Космический вальс

Матти вздрогнул, огляделся, хотел подняться, но его опередила Элла. Она резко встала и гневно прокричала Гартману, как будто он был во всем виноват:

– Он думает, что вы напрасно терзаете людей глупыми вопросами. Девушка ни в чем не виновата!

– Так, – побледнел Гартман. – Ну а… что думают родители девушки?

Юрий Акимович сразу ответил:

– Мы думаем, что произошло досадное недоразумение. Давайте разойдемся и быстрее забудем об этой нелепости.

Гартман развел руками.

– Если все так считают…

Голосование показало – так считали все.

Едва исчез над головами лес поднятых рук, слово попросил высокий сухощавый мужчина с пронзительным взглядом.

– Я из Центра координации, – представился он. – Мой вопрос – по существу дела. Я хочу, чтобы на него ответил для всех присутствующих профессор Матти Рану.

Матти вышел к трибуне и спокойно сказал:

– Слушаю вас. Я готов.

– У нас создалось впечатление, что вы упорно прячете девушку. Чтобы всем было понятно, объясню. Семья космонавта Петрова удочерила юную гражданку. Привел ее профессор Матти Рану. В этом не было бы ничего удивительного, если бы девушка хотя бы где-нибудь значилась, и мы бы знали где она училась, воспитывалась, кто ее родители. Здесь, на весьма представительном заседании, было бы уместно разъяснить.

Матти нетерпеливым жестом поправил очки.

– Во-первых, – глухо сказал он, – девушку никто не прячет – она, как вам известно, счастливо пребывает в семье Петровых. А во-вторых, я же объяснил, что готовлю необходимую документацию. Ровно через три дня Центр координации ее получит.

– Через три дня? – остро сверкнул глазами представитель Центра координации. – Вчера кончился последний срок, который вам дали.

– Извините, не успел…

– Что ж, – твердо прозвучало в ответ. – Больше ждать мы не имеем права. Если сейчас не последует удовлетворительного объяснения, Центр координации вынужден будет вмешаться и принять меры.

Матти попросил воды, отпил глоток и после раздумчивого молчания печально сказал:

– Хорошо, попробую объяснить… Все вы знаете, сколько было бесплодных попыток создать механическим путем живой мыслящий организм… И вот, наконец, это случилось… Да, на свете появилось новое существо. Это не робот высшей модификации, хотя обладает достаточной физической силой и может производить сотни трудовых операций. Это не универсальное счетно-решающее устройство, хотя способно совершать умопомрачительные вычисления… Что же, или кто же это? Я думаю, это все-таки человек. Потому что не только имеет самое привлекательное человеческое обличье, но и чувствует, и поступает, как человек, и мыслит, и внутренне развивается… Простите, мне трудно говорить сухо о живом, благородном существе… Конечно же, на фоне нашего развития, а у нас за плечами миллионы лет, недостатки нового индивидуума ясно видны – они, разумеется, со временем будут преодолены. И вот представьте себе: мы устраиваем судилище над ни в чем не повинным существом. Потому что открытость души, проявление нежности мы приняли за аморальность. Но ведь этого нет. И мы с вами можем нанести тяжкое оскорбление, глубокую травму… Нужно исследовать? Пожалуйста. Нужно изучить свойства организма, «характера»? Изучайте. Но давайте отнесемся по-человечески! Пусть он, наш младший собрат, не почувствует оскорбительного внимания к себе. Пусть с нашей стороны всегда встретит понимание и добросердечность… Вот мое объяснение. Если его будет недостаточно, тогда не знаю…

Зал зааплодировал, и представитель Центра координации вышел навстречу Матти.

– Поздравляю вас, – торжественно произнес он и пожал Матти руку. – Теперь все понятно. С документацией можете не торопиться. Подготовьте ее обстоятельно, это необходимо для дальнейших исследований. Вашим открытием – именно открытием, я не оговорился, – займутся теоретики.

Заседание объявили закрытым, и собравшиеся стали не спеша расходиться.

Екатерина Павловна бросилась к Улугбеку, о чем-то быстро заговорила. Улугбек взял ее за руку и… повел к нам с Юрием.

– Пожалуйста, извините, – обратился он к Юрию. – Нам с мамой нужно серьезно с вами поговорить.

– Опять что-то придумал… – виновато вздохнула Назарова.

– Что ж, идемте к нам, – сказал Юрий. – Если серьезно.

– Спасибо, – благодарно отозвался он.

К нам присоединились Матти и Элла, а у входа догнал Максим Николаевич.

– Ваше сообщение было таким неожиданным, – сказал он Матти. – Никак не предполагал… Однако хорошо, что эта комедия кончилась. Я так хотел побыть с вами, увидеть Юлию…

– Что же мешает? – спросил Юрий.

– Через несколько минут я должен предстать перед комиссией…

– А! – понял Юрий. – Ни пуха ни пера!

И Максим Николаевич ушел. Пока мы направлялись к нам, обычно молчаливый Матти принялся рассказывать о новых технических достижениях, о том, как еще одно смелое предположение перестало быть гипотезой и в науке открылись новые направления. Я слушала не очень внимательно. Я все еще находилась в зале общественного суда. Мне было стыдно. Так же, наверное, как Назаровой, которая шла рядом с сыном, краснела и не поднимала глаз. Да, стыдно. Мы не потрудились как следует разобраться во всем сами, подняли ненужный шум. Да, уважаемая Жанна Васильевна, обратите на себя внимание. Начинаете черстветь…

Я взглянула на Матти. Идет себе, рассуждает! А ведь первейший виновник он. Такое придумал, змий-искуситель, и никому ни слова!..

Дома Юра приготовил стол с мороженым и освежающими напитками. Матти «разбудил» Юлию, и она вошла в комнату – прекрасная, сияющая. Села за стол и невинно спросила:

– Почему вы так на меня смотрите?

– Можно я скажу? – поднялся Улугбек. – Потому что вы… самая красивая девушка в мире!

Юлия покачала головой.

– Не надо так. Разве каждый из нас недостаточно красив?

– Умница, – хитро кивнул Матти. – Я всегда знал, что ты умница.

– Наверное, каждый по-своему красив, – не успокаивался Улугбек. – И наверное, я слишком субъ­ективен. Я очень люблю эту прекрасную девушку, единственную на земле! Юлия, я вас очень люблю!

– Спасибо, Улугбек, – благодарно ответила Юлия. – Я вас тоже люблю.

Улугбек просиял и обратился к Юрию.

– Позвольте, Юрий Акимович, – и вдруг ко мне: – и вы, Жанна Васильевна, как было принято в старину, просить руки вашей дочери. Мы любим друг друга, вы это видите, вы это слышите. Я обещаю: сделаю все, чтобы ее светлый лик никогда не омрачила печаль.

Екатерина Павловна тихо ахнула; Юлия растерянно оглядела присутствующих и опустила голову. Матти забарабанил пальцами по столу. Один Юрий, казалось, не растерялся и хотел что-то сказать. Я перехватила инициативу.

– Дорогой Улугбек, – сказала я. – Мы, конечно, не возражаем, да и не имеем права возражать, если между вами обоюдное согласие. Но Вам следует обратиться к ее настоящим родителям – я многозначительно указала на Матти.

Матти ничуть не удивился. Он как будто ждал моих слов и отреагировал с улыбкой:

– Ну вот, теоретики еще собираются изучать, а жизнь врывается, опережает события… Что ж, на то она и жизнь.

– Кроме Юлии мне никто не нужен! – горячо заявил Улугбек. – Без Юлии я не смогу…

– Хорошо, мы подумаем, – ответил Матти и как ни в чем не бывало обратился к своему другу: – Я слышал, вы скоро отправляетесь?

Юлия подсела к Матти, зашептала: «Правда? Вы мой отец?» Нежно поцеловала в щеку. «Милый мой папочка! Я ведь чувствовала – что-то здесь не так…»

Юрий Акимович на вопрос Матти ответил после улыбчивой паузы. Да, ровно через три дня ракетоплан стартует. Идут последние приготовления. Хотел взять с собой Юлию, но теперь, очевидно, она останется…

– Ни за что на свете! – вскочила Юлия. – Я полечу с вами! Обязательно!

Улугбек чуть не плакал.

– А как же…

– Да никак. Я лечу, лечу! Я знаю – буду очень полезна. У меня даже опыт есть.

– Ох уж этот опыт, – усмехнулся Матти.

– Да, да, – настаивала Юлия. – Максим Николаевич меня хвалил. Я все запомнила и сама могу поднять ракетоплан в космос!

– Только без хвастовства! – нахмурился Матти. – Завтра, обо всем – завтра…

– Тогда возьмите и меня! – потребовал Улугбек. Юрий Акимович не успел ответить. Вспыхнул экран видеотелефона. На связи Максим Николаевич.

Он, сдерживая радость, сообщил:

– Поздравьте, командир. Я полноправный член вашего экипажа. Комиссия утвердила. Здоров, как дьявол.

– Поздравляю, Максим Николаевич. Завтра в девять ноль-ноль на тренаж.

– Есть в девять ноль-ноль на тренаж!

– Максим Николаевич! – включилась Юлия. – Скажите, я выносливая?

– Очень.

– Могу водить ракетоплан?

– Еще как!

– В приборах разбираюсь?

– Безусловно.

– Вот видите, – повернулась она к Юрию Акимовичу. – И еще я могу…

– Ой, ой, ой, – поморщился Матти. – Вовек не слышал столько бравады!..

Максим Николаевич удивленно пожал плечами.

– А что случилось? Юрий Акимович, возьмите

Юлию, не пожалеете.

Юрий Акимович засмеялся.

– Я бы взял, да появились осложняющие обстоятельства. Не беспокойтесь. Вашу рекомендацию учтем и примем верное решение.

– Полетим вместе! – с радостью сказала Максиму Николаевичу Юлия.

– Буду рад! – Максим Николаевич попрощался и выключил экран.

Опять заговорил Улугбек:

– Пожалуйста, возьмите меня. Один я не смогу!

Матти вспыхнул:

– Какие все быстрые, нетерпеливые. А вот у меня никто не спросил – могу ли я один?

– Папочка, милый, – мгновенно села рядом с Матти Юлия. – Может быть, и ты… с нами? А?

– Я бы с удовольствием. Да здоровье не позво­ляет.

– Значит… мне тоже… остаться?

– Оставаться не нужно. Летите, если так хочется. А я, если повезет, доберусь до вас иным спосо­бом…

Матти помолчал и объяснил заинтригованным слушателям:

– Вы хорошо знаете: мы научились живую материю превращать в неживую и наоборот-с сохранением всех свойств превращаемых объектов. Теперь изыскиваются средства передачи живой материи на большие расстояния, скажем, с помощью луча, магнитных или иных волн. Скорость передачи будет регулироваться и может возрастать беспредельно. Так вот, может быть, меня забросят на Иону таким спо­собом.

– Это опасно! – воскликнула Элла и схватила Матти за руку. – А вдруг…

– Кому-то надо быть первым. Ну, дорогие мои, поднялся Матти, – пора и честь знать. Если что неясно – утро вечера мудренее.

Все стали расходиться. Юлию, к ее великой радости, увели с собой Матти и Элла. К ним присоединился Улугбек. На прощание Матти взглянул на меня с укором, но ничего не сказал. Матти прав, я чувствую себя перед ним страшно виноватой… Юрий обнял Юлию, поцеловал – ему явно не хотелось расставаться, он даже спросил:

– Насовсем?

– Нет, папочка, – ответила Юлия. – Ведь вы тоже мой папочка! Мы вместе полетим!

Екатерина Павловна выходила последней.

– Наверное, я очень постарела, – печально сказала она. – Но и дети каковы. Сплошные сюрпризы.

И вот мы с Юрием остались одни. Он разложил на столе книги, карты – будет работать. Мне бы тоже засесть за учебники и конспекты, да что-то не хочется. Впервые за много лет что-то внутри отказалось подчиниться установленному порядку. Я походила по комнате – нет, не могу себя заставить.

– Юра, – сказала я мужу. – У меня ужасное состояние… Ты понимаешь?

– Понимаю, – тихо отозвался он. Сложил книги и карты. – Понимаю. Пойдем к реке. Погуляем. Согласна?

– Конечно, я была согласна. Хоть куда-нибудь, только не оставаться в четырех стенах…

На крыльце я взяла Юрия под руку. Пересекли неширокую асфальтированную улицу и через парк стали спускаться к реке. Мягко шуршали под ногами опавшие сосновые иглы; просветы между оранжевыми стволами залила ослепительная краска заката. Этот парк мы очень любили. Здесь когда-то носился мой мальчуган под присмотром ворчливого Матти… Это было и уже никогда не повторится. Даже Матти уже много, много лет не был на этих шуршащих ал­леях. Как будто отрекся. Как будто его сюда не тя­нет… А ведь знаю – еще как тянет. Только больно ему. Так же, как и мне, осиротевшей матери…

Стараюсь не думать о запретной теме. А как не думать. Вот старая скамья, с глубокими трещинами.

Мы оставили ее такой, какой она была в те годы, каждую весну подправляем и подкрашиваем. Это любимое место Германа. Он отдыхал здесь. Приходил сюда с книгой или просто так…

Мы осторожно присели. Юрий внимательно посмотрел на меня, ничего не сказал. Да и зачем? Все уже сказано, нового не придумать.

Я давно знаю – Герман погиб не зря. Жизнь есть жизнь. Ради нее мы трудимся, совершаем подвиги. И умираем, чтобы уступить место новым поколениям.

Жизнь хороша, слов нет. Особенно теперь, когда человечество избавилось от тяжких пороков прошлого. Только будь человеком! Только трудись! Только гори сам и зажигай других! И мы трудимся, и стараемся, и прекрасно горим, воздавая дань всем борцам прошлого за сегодняшний день.

Жизнь каждого из нас – подвиг. Юрий и его товарищи осваивают космос. Матти Рану открывает новое в науке. Я воспитываю ребят. Каждый рабочий, каждый деятель науки и культуры ежечасно совершает подвиг. Потому что всего себя, без остатка, отдает любимой работе, ищет новые пути совершенства, трудится для всех. Этот подвиг – огромное счастье!

И ни один из ныне живущих не усомнится в нем, не откажется от такой прекрасной судьбы…

И я говорю: да здравствует наше прекрасное время! Спасибо жизни, что не обошла ничем, и я узнала все, что должно узнать каждому человеку. Тысячекратно я произнесу «спасибо» и не покривлю душой.

И если защемило в душе – то от иных потерь, и если захлестнуло безволие – от иных причин. Мы ведь живые люди. Думаем и чувствуем по-человечески…

Нет, не может человек оставаться один!

– Юра, – сказала я. – Если ты хоть чуточку меня любишь – возьми и меня с собой!

– Я думал об этом. – Он ласково обнял меня.

– Срок настолько большой, что…

– Да, мы можем не увидеться.

– И ты легко говоришь! – У меня выступили слезы, все затуманилось, задрожало.

– Разве легко, – вздохнул Юрий. – Я завтра же пойду и откажусь от полета.

– Ты с ума сошел!

– Иного выхода не вижу.

– Но я же предлагаю: возьми меня!

Юра покачал головой.

– Перегрузки настолько большие – не выдержишь… Матти это понимает.

– Ну и пусть. Одной не легче.

Мы поднялись и пошли к реке. Ощутимо пахнуло прохладой.

– Я поговорю с Матти, – сказала я. – И вместе с ним – к тебе… Превращусь во что угодно, лишь бы к тебе, лишь бы всегда с тобой!

– А вдруг что-нибудь не сработает? – с тревогой произнес Юра. – Опасно…

– Лучше честно признайся: не хочешь, чтобы я оказалась на Ионе… Ведь там Ина… – Последние слова вырвались неожиданно. Я старалась не думать об этом, тем более совсем не хотела хоть в чем-то упрекнуть Юрия.

Он резко остановился, пристально посмотрел мне в глаза и с досадой сказал:

– Ну зачем же путать большую симпатию с любовью. Я же объяснял!.. По-настоящему я люблю только тебя. Слышишь – только тебя! Вот такую земную-преземную! Ведь то, что моим первым другом на Ионе стала женщина, – всего-навсего случай. В своем ближайшем окружении, в той микросреде, в которой я находился, она заметно выделялась – и умом, и воспитанностью, и душевными качествами.

Однако я не переставал себя чувствовать земляни­ном. Ведь мы намного совершеннее. Этот контраст неотступно следовал за мною, я постоянно был дома, на Земле… Рядом с тобой.

Я уткнулась Юрию в плечо и не смогла сдержать слезы. Он обнял меня и, словно в каком-то возвышенном оцепенении, замер…

Потом мы спустились к самой воде. Закат густо отражался в небыстром течении, и алые струи неспешно кружились и шлепались пенистой волной о глинистый берег.

Донеслись голоса и музыка.

– Космический вальс, – улыбнулся Юра, и мы прислушались.

Волнующая мелодия стала приближаться, и я как будто впервые различила столько оттенков и удивилась. Нежные звуки, как многоцветная мозаика, рисовали в воображении невиданную картину, в которой был не только безграничный простор, но и обозначенный тенью объем – все имело свою неповторимую форму, светилось, проступало блестками, пряталось в темноте. Едва уловимые границы и зыбкие переходы усиливали необычное впечатление, хотелось лишь удержать в сознании этот сложный красочный мир, побольше побыть в нем, подышать воздухом неведомых полей, побродить по далеким душистым лугам с незнакомыми цветами… И еще одному я вдруг удивилась: ведь это сама жизнь – звуки, трепетные, пронзительные, собираются воедино и организуются в живое единство едва ощутимым сердцебиением – да-да, я слышу: бьется сердце! – и все дышит, все движется, все пронизано смыслом и глубокой радостью…

Мелодия постепенно удалялась, она словно пряталась где-то в зарослях тальника, когда же исчезла совсем и у наших ног опять зашлепала речная вода, Юра печально вздохнул.

А мне стало хорошо и удивительно спокойно.

Примечания

1

Good morning – доброе утро.

2

Goodbye – спокойной ночи.