Вне закона

— Я больше не мотокоп, — сказал он, вспомнив, что был задан вопрос, на который надо ответить, — потому что работа детектива кажется мне более интересной. И гораздо более увлекательной.

— А пистолет вам и теперь положен? — спросил Сэм.

— Сэм… — простонала Сара. Гриффин улыбнулся. Ясно, она не в восторге от увлечения сына огнестрельным оружием.

— Да, — сказал он.

У Сэма засверкали глаза.

— А сейчас он у вас при себе? Гриффин покачал головой.

— Нет. Он заперт. Это не игрушка, Сэм. Не из тех вещей, которые кто угодно и куда угодно может таскать с собой. Оружие следует доверять только тем, кто обладает достаточной ответственностью и у кого хватает ума сообразить, когда и как им пользоваться. Боюсь, не очень много людей удовлетворяет этим условиям. В основном это офицеры, защищающие закон. Ну, и еще очень немногие.

Мальчик погрустнел.

— Значит, ты не научишь меня стрелять? Гриффин взглянул на Сару, уже зная, как ответит, но желая показать, что уважает ее мнение.

— Нет, Сэм, не научу. Пистолеты не предназначены для детских рук.

Сара расслабилась и послала ему короткую благодарную улыбку. Он улыбнулся в ответ.

— Видишь, — сказал Джек, комкая салфетку, чтобы бросить ее в брата через стол. — Я же говорил, что у Гриффина нет с собой пистолета.

— Ничего ты не говорил, — огрызнулся Сэм.

— Говорил.

— Не говорил.

— Говорил.

— Мальчики, — вмешалась Сара. — Если вы поели, почему бы вам не поиграть во дворе? Сегодня чудный вечер, а на завтра, учтите, обещают дождь.

Два стула со скрежетом отодвинулись от стола, и мальчики продолжили спор по дороге из кухни к выходу.

Сара молча помотала головой им вслед. Потом, вдруг вспомнив, крикнула вдогонку:

— И не хлопайте дверью…

Слова были заглушены громким стуком.

— Вышли, — тихо вздохнула она и, взглянув на Гриффина, пожала плечами. — Мальчишки. — Это прозвучало так, будто объясняло все.

Он кивнул.

— Я был точно таким же. Единственная разница — у меня не было брата или сестры, с которыми можно было бы драться. Приходилось заниматься этим с соседями.

— Похоже, ты жалеешь, что рос один, — сказала Сара, вставая, чтобы убрать посуду. — Смешно. Почти все детство я мечтала о том, чтобы у меня не было брата.

Гриффин встал было помочь, но она жестом вернула его на место.

— С тарелками поможешь позже. Я хочу сначала попить кофе. Ты как?

— Кофе — это здорово.

Пока Сара возилась, Гриффин наблюдал и думал, как хорошо ему даже вот так просто сидеть здесь. Он улыбнулся Сариной уверенности, что он поможет мыть посуду. Накормив его обедом, она дала понять, что он — гость в доме, но не столь официальный, чтобы водить под руки. Откровенность была еще одним качеством, которое ему нравилось в этой женщине. Сара Гринлиф отличалась от большинства знакомых ему женщин. И отличия эти интриговали.

— Впрочем, не могу себе представить, каково расти единственным ребенком в семье, — сказала она, вернувшись к столу. Но вернулась не на прежнее место напротив него, а на то, которое освободил Джек, — рядом. — Хоть мы с Уолли и не ладили обычно, но все же случались минуты, когда мы забывали о родственной ненависти и здорово веселились вместе. Особенно хорошо бывало на Рождество. Уолли помогал разобраться, как действуют мои новые игрушки, показывал, как вставлять батарейки, и читал мне инструкции, пока я не научилась читать сама. А на День Всех Святых он держал меня за руку, когда мы ходили на гуляния, и не обращал внимания на больших мальчишек, которые насмехались над ним за то, что парень таскается с маленькой сестрой.

Гриффин неопределенно хмыкнул. Не хотел он слышать ничего хорошего об Уоллесе Гринлифе, не хотел знать, каким он был защитником. Желая увести разговор в сторону от человека, деятельность которого расследовал, он сказал:

— На самом деле не так уж плохо быть единственным ребенком в семье. Всегда в центре внимания, и ничего не надо делить. Мне не приходилось драться с братом или сестрой за права на телевизор или проигрыватель, и комната была в моем полном распоряжении. Но иногда…

— Иногда? — переспросила Сара, понуждая его договорить.

Он пожал плечами.

— Иногда я задумываюсь, что это такое — иметь кого-то рядом. Особенно сейчас, когда умерли родители. Очень странно быть последним в роду. — Помолчав, он добавил:

— А теперь, выходит, еще и последним из Мерсеров.

Сара заглянула Гриффину в глаза, пытаясь понять, о чем он думает. Уже второй раз за этот день разговор затрагивал семью, и оба раза она даже не запомнила, каким образом они выходили на эту тему. Наверное, у него просто голова сейчас занята этим, подумала она. Конечно, последние перемены в его жизни заставляли задуматься о том, что может значить семья.

Кофеварка взвыла, выцедив последние капли темного варева, и Сара поднялась, чтобы щедро наполнить две кружки. Вернулась к столу, предложила ему сливки и сахар и, когда он отрицательно покачал головой, села. Сама она тоже пила черный кофе.

— Ты действительно стал детективом потому, что считаешь эту работу более интересной? — спросила она. — Более увлекательной? По-моему, носиться целыми днями на мотоцикле лучше, чем сидеть за столом в душном, тесном офисе.

Он поднес кружку ко рту, но задержал, думая над ее вопросом. Потом сделал большой глоток и улыбнулся.

— Знаешь, странно слышать это замечание от женщины, потерявшей семьдесят пять долларов из-за того, что я носился целыми днями на мотоцикле.

Когда Сара состроила гримасу, он хохотнул, и этот хрипловатый, какой-то душевный хохоток тронул Сару до глубины души. Теплая дрожь пробежала сверху вниз по ее спине, и она наконец-то освободилась от советов здравого смысла. В пустой и гулкой голове оставался только отзвук его смеха.

Не дождавшись ответа, Гриффин продолжал:

— Я не получил никаких сведений из суда. Можно ли сделать из этого вывод, что ты заплатила штраф? — Голубые глаза сверкнули бриллиантовым огнем. — Разве что я пропустил сообщение, а ты не подаешь виду, пока там готовят постановление о твоем аресте? В этом случае, мисс Грин-лиф, я постараюсь осуществить арест лично.

Как ему удается придать шутливой угрозе такой эротический смысл? — подумала Сара.

— В этом не будет необходимости, — сказала она с легкомысленным видом. — Я уплатила штраф. Просто такой выход показался мне самым простым и отнимающим меньше всего времени. Конечно, теперь не удастся купить большой каталог хрусталя баккара, на который я копила, но…

— Я возмещу, — пообещал Гриффин. Это было сказано таким тоном, что она побоялась спросить, какого рода возмещение имеется в виду, и поспешно проговорила:

— Уже возместил, наняв Элен и меня оценивать коллекцию судьи.

Лицо Гриффина омрачилось при упоминании о человеке, по чьей милости он во многом был лишен своего прошлого. Он опустил взгляд в кружку с кофе, разглядывая там что-то, чего Сара никогда не увидит. Прежде чем снова затронуть предмет, который он, по всей видимости, хотел оставить в стороне, Сара вернулась к своему прежнему вопросу:

— Так почему же, в самом деле, ты стал детективом?

Ей показалось, хотя она не была вполне уверена, что Гриффин взглянул на нее с благодарностью.

— Несколько месяцев назад я получил пулю на дежурстве, — нехотя бросил он. Она вздрогнула и пролила кофе.

— Пулю… — Ей удалось прошептать только это слово.

Он кивнул с видом гораздо более равнодушным, чем она.

— В плечо, — уточнил он, затем поднял руку, показывая, и покрутил плечом, будто проверяя, в каком оно состоянии. — Жизни это не угрожало, но заставило… кое-что переосмыслить. И я решил, что работа детектива менее опасна. — Он снова взялся за кружку. — Посмотрим на вещи прямо. Гонять на мотоцикле целыми днями само по себе небезопасно. Добавь опасности, присущие полицейской службе, и получишь комбинацию, гарантирующую преждевременную кончину.

Сара открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но Гриффин опередил ее.

— Давно ты в разводе? — спросил он. Ей потребовалось какое-то мгновение, чтобы переключиться на неожиданно всплывшую тему.

— Почти три года.

— А твой муж все еще живет в Клементе?

Гриффин говорил себе, что любопытствует с единственной целью — увести разговор от обсуждения его судьбы и карьеры. К сожалению, он отлично знал, что пытается обмануть себя. Он действительно хотел узнать прошлое и настоящее Сары — хуже того, хотел поучаствовать в составлении планов на будущее. Не лучшая идея, что и говорить. И не только потому, что он занимается ее братом — факт, который вряд ли будет сочтен Привлекательным, — она вообще не из тех женщин, с которыми он хотел бы иметь дело. Она просто не в его вкусе.

Так откуда же это неодолимое влечение? И почему, в конце-то концов, он не может сказать ей о своем расследовании? Этого было бы достаточно, чтобы предупредить близкие отношения, ведь так? Если он хочет этого, то почему не скажет Саре, что ее братец втирает очки половине города и ему поручено расследовать его махинации?

Он пытался убедить себя, будто дело только в нарушении полицейской процедуры. Она ведь может предупредить брата, Уолли начнет заметать следы, и работа Гриффина станет еще труднее. Простой ответ на простой вопрос.

Но почему-то все не желало выглядеть так просто. Вероятность Сариного намека брату волновала Гриффина гораздо меньше, чем факт, что она исчезнет из его собственной жизни с быстротой молнии, едва узнает о расследовании. И хотя конец их знакомства был бы наилучшим выходом из положения, меньше всего он желал бы себе этого.

По странной причине ему хотелось, чтобы Сара как можно дольше находилась рядом с ним. По крайней мере до тех пор, пока он не разберется, что за чертовщина происходит между ними. По этой-то причине язык у него и не поворачивался заговорить о ее брате. Разве что она прямо спросит, не лежит ли у него на столе дело Уоллеса Гринлифа. Вряд ли он сможет соврать в глаза.

Тут он заметил, что Сара обращается к нему, и постарался отключиться от неприятных мыслей.

— Майкл снова женился несколько месяцев назад и переехал в Питтсбург, где работает его новая жена. Забавно, — проговорила она, глядя в какую-то точку за плечом Гриффина, — он так и не смог пойти навстречу моей единственной за все замужество просьбе, но немедленно оставил работу, дом, детей, всю свою жизнь здесь, чтобы сделать счастливой ее.

Почувствовав, как горько прозвучали эти слова, Сара попыталась улыбнуться.

— Впрочем, мне не на что жаловаться. Развод с Майклом, наверно, самое умное, что я сделала в жизни.

— А чем был плох твой брак? — спросил Гриффин.

Она вздохнула, вертя в руках кружку и почему-то избегая его взгляда.

— Наверно, нам просто не следовало жениться. Я училась в колледже и хотела его окончить, прежде чем мы свяжем свои судьбы. Майкл отговорил меня, упросил пожениться. Пару лет я занималась только тем, что была «женой Майкла», а когда начала подумывать о возвращении в колледж и даже собралась это сделать — забеременела.

Тут Сара улыбнулась по-настоящему.

— Джек и Сэм — просто чудо. Они всегда были хорошими малышами, и я не променяла бы их ни на что на свете. Но Майкл так подмял меня после их рождения… Пойми меня правильно, — поторопилась уточнить она. — Я не хочу сказать, что он делал это сознательно. Он вовсе не был ни подлецом, ни деспотом. Просто не хотел, чтобы я занималась чем-нибудь кроме детей.

— А тебе этого недостаточно? — спросил Гриффин.

Сара наконец подняла глаза, воинственно задрала подбородок и с вызовом посмотрела на него.

— Нет. Думаю, нет. Видит Бог, мне очень нравится быть матерью. Но мне нужно и что-то еще. Разве это так плохо?

Он покачал головой.

— Нет, если ты этого хочешь.

Сара снова уставилась на свои руки.

— Я, кажется, была достаточно счастлива, когда маленькие Джек и Сэм постоянно нуждались во мне. Но когда они подросли и уже не требовали такого ухода, мне захотелось вложить свою энергию еще во что-то, где от меня будет толк. Майкл просто не мог понять этого. Конечно, у него была работа, которая занимала его почти двадцать четыре часа в сутки.

— А теперь у тебя тоже есть свое дело, — заключил Гриффин. Она кивнула.

— Работа, но не такая всепоглощающая, чтобы не оставалось времени ни на что другое. Антикварный бизнес с Элен оказался прекрасной находкой. При том что мы обе — разведенные матери, мы хорошо понимаем друг друга, можем разделить обязанности и выкроить необходимое время. Пока у нас это получается неплохо. Очень неплохо.

— Ну, Элен хорошо знает, что делает, — сказал Гриффин.

Он подался вперед, положив локти на стол и обхватив голову ладонями. Его лицо было в нескольких дюймах от Сариного, и она с трудом заставила себя не отодвинуться.

— А теперь, Сара, — проговорил он с многозначительной улыбкой, изогнувшей губы, — мне бы надо выяснить, знаешь ли ты свое дело так же хорошо.

От этого спокойного голоса пульс ее участился, а сердце бешено заколотилось в груди. Какое у него лицо! Ей вдруг показалось, что слова о «знании своего дела» относятся не только к работе. Как-то незаметно для нее Гриффин Шальной вошел в ее жизнь. Не только как клиент, благодаря которому может наступить новая эпоха в ее бизнесе, но и как мужчина, которого она находила все более привлекательным, несмотря на сомнительный способ их знакомства.

Раньше она думала, что семьдесят пять долларов — слишком большая плата за знакомство с несносным офицером Шальным. Теперь начинала задумываться о том, не окажется ли цена гораздо большей, намного большей, чем она может себе позволить, и не имеющей никакого отношения к денежному выражению. И сейчас она с испугом подумала, что этот штраф может оказаться роковым в ее жизни.

Глава 5

— Сара, ты сейчас упускаешь шанс, какого в жизни больше не получишь.

Сара выгрузила брокколи из бумажной сумки в овощной контейнер холодильника и уставилась на брата. Волосы такого же цвета, как у нее, но изрядно поредевшие, и под тем, что осталось, ярко поблескивает лысина. Жировые складки на талии, кажется, еще увеличились со времени последней встречи, и Сара подумала, регулярно ли он консультируется с доктором Роуэном по поводу давления. Впрочем, она слишком хорошо знала брата, чтобы задавать этот вопрос вслух. Ничто так не бесило Уолли, как разговоры о его здоровье.

— Уолли, — начала она, стараясь сохранить терпение. Почему он, при всей занятости, заезжает каждое субботнее утро? — Ты же прекрасно все знаешь. Мне сейчас трудно сводить концы с концами. Магазин только начал давать доход, и с неба на меня не падают деньги, которые я могла бы вкладывать в твои рискованные предприятия.

— Тут нет риска, Сара, это верное дело. Ты могла бы сделать превосходное капиталовложение. Она посмотрела на него с сомнением.

— Детская площадка для роликовых коньков не кажется мне верным делом. По-моему, только идиот или аферист может заниматься таким проектом.

На лице Уолли отразилось полное изумление.

— Что ты говоришь, Сара? Как ты можешь говорить это родному брату? — И, едва переведя дух, переключился на новую идею:

— О'кей. Если тебе не нравится этот проект, как насчет такого: кафетерий с полуобнаженными официантками?

Сноровисто суетившаяся Сара замерла, повернулась к брату и выдохнула:

— Надеюсь, ты шутишь?

Он с сияющим видом помотал головой.

— Разве не отличная идея? Я сам это нашел. Подумай, как привлечет посетителей. Дешевая еда и обнаженные девушки — все, что нужно мужчине, когда он в дороге. Какие перспективы открываются!

Сара скорбно покачала головой. Какой же он гад. Невозможно поверить, что в них одни гены.

— Ну уж здесь-то ты должен знать меня достаточно хорошо, чтобы не делать такие предложения. Даже если бы у меня были деньги, которых нет. Уолли, тебе должно быть стыдно. Что бы подумала мама?

— Мама вкладывает в это десять кусков. Она возвела глаза к небу.

— Ну а я — ни гроша.

— Ладно, ладно. Больше не буду говорить о моих проектах, пока сама не попросишь, — пообещал он. — Но знаешь, твои финансовые дела не были бы в таком состоянии, если бы ты не развелась с Майклом. Парень стоил кучу денег.

Сара прерывисто вздохнула. Опять это. Она знала, что спорить с братом бесполезно, но не могла оставить его слова без ответа:

— Во-первых, Майкл не стоил кучу денег.

— Он заколачивал семьдесят пять тысяч в год.

— Что, да будет тебе известно, дорогой братец, не так уж много, если имеешь недвижимость, две машины и расходы на двоих малышей. Во-вторых, то, что произошло между мной и Майклом, не твоего ума дело. А в-третьих, — поспешила продолжить она, пока он не успел возразить, — ты тратишь чертову уйму времени на разговоры о моей семейной жизни, а свою устроить и не пытаешься. Если ты так ценишь институт брака, то отчего же сам до сих пор ходишь в холостяках? У меня вот есть на примете женщина, которая была бы не против познакомиться с тобой…

— Боже, эти часы не врут? — перебил ее Уолли, соскакивая с кухонного стола, на котором только что сидел с полнейшей непринужденностью. — Я понятия не имел, что уже так поздно. Надо сваливать.

Он чмокнул сестру в щеку и вылетел за дверь. Сара слышала, как взревел двигатель спортивной машины и завизжали шины при резком развороте, когда он выезжал со двора. Она улыбнулась. Да, временами братец бывает невыносим. Но она знает, что делать, если он переходит границы. Только нельзя увлекаться. В один прекрасный день он отзовется на это «я знаю женщину» и попросит познакомить. На самом деле Сара никак не могла найти кого-нибудь, кто жаждал бы встретиться с Уолли, несмотря на все усилия пристроить брата. Что не означало, впрочем, прекращения попыток.

Снова занявшись хозяйственными сумками, она тихонько напевала, едва ли замечая, что в выбранной песне говорится о скоростных трассах, приключениях и мотоциклисте, рожденном для дикой вольницы.

Прошла почти неделя, прежде чем Сара снова увидела Гриффина. Она стояла посреди чердака в мерсеровском доме, по пояс в развороченных упаковочных ящиках. В воздухе вились пыль и частицы соломы. Голая лампочка, свисающая с потолка, была единственным освещением. В тесном помещении с покатой кровлей было жарко. Красная футболка пропиталась потом и прилипла, как шерсть у намокшего животного, а вылинявшие джинсы обвисли, будто с потом из нее вышло фунтов десять веса. Но она не обращала внимания на все эти неудобства.

Потому что нашла сокровище.

В каждом ящике скрывался фарфор, собранный поколениями Мерсеров. Некоторые предметы имели возраст не менее двухсот лет, большая часть коллекции была родом из Европы, все было чрезвычайно изящно, и немалая часть имела музейную ценность.

Почему же все это лежит запакованным? — гадала она. Почему ничем не пользовались? Почему не выставили на обозрение? Если Мерсеры не хотели больше пользоваться этой красотой, то почему не предоставили другим возможность полюбоваться? Один только хранящийся здесь фарфор стоит десятки тысяч долларов. А ведь должен быть еще хрусталь и, вероятно, серебро. Где они?

Она потрясла головой, в которую не вмешалась мысль, что одна семья могла собрать такую коллекцию. И что со всем этим будет делать Гриффин? Продаст, скорее всего. В самом деле, для него это наиболее логичный шаг. А все же жаль, что никто больше не станет пользоваться этой посудой для приема гостей. Было ведь время, когда дом Мерсеров становился многолюдным в дни праздников и семейных торжеств. Кто бы ни была тогда хозяйка дома, можно не сомневаться, что лучшая посуда, протертая до блеска, доверху наполнялась едой. Как же хорош был тогда этот старый дом, думала Сара. Тем печальнее, что последние десятилетия в нем не оставалось почти никакой жизни.

Интересно, продаст ли Гриффин дом? Вероятно. По современным меркам этот особняк слишком велик, особенно для одного. И, несмотря на все разговоры о значении семьи, он не производит впечатления человека, склонного осесть и произвести на свет выводок детей. Вне всяких сомнений, дом будет продан вместе с содержимым. Такая продажа наследства даст Гриффину огромную сумму, но ей казалось, что деньги не изменят Шального. Сара нагнулась над новым ящиком и извлекла изумительное творение Лиможа. Она провела кончиками пальцев по кремовому фарфору, обводя кобальтовый узор и золотую каемку. Бернардо, заключила она, прежде чем позволила себе посмотреть фабричную марку. Возраст — лет сто. Перевернув тарелку, она убедилась в правильности предположения. Повернувшись, чтобы бережно положить тарелку рядом с комплектным предметом, она увидела в дверях огромную фигуру.

Гриффин заполняет собой все помещение, даже не войдя и не сказав ни слова, подумала она. Рука ее инстинктивно поднялась пригладить волосы, и Сара выругала себя за эту заботу о внешности в его присутствии. Тем более что потные волосы немедленно вернулись на место, стоило убрать руку, а к пальцам прилипли соломинки. Боже праведный! Хороша же она должна быть сейчас, вся в пыли и соломе.

— Не жарко тебе здесь наверху? — спросил он взамен приветствия.

Вместо обычных джинсов и футболки на нем были просторные хаки, жеваная белая рубаха, невзрачный, нейтрального цвета пиджак и старомодный кожаный галстук, принадлежавший, должно быть, еще его отцу. Все вместе выглядело как смесь Христофора Колумба с огородным пугалом, но голубые глаза сверкали в свете голой лампочки, и Сара почувствовала, как подскакивает температура. Жарко? Да, ей жарко. Но знойное лето Огайо здесь совершенно ни при чем.

— Самую малость, — сказала она, пытаясь придать голосу непринужденность. Он переступил порог и медленно приблизился, не обращая внимания на хаос в помещении, глядя только на нее. С каждым его шагом Саре становилось труднее дышать. Когда он оказался рядом, в легких уже ничего не оставалось. Он поднял руку, обхватил ее шею и погладил большим пальцем подбородок. Потом убрал руку, и она заметила, что пальцы блестят от влаги. Вытаскивая соломинку из ее волос, он улыбнулся.

— Судя по твоему виду, тебе не самую малость жарко, — сказал он. — Скорее похоже на обезвоживание организма. Давай спустимся. Я соображу чего-нибудь холодного попить.

Он повернулся, двинулся к выходу, и безумная минута, когда каждая Сарина жилка дрожала и готова была завязаться в узел, прошла так же внезапно, как наступила. Оставалось только последовать за ним, потому что сейчас она ничего на свете так не хотела, как снова оказаться с ним рядом.

Когда Сара догнала Гриффина, он уже стоял перед открытым холодильником и мысленно честил себя дураком за то, что вот так сбежал от нее, но понимал, что, пробудь он там еще немного, сделал бы что-нибудь, чего делать не следовало. Например, повалил бы ее на пол. Уж очень сексуально она выглядела там наверху, в тесной, промокшей от пота футболке, под которой не было лифчика. Он разглядел каждый изгиб, каждый склон ее грудей, будто на ней вообще ничего не было надето, и очень хотел узнать, выглядят ли другие прелести столь же привлекательно.

Обернувшись и обнаружив, что она стоит в каком-нибудь фуге от него, такая же мокрая, такая же чертовски сексуальная, он понял, что кондиционированный воздух комнаты ничуть не помогает. Он и здесь хотел ее. Только теперь он хотел ее еще больше.

— Есть содовая и пиво, — произнес он, стараясь сосредоточиться на содержимом холодильника, а не на том, как лежат джинсы на ее бедрах. — Тебе что?

— По мне, так нет ничего лучше воды со льдом, — ответила она, снова пытаясь пригладить влажные волосы.

Гриффин кивнул, достал лед из морозильника и пошел к раковине. Удержавшись от желания опорожнить весь контейнер, он достал несколько кубиков, бросил их в стакан и наполнил водой из крана. Сара взяла стакан и принялась жадно пить, а он смотрел, как ходит в такт глоткам ее горло.

— Спасибо, — сказала она, осушив стакан.

— Еще? Она кивнула.

Принимая стакан, он задержал ее руку чуть дольше, чем требовалось. А ведь клялся, что ничего такого не будет делать. Что не позволит себе так поддаваться ее очарованию, так погружаться в мысли о ней, что не позволит ее присутствию так сильно действовать на себя. Чем больше он занимался деятельностью «Джервал Инкорпорейтед», тем больше убеждался, что Уоллес Гринлиф занимается темными делишками. Просто нечестно, не говоря уже о соображениях профессиональной этики, ухаживать за Сарой, собираясь упечь ее брага за решетку.

Но, убирая руку, он понял всю бессмысленность своих попыток держаться от этой женщины подальше. Сам воздух между ними горел. И, судя по глазам, она ощущала горение так же, как он.

Пока Сара медленно потягивала второй стакан, Гриффин убрал лед. Она пыталась угадать его мысли. Сегодня он с самого начала смотрел на нее так, будто посмотреть было на что. Повисла неловкая тишина, но Сара и под страхом смерти не могла бы придумать, чем ее прервать. Все мысли, заполнявшие голову, были очень плотского свойства, и в каждой из них присутствовал Гриффин Шальной. Заговорить сейчас значило бы произнести или сделать что-то такое, о чем потом придется пожалеть.

— Как идут дела? — спросил он, и Сара вздохнула с облегчением, очень надеясь, что этот вздох не был слышен.

— Прекрасно, — ответила она. — Я обнаружила наверху поразительные вещи.

Он кивнул, но ничего не добавил. Как она и подозревала, его мало интересовала нежданно обретенная бесценная коллекция.

— Сколько времени, по-твоему, потребует полная опись?

— Пока еще трудно сказать. На другой стороне есть еще один чердак, а я туда и не заглядывала. Он снова кивнул, явно удовлетворенный.

— Ты занята завтра вечером?

Сара ожидала новых вопросов о работе, и этот поворот застал ее врасплох. В прошлый раз они оставались наедине, когда он обедал у нее дома. Закончилось все довольно неуклюже — они расстались у дверей, в нескольких футах от уставившихся в телевизор Джека и Сэма. В воздухе натянулись почти зримые нити. Сара тогда вспоминала, как они целовались, и знала, что Гриффин думает о том же. И ей хотелось целовать его снова. Следовало благодарить Бога за то, что мальчики рядом, но ей в тот момент хотелось одного: отправить их пораньше в постели.

Вот сейчас сыновей поблизости не было. Сейчас, стоит только захотеть, она может сделать шаг и подарить ему поцелуй, которого он никогда не забудет. Но она только покачала головой и сказала:

— Нет, завтра вечером я свободна. А что? Гриффин пожал плечами, но она бы голову дала на отсечение, что в этом жесте нет ни капли непринужденности.

— Мы сегодня играем в бейсбол. Наш первый округ — мужчины и женщины — против второго. Это матч-реванш. В прошлом году они забрали у нас первое место по городу. — Всецело занятый исследованием застарелого пятна на кухонном столе, он добавил:

— Я подумал, может, вы с мальчиками захотите посмотреть?

Она улыбнулась.

— Джек и Сэм были бы в восторге.

— А их мать? — спросил он, поднимая глаза. — Их мать не против?

У Сары перехватило дыхание, когда она заглянула в его глаза и увидела там желание, которое, как она боялась, было отражением ее собственного влечения. Она ответила, не колеблясь:

— Да, Гриффин, она не против. Может быть, она будет ожидать еще с большим нетерпением, чем мальчики.

Кажется, он почувствовал внезапное облегчение.

— Хорошо. Мне сейчас нужно возвращаться на работу. У нас обед, и я решил заглянуть к тебе. Что, если завтра в пять я заеду за вами? Мы сможем перекусить по дороге.

Взгляд Сары задержался на часах, висящих за его спиной. Между нею и Гриффином с его завтрашними пятью часами осталось только двадцать восемь часов. Пожалуй, столько она сможет прожить в одиночестве. Пожалуй, сможет.

— Значит, в пять. Мы будем готовы. Он оттолкнулся от стола и шагнул было к выходу, но остановился. Повернувшись, поднял руку к ее щеке и улыбнулся, потом наклонился и коснулся губами ее губ.

— До завтра, — тихо сказал он, выходя. Сара поднесла пальцы к губам, будто так можно было сохранить ощущение поцелуя. Но оно ушло так же быстро, как сам Гриффин. Она сказала себе, что надо бы запомнить, сколь мимолетны все наслаждения. Но вместо этого улыбалась до конца дня.

— Эй, бита, бита, бита, бита… промажь, бита. Закрепившись на правом поле, Гриффин потряс головой и улыбнулся. Сара стояла, прикрывая глаза от заходящего солнца сложенными козырьком ладонями, и всеми силами нервировала команду соперников. Всякий раз, как игрок второго округа приближался к базе, чтобы сделать удар битой, она была тут как тут и тараторила ему под руку, как умеют только матери младших скаутов. Джек и Сэм сидели по бокам, не меньше ее увлеченные игрой.

Он догадывался, что она не из тех женщин, которые любят, когда их называют хорошенькими, но… она была хороша. Буйные кудри выбились из-под синей бейсболки, такой же, какие носила его команда, — у Сары она была повернута козырьком назад. Коротенькая белая футболка обнажала соблазнительную полоску загорелого тела, а джинсовые шорты позволяли разглядеть бронзовые ноги.

— Мяч? — вопила она сквозь загородку у трибун. — Мяч? Ты что, ослеп? Так били во времена моей бабушки! И ты называешь это мячом? Ты меня слышишь, судья?

Гриффин хмыкнул. Вот это болельщица! Тяжелый удар битой заставил его оглянуться. Мяч, описывая красивую дугу, приближался к нему. Он легко поймал летящий снаряд, бросил взгляд на третью базу, отметил, что Денни Мэллой готов урвать пробежку, и швырнул мяч в «дом». Когда пыль осела и судья признал пробежку, Гриффин поднял глаза к небу, ожидая неминуемого.

— Пробежка? — завопила Сара. — Ты что, с ума сошел? Сюда, приятель! Я дам тебе четвертак на телефон, закажешь номер с мягкими стенами в доме для помешанных судей — ты же точно сбрендил! Парень был в миле оттуда!

— Эй, Шальной, — окликнул Стоуни со своей позиции. — Похоже, ты нашел живую девчонку.

Гриффин улыбнулся другу, снял кепку и заправил под нее влажные волосы.

— Это точно, — сказал он со вздохом. Обе команды терпеливо ждали, пока Сара и судья производили краткий, но очень энергичный обмен мнениями. Гриффин, небрежно подбоченившись, наблюдал, как судья швырнул в грязь свою кепку и сквозь изгородь тыкал в Сару пальцем, а она кричала ему что-то, прижав лицо к проволочной сетке. Ну и таску она ему устроила! Поддержка болельщиков — первое дело, думал Гриффин.