В погоне за золотом Измира

      У меня сложилось впечатление, что до встречи со мной он никогда не лгал. Мы с Одоном подошли к багажнику, он вставил ключ в замок, повернул, поднял крышку. Я по очереди запирал все ящики, передавая их людям Одона. К тому времени, как я справился с последним, все уже перебрались на палубу. Рядом со мной оставался только Одон. И тут его позвали с корабля.
      - Что-то у них не так, - бросил он мне. - Подожди, я сейчас вернусь.
      - Я пойду с тобой.
      - В этом нет необходимости. Слушай, а что это там?
      Я посмотрел в указанном направлении. Он уже запасся монтировкой, но так долго замахивался, что я с трудом заставил себя подставить голову под удар. Я, конечно, начал падать еще до того, как монтировка коснулась моей головы, так что удар получился скользящим. А уж когда растянулся на песке, понял, какую допустил ошибку. А вдруг он захочет ударить меня второй раз, пока я лежу, как мешок. Аккурат по незащищенному затылку.
      Такая ошибка могла стоить мне жизни. Но, к счастью, Одон обошелся без второго удара. Он бросил монтировку, подхватил последний ящик и побежал на корабль.
      Я не шевелился, пока они не отплыли.
      Глава семнадцатая
      Я сел за руль автомобиля "Шевроле", сошедшего с конвейера лет десять тому назад. Ключи торчали в замке зажигания. Развернувшись, я поехал в Балыкезир, загнал автомобиль в гараж, закрыл ворота. Дел у меня хватало. Как, впрочем, и времени.
      Потому что они могли вскрыть ящики лишь по прибытии в конечный пункт своего путешествия. А в пути ящики останутся запертыми, так как друг другу они не доверяли. Замки гарантировали, что содержимое ящиков в полной сохранности прибудет в Софию, где они его и разделят.
      Я легко мог представить себе, как они собираются в уютном доме отца Грегора, скажем, в библиотеке, торжественно открывают или сбивают замки, открывают ящик за ящиком, чтобы найти в них гайки, болты, винты, шпильки, гвозди... Шестьсот фунтов ржавого железа. Шестьсот фунтов, аккуратно расфасованных в парусиновые мешочки и кожаные кошели. И ни единой крупицы золота.
      Но я им нисколько не сочувствовал. Золото лежало там, где я его и оставил: в дальнем углу гаража, укрытое брезентом. Я снял дверные панели, благо, инструментов хватало, заполнил пазухи золотыми монетами, поставил панели на место. Часть золота спрятал под сиденьями, часть в багажнике. Потратил на это несколько часов, следя за тем, чтобы ничего не гремело. Где-то проложил монеты газетами, где-то - тряпками. Добившись желаемого, запер машину, похлопал по переднему крылу и прошел в дом. Нашел бритву, мыло. Разделся, помылся, побрился, вновь влез в грязную одежду. Конечно, я бы предпочел лохмотьям костюм, подобающий владельцу хоть и старого, но автомобиля. Подумал о том, чтобы купить его, но решил не торопиться. Незачем мне светиться в Балыкезире. Костюм я мог купить и в другом городе, где перед полицией не поставлена задача найти и арестовать Ивена Майкла Таннера.
      Я вернулся к автомобилю. Турецкий паспорт и водительское удостоверение лежали в бардачке. Одону они больше не требовались, точно так же, как не требовались ему я и автомобиль, поэтому он и оставил нас всех на берегу. Из Балыкезира я поехал на юго-восток. Дороги оставляли желать лучшего. Стоило стрелке спидометра перейти за сорок миль, автомобиль начинало немилосердно трясти. Каждые пятьдесят миль я останавливался, чтобы долить масла. Время от времени покупал сэндвич и чашечку кофе, потом вновь садился за руль и ехал, ехал, ехал...
      Если верить спидометру, я отмахал почти восемьсот миль. Ехал без остановки больше суток. В Антакье, неподалеку от сирийской границы, купил-таки приличную одежду. Расплатился золотом. Торговца, возможно, это и удивило, но думал он не о том, чтобы привлечь ко мне внимание властей. Прежде всего его заботила собственная выгода, и он постарался обсчитать меня на полную катушку.
      Границу я пересек легко и непринужденно. Моя физиономия не очень-то напоминала фотографию на паспорте - кто ищет сходство между физиономией и фотографией в паспорте? По Сирии я поехал на юг, вдоль побережья, пока не добрался до границы с Ливаном. Там мой автомобиль обыскали более тщательно, но причин снимать дверные панели у таможенников не было, поэтому их и не сняли. Они потрясли запаску, заглянули в бардачок и предложили мне следовать дальше.
      Они не нашли ни золота, ни секретных документов, не заметили, что я совсем не тот человек, которому выписан паспорт.
      В Бейруте я остановился в хорошем отеле, поставил автомобиль в гараж. Сказал коридорному, что мне нужен надежный торговец золотом, и дал ему на чай соверен. Не прошло и часа, как в мой номер пожаловал молодой китаец. Есть ли у меня золото на продажу? Я ответил, что есть. Устроят ли меня пятьдесят долларов за унцию? Не устроят.
      - Сколько вы хотите, сэр?
      - Шестьдесят.
      - Это высокая цена.
      - Отнюдь. Вы заплатите и шестьдесят пять, если я буду на этом настаивать. Скажите боссу, что торговаться я не буду. Шестьдесят долларов за унцию, и точка.
      - Сколько у вас золота, сэр?
      - Шестьсот фунтов.
      - На шестьсот фунтов стерлингов?
      - Шестьсот фунтов золота.
      У него не округлились глаза, не отвисла челюсть. Лицо осталось бесстрастным. Он ушел, вернулся.
      - Шестьдесят долларов за унцию нас устраивают.
      - Могу я встретиться с вашим боссом?
      - Если соблаговолите пойти со мной.
      Меня привели в очень современный кабинет в очень современном административном здании в центре города. Китаец в пошитом в Лондоне костюме обсудил со мной детали сделки. Я оказался очень несговорчивым клиентом. После отца Грегора и его Общества левой руки я уже никому не доверял. Но в конце концов мы все утрясли. Несколько швейцарских банков имели в Бейруте свои отделения. От меня требовалось открыть счет в одном из них, разумеется, номерной счет. На него китаец и собирался положить депозит, из расчета по шестьдесят долларов за каждую унцию купленного у меня золота. У его компании нашелся и склад, куда не допускались посторонние. Я отогнал туда автомобиль, и несколько сотрудников китайца, следуя моим указаниям, выгрузили все золото. И аккуратно взвесили в моем присутствии. Я, правда, не мог поручиться за точность весов. С одной стороны, вроде бы считалось, что торговцев золотом отличают честность и порядочность. С другой, если ставки очень уж высоки, честностью можно и поступиться.
      Впрочем, меня это особо не волновало. Даже если они обвешивали меня на унцию на каждом фунте. Потому что весило вывезенное мною из Турции золото пятьсот семьдесят три тройских фунта и еще четыре унции или шесть тысяч восемьсот восемьдесят тройских унций.
      - Будем считать, что золото девятисотой пробы, - предложил китаец. - В некоторых монетах золота больше, в некоторых - меньше. Наверняка есть и поддельные. У нас нет времени проверять каждую, не так ли? Перед продажей мы их обязательно проверим, так что моя фирма может оказаться как в плюсе, так и в минусе. Если вы настаиваете, проверку можно провести в вашем присутствии, но тогда вам придется задержаться в Бейруте не меньше чем на неделю. Вот почему...
      - Ваши условия меня устраивают, - прервал я его.
      - Вы хотите получить всю сумму в швейцарских франках?
      - Банк принимает долларовые депозиты?
      - Конечно.
      - Я бы предпочел доллары.
      - Как вам будет угодно.
      Мы поехали в бейрутское отделение банка "Леу". Я открыл номерной счет. Мне популярно объяснили, что номерные счета открываются с тем, чтобы без моего разрешения никто не узнал, сколько на них хранится денег. Эти сведения не могли получить даже государственные учреждения. Деньги со счета мог снимать только я. Однако проценты на депозит не начислялись. Банковский служащий хотел, чтобы я это понял и не рассчитывал на проценты.
      Я заверил его, что прекрасно проживу и без процентов.
      На том наш товарообмен и завершился. Китаец отбыл с золотом. По моим прикидкам эта сделка принесла ему никак не меньше пятидесяти процентов прибыли. Я его не осуждал. И банк не оставался внакладе, не платя процентов со столь значительной суммы. Не осуждал я и банк.
      Потому что на мой счет поступили триста семьдесят одна тысяча пятьсот двадцать долларов.
      * * *
      Сто долларов я взял наличными. Вернулся в мой прекрасный отель. В магазине купил костюм, рубашку, белье, носки, туфли. Не забыл про галстук, запонки и пояс. Поднялся в номер, переоделся, отлично пообедал в ресторане.
      После обеда отдохнул с час на удобной постели и перешел к завершающему номеру программы. Взял такси и проехал несколько кварталов. Попросил высадить меня у здания американского посольства. Аккурат перед концом рабочего дня.
      Поднялся по ступенькам, открыл дверь, вошел в царство кондиционированного воздуха. Чувство тоски по родине захлестнуло меня.
      В холле за очень большим столом сидел молодой мужчина.
      Я простоял у стола несколько минут, прежде чем он соблаговолил оторваться от лежащих перед ним бумаг.
      Спросил, может ли он чем-нибудь мне помочь.
      - Надеюсь, что да, - ответил я. - Видите ли, я потерял паспорт.
      - И вы тоже? - он закатил глаза, показывая, как надоели ему глупые туристы, постоянно теряющие паспорта.
      - Полагаю, такое случается довольно часто, - сочувственно добавил я.
      - Очень часто. Честно говоря, чересчур часто. Паспорт очень важный документ, и каждый должен...
      Я позволил ему выговориться. Наверняка, из его лекции я мог почерпнуть много полезного. Если в не пропустил его слова мимо ушей.
      Наконец, он отыскал нужный бланк, взял ручку, посмотрел на меня.
      - Полагаю, номера вы не помните?
      - К сожалению, нет.
      - Естественно, не помните. Почему-то никому в голову не приходит записать номер собственного паспорта. Пустая, мол, трата времени, - он скорчил гримаску. - Ваша фамилия?
      Я выдержал паузу, подчеркивая драматичность ситуации.
      - Да перестаньте, - тут уж он просто вышел из себя. - Не хотите же вы сказать, что забыли и фамилию?
      - Меня зовут Ивен Майкл Таннер, - отчеканил я. - Если вам это ничего не говорит, я сомневаюсь, что вы сделаете карьеру в Государственном департаменте. Так что очень рекомендую вам оторвать задницу от стула, прошвырнуться к вашему боссу и сообщить ему о глупом туристе, отнявшем у вас массу времени. Которого зовут Ивен Майкл Таннер. Скажите ему, что в посольство прибыл Ивен Майкл Таннер, и посмотрите, как он на это отреагирует.
      Но он и сам вспомнил мою фамилию. Я с интересом наблюдал, как меняется выражение его лица. А потом он нажал на кнопку вызова охраны. И мы вдвоем дожидались прибытия морских пехотинцев.
      До прибытия в Вашингтон ко мне отнеслись уважительно. Морпехи бдительно охраняли меня, пока самоуверенный молодой человек докладывал обо мне своему начальству. Наконец, появились более важные шишки. Убедились с моих слов, что я действительно Ивен Таннер, и перепроводили меня в комнату без окон на втором этаже. Морпех обыскал меня на предмет оружия. Такового не обнаружил. Тогда меня усадили на вращающийся стул, двое мужчин встали передо мной, а остальные вышли за дверь.
      - Вроде бы у вас должны быть английские планы береговой и противовоздушной обороны.
      - Есть такие.
      - Они при вас?
      - Да.
      - Сейчас?
      - Да.
      - Хотите их передать?
      - Если вы покажете мне удостоверение сотрудника ЦРУ.
      - Я там не служу.
      - Так найдите того, кто служит.
      Они нашли. Я торжественно снял пиджак, расстегнул рубашку и из-под майки достал конверт с документами, полученный в Дублине от высокого мужчины. Сотрудник ЦРУ внимательно просмотрел их.
      Один из тех, кто допрашивал меня, вероятно получавших жалование по ведомости Государственного департамента, спросил, все ли на месте.
      - Не знаю, - пожал плечами сотрудник ЦРУ. - Мне надо позвонить.
      И отбыл. Я остался с первой парочкой. Мне предложили сигарету, я вежливо отказался, поскольку не курил, и только тут вспомнил, что пора заправить рубашку и надеть пиджак.
      Разведчик вернулся, чтобы сказать, что вроде бы все на месте.
      - Не пойму, как это охранник не заметил пакета, - один из дипломатов пожал плечами. - Он же его обыскивал.
      Он искал оружие, - заметил разведчик.
      - Все равно, должен был нащупать пакет.
      - Не бери в голову, - разведчик повернулся ко мне. - Разумеется, с документов могли снять копии.
      - Истинная правда.
      - Копии снимались?
      - Нет.
      - Какого черта вы пришли сюда, Таннер? Я ничего не могу понять. На кого вы работаете?
      Я промолчал.
      - И чего вы теперь ждете? Что мы погладим вас по головке и вручим билет домой? Вы знаете, что положили начало шести международным конфликтам?
      - Знаю.
      - Я только что говорил с Вашингтоном. Они требуют отправить вас спецрейсом под усиленной охраной. Сегодня. А сегодня нам подходящего самолета не найти.
      - И что вы предлагаете?
      - Пока не знаю. Может, найдем ночью, может, завтра утром. Будем стараться. Таннер, честное слово, вы меня удивили. Как вам удалось добраться до Бейрута? Хотелось бы мне узнать о вас побольше. Кое-что о ваших похождениях мне известно, но далеко не все. Почему бы вам не просветить меня?
      - Не могу.
      - В Вашингтоне вам зададут те же вопросы. Тут, знаете ли, такая тоска. Доставьте мне удовольствие.
      - Нет.
      - Вы действительно подняли восстание?
      Я не ответил ни на один его вопрос. Его это очень злило. Он знал, что меня переправят в штаб-квартиру ЦРУ в Вашингтоне и тогда ответа на интересующие его вопросы ему не видать как своих ушей. Управление, возможно, не оставляло его без работы, но не часто ему доводилось попадать в столь пикантную ситуацию, поэтому его, естественно, разбирало любопытство. Но я ничем не мог ему помочь.
      Потом меня заперли в комнате с двумя морпехами.
      Отличные попались ребята. Мы поиграли в карты. Я выиграл семьдесят центов, но отказался брать у них деньги. Мне хватало своих. Несколько часов спустя появился разведчик в сопровождении нескольких незнакомых мне мужчин. Мне на руки надели наручники, и всей компанией мы поехали в бейрутский аэропорт. На взлетно-посадочной полосе нас уже дожидался маленький реактивный самолет с салоном на шесть человек. Я, четверо охранников и разведчик поднялись на борт, дверца захлопнулась, и самолет взмыл в небо, взяв курс на Вашингтон.
      Книг с собой никто не взял. Да я и не смог бы переворачивать страницы закованными руками. Пришлось проскучать весь полет.
      Глава восемнадцатая
      Камера в подвале штаб-квартиры ЦРУ в Вашингтоне не шла ни в какое сравнение с грязной клеткой, в которой меня держали в Стамбуле. Хорошо освещенная, чистая, с кроватью, маленьким столиком, полкой с книгами. Среди книг преобладали шпионские романы. Поначалу я даже находил их забавными, но через день-другой они мне заметно разонравились. А потом я поймал себя на том, что читаю какой-то роман второй раз. Причем обнаружилось это в тот момент, когда мне осталось прочесть аккурат двадцать страниц.
      Кормили хорошо. Ни одно блюдо, разумеется, не могло сравниться со стамбульским пловом, зато меню каждый день менялось. Опять же, мне предлагалась более калорийная диета в сравнении с куском хлеба и пловом. Что меня не устраивало - так это бесконечные вопросы. Две недели подряд они изливались на меня потоком, и, похоже, доблестные сотрудники ЦРУ не собирались останавливаться на достигнутом. В Стамбуле обо мне полностью забыли, здесь же допрашивали утром, днем и вечером, в надежде, что уж на следующем допросе я сломаюсь.
      - На кого работаешь, Таннер?
      - Этого я сказать не могу.
      - Почему?
      - Таков приказ.
      - Ради нас приказом можно и пренебречь.
      - Нет.
      - Мы же работаем на правительство Соединенных Штатов.
      - Я тоже работаю на правительство.
      - Неужели? Как интересно, Таннер. Ты - сотрудник ЦРУ?
      - Нет.
      - В каком же учреждении ты служишь?
      - Сказать не могу.
      - Это учреждение подчиняется правительству США?
      - Да.
      - Я думаю, ты сумасшедший, Таннер.
      - Это ваше право.
      - Я думаю, ты набит дерьмом, Таннер.
      - Это ваше право.
      - Ты утверждаешь, что работаешь на правительство США?
      - Да.
      - Какой департамент?
      - Сказать не могу.
      - Почему? Потому что не знаешь?
      - Сказать не могу.
      - Кто твой босс?
      - Сказать не могу.
      - Расскажи мне хоть что-нибудь о своей конторе, Таннер. Она похожа на ЦРУ?
      - В определенном смысле.
      - Ты не можешь назвать ее?
      - Нет.
      - Допустим, мы дадим тебе телефон. Ты кому-то позвонишь и дашь о себе знать, хорошо? Они придут и освободят тебя, и мы все будем счастливы. Тебе нравится мое предложение, Таннер?
      - Нет.
      - Нет? Почему нет?
      - Мне приказано никому не звонить.
      - А что же ты собираешься делать? Сидеть тут до скончания веков?
      - Рано или поздно со мной свяжутся.
      - Как? Телепатически?
      - Нет.
      - Тогда как, Таннер? Никто не знает, что ты здесь. И никто не узнает, пока ты сам кому-то об этом не скажешь. В Бейруте утечки быть не могло. В Вашингтон тебя доставили спецрейсом, и только ЦРУ знает, где ты. Так скажи на милость, кто может с тобой связаться?
      - Они свяжутся.
      - Как?
      - Сказать не могу.
      - Сказать не могу, сказать не могу, сказать не могу. Словно заезженная пластинка. Таннер, хватит корчить из себя героя. Кто дал тебе эти бумаги?
      - Сказать...
      - Молчать! Почему ты передал их нам?
      - Следовал полученным инструкциям.
      - Правда? А я-то думал, что тебе приказано не иметь с нами никаких дел, Таннер.
      - Мне приказали передать бумаги ЦРУ, если я не смогу найти альтернативных вариантов. Разумеется, я хотел передать их своему начальству, но в страну я мог попасть лишь через американское посольство, а сие означало, что бумаги я должен отдать вам. На это я мог пойти в самом крайнем случае, когда выбора у меня не оставалось. Вот я их вам и передал.
      - С них снимали копии?
      - Пока они находились у меня - нет.
      - Где ты их взял?
      - Сказать не могу.
      - Какими еще делами ты занимался в Европе? Или совершал круиз с секретными документами в кармане?
      - Сказать не могу.
      - Сукин ты сын, Таннер. Я не верю ни одному твоему слову. Мы продержим тебя здесь, пока ад не замерзнет. Отведите его в камеру. Господи, как же он меня достал...
      * * *
      А что еще мне оставалось делать? Я знал, что они мне не поверят. Если в поверили, их компетентность вызвала бы у меня большие сомнения. Действительно, абсурдная история.
      Но мог ли я предложить другую? Очень хотелось вернуться в Штаты. Во-первых, это мой дом, во-вторых, надоело мне все время от кого-то убегать. Не мог же я до конца своих дней оставаться дичью. Вот я и решил, что должен вернуться домой и на месте все уладить.
      "Легенда" предлагалась следующая. Я работаю на государственную разведывательную организацию, секретную, важную, о которой не знает даже ЦРУ. Я не могу связываться с моим начальством, не могу выдавать информацию, не могу ничего, кроме как сидеть на койке и читать шпионские романы или сидеть на стуле и отвечать "сказать не могу", пока им не надоест меня слушать. Я понятия не имел, что из всего этого выйдет. Да в общем-то и не хотел об этом задумываться. Отпустят ли они меня? Маловероятно. Но уж наверняка не выдадут другой стране и не отдадут под суд.
      А что еще они могли со мной сделать? Держать в камере до конца моих дней? Это вряд ли. Рано или поздно они устанут от бесполезных допросов. Что потом? Они меня отпустят?
      Между прочим, могли. Конечно, не через неделю-две, даже не через несколько месяцев, но в конце концов они поймут, что напрасно кормят и поят меня, потому что я не скажу им больше того, что уже сказал. Попытки заманить меня в ловушку оканчивались неудачей. Если вопрос казался мне подозрительным, я заявлял, что не имею права говорить им об этом. Этот зонтик спасал от любого дождя. Они не могли загнать меня в ловушку. Они не могли выудить из меня интересующие их сведения. Они ничего не могли со мной поделать.
      Лишь однажды я допустил ошибку. Спросил одного из них, когда они меня отпустят.
      Он ухмыльнулся.
      - Таннер, сказать не могу.
      Я рассмеялся. Почему нет, я сам на это напросился.
      - Таннер, знаешь, что я тебе скажу? Мы тебе почти поверили. Почти. Почему ты не хочешь нам помочь?
      - В чем?
      - Дай нам одну фамилию. Больше ничего, одну фамилию. Назови человека, которому мы можем позвонить и выяснить, что ты - это ты. Одна фамилия, Таннер, и ты, возможно, выйдешь отсюда.
      - Не могу.
      - Тогда продиктуй телефонный номер.
      - Нет.
      - Таннер, я тебя хорошо понимаю. Верность конторе ценится и у нас. В этом все дело, не так ли?
      - Можно сказать, что да.
      - Я вот о чем, Таннер. Мы все готовы умереть за родину. Мы даже готовы пройти через ад ради благополучия ЦРУ. Но есть определенные ситуации, Таннер, которые не прописаны в своде заповедей агента. Ты же хочешь гнить в вонючей камере, когда твои боссы ни в чем себе не отказывают, находясь лишь в нескольких кварталах отсюда. Знаешь, что я тебе скажу? Наверняка они сами хотят связаться с тобой. Они уже волнуются из-за тебя. Давай я им позвоню?
      - Нет.
      - Назови мне инициалы босса, Таннер. Только инициалы.
      - Нет.
      - Ты все выдумал, не так ли? Ты коммунист, Таннер? Или просто псих?
      - Нет.
      - Я не верю ни одному твоему слову, Таннер. Ни единому слову.
      - Это ваше право.
      - Как ты надеешься выйти отсюда?
      - Начальство позаботится о моем освобождении.
      - Как они тебя найдут?
      - Найдут.
      И они нашли.
      * * *
      Они нашли меня после завтрака. Шла уже четвертая неделя моего пребывания в камере, и я уже перестал задаваться вопросом, а не сломаюсь ли я на одном из допросов? Я уже понял, что им от меня ничего не добиться. Да и интенсивность допросов пошла на убыль. Иной раз меня не трогали два-три дня подряд, а сами допросы становились все менее продолжительными.
      В то утро охранник повернул ключ в замке, распахнул дверь, пропустил в камеру одного из сотрудников ЦРУ.
      - Они пришли за тобой, Таннер. Собирай вещички.
      Какие вещички? Кроме одежды, у меня ничего не было.
      - И следуй за мной. Они-таки выяснили, где ты. Ума не приложу, как. Наверное, у них есть осведомитель, о котором мы ничего не знаем. Пойдем со мной. Вот что я тебе скажу, Таннер. Я не верил, что они за тобой придут. Я не верил, что вообще есть кому приходить. Я думал, что ты так и помрешь в этой камере.
      - Я тоже.
      - Ты уж не держи на нас зла. Поставь себя на наше место. Ты, небось, делал бы то же самое. Я прав?
      - Абсолютно.
      - Так ты не держишь на нас зла?
      - Нет.
      - Если мы и сказали что-то лишнее...
      - Допрос есть допрос. Забудем об этом.
      В холле меня ждали двое мужчин в темных костюмах.
      - Фил Мартин, - представился один, протягивая руку.
      Я ее пожал.
      - Клаузнер. Джо Клаузнер, - я пожал руку и второму.
      - Шеф только что узнал, где вы, - продолжал Мартин. - Розыски заняли немало времени. Вы провели тут три недели?
      - Чуть больше.
      - Святой Боже.
      - Меня особо не мучили.
      - Надеюсь, - Мартин увлек меня к двери. - Машина подана. Шеф ждет вас. Если хотите выпить, у нас есть бутылка. Такое ощущение, что вам самое время промочить горло.
      В бардачке нашлась бутылка виски. Я жадно глотнул, закрутил пробку, положил бутылку на место. Мы втроем сидели на переднем сиденье. Я посередине, Фил - за рулем. Джо обернулся, как только мы отвалили от тротуара. Долго смотрел в заднее окно.
      - Да, они следуют за нами. Две машины. Коричневый "Понтиак" и светло-серый "Форд". Видишь их?
      - А как же.
      - Чертово ЦРУ. Откровенно говоря, я рад, что они на хвосте. Раз они следят за нами, значит, не знают, где наша штаб-квартира. Не узнают и теперь. Оторвись от них, Фил.
      Фил оторвался. Нарушив, наверное, все правила уличного движения. Но через десять минут преследователи исчезли из виду.
      - Черт знает что, - он покачал головой. - От друзей хлопот больше, чем от врагов. Шеф очень хочет вас видеть, Таннер. Он не знал, что вы один из наших. Такие мысли у него возникли, когда до нас дошли слухи о заварушке в Македонии. У Доллманна были контакты в Македонии. Доллманн мертв, знаете ли?
      - Знаю.
      - Понятно, - кивнул Фил.
      Остаток пути мы молчали. Фил остановился перед обувной мастерской в негритянском районе. Я и Джо вошли в подъезд справа от мастерской, по скрипучей лестнице поднялись на четвертый этаж. Он постучал. Густой бас пригласил нас войти. Джо открыл дверь, мы вошли.
      - Это Таннер, Шеф, - представил меня Джо.
      - Хорошо. С ЦРУ все улажено?
      - Да. Они пытались следить за нами, но Фил их перехитрил. Он в этом мастак.
      - Да, - кивнул Шеф. - Он свое дело знает.
      - Хотите, чтобы я остался?
      - Нет, на сегодня все, Джо.
      - До свидания.
      Джо вышел, закрыв за собой дверь. И я остался наедине с круглолицым лысеющим Шефом, пухлые ручки которого лежали на девственно чистом, без единой бумажки, столе. Пустовали и ящики с надписями "Для входящих документов" и "Для исходящих документов". Слева от Шефа на столе красовался глобус. Стену за его спиной занимала большая карта мира.
      - Ивен Майкл Таннер, - Шеф сверлил меня взглядом. - Рад познакомиться.
      Мы обменялись крепким рукопожатием. Он указал на стул, я сел.
      - Доллманн мертв. Полагаю, вам это известно?
      - Да.
      - Его застрелили в Дублине. Должно быть, сразу после того, как он передал вам документы.
      Я кивнул.
      - Я заподозрил, что вы человек Доллманна, как только стали поступать первые сообщения о вашей деятельности. Мы не похожи на этих парней из Центрального разведывательного управления, знаете ли. Я не верю в командные действия. И никогда не верил. В иных операциях это и полезно, но это не наши операции. Вы улавливаете ход моих мыслей, Таннер?
      - Конечно.
      - Я рекомендую моим людям создавать свою агентурную сеть. Никому о ней не рассказывать, даже мне. Когда кто-то из моих сотрудников идет на задание, он должен полагаться только на себя. Если он попадает в сложное положение, ему не к кому обращаться за помощью. Если его ловят, я его знать не знаю. Поэтому я и не знал, что вы из группы Доллманна. Я это подозревал, но полной уверенности у меня не было. Пожалуй, она появилась после того, как мы получили подробный отчет о событиях в Македонии, - впервые он улыбнулся. Превосходная работа, Таннер. Одна из самых удачных операций за несколько последних лет.
      - Благодарю вас, сэр.
      - Со времен войны это самый мощный удар по так называемому югославскому единству. Восстание стало для властей сюрпризом. Полным сюрпризом. Если они и ожидали волнений, то только не в Македонии. Я знал, что Доллманн там что-то готовит. Он и послал вас в Стамбул в первый раз?
      - Совершенно верно.
      - Тогда все сходится. Как удачно вы перехватили Доллманна в Дублине. А потом решили-таки провести македонскую операцию. Многие на вашем месте посчитали бы свою задачу выполненной и вернулись в Штаты с английскими документами. Доллманн гордился бы вами, Таннер.
      Я промолчал. Доллманн, высокий мужчина, должно быть, зачислил меня в агенты после моего стамбульского фиаско.
      Шеф долго разглядывал свои руки.
      - Странная эта Ирландия. Они выкрали документы у англичан. Лондон даже не знал, кто это сделал. Но мы знали и не могли оставить документы у ирландцев. Их система безопасности оставляла желать лучшего. Мы не хотели, чтобы эти документы попали в чужие руки. Доллманн добыл их за несколько дней. Едва ли русским потребовалось бы больше времени, знай они, где хранятся эти бумаги. Мы же убивали двух зайцев. Во-первых, забирали документы у ирландцев, во-вторых, показывали снобам с Даунинг-стрит, что с государственными секретами у них полный бардак. А то они совсем забыли о бдительности, - он помолчал. - ЦРУ крепко прижало вас, Таннер?
      - Не так, чтобы очень.
      - Вы не можете спать, не так ли? Узнал об этом из вашего досье. Полезная особенность, знаете ли.
      - Знаю.
      - Гм-м. Я так и думал. Извините, что подверг вас трехнедельному допросу в ЦРУ. Не смог вытащить раньше. Как я понимаю, вы ничего им не сказали.
      - Мне пришлось отдать им документы.
      - Ничего страшного. Другого выхода у вас не было, - он хохотнул. - Вы, должно быть, заставили их выпрыгивать из штанов. Вы же знаете их методику допроса? Никакого воображения. Только человек заснул, его будят и допрашивают. Потом дают задремать, снова будят и опять допрашивают. Бьют по самому уязвимому месту. Но с вами они попали впросак, не так ли?
      - Вы правы.
      - Очень интересно. Бессонница как способ выживания. Кто бы мог подумать, - он поднялся. - У вас широкие контакты с многочисленными тайными группами и организациями по всему миру, не так ли? Это профессиональное увлечение? Или хобби?
      - Хобби, сэр.
      - Хобби, приносящее плоды. Вы много работали на Доллманна?
      - Нет. Раньше выполнял мелкие поручения. Ничего важного.
      - Я об этом догадывался. Однако работаете вы как настоящий профессионал. Очень интересно.
      Последовала долгая пауза. Потом он обошел стол. Я тут же вскочил, и мы вновь пожали друг другу руки.
      - Какие у вас планы, Таннер?
      - Хочу вернуться в Нью-Йорк.
      - Займетесь обычными делами, так?
      - Да, сэр.
      - Хорошо. Очень хорошо, - он задумался. - Иной раз мы можем подбросить вам что-нибудь интересное.
      - Не откажусь.
      - Вы отлично поработали. Не знаю точно, какие у вас были договоренности с Доллманном. Да это и неважно, не правда ли? Но мы очень жесткие начальники. Даем поручение, и все. От нас вы не получите ни явок, ни связных. Мы никак не облегчаем вам жизнь. Зато не требуем отчета в трех экземплярах. Мы не хотим знать, что и как вы делаете. Если вас ловят, мы не знаем вас, а вы - нас. Мы не шевельнем и пальцем, даже если вас оштрафует полиция за неправильную парковку. Если вас убьют, мы помянем вас, и ничего больше. Никаких похорон на Арлингтонском кладбище. Это понятно?