – Когда я выходила за тебя замуж, я не знала ничего, – в голосе Элен зазвучали горькие нотки, но она сразу же взяла себя в руки. – Впрочем, ты прав, это действительно старая история. Я перехожу к делу, и давай уладим его цивилизованно. Хочу сообщить тебе, что я продала дом.
      За столом повисла тишина. Паскаль внимательно посмотрел на Элен, внутри у него похолодело.
      – Этот дом?
      – Разумеется, этот, у меня других нет. Мне кажется… Мне кажется, что он нам не подходит.
      – Не подходит? Ты же сама выбрала его, он обошелся в пять миллионов франков и, прожив в нем меньше трех лет, ты вдруг обнаруживаешь, что он «не подходит»?
      – Я не жила здесь, я едва переносила жизнь в этом доме в течение трех лет, – пошла в атаку Элен, – и, пожалуйста, постарайся не повышать голос. Я вовсе не хочу, чтобы тебя услышала Марианна или сюда заявилась няня. Они и так меняются слишком часто. Девочке нужна постоянная няня, а эти дамы терпеть не могут семейных сцен.
      – Сцен? Сцен?! – Паскаль поднялся со стула. – Учитывая то, какую зарплату я ей плачу, одну сценку она сможет вытерпеть, ничего с ней не случится.