Правда и ложь о русской водке. АнтиПохлебкин

На самом деле В. В. Похлебкин выходит за исторические рамки создания собственно водки и, по существу, говорит о родословной современной водки, о ее предтечах. Однако он увлекся поисками доказательств приоритета в создании водки и не делает различия между напитками, производимыми в различные исторические периоды. Родословную современного танка легко возвести к боевой колеснице. Но никому не приходит в голову называть дату рождения колесницы датой рождения танка и тем более колесницу называть танком (представьте себе такой пассаж: «Первое упоминание о танке мы находим в древних рукописях, но тогда он назывался боевой колесницей»). Однако применительно к водке подобная подтасовка совершается легко и непринужденно.

Поверхностное, предвзятое отношение В. В. Похлебкина к данному вопросу оказалось заразительным. В книге Е. Кручины «Водка» читаем: «Простые водки, неплохо освоенные российской промышленностью (как никак они выпускаются с конца XVIII века), представляют собой чистые водно-спиртовые жидкости крепостью 40-56 %»[21]. Но в XVIII веке не умели делать «чистые водно-спиртовые жидкости» в промышленных масштабах. Применительно к танкам эта фраза звучала бы так: «Танки, неплохо освоенные промышленностью (как-никак они выпускались еще в Древнем Риме)…» Чушь!

А вот про водку так говорить почему-то можно…

В науке существует два метода проведения исследования. Первый – это когда ученый стремится познать суть вещей, логику процесса, причинно-следственные связи и т. д. и т. п., его интересует истина, какой бы она ни была. В художественном видении А. Тоболова В. В. Похлебкин предстает перед нами именно таким бескомпромиссным ученым. Второй метод заключается в том, что результат заранее известен, а искусство исследователя сводится к виртуозной работе с фактологическим материалом и подчас весьма замысловатым логическим построениям.

Старшее поколение помнит, как при товарище Сталине активнейшим образом создавалась и внедрялась мифология на тему «Россия – родина слонов». В этом смысле чрезвычайно показательна книга «Русская техника», изданная в 1947 году Комиссией по истории техники Академии наук СССР[22]. В предисловии к ней сказано: «Предлагаемая вниманию читателя книга представляет собой обобщающее исследование, посвященное творчеству русского народа в области техники. Книга охватывает огромный период, от Древней Руси до конца XIX века». И действительно, автор книги, лауреат Сталинской премии профессор В. В. Данилевский, создал всеобъемлющий свод русских технических изобретений и новаций, из которого следует, что чуть ли не все изобретения, сделанные в мире, – российского происхождения. Увы, но реальный В. В. Похлебкин пошел именно по этому второму пути.

В послесловии к его книге приведены самые главные слова, ради которых и была в конечном счете написана вся книга: «…наша русская водка самая чистая, самая "правильная" с научной точки зрения и потому самая безвредная из всех алкогольных напитков в мире» (с. 235/123). По существу, это готовый рекламный слоган, который должен обеспечивать продвижение русской водки на международные рынки и стимулировать ее потребление внутри страны. Ну и что, что, кроме водки, на прилавках нет практически ничего отечественного, – зато мы потребляем пусть и безвкусный, но самый безвредный алкогольный напиток в мире.

Однако наша водка стала самой чистой и «самой правильной» менее ста лет назад, если считать от момента написания «Истории водки». Несолидно как-то, по сравнению с многовековой историей знаменитых мировых дистиллятов. Отсюда возникает первая задача исследования – доказать древность водки.

Водка в представлении В. В. Похлебкина – абсолютно оригинальный, ни на что не похожий напиток (и в этом он прав), и в связи с этим возникает вторая задача – показать особенности национального пути, историческую обусловленность самобытности национального напитка и его трансформации в современную водно-спиртовую смесь.

Во времена написания книги водка в Советском Союзе производилась в условиях тотальной государственной монополии, необходимость которой не могла даже в малейшей степени подвергаться сомнению. В. В. Похлебкин и не сомневается: «Не может быть двух мнений относительно введения водочной монополии: мера эта позитивная, проверенная на протяжении всей истории страны, и ее следует твердо держаться» (с. 218/114). Итак, по его мысли, государственная монополия – благо, чем она абсолютнее, тем выше качество производимой алкогольной продукции. Отсюда – третья задача: показать роль монополии и ее благотворное влияние на все процессы, связанные с производством и потреблением алкоголя.

И последняя, четвертая задача – представить современную водку не только как продукт эволюционного совершенствования, но и как результат целенаправленного научного исследования.

Итак, задачи определены, далее все дело в умении, если хотите – таланте убедить читателя, повести за собой, преподнести собранные материалы так, чтобы у него и тени сомнения не осталось в правильности нарисованной картины. Чего-чего, а талантаВ. В. Похлебкину было не занимать. И поставленную задачу он с блеском выполнил.

В основу системы своих доказательств он заложил несколько определяющих принципов:

1. Современная водка появилась в результате эволюции древних русских крепких спиртных напитков. В принципе это одно и то же, просто водка гораздо чище. Раз современная водка и ее предшественники – это одно и то же, то и называть все русские спиртные напитки следует «водкой», независимо от того, как они назывались в действительности. Просто наши предки ошибались, присваивая водке на разных этапах другие наименования. Этот прием чрезвычайно эффективен, позволяя буквально зомбировать неискушенного читателя, который сталкивается с этим словом от первой до последней страницы, даже когда речь идет о временах, когда и слова такого не было. Я не поленился и пересчитал – некорректных упоминаний слова «водка» в тексте встречается более 380 раз.

2. Первое документальное упоминание о крепком спиртном напитке, по данным В. В. Похлебкина, датируется 1506 годом. Весь мир применяет для датировки возникновения своих напитков дату документа, в котором он упоминается первый раз. Например, самое раннее упоминание о дистиллированном напитке в Шотландии относится к 1494 году[23]. Хотя из текста документа ясно видно, что речь идет об уже устоявшемся процессе и, следовательно, производство виски возникло раньше, шотландцы безропотно считают эту дату годом рождения виски. Но В. В. Похлебкина общепринятый подход почему-то не устраивает, и он буквально «назначает» датой возникновения винокурения вторую половину XV века, и все дальнейшие его изыскания сводятся к подгонке путем «логических построений» имеющихся исторических сведений под эту концепцию.

3. Нагромождение исторических фактов не только придает видимость необходимой в данном случае наукообразности, но позволяет похоронить под этими завалами ясную логику, – и в результате читателю, который не способен самостоятельно разобраться в этом хаосе и вынужден принимать построения автора на веру, просто морочат голову.

4. В. В. Похлебкин использует прием, который часто встречается в недобросовестных исследованиях. Чтобы стало понятнее, о чем идет речь, приведем пример из другого исследования, где этот прием выглядит особенно наглядно. Авторы книги с многообещающим названием «История винокурения, продажи питей, акцизной политики Руси и России в археологических находках и документах XII-XIX вв.[24] задались целью доказать, что водке на самом деле более 750 лет. С этой целью они приводят текст из новгородской берестяной грамоты под номером 65, найденной уже давно и отнюдь не авторами цитируемого труда: «Аже водя по 3 рубля, продай, али не водя, не продай». Далее дадим слово авторам с сохранением оригинальной пунктуации и манеры выделять слова прописными буквами.

Эта грамота вызвала у археологов трудностъ в интерпретации слова «ВОДЯ». Руководитель экспедиции, советский археолог А. В. Арциховский в своих научных статьях, комментирующих найденные грамоты, указывает, что не нашел глаголу «водя» подходящего значения. И немудрено. Профессор А. П. Смирнов (один из авторов цитируемой книги. – Б. Р.), первым объяснивший эту берестяную грамоту, считает ее САМЫМ ВАЖНЫМ для истории производства водки документом. Слово «водя», полагает профессор, не глагол, а существительное. Мы имеем уникальную грамоту, которая донесла до нас первоначальное, родительское звучание слова «ВОДКА» – «ВОДЯ». Надо иметь в виду – слово «ВОДА» в то время так и писалось – «ВОДА», что подтверждено многими берестяными грамотами. Распоряжение хозяина, написанное им на бересте и обозначенное как берестяная грамота № 65, можно понимать так: доверенный человек боярина, его тиун, отправился в хозяйские вотчины, где по приказу боярина было налажено производство ВОДИ. Ее в нужных для торговли количествах могли уже изготовить, и тогда ее следовало продать по три рубля. А если процесс не завершен и еще НЕ ВОДЯ, ее продавать не следует.

Здесь ненадолго прервемся и обратим ваше внимание, что «профессор А. П. Смирнов полагает» – то есть делает предположение. Согласитесь, предположение весьма спорное, но почему бы и нет. Но дальше без всякого перерыва следует безапелляционное:

Таким образом, самым ранним датированным документом, которым мы располагаем в настоящее время, подтверждающим название напитка – ВОДКА, место и время ее рождения, является новгородская берестяная грамота № 65, датированная серединой XIII века. Следовательно, 1250 год – дата рождения водки, и к 2004 году русской водке исполнилось 754 года.

Здесь буквально в нескольких строчках авторы ухитрились предположение, версию превратить в доказанное утверждение, на самом деле не приведя никаких доказательств.

Точно такой же прием использует В. В. Похлебкин. Но он этот переход от версии к утверждению растягивает на десятки и сотни страниц, что ничего не меняет по сути, только делается это намного изящнее, чем в приведенном примере.

5. Достоинство водки – в ее чистоте, то есть практически в отсутствии примесей. Следовательно, наличие примесей – недостаток. Поэтому история русских крепких напитков во многом рассматривается как история борьбы с примесями. При таком подходе совершенно логичным и оправданным является переход на чистый разбавленный спирт, как только для этого создаются технические возможности. Иная точка зрения на значение примесей для вкуса и аромата дистиллятов, а также их фактическое влияние на здоровье потребляющих даже не рассматривается. Вредно – и точка.

6. В. В. Похлебкин привлекает к «освящению» ничем не примечательной современной водки великих исторических личностей, в частности гордость российской науки Д. И. Менделеева. И неважно, что в действительности Д. И. Менделеев не имел отношения ни к водке, ни ко всему, что с ней связано. В. В. Похлебкину важно другое: раз докторская диссертация ученого связана с изучением физико-химических свойств водно-спиртовых растворов, а водка является водно-спиртовым раствором, то можно подключить безудержную фантазию и приписать Д. И. Менделееву и авторство рецептуры, и идеологически-организационное руководство безраздельным воцарением водки на всем российском пространстве.

7. Если исторические факты как-то не очень связываются, да и сама история оказывается не такой богатой, как хотелось бы, то в ход идет талантливое воображение, убедительно дорисовывающее нужную автору картину. Цель оправдывает средства. А целью, напоминаем, было убедить весь мир и сограждан в абсолютной уникальности, а также исключительных и неповторимых достоинствах современной российской, точнее, если учесть время написания книги, советской водки.

Итак, цели сформулированы, принципы и приемы, с помощью которых формируется доказательная база, понятны, но картина будет неполной, если мы не отметим еще один аспект творчества В. В. Похлебкина, во многом предопределивший содержательную часть его книги. Это некомпетентность автора в вопросах технологии производства крепких спиртных напитков, причем как в историческом аспекте, так и современной водки.

И это понятно. Выше уже отмечалось, что работа подобного объема и глубины не может быть качественно сделана в столь короткие сроки. Особенно если учесть, что автор до этого никогда подобной тематикой не занимался. Но В. В. Похлебкин, получив довольно поверхностное представление о технологии, впрочем, как и о других сторонах изучаемого предмета, счел свои знания достаточными для выстраивания и обоснования своей концепции. И похоже, он совершенно не задумывался о том, что кто-то может его уличить. Во времена, когда писалась его книга, Интернета не было, получить доступ к архивам было весьма проблематично и к тому же невозможно было себе представить, что реальная ситуация в скором времени кардинально изменится.

И действительно, понадобилось тридцать лет, чтобы появились данные, позволившие поставить под сомнение казавшийся фундаментальным и незыблемым труд В. В. Похлебкина.

4. Как создавалась легенда

Изложенное выше дает читателю методическое руководство для самостоятельной оценки творчества В. В. Похлебкина.

Тем, кто прочитал в свое время мою книгу «Полугар. Водка, которую мы потеряли»[25], достаточно соотнести приведенные в ней факты с трактовкой, данной в «Истории водки». Этот раздел – для тех, кто еще не знаком с моей работой.

Конфликт с Польшей и «Международный суд»

В. В. Похлебкин утверждает, будто взялся за исследование исключительно потому, что к нему обратилось руководство ВО «Союзплодоимпорт» из-за претензий Польши на приоритет в использовании наименования «водка». Да и остальные производители водок за рубежом не оставляли попыток ограничить права Советского Союза на международную торговлю своим национальным продуктом.

Как утверждает В. В. Похлебкин, вопрос о приоритете в этом важном для страны вопросе неожиданно осенью 1977 года приобрел государственное значение:

Именно в это время на Западе было спровоцировано «дело» о приоритете в изготовлении водки, причем приоритет Союза ССР оспаривался, и ряд марок советской водки был подвергнут на внешних рынках бойкоту и дискриминации. Одновременно создалась угроза лишитьВО «Союзплодоимпорт» права продавать и рекламировать этот товар как «водку», поскольку ряд американских фирм стал претендовать на преимущественное право использовать наименование «водка» только для своего товара на том основании, что они якобы начали производство раньше, чем советские фирмы.

Первоначально эти претензии не были восприняты серьезно советскими внешнеторговыми организациями, ибо иностранные фирмы-конкуренты указывали, что производство водки в СССР было начато после 26 августа 1923 года, согласно декрету ЦИК и СНК СССР, а у них якобы гораздо ранее – в 1918-1921 годах. (В эти годы в разных странах Западной Европы и в США были задействованы многие водочные предприятия бывших русских фабрикантов, бежавших из Советской России.)

Но хотя советское правительство действительно начиная с декабря 1917 года запретило производство водки на территории РСФСР и не возобновляло его фактически до 1924 года, то есть шесть лет, все же весьма несложно было юридически и исторически доказать, что, во-первых, советское правительство просто продлило запрет предшествующих царского и Временного правительств на производство и торговлю спирто-водочными изделиями в период Первой мировой войны, так что юридически речь шла лишь о подтверждении действовавшего ранее государственного постановления о временном запрете на водку, а во-вторых, это доказывало лишь преемственность государственной монополии и ее права приостанавливать, прерывать и возобновлять производство по собственному желанию, вследствие чего дата 26 августа 1923 года вовсе не имела никакого отношения к началу производства водки в СССР и к вопросу о приоритете пользования оригинальным наименованием товара «водка», поскольку это наименование возникло не с возобновлением производства после 1923 года, а в связи с изобретением водки в России в эпоху Средневековья. Отсюда следовало, что страны, претендующие на исключительное употребление оригинального названия «водка» на их территориях, должны были представить убедительные данные, подтверждающие ту или иную дату первоначального изобретения водки на их территории.

Как только вопрос был поставлен в подобную юридическую плоскость, все зарубежные: западноевропейские, американские, а также действующие эмигрантские водочные фирмы – «Пьер Смирнофф», «Эристов», «Кеглевич», «Горбачев» и другие – вынуждены были снять свои претензии на приоритет изобретения русской водки и могли отныне только отстаивать в рекламе особые качества своих фирменных марок (с. 6-7/2).

А вот как описывает ситуацию с эмигрантскими фирмами человек, ведавший всеми правовыми вопросами, связанными с экспортом русской водки, – Борис Сергеевич Сеглин, возглавлявший в то время юридическую службу ВО «Союзплодоимпорт».

В первые годы советской власти после национализации производства и торговли водочными изделиями во внешней торговле спиртным наметился спад. Бывшие собственники пытались организовать выпуск одноименных водок за границей. Хотя легальность этих действий была весьма сомнительной. Дореволюционное российское законодательство не содержало требований к регистрации товарного знака, если товар выпускался под зарегистрированным фирменным наименованием. Поэтому корпоративное законодательство стран Западной Европы не чинило препятствий для экспроприированных бизнесов. Общественное мнение также сочувствовало бедственному положению российских эмигрантов и резко отрицательно относилось к насильственному нарушению их прав в России.

Все это привело к тому, что распространение в Европе водок под русскими фамилиями при отсутствии конкуренции со стороны национальных производителей воспринималось весьма спокойно.

Положение изменилось лишь после того, как Советский Союз вышел на международный рынок с водочной торговлей и структурировал ее, назначив своих иностранных агентов, которым было предоставлено право торговли определенными водочными марками на ограниченной территории. Как только это произошло, со стороны агентов посыпались запросы о препятствиях и конкуренции со стороны так называемых псевдорусских водок.

Основной объем экспортной водочной торговли традиционно приходился на Германию, а после окончания Второй мировой войны и до воссоединения двух Германий – на ФРГ. Все это время агентом по распространению водок из Советского Союза была семейная фирма «Симекс ГмбХ». Следует отметить, что и сейчас она продолжает работать с российскими водочными брендами. «Симекс» внесла значительный вклад в конкурентную борьбу с псевдорусскими водками, которая велась по согласованию и при поддержке юридической службы ВО «Союзплодоимпорт». Правовой основой для этой борьбы стал Закон ФРГ о недобросовестной конкуренции (в ред. 1969 г.). В соответствии с ним, недобросовестной конкуренцией признаются действия, вводящие в заблуждение потребителя относительно свойств, происхождения, способа производства или источника получения товара. К недобросовестной конкуренции относится также реклама в виде не соответствующих действительности объявлений, например, о том, что товар получил золотую медаль ярмарки, что поставщик производит товар свыше 100 лет, и т. п.

Для установления факта введения в заблуждение закон разрешал проводить опрос общественного мнения. В опросный лист, в частности, вводились вопросы: «По каким признакам Вы считаете, что данная водка является русской?» и т. п. На результатах подобного опроса строилось обвинение о введении потребителя в заблуждение.

В числе элементов псевдорусского оформления наши конкуренты использовали русские имена, фамилии, географические названия, славянские шрифты «кириллица» и «вязь». В рекламу часто включались русифицированные изображения: фигуры в национальной одежде, русская тройка, самовар и т. п. Широко применялось и так называемое царское оформление: короны, двуглавые орлы, гербы, указания «Поставщик двора Его Величества», а также оформление бутылок в виде башни с пробкой в форме луковицы.

В решениях германских судов указывалось, что нерусский изготовитель не имеет права использовать в оформлении водки такие национальные символы, которые создают у потребителя впечатление о русском происхождении товара. Так, в решениях Кельнского суда от 26 апреля 1979 г. и от 19 декабря 1979 г. говорилось: «Для слова "водка" достаточно незначительных признаков оформления в русском стиле, чтобы создать впечатление, что продукт изготовлен в России». При этом главную роль, по мнению судов, играют названия водок, имеющих русское звучание (например, названия с окончаниями на -оф, -офф, -ов, которые для западного покупателя звучат типично по-русски). В результате принятых фирмой «Симекс» судебных мер, а также внесудебных процедур удалось пресечь недобросовестную конкуренцию со стороны производителей водок «Пушкин», «Борисов», «Рельска», «Черви», «Даваков», «Аваров», «Малахов», «Воронов», «Рогожин» и др. В решении по одному из подобных дел суд отметил, что указание на пробках от бутылок «немецкий продукт» недостаточно, поскольку не всякий покупатель может разглядеть эту надпись. В другом решении суд потребовал от производителя убрать с этикеток изображение царской короны и двуглавого орла. В решении суда говорилось: «Потребитель связывает обозначение "водка" с Россией независимо от формы государственного правления». Кроме того, суды по требованию истца обязывали производителей исключать из рекламы упоминание «по старорусскому рецепту», поскольку производители никогда не могли доказать наличие таких рецептов, а также от кого и когда эти рецепты ими получены[26].

Итак, все было с точностью до наоборот: не эмигрантские фирмы нападали на нашу водку, а Советский Союз объявил им войну. И вел ее достаточно успешно.

По версии В. В. Похлебкина, наши экспортные организации получили совершенно неожиданный «удар в спину» со стороны «государственной водочной монополии ПНР» (Польской Народной Республики). Польские представители утверждали, что водка на территории Польши была создана раньше, чем в России, и поэтому только ее продукция имела права рекламироваться и продаваться на внешних рынках под этим именем.

Первоначально в ВО «Союзплодоимпорт» этой угрозе не придали серьезного значения, ибо казалось совершенно нелепым, что дружественная Польша предъявляет подобное парадоксальное требование. Это выглядело злой шуткой, поскольку на Смоленской Сенной были уверены, что о старинном производстве водки в России «весь мир знает» и поэтому русская водка не может вот так, вдруг, лишиться своего исторического, народного национального названия no прихоти неожиданно закапризничавшего «пана союзника».

Но законы мирового капиталистического рынка суровы: они не принимают во внимание не только эмоции, но и традиции. Они требуют чисто формального, документального или иного правового и исторически убедительного доказательства, устанавливающего ту или иную дату изобретения, первого вывоза (экспорта) или производства товара, дату, дающую право определить приоритет того или иного собственника на данное изобретение или производство. Эти требования в одинаковой степени равны и для великой державы, и для малой страны и не оставляют места для уважения «исторической традиции» или «сложившейся практики», не подтвержденных историческими аргументами. Вот почему попытки советской стороны сослаться на то, что «весь мир знает» или что «всегда так было», были безжалостно отклонены.

К тому же западноевропейские прецеденты на этот счет были совершенно однозначны. Производство всех европейских видов крепких спиртных напитков имело фиксированную первоначальную дату: 1334 год – коньяк, 1485 – английские джин и виски, 1490-1494 – шотландское виски, 1520-1522 годы – немецкий брантвайн (шнапс).

Таким образом, считалось, что нет причин делать исключение для водки: дата ее изобретения должна быть представлена и СССР, и Польшей, и вполне вероятно, что и в этом случае можно будет наблюдать такое же расхождение в датах, как и в случае с английским и шотландским виски, что и даст возможность установить приоритет той или иной стороны.

Такова была ситуация в начале 1978 года, когда сторонам было предоставлено время для поисков доказательств.

Между тем в ВО «Союзплодоимпорт», а особенно в целом в руководстве Минвнешторга, все еще не осознавали серьезности предстоящей задачи. Там полагали, что весь вопрос с приоритетомназвания «водка» не стоит и выеденного яйца: достаточно поручить двум-трем референтам и библиографам разыскать в исторической или «спиртоводочной» литературе нужную дату, как сразу же исчерпается вся проблема. Таким образом, вопрос представлялся лишь делом техники и какого-то времени. Однако, когда по истечении полугодовых поисков оказалось, что не только даты начала производства водки, но и сколь-нибудь серьезной литературы по истории водки не существует вообще и что сведений об изобретении водки невозможно обнаружить даже в государственных архивах, поскольку нет достоверных документов о том, когда же началось винокурение в России, тогда наконец увидели, что вопрос этот исключительно сложен, что он не может быть решен чисто внутренними силами Министерства внешней торговли, аппаратным путем и что необходимо, видимо, обратиться к специалистам как в области истории России, так и в области спиртоводочной промышленности.

Исходя из этого, ВО «Союзплодоимпорт» обратилось в два головных НИИ: в Институт истории Академии наук СССР и во ВНИИ продуктов брожения Главспирта Минпищепрома СССР с просьбой составить исторические справки по данному вопросу.

Однако оба эти исследовательских института ответили отписками, после чего последовало обращение к автору настоящей работы (стр. 8-10/3-4).

В. В. Похлебкин приводит перечень этих «отписок»: докторская диссертация М. Я. Волкова «Очерки истории промыслов России. Вторая половина XVII – первая половина XVIII века. Винокуренное производство» (М., 1979 г.) и документальная справка по истории развития технологии производства водки (хлебного вина) в России (М., 1980 г.). Обратите внимание на их даты – 1979 и 1980 годы. В то же время «обращение к автору настоящей работы», по версии автора, не могло последовать позднее июня 1978 года. А письмо руководителя ВО «Союзплодоимпорт», где он просит допустить В. В. Похлебкина к работе с архивными документами, подписано 8 июня 1978 года (Приложение 11 к «Истории водки». С. 267).

Как видим, наблюдается явная нестыковка – дата на письме никак не согласуется с утверждением автора, будто обращение к нему последовало после ознакомления с «отписками». Эта, казалось бы, мелкая неточность в совокупности с остальными неподтверждающимися обстоятельствами подрывает доверие к сообщениям автора не только в отношении рассматриваемого раздела, но и в целом всего исследования.

Обратимся опять к Б. С. Сеглину:

Вопрос происхождения чрезвычайно важен в конкурентной борьбе. Одно время фирма «Симекс» – дистрибьютор российских водок в Германии широко применяла в своей рекламе лозунг «Настоящая водка – это водка из России». Изготовители и распространители других водок, в частности водок из Польши, заявили протест. Спор был вокруг вопроса о том, где раньше начали производить водку – в России или в Польше?

Ввиду возникшей конкуренции между российскими и польскими водками была проведена серия консультаций между советскими и польскими специалистами и обмен информацией и материалами исследований по истории происхождения, производства и распространения водок. Польская сторона представила серьезные исследования своих ученых.

Доктор Мария Дембинская посвятила свое исследование истории искусства дистилляции, берущей начало в Древней Греции, практике арабских алхимиков, использованию спирта в медицине и затем распространению в обществе в качестве питья «паленого вина».

Доктор Збигнев Кухович в обширном исследовании проанализировал доступные польские и латинские литературные произведения и исторические труды для того, чтобы доказать, что производить и экспортировать водку в Польше начали раньше, чем в России. По его мнению, слово «водка» имеет польское, а не русское происхождение. Кухович отметил, что в русских источниках это слово впервые упоминается в 1533 г. в значении медицинской настойки. Между тем в польских документах слово «водка» появилось примерно на 150 лет раньше.

Исследователь выразил несогласие с выводами русских ученых, содержащимися, в частности, в этимологическом словаре русского языка, о том, что слово «водка» русского происхождения.

После этого нам не оставалось ничего иного, как ввести в оборот новый рекламный лозунг – «Настоящая русская водка – это водка из России».[27]

Позднее Борис Сергеевич Сеглин подарил мне книгу своих мемуаров «Отметины жизни», где приводится уточнение этой ситуации.

Российские и польские экспортеры приняли решение созвать конференцию для обмена мнениями и попытаться договориться. Это тем более необходимо было сделать, что обе страны – СССР и Польша принадлежали к социалистическому лагерю, и мы просто обязаны были спорные вопросы решать дружественным образом.

Такая конференция состоялась в Варшаве в июле 1975 года (обратите внимание на дату – за семь лет до придуманного Международного суда. – Прим. Б. Р.), и в ней приняли участие один из руководителей «Союзплодоимпорта» и я. Польская сторона представила солидные материалы. <…> К сожалению, мы не смогли представить подобные исследования, выполненные российскими учеными, поскольку их просто не было в природе. Известный в Москве Институт брожения продуктов Министерства пищевой промышленности не смог снабдить нас подобными материалами.