Города в полете (№2) - Вернись домой, Землянин

Амальфи с удивлением заметил, что корпус ракеты вокруг него испещрен мелкими отверстиями. Врывающийся сквозь них воздух свистел, словно флейта. С ужасом он наконец осознал, что причудливые звуки — и дребезжание, и скрип, и странные выкрики — все это исходило от снарядов, которые изрешетили ракету, угрожая ему смертью.

Кто-то тряс его за плечо. Амальфи опустился на колени, протирая глаза, словно скованные холодом.

— Амальфи! Амальфи! — голос, звучавший у самого уха, казалось, зародился где-то в парсеке от него. — Да соберись ты, быстро! Они сейчас собьют нас!..

Рядом прогремел еще один взрыв, отбросивший Амальфи на палубу. Демонстрируя невероятное упорство, он вскарабкался по стене и пробрался к смотровому окну. Через разбитое стекло он разглядывал мчащийся ему навстречу город. Внезапно Амальфи ощутил приближение тошноты: онианский город-бандит исчез, отгороженный от него паутиной слез. Немного оправившись, мэр снова уставился вниз. Город проплывал мимо еще раз; Амальфи пытался определить, какое из зданий защищено лучше других, а затем, решившись, указал на выбранный им объект.

Ракета, сбросив хвостовое оперение на ближайшие облака, носом вперед устремилась вниз. Амальфи повис, уцепившись за край выбитого окна. Из порезанных пальцев брызнула кровь; подхваченная потоками воздуха, она, словно туман, окутала его лицо.

— Давай!

Никто не слышал, только Хэзлтон заметил его жест. Волна чистейшего света прорвалась в накренившуюся лицом вниз кабину через экран, отгораживающий ее от двигателя. Фиолетово-белый свет этого беззвучного взрыва едва не ослепил Амальфи, несмотря на то, что он спрятал глаза, опустив голову. Он почувствовал световой удар, обрушившийся на плечи и грудь. Да, на этой планете он теперь точно не заболеет: каждая молекула гистамина в его крови в это мгновение прошла интенсивную детоксикацию.

Ракета, рыская, металась из стороны в сторону, пока, наконец, пилот не подчинил ее себе. Шум орудий затих, его словно отрезало в момент вспышки.

Онианский город-бандит ослеп.

Шум двигателей также стих, и Амальфи, возможно, впервые в жизни, ощутил, сколь болезненной и пустой может быть тишина. Ракета, сильно накренившись, скользила вниз; воздух вокруг нее угрюмо стонал.

Прямо впереди резко нырнула вниз еще одна ракета, управлял которой Кэррел. Установленные на ней портативные мезотронные пушки открыли беспощадный огонь, выкосив в джунглях узкий проход, — города-бандиты не имели вокруг себя свободной от растительности полосы.

Не успела ракета остановиться, как Амальфи и наспех собранный небольшой отряд его города-Бродяги и ониан выскочил из нее и, увязая в грязи, направился к вражескому городу, из которого доносились слившиеся воедино бесчисленные человеческие крики. Жители Фабр-Суита, обезумевшие от страха, что все они каким-то ужасным, непонятным образом в один момент ослепли навсегда, вопили, охваченные неудержимым гневом и печалью. Амальфи не сомневался, что некоторые из них действительно больше никогда не увидят солнечного света. Те, кто имел несчастье смотреть в небо в тот миг, когда вся мощь ракетного двигателя выделилась в форме видимого света, вряд ли когда-нибудь снова прозреют.

Настежь распахнутые городские ворота толстым слоем покрывала многолетняя ржавчина, опутанная буйной зеленой порослью. Ониане прокладывали себе путь, ловко орудуя острыми длинными ножами.

Внутри города двигаться было так же трудно. Всем своим видом Фабр-Суит наглядно демонстрировал губительное воздействие безразличия и отчаяния, охватившее его жителей. Большинство зданий утопали в буйной растительности, дикие виноградники буквально опутали их со всех сторон. Многие строения были похожи на руины. Твердые, как железо, беспорядочные побеги растений пробивались между камнями, забирались в окна, под карнизы и водосточные и печные трубы. Ядовито-зеленые сочные листья жадно облепили практически все доступные поверхности, а в затененных местах торчали кроваво-красные гигантские поганки, от которых исходил тяжелый трупный запах, наполнявший воздух сладким болезненным дурманом. Даже из составлявших мостовую блоков вырывались побеги не знающей препятствий растительности, что, впрочем, было неудивительно, поскольку большинство дорожных блоков — особенно более поздней кладки — вырезали из зеленых деревьев.

Крики горожан постепенно перешли в мерное хныканье; Амальфи старался не обращать на них внимания: не очень-то приятно видеть человека, уверенного в том, что он только что навсегда лишился зрения, даже если этот человек ошибается. И все же было невозможно не заметить разительное сочетание измазанных грязью роскошных одежд со сверкающей наготой. В городе, казалось, встретились два совершенно разных периода, словно сборище хрунтанских вельмож было странным образом смешано со знатными дикарями. Вероятно, люди, полностью сдавшиеся на милость джунглям, все же сумели сохранить верность непременному умыванию. Если это так, то скоро, подобно многим животным, они пристрастятся и к валянию в лужах, и постепенно утратят свой величественный облик.

— Амальфи, вон они…

Плохо скрываемая симпатия, которую мэр испытывал к слепцам, совершенно испарилась, как только он увидел, что стало с пленными Бродягами. Судя по всему, сначала их подвергли методичному избиению, после чего пленных истязали с невероятной жестокостью, свидетельствовавшей о полнейшей дикости и вырождении бандитов. Одного из несчастных безжалостно задушили, видимо, в самом начале допроса на виду у его товарищей. Другого — «обрубок» без рук и ног — наверно, еще можно было спасти: речь его звучала довольно разумно. Однако, бедняга так настойчиво умолял о смерти, что Амальфи в приступе неожиданной сентиментальности пристрелил его. Трое остальных сохранили способность говорить и передвигаться, но двое из них лишились рассудка, каждый по-своему. Кататоника унесли на носилках, а маньяка, связанного, с кляпом во рту, осторожно увели прочь.

— Как вы нашли нас? — спросил у Амальфи тот мужчина, который, единственный из всех своих товарищей, сохранил рассудок. Говорил он по-русски. Этот давно умерший язык когда-то господствовал на Земле. Пленник походил скорее на скелет, чем на живого человека, однако, несмотря на это, он словно излучал какую-то удивительную силу. Потеряв в ходе чудовищного допроса язык, он пытался изъясняться искусственным способом, что получалось у него совсем неплохо.

— Как только дикари услышали звук ваших ракет, они пришли, чтобы убить нас, — так можно было понять и звуки, и жестикуляцию измученного пленника. — Затем произошла какая-то вспышка, и они все начали вопить. Приятно было это слышать, клянусь вам.

— Не сомневаюсь, — подтвердил Амальфи. — Вы говорите на интерлинге? Русский я почти уже забыл. То, что вы называете «чем-то вроде вспышки», на самом деле представляло собой фотонный взрыв. Это единственный способ, который мы смогли придумать, чтобы отбить вас живыми. Сначала мы намеревались применить газ, но потом решили, что если у них имеются защитные маски, они все равно убьют вас.

— Масок я не видел, но не сомневаюсь, что они у них есть. В этой части планеты много перемещающихся облаков, содержащих вулканические газы. Наверняка они используют какой-нибудь абсорбент. Древесный уголь здесь широко распространен. Мы, к счастью, находились в подземелье, иначе тоже ослепли бы. Вы, наверно, инженеры?

— Что-то вроде, — согласился Амальфи. — Если говорить точно, мы — шахтеры и геологи-нефтяники, но с тех пор, как мы находимся в полете, как и многие Бродяги, освоили и другие профессии. На Земле мы были портовым городом и занимались чем придется, но, когда ты летаешь, непременно приходится сосредоточиться на чем-то одном. Это наша ракета — забирайтесь. Она, конечно, ужасна, но все-таки летает. А кто вы?

— Агрономы. Наш мэр думал, что на периферии галактики для нас будет много работы. Мы хотели обучить заброшенные колонии, как обрабатывать отравленную почву и получать урожаи, не имея подходящей техники. Кроме того, мы еще занимались вэксманами.

— А это что такое? — спросил Амальфи, поправляя пристяжные ремни.

— Это антибиотики, которые получают из почвы. Именно их и хотели заполучить бандиты. Они добились своего, грязные свиньи. Они не утруждают себя тем, чтобы содержать свой город в чистоте. Им легче дождаться, пока начнется эпидемия, а потом ограбить какую-нибудь честную экспедицию, отобрав у нее все лекарства. Конечно, им нужен был и германий. Когда до них дошло, что его у нас нет, они просто взорвали наш город. Мы давно уже не интересовались германием, поскольку, оказавшись вдали от торговых путей, перешли на бартерную экономику.

— А что с вашим пассажиром? — с показным безразличием спросил Амальфи.

— Вы имеете в виду доктора Битла? На самом деле его зовут не так, но у него такое сложное имя, что я не мог выговорить его даже тогда, когда еще не потерял свой язык. Не думаю, что он жив. Мы даже в городе были вынуждены держать его в специальном контейнере, и мне кажется, он не мог выжить, выбравшись из города на шлюпке. Кстати, он был мирдианцем. Это очень шустрый и смышленый народ. Взять хотя бы его бестопливный двигатель…

Снаружи прогремел взрыв, и Амальфи вздрогнул от неожиданности.

— Нам пора взлетать. Туземцы понемногу вновь обретают возможность видеть. Поговорим потом. Как дела, Хэзлтон? Есть ли какие-нибудь повреждения?

— Ничего серьезного, босс? Вы зарепились?

— Да, взлетай.

Прозвучал еще один залп. Ракета, откашлявшись, взревела и приподнялась, опираясь на хвост. Амальфи глубоко вздохнул — от резкого ускорения у него слегка перехватило дыхание — и повернулся к рассудительному собеседнику. Обтянутый ремнями, он сидел совершенно спокойно. Пуля с медным покрытием, пробив рядом с недавним пленником корпус ракеты, аккуратно срезала ему верхнюю половину черепа.

Получить какую-либо информацию от двух сумасшедших было весьма непростым и утомительным делом. Маньяк, после того как ему вернули способность мыслить более или менее здраво, оказался не в состоянии сообщить что-нибудь существенное.

Он сказал, что шлюпка прилетела на планету Он не потому, что они услышали предупреждение, которое Хэзлтон передал по коммуникатору Дирака. Насколько он мог судить, ни на шлюпке, ни в самом сожженном городе-Бродяге никогда не было установок Дирака. Как и предсказывал Амальфи, шлюпка пришла на Он потому, что это было единственное пригодное для посадки место во всей долине Провала. Но, чтобы попасть на эту планету, беженцам пришлось прибегнуть к процедуре «глубокого засыпания» и до предела сократить свой рацион.

— Вы больше не встречались с бандитами?

— Нет, сэр. Если они слышали переданное вами предупреждение, то, вероятно, полагали, что полиция напала на их след, и предпочли поскорее убраться отсюда. А может быть, у них создалось впечатление, что на этой планете имеется мощная военная база или распространена передовая культура, намного обогнавшая их в развитии.

— Это все ваши догадки, — грубовато отреагировал Амальфи. — А что произошло с доктором Битлом?

— С этим мирдианцем в контейнере? Думаю, он взлетел на воздух вместе с городом.

— А не могли его посадить в какую-нибудь другую шлюпку?

— Мне это кажется маловероятным. Но я все-таки только пилот. Может быть, по какой-то причине его вывезли в шлюпке мэра?

— Вам что-нибудь известно об изобретенном им бестопливном двигателе?

— Впервые об этом слышу.

Амальфи остался недоволен; он подозревал, что в памяти этого человека все-таки есть какая-то интересующая его информация, но добыть ее никак не удавалось, и Амальфи был вынужден смириться с этим фактом. Оставалась нерешенной еще одна задача — до сих пор было неясно, каким вооружением обладают бандиты. Экс-маньяк, судя по всему, ничего об этом не знал, однако, городской нейрофизиолог сообщил, что через месяц-другой появится возможность получить сведения от больного-кататоника, которого до сих пор не удалось привести в чувство. Амальфи понимал, что эта отдаленная перспектива — лучшее, на что оставалось надеяться. Однако, День Движения планеты Он все приближался, и мэр не мог себе позволить уделять внимание каким-то другим делам. Он уже принял решение о том, что самый простой способ предотвратить нежелательные вулканические явления, неизбежные при нарушении установившегося геофизического баланса, заключался в укреплении коры планеты. На поверхности планеты Он выбрали двести точек, в которых специальные бригады бурили глубокие наклонные скважины, продвигаясь все ближе и ближе к ядру. До сих пор бурение проходило довольно успешно, и с вулканами удалось справиться; лишь один из них вырвался на поверхность. Во всех других случаях лаву удалось отвести в огромные подземные карманы, откуда она растекалась по многочисленным пересекающимся каналам и не выходила наружу. После затвердения расплавленных скальных пород забитые каналы снова рассверливали с помощью мезотронных пушек направленного действия, чтобы обеспечить наименьший выход лавы на поверхность.

Шахты доводили до уровня залегания спрессованной огромным давлением жидкой породы, но не внедряли в этот слой. План Амальфи состоял в том, чтобы завершить сверление одновременно во всех точках. По его мнению, в момент вскрытия скважин придут в движение сразу все вулканические области, изрешеченные пересекающимися каналами, и по направлению к коре из недр планеты гигантские силы выдавят железные заглушки, соединенные через боковые каналы надежными связками. Планета Он при этом оденется в жесткий корсет, гибкость которого окажется ничтожно малой благодаря наличию в породе значительного количества стали; сталь всегда присутствует даже в граните, если возраст его измеряется несколькими геологическими эпохами.

Более серьезной представлялась Амальфи проблема отвода тепла. Мэр не был уверен, что и в этой области ему удалось найти верное решение. Неизбежное возникновение огромного структурного сопротивления не оставляло сомнений в появлении очень высоких температур. Кроме того, непременно должны сформироваться поверхности сдвига, которые способны мгновенно срезать поперечные стяжки, связывающие каркас. Метод, предложенный Амальфи, мог привести к самым неожиданным последствиям.

В целом, однако, реализовать его план было не так уж сложно: надо было только выполнить довольно большой объем трудоемкой, хотя и не очень квалифицированной работы. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов возможное сопротивление со стороны городов-бандитов.

Но Амальфи никак не ожидал потерять в первый же месяц рейда на Фабр-Суит почти двадцать процентов своих людей. Весть о том, что последний из развернутых горожанами рабочих лагерей уничтожен, первым принес Мирамон. Амальфи восседал на смотровой площадке, устроенной на вершине высокого дерева, откуда можно было обозреть весь вражеский город, и наблюдал за перелетами мух-драконов, размышляя над проблемой передачи тепла в скальных породах.

— Вы уверены в том, что они были надежно защищены? — спросил Мирамон. — Некоторые из наших насекомых…

Амальфи восхищался красотой огромных насекомых и самих джунглей. Необходимость уничтожить их иногда по-настоящему расстраивала его.

— Да, защита у них была, — коротко ответил он. — Местность, где мы разбиваем лагеря, подвергается обработке дикумарином и содержащими фтор жидкостями. Кроме того, разве среди ваших насекомых есть пользующиеся взрывчаткой?

— Взрывчаткой?! Там что, применяли динамит? Я не обнаружил никаких доказательств…

— Нет, динамита не было. Это меня и волнует. Очень мне не нравятся подрубленные деревья, о которых вы рассказываете. Это больше похоже не на динамит, а на ТДХ. Мы сами пользуемся этим средством, когда требуется произвести режущий взрыв — оно имеет характерное свойство: взрыв распространяется в одной плоскости.

— Но это невозможно, — усмехнулся Мирамон. — Взрыв всегда идет во всех направлениях, где на его пути нет непреодолимых препятствий.

— Если в качестве взрывчатки используется пайпразогексанитрат, то это не так. Это вещество содержит поляризованные атомы углерода, которые перемещаются только под прямым углом к радиусу гравитационного поля. Вот об этом-то я и говорю. Вы просто не знаете, что такое ТДХ, ваши познания исчерпываются динамитом.

Амальфи нахмурился.

— Некоторые наши потери, несомненно, связаны с рейдами бандитов. В тех случаях нападающие применяли ракеты и обычные бомбы. Там наверняка действовали ваши друзья из Фабр-Суита и их союзники. Но вот в тех лагерях, где не осталось никаких следов взрывов…

Амальфи умолк. Об убитых газом не стоило и вспоминать. Думать о них было очень больно. Несомненно, на этой планете кто-то располагал газом, который обладал одновременно кожно-нарывным воздействием, вызывал рвоту и непреодолимый кашель. Люди, не выдерживая, срывали маски, которые были предназначены, в основном, для защиты от вулканических газов; их рвало; начиная конвульсивно чихать, они втягивали газ в легкие, органы дыхания и снаружи и изнутри покрывались водянистыми пузырями. Совершенно очевидно что это был газ с мультибензольными кольцами — Хаукесит. Подобное средство являлось весьма популярным во время войн между соперничающими «звездными империями», когда по непонятной причине его называли «_п_о_л_и_б_а_т_р_у_м_ф_л_у_о_р_и_н_о_м_». Каким образом этот газ появился на планете Он?

Ответ на этот вопрос мог быть только один. Странно, но поняв, в чем дело, Амальфи вздохнул свободнее — словно камень свалился с его плеч. Со всех сторон джунгли волновались и покачивались, жужжащие тучи мелкой мошкары радугой опоясывали наполненные росой раковины гигантских листьев. Джунгли, обычно спокойные и тихонько нашептывающие свою бесконечную песню, никогда не казались Амальфи настоящим врагом, и сейчас он чувствовал, что интуиция не подвела его. Враг, наконец, заявил о себе. Заявил скрытно, по-воровски, но скрытность его казалась детской наивностью по сравнению с хитростью умудренных опытом веков джунглей.

— Мирамон, — спокойно сказал Амальфи, — мы попали в весьма затруднительное положение. Преступный город, о котором я тебе рассказывал, опередил нас. Бандиты находятся здесь. Видимо, они опустились еще до того, как мы прилетели сюда, и успели надежно спрятаться. Скорее всего, они сели ночью в какой-то из запретных областей. Мне совершенно ясно, что бандиты нашли общий язык с Фабр-Суитом и вступили с бандитами в союз.

Мимо, широко разбросав двухметровые крылья, пролетел гигантский мотылек, на теле которого между блестящих крыльев, впившись присоской чуть выше нервного центра, висела серо-коричневая куколка. Амальфи находился в том расположении духа, когда человек обычно склонен рассматривать все происходящее в духе иносказательных аналогий. Куколка-паразит напомнила ему, как сильно он недооценил врага. Бандиты, несомненно, знали секрет этой новой культуры и, умело пользуясь им, манипулировали своими союзниками. Практичные Бродяги никогда бы не решились попытаться подавить незнакомую цивилизацию при помощи лобовой атаки. Они всегда стремились по возможности ненавязчиво и незаметно направлять ее развитие, искусно изменять ход истории, не причиняя ей очевидного вреда и не добавляя ненужных трудностей. Для этого, правда, Бродягам в критические моменты приходилось в какой-то мере уподобляться тиранам…

Амальфи щелкнул расположенным на поясе переключателем ультрафона.

— Хэзлтон?

— Да, босс, — голос управляющего звучал на фоне невнятного бормотания бурильных установок. — Что случилось?

— Пока еще ничего. У вас есть какие-нибудь неприятности с бандитами?

— Нет. Думаю, что и не будет. У нас тут полно артиллерии.

— Если бы так, — сказал Амальфи. — Бандиты уже здесь, Марк. Они договорились с бандитами.

Наступило короткое молчание, были слышны только приглушенные крики людей из группы Хэзлтона. Управляющий заговорил снова, отчетливо чеканя каждое слово.

— Ты хочешь сказать, что, когда мы передавали свое сообщение по Дираку, бандиты уже находились на планете Он? Не уверен, босс, что наши потери нельзя объяснить как-нибудь проще. Твоей теории… не хватает… элегантности.

Амальфи напряженно усмехнулся.

— Эвристический критицизм, — попытался пошутить он. — Не будь самым плохим учеником в классе, Марк, — обдумай-ка все еще раз. До сих пор они соображали куда лучше нас. У нас еще осталась возможность применить твой старый план в отношении женщин, но, чтобы он сработал, сначала надо каким-то образом выманить бандитов из укрытия.

— Но как?

— Здесь всем известно, что как только мы выполним задуманное, на планете произойдут огромные изменения, однако мы — единственные, кто точно знает, что именно случится. Бандиты наверняка постараются помешать нам независимо от того, удалось ли им заполучить доктора Битла или нет. Надо заставить их поторопиться. Я решил перенести День Движения на тысячу часов вперед.

— Что?! Прости, босс, но это совершенно невозможно.

Амальфи охватил довольно редкий для него приступ гнева.

— Может быть, и так, — прорычал он. — Тем не менее, прошу тебя распространить эту информацию. Пусть ониане тоже услышат. И еще, Марк. И чтобы доказать, что я не шучу, я снова включаю Отцов Города через 1100 часов. Если к этому времени ты окажешься не готов к взлету, я думаю, они зададут тебе жару.

Амальфи с недовольным видом еще раз щелкнул переключателем, прервав связь. Он бы предпочел, чтобы их разговор закончился чем-то по настоящему окончательным — например, грохотом цимбал. Резко повернувшись, он обрушился на Мирамона.

— А вы над чем хихикаете?

Онианин, покраснев, проговорил:

— Прошу прощения. Я хотел понять смысл ваших инструкций помощнику. Надеюсь быть вам полезным. Однако, вы изъясняетесь столь непонятными терминами, что ваша беседа напомнила мне теологический диспут. А я никогда не спорю на политические или религиозные темы. — Мирамон повернулся на каблуках и пошел прочь, пробираясь среди деревьев.

Амальфи, постепенно остывая, смотрел ему вслед. Этого делать не следовало. Да, наверно, он стареет. Во время всего разговора с Хэзлтоном его не покидало чувство, что гнев берет верх над его разумом, и у него не хватает сил справиться с эмоциями. Если дело и дальше пойдет так же, Отцы Города скоро низложат его и назначат мэром какого-нибудь более надежного и более молодого человека. Конечно, они выберут не Хэзлтона: им нужен человек, не склонный к поэтическим ассоциациям и руководствующийся только практическими соображениями. Тогда Амальфи уже не сможет даже в шутку никому угрожать расправой со стороны Отцов Города.

Амальфи направился к раскинувшемуся на поверхности планеты городу, купавшемуся в лучах яркого солнца. Возраст Амальфи уже приближался к девятистам годам, плюс — минус пятьдесят лет. Физически мэр был силен как бык, мозг работал быстро и эффективно, организм исправно поддерживал гормональный баланс. Ни одно из двадцати восьми чувств Амальфи не притупилось, его психическая устойчивость и способность разбираться в окружающем мире не вызывали никаких сомнений. Мыслил он трезво и разумно, как и положено человеку, большую часть жизни посвятившему странствиям среди звезд. Антинекротики позволят ему сохранять отличную форму неограниченно долго. Это они могут. А вот что действительно неподвластно никаким лекарствам, так это способность человека сдерживать свои эмоции. Эту проблему еще никому не удалось решить.

Чем старше становится человек, тем скорее он отыскивает выход из сложных ситуаций — сказывается накопленный жизненный опыт. При этом все менее и менее склонен он терпеть несообразительность своих коллег. Если человек мыслит разумно, то и ответы, которые он находит, решая свои проблемы, тоже разумны. Если его мышление нелогично — принимаемые решения не отличаются здравомыслием. Но суть не в этом. Самым главным обстоятельством человеку преклонного возраста начинает казаться быстрота, с которой решение может быть найдено. В конце концов и трезвомыслящий человек, и идиот в одинаковой степени становятся диктаторами, все меньше и меньше способными объяснить, почему одно решение они предпочли другому.

Все это было довольно забавно: до того, как человечеству удалось отодвинуть смерть практически на неограниченное время, считалось, что память может превратить долголетие в данайский дар, потому что даже человеческий мозг не в силах запомнить практически бесконечное количество накопленных фактов. Однако, теперь никто особенно не утруждал себя тем, чтобы хранить в памяти отдельные факты и события. Для этого существовали Отцы Города и специальные машины. Именно они запоминали и классифицировали все накопленные данные. Сами же люди могли оставлять в своей памяти только более крупные элементы — целые процессы, — отбрасывая в ходе эволюции устарелые и заменяя их новыми, когда они возникали в результате каких-либо открытий. Если же людям были необходимы факты, они обращались к помощи машин.

В некоторых случаях из памяти людей, чтобы освободить ее для других знаний, стирали даже процессы, если они на определенной стадии развития оказывались столь простыми, что появлялась возможность заменить их надежными машинами. Такая практика именовалась правилом скользящих знаний. Амальфи вдруг подумал о том, что в городе вряд ли остался хоть один человек, способный произвести в уме или на бумаге простейшие математические действия или определить уровень кислотности какого-то раствора. Мысль эта никогда не приходила ему в голову, и сейчас своей новизной и неожиданностью даже напугала. Наверно, точно так же древний астрофизик задумывался о том, есть ли среди его коллег хоть один человек, умеющий пользоваться счетами.

Нет, память сама по себе тоже не представляла серьезной проблемы. Но проявлять терпение и выдержку было очень сложно даже по прошествии тысячи лет.

В поле зрения Амальфи появилась нижняя часть переходного отсека, покрытая комьями налипшей на нее коричневой глины. Он перевел взгляд наверх. Корпус люка, встроенный прямо в огромный гранитный диск, являвшийся фундаментом, на котором покоился город, представлял собой укрепленный выход шахты метро, линия которого проходила через Манхэттэн много веков назад, очевидно то эта была линия Астория. Сегодня люк использовался очень редко, поскольку располагался довольно далеко от двух центров управления городом — здания Эмпайр Стейт Билдинг и Городского Центра. До того места, где Амальфи собирался взойти на борт города-корабля, если двигаться по периметру, отсюда было далеко. Чувствуя себя первопроходцем, Амальфи вошел в переходный отсек. Перед ним открылся длинный коридор, в стенах которого дребезжало бесконечное эхо каких-то душераздирающих криков. Впечатление было такое, словно кто-то пытался освежевать живого динозавра или целое их стадо. К этому невероятному шуму примешивались еще звуки, похожие на шипение бьющей под давлением воды, да еще кто-то истерически хохотал. Амальфи взлетел по ступеням лестницы, шум становился все громче. Выбив своим бычьим плечом дверь, Амальфи бросился туда, откуда доносился рев скотобойни. Никогда еще ему не приходилось видеть в городе ничего подобного. Он оказался внутри большой, заполненной паром комнаты, стены которой покрывали уложенные ровными рядами керамические плитки, покрытые застарелой слизью и грязью. Меньшие по размеру шестиугольные белые плитки бежали по полу бесконечно повторяющейся мозаикой, напомнившей Амальфи графическое изображение структурной формулы газа Хаукесита. По комнате беспорядочно метались обнаженные женщины, которые с криком молотили кулаками по стенам и катались по мозаичному полу. Тонкая струя воды то и дело попадала на тело одной из них, отзываясь новыми сумасшедшими воплями. С потолка острыми иглами тумана стреляли расположенные рядами форсунки. Амальфи покрылся промок. Смех, который он расслышал еще в коридоре, зазвучал громче. Мэр, быстро наклонившись, скинул покрытые грязью башмаки и, цепляясь пальцами ног за скользкие плитки, направился в ту сторону, откуда доносился смех. Тяжелый столб воды метнулся к нему, а затем снова отклонился в сторону.

— Джон! Ты хочешь принять ванну? Присоединяйся к нам! Это была Ди Хэзлтон, обнаженная, как и все ее жертвы. Она весело манипулировала огромным шлангом и выглядела очень привлекательно. Амальфи решительно отбросил легковесные мысли…

— Разве не забавно? Мы только что приняли новую группу. Марк подсоединил старый пожарный шланг, и я помогаю им принять первый в жизни душ.

Да, эта женщина была совершенно не похожа на прежнюю Ди. Амальфи позволил себе замечание насчет того, с какой неохотой женщины расстаются со своими привычками. Ди шутливо направила шланг в его сторону.

— Перестань! — зарычал Амальфи, пытаясь вырвать шланг из ее рук.

Удержать его оказалось не так-то просто.

— Что это за помещение? Не помню, чтобы в этом месте на плане города были показаны какие-либо камеры для пыток.

— Марк говорит, что тут была общественная баня. В городе их не так много: одна в районе Барух Хаус, другая — на Сорок первой улице, рядом с портовым терминалом, и еще несколько. Марк думает, что их закрыли после того, как город впервые поднялся в воздух. Я решила воспользоваться этой комнатой, чтобы помыть женщин перед тем, как их отправят к медикам.

— И вы расходуете городскую воду?! — сама мысль о подобной расточительности способна была вывести Амальфи из себя.

— Нет, нет, Джон. Я понимаю, что делаю. Воду мы качаем прямо из реки к западу отсюда.

— Подумать только: брать воду для купания! — воскликнул Амальфи. — Немудрено, что древним людям иногда не хватало питьевой воды. Я полагаю, что этот водовод очень старый.

Он обвел взглядом онианских женщин, которые после того, как убрали воду, сгрудились в самом теплом месте гулкой комнаты. Ни одна из них не отличалась свойственной Ди нежной округлостью форм, и все же многие из них привлекали взгляд. У Хэзлтона было необычайное чутье: этим существам удастся придать вполне прельстительный женственный вид. До сих пор было открыто всего одиннадцать человеческих цивилизаций, и только две — Лиране и Мирдиане — оказались населены существами, обладающими сколь-нибудь заметным разумом (если, конечно, не считать жителей Веги; земляне относили их к людям, но другие цивилизации придерживались иного мнения. Вега занимала особое, промежуточное положение). Но сразу же, без длительных уговоров убедить онианцев предоставить своих женщин под опеку Бродяг — это, действительно, была большая удача. Ведь Хэзлтон предложил использовать женщин в качестве приманки для бандитов за много лет до того, как Бродяги узнали, что на планете Он есть хоть какие-то люди.