Истребители (№1) - Разорванное небо

Вокруг овец весело носились мохнатые псы. Весь завтрак летчика состоял из половинки ржаного сухаря и остатков тушенки. Попытки перейти на подножный корм дали пока весьма скромные результаты в виде резиноподобных сыроежек, которые он, нанизав на прутики, жарил над костром, и горсточки земляники, вероятно перепутавшей времена года. Поэтому, само собой, такое количество гуляющего на свободе потенциального шашлыка вызвало у Корсара вполне определенные мысли. Он сглотнул слюну и, проследив за огромным кудлатым псом, обегающим отару справа, наткнулся взглядом на далекую неподвижную фигуру на пригорке.

Он посмотрел в свой монокуляр – пастух был весьма колоритен. Высокий, густобровый, с щетиной, которая еще не успела стать бородой, он был одет в национальную длиннополую жилетку-кожух и джинсы, оплетенные снизу ремешками от обуви, чего-то вроде мокасин. Густые волосы венчала каракулевая шапка, похожая на кубанку. За роскошным, усыпанным металлическими бляшками поясом торчал кривой нож, на одном плече висела внушительная фляга в чехле, а на другом – карабин СКС, знаменитая принадлежность советских почетных караулов. Впрочем, несмотря на это, карабин всегда считался серьезным оружием, особенно в умелых руках. Весь облик пастуха не располагал к каким бы то ни было контактам. Корсар колебался, пытаясь рассмотреть выражение его лица, и не заметил, как ветер переменился. Первой отреагировала на это маленькая верткая собачка. Она повернула морду к лесу и залилась громким лаем. Остальные четыре псины, крупные «волкодавы», насторожились, подняли уши и дружно, как по команде рванули вперед.

Не ожидавший такого поворота дел, Корсар на какое-то мгновение растерялся, но, увидев, как чабан срывает с плеча карабин, вскочил на ноги и кинулся в не слишком густую чащу, не собираясь, в общем, убегать слишком далеко – требовалось только найти место, чтобы укрыться от собак и пастуха, больше похожего на разбойника. Подгоняемый холодящим спину ощущением погони, Корсар взлетел по сучьям старого граба и устроился в развилке толстых ветвей, напряженно прислушиваясь. Но прошло несколько минут – и ничего, в конце концов он залез повыше, раздвинул ветви и опять достал свою оптику Собаки, как прежде, бегали вокруг отары, разве что временами останавливались и посматривали в его сторону. Пастух тоже был на прежнем месте, только карабин перекочевал с его плеча на грудь. «Зараза!» – вслух выругался Корсар. Получается, он так ломился со страху сквозь лес, что даже не услышал свиста или оклика, возвратившего собак на место. С чувством облегчения и раздражения одновременно он спрыгнул на землю и пошел прочь от этой поляны.

Приближался вечер, обостряя проблемы уходящего дня. Интересно, а как бы действовал на его месте летчик-янки? Замочил бы всю свору вместе с хозяином и нажарил бы стейков? Вряд ли. Скорее под каким-нибудь кустом чавкал бы аварийным шоколадом, пока спасательный маяк оглашает эфир своими воплями. И не лез бы никуда, дожидаясь, пока за ним прилетит вертушка, а то и две, с командой лекарей и со взводом морских пехотинцев, которые, выпучив глаза, будут поливать свинцом все, что движется и что не движется. От вороны в кустах до подозрительно колышущейся ветки – по крайней мере так обычно бывает в фильмах, которых Корсар и до поступления в училище, и во время учебы просмотрел великое множество. В фильмах этих вертолет непременно должен увезти летчика на родной авианосец, а там, глядишь, и сам президент в Вашингтоне пожмет ему руку перед телекамерами. Так что герою можно не суетиться – особенно если за пазухой и под задницей по химической грелке.

При мысли об еще одной холодной ночевке настроение Корсара испортилось совершенно. Может, все же плюнуть и развести костер? По идее, если его ищут, то обнаружить могут либо с собаками, либо с воздуха инфракрасным детектором. Прошлой и позапрошлой ночью он заворачивался в накидку: блестящая металлизированая пленка экранировала тепловое излучение тела.

«Может, ее над костром растянуть? Поразительно, какая чушь лезет в голову с голодухи! Ясно же, что горячий воздух не спрячешь, а полезную вещь загубишь. Может, и не ищет меня никто, а придется мерзнуть…» Усталый и обозленный Корсар вдруг поймал себя на мысли, что, предложи ему кто-нибудь сейчас вернуться обратно в свой теплый кабинет и забыть всю эту историю как страшный сон, он бы, пожалуй, ни за что не согласился. «Черта с два! – произнес Корсар вслух. – Выберусь и снова буду летать, чего бы мне это ни стоило!» Но есть все равно хотелось. На обед он съел последний сухарь – томительно перемалывая во рту кисловатую кашицу, стараясь подольше не сглатывать. И грибов что-то больше не попадалось. «Спокойно, спокойно. Что мы еще там знаем о подножном корме? Негры в Африке, например, едят саранчу. Прекрасно, как только налетит саранча, все проблемы решатся сами собой. Французы лягушек употребляют – только в этих ручьях, похоже, лягушки не водятся. А еще дождевых червяков с солью можно попробовать. Сплошной протеин! Ну что, пошарить под камнями или оставим червяков на десерт?» Корсар сплюнул и поднял глаза к темнеющему в просветах листвы небу Пожалуй, перевал, который вот-вот ляжет ему под ноги, станет на сегодня последним. Можно будет присмотреть местечко для ночевки, думал он, методично переставляя ноги в прочных, удобных, но заметно потяжелевших ботинках. Последние метры оказались особенно нелегкими, и пришлось перекинуть «бизон» за спину, чтобы помогать себе руками. Фу, все, передых! Он окинул взглядом окрестности и вздрогнул от неожиданности.

В глаза сразу бросились неярко светящиеся в наступающих сумерках окна большого строения, расположенного на соседней горке. Среди дикого ландшафта нелепо смотрелись три его этажа, вытянувшиеся в длину, деревянная терраса вдоль фасада и многошатровая крыша… Те одинокие дома, что до сих пор встречались Корсару и куда он по тем или иным причинам предпочел не соваться, выглядели совсем по-другому!

Но столь желанной темноты он так и не дождался. Поднялась почти полная луна, и яркие южные звезды превратили все вокруг в подобие черно-белой фотографии, перетемненной неумелым любителем.

Корсар убрал монокуляр, в который разглядывал местность, выбирая наиболее подходящий маршрут, и поднялся на ноги. Глотнул воды из фляги, кинул в рот щедрую горсть таблеток глюкозы с витамином С, припасенных на такой случай, и попрыгал не месте. Ничего не гремело, ни за спиной, ни на поясе. «И последнее… – сказал он сам себе, зачерпывая ладонью влажной земли из-под ближайшего дерева и щедро размазывая ее по лицу – Жаль, зеркала нету!» – вздохнул он, закончив свой камуфляж, и начал спуск.

«Нет, ночные прогулки по горам – занятие для сумасшедших, – подумал Корсар, растирая ушибленное колено, когда наконец добрался до удобных для наблюдения за домом кустиков, – и фонарь нельзя включить… Или можно? Картина-то вон какая мирная… Терем-теремок, не низок, не высок. Окошки мерцают, путников зазывают. И кой-кого уже зазвали: со второго этажа доносится тихая музыка и вроде разговор?» Корсар усмехнулся – войти да поздороваться, к беседе присоединиться… Только вот что делает за домом та темная фигура, обозначенная огоньком сигареты? Гуляет? Странная какая-то прогулка: то скроется за углом, то снова высунется. И одежда на гуляющем больно форму военную напоминает, и «калаш» на плече. Если это часовой, то тоже странный. Руки в карманах, курево в зубах, стоит задрав голову, считает звезды.

Непредсказуемый какой-то он, вот что плохо. Когда появится опять, неизвестно. Но все же придется рискнуть.

Стараясь быть тише воды, ниже травы, Корсар подобрался к террасе, подтянулся наверх, распластался у стены под окном и прислушался.

* * *

Разговаривающие находились где-то рядом. Корсар попытался разобрать, о чем речь, и вдруг обнаружил, что разговор, в общем ему понятный, идет по-английски. «Не такая уж и дурацкая вещь эти боевики! При случае и объясниться смогу. Хомяка б сюда!» Говорили двое и говорили они… Корсар первую секунду не поверил своим ушам: говорили как раз о нем! Ну, вернее, не конкретно о нем, а о летчике, сбитом неподалеку.

Один голос был густой, хрипловатый, и Корсар почему-то сразу представил себе крупного негра, бритого и губастого, говорил он отчетливо и чуть заторможено.

Ага, значит, разбившийся истребитель они уже нашли и сейчас ищут… так, точку приземления пилота. Жалуется на пересеченную местность, ругает «чертовы горы». Мол, в Персидском заливе было легче. Еще бы. Обещает второму (голос выше, выговор невнятней) завтра геликоптером перебросить его вместе с туземцами поближе к сбитому самолету. Обсуждают, сколько этих туземцев оставить в городке. Решили – пятерых.

Нож на ремне неприятно вдавливался в печень, и Корсар пошевелился, устраиваясь поудобнее и продолжая напряженно, изо всех сил вслушиваться. Теперь ругался визгливый. «Черт бы побрал этих ленивых тварей! В горах партизаны, а они только пьют и дрыхнут». Уверен, что больше половины сейчас торчат в местном кабаке. Вместе с командиром – трусливой свиньей. Хочет поскорее вернуться в Благоев, в батальон, в соседстве с которым «эти ублюдки» ведут себя почти пристойно.

Первый голос попытался его утешить. – Расслабься, сержант! Смотри, каких девочек я привез. Даже немного говорят по-английски. И достались по дешевке. А кстати, разве не приятно обнаружить в этой глуши неплохой бар? Твои туземцы, к счастью, не успели выжрать здешние запасы. Выпивка вполне приличная. И крыса-бармен, которому ты догадался ткнуть пушкой под ребра, наливает бесплатно. Туземцы, конечно, вонючие подонки, но они знают эти горы. И премиальные за поимку русского получим мы, а не они! Хорошие премиальные! Это говорю тебе я, сержант Рой Шерман, человек с тремя сердцами. Одним своим и двумя пурпурными. И еще я тебе скажу, что ловить чужих пилотов на своей территории гораздо веселее, чем вытаскивать своих с чужой! Поверь моему опыту, Ник, при этом можно отлично развлечься. Неделю назад в Боснии мы тепленьким взяли сбитого серба. Он пытался сопротивляться и ранил лейтенанта. Так одному нашему парню пришла в голову забавная идея: привязать пленника за ноги к двум вертолетам и немного прогуляться. Сначала рядышком, потом разойтись. К сожалению, оказалось, что он завалил какого-то хорватского аса, и пришлось отдать его союзничкам. А у этих недоносков ни на цент фантазии. Прибили к забору и швырялись ножами, пока не надоело, а потом последним гвоздем прибили ему к голове летный шлем. Ребята были недовольны.

– Да уж, – отозвался визгливый, – у вас там народ веселый. Я слышал, один из ваших подкинул мусульманам красивую идею насчет мобильной машинки для решения сербской проблемы. Отработавший ресурс реактивный движок в кузове грузовика и поворотный желоб с ленточным транспортером над ним. Чертовски дешево и практично, Рой! А недавно нам удалось поймать партизанскую связную. Накрыли ее в Тошево, прямо в полицейском участке! Вместе со всеми местными копами! Они были с ней заодно. Если бы не один из них, вахмистр, мы бы так ничего и не узнали. Представляешь, этот тип продал своих коллег всего за семьсот долларов.

– Все равно, Ник, вы ему переплатили. Хватило бы и пятисот.

– Скорее всего. Он – настоящая дешевка. Говорят, партизаны уже приговорили его к смерти, так я ему цветы на могилу не пошлю.

До Корсара донеслось бульканье, потом какая-то возня, взвизгнула и захихикала женщина. И после этого невидимый Ник продолжил:

– Значит, копов мы сразу вывели в расход. А девку привезли в Благоевград. Всех туземцев из казарм согнали без оружия во двор, взяли на прицел и по приказу нашего лейтенанта устроили им проверку на лояльность. Они как в строю стояли, так по очереди ее и трахали. Сначала просто, а потом палкой. С рассвета до обеда. Последним не повезло, им пришлось иметь дело с трупом.

– И что, никто не отказался?

– Были, ха-ха, слабаки. Эти отделались упражнением с палкой и оплеухой от капитана. Нашелся и такой, что упирался до последнего. Сержант Эксишихеров.

– Боже, как только ты запоминаешь эти кошмарные имена!

– Просто в отличие от тебя и других счастливчиков, ночующих на авианосцах, мне приходится все время иметь дело с туземцами. Будешь в штабе – попроси для меня прибавку к жалованью!

– Непременно. Так что там с этим сержантом?

– Ничего особенного. Я трахнул его самого черенком ихней саперной лопатки, а лейтенант отдал его под трибунал за невыполнение приказа. Зато остальные вели себя смирно и даже очень старались, ха-ха-ха!

Корсар слушал затаив дыхание и чувствовал, как его охватывает странное ощущение нереальности. Может, он что и не разобрал, но общий смысл уловил четко, и его пальцы до боли ежались на прикладе автомата. Он очень ясно представил, как его, связанного, кладут вниз лицом на горячую резиновую ленту и та начинает двигаться, тянуть извивающееся тело вверх, дрожа от чудовищного рева, рвущего густой душный воздух. Если он закричит, никто его не услышит. Повезет – он потеряет сознание от звукового удара, нет – успеет почувствовать, как его, с рвущимися барабанными перепонками, опрокидывает под страшный молот раскаленного реактивного смерча… Они делают из людей «огненных бабочек» и называют это красивой идеей! Вдруг вспомнилась неуклюжая фраза, которую любил повторять известный многим поколениям курсантов полковник Дубовитых: «Мы должны обороняться внешних врагов!» Раньше враг для Корсара был неким отвлеченным, абстрактным понятием. Метка на экране локатора, пусть даже стреляющая в тебя, крылатая тень в бегающем перекрестье прицела. Но это все не то, это в крайнем случае противник. А враг – другое. Два голоса, спокойно под тихую музыку беседующие о страшных вещах. Если враг – такой, его не надо «обороняться» – его надо уничтожать!

* * *

Корсар почувствовал, что с него хватит. «Какое хорошее, невысокое окно», – подумал он и, взяв пистолет-пулемет левой рукой, медленно, словно во сне, положил правую на подоконник. Голоса продолжали бить в уши, но Корсар больше не хотел слушать их. Он хотел, чтобы они замолчали. Навсегда. И этот низкий, обладатель которого сидит, кажется, напротив окна, и тот другой голос, идущий справа. «Человек счастлив, когда то, что он хочет сделать, совпадает с тем, что он сделать должен. Буду счастливым». Корсар глубоко вздохнул и, не думая больше ни о чем, легко, одним движением перенес тело через подоконник.

В глаза ударил красноватый свет, и на какое-то мгновение все словно застыло. Застыла музыка, застыл бармен за полукруглой стойкой в левом углу, застыли две смуглые девицы, за деланной истерической веселостью которых угадывалась обреченность. Застыли их спутники в полевой форме армии Соединенных Штатов. Владелец хриплого баса действительно оказался негром, только худощавым и высоким, с выделяющимися на длинном лице выпуклыми как сливы глазами, а писклявый – огромным латиносом с шеей как телеграфный столб и в темных очках. Это ночью-то!

Корсар не успел удивиться. Оцепенение отпустило обитателей дома, и сержант-латинос начал вставать.

Испугаться Андрей не успел. Сердце екнуло, а руки все сделали сами. Резкий разворот корпуса, короткий выпад рамой откинутого металлического приклада – и лицо, которое он так и не успел как следует рассмотреть, бледным пятном провалилось вбок и назад. Со скрежещущим всхлипом слабо вскинулись руки. Негр уже вскочил, отбросив стул, но Корсар пнул низкую столешницу, и та въехала сержанту в ноги, чуть ниже паха. Негр явно не зря получил свои нашивки. Он покачнулся, но оперся ладонями, устоял, с силой оттолкнул бодливый предмет мебели обратно на Корсара и тут же нырнул за упавшей на пол во время первого толчка автоматической винтовкой. Но медленно, слишком медленно. Сделав резкий замах, Корсар с силой оттолкнулся правой ногой и взмыл над поехавшим в его сторону столом. Его гигантская тень темным, угрожающим призраком колыхнулась на стене. Негр стремительно сгибался и разворачивался, сжимая в руках винтовку, когда острое ребро крепкой крупнорубчатой подошвы жестко врезалось ему сбоку под челюсть. Неслышно хрустнули сместившиеся шейные позвонки, и обмякшее тело отлетело назад, опрокидывая хлипкие столики. Корсар, ощутив окончательность своего удара, мягко приземлился и тут же развернулся к первому противнику. Ноги широко расставлены и чуть согнуты, автомат наизготовку перед грудью.

Да, вовремя. Сержант легкой пехоты, едва очнувшись, почти не соображая от боли, сумел приподняться на одно колено и зашарил рукой по поясу в поисках кобуры с пятнадцатизарядной армейской «береттой». В том, что он умеет с ней обращаться, сомневаться не приходилось, хотя движения его пальцев были судорожны – сказывались последствия шока. Приклад «бизона» – один из самых простых и прочных складных прикладов в мире – сломал ему с десяток белых стопроцентно американских зубов. Кровь густо стекала у сержанта по подбородку, а пальцы вот-вот зацепят нейлоновый клапан. Корсар заметил это уже на бегу. Перед ним был тот, кто намеревался получить награду за его голову, и он не даст ему ни малейшего шанса. Жгучая ненависть заставила Корсара швырнуть автомат на стол и вырвать из ножен короткий клинок. Он с налета коленом опрокинул латиноса обратно на пол, наступил на державшую пистолет ладонь, прижал его голову левой рукой к полу и вонзил черненое лезвие в мощную шею. Американец дернулся, едва не сбросив Андрея с себя, но быстро затих. Корсар машинально вытер руки и нож об одежду поверженного врага, распрямился и огляделся вокруг. Неожиданно он снова стал различать звуки. Журчала музыка, пронзительно визжала одна из девиц.

Корсар повернулся и, забирая со стола «бизон», подавил в себе страстное желание дать ей пощечину, но прошел мимо и склонился над негром. Посеревшее лицо с мертвым оскалом и белками закатившихся под лоб глаз. Корсар еле удержался, чтобы не пнуть труп ногой. Адреналин продолжал бушевать в крови, когда Андрей двинулся к стойке бара, – это его, видимо, и спасло. Натянутые как струны нервы среагировали мгновенно. Едва прогремели первые выстрелы, Корсар бросился на пол, перекатился на спину, автомат задрожал у него в руках. Андрей еще ничего как следует не сообразил, а «бизон» уже выплюнул полмагазина, нащупывая раскаленной струёй серую фигуру, поблескивающую кокардой на берете и серебряными угольниками на погонах, что снаружи через окно суматошно поливала бар огнем «Калашникова». Вдруг все закончилось. Кажется, он все-таки достал этого не вовремя опомнившегося часового. Точно, достал. Он вспомнил глухой хруст, с которым свинец входил в человеческое тело. Обрушилась тишина.

Молчал разбитый пулями музыкальный центр фирмы «Грюндиг», перестала визжать девица, которую очумело прибежавший на шум часовой, плохо разобрав на свету, срезал первой же очередью. Вторая проститутка забилась под стол и сейчас с ужасом оттуда выглядывала. Корсар понял, что теперь надо действовать быстро. Подскочив к стойке, он перегнулся через нее и вытащил оттуда бледного как смерть бармена.

Бармен вжимал голову в плечи и нелепо шевелил растопыренными пальцами поднятых вверх рук. Он жмурился и, наверное, если б мог, прижал бы уши, как кот, чувствующий неизбежность хозяйского пинка. Но в этот момент Андрей заметил свое отражение в покрывающих стену за стойкой зеркальных панелях и на какое-то время оцепенел. Из-за частокола разноцветных бутылок на него глянула жуткая небритая рожа, исчерканная засохшими полосами грязи, перетянутая наискось черной повязкой и забрызганная к тому же свежими каплями крови. На этой кошмарной маске лихорадочно блестел диковатый, налитый кровью глаз. Дополнял впечатление грязный пятнистый комбинезон. Бармена можно было понять.

Вернувшись к действительности, Корсар как следует встряхнул несчастного за шиворот.

– Что это за место? Сколько здесь солдат, есть еще американцы? Понимаешь, нет? Ну, говори!

Бармен осмелился пошире приоткрыть один глаз, но тут же снова зажмурился и что-то забормотал. Корсар, теряя терпение, тряхнул его еще раз.

– Громче, громче отвечай!

– Се град Мелник. Хотел. Американцы повеч няма,[8] – прорезался наконец голос бармена. По его круглой физиономии катились крупные капли пота.

– Ну, дальше! Еще солдаты, как этот? – Корсар ткнул левой рукой с автоматом в сторону окна.

– Да, господине, това сите специчаре, ченгета. Двадесетина сите. Дошли завчера в полицейски участок. Ами сега све сите в града. Сите в механа. Тук има лосамоедничек.[9] Андрей с грехом пополам понял эту нервную тираду. Бармен говорил что-то еще – кажется, просил не убивать, но Корсар уже не обращал на него внимания. Он с тревогой прислушивался к беспорядочной автоматной пальбе. Стреляли словно бы по другую сторону горки, на которой примостилась эта гостиница.

– Еды давай! Быстро! Консервы, колбаса, хлеб, давай что есть, шевелись!

Бармен мелко закивал, и Корсар, отпустив его, вихрем промчался по бару. Сорвал камуфляжную куртку с негра, закинул на плечо автоматическую винтовку М-16 с подствольным гранатометом, выгнал из-под стола полумертвую от страха проститутку, извлек оттуда же среднего размера рюкзак с нашитой именной биркой «Ник Моралес» и вернулся к стойке. Ее покрывала россыпь пакетиков с солеными орешками, чипсы, сигареты, печенье, пачки жевательной резинки, несколько банок пива и разнокалиберные бутылки. Среди всего этого добра сиротливо затерялись баночка сардин, баночка паштета и толстая черствая лепешка.

– Ты что, издеваешься?! – надвинулся на бармена Корсар. Особенно ему в глаза бросилась жевательная резинка. Лицо его при этом, видимо, изменилось не в лучшую сторону. Бармен побледнел и отшатнулся.

– Не, не, – запричитал он, закрываясь дрожащими руками. – Повеч няма ништо, господине! Наистина, наистина![10] – Твою мать! – выругался Корсар. Звуки стрельбы приближались. Он пристроил рюкзак на высоком круглом табурете перед стойкой и в спешке сгреб в него все съестное, что на ней находилось. – Эй ты, халдей! Партизаны в здешних горах есть? Ну, повстанцы, понимаешь?

– Има, има. Ами не знамо ништо! – бармен мотал головой утвердительно и отрицательно одновременно. – Господине, имамдетса…[11]

– Ну и черт с тобой! – Андрей напоследок стянул с сержанта сбрую со всевозможными подсумками, выпрыгнул в окно и наполовину побежал, наполовину покатился вниз по склону, оставляя за спиной исчерканное струями трассирующих пуль небо.

* * *

Подгоняя двух низкорослых мохнатых лошадок, навьюченных вязанками хвороста и яркими полиэтиленовыми мешками с какими-то травами, по узкой тропинке вдоль обрыва поднимался маленький старичок в поношенной бурой ветровке, в сапогах и с копной жестких седых волос на голове. И хотя из-под вьюка передней лошади виднелся приклад, по-видимому уже обычной в этих краях прогулочной принадлежности – карабина, погонщик выглядел на удивление патриархально и неагрессивно. Корсар вспомнил бандитскую рожу чабана и опустил монокуляр. Никакого сравнения. «Это твой шанс, – сказал он себе, – решено». Последние два дня он все чаще разговаривал сам с собой, гоня этим прочь усталость и добирая бодрости у понимающего «собеседника».

После своего сумбурного рейда в Мелник он, опасаясь преследования, всю ночь пытался оторваться и запутать следы. Под утро выяснилось, что это ему удалось, но, к сожалению, он теперь и сам не знал, где находился. Наверное, разумнее всего, размышлял он, было бы вернуться обратно к городу – там его меньше всего будут ждать. Но, не решившись на это до вечера следующего дня, передумал и зашагал к границе. Еда была по-прежнему главной его заботой. Запасы, прихваченные в баре, он уже подъел. Оставались соленые орешки, но от них невыносимо хотелось пить.

Когда старик поравнялся с его укрытием, Корсар привстал и нарочито неторопливо вышел из-за камней, держа наготове снятую с предохранителя М-16 стволом вниз. Береженого Бог бережет! Мало ли какими неожиданностями чреваты эти горы.

– Здорово, батя, – Корсар попытался придать своим словам приветливую интонацию, но не справился с голосом, и тот прозвучал хрипло и настороженно.

Маленькие, как черные бусины, живые глаза старика проворно зыркнули по сторонам, словно в поисках тех, кто еще мог находиться в засаде на обочине тропы или за спиной чужака, потом пытливо обследовали незнакомца с головы до ног, на мгновение задержавшись на сержантских нашивках, которые Андрей поленился оторвать от трофейной куртки.

– Здраво, сынко, – наконец вполне дружелюбно отозвался старик и даже сделал неопределенно-приветственный жест высохшей, как птичья лапа, заскорузлой рукой.

«Фу-у, контакт, кажется, установлен», – с облегчением вздохнул Корсар, ощущая мучительные спазмы переваривающего самого себя желудка.

– Батя… Ради Бога… Дай что-нибудь пожрать! Я заплачу.

Может, ему показалось, но колючие глазки старика вроде потеплели. Скорее всего, он уже догадался, кто перед ним, а этого было достаточно, чтобы заслужить расположение любого настоящего македонца или болгарина – сына своей Родины.

– Аиде, сынко, чекай малко! – засуетился он, отвязывая от вьюка обшарпанный пакет с полустертой рекламой «Мальборо». – Аиде, баничка! – предложил он, протягивая Андрею аккуратный сверток в чистой тряпице.

Внутри оказались слоеный пирожок с брынзой и крутым яйцом, похожий на сербскую паницу, но до обидного маленький, и пара румяных яблок. Летчик сглотнул слюну и с таким энтузиазмом впился зубами в пирог, что едва не поперхнулся.

– Моля ти, сынко, испий, – как-то странно торжественно протянул старый горец летчику помятую и явно видавшую виды латунную флягу солдатского образца, до этого висевшую у него через плечо. – Убаво пиринско вино. Сами го правим и само на добри другари го давам да пият!

Но Корсар его почти не слушал. Схватив флягу, он с удовольствием глотал кисловатое красное вино, которое немного попахивало кожей бурдюка и какими-то душистыми травами.

Когда он наконец оторвался от латунного горлышка, то увидел, что мир вокруг него стал ярче, горы – прекрасней, покрывающий их лес – величественней, небо – ясней, а старый македонец – симпатичней.

– Спасибо! – искренне поблагодарил он и с чувством пожал маленькую мозолистую ладонь горца.

– Хвала!

В одном из карманов трофейной куртки Андрей нащупал несколько скомканных долларовых банкнот, но подсознательно почувствовал, что предложить старику хотя бы доллар НЕЛЬЗЯ, обидишь смертельно, и потому лишь еще раз поблагодарил погонщика.

– Сынко, – вдруг просто и прямо спросил македонец. – Не ти ли сионзи сваления над Благоевград летец?

Что тут ответишь?

– Я, – так же просто сказал Корсар. «Черт, – мелькнула невольная мысль, – до чего точно это у них звучит. У нас – „сбитый летчик“, у них – „свалЕный летец“…» – Ти не си сербин, – продолжил между тем цепь своих догадок старик. – Ти си рус, нали?

– Точно, русский, – подтвердил Корсар. «Вот ведь шустрый дедуля, – усмехнулся он про себя, – того и гляди, выложит мне дату и место моего рождения, всю биографию и послужной список».

А старый горец вдруг по-военному вытянулся и даже как-то помолодел.

– Я знаю говорить по-русски! – не без гордости заявил он, с некоторым усилием подбирая забытые слова. – Много години назад я воевал плечо до плечо с руски солдати при Ниш и Балатон! Втора Болгарска армия, Девети Македонски комни полк. При Балатон от наш полк оцелело четыредесят войници и един офицер, но мы дали руски братя спокойно отходить от германци… – Старик на миг прикрыл глаза. – Аз сым ранен при Балатон и награден с ваши орден «Червена звезда»! А след това прекарах три години в ваша «зона» в Донбасс, «зэ-ка»!

Корсара поразила внезапная перемена, произошедшая со стариком. Его открытое доброе лицо стало вдруг холодным и замкнутым. Глаза потемнели от тяжелых воспоминаний.

Кто бы мог подумать, что в самом сердце этого горного края ему встретится человек, в судьбе которого словно отразилась непростая история болгарского народа, его душа, в которой неизвестно чего больше – вековой благодарности за подаренную некогда героями Шипки и Плевны свободу или ненависти за ту же свободу, но уже отнятую в сорок четвертом правнуками освободителей.

«Вот сейчас он спустится в долину и сдаст меня американцам, – мелькнула гадкая мыслишка, – те очень мне обрадуются и дадут отличный шанс на том свете плюнуть в рожу какому-то сукину сыну, который много лет назад упек за колючку этого славного старикана…» И тут старик поманил летчика за собой:

– Аиде! Ке одимо! Я заведу тебя до наши ребята, сите в комитетска чета… В… как то есть? В партизански отряд!

Корсар, до этого ни о чем другом и не мечтавший, вдруг засомневался.

– Хвала… – не совсем уверенно поблагодарил он. – Но я уж как-нибудь сам…

– Нет сам! Нет сам! – разволновался старик. – Сам нема да се оправиш! Лестно ке те заловят! Там, долу. Там внизу. как это… облав! – почти выкрикнул он это знакомое ему, видимо из лагерного прошлого, слово. – В Банско от Благоевград дошли с грузовики две роти амерички войници. Шмонаютпо села, из планини. Завчера, – старик еще раз выразительно покосился на Андрея, зацепившись взглядом за черную повязку на глазу, – завчера в Мелник някой изклал, како овни, два амерички сержанта. Го ищут! Сынко, – он словно когтями вцепился в рукав Корсару, – нема да слизаш долу! Ако ке измыкнеш от американци, наши-те кучета ченчета те ке заловят… точно!

«А, будь что будет! – решился Андрей, понимая, что большого выбора у него нет. – Дед, видно, и правда хочет помочь. А если что… Винтарь при мне, граната в подствольнике, нож под рукой, к „бизону“ полтора магазина. Легко не дамся!» – Ладно, батя, веди, – сказал он и поудобнее пристроил на плече ремень трофейной М-16.

Хребет Пирин. Апостол Панайот Лошадей они оставили на тропе. Старик македонец только вытащил из-под вьюка свой карабин, крикнул гортанно: «Элла но кукя!» – и обе лошадки потрусили дальше без хозяина. Они и сами знали дорогу домой.

Людям, как выяснилось, предстояло нечто иное. Через полчаса восхождения Корсар уже вовсю вспоминал свои курсантские годы, горный летний турлагерь Министерства обороны и популярную в их группе речевку, весело выкрикиваемую на построении перед выходом на маршрут: «Наш девиз – быстрее вниз!» Еще полчаса горных троп, по сравнению с которыми все его недавние блуждания по здешним местам выглядели легкой прогулкой, и в памяти всплыла характеристика горного ландшафта, данная незабвенным Остапом Бендером: «Слишком много шика, фантазии идиота».