Мне есть что вам сказать

Вспомните прекрасное стремление компании KFC выпускать пищевые продукты «на основе курятины». Да, и точно так же, как меню KFC больше не исключительно куриное, профсоюзы тоже больше не доминируют над лейбористами. Как комплекс блюд Family Feast компании KFC теперь включает дополнительную порцию картофеля фри, салат из сырой капусты, моркови, лука, фасоль барбекю и яблочный пирог от Sara Lee, так и новые лейбористы будут сотрудничать, согласно пересмотренной конституции, с «добровольными организациями, группами потребителей и другими представительными организациями».

Программное заявление предоставляет, не в последнюю очередь, возможность для краснобайства. Возьмите размах амбиций компании по производству мороженого Ben and Jerry’s. Она явно намерена «улучшить качество жизни широких слоев общества как на местах, так и в национальном и международном масштабе». Именно так и лейбористы обязуются работать с «международными организациями в целях обеспечения мира, свободы, демократии» и так далее. В миссии может говориться и о том, чего компания не хочет. Pret A Manger, новая модная сеть закусочных, заявляет: «Мы категорически избегаем консервантов, добавок и неизвестных химических веществ». А новый лейборизм Тони Блэра в свою очередь открещивается от богатого меньшинства.

Схожесть новой четвертой статьи лейбористов и большинства современных рекламных программных заявлений просто поразительна. Не знаю, каким образом бывший когда-то своего рода моряком Джон Прескотт[34] использовал Body Shop. Но могу поклясться, что он стырил у Роддик клятвенное обещание «смело гарантировать, что наш бизнес экологически чистый, соответствует современным требованиям и не подвергает риску будущее». Новая четвертая статья устава лейбористов включает призыв к «здоровой окружающей среде, которую мы оберегаем, улучшаем и сохраняем для будущих поколений». Новая лейбористская партия говорит о «солидарности, толерантности и уважении».

Однако насмехаться над этим опасно. Моя цель не в развенчании нового устава Лейбористской партии. В конечном счете все эти компании, чьи напичканные мурой программные заявления Блэр копирует, феноменально процветают. Если Анита Роддик умеет убеждать миллионы людей покупать ее чудесные шампуни на кокосовом масле или скраб для лица на основе тарамасалаты, то почему идентичные технологии не могут убедить нас голосовать за лейбористов?

Где программное заявление тори? Ясно одно: чем больше людей купят бигмаки в 1997 году, тем больше голосов получат тори. Приближается момент, когда тори могут рассмотреть возможность последовать примеру Блэра, уволить Хэнли и поставить полковника Сандерса во главе Центрального совета[35].

18 марта 1995 г., The Spectator

И никто не знал, во что на самом деле верил Тони Блэр.

Кто лгал – старый или новый Блэр?

Есть одна довольно занятная игра, когда берут Библию, томик Шекспира или путеводитель по историческим местам Карла Бедекера, а еще лучше Коран и цитируют отрывок, сначала точно, а потом импровизируя, а слушатель должен угадать, с какого точно места пошло отклонение от текста. Полагаю, мне следует процитировать что-нибудь из Тони Блэра. Вам нужно будет крикнуть или свистнуть, как только я начну пародировать попытки Блэра говорить, как тори. Готовы? Начали. Вот что говорил Блэр весной 1995 года:

«Долг – краеугольный камень достойного общества».

«Полагаю, что приверженность Маргарет Тэтчер предпринимательству была правильной».

«Родителей следует предупреждать, что пропуски занятий детьми могут закончиться в суде».

«Максимальная налоговая ставка больше не уравнивает богатых».

«Я за смертную казнь для тех, кто убивает полицейских».

Хорошо, согласен, последнее я выдумал. Но мысль понятна, надеюсь.

Это вид «социализма», который обеспечит беспощадное поражение партии тори на выборах в органы местного самоуправления 4 мая и, как убеждают нас некоторые, ускорит падение Мейджора. На момент выхода The Spectator шансы Блэра потерять голоса из-за изменения четвертого пункта[36] снизились до предела.

Лидер лейбористов по любым меркам впечатляет своим пиаром. Как органный мастер он мечется между штабелированными клавиатурами прессы, играет всеми нами одновременно и даже не фальшивит. Его убедительное решение проблемы «учителей», которые напугали собаку Бланкетта[37], обратилось для лейбористов из минуса в плюс.

Стремление к переменам настолько страстное, желание довериться ему настолько отчаянное, что избиратели, кажется, готовы простить ему всё. А стоит ли?

Теоретически мера годности государственного мужа к власти определяется его tenax propositi («непоколебимость намерения»), тем, придерживается ли он принципа. Так что давайте сыграем еще в одну игру, которую могли бы транслировать на Би-би-си, будь ее ведущие чуть жестче по отношению к тем, кого нам предлагают называть «новыми лейбористами». Игра эта – старый грубый политический прием. Я прибегаю к трюку только потому, что это так старомодно, и потому, что с лейбористами тем не менее обращаются очень почтительно. Игра называется «Но вы сказали, Блэр, – и я вам зачитаю это».

Мы все слышали о Блэре-Модернизаторе. Блэр-Модернизатор уверял Среднюю Англию, что не собирается тайно изменять закон о профсоюзах, принятый партией тори, который в основном восстановил доверие к Великобритании за рубежом. Но есть и другой персонаж: можно назвать его пра-Блэр. Это Блэр-Архаик в вопросе Закона о профсоюзах 1984 года, важной демократической реформе, которая сделала обязательным голосование за проведение забастовки: «Это позор, что сегодня мы должны обсуждать отмену основных свобод, за которые боролись британские тред-юнионисты… Мы будем голосовать против законопроекта, который является позорной и недемократической мерой». Как явствует из «Хансарда»[38], молодой Тони был таким же лишенным чувства юмора левым и в отношении закона 1982 года и ограничений вторичного пикетирования[39].

Каждый может утихомириться, особенно после четырех поражений на выборах. Но политику, казалось бы, труднее менять свои инстинкты. Важный вопрос для всех нас как избирателей, голосующих за лейбористское правительство, следующий: когда они говорили правду о том, что действительно думают, тогда или сейчас?

Один из этой парочки, пра-Блэр или Блэр, лжет. Я почти уверен, что враль – пра-Блэр, Архаик. Другими словами, что вы сейчас видите, то и получаете. Он действительно социал-демократ с примесью тори, который, как ни удивительно, возглавляет Лейбористскую партию. Многие новообращенные среди нас пожелают рассматривать это именно в таком ключе. Они проявят снисхождение к пра-Блэру. Они узнают, почему он говорил «Мы обсудим условия выхода из ЕЭС, которое высосало все наши природные богатства и уничтожило рабочие места» в своем предвыборном обращении в 1983 году. Он взывал к ним, скрестив пальцы, поскольку был способным малым, который хотел сделать карьеру в Лейбористской партии, как и те тори, которые энергично отстаивали механизм валютных курсов в 1991 и 1992 году, а потом раскаялись.

Более интересный вопрос, возможно, касается другого. Какой комплекс предложений отражает истинные устремления теневого кабинета, на ведущих представителей которого Блэр должен обратить внимание, особенно если, что вполне вероятно, у него незначительное большинство в парламенте? Итак, они хитрили все эти годы, а потом – примерно год назад – решили сказать правду? Или они лицемерят сейчас? Не поленюсь повторить, что теневой кабинет единодушно выступал против каждой приватизации правительства, что 14 его членов являются, как известно, участниками Движения за ядерное разоружение и что шесть из них голосовали против членства Британии в ЕС.

Интересно, действительно ли эти коллеги Блэра утратили чувства, которые двигали ими в то время и побуждали идти в политику: глубокие сомнения в капитализме; ненависть к корысти; осторожное отношение к коммерческой конкуренции; классовая ненависть; инстинктивная вера в то, что государство лучше организует бизнес; стремление взять и перераспределить деньги?

Каков настоящий Джек Стро в вопросе образования? Есть Джек Стро, который с улыбкой приветствовал решение Тони и Шери Блэр послать своего сына Юэна в государственную школу. Или есть Джек Стро, который на конференции местных органов власти в 1992 году назвал планы тори, означавшие по сути передачу контроля над детьми от левых муниципалитетов родителям и директорам школ, «позорной и провальной системой». В пресс-релизе 1988 года старый Джек Стро, пра-Стро, заявил, что городские технические колледжи и школы, перешедшие на государственное обеспечение, «предназначены систематически подрывать центральное значение единой средней школы». Еще в 1991 году он хотел сократить «затратные» городские технические колледжи и таким образом сэкономить, по его словам, примерно ?50 млн.

Я знаю, какой Джек Стро настоящий. Влезьте в мозги того, кто полагает, что «монархия – это глубоко упадническая и обособленная система, за которую платим мы все». Он – студент-социалист – переросток.

А каков настоящий Джон Прескотт? Тот, кто вместе с Блэром превратил четвертый пункт в заявление типа формулировки миссии ресторана быстрого питания, или тот, кто сказал нам всем в феврале 1994 года: «…Я вышел из чрева профсоюзного движения. Я типичное создание этого движения». Психологически убедительный Прескотт, конечно, тот, кто сказал в мае 1994 года: «Я не верю в отмену четвертого пункта, так как верю в значение общественной собственности»; тот, кто рассказал изданию Labour and Trade Union Review 1990, что он сделает с реформой занятости тори: «В этом законопроекте нет нечего, что стоит сохранить. Он должен исчезнуть».

Новые лейбористы и новый Блэр нам говорят, что минимальный размер оплаты труда не должен отражаться на количестве рабочих мест. Но 18 марта 1992 года пра-Прескотт проболтался на Sky TV: «Полагаю, следует признать, что в некоторых местах произойдут сокращения». И опять Тони Блэр искусно и туманно выразился о том, что новые лейбористы сделают с нашими налоговыми декларациями. О налогах он ничего не говорит, за исключением того, что тори лгали и грабили народ.

Но подождите, вот что сказал Прескотт в 2005 году: «Максимальная ставка, определенно, повысится… Можно возражать по этому поводу, но, если мы хотим справедливой налоговой системы, с этим придется согласиться».

А какова реальная политика лейбористов в вопросе национализации? В штаб-квартире Тони Блэра мне сказали: предположения о том, что лейбористы возьмут под контроль некоторые отрасли, «полная чушь». Но по словам морского волка и заместителя лидера, напечатанным в Morning Star 30 августа 1986-го, «коммунальные службы следует вернуть в общественную собственность и государство должно вмешиваться, когда капитализм дает сбой…». Или возьмите Фрэнка Добсона, который 2 июля 1991 года сказал в парламенте: «Мы постоянно говорим, что вернем National Grid Company[40] в собственность государства. Уверяю достопочтенных членов, это будет первоочередной задачей». Маргарет Бекетт, Робин Кук, Тони Блэр, Энн Тейлор: все призвали вернуть водное хозяйство в государственный сектор.

Что касается политики в вопросе единой валюты, что же, ответ – «да». Как изложил Блэр в палате общин: «Ответ – однозначно “да”; или как сказал Прескотт в радиопрограмме Today Programme 15 июня 1991 года: «Да, мы против единой валюты».

Теперь Джереми Хенли или тот, кто заменит его на посту председателя партии, должен убедить электорат, что новые лейбористы – это на самом деле старые лейбористы, что в реальности они остались теми же. Он должен навести всех на мысль, что это немного похоже на фильм «Вторжение похитителей тел». Похитители крадут благовидную наружность, но под ней скрываются невнятно бормочущие создания из политического космоса.

Но надо отдать должное лейбористам. Под руководством Блэра партия меняется. Некоторые левые члены парламента сообщают о получении странного письма от избирателей, сетующих на утерю радикализма. Ассоциации старомодных избирателей были глубоко оскорблены решением Блэра, что 50 % всех кандидатов должны быть женщины, и возмущение отражается на этом показателе. Но те 80 000 новых членов, вступивших в ряды партии, когда он стал лидером, разбавляют, как говорят, твердолобых левых активистов.

Следует также отметить, что часть левых старомодных лейбористов действительно не верят, что поворот на 180 градусов станет крутым маневром, когда новые лейбористы придут к власти. «Похоже на коммунистическую партию Горбачева в Советском Союзе», – грустно отмечает один известный член парламента от лейбористов. – Они просто следуют тому, что говорит их лидер. Они отупели от поражения», – доказывает он. Теневой кабинет послушен не только сейчас. Они будут послушными и когда придут к власти.

«Может, я слишком пессимистичен, но я не думаю, что Джон Прескотт выйдет из повиновения, когда встанет у руля. Джон – хороший парень, но он любит свой «ягуар». Мичер никогда в действительности не протестовал. Кук будет соглашаться со всем, что предложат».

Но следует помнить, что это критика левых лейбористов. Для здравомыслящих сторонников есть только один способ проверить, искренни с ними новые лейбористы или нет, а именно задать следующие вопросы Блэру и его компании: «Уменьшите ли вы бремя последующих поколений, следуя правительственной политике поощрения частного пенсионного обеспечения? Обуздаете ли нахлебников, сохраняя пособия по безработице? Поддержите ли попытки г-на Лилли отбить охоту у симулянтов претендовать на пособие по нетрудоспособности? Сохраните ли обязательные конкурсные торги для местных властей?»

Думаю, ответом на все эти и другие подобные вопросы будет «нет». И об этом следует открыто сказать. Гордон Браун явно говорит своим друзьям, что лейбористы сделали достаточно много, чтобы снять страхи среднего класса. «Скоро, – говорит он, – лейбористы должны объяснить свою действительную политику».

Давайте, новые лейбористы. Пришло время перейти в наступление и сказать нам, что вы действительно думаете. Это единственная надежда тори.

29 апреля 1995 г., The Spectator

Положение Мейджора стало настолько неприятным, что он в конечном счете набросился на своих критиков, объявил об отставке с поста лидера консервативной партии и провоцировал их бросить ему вызов. Что и сделал Джон Редвуд и проиграл.

Хватит о рыцарях пера и кинжала

Когда прошлым вечером в коридоре комитета стихли шаги, мобильники телевизионщиков перестали стрекотать, как кузнечики, достаточно было слегка поднапрячься, чтобы в отделе газет, что над министерским коридором, услышать тихий звук. Это пережевывали английскую прессу, которую называют обычно Флит-стрит[41], и – нет смысла отрицать – вашему покорному слуге тоже досталось.

Один-ноль в пользу Мейджора. «Не в первый раз политические обозреватели и комментаторы повержены в пух и прах!» – заявила Джиллиан Шепард. Но сам премьер-министр выразился более осторожно в заключительной части своего триумфального заявления на ступеньках дома 10 на Даунинг-стрит (лондонская резиденция премьер-министра. – Прим. пер.), поместив, фигурально говоря, ногу на животы своих реальных оппонентов. Он знает, где находятся реальные соперники, сказал он, не в Вестминстере и не в избирательных округах – отнюдь. Он знает, где настоящий враг.

«Это уладили в Вестминстере, а не внешние комментаторы с их частными мнениями!» – кричал он. Прежде чем информация о результате пронеслась по жарким коридорам комитета и прежде чем стало ясно, что Мейджор вне опасности, мнение сторонников Мейджора о поведении прессы было практически непечатным.

Незадолго до оглашения результата я столкнулся в кулуарах с одним обычно радушным министром. Он весь покраснел и принялся критиковать мою позицию, выраженную в статье. При этом выдавал такие матерные перлы, что в радиусе 25 шагов все поворачивали головы в нашу сторону. В преддверии кампании по выбору лидера партии министры поверили в существование, как сказал Гарольд Вильсон, «небольшой группы политически мотивированных людей», правых журналистов, вступивших в сговор с парламентскими евроскептиками и решивших сместить премьер-министра.

Последние четыре года они полагают, что пускают свои трусливые стрелы в Джона Мейджора, движимого либо неуместным интеллектуальным снобизмом, либо чувством обиды, что он не г-жа Тэтчер.

Эти булавочные уколы, однако, ничто в сравнении с необычным шквалом артиллерийского огня, который совсем недавно обрушила на Мейджора когда-то лояльная к нему консервативная пресса. The Daily Telegraph, The Times, The Daily Mail и почти вся остальная Флит-стрит, за исключением Financial Times и Daily Express, были убеждены, что Мейджор ведет партию к поражению на следующих всеобщих выборах и потому он должен уйти. Такое «вероломство» привело министров в ярость. Они считают, что журналисты – это чрезвычайно надменные личности с большим самомнением, безответственные бомбометатели.

Они порвали бы все отношения, если бы не реальность: как и в случае с другими террористами, у политиков нет другого выбора, кроме как вести с ними переговоры. Остальные члены партии по всей стране также возмущаются поведением прессы.

«Почему нельзя оказать доверие Джону Мейджору за то, что он уже сделал? – вопрошают местные тори. – Почему его никогда не поздравляют за успехи в достижении устойчивого экономического роста и прочного урегулирования в Северной Ирландии?»

Действительно, почему? За что ему устроили такую взбучку? Перед обсуждением принципиальных возражений против премьерства Джона Мейджора следует вспомнить железный закон Флит-стрит: мы тебя вознесли, мы тебя и свергнем.

Когда Джон Мейджор был молодым членом парламента и быстро делал политическую карьеру, он налаживал хорошие отношения с редакторами политических изданий. Члены правительственного лобби отзываются о нем как об очаровательном, привлекательном человеке. Он усваивал твое имя с первого раза и повторял без запинки. В списке возможных перестановок у каждого он значился как достойный кандидат. А после того, как он встал во главе кабинета и больше не мог оставаться на короткой ноге с журналистами, прежние отношения, конечно, пошли на спад.

Как премьер-министр поначалу он привлекал именно своей обыкновенностью, порядочностью, на что и делала упор его кампания за «бесклассовое общество». Но у журналистов широкополосных газет есть свой профессиональный синдром. Они вечно в поиске грандиозных идей для своих колонок, а Джон Мейджор не давал их. Журналистов не удовлетворяло мейджоровское «видение Британии», которое сосредоточивалось, казалось, вокруг числа туалетов на автодорогах. Они стали поговаривать, что у Мейджора нет реальной идеологической базы; и его ошибка заключается в том, что он слишком чувствителен к их подколкам.

В отличие от г-жи Тэтчер, которая, как сказали бы некоторые, лишилась власти в конечном счете, потому что не прислушивалась к критике в прессе, г-н Мейджор слишком прислушивался. Он, кажется, чересчур близко воспринимал то, что писали о нем воображаемые обладатели диковинных ученых степеней, одетые в странные жилеты и сидящие в кабинетах, заставленных книжными полками.

Было известно, что его сильно задевали наглые псевдопсихологические биографические очерки. Журналисты почуяли его уязвимость и начали еще сильнее нападать с критикой, характеризуя его без лишних доказательств как человека, способного носить рубашку, заправляя ее в трусы.

Лучший способ защиты для Мейджора – оказавшийся очень эффективным – внушить чувство симпатии. В отличие от г-жи Тэтчер он не вызывал страха. Но тут г-н Мейджор должен винить себя за то, как некоторые «заднескамеечники» (рядовые члены парламента. – Прим. пер.) и пресса старались переплюнуть друг друга в своей наглости.

Хотя все это в определенном смысле вторично. Прессу ни в коем случае нельзя винить за осевой момент пребывания Мейджора в должности премьер-министра, когда фунт стерлингов обвалился, не удержавшись в рамках, установленных механизмом валютных курсов. Можно винить Бундесбанк за то, что он не оказал достаточной помощи. Можно винить игроков на бирже.

Можно, вероятно, последовать примеру Дугласа Хёрда и обвинить The Sunday Telegraph в подстрекательстве датчан сказать «нет» при голосовании в 1992 году и таким образом вызвать Маастрихтский кризис. Но нельзя винить Флит-стрит за решения господ Мейджора и Ламонта поддерживать валютный курс в соответствии с европейской валютной системой долгое время после того, как он перестал быть экономически оправданным, в результате чего были потеряны миллиарды, а тысячи бизнесменов приперты к стенке.

И отнюдь не пресса нанесла авторитету премьер-министра самые болезненные удары. Это был Норман Ламонт, бывший министр финансов (28 ноября 1990 г. – 27 мая 1993 г. – Прим. пер.) и руководитель избирательной кампании, который заявил в палате общин: «Создается впечатление, что Мейджор пребывает в должности, но не у власти». И это был Тони Блэр, который сказал: «Я возглавляю партию, а он следует за ней». Самое главное, легкая победа в Европе не была просто выдумкой прессы.

Большой группе его «заднескамеечников» – не менее 89 из них проголосовали за Джона Редвуда – стало ясно, что заявление премьер-министра от 1 марта по единой валюте было не совсем убедительным. Пресса не явилась причиной поражения Консервативной партии в местных и европейских выборах.

Пресса способна донести разочарование общественности до премьер-министра. Но она не в силах сломать его. Результат вчерашнего вечера доказал это.

5 июля 1995 г., The Daily Telegraph

И все же центристы примкнули к Блэру.

Кто они, все эти люди?

Сумерки сгущаются, пока такси добирается до Далиджа. Это поездка сулит открытие. Я приехал в поисках новой и таинственной группы людей, чья значимость известна, но чьи особенности политологам пока не совсем понятны. «Никто не знает, что это за люди, – признался мне один из советников Тони Блэра. – Мы действительно заинтригованы».

На сентябрь 1995-го в рядах Лейбористской партии насчитывалось 351 000 членов. За 15 месяцев ее численность почти удвоилась. Эта цифра тем более примечательна, если учесть, что во всей Европе членство в политических партиях постоянно снижается. Канула в Лету массовая приверженность христианским демократам и социал-демократам и их коллегам в Британии. Это дало лейбористской партии прирост в один миллион членов, а тори – поразительные 2,8 млн в 1952-м. В наши дни мы отдаем силы Королевскому обществу защиты птиц, кампаниям помощи больным СПИДом, приковываем себя к грузовикам, перевозящим телячьи туши.

Только одна партия плывет против течения. Большинство из 100 000 новых членов вступили в нее в прошлом году благодаря одному человеку: его сияющим глазам, волнистым волосам и щербатому переднему зубу. Когда на следующей неделе Тони Блэр выступит на съезде Лейбористской партии, основная часть доклада будет строиться на не относящихся к делу доводах: что, возможно, Блэр действительно социал-демократ, но партия в целом не сумела продвинуться вперед и остается приверженной «карательному» перераспределению и государственным расходам. В ходе предвыборной кампании к следующим выборам это должно стать основным бременем пропаганды тори.

Поэтому для Блэра станет жизненно важным доказать, что партия меняется в корне. Такси останавливается у небольшого дома рядовой застройки на Гроув-Вейл. Мы прибыли. Это штаб-квартира Лейбористской партии Далиджа. Здесь каждый месяц регистрируют 80 новых членов. Сквозь пыльное окно гостиной я смутно угадываю фигуры мужчин и женщин разного возраста. Приглядевшись, вижу: они пьют вино и апельсиновый сок.

Они не сильно отличаются от нас с вами, одеты в опрятные свитеры и юбки. Это типичные новые члены лейбористской партии, которых любезно собрала для меня Тесса Джоуэлл, член парламента от округа Восточный Далидж. Она не только очень энергичная и умная женщина, но и «близка к Тони». Как любит говорить Питер Сноу[42], когда поступают результаты общих выборов, это только первая выборка. Мы предупреждаем читателя, что наши методы не являются и не могут быть научными. Но, проведя вместе с десятком новых членов более часа за бутылочкой болгарского мерло и чипсами, я чувствую, что Блэр прав, когда говорит, что партия меняется. Старый заместитель Блэра по партии Джон Прескотт, окажись он здесь, повесил бы голову; и все же у г-на Мейджора, кажется, нет никаких причин кручиниться.

На стене висит пропитанная никотином карта избирательного округа и плакат 1930-х годов с лозунгом «Завтра – когда лейбористы будут править». На нем изображены рабочие в разных триумфальных позах. В прошлом, возможно, здесь толкали речи и дискутировали, попыхивая трубками, о свободном коллективном договоре. Больше нет. Барбара Ричардсон, мировой судья лет 45 с короткой стрижкой и в светло-вишневом костюме, говорит мне, что она спешит, и поэтому кратко объясняет, почему присоединилась к новым лейбористам. Она была социальным работником в этом районе (как и Тесса Джоуэлл) и членом лейбористской партии в Норвуде. Но впала в отчаяние.

Там был такой «красный» Тед Найт. И партия каким-то образом не разрешила ей отдать детей в частную школу. И там был такой Нейл Киннок. «Я терпеть не могла Нейла Киннока», – говорит она и признается, что чувствует себя виноватой за такие слова. Некоторые из присутствующих не так горячо, но соглашаются с ней. «Я ушла к социал-демократам – и встретила среди них прекрасных людей», – говорит Барбара. Так почему же она вернулась к лейбористам? Она невольно признается: «Главным образом из-за Тони Блэра». Эту же причину указали и четверть новых членов при опросе, проведенном Labour Party News в апреле.

Эту же причину указал и Том Уорд, 19-летний бородатый картезианец в футболке с надписью Jim Beam, который только что поступил в Пембрук-колледж, Оксфорд. «Я хотел работать с большей отдачей, и Блэр сделал это возможным для человека со средним школьным образованием», – говорит он. В этот момент Уорда прерывает Джон Мактернан, мой чичероне в мире Лейбористской партии Далиджа.

Мактернан – искушенный шотландец. Он возглавлял дискуссионное объединение в Эдинбургском университете и теперь стал большой шишкой в местной партии. Он хочет убедиться, что я понял суть сказанного. «Это, – восклицает он с волнением ученого, демонстрирующего посетителю первый циклотрон в мире, – новый лейборист! Все дело в Тони Блэре, – продолжает он. – Он первый политический лидер в Британии после Маргарет Тэтчер, чьи особые социальные ценности могут изменить образ нашей жизни».

Смелое утверждение. Надо признать, что если бы не г-жа Тэтчер, то многие вообще бы не интересовались британской политикой. Перестроит ли Блэр политическую жизнь подобным образом? Я спросил об этом одного молодого улыбчивого парня лет тридцати в бежевой кожаной куртке. Его зовут Джон Бам. Он учился в «той же школе, что и сын г-жи Тэтчер (Хэрроу)», перед тем как поступить на факультет классических языков в Королевском колледже в Лондоне. Г-н Мактернан пояснил мне, что «новый лейборист представляет собой интересную смесь происхождений».

Но Бам, кажется, вступил в партию не столько из восхищения Тони Блэром, сколько из уважения к памяти Джона Смита, которого он описал как «самого великого премьер-министра, который когда-либо у нас был». Конечно, Бам в восторге от Блэра. Но было бы преувеличением сказать, что идеология Блэра вызывает у него энтузиазм. «Считают, что он мог бы выражаться поточнее», – говорит он, имея в виду, например, что Блэр мог бы доходчиво объяснить, что он намерен делать с приватизированными отраслями промышленности. Но другие новые члены партии признают, что им вообще-то непонятно, что их лидер представляет собой на самом деле.

«Я так до сих пор и не знаю его», – говорит Йэн Ричардсон, 72-летний бывший журналист из The Birmingham Post в шерстяном галстуке и крепких коричневых ботинках. Ричардсон уже изрядно подрейфовал по политической карте. В 1930-х он чуть не стал коммунистом. В 1950-х дважды голосовал за тори и один раз, к его стыду, за г-жу Тэтчер. Но себя он описывает как «лейбориста по темпераменту». Тем не менее и он вроде бы не ждет чего-то конкретного от Блэра.

Скорее, его заводит ненависть к тори. О ненависти надо было сказать раньше. Здесь она почти повсеместна. «Я бы их всех перестрелял», – говорит Ричардсон, имея в виду всех министров тори. Он зол, когда видит, как уничтожают государственную службу здравоохранения. «У меня ребенок – инвалид, и мне 72, – говорит он хорошо поставленным голосом. – Если у меня усилится синдром Альцгеймера, то впору продавать свой дом. Куда уходят деньги за нефть и газ?» – вопрошает он, и вокруг раздаются возгласы поддержки.

Когда я был вынужден напомнить, подобно одному незадачливому кандидату от партии тори, что экономика выходит из кризиса, безработица сокращается, идет трехпроцентный рост, продается много прекрасных дешевых домов, на меня накинулась Юдит Фиттон, женщина в синем джинсовом платье. Она была первой флейтой в английском национальном оркестре, и у нее двое взрослых детей. «То есть, по-вашему, у меня должно быть все в порядке, так?» – спрашивает она. – Вы понятия не имеете, что такое приобрести жилье».

Седой, в белом свитере куратор Музея реки и гребного спорта в Хенли-на-Темзе тоже «зол». У Криса Додда плохое настроение, потому что комитет «Тысячелетие»[43] не захотел дать денег на его проект.

– Это все некомпетентность и их неспособность не совать свой нос, куда не следует, – говорит Уильям Миллинчип, другой бывший журналист.

– Бездомные нищие ассоциируются у вас с третьим миром, – говорит Дженни Уик, миловидная 60-летняя женщина, которая торопится в бассейн.

– Что меня злит больше всего, – говорит Додд, – так это то, что нельзя верить ни одному слову правительства.