Век Дракона - Спасение Ронана (Ронан-варвар - 2)

      Взбегая вверх по подвальной лестнице, Шикара нахмурилась. Несколько недель жизни в нежных объятиях роскоши не исправили положения, но, быть может, он станет сговорчивей после месяца-другого в холодной каменной клетке? На самом деле Шикара знала, в чем тут причина. Разум Ронана она читала как открытый пергамент. У него на уме по-прежнему оставалась та тощая сука-воительница - та, что была с ним, когда Шикара трансформировалась в свой прежний облик и когда пришел конец Некросу. Что ж, если он знает, что для него хорошо, а что плохо, ему придется забыть ту сучку.
      Рассерженно распахнув дверь, Шикара быстро вошла в гостиную. Мелкий, ее любимый блямбль, лежал на кушетке. Он сразу уставил на нее громадные темные глаза и негромко затявкал от счастья. Шикара мрачно на него посмотрела. Это было очаровательное существо, и только полный ублюдок испытал бы желание взять его и пинком забить в мусорную корзину в другом конце комнаты.
      Шикара взяла блямбля и пинком забила его в мусорную корзину в другом конце комнаты.
      И в этот самый миг она вдруг осознала о неком настойчивом набухании у нее в голове, возмущении в ровных концентрических кольцах силы, которая ее защищала. Кто-то опять пытался ее выследить. Это было уже в третий раз за прошедшие несколько недель, и первым двум желающим Шикара выдала Противодействие, способное дотла выжечь средний мозг. Вот и прекрасно! Она была как раз в том состоянии духа, какое требуется для расправы с тем, кто осмелился вторгнуться в ее личную жизнь.
      * * *
      В дорого обставленной комнате южного города шестеро изящно одетых мужчин сидели вокруг прекрасно отполированного полукруглого дубового стола, наблюдая за тем, как закутанная в черную мантию старая ведьма в углу что-то бубнит и бормочет, а также добавляет разные порошки и жидкости в котел, булькающий на очаге. Затем котел засветился, и оттуда плавным потоком поплыл серебристый дым. Этот дым словно бы всасывался в самом центре гладкой белой стены, что располагалась лицом к шестерым мужчинам. Всасывая дым, стена тоже засветилась, и сверкающий вихрь красок стал распространяться из единственной точки в самом ее центре, пока вся поверхность стены не сделалась бурлящим психоделическим водоворотом.
      Внезапно краски стеклись в движущийся образ молодой женщины, красивой, но гневной, которая грозно сверкала взглядом на шестерых мужчин. Прежде чем кто-то из них успел заговорить, она повелительно указала пальцем, и вспышка света, вырвавшись из стены, пронеслась по комнате, чтобы вонзиться в потрясенные глаза старой ведьмы. На краткое мгновение показалось, будто голова ведьмы вдруг выросла вдвое против ее первоначального размера, а затем она взорвалась, осыпая комнату и шестерых мужчин тысячами липких кусочков мозга. Молодая женщина улыбнулась и пробежала рукой по гриве рыжеватых волос, после чего снова обратила презрительный взор на мужчин. Ее глаза засияли волшебным светом, и пятеро мужчин окоченели от страха, однако шестой торопливо заговорил:
      - Шикара, прошу тебя, выслушай. Мы представляем чрезвычайно могущественную организацию, и у нас есть к тебе предложение. Если ты согласишься нам помогать, это принесет тебе славу, богатство и гораздо больше власти, чем тебе кажется возможным. Все мужчины обратят к тебе свои взгляды, и...
      - Все? - резко перебила она. Шестой мужчина кивнул, а затем с явным трудом сглотнул и сунул палец за воротничок, вдруг показавшийся ему слишком тугим. Последовала пауза, которая для шестерых мужчин длилась целую вечность. Наконец Шикара улыбнулась, и свет в ее глазах угас.
      - Давай дальше, - велела она.
      КУРС ВОВНЕ
      Повесть о происхождении вагинов,
      знаменитых морских разбойников, пожалуй,
      одна из самых странных историй Среднеземья.
      В течение Первой эпохи центром
      цивилизованного мира был город Убалтай, что
      на южном побережье. Город этот разбогател
      торговлей, и многие бизнесмены здесь
      процветали. Во время ланча рестораны и кафе
      буквально кишели молодыми и энергичными
      администраторами, и жизнь в ту пору по
      большей части была легка. Но затем настала
      пора упадка города, и ланчи прекратились.
      Теперь речь шла лишь о максимизации ресурсов
      и снижении затрат. И тут, в порыве к
      максимальной эффективности, возник странный
      ритуал. Был провозглашен "курс вовне", и в
      высших эшелонах управления заговорили о
      создании бригад и сплочении персонала.
      Многих администраторов средних лет вместе с
      их коллегами забирали с рабочих мест и
      высаживали на холодный и ветреный берег, не
      давая даже куска хлеба или крова на ночь.
      Многие торговые агенты проводили жалкие
      уикенды, ведя потешные баталии в
      каких-нибудь насквозь промоченных дождями
      лесах ради выявления своего полного
      потенциала и сплочения со своими коллегами.
      И хотя подавляющее большинство сотрудников
      этот курс ненавидело и презирало, все же
      были немногие, кто наслаждался вызовом,
      который он в себе таил. Находились молодые
      банкиры, готовые маршировать всю ночь с
      одним куском хлеба в рюкзаке, или рекламные
      агенты, которые вдруг обнаруживали, что
      обожают преследовать противника по лесам и
      "убивать" его резиновой стрелой,
      предварительно опущенной в краску. И вот они
      задумались: если мы так талантливы в бою или
      выживании в экстремальных условиях, чего
      ради мы все работаем в банке? Тогда стали
      они прилагать свои таланты к благому делу,
      собираясь по уикендами и устраивая морские
      катания с обязательными грабительскими
      рейдами на побережье.
      Поначалу такие сборища были чем-то
      вроде хобби, но со временем сделались их
      основным занятием. Бросив свои дома в
      Убалтае, обустроились они на Гацких островах
      и стали жить рейдами и пиратством, составляя
      племя воинов, целиком укорененное в среднем
      классе. Таким вот образом ко Второй эпохе
      стали они знамениты, и люди ходили в страхе.
      Но все же наследственность служащих из
      среднего класса ясно в них проглядывает. Что
      же до названия племени, то происходит оно от
      древнего южного словосочетания "ва гини",
      что значит "пустая трата времени и
      пространства".
      Розовая Книга Улай
      Мартин сидел на пне у вершины холма и глядел на изумрудно-зеленые воды залива. В ясный денек отсюда можно было увидеть пятнадцать других островов, хотя сегодня в палящем зное сквозь дымку проглядывала лишь пара. Но Мартин и их не замечал. Он размышлял.
      С виду Мартин, пожалуй, воплощал в себе общие представления о типичном вагинском воине. Под два метра ростом, аккуратные светлые волосы, улыбающиеся голубые глаза, загорелая кожа, усы, что спускались к подбородку, словно подтаяв по краям, ладное мускулистое тело... Скорее всего, Мартин выглядел бы, как Адонис, если бы Адонис занимался бодибилдингом и чуть больше о себе заботился. Одет он был в элегантном, но незатейливом стиле, вполне типичном для вагинов - хлопчатобумажные брюки в обтяжку, со вкусом подобранная полотняная рубашка, а также ручной выделки кожаные ботинки, и изящные, и удобные. Однако (и как раз это "однако" в данный момент так его раздражало), несмотря на свой внешний вид, Мартин вагинским воином себя не считал.
      Вагином - да. Он родился в деревне двадцать один год тому назад и был сыном Лоббо Беспечного. Но воином - нет. К несчастью, этого Мартину позволено не было. Даже несмотря на то, что это с трехлетнего возраста стало его жизненным стремлением, и на то, что он вырос сильным, быстрым и смелым, деревенские старейшины заявили Мартину, что ему больше всего подходит перспективная и ответственная должность козопаса. Мартин не мог стать воином просто потому, что происходил, так сказать, из рабочего класса.
      Вагинское общество обладало неуемным классовым сознанием. Каждый воин был сыном воина и мог проследить свое происхождение аж до самого Отъезда из Убалтая множество лет назад. Если ты не относился к одной из старых фамилий, ты считался недостаточно хорош, чтобы стать бойцом, а раз Мартин мог проследить свою родословную лишь на два поколения, то вот так все и вышло.
      Главная его беда заключалась в том, что никто, к несчастью, не знал, кем был его дедушка по отцовской линии. Его отца, по-видимому, зачали под столом в Главном зале после пира по поводу успешного рейда. Все, что бабушка Мартина смогла рассказать, это что пирушка вышла просто клятская, свет потушили, а тот парень был бородатый.
      Лоббо Беспечный вырос, чтобы стать деревенским крысоловом, и хотя почти все очень любили его и уважали, его сын все равно считался недостойным того, чтобы стать воином. А посему, несмотря на все его природные способности, Мартина поставили надзирать за козами.
      Он, однако, не жаловался и не дулся. Мартин перенял у отца спокойное отношение к подобным решениям и с энтузиазмом взялся за работу. Но внутри у него кипела решимость доказать им всем, чего он стоит, стать клят знает каким козопасом, лучшим, какого когда-либо видела деревня, стать таким клятски замечательным, чтобы в один прекрасный день все поняли, что он заслужил шанс сделаться воином. И тогда он решил революционизировать всю сферу выпаса коз, реорганизовать ее сверху донизу.
      К несчастью, пока Мартин однажды сидел на склоне холма, а его мозг энергично разрабатывал всевозможные чудесные схемы ротации выпаса, различные усовершенствования для кормления и увеличения удоев, несознательные козы забрели далеко в горы. Потребовалось пятнадцать человек и целая неделя, чтобы всех их разыскать и вернуть обратно в деревню. Мартина немедленно понизили до заведующего курятником.
      Ухватившись за второй шанс показать, на что он способен, Мартин быстро реорганизовал весь курятник, обитательницам которого до тех пор позволялось свободно бродить и класть яйца, когда захочется. Всех кур он запер в защищенные от хищников клетки в просторном хлеву. Таким образом, каждая имела свое небольшое жилье, где корм и вода были под боком, так что птице не требовалось расходовать время на ненужную беготню и поиски пищи. Кроме того, она находилась в полной безопасности, а ее яйца с легкостью можно было удалять. К несчастью, куры оказались так раздосадованы отсутствием свежего воздуха, солнечного света, физических упражнений и элементарной свободы, что отплатили Мартину единственным способом, какой был им известен. За три дня производство яиц в деревне упало от шестидесяти в сутки до нуля.
      Мартина понизили до должности сборщика прибитой к берегу древесины на том основании, что даже он нипочем не сумел бы раздосадовать древесину, а также поскольку она не могла от него сбежать. Однако прошло всего несколько месяцев, прежде чем его в высшей мере амбициозный "Склад сушки и хранения древесины" загорелся и положил начало большому пожару, который спалил полдеревни. Мартина снова понизили, и на сей раз так, как дальше уже было некуда, его поставили обслуживать выгребную яму.
      Поначалу казалось, что Мартин нашел свое призвание, но затем наступил тот роковой день, когда скопление взрывчатых газов, порожденное его "Схемой улучшения отходов", внезапно рвануло, и вся деревня оказалась покрыта ровным трехсантиметровым слоем дерьма. После того, как старейшины деревни выудили Мартина из моря, куда его зашвырнула озлобленная и предельно вонючая толпа селян, ему сообщили, что возвращают ему статус козопаса на том основании, что когда он поначалу этой работой занимался, он, по крайней мере, ничего не спалил и не завалил дерьмом. Однако, продолжили старейшины, если удои молока упадут хоть на малую толику или если пропадет хоть одна коза, в следующий раз его поставят работать одной из свай для нового пирса в бухте.
      Мартин принял мудрое решение оставить всякие попытки произвести фурор. Но это его терзало. Пожалуй, Мартин мог бы совсем погасить в себе столь вредный энтузиазм, но он наверняка знал, что если дело дойдет до планирования рейдов, участия в боях или ведения галер по незнакомым прибрежным водам, он проявит себя не хуже любого другого вагинского воина. "На самом деле, - думал Мартин, наблюдая, как знакомая фигура с растрепанными соломенными волосами, поминутно спотыкаясь, пробирается по прибрежной тропе внизу, - я был бы намного, очень намного лучше некоторых. Так нечестно. Так просто нечестно".
      Соломенные волосы принадлежали лучшему и, надо признаться, единственному другу Мартина в деревне - Дину, сыну Динхельма. Следует заметить, что отчасти Дин выглядел как воин, но крайне затруднительно было решить, от какой именно части. Сын Динхельма был худым, слабым и близоруким недотепой, который к тому же страшно страдал от морской болезни, а для воинской этики вагинов подходил примерно в той же степени, что и черепаха для баскетбола.
      С самого детства Дин всегда хотел работать с животными, но поскольку он был отпрыском одной из самых старых семей в деревне и имел длинную череду предков - сплошь воинов, у него не оставалось иного выбора, кроме как унаследовать их ремесло. В результате он стал единственным человеком в вагинской истории, который умудрился завоевать бесславный титул "Самого дерьмового воина года" четыре раза подряд. Тогда как большинство его сотоварищей имели сильную склонность к мечам, а в особенности к недавно выпущенному Оркоубойному Изуроду, Дин одинаково непринужденно чувствовал себя с любым оружием - примерно так же непринужденно, как слабого здоровья пингвин, упавший в жерло действующего вулкана. Как однажды выразился его инструктор по владению мечом, прежде чем с ним случился нервный срыв, и он ушел в преждевременную отставку, "видал я латук, от которого куда больше угрозы исходило"
      Поначалу Дин был просто объектом насмешек для остального племени. Когда он отправился в свой первый рейд, его спутники чуть не надорвали бока от смеха над его отчаянными попытками защититься от яростной атаки девятилетней девчушки, вооруженной скалкой. Его выбор добычи также вызвал страшное веселье. Тогда как остальные вернулись на корабль, груженные золотыми и серебряными украшениями, шелками, коврами, фаянсовой посудой и другими ценностями, Дин вернулся со щеночком. А когда он объявил всем, что раз у щеночка такие славные белые лапки, то он намерен назвать его Варежкой, несколько вагинов от смеха чуть не обделались.
      Однако через некоторое время стало не до смеха. Остальные вагины начали понимать, что Дин уже не объект насмешек, а прямая помеха. Он не мог драться, ни за что не стал бы убивать и, похоже, не имел ни малейшего представления о грабеже или мародерстве. У него даже не было никакого вкуса - в один из рейдов он отправился в желтом кардигане, связанном его матушкой. Дин выглядел законченным недотепой, и с ним срочно требовалось что-то делать.
      Скорее всего Дина понизили бы до какой-нибудь унизительной крестьянской работы, и это решение, между прочим, привело бы его в полный восторг, если бы не его отец. Динхельм был всеми уважаемым старым воином и вдобавок одним из деревенских старейшин. Тогда старейшины пошли на компромисс. Дин стал помощником Садрика Приапического, деревенского священника. У вагинов существовала традиция, что священник должен сопровождать воинов в каждом рейде, дабы умилостивить богов и обеспечить успех. Садрик уже старел, а посему предпочитал оставаться дома и предаваться сомнительным удовольствиям, так что Дин на время каждого рейда брал на себя функции священника. Это означало, что он по-прежнему путешествовал с воинами и, таким образом, сохранял лицо, однако ему было позволено оставаться на борту галеры вместо того, чтобы бросаться на все, что шевелится, отрубать людям головы и поджигать их хижины, как делала остальная часть племени, и это как нельзя лучше ему подходило.
      Еще одной характерной особенностью положения священника, которая устраивала Дина, было "общение" со всякими мелкими пушистиками, хотя священникам обычно предполагается приносить этих пушистиков в жертву, а не забирать домой и не делать своими любимцами, В целом Дин оказался страшно доволен своим новым положением - пока не достиг в этом ремесле некоторых успехов, после чего все пошло наперекосяк.
      Поначалу он казался таким недотепистым, что никакой разницы его действия не вносили. Жертвоприношения и прочие ритуалы проводились так скверно, что в любом случае не дали бы никакого результата, а поскольку в грабежах и мародерстве вагины были непревзойденными мастерами, никакого божественного вмешательства им не требовалось. Но затем, когда Дин немного набил руку, его действия стали оказывать некоторый эффект. Увы, это был не тот эффект, к которому он стремился.
      У вагинов имеется обширный и разнообразный пантеон божеств, от добрых и милостивых до жестоких и зловредных. Для востребования помощи конкретного бога необходим ряд молитв и ритуалов, специфичных для данного бога. Измени что-нибудь хоть на йоту, и твоя молитва может быть неверно направлена. Дин, сам того не желая, очень многое менял - и совсем не на йоту.
      Самая же скверная история произошла во время рейда пяти галер по южному побережью с набегами на селения, расположенных в болотистой местности, известной как Маремма, что в северном Браннане. Пока они плыли на юг, Дин сумел превозмочь морскую болезнь и устроился у маленького алтаря на носу ведущей галеры, проводя обряд Бенеферы, Богини Удачи. Однако с неизменной щепетильностью Дин лишь слегка оглушил жертвенного цыпленка вместо того, чтобы его убить. В результате весь ритуал оказался переадресован Клоаке, Богине Амебной Дизентерии, чей ответ был немедленным и весьма эффектным.
      Тот рейд несомненно стал самым неудачным в истории вагинов. Когда они достигли Браннана, немногие воины, все еще способные стоять на ногах, оказались так слабы, что им крепко досталось от горстки стариков и старух в первой же деревне, в которую они заявились. Домой они вернулись, с ног до головы покрытые позором.
      Дин тут же сделался самым непопулярным вагином со времен Хари Корабельного Плотника. Благодаря отцовскому авторитету Дина все еще брали в рейды, однако ему запретили проводить все религиозные ритуалы, кроме самых элементарных, а иногда не позволяли ему вообще ничего делать. Когда рейд вел Краг, сын деревенского вождя, он сажал Дина в гребную шлюпку и волок ее на буксире в десяти метрах позади галеры. Маленькая шлюпка ныряла и виляла будто на катании в увеселительном парке, и Дина весь рейд тошнило как баррета.
      Именно Краг дал Дину издевательскую кличку Плюхер, с радостью подхваченную всей деревней, за единственным исключением в виде Мартина. "Впрочем, - думал Мартин, наблюдая, как Дин спотыкается о небольшой пучок травы и плюхается прямиком в густые заросли крапивы, - нельзя, чтобы дружба ослепляла, мешая воспринимать реальную действительность". Увы, прозвище Плюхер было прискорбно точным для человека, совершенно неспособного даже по гладкому деревянному полу пройти, ни за что не запнувшись. - Мартин наблюдал, как его друг с боями прокладывает себе дорогу из зарослей крапивы и снова начинает взбираться по склону холма. Дин, который последние несколько дней был счастлив и беспечен, теперь казался не на шутку озабоченным. Ковыляя по тропке, он что-то бормотал себе под нос и палкой сбивал цветочные головки колючего растения под названием лабуда. Причина могла быть только одна. Ожидалось возвращение Крага.
      Когда Дин подошел поближе, козы, которые в своей обычной надменной манере топтались и жевали траву, подняли головы и потрусили ему навстречу. Невесть почему все они, похоже, очень его любили, и Дин тоже их всех любил: кого по спине похлопает, кому шею почешет. Еще более озадачивающим был тот факт, что он мог их всех различить, и для каждой у него имелась кличка. Это изумляло Мартина, поскольку все козы были такие лохматые и растрепанные, а самок от самцов он мог отличить только по запаху. Козы пахли ужасно. Козлы пахли гораздо хуже.
      В конце концов, Дин сумел проложить себе дорогу сквозь стадо. Усевшись на кочку рядом с Мартином, он воззрился на море. На лице у него по-прежнему ясно читалась озабоченность.
      - Ну что, - небрежно начал Мартин, - Краг из рейда возвращается?
      - Ага. Фьона видела, как корабли огибают южный берег. Сейчас они, наверное, уже в бухту входят. - Дин мрачно ковырнул палкой козью кучку, а затем на лице у него выразилось удивление.
      - Как ты узнал? - спросил он.
      - По твоему лицу. Я по тебе как по книге читаю.
      - Но ведь ты читать не умеешь.
      - Ну, книги не умею. Зато тебя я читаю. С тех пор, как на той неделе Краг взял с собой в рейд старого Садрика и настоял, чтобы ты дома остался, ты был счастлив, как козел перед... гм... - Мартин сделал паузу и мысленно себя обругал. Одной из неприятных сторон работы козопаса было то, что козий мотив начинал вторгаться во всю твою остальную жизнь. И порой мотив этот мог непоправимо испортить хорошую беседу. - В общем, ты был очень счастлив. Но я понял, что Краг вот-вот вернется, потому что вид у тебя стал несчастный, как у... гм... - Мартин с трудом удержался от очередной ссылки на коз, - ... как у мокрой курицы.
      - Ну что ты, Краг совсем не такой плохой.
      - Не такой плохой? Да он твою жизнь в сплошное несчастье превращает. Вечно над тобой издевается!
      - Я бы так не сказал...
      - А я бы сказал.
      - Да ну, он просто немного шутит...
      - Немного шутит? Это как в тот раз, когда он тебя вниз головой к дереву привязал, а потом положил тебе между ног яблоко и пускал в него стрелы?
      - Мне было не больно.
      - Или как в тот раз, когда он тебя напоил, а потом поджег твою постель, пока ты отсыпался?
      - Ну, он просто малость горячий, только и всего.
      Мартин раздраженно покачал головой. У Дина, похоже, имелась способность находить хорошее в каждом. Несмотря на тот факт, что Краг безжалостно над ним издевался, Дин по-прежнему невесть как умудрялся испытывать к этому парню благоговение, чуть ли его не обожал. Впрочем, большая часть племени Крага тоже обожала. Сильный и самоуверенный, прирожденный воин и вожак, он с большой долей уверенности расценивался не только как следующий за его отцом Каалом вождь, но и как следующий президент - титул, присваивавшийся главному вагинскому вожаку, избираемому из вождей всех четырнадцати деревень. А вот Мартин оказался среди небольшого меньшинства тех, кто считал Крага жестоким и эгоцентричным психопатом. Однако ему приходилось признать, что когда твоя жизнь проходит в грабежах и мародерстве, быть жестоким и эгоцентричным психопатом означает иметь определенное преимущество.
      - Фьона сказала, они черный флаг подняли, - некоторое время спустя продолжил Дин.
      - Хорошо, - машинально отозвался Мартин. Черный флаг на верхушку мачты возвращающейся галеры поднимали в знак особенно успешного рейда. - Это значит, сегодня вечером будет пир.
      - Я знаю, - вздохнул Дин. Затем он попытался улыбнуться, но это ему совершенно не удалось. На пирах Краг всегда напивался. Когда он напивался, на него нападало озорство. А когда на него нападало озорство, страдал всегда Дин. Как раз после прошлого пира и произошел тот инцидент с поджиганием кровати.
      Мартин сочувственно похлопал его по плечу.
      - Почему бы тебе не остаться здесь и не присмотреть вместо меня за козами? Я наведаюсь в деревню, выясню, что там и как, когда начинается пир и все такое. А затем мы проскользнем в Главный зал... Держись подальше от Крага, и все будет в порядке.
      Дин с сомнением кивнул, а Мартин улыбнулся и снова похлопал его по плечу. Затем он вприпрыжку пустился вниз по холму.
      Дин наблюдал, как он уходит, с легкой завистью желая, чтобы у него была хоть малая доля уверенности в себе и силы его друга. Затем он вздохнул и откинулся на спину, сцепив ладони за головой, чтобы посмотреть в небо, но тут же с болезненным криком дернулся вперед и скорбно воззрился на десятки маленьких шипов, вонзившихся в тыльные стороны его ладоней. С безошибочной точностью Дин прилег на самую большую лабуду в округе.
      * * *
      Полная луна просовывалась между облаков, что пятнали темное небо, и ее отражение плыло по глади залива, будто полоска масла, размазанная по сине-черной простыне. Галеры, пришвартованные к пристани, толкались и терлись друг о друга, пока на них накатывали волны, а их носы с резными головами драконов кивали друг другу словно в каком-то странном ритуале ухаживания. Затем луна снова исчезла за густеющими облаками, и первые хилые усики морского тумана тихо потянулись по водной глади и довольно нерешительно принялись завиваться вокруг деревянных корпусов, словно опасались оказаться в беде из-за такого опоздания.
      Пока Мартин шагал по безлюдной улице, почти все хижины в деревне казались тихими и безжизненными, зато Главный зал с избытком все восполнял. Шум и свет изливались из всех дверей и окон просторного здания. Там пели, кричали, стучали по столам, били в барабаны и сталкивали пенящиеся кружки. Пировали вагины основательно и на совесть.
      Мартин улыбнулся себе под нос, шагая по узкой тропке, что вела к хижине Дина на краю деревни. Козопас любил славно попировать. А этот пир длился уже час, и спиртное текло как вода. Все успели душевно принять на грудь, а значит, они с Дином сумеют проскользнуть незамеченными и присоединиться к общему веселью.
      Распахнув покосившуюся дверь в хижину Дина, Мартин замер у порога. Его друг, скрестив ноги и что-то бормоча себе под нос, сидел перед небольшим алтарем, который он соорудил у одной из стен главной комнаты. У алтаря была расстелена неопрятная скатерть, и на ней стояла чаша с водой, оловянная тарелка и пара мерцающих свечей. Судя по запаху едкого дыма, при изготовлении этих свечей не обошлось без козлов.
      Дин нервно обернулся, но тут же успокоился, увидев, что это всего-навсего его друг.
      - Я сейчас, - пробормотал Дин. - Только приношение Гальвосу поднесу. Повернувшись обратно к алтарю, он что-то забормотал.
      Мартин заворожено наблюдал, как его друг поджигает от одной из свечей конус ладана и ставит его на тарелку. Дин по-прежнему очень серьезно относился к обязанностям жреца, и это несмотря на тот факт, что несколько недель назад после довольно неприятного инцидента с лягушками вся деревня предупредила его, что если его застанут за совершением еще хоть одного ритуала, то принесут в жертву на его же собственном алтаре. Очень жаль, что он продолжал возносить молитвы богам, потому что теперь он действительно втянулся. Дин провел многие часы, выслушивая Садрика, разумеется, находясь на безопасном расстоянии, читая книги по предмету и в целом изучая все, что только можно, по поводу обширного пантеона божеств Среднеземья.
      Мартин довольно много с ним об этом разговаривал и сам немало узнал. Ему казалось поразительным, что конкретные боги, которым поклонялось племя или народность, находились в прямой корреляции с характеристиками самих поклоняющихся. К примеру, буранья - благородное и здравомыслящее племя с острова Венериче, имело набор довольно трогательных божеств, таких как Ламос, Бог Праздничных Шляп, или Фет, Бог Объятий, тогда как племя фаллон свирепые и невежественные кочевники из северного Галкифера, поклонялось возмутительному пантеону, включавшему в себя Вангела, Бога Удаления Зубов И Обработки Корневого Канала, а также Вайху, Богиню Острых Щепочек, Которые Втыкают Под Ногти Пленникам. Боги вагинов в основном были связаны с деловыми переговорами, общественным положением и жизненными благами, хотя имелось у них и несколько определенно неприятных божеств. Именно к ним Дин в последнее время почему-то словно бы не мог не обращаться.
      Мартин наблюдал, как его друг заканчивает ритуал, бормочет последние слова, а затем пригибает голову и опасливо озирается. Похоже, Дин испытал сильное облегчение, обнаружив, что прямо сейчас никакой беды вроде бы не случилось, и с трудом встал на ноги.
      - Ну что, теперь ты готов? - спросил Мартин. Дин вздохнул.
      - Вообще-то не очень.
      - Да брось ты. Краг будет слишком занят празднованием успешного рейда, чтобы о тебе беспокоиться. А кроме того, его много дней не было. Сегодня ночью он будет смотреть только на свою жену Камилу.
      И с этим ободряющим, но не слишком верным предсказанием Мартин вывел своего друга из дома в густеющий туман.
      * * *
      К тому времени, как они добрались до Главного зала, уровень шума уже достиг той точки, что даже орку он мог показаться чуть-чуть громким. Пиво, вино и беседа лились как вода из прорванной плотины, а шутки, оскорбления и куски пищи швырялись с безрассудной непринужденностью. Атмосфера была пьянящей от пролитого пива и жареного мяса, а ароматный запах трубочного табака и эльфийской травки смешивался с едким дымом от пятидесяти факелов, ярко пылающих вдоль стен. Они порождали плотный, но странным образом привлекательный туман.
      Деревенские старейшины сидели за главным столом, который был поднят на небольшое возвышение в одном конце помещения. Дальше находились столы, за которыми располагались воины со своими семьями, друзьями и прихлебателями. По одну сторону от этих столов группа наиболее развязных участников недавнего рейда с непринужденной бравадой пересказывала свои подвиги завороженной аудитории из привлекательных молодых женщин.
      Феромоны там можно было горстями из воздуха вычерпывать.
      В центре помещения пылал огромный костер, в котором громко трещали здоровенные поленья. Двухметровое пламя гнало плотные волны жара в уже и без того знойную атмосферу. Костер на пиру был давней традицией вне зависимости от погоды, хотя некоторые из деревенских прогрессистов уже начинали бухтеть по поводу числа стариков, которых каждое лето уносила гипертермия. Дальше, по другую сторону костра, располагались скамьи и столы для всего остального племени - земледельцев, козопасов и крысоловов.
      На пирах всегда происходило частичное социальное смешение, поскольку некоторые члены воинского класса предпочитали, как, например, Дин, сидеть со своими друзьями за низкими столами, однако снобизм и классовое сознание в вагинском обществе по-прежнему сохраняли свои позиции. Представители некоторых наиболее старых фамилий в особенности негодовали по поводу этого смешения, и в прошлом было немало случаев, когда семьи подвергали отдельных своих членов остракизму за браки "по ту сторону костра".