Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Любимая, прости...

ModernLib.Net / Короткие любовные романы / Берристер Инга / Любимая, прости... - Чтение (Весь текст)
Автор: Берристер Инга
Жанр: Короткие любовные романы

 

 


Инга Берристер

Любимая, прости...

1

— Ты собираешься завтра на лекцию профессора Абрахамса? — спросил Десмонд Сандерленд, коллега Дженетт, заходя утром к ней в кабинет.

— Хотела бы, — с грустью в голосе ответила она. — Но ты же знаешь мое положение. Платить Марии за полный день я не могу, а с кем же тогда оставить малышку, не с Элизабет же? Она и так на всех бросается, потом упреков не оберешься.

— Пора бы ей начать хоть чем-то помогать тебе. Сколько можно бездельничать? — Он выдержал паузу, потом торжественным тоном объявил: — Но я все уладил, моя мать согласилась посидеть с Карен! Она относится к тебе и твоей малышке с большой симпатией!

Дженетт была тронута почти до слез. Какой милый человек этот Десмонд, несмотря на все его слабости и недостатки. Прекрасный ученый, хотя немного суховат и скуповат, однако не раз проявлял себя как верный друг и всегда готов помочь коллегам.

— Это просто замечательно! — воскликнула молодая женщина. — Даже не знаю, как тебя благодарить?

— Не стоит благодарности, — смущенно пробормотал Десмонд. — Так, значит, договорились, я зайду за тобой пораньше.

Дженетт кивнула. А затем, проводив Десмонда взглядом, с унылым видом вернулась к прерванному его приходом занятию — изучению доставленного сегодня почтой банковского извещения, удостоверяющего, что она опять превысила кредит. Чтобы дотянуть до конца учебного года, необходимо было что-то придумать. Во всяком случае, каким бы скандалом это ни грозило, сестре придется отказаться от некоторых своих дорогостоящих привычек.


— Сомневаюсь, что вы захотите это видеть, но… — произнес неуверенным тоном человека, опасающегося нанести обиду, Батиста, кладя на стеклянный журнальный столик экземпляр бульварной газеты.

При взгляде на фальшиво улыбающуюся брюнетку, демонстрирующую свои роскошные формы в самом центре газетного листа, увенчанного броским заголовком, Висенте Перрейра застыл в неподвижности. Худощавое, волевое лицо его словно окаменело. Это была Николь Сежурн, бывшая звезда парижского варьете, чьи лживые заявления стали причиной крушения его брака. Оказавшись в очередной раз среди богатых и знаменитых, беспринципная девица признавалась, что снова свободна, а история о ее бурном романе с миллиардером Висенте Перрейрой, имевшем место на его яхте, выдумана ею от начала и до конца.

— Вы должны подать на нее в суд! — воскликнул Батиста, крепко сбитый юноша чуть старше двадцати, с энтузиазмом ретивого, но малоопытного недавнего выпускника юридического факультета, желающего доказать свою профессиональную состоятельность.

А для чего? — подумал Висенте с саркастической усмешкой на чувственных губах. Выставив себя и эту дешевую шлюшку на всеобщее обозрение, он ничего не выиграет. К тому же со всеми формальностями развода скоро будет покончено. Дженетт, его почти уже бывшая жена, поверила в виновность мужа с быстротой и легкостью, способными озадачить любого мужчину, знакомого с понятием честной игры.

Высоко подняв головку, с видом оскорбленной невинности и попранной добродетели, Дженетт покинула его дом и, подстрекаемая вечно недовольной и жадной до денег сестрой, решила расторгнуть брак, несмотря на то что носила их ребенка. Она не захотела даже выслушать его. Какое непреклонное лицо было у этой женщины, плакавшей навзрыд над телевизионными сериалами!

— Висенте… — начал Батиста в наступившем тягостном молчании, которое любой другой из подчиненных Висенте счел бы красноречивым предупреждением.

Тот с трудом удержался от резкого замечания. Позволив бестолковому племяннику работать у себя, пусть даже временно, он проявил милосердие. Батиста страстно желал набраться хоть какого-нибудь делового опыта. Висенте находил его неглупым, но непрактичным, добросовестным, но нерешительным, благожелательным, но бестактным. Туда, куда другие взлетают как на крыльях, этот будет тащиться как черепаха, выводя окружающих из себя.

— Прошу меня извинить, — продолжил юноша не совсем уверенным тоном, оставаясь, тем не менее, стоять где стоял, явно решив высказаться до конца. — Но я никогда не верил этой мадмуазель Сежурн. Мои родители тоже. Все мы полагаем, что вас просто подставили…

Хорошенького же мнения обо мне мои родственники, раздраженно подумал Висенте.

—И абсолютно никто вас не винит, — торопливо произнес Батиста. — Дженетт просто не слишком подходила…

—Дженетт — мать моей дочери. Не смей говорить о ней без должного уважения, — ледяным тоном сквозь зубы процедил он.

Покраснев, Батиста начал торопливо извиняться, но раздраженный такой беспросветной глупостью Висенте жестом приказал ему уйти, затем, поднявшись, подошел большому окну, из которого открывался прекрасный вид на город. Однако, погруженный в свои невеселые мысли, он не обращал внимания на окружающее.

Его крохотная дочь росла без него в убогом домишке, в котором никто даже не разговаривал по-испански. Процесс их развода и последовавший затем сам развод прошел далеко не самым цивилизованным образом. Даже за жалкие моменты встреч с обожаемым им ребенком пришлось выдержать настоящее сражение. Грязные и лживые заявления француженки ославили его как неверного мужа. Адвокаты ясно дали понять, что надежды добиться опекунства над дочерью при наличии матери с безупречной репутацией нет никакой. Мысль о том, что Дженетт, разрушившая их брак своим недоверием, оставит за собой право растить и воспитывать дочь по своему усмотрению, приводила Висенте в ярость.

Было понятно, что он является для Карен в лучшем случае случайным гостем и скорее всего в промежутках между визитами дочь о нем просто забывает. Разве может маленький ребенок помнить отца, появляющегося раз в месяц? Ведь вряд ли Дженетт напоминает дочери о человеке, у которого ее отняла. Однако теперь она потеряла право претендовать на моральную безупречность своей позиции…

Мысль о появившейся соблазнительной возможности отозвалась всплеском жизненной энергии, встряхнувшей его худощавое, но сильное тело. Глаза под опустившимися густыми ресницами вспыхнули от предвкушаемого удовлетворения. Скорее всего Дженетт еще не видела признания Николь Сежурн. Обладая научным складом ума и проявляющая мало интереса к повседневным мелочам окружающего ее мира, она редко читала газеты.

Позвонив секретарше, Висенте попросил ее раздобыть еще один номер газеты и отослать Дженетт, приложив открытку с его наилучшими пожеланиями. Мелочность? Он так не считал. Чувство оскорбленной гордости требовало обратить ее внимание на доказательство своей невиновности.

Это испортит настроение Дженетт на весь день, даже более того. Ведя замкнутый образ жизни и оставаясь весьма наивной, она была легко уязвима. Угрызения совести, порой по вымышленным поводам, частенько мешали ей спать по ночам, а теперь, когда Дженетт поймет, что подозревала мужа напрасно, то и вовсе измучается. Моральное право наконец-то на его стороне, хотя наказание явно не соответствует вине.


— Пожалуйста, слезай, Робин! — взмолилась Дженетт, обращаясь к качающемуся на шторах под самым потолком рыжему котенку.

Радостно взвизгнув, Карен попробовала вскарабкаться вслед за своим любимцем, и мать еле успела ее подхватить. Бросив на нее взгляд своих огромных карих глаз с длинными шелковистыми ресницами, девочка дернулась, попытавшись вырваться из рук матери, но, потерпев неудачу, громко и недовольно закричала.

Однако Дженетт решила на этот раз не уступать.

— Нет! — сказала она спокойно и твердо, вспомнив недавнее публичное унижение в супермаркете, когда окончательно поняла: настало время научиться сдерживать вспышки темперамента дочери.

Нет? С явным недоверием Карен посмотрела на светловолосую женщину с беспокойным взглядом зеленых глаз. Нет? Ее няня Мария часто употребляла это неприятное слово и человек, которого звали «отец», — тоже. Но малышка уже знала, что обожающая мать готова для нее на все, что угодно. В свои почти два года Карен обладала всеми задатками домашнего тирана и давно усвоила, что для достижения своих целей ей требуется совсем немного: не получив желаемого, нужно капризничать до победного конца. Вот и сейчас, набрав полную грудь воздуха, Карен приготовилась решить свои проблемы с помощью воплей.

Будучи невысокого роста и хрупкого сложения, Дженетт спешно села на диван. Удержать Карен на весу, когда та плачет и отбивается, ей было уже трудно. Не дай бог упадет и ударится!..

— Ребенок избалован! — обычно говорила ей сестра Элизабет, презрительно пожимая при этом плечами, что больно ранило материнское сердце Дженетт.

— Упрямая девчонка, — с неодобрением вторил при виде подобных сцен Десмонд Сандерленд, ее друг и коллега по факультету. — А ты не думала попробовать привить ей хотя бы зачатки старомодной дисциплины?

— Вы должны постараться быть с ней построже, — советовала Мария, приходящая няня Карен, вынужденная признать, что ей самой это не слишком удается. — У Карен очень сильная воля…

Дженетт низко склонилась над Карен и состроила забавную рожицу. Если не зевать, то можно просто отвлечь дочь, предотвратив назревающую сцену. Уже собравшаяся было закричать Карен вдруг передумала и с веселым любопытством взглянула на мать. Секунду спустя чудесная улыбка ее стала шире.

Крепче прижав малышку к себе, молодая женщина вновь выпрямилась и смахнула набежавшие на глаза слезы. Вся сила любви, которую Дженетт когда-то испытывала к мужу, обратилась теперь на его дочь. Если бы не Карен, она, наверное, сошла бы с ума от горя. Именно необходимость заботы о ребенке заставила ее вступить в борьбу с самой собой и попытаться выстроить новую для них обоих жизнь на развалинах старой.

Однако опустошающая душу боль, причиненная предательством Висенте, никак не отпускала. Но, всегда принимая происходящее близко к сердцу, Дженетт еще с детства научилась скрывать свои истинные чувства за внешним спокойствием. В противном случае окружающие ее люди ощущали бы себя не совсем ловко…

Шум резко затормозившего на посыпанной гравием дорожке автомобиля возвестил о возвращении Элизабет. Собравшийся было спуститься Робин, бросив беспокойный взгляд на дверь гостиной, передумал и сильнее вцепился в светло-коричневую ткань шторы, почти сливаясь с ней по цвету. Мгновение спустя дверь протестующе хлопнула и на пороге появилась высокая длинноногая женщина, которую можно было бы назвать очень красивой, если бы не жесткий взгляд голубых глаз и недовольно поджатые губы.

Безразличная к Элизабет, появление которой никогда не привлекало ее особого внимания, если только тетка не пыталась утихомирить темпераментную племянницу, Карен сонно зевнула и устало откинулась на руки матери.

Элизабет бросила на малышку раздраженный взгляд.

— Разве ребенку не пора спать?

— Я как раз собиралась отнести ее наверх.

Неужели у сестры опять ничего не вышло? — сочувственно подумала Дженетт, стараясь забыть о собственном невеселом финансовом положении.

В конце концов было бы жестоко сейчас заводить разговор об экономии с сестрой, которая и так отказалась от шампанского за ужином, не говоря уже о прочих подобных «мелочах». Кроме того, Дженетт мучилась оттого, что, отказавшись принять от Висенте при расставании какие-либо деньги, кроме минимально необходимых, она превысила кредит в банке. Поступив согласно совести, а не разуму, она вынуждена была теперь платить за это в прямом смысле слова.

Хорошо еще, что их коттедж такой маленький и теперь, когда все выплаты за него уже сделаны, не требует больших затрат. Хотя Элизабет, разумеется, считала его годящимся разве что для кукол. Однако даже в самые тяжелые дни беременности, оставшись одна и пытаясь свыкнуться с мыслью о жизни без Висенте, этот маленький домик казался Дженетт благословенным прибежищем. Осененный растущим в садике высоким деревом коттедж располагался в живописном пригороде, недалеко от колледжа, в котором она работала на полставки младшим преподавателем на биологическом факультете…

Протиснувшись между своей кроватью и кроваткой Карен, она уложила ребенка спать. Располагающий всего двумя узкими спальнями коттедж, идеально подходящий одинокой женщине с ребенком, когда понадобилось приютить еще одного взрослого человека, оказался тесен. Несмотря на это, Дженетт была рада присутствию близкого человека, хотя жалела, что не предусмотрела подобной возможности раньше.

Но кто мог предвидеть, что модный магазинчик сестры прогорит? Бедняжка Элизабет потеряла все: шикарную квартиру в престижном районе, спортивную машину последней модели, не говоря уже о весьма светских, но оказавшихся крайне непостоянными друзьях.

— Только не спрашивай, как прошел разговор!

— Она, что, обвинила тебя во лжи? — удивилась сестра.

— Ей это не понадобилось!.. Она начала спрашивать, кого из современных писателей я читала, представляешь? А я даже не слышала те имена, которые эта старуха называла! Тот, кто приходит в магазин за книгами, должен их знать. А мне разве не все равно, что продавать? — гневно воскликнула Элизабет.

Да, печально подумала Дженетт, у сестры совсем другой круг интересов. Наверное, ей надо было бы попытаться устроиться на работу в какой-нибудь косметический салон…

— Это ты виновата в моем унижении! — донеслось вдруг до ее слуха.

— Я? — не поверила своим ушам Дженетт.

— Ты до сих пор являешься женой неимоверно богатого человека, а мы чуть ли не голодаем! — набросилась на нее Элизабет. — Вечно жалуешься на разбитое сердце и считаешь, что это все оправдывает. Мне приходится бегать в поисках недостойной меня работы, а ты сидишь почти всю неделю дома, нянчась с Карен, будто она наследная принцесса!

Пораженная столь яростной вспышкой возмущения, Дженетт вместе с тем почувствовала себя виноватой за их финансовые трудности.

— Бетти, я…

— Ты всегда была со странностями, Дженетт! Взгляни, какую жизнь ты ведешь! — с явной злостью в голосе прервала ее сестра. — Живешь в этой дыре с дурацким котенком, подобранным на помойке, и со своей драгоценной дочечкой! Не делаешь ничего путного и не бываешь в сколько-нибудь приличных местах. Работаешь на скучной работе; ведешь скучный образ жизни. Скучнее тебя я не видела никого в жизни! В том, что Висенте решил поразвлечься на яхте с этой сексуальной парижанкой, нет ничего удивительного. Удивительно то, что он вообще женился на таком ничтожестве, как ты!

И, выскочив из комнаты, Элизабет хлопнула дверью с такой силой, что затрясся дом.

Побледневшая как мел Дженетт все-таки попыталась отнестись к жестокому заявлению сестры объективно, напомнив себе, что у той сейчас тяжелый период, а это отнюдь не улучшает характера человека. Никто лучше нее не знал, насколько трудно пытаться построить новую жизнь на обломках старой. А Элизабет ко всему прочему никогда прежде не приходилось идти на компромисс, она принимала свою принадлежность к миру избранных как должное.

По сравнению с ней Дженетт с самого детства воспитывали в мысли, что ей необычайно повезло в жизни. Потеряв в автокатастрофе родителей в возрасте нескольких месяцев, она попала на воспитание в богатую и пользующуюся известностью семью Барнетт. Их дочь Элизабет была всего тремя годами старше, и супруги захотели удочерить маленькую девочку, которая могла бы составить ей компанию.

В доме Барнеттов все были добры к Дженетт, однако она не оправдала надежд приемных родителей, так и не став для Элизабет хорошей подругой. Между девочками не было абсолютно ничего общего, а разница в возрасте только подчеркивала несхожесть. Будучи болезненно чувствительной, Дженетт росла в постоянном ощущении вины за то, что является источником разочарования для хороших людей. Барнетты тщетно пытались найти в ней сходство с дочерью, интересовавшейся сначала нарядами, пони и танцами, а позже нарядами, молодыми людьми и бурным водоворотом светской жизни.

Дженетт же, скромная и застенчивая, считалась самой неуклюжей в танцклассе. Лошади пугали ее так же, как и молодые люди, а вечеринок она избегала как чумы. Пристрастившись к книгам, едва научившись читать, она чувствовала себя уверенно лишь в мире науки, где ее с самого юного возраста всячески отмечали. Однако родители, считавшие такое увлечение учебой не совсем нормальным для молодой девушки, ее достижения в этой области встречали с недоумением.

Когда Дженетт было девятнадцать, от сердечного приступа умерла приемная мать, а когда отец, после нескольких месяцев болезни, вызванной финансовыми неприятностями, последовал за женой, она уже училась в университете. Вынужденная продажа семейного дома и антикварных вещей сильно подействовала на Элизабет, с рождения жившую в полной уверенности, что все это когда-нибудь будет ее. Как ни старалась Дженетт, ей так и не удалось примирить сестру с этой потерей…

Внезапно раздавшийся звонок в дверь отвлек ее от неприятных воспоминаний. Оказавшийся за дверью курьер передал ей пакет и уехал на своем мотоцикле.

— Что это такое? — спросила Элизабет из-за спины Дженетт, заворожено глядя на элегантную, с золотым обрезом, картонку, надписанную небрежным мужским почерком.

— Не знаю.

Ожидая найти внутри красочного подарочного пакета какой-нибудь подарок для Карен, она с удивлением обнаружила газету… и остолбенела при виде фотографии пышной брюнетки, обещающей поведать все свои секреты на четвертой странице.

Молодая женщина похолодела, ладони ее стали влажными. Как мог Висенте быть настолько жестоким, чтобы прислать ей статью о Николь Сежурн?! Не обращая внимания на сестру, требующую передать газету ей, она трясущимися руками перелистала страницы.

Набранный крупными буквами заголовок гласил: «УСПЕХ МНЕ ПРИНЕСЛА ЛОЖЬ!». Несколько первых абзацев напечатанной на указанной странице статьи Дженетт перечитала три раза. Без малейшего стыда бывшая звезда всемирного известного варьете признавалась в том, что ее заявление об интимных отношениях с Висенте Перрейрой являлось намеренной и тщательно продуманной ложью, призванной обеспечить ей популярность и приглашения на различные светские приемы. Безумная ночь безудержной страсти, описанная два года назад в весьма пикантных подробностях, оказалась полной фальшивкой.

Охватившее Дженетт оцепенение распространилось, казалось, не только на тело, но и на мозг. Так, значит, Висенте не нарушал брачных клятв. Он был верен ей, тогда как она… А что она? Поверила в худшее и отказалась слушать его, отринула как своего мужа, разрушила их брак.

Дженетт охватил невыразимый ужас. Это было похоже на падение в бездонную пропасть.

— Я… я ошиблась… Зря обвиняла Висенте…

— Что? Что ты говоришь? — нетерпеливо спросила Элизабет и вырвала газету из ослабевших пальцев сестры.

Трясущимися руками Дженетт стиснула нестерпимо занывшие виски. Разум никак не мог воспринять целиком чудовищные последствия признания Николь Сежурн. Оно обрушилось на нее подобно камню на стекло, разбив вдребезги не только ее саму, но и созданный с таким трудом мирок. В одно мгновение из жены, полагающей, что она совершенно правильно ушла от неверного мужа, Дженетт превратилась в женщину, совершившую страшную ошибку, искалечившую жизнь как любимому человеку, так и их ребенку.

— Надеюсь, ты не восприняла всерьез всю эту чушь? — бросила Элизабет с презрением в голосе. — Сейчас, когда ее популярность начала падать, эта Сежурн сделает все, что угодно, лишь бы попасть в газеты!

— Не в этом дело… В статье написано именно то, о чем мне говорил тогда Висенте. Только… — Голос Дженетт прервался, ее душили подступающие слезы. — Только я его не стала слушать…

— И правильно сделала! — отрезала сестра. — У тебя оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не поверить его вранью. Ты же знала, какой он бабник, еще до замужества! Разве я не пыталась тебя предостеречь?

Предостеречь Дженетт от брака с Висенте Перрейрой желало множество людей, их союзу противились все, как его семья и друзья, так и ее. Поначалу, пораженные до глубины души, они не видели никаких перспектив у столь неравного союза. Так называемые доброжелатели уверяли Дженетт, что она слишком скромна, необщительна, старомодна, непрактична и невидна собой для столь искушенного мужчины, как Висенте. Наслушавшись подобных доброхотов, Дженетт потеряла было всякую уверенность в себе. Однако Висенте стоило лишь поманить пальцем, как неудержимое влечение к нему возобладало. Она любила его больше жизни, и сила этой любви делала ее беспомощной как младенец.

— Впрочем, какая разница, вы все равно практически в разводе, — продолжила Элизабет. — Тебе вообще не надо было за него выходить. Вы совершенно не подходите друг другу.

Дженетт, полностью поглощенная своими беспорядочными мыслями, ничего не ответила. Выходит, Висенте не предавал их любви в объятиях сексуальной парижанки. Она смутно припоминала, что эта беспринципная особа попала на яхту обманным путем. Выдав себя за студентку-иностранку, Николь была принята на работу одним из гостей Висенте в качестве компаньонки своей юной дочери на время круиза, с целью совершенствования французского языка своей подопечной. Поэтому, когда Николь представила вниманию жадной до такого рода сведений публики свою красочную историю о ночи страстной любви, опровергнуть, как и подтвердить, ее рассказ не мог никто. Кроме самого Висенте…

Молодая женщина чувствовала себя ужасно. Она наказала мужа за грехи, которых он не совершал, и, вместо того чтобы прислушаться к словам человека, с которым состояла в браке, отказала ему в доверии. Висенте был невиновен, а это означало, что источником всех несчастий, выпавших на ее долю, является только она.

Признаться в подобном самой себе было крайне нелегко. Однако Дженетт хватило мужества сделать это и, более того, понять, что Висенте пострадал еще сильнее. Никаких сомнений в том, что делать дальше, у нее не было.

—Мне необходимо увидеться с Висенте, — прошептала она.

—Ты слышала хоть что-нибудь из того, что я тебе сказала? — раздраженно спросила Элизабет. — Зачем тебе понадобилось встречаться с ним?

Находясь в состоянии психологического шока, действуя словно на «автопилоте», Дженетт испытывала лишь одно непреодолимое желание — увидеться с Висенте. Со времени их последней встречи прошло почти два года. Всеми формальными процедурами развода занимались адвокаты, а Карен на свидания с отцом отвозила специальная няня. Огромные деньги позволяли Висенте избегать каких-либо непосредственных контактов с покинувшей его женой.

— Я должна с ним увидеться, — с отрешенным видом повторила Дженетт, мысленно уже прикидывая, как лучше добраться до Бирмингема. Поскольку сегодня как раз был день, когда она обычно работала, скоро должна была прибыть Мария, чтобы посидеть с Карен до шести вечера. — Ты сегодня куда-нибудь собираешься?

Удивленная столь внезапной переменой темы разговора Элизабет нахмурилась.

—Я ничего особенного не планировала, но…

—Один Бог знает, когда мне удастся поговорить с Висенте. Вряд ли он будет рад меня видеть. Так что я, возможно, вернусь поздно, — объяснила Дженетт. — Договорюсь с Марией, чтобы она побыла подольше и уложила Карен спать. Можешь приглядеть за ней до моего возвращения?

—Встретившись с Висенте, ты совершишь самую большую ошибку в своей жизни! — в крайнем раздражении воскликнула Элизабет.

—Я должна сказать ему, как перед ним виновата, — возразила Дженетт.

Наступило напряженное молчание. Затем нахмуренное лицо сестры разгладилось.

— Что ж, в конце концов, возможно, это не такая уж плохая идея. Ты можешь воспользоваться моментом и рассказать ему о нашем бедственном положении.

Дженетт вздрогнула.

—Нет!

—В таком случае я не смогу присмотреть за Карен, — нагло усмехнувшись, заявила Элизабет.

Дженетт раздирали два чувства: нетерпение и неловкость.

—Хорошо… я упомяну об этом. Может, что-нибудь и получится…

Уступчивость сестры вызвала у Элизабет торжествующую улыбку.

— Отлично! Ради такого случая, так и быть, посижу с твоим ребенком. Надеюсь, ты заставишь Висенте проявить щедрость.


Уведомленный о прибытии Дженетт, Висенте объявил пятиминутный перерыв в заседании, на котором в данный момент председательствовал.

Остановившись на верхней площадке лестницы, он взглянул на Дженетт, стоящую внизу, за стеклянной перегородкой приемной. В обширном, богато отделанном помещении она выглядела маленькой, худенькой и малозначимой. Серая блузка и черная юбка выглядели мятыми и плохо на ней сидели, хотя наверняка были куплены по крайней мере в трех экземплярах.

Дженетт ненавидела ходить по магазинам, поэтому делала все возможное, чтобы заниматься этим как можно реже. Лишенная его заботы и внимания, она отказалась от установленных им стандартов, вновь укрывшись от окружающего мира за внешностью ни на что не претендующей серой мышки. Маникюр на ногтях отсутствовал, шелковистые светлые волосы были довольно небрежно скреплены дешевой пластмассовой заколкой.

Хотя в своем теперешнем виде Дженетт отнюдь не выглядела женщиной, привлекающей к себе внимание с первого взгляда, она обладала той неброской красотой, скрыть которую оказалось не в состоянии даже самое скромное оформление. Жадный взгляд Висенте, задержавшись на матовой коже в вырезе блузки, остановился на одухотворенном лице женщины. Внезапная вспышка желания, овладевшего его большим сильным телом, и злость на себя за подобную несдержанность заставили Висенте сжать кулаки.

Некогда, подумалось ему, я считал Дженетт милой, неизбалованной и верной мне до гробовой доски. Ее теплота и скромность очаровали меня, а искренность и доброта чуть было не заставили изменить циничный взгляд на окружающий мир. Он действительно поверил в то, что наткнулся на самородок чистейшей пробы, решил, что этот брак окажется удачным, несмотря на множество обратных примеров. Висенте был человеком, для которого любое поражение немыслимо, поэтому к выбору жены он отнесся со всей ответственностью и осторожностью. Однако, несмотря на все это, Дженетт оказалась недостойной надетого им на ее палец обручального кольца.

Нахлынувший праведный гнев заставил Висенте оторвать взгляд от молодой женщины и попытаться охладить разгорячившуюся кровь. Стоило ли из-за этого прерывать важное совещание? Знакомство с правилами вежливости сослужило мне в данном случае дурную службу, решил он, поворачиваясь, чтобы вернуться за стол заседаний. В конце концов, кто виноват в том, что Дженетт вздумалось явиться по его душу в самый разгар рабочего дня?

Впрочем, подобная реакция на публичное признание Николь Сежурн была для Дженетт абсолютно предсказуемой. Висенте знал ее слишком хорошо и, по правде говоря, когда-то даже гордился тем, что превосходен в том, в чем она так беспомощна. Несмотря на внешнее спокойствие, Дженетт были свойственны импульсивность и неспособность видеть дурные стороны других. Являясь одним из ведущих специалистов в области членистоногих, она была совершенно лишена расчетливости и разумной осторожности, всегда пыталась отыскать хорошее даже в худших представителях рода человеческого.

Однако Висенте вовсе не хотелось быть объектом подобного исследования. У него не было никакого желания встречаться с Дженетт. К тому же появляться здесь сразу же после публикации в газете «сенсационного» признания француженки было с ее стороны крайне неразумно. Есть ли у нее хоть капля здравого смысла? Иногда ему казалось, что нет. Если бы о ее поступке прознала пресса, здесь было бы не протолкнуться от папарацци.

Расправив широкие плечи, обтянутые пиджаком превосходно сшитого серого костюма, Висенте решительно зашагал обратно в зал совещаний…

Не подозревая о том, что за ней наблюдают, Дженетт уселась в кресло; направленные в ее сторону косые взгляды служащих действовали на нервы. Еще дома она попыталась связаться с Висенте. На звонок в его особняке ей ответили, что в данный момент «мистер Перрейра в офисе». А позвонив туда и спросив, можно ли поговорить с ним лично, услышала, что предварительно надо договориться о встрече. Расстроенная неудачей Дженетт дала отбой и решила явиться без предупреждения. И вот теперь, узнав, что Висенте очень занят, она приготовилась к долгому ожиданию, радуясь уже тому, что он не отбыл по делам куда-нибудь за границу…

В пять часов вечера, закончив совещание, Висенте попросил одного из помощников проводить Дженетт в его кабинет.

Прождав почти три часа и уже потеряв всякую надежду, она поначалу испытала огромное облегчение. Однако мысль о встрече с мужем после столь долгой разлуки уже в следующую минуту вызвала слабость в ногах. Что ему сказать? Как навести мост через разделившую их пропасть? Дженетт не имела об этом ни малейшего понятия. Предполагаемая неверность Висенте возвела между ними преграду, казавшуюся непреодолимой, и вдруг эта преграда исчезла.

Теряя последние остатки уверенности в себе, Дженетт шагнула в предупредительную открытую перед ней дверь…

2

Стоящий посреди строгого, обставленного в современном стиле кабинета Висенте сразу обращал на себя внимание. Высокого роста и атлетического телосложения, он выглядел настолько представительно и привлекательно, что у Дженетт невольно перехватило дыхание и пересохло во рту. А стоило ей встретиться с завораживающим взглядом темных глаз, как ускорилось биение пульса и она словно ощутила удар электрического тока.

Столь неподходящая в этот ответственный момент реакция смутила молодую женщину.

— Итак, — вкрадчиво произнес Висенте, прослывший в среде конкурентов по бизнесу человеком проницательным и непредсказуемым, — что привело тебя сюда?

Не ожидавшая услышать таких слов Дженетт невольно воскликнула:

— Ты прекрасно знаешь что!

Черная бровь Висенте недоуменно поднялась в свойственной ему надменной манере.

— Откуда я могу знать?

— Разве не ты послал мне статью? — спросила Дженетт довольно резким тоном, чувствуя, что может оказаться в дурацком положении.

Он небрежно махнул рукой.

— Ах это… Ну и что с того?

Дженетт с трудом проглотила образовавшийся в горле комок.

— Вполне естественно, что мне тут же захотелось увидеться с тобой.

У Висенте вырвался негромкий смешок, от которого, однако, по спине молодой женщины пробежали мурашки.

— Естественно? Может быть, объяснишь мне, каким образом твой неожиданный визит безо всякого приглашения можно назвать естественным?

Опасное направление, которое начинал принимать разговор, напугало Дженетт. Она, по своей натуре слишком открытая и прямодушная, ничего не могла противопоставить Висенте с его гораздо более сложным и деспотичным характером. Однако эта встреча, инициатором которой можно было бы счесть именно его, казалась ей настолько важной, что столь странное начало обескураживало.

— Мне кажется, что ты меня совсем не слушаешь. Не надо, не веди себя так, будто отстраненно наблюдаешь за игрой, в которой участвуют не живые люди, а бездушные манекены.

— Это всего лишь твои предположения, дорогая. Откуда тебе известно, что у меня на душе?

— Я знаю… точно знаю, что ты очень, очень зол на меня.

— Ошибаешься, — возразил Висенте, — Предаваться гневу слишком долго непродуктивно. Рано или поздно в жизни проходит все.

Дженетт почувствовала себя задетой за живое его словами и не смогла сдержаться, выложила все как на духу:

— Разумеется, ты должен ненавидеть меня за все, что я тебе сделала!.. И совершенно справедливо, я это заслужила, — смиренно закончила она.

— Не трать мое время на бесполезные объяснения, — ледяным тоном произнес Висенте.

Страстно желая быть выслушанной, убедить его в своей искренности, Дженетт подняла на мужа умоляющий взгляд изумрудных глаз.

— Я понимаю, принести свои извинения было бы явно недостаточно в данных обстоятельствах. Вполне возможно, что они способны вызвать у тебя лишь раздражение. Однако позволь мне сказать…

— К чему? — Во взгляде горящих огнем темных глаз читалась откровенная насмешка. — Я вовсе не желаю выслушивать ни твои извинения, ни твои объяснения.

— Но ты же послал мне эту газету… — вновь напомнила Дженетт, на этот раз еле слышно.

Висенте с пренебрежительным видом пожал широкими плечами. И наступило напряженное молчание.

Не выдержав, Дженетт набрала полную грудь воздуха и попробовала начать снова:

— Это означает, что ты хотел показать мне, что я в тебе ошиблась. Пожелал представить доказательство своей невиновности.

— А может, мне просто захотелось заставить тебя помучиться угрызениями совести? — вкрадчиво произнес Висенте. — Или я пожелал оставить за собой последнее слово?.. Однако, как бы то ни было, теперь это не имеет ни малейшего значения, — уже другим тоном, холодным и твердым, добавил он.

— Как это не имеет! — воскликнула Дженетт, не в силах сдержать рвущиеся наружу эмоции. — Ведь Николь Сежурн разрушила наш брак!

— Нет, — возразил он со всей решительностью. — Вся заслуга в успехе этого мероприятия принадлежит только тебе. Если бы ты мне поверила, мы до сих пор были бы вместе.

Дженетт отшатнулась, как будто ее ударили. Изложив голые, ничем не прикрытые факты, он нанес удар в самую уязвимую точку.

—Все далеко не так просто…

—Я придерживаюсь другого мнения.

—Но ты позволил мне уйти! — в отчаянии возразила она. — Какие усилия ты приложил, чтобы доказать, что эта ужасная женщина лжет?

—Виновен до той поры, пока не доказал, что невиновен… Ход твоих мыслей остался прежним, не так ли? Ты возложила всю тяжесть доказательства на мои плечи, однако у меня не было для этого никаких возможностей. Ту ночь, как и все остальные в том плавании, я провел один, но засвидетельствовать это не мог никто, кроме меня, — возразил Висенте с кривой усмешкой на губах. — А беспринципные девицы вроде этой Сежурн всегда охотятся за богатыми мужчинами, и, выходя за меня замуж, ты отлично это знала. Главной линией обороны нашего брака было полное доверие друг к другу, ты же сдалась после первой атаки.

—Я бы предпочла, чтобы ты был более настойчив в своих оправданиях! — огрызнулась Дженетт повышенным на пол-октавы голосом. Абсолютное отсутствие каких-либо эмоций и полное безразличие Висенте к происходящему выводили ее из себя. — Однако ты посчитал ниже своего достоинства убеждать меня в том, что я ошибаюсь и неверно о тебе сужу!

Взгляд Висенте, вспыхнув, тут же потух вновь.

— Держи себя в руках, дорогая. Как ни прискорбно это говорить, твой визит явно не доставляет удовольствия никому из нас.

— Так, значит, ты не примешь моих извинений? — спросила Дженетт с несчастным видом.

Она ведет себя так искренне, с такой непосредственностью и вместе с тем наивностью, что просто напрашивается на неприятности, подумал, Висенте. После женитьбы на ней, вспомнил он с горечью, я собирался защищать ее от любых неприятностей, даже не подозревая, что вступаю на вражескую территорию и единственно возможным выходом из этой ситуации явится необходимость поступиться собственными идеалами…

Осветивший поднятое кверху лицо Дженетт солнечный свет отвлек внимание Висенте от невеселых мыслей. Совершенство нежной матовой кожи еще больше подчеркивалось искрящимися как драгоценные изумруды глазами и мягким, манящим, как спелые вишни, ртом. Тело его отреагировало мгновенно.

Поймав на себе вызывающий взгляд темных глаз, Дженетт почувствовала жар внизу живота и слабость в коленях — вечную и неизбежную реакцию на знакомую агрессивную мужественность Висенте. Густые черные ресницы, сразу напомнившие ей о маленькой дочке, опустились в холодном прищуре, и он отступил назад.

— Я так и не понял, зачем тебе понадобилось меня видеть.

— Нет, ты понял! Ты все прекрасно понял! — возбужденно воскликнула Дженетт, покраснев от мысли, что Висенте мог обратить внимание на унизительную для нее реакцию, вызванную одной его близостью.

— А может быть, мне вообще не хочется говорить на эту тему, — возразил он. — Почему бы нам не побеседовать вместо этого о Карен?

Дженетт взглянула на него с недоумением, но тут же выражение лица ее смягчилось, озарившись любящей улыбкой.

— О, с ней все просто прекрасно!.. Знаешь, она так быстро растет!

Ее улыбка, однако, только ухудшила и так неважное настроение Висенте.

— Нет, этого я как раз и не знаю.

— Что? — не поняла Дженетт, понадеявшаяся на то, что разговор о дочери, том единственном, что осталось между ними общего, будет способствовать потеплению ледяной атмосферы их встречи.

— Я сказал нет, я не знаю, насколько быстро растет Карен, потому что вижу ее не так часто, чтобы иметь возможность судить об этом. Знаю только, что при каждой встрече она говорит и делает что-нибудь новое.

Его сдержанное замечание заставило Дженетт сникнуть.

— Полагаю, что так и должно быть.

— По всей видимости, ты забыла о том, что я был лишен возможности стать свидетелем ее первой улыбки, первых шагов и первых произнесенных ею слов…

Дженетт, глаза которой всегда были на мокром месте, изо всех сил постаралась скрыть мгновенно навернувшиеся слезы.

— Вероятно, можно считать за счастье, что Карен хотя бы узнает меня при встречах, — сухо добавил Висенте.

Впервые за все время разлуки разговор коснулся их ребенка, и Дженетт поразила горечь, прозвучавшая в голосе мужа. Разве может она винить его за враждебный тон встречи, если он чувствует себя отстраненным от воспитания собственной дочери? К ее удивлению, Висенте выказал себя гораздо более любящим и заинтересованным родителем, чем это казалось ей ранее. Одним из самых неприятных для нее воспоминаний прошлого было то крайнее раздражение, с которым он воспринимал ее беременность.

—Не знаю, как тебе сказать… — неуверенным тоном начала Дженетт.

—Только, умоляю, воздержись от обязательных в таких случаях словесных клише! — язвительно попросил Висенте. — Должно быть, ты до сих пор не понимаешь, что, подобно большинству разведенных супругов, у нас осталось не так уж много тем для разговора.

—Но мы еще не разведены…

—Это только вопрос времени, — заметил он с больно задевшим Дженетт безразличием. — Поэтому, прежде чем ты уйдешь, а я уверен, что тебе вовсе не хочется опаздывать домой, подумай, не надо ли нам обсудить еще что-нибудь?

Совершенно обескураженная результатом встречи, испытывая чувство вины и сожалея о сделанных ошибках, Дженетт попыталась привести мысли хотя бы в относительный порядок и неожиданно вспомнила об обещании, которое так неохотно дала сестре.

— Деньги! — выпалила она.

Висенте в недоумении нахмурился.

Густо покраснев, Дженетт принялась сбивчиво объяснять:

— Видишь ли, в настоящий момент у меня возникли… некоторые затруднения. Я, конечно, понимаю, что на размере финансовой помощи… которую ты мне оказываешь со времени нашего расставания, настояла сама, но…

— Мы не расставались, — прервал ее он. — Это ты от меня ушла.

Раздосадованная подобным напоминанием Дженетт стиснула зубы. Да, некогда она решила продемонстрировать свою почти полную независимость от богатства Висенте.

— У меня изменилась ситуация, — вынуждена была признать молодая женщина. — Тогда я собиралась опубликовать книгу и администрация колледжа пошла мне навстречу, позволив сократить количество учебных часов. К несчастью, издатель посчитал тему книги слишком узкой и специфичной для широкой публики и отказался, несмотря на предварительную договоренность. А вернуться к полноценной работе на факультете я смогу только в следующем году.

— Насколько я понимаю, договора с издателем у тебя не было…

Дженетт кивнула, удивляясь, насколько далеко отклонился Висенте от темы, волнующей ее на самом деле.

— Мои адвокаты свяжутся с твоими и примут соответствующие меры. Тут нет никаких проблем, — продолжил он. — Но неужели ты воспользовалась представившейся возможностью принести свои извинения только для этого?

Вопрос Висенте застал Дженетт врасплох. Она подняла на него полный недоумения взгляд.

— Разумеется нет..

— Или, может, ты считаешь меня негодяем, способным пренебречь своими обязанностями? — продолжил он с презрением в голосе.

— Нет, я так не считаю! — Признаваясь в острой нехватке денег, это ей пришлось поступиться своей гордостью.

— Хотя виноватой стороной в крахе нашего брака являюсь не я, мелочность всегда была мне чужда. Разве не ты отказалась от более щедрой помощи? — указал Висенте. — И, несмотря на мое полное право обеспечить дочери достойную жизнь, именно твоя эгоистичная непримиримость помешала мне в этом.

Его холодная отповедь заставила Дженетт смертельно побледнеть.

— Откуда мне было знать о твоем отношении к нуждам Карен.

Вызывающе подняв голову, Висенте окинул ее пренебрежительным взглядом.

— Конечно, откуда бы? С тех пор как ты от меня ушла, это первая наша встреча с глазу на глаз. Хочешь получить чек прямо сейчас?

Покраснев, как будто получила от него пощечину, Дженетт ощутила, как на нее накатывают тоска и отчаяние. Неужели единственным желанием Висенте было как можно скорее избавиться от нее как от назойливой посетительницы?

— Нет… На самом деле я пришла вовсе не из-за этого, Висенте.

— Однако корыстный мотив кажется мне гораздо более естественным и разумным, чем какой-либо другой, — возразил он с презрительным превосходством в голосе. — По счастью, тебя нельзя обвинить в попытках причинить мне неприятности…

— Причинить тебе неприятности?

— Все еще оставаясь моей женой, ты выглядишь столь непрезентабельно, что мои недруги могли бы заподозрить меня в скупости.

— У меня нет никакого корыстного мотива! — запротестовала Дженетт, огорченная оказанным ей приемом. — Неужели тебе так трудно понять, что опубликованное сегодня признание Николь Сежурн расстроило меня до глубины души?

Висенте удивленно поднял бровь.

— Да, этого я понять не могу. Кто из нас получал извращенное удовольствие от того, что обвинял другого?

— Как ты можешь так говорить! — невольно воскликнула Дженетт.

— Мы с тобой практически разведены…

— Мы вовсе не… И вообще, перестань говорить об этом!

— Но нашему браку действительно настал конец, дорогая. От него не осталось ничего, кроме свидетельства о рождении нашей дочери, — возразил Висенте с горькой, убийственной насмешкой. — Проснись, перестань разыгрывать из себя Спящую красавицу, разбуженную Прекрасным принцем. Прошло целых два года. Я уже плохо помню нашу совместную жизнь, такое впечатление, будто этого не было вовсе.

Каждое его слово ранило Дженетт словно острый, отравленный кинжал, причиняя нестерпимую боль. Ей захотелось закричать, выразить решительное несогласие, однако не менее сильно было желание спрятаться, забиться в какой-нибудь темный угол и умереть. Для нее каждое воспоминание о периоде их совместной жизни было свежо, будто это происходило только вчера. Несмотря на то, что все закончилось крахом, нельзя было позволить себе предать прекрасное прошлое.

Висенте, напротив, высказал ей вещи, обидные для любой женщины. Не стал скрывать ужасную правду о том, что для него их отношения были лишь очередным звеном в цепи прочих и что их постигла та же участь. Неужели прошло уже два года? Как же она этого не заметила?

Дженетт побледнела так, что, казалось, будто вот-вот упадет в обморок. Стоило ли выражаться столь жестко и откровенно? Наверное нет. Но Висенте просто хотел сказать правду, подчеркнуть, что считает ее поведение неумным и иррациональным.

Как бы то ни было, он пригласил Дженетт присесть, а когда она отказалась, предложил выпить.

— Я не пью, — пробормотала она, взглянув на часы в попытке обрести контроль над своими эмоциями.

— Да, я знаю. Но, быть может, сейчас именно тот случай, когда немного бренди тебе не помешает, — сухо заметил он, стараясь не высказывать излишней заботливости. — Когда ты в последний раз ела?

— Ела? Я?.. А, позавтракала утром.

Висенте промолчал. Увлекшись какой-либо идеей, Дженетт имела обыкновение совершенно забывать о необходимости принимать пищу. И прислуга в его отсутствие сервировала еду на подносах в периоды ее интенсивных научных исследований и подсовывала деликатесы, желая возбудить аппетит. Во всем, что не касалось членистоногих, она отличалась редкой непрактичностью…

Дженетт вновь подняла на него взгляд.

— Ты не хочешь принимать от меня никаких извинений, потому что не желаешь простить, — прошептала она. — Я это прекрасно понимаю, поскольку не могу простить себя сама.

Пораженный экспрессией, прозвучавшей в последней фразе, Висенте вложил в непослушные пальцы Дженетт бокал с бренди.

— Я вызову для тебя машину. Ты ведь приехала сюда на поезде?

— Да, только не надо машины. — Поднеся хрустальный бокал к губам, она глотнула обжигающей жидкости, словно огнем растекшейся по всему телу.

Висенте с изумлением наблюдал за тем, как, выпив бренди одним глотком, будто простую воду, Дженетт направилась к двери, настолько углубленная в свои мысли, что, не заметив стоящего на пути кресла, наткнулась на него, чуть было при этом не упав.

— Я настаиваю, чтобы на вокзал тебя отвезла машина, — заявил он.

— Можешь настаивать сколько угодно. Ко мне это не имеет никакого отношения, — гордо выпрямившись, ответила Дженетт, поняв, что с их браком покончено, покончено окончательно и бесповоротно; надежд на его возрождение не осталось ровным счетом никаких.

— Дженни, будь же благоразумна!

Употребление уменьшительного имени было подлым приемом с его стороны. Она прекрасно помнила моменты, в которые Висенте прибегал к этому обращению…

— Дженни, не ворчи, — отмахивался он, когда она пыталась убедить его уделять ей целиком хотя бы один вечер в неделю. Вечер, который принадлежал бы лишь им, а не был бы отдан светским мероприятиям или работе допоздна, когда приходилось засыпать, не дождавшись его появления. — Подобными делами можно пренебрегать только ради детей, которых, по счастью, у нас пока нет.

— Дженни, запах твоей кожи сводит меня с ума, — признавался он, будя ее поцелуями. И она чувствовала себя в объятиях волшебных рук Висенте так, будто очутилась в раю.

— Дженни, у тебя появился я, и отныне твоя жизнь станет прекрасной, — обещал он с завораживающей уверенностью в первую брачную жизнь, и она слепо верила, что все так и будет…

Стараясь сохранять спокойное выражение лица, Дженетт направилась к спасительному убежищу лифта, болезненно ощущая на себе взгляды любопытных глаз. Лифт остановился, пробудив ее от мыслей о прошлом и вернув к суетной действительности.

Оказавшись на улице и поймав свое отражение в зеркальной витрине магазина, молодая женщина невесело усмехнулась.

Обычно Дженетт даже не приходило в голову обращать внимание на свою внешность, а после расставания с Висенте она вообще не видела в этом никакой необходимости. Однако сейчас смертельная бледность лица и плохо сидящая, мятая, почти скрывающая фигуру одежда просто ошеломили ее. Для встречи с Висенте следовало одеться получше, возможно, тогда беседа сложилась бы по-другому. Ее муж — в скором времени уже бывший — был элегантен от природы и ценил это качество в других.

Она налетела на кого-то и услышала сердитый женский голос:

— Смотрите, куда идете.

А затем кто-то ее окликнул:

— Сеньора Перрейра…

Удивленно оглянувшись, она увидела старуху в старомодной шляпке, тянущую на поводке упирающуюся болонку… и Карлоса, шофера Висенте, придерживающего открытую дверцу подогнанного вплотную к тротуару длинного сверкающего лимузина. Прохожие смотрели на нее с любопытством. Интересно, как долго простояла я возле витрины и насколько глупо при этом выглядела? — смутившись, подумала Дженетт. Принять предложение Карлоса представлялось наименьшим из двух зол.

«С нашим браком покончено, покончено окончательно и бесповоротно; надежд на его возрождение не осталось ровным счетом никаких»…

Господи, ну почему эти слова никак не выходят из головы? Воспоминание об испытанном унижении не давало Дженетт покоя. Недаром ведь Элизабет, услышав о ее намерении увидеться с Висенте, пришла в негодование. Сейчас было очевидно, что следовало прислушаться к мнению более искушенной в жизни сестры. Висенте вел себя холодно, враждебно и насмешливо, не выказал ни малейшего интереса к тому, что она хотела сказать, и рад был поскорее от нее избавиться. Он обвинил ее в желании ворошить прошлое. Можно подумать, она ворвалась к нему в кабинет с заверениями, что все еще любит его и хочет к нему вернуться! Как бы не так… Губы Дженетт скривились в невеселой усмешке.

Вспоминать о том, что произошло чуть более трех лет назад, было нелегко. Тогда Висенте вел себя так, будто она стала для него самым желанным, драгоценным призом в жизни, и отнюдь не казался столь безразличным, как сейчас. Собственно говоря, ему понадобилась не одна неделя, чтобы уговорить ее дать хотя бы надежду…

Впервые Дженетт узнала о существовании Висенте в тот день, когда он занял отведенное ей место на стоянке. Зная из прессы о людях, умерших в результате приступа ярости во время дорожных происшествий, она стиснула зубы и, с великим трудом отыскав свободное место на переполненной парковке, бросила лишь недовольный взгляд на дорогую красную машину захватчика, вокруг которой уже толпились восхищенные юнцы.

Дальнейшие события отнюдь не улучшили ее настроения. Не успела Дженетт снять плащ, как один из коллег сообщил, что ее кабинет занят важным посетителем, которому потребовалось сделать несколько телефонных звонков.

—Так что же мне теперь делать? — растерянно спросила Дженетт, собиравшаяся заняться работой, не терпящей отлагательств. — И кто он такой?

—Висенте Перрейра… возможно, самый влиятельный из бизнесменов, когда-либо окончивших это учебное заведение, — объяснил коллега. — Он так богат, что его припаркованный здесь автомобиль вполне мог бы быть сделан из чистого золота. К тому же он собирается финансировать постройку нового лабораторного корпуса. Поэтому хорошо еще, что ему не понадобилось для своих нужд все наше здание.

—Перрейра… — повторила Дженетт, поскольку фамилия показалась ей знакомой. — У меня есть студентка по имени Маргарита Перрейра.

—Его младшая сестра действительно учится у нас, — подтвердил коллега.

Немного смягчившись, она решила подождать у дверей своего кабинета. В самом начале семестра Маргарита сильно тосковала по родному дому, о чем в слезах призналась Дженетт, к которой сразу же почувствовала душевное расположение…

— Почему? — раздался из-за неплотно закрытой двери протяжный голос, в котором слышался явный иностранный акцент. — Не спрашивай меня почему, Элейн. Мы с тобой приятно провели время, но рано или поздно всему хорошему приходит конец. Я вовсе не обещал хранить тебе верность…

Дженетт недовольно поморщилась. В очередной раз какая-то несчастная женщина оказалась отвергнутой высокомерным негодяем с камнем вместо сердца в груди. Она собралась было отойти подальше, как в коридоре появился декан факультета профессор Мартин, сопровождаемый скучающего вида блондинкой. В это же время из кабинета вышел высокий черноволосый мужчина. Бросившаяся навстречу ему блондинка схватила его за руку и начала нашептывать что-то интимное. А выступивший вперед профессор представил Дженетт незнакомцу.

— Рад познакомиться, доктор Барнетт, — промолвил Висенте Перрейра после некоторой паузы.

— Я тоже, мистер Перрейра, — ответила она и, посмотрев ему в лицо, забыла обо всем на свете.

Взгляд обрамленных длинными ресницами прекрасных черных глаз, казалось, пронзил ее насквозь, заставил сердце замереть в груди. На какой-то момент Дженетт перестала видеть что-либо вокруг, кроме него.

По счастью, инициативу перехватила его подруга, встав между ними в буквальном смысле слова. Осознав совершенную ею оплошность, Дженетт покраснела. Висенте Перрейра был очень богатым и уверенным в себе любителем женщин, то есть одним из тех мужчин, знакомства с которыми она всячески избегала. Он попытался было поддержать дальнейший разговор, однако Дженетт, избегая опасного взгляда, отвечала скупо и односложно и вскоре, сославшись на недостаток времени, поспешно скрылась в безопасности своего кабинета.

Дня через три, читая лекцию, основанную на результатах своих последних исследований, Дженетт заметила, к своему крайнему изумлению, сидящего на заднем ряду Висенте Перрейру и чуть было не поддалась панике. По окончании лекции, дождавшись ее вместе со своей сестрой, он пригласил Дженетт на обед. Она попыталась вежливо отказаться.

— Пожалуйста! — взмолилась Маргарита, живая и непосредственная брюнетка. — Все знают о вашей застенчивости, но Висенте хочет всего лишь поблагодарить вас за внимание, проявленное ко мне.

— Неправда. Мне доставит удовольствие ваше общество, доктор Барнетт, — возразил Висенте, адресуя ей свой чарующий взгляд.

Боясь обидеть его сестру, Дженетт приняла приглашение. Во время обеда, до которого она почти не дотронулась, Висенте задал ей несколько вопросов интимного свойства, от ответа на которые она уклонилась.

Позднее, когда Маргарита заторопилась на лекцию, Дженетт попыталась уйти вслед за ней, однако была остановлена словами, в которых слышалась насмешливая обида:

— Почему вы решили, что я вам не нравлюсь?

— С чего вы это взяли? — воскликнула она, поразившись, однако, его проницательности.

Впрочем, Дженетт и сама не знала, что на это ответить, прежде всего потому, что никак не могла разобраться в своих чувствах. Не признаваться же, что с момента их первой встречи не было и минуты, когда бы она не думала о нем? Он был для нее незнакомцем, и вместе с тем между ними сразу же установилась некая мистическая связь…

Затем Висенте пригласил Дженетт на ужин, предоставив выбрать дату самой и лишив ее тем самым возможности отказаться, сославшись на ранее назначенную встречу с кем-либо другим. Подобное выражение личного интереса поразило Дженетт, считавшую свое влечение к нему явлением односторонним.

— Я нахожу вас очень красивой, — сообщил Висенте с довольством мужчины, способного читать тайные женские мысли.

— Но я вовсе не красива! — возразила она, уверенная, что его слова представляют собой дежурный, ничего не значащий комплимент.

Затем, вполне искренне заверив Висенте в том, что не встречается с мужчинами, и менее искренне в том, что в ее отказе нет ничего личного, Дженетт ретировалась.

В течение двух следующих недель он каждый день присылал ей цветы, прекрасные нестандартные букеты, настоящие произведения искусства. На третью неделю появился сам с упакованным в корзину для пикников холодным обедом. Войдя в ее квартирку, Висенте с полнейшим хладнокровием накрыл великолепный стол и впоследствии, уже уходя, вновь попросил назначить время встречи.

— Вы просто сумасшедший, — пробормотала Дженетт в полной панике. — Зачем такому человеку, как вы, желать встречи со мной?

— Я просто не в состоянии думать ни о чем ином.

— Все это лишено элементарного здравого смысла.

— Но вы тоже думаете только об этом, — незамедлительно нанес Висенте ответный удар. — Здравый смысл не имеет к таким вещам никакого отношения.

Однако Дженетт считала по-другому. Никогда не гоняясь за невозможным, она прекрасно осознавала границы своей привлекательности.

Но он продолжал звонить, хотя и не слишком часто, и Дженетт начала ожидать этих звонков, огорчаясь и тревожась, если тех долго не было. Их телефонные разговоры выглядели весьма занимательными, совсем не опасными, и она отказывалась признаваться себе в том, что ее привязанность к нему становится все сильнее, что отнюдь не способствовало спокойствию духа и работоспособности.

Дженетт даже не подозревала, что Висенте намеренно и планомерно преодолевает ее сопротивление, до той самой вечеринки по поводу завершения курса учебы Маргариты, на которой увидела его с другой женщиной. Только тогда, с душой, разрывающейся от горя при виде подобного предательства, она вынуждена была признать всю степень своей эмоциональной привязанности к Висенте Перрейре…

Устремив невидящий взгляд в окно лимузина, Дженетт вернулась от тяжелых воспоминаний прошлого к внушающему еще большие опасения настоящему. Каковы ее истинные чувства к мужу? Ведь стоило появиться признанию Николь Сежурн, как желание увидеться с Висенте стало столь нестерпимым, что все остальные дела показались совершенно неважными. Слов нет, элементарная порядочность требовала немедленно извиниться перед ним за все, сказанное два года назад. Однако явилось ли это единственной причиной столь спешной поездки?

Вопрос был весьма неприятен, и все же Дженетт заставила себя дать на него искренний ответ… И эгоистичность своего поведения заставила ее устыдиться. Как только препятствие в виде мнимой виновности Висенте в измене оказалось устранено, ей захотелось его вернуть. Точнее, самой вернуться к нему. Совершенно не подумав о последствиях, она ринулась сюда в отчаянной надежде спасти их брак, пока не стало слишком поздно. Разве не это было истинным мотивом ее поступка? Оставалось лишь надеяться, что Висенте не догадался о ее глупых тайных мечтах. Но значит ли это, что она должна вернуться домой, следуя его приказу? Неужели больше ничего нельзя сделать?

В памяти всплыли многочисленные случаи, когда ему пришлось терпеть ее отказы. Сдалась она далеко не сразу, однако, несмотря на всю свою непомерную гордость, Висенте продолжал упорствовать. Насколько проще было бы отступить, выбрать одну из окружающих его многочисленных женщин, готовых на все. Но, раз и навсегда решив, что ему нужна только Дженетт, он не позволил гордости мешать его планам.

Она вздрогнула словно ужаленная. Как же можно сдаваться после первой же неудавшейся попытки? Три года назад Висенте боролся за нее. Неужели теперь ей не хватит мужества побороться не только за него, но и за их брак? Готова ли она поступиться гордостью и вновь попытаться убедить Висенте в том, что некогда разделявшиеся ими чувства не умерли окончательно, что шанс еще есть? На то, чтобы принять решение, понадобилось совсем немного времени — дальнейшее существование без Висенте казалось ей невозможным.

Лимузин подъехал к железнодорожной станции. Вылезая из машины, Дженетт снова обратила внимание на мятую юбку. Господи, простонала она про себя, перед тем как встретиться с Висенте опять, придется купить что-то новенькое, ведь он всегда говорил, что независимо от нашего желания люди судят о человеке по внешнему виду.

Дженетт понадобилось немало времени на то, чтобы добраться до района со знакомыми ей магазинами, и еще больше — на выбор подходящего наряда. Крайне неохотно, поскольку ненавидела все, что привлекает хоть малейшее внимание к ее особе, она выбрала дорогое канареечного цвета платье. Висенте всегда предпочитал, чтобы она носила светлые, яркие цвета, а затем, распустив золотистые волосы по плечам, тщательно расчесала их.

Взяв такси, Дженетт направилась в престижный старый район, где располагался особняк, недавно приобретенный Висенте. Дизайнер, занимавшийся отделкой интерьеров, не так давно продал несколько фотоснимков одному из глянцевых журналов, и Элизабет не преминула обратить на него внимание сестры. По иронии судьбы Висенте отказался от ненавистного Дженетт огромного дома именно после их расставания…

Целиком занятая своими мыслями, она вылезала из машины, когда кто-то окликнул ее. Обернувшись, Дженетт увидела человека с фотокамерой, уже сделавшего один снимок и просящего, чтобы она оставалась на месте для второго. Тут же к ней со всех сторон бросились люди, выкрикивая вопросы. На какое-то мгновение молодая женщина остолбенела, а затем, наклонив голову как можно ниже, поспешила подняться по ступенькам, чтобы позвонить в дверь особняка.

За ее спиной сверкали фотовспышки. Вслед ей неслось:

—Какого вы теперь мнения об откровениях мадемуазель Сежурн, миссис Перрейра?

—Сегодня вас видели возле офиса вашего мужа. Правда ли, что ваш муж заставил вас прождать несколько часов, прежде чем согласился принять?

—Знаете ли вы о том, что мистер Перрейра встречается с Хилари Флинн? Ее называют одной из самых красивых и умных женщин. Посчитали ли вы это за оскорбление?..

Пришедшая в ужас от столь бесцеремонного допроса Дженетт закрыла лицо ладонями и втянула голову в плечи. По счастью, дверь немедленно открылась и чья-то заботливая рука втянула молодую женщину внутрь.

— Дженетт, вы пытаетесь спасти свой брак? — крикнул вдогонку один из репортеров, прежде чем дверь закрылась.

— Как вы себя чувствуете? — с участием в голосе спросила ее спасительница, усаживая Дженетт в стоящее поблизости кресло.

Это была сеньора Селорио, экономка Висенте, всегда относившаяся к ней с симпатией.

— Спасибо, Кристина, — пробормотала Дженетт, стараясь унять охватившую ее дрожь. — Хорошо.

— С чем тебя и поздравляю, дорогая, — раздался другой, гораздо менее участливый голос. — Мне было бы жаль лишиться возможности сказать, что твой визит сюда является самой большой глупостью, которую ты когда-либо совершила.

Как по мановению волшебной палочки экономка куда-то исчезла, и Дженетт поняла, что осталась один на один с мужем.

3

Она в ужасе обернулась и увидела приближающегося Висенте, вид которого не предвещал ей ничего хорошего. Тем не менее она оказалась буквально загипнотизирована его откровенной мужественностью. Он был столь великолепен, что, бросив один лишь взгляд на его худощавое волевое лицо и сильное мускулистое тело, Дженетт почувствовала, что слабеет.

— Как ты можешь так говорить? — пролепетала она, поднимаясь с кресла. Необходимо было защищаться, иначе он быстро подчинит ее волю себе.

— Разве не очевидно было, что пресса только и ждет твоей реакции на признание этой Сежурн! — гневно заявил он, заставив ее побледнеть.

— Публикация произвела на меня такое впечатление, — созналась Дженетт, — что подобная возможность даже не пришла мне в голову.

— А должна была прийти!

Висенте был слишком раздражен, чтобы смягчиться при виде искреннего сожаления, появившегося во взгляде ее зеленых глаз. Завтра во всех газетах появятся фотографии одетой в дурацкое платье Дженетт, испуганно уткнувшийся лицом в дверь, — вот о чем только и мог думать он.

— Наверное… Как думаешь, может, мне еще выпить? — растерянно спросила она, по-прежнему испытывая слабость в ногах.

Вспомнив о приливе бодрости, испытанной ею после выпитого в офисе Висенте бренди, Дженетт решила на время забыть о своем неодобрительном отношении к алкоголю и вновь прибегнуть к его помощи.

Опять выпить? Эта просьба сильно разочаровала Висенте. Неужели после их расставания она начала пить? Однако он распахнул дверь, ведущую в оформленную в черно-белых цветах гостиную.

Дженетт последовала за ним. Она нервно теребила сумочку, не зная, что делать и куда девать руки.

Слегка покраснев, она вызывающе подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Пожалуйста, не надо так. Я не знаю, как себя вести, когда ты в таком настроении.

Он бросил на нее взгляд исподлобья.

— По всей видимости, если бы ты предполагала, что наступит этот день, то во время нашего расставания вела бы себя по-другому.

— Если бы я только могла предвидеть, что эта ужасная женщина лжет, то расставания не было бы вовсе! — пылко заверила она.

— Два года назад ты предпочла поверить не моему слову, а россказням неизвестной тебе особы, что и положило начало нашему разрыву, — холодно возразил Висенте.

Как ни хотелось ей напомнить, какими именно были их отношения в тот период, Дженетт все же решила не подливать масла в огонь и сказала как можно мягче:

— Тогда мы с тобой несколько отдалились друг от друга… ты прекрасно это знаешь. Последние несколько недель мы почти не виделись. Ты находился в Барселоне, потом поплыл на яхте к Балеарским островам…

— Но ты могла быть на ней вместе со мной, — заметил Висенте.

Нервно стиснув руки, она тут же развела их в жесте отчаяния.

— Ты так много работал…

— Я предупреждал тебя об этом еще до свадьбы, — безжалостно напомнил Висенте.

— Чтобы не сидеть, изнывая от безделья, мне приходилось заниматься исследованиями… Послушай, Висенте, пожалуйста, удели мне пару минут твоего внимания, чтобы я смогла высказать все, что хочу! — взмолилась Дженетт.

С видом умирающего со скуки человека Висенте молча опустился в кресло.

— Я совершила ошибку… ужасную, чудовищную ошибку и признаюсь в этом! — начала Дженетт, прижав руки к груди. — Кроме того, я отлично понимаю, что ты очень зол на меня…

Висенте собрался было возразить, но Дженетт поспешно воскликнула:

— Не говори ничего! Я знаю, что виновата во многих вещах и моего извинения далеко не достаточно. Однако я знаю и то, что была счастлива с тобой как никогда в жизни!

Стараясь сохранять невозмутимость, Висенте медленно выдохнул. Неужели она надеется, что он ей поверит?

На бледных щеках Дженетт выступили красные пятна румянца.

— И я сделала бы все, что угодно, лишь бы вернуть это счастье назад!

Висенте чувствовал, как внутри него закипает гнев.

— Оно у тебя было, и ты выбросила его вон, дорогая. Теперешние же твои душевные переживания меня совершенно не касаются.

Дженетт вздрогнула. Темный, как ночь, взгляд Висенте был тверже алмаза, и осторожность требовала отступить, не высказывая всего, что накопилось в душе. Однако сдержаться она была уже не в состоянии. К тому же быть до конца честной перед мужем требовал долг.

— Все это верно… Но за последние несколько часов я многое о себе узнала. С тех пор как мы расстались, я ни минуты не была счастлива.

— Как ни грустно, но это приятно слышать, — насмешливо произнес Висенте, вспоминая, как она выглядела во время их медового месяца.

Лучащиеся счастьем и обожанием зеленые глаза, мягкие, пухлые губы, сложенные в несколько стыдливую улыбку. Более интимные воспоминания о распростертом на льняных простынях стройном, жаждущем ласк теле вызвали у него ответную реакцию.

В напряженном взгляде Висенте внезапно вспыхнул золотистый огонек, и у Дженетт невольно перехватило дыхание. Однако, собравшись с силами, она все-таки выдавила из себя слова, которые должна была сказать:

— Мои чувства к тебе нисколько не изменились, и я прошу предоставить нашему браку еще один шанс. Мне хочется вернуться к тебе.

И без того находящегося на пределе Висенте охватило удовлетворение самого низкого свойства.

— Тебе хочется вернуться?

— Да, мне этого хочется, — повторила Дженетт, стараясь не обращать внимания на оскорбительное для нее отсутствие видимой реакции с его стороны.

— Не могу ответить на это взаимностью, — наконец ответил Висенте, не в силах оторвать взгляда от соблазнительных пухлых губ.

Гнев и напряжение, накапливающееся внутри, грозили в любой момент вырваться наружу. Давно уже не был он так зол, как сейчас. Точнее сказать, два года. Два года, прошедшие со времени краха их брака. Два года, минувшие с той поры, как эта женщина принесла в жертву их отношения и будущее дочери с решимостью, которой никак нельзя было ожидать от некогда обожаемой им маленькой женушки.

— Но, может, если ты подумаешь… — неуверенно начала Дженетт.

— Мне нечего над этим думать! — отрезал он.

Сдерживая охватившую дрожь и стараясь не показать всю степень отчаяния, Дженетт понурилась.

— С другой стороны, — продолжил Висенте, — хотя наш брак и оказался ошибкой…

— Не говори так! — взмолилась она, напуганная этим заявлением, сделанным без малейшего промедления, как будто вопрос был давно им решен.

— Однако я не прочь, чтобы ты вернулась в мою постель…

Ошеломленная столь неожиданным поворотом разговора, Дженетт подняла на мужа взгляд, пытаясь понять, серьезно ли он говорит.

— Что ты сказал?

Жестом многоопытного мужчины, для которого в женщинах не осталось никаких тайн, Висенте, взяв ее за талию и притянув к себе, продемонстрировал свои намерения действием. Она смотрела на него словно загипнотизированная. Крепко прижав к своему мускулистому телу, он прильнул к губам Дженетт горячим поцелуем, сразу заставившим ее забыть обо всем остальном.

Голова ее закружилась, ноги подкосились, и она испугалась, что сейчас упадет. Но Висенте не собирался выпускать Дженетт из своих крепких объятий.

— Висенте… — пробормотала она, даже не думая о сопротивлении.

Он и раньше никогда не говорил о чувствах, пользуясь безоговорочным преимуществом своей сексуальной привлекательности. Поэтому теперь, впервые за последние два года оказавшись в его объятиях, Дженетт решила, что наконец-то прорвалась сквозь разделяющий их барьер, что Висенте вновь готов впустить ее в свою жизнь.

— Ты хочешь меня? — спросил он.

— Да… И так было всегда…

В ответ Висенте вновь поцеловал ее, жадно и необычайно чувственно. Дженетт отчаянно вцепилась в его плечи руками, испытывая несказанный восторг и возбуждение. Тело стало безвольным и податливым, сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди…

Еле заметно вздрогнув, Висенте словно очнулся от сна. Слов нет, ему страстно хотелось вновь утонуть в этом безотчетно отдающемся, покорном его воле теле, утолить столь внезапно вспыхнувшее желание. Однако с минуты на минуту должна была прийти другая женщина, которую, как он напомнил себе, можно взять без каких-либо обещаний и связанных с ними сложностей.

Решение пришло незамедлительно. Не существовало никаких причин для того, чтобы предпочесть вновь обретенную свободу возвращению почти уже бывшей жены только ради того, чтобы продемонстрировать ей, от чего она столь опрометчиво отказалась…

Взяв Дженетт за руки, он оторвал их от своих плеч и, опустив, немного отступил назад.

— Мне кажется, сейчас не слишком подходящее время.

Еще не понимая, что произошло, она по-прежнему не отрывала он него сияющего счастьем взгляда.

— Какое это теперь имеет значение. Мне просто хочется вновь быть с тобой.

Висенте почувствовал, что внутри него снова вскипает гнев. Неужели ей действительно кажется, что можно так легко и быстро вернуть прошлое? Нет, он никогда не простит ей того, как она с ним обошлась. Все кончено раз и навсегда. Неужели она и вправду думает, что, стоит лишь извиниться, и они вновь помирятся как малые дети, поссорившиеся из-за игрушки? Если так, то у нее с головой явно не все в порядке.

Ярость все нарастала, а в таком состоянии, учитывая его умение держать себя в руках, Висенте мог быть совершенно безжалостным.

— Мне кажется, что мы говорим с тобой на разных языках, дорогая, — сухо заметил он. — Я вовсе не заинтересован в возобновлении наших прежних отношений. Сколько надо повторять тебе, что об этом не может быть и речи, что все осталось в прошлом?

Дженетт смертельно побледнела, почувствовав себя как человек, пытающийся перейти зыбучие пески с завязанными глазами. Странным и неожиданным образом Висенте стал похож на ученого, разглядывающего исследуемый образец, то есть ее, в лабораторный микроскоп.

— Но всего лишь минуту назад ты… ты меня целовал, — растерянно произнесла она.

Висенте с трудом удержался, чтобы не поморщиться. Она была настолько прямолинейна, видела окружающее только в черно-белых тонах, безо всяких промежуточных переходов! Однако это лишь усилило его гнев. В конце концов виновницей крушения их брака была она, а вовсе не он.

— Это была лишь мимолетная вспышка похоти, — ответил Висенте с намеренной небрежностью.

Как он и ожидал, Дженетт, предпочитающая избегать подобных выражений, покраснела, сделав при этом протестующий жест.

— Но, как же…

— Я еще могу недолго покувыркаться с тобой в постели, но безо всяких матримониальных планов с твоей стороны, — убийственно хладнокровно добавил он. — Насколько я помню, ты проявила себя там на удивление пылкой.

Выслушав эту расчетливо оскорбительную похвалу, Дженетт ударила его по щеке так сильно, что отбила руку, не испытывая при этом, впрочем, ни стыда, ни сожаления. Нельзя позволять говорить о себе подобным образом. К тому же, может быть, пощечина запомнится Висенте гораздо лучше, чем снисходительный поцелуй.

Бледная как смерть, она начала обходить его стороной. Не хватало еще потерять над собой контроль и выказать себя еще большей дурой, чем есть на самом деле.

— Ни одна женщина никогда не осмеливалась поднять на меня руку, — угрожающе произнес Висенте, преграждая ей путь к двери.

— Оно и видно, — огрызнулась Дженетт, стараясь не смотреть на алое пятно, выступившее на его гладко выбритой щеке. — Что бы я ни сделала в прошлом и как бы ни разозлила тебя сегодня, намерения у меня были самые добрые, без стремления обидеть или оскорбить. Я не заслуживаю того, чтобы обо мне говорили, как о грязи под ногами!..

— Это вовсе не так…

— И я не позволю заставлять меня чувствовать себя виноватой за попытку спасти наш брак!

— Однако два года назад ты не слишком старалась сделать это, — возразил Висенте ледяным тоном.

Единственное, что оставалось Дженетт, — это как можно лучше скрыть охватившее ее отчаяние. Она потеряла его раз и навсегда. Возврата назад нет и не будет. Он ее презирает. Но разве можно его в этом винить? Во всех бедах виновата лишь она. Однако, несмотря на все свое горе, Дженетт чувствовала, что это было не совсем верно. Действительно, с Висенте она была намного счастливее, чем ранее без него, однако их брак был далек от совершенства, и на компромиссы приходилось идти ей одной.

— Признаюсь, теперь уже, наверное, слишком поздно, — с болью в сердце согласилась она. — Но разве моя попытка была таким уж преступлением?

Внезапно дверь открылась и на пороге появилась высокая, на редкость красивая брюнетка.

— Хилари, ты уже приехала? — бархатным голосом спросил ее Висенте. — Подожди несколько минут в кабинете, я сейчас освобожусь.

Хилари?.. Хилари Флинн?.. В состоянии, близком к панике, Дженетт не обратила внимания на названное одним из репортеров имя, однако сейчас сразу же узнала популярную ведущую ток-шоу одного из развлекательных каналов.

Подобно невзрачной мышке, зачарованной королевской коброй, она чувствовала себя не в состоянии оторвать взгляд от женщины, признанной всеми не только поразительной красавицей, но и несравненной умницей. Прямые, черные как смоль волосы обрамляли совершенной красоты лицо с бирюзовыми глазами. Она была стройна и выглядела невероятно элегантно. При мысли, что, разговаривая с ней, Висенте ждал появления Хилари, сердце Дженетт болезненно сжалось. Она отчаянно пыталась убедить мужа предоставить их браку еще один шанс, а он мечтал поскорее от нее отделаться.

— А вы, наверное, Дженетт, — вступила в разговор Хилари, и не подумав выполнить просьбу Висенте. — Мы никогда не встречались, но я уже как будто знакома с вами через вашу дочь.

— Мою дочь?.. — беспомощно повторила Дженетт.

— Карен чудо как хороша! Просто точная копия своего отца. — Хилари бросила на Висенте интимный взгляд. — Я обожаю детей!

— Разумеется, — пробормотала Дженетт, склоняя голову, чтобы скрыть полный муки взгляд.

Она чувствовала себя униженной не только самим появлением посторонней женщины, но и неожиданным знакомством ее с Карен. А понимание нежелательности своего присутствия здесь только ухудшало дело.

Заметно было, что Хилари, напротив, чувствует себя в особняке Висенте как у себя дома и отнеслась к появлению Дженетт совершенно спокойно. Неужели Висенте расскажет этой женщине, как она умоляла принять ее обратно? И они будут вместе смеяться над ней? В сравнении с Хилари Флинн она… Да разве можно сравнивать себя с такой женщиной? Она маленькая, белобрысенькая и внешне ничего собой не представляет. Даже ужасно дорогое новое платье по сравнению с внешне простым костюмом брюнетки выглядит нелепо.

Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Дженетт направилась к двери, ведущей в холл.

— Тебе придется подождать, — остановил ее Висенте. — Очередная сенсация в прессе нам ни к чему. Хилари уйдет первой через черный ход. Она уже опаздывает на запись передачи… Прости, дорогая, — обратился он к брюнетке, — я обещал поехать с тобой. Но сама видишь, ситуация изменилась.

Вынужденная подчиниться Дженетт постаралась, как говорится, сохранить лицо, изобразив улыбку, настолько натянутую, что она казалась вырезанной из дерева. Сам вид Висенте рядом с Хилари причинял ей острую боль. По счастью, он намеревался проводить популярную ведущую к двери.

— Надеюсь, мы еще встретимся, — любезным тоном произнесла Хилари, проходя мимо.

Стараясь не показать, как дрожат руки, Дженетт крепко сжала их в кулаки. Зачем только она вернулась? Что за безумие на нее нашло? Когда это Висенте обходился без представительниц прекрасного пола? Мужчины вообще устроены иначе, чем женщины. Мужчины… Десмонд! Они же договорилась о встрече!

Только сейчас вспомнив, что согласилась сходить с Десмондом на лекцию профессора Абрахамса, оставив Карен на попечение его матери, она почувствовала себя виноватой. Эта договоренность была достигнута еще пару недель назад, и столь запоздалый отказ, вполне естественно, обидит миссис Сандерленд.

Оглянувшись, Дженетт увидела телефон и, быстро подойдя к нему, набрала домашний номер. Едва назвав себя, она услышала:

— Где ты пропадаешь? Я уже полчаса торчу здесь!

— О, Десмонд, извини, пожалуйста! У меня случилось нечто непредвиденное… Не знаю, как тебе сказать… Словом, я совершенно забыла о нашей встрече!

Проводивший Хилари Висенте замер у приоткрытой двери гостиной. Задеть его было весьма непросто, однако этот невольно подслушанный разговор сделал свое дело. Он взглянул на повернутое к нему в профиль лицо Дженетт. Она казалась такой искренней, по-прежнему любящей его, когда всего лишь несколько минут назад с готовностью пришла в его объятия. И несмотря на это, у нее есть другой мужчина.

Десмонд! Что за мерзкое имя! Должно быть, какой-то худосочный зануда, книжный червь, чувствующий себя намного уютнее в библиотеке, чем в собственной спальне, решил он.

Не подозревающая о том, что ее подслушивают, Дженетт ощущала себя крайне неловко из-за своей непростительной забывчивости.

— Будет лучше, если я сама позвоню твоей матери и извинюсь. Она была так любезна, предложив посидеть с Карен!

— Я уже сказал матери, что ты заболела, так что сегодня тебе звонить не обязательно.

К облегчению Дженетт, голос Десмонда звучал значительно спокойнее, чем вначале.

Услышав, что их отношения зашли настолько далеко, что она знакома с матерью этого книжного червя, более того, та сидит с его дочерью, Висенте насторожился еще больше. Неужели все настолько серьезно? Не означает ли это, что Дженетт, одна из последних оставшихся в мире пуританок, спит с этим парнем? Подобная возможность показалась ему отвратительной, просто отвратительной. Как только могла она так низко упасть? Нет, разумеется, Висенте не оспаривал ее права на личную жизнь. Однако интересы Карен должны быть превыше всего и появление в ее жизни отчима вряд ли можно приветствовать.

—А разве Элизабет ничего тебе не объяснила? — спросила тем временем Дженетт Десмонда.

—Элизабет здесь нет. Свет везде горит, но в доме, похоже, никого.

Это было весьма странно. Чтобы выйти из дома, Элизабет должна была разбудить Карен, а значит, потом ее ни за что не уложишь.

Недовольно нахмурившись, она повела взглядом по гостиной. И тут неожиданно для нее вошел Висенте, решивший, что не может позволить, чтобы его застали за подслушиванием.

— Прости, но я не могу долго разговаривать, — поспешно сказала Дженетт в трубку.

Ощущая на себе пристальный и неодобрительный взгляд Висенте, она изобразила улыбку и как можно непринужденнее сообщила Десмонду, что встретится с ним по возвращении.

— Я загляну к тебе в кабинет в пятницу… Еда на двоих обойдется ненамного дороже, чем на одного.

Он явно намекал на свое намерение разделить с Дженетт приносимый ею из дома ланч. Это чуть было не заставило молодую женщину рассмеяться, однако она тут же устыдилась своего порыва. Десмонд, хоть и был скуповат, но пользовался всеобщим уважением как специалист и показал себя надежным другом.

Стараясь не смотреть в сторону Висенте, она положила трубку и спросила:

— Мне уже можно уйти?

— Нет!

— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась Дженетт.

— Дом окружен папарацци. Хилари удалось ускользнуть, но во второй раз эта уловка может не сработать, — сухо пояснил Висенте. — Ты должна остаться на ночь и потихоньку уйти утром.

Отрицательно покачав головой, молодая женщина направилась к двери.

— Об этом не может быть и речи.

— Снаружи тебя поджидает пресса, — повторил он. — Твое прибытие только разожгло их аппетит. Теперь они будут еще агрессивнее, чем в первый раз.

Напуганная этим предупреждением Дженетт побледнела и остановилась.

— Но, пойми, я просто не могу остаться!

— Почему? Это самый простой выход. Папарацци не будут ждать всю ночь, и твой незаметный уход рано утром решит все проблемы.

Худощавое волевое лицо Висенте казалось совершенно невозмутимым, как будто предлагать гостеприимство нежеланной и должной в скором будущем стать бывшей жене было для него самым обычным делом.

Встретившись с ним взглядом, Дженетт, покраснев, быстро отвела свой. Ей не слишком хотелось оставаться с ним под одной крышей, однако папарацци приводили ее в панический ужас, а предложение Висенте казалось не лишенным здравого смысла. Если успеть к раннему утреннему поезду, она будет дома прежде, чем проснется Карен, и сможет принести сестре завтрак в постель в благодарность за ее помощь, хотя и неохотно оказанную.

— Дженетт… — поторопил ее с ответом Висенте.

— Хорошо, я останусь… Спасибо за предложение… — несколько неуверенно согласилась Дженетт.

— Ты, наверное, голодна.

— Нет, совсем нет, — ответила она, и это была правда: от всего происходящего у нее начисто пропал аппетит. — День выдался очень трудный, можно я сразу пойду наверх?

Висенте бросил на нее странный взгляд.

— Ты меня удивляешь, дорогая. Мне казалось, что ты воспримешь время нашего вынужденного совместного пребывания здесь как еще одну возможность для реабилитации нашего брака.

Лицо Дженетт покрылось смертельной бледностью. Он насмехался над ней, насмехался самым жестоким образом! Убийственная язвительность всегда была одной из самых неприятных сторон его характера. Ее охватил праведный гнев.

— Может быть, мне не мешало бы сначала как следует подумать, стоит ли игра свеч.

— В смысле денег… несомненно, — незамедлительно ответил Висенте. — Что же касается всего остального, можно поторговаться.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, и не желаю этого понимать. — Дженетт чувствовала себя настолько уставшей, что хотела поскорее остаться одна. — Позволь мне пройти в свою комнату.

— Я тебя провожу.

На какой-то момент она позволила взгляду остановиться на муже, понимая, что, возможно, больше не увидит его до своего ухода. Интересно, в чем заключается секрет его неотразимости? В красивой наружности, стройности мускулистого тела, необъяснимой сексуальной притягательности? Или в харизматичности холодного, аналитического разума, внутренней силе, всегда берущей над ней верх? Как бы то ни было, одно она узнала точно: даже при наличии такой гарантии, как обручальное кольцо, любовь может приносить неимоверные мучения.

Очутившись на верхней площадке великолепной лестницы, Дженетт на мгновение остановилась.

— Несмотря на весь свой ум, ты оказался не слишком хорошим мужем, — заявила она.

Он поднял на нее недоуменный взгляд.

— Что ты хочешь этим: сказать?

— Брак был единственной вещью, которой ты еще не попробовал, и я оказалась в новинку. — Дженетт старалась не смотреть на Висенте, боясь подпасть под обаяние его личности, — Как-то на аукционе ты за миллион фунтов приобрел античную статую купающейся Дианы и, продержав ее в своей гостиной всего неделю, передал в музей. Насколько я знаю, больше ты никогда ее не видел. Главным для тебя был сам факт приобретения: ты обошел конкурентов.

Открыв дверь в спальню, Висенте включил: свет и отступил в сторону, давая ей пройти.

— Ты говоришь чепуху.

— Нет, просто я была для тебя чем-то вроде той статуи. Заполучив меня, ты потерял ко мне всякий интерес, — возразила она.

— Твои выдумки не стоят даже ответа. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони по телефону. — И Висенте направился к двери. — Спокойной ночи.

Спокойной ночи? Он что, шутит? Дженетт вся дрожала, ее душил истерический смех.

Какая жестокая ирония судьбы! Она, скучная и невзрачная, проводит ночь в его доме, а умопомрачительная Хилари тоскует в одиночестве. Но она, бедная и несчастная Дженетт, погналась за призраком угасшей два года назад любви — и потерпела поражение. А ее муж, с самого начала полагавший, что их брак был ошибкой, утешит красавицу следующей же ночью!

4

Не желая поддаваться столь упадническим настроениям, Дженетт решила позвонить Элизабет. Телефон дома не отвечал, и, обеспокоившись, она стала набирать подряд номера всех знакомых сестры. Прошло немало времени, прежде чем ей повезло.

—Дженетт, — голос Элизабет звучал приглушенно, к тому же его забивала довольно громкая музыка, — с какой стати ты звонишь сюда? Ты что, не доверяешь мне?

—Прежде ответь, что происходит? Почему ты не дома? И где Карен? — чуть ли не закричала Дженетт.

—Ой-ой-ой! Да не волнуйся ты так! Все в порядке! — ответила ей Элизабет.

—Что значит — в порядке? Объясни толком! — потребовала сестра.

—Ну, как только ушла Мария, — нехотя принялась рассказывать Элизабет, — позвонил Берти и сказал, что у него собирается классная компания…

—Теперь ясно, почему Десмонд не застал никого дома, — догадалась Дженетт. — Но как ты могла потащить малышку с собой? Ей же уже давно пора спать!

Наступило короткое молчание, потом вновь раздался раздраженный голос Элизабет:

—Твой Десмонд зануда, и очень хорошо я с ним не встретилась… А Карен у Берти очень даже понравилось. Она немного попрыгала вместе со всеми, а теперь спит как убитая в гостевой спальне наверху.

Расстроенная тем, как все обернулось, и невозможностью сейчас что-либо исправить, Дженетт со вздохом начала:

—Послушай, я останусь на ночь в Бирмингеме и вернусь утром с первым же поездом. Но если ты предпочитаешь, чтобы я приехала сегодня…

—Не глупи! Нет никакой причины для подобной спешки, — торопливо прервала ее сестра. — С твоей драгоценной дочерью все в порядке. Лучше скажи, как у тебя дела с Висенте?

Ощущая слабость во всем теле, Дженетт прилегла на кровать.

—Неважно… Он встречается с Хилари Флинн. Я ее видела. Она просто великолепна…

Элизабет злорадно хихикнула.

—Да, сегодня явно не твой день! А я ведь тебя предупреждала, не так ли?

—Верно, предупреждала, — грустно согласилась Дженетт.

—Висенте законченный негодяй! — раздраженно бросила Элизабет. — Ты говорила с ним насчет денег?

Дженетт болезненно поморщилась.

—Да… Думаю, с этим все будет в порядке.

—Великолепно! — воскликнула сестра.

На другом конце линии кто-то попросил ее закругляться, и Элизабет, быстро сказав «пока!», повесила трубку.

Дженетт медленно положила на место свою.

Да, опубликованное признание Николь Сежурн начисто выбило ее из колеи, лишило возможности смотреть на вещи трезво. Нечего было бросать все — в том числе и малютку Карен — и опрометью кидаться в Бирмингем. Висенте никогда не станет вновь частью ее жизни.

Боль, которую доставила ей эта мысль, была настолько остра, что заставила Дженетт содрогнуться. Прошло уже более трех лет с того момента, как она выбежала из квартиры Маргариты, не в силах вынести вида виснувшей на Висенте блондинки.

— Так, значит, вы все-таки интересуетесь мной не меньше, чем я вами, — сказал последовавший за ней мужчина, не скрывая своего удовлетворения. — Не беспокойтесь о моей спутнице, она здесь только в качестве вывески.

— А сама девушка об этом знает? — спросила Дженетт.

Висенте безразлично пожал плечами.

— Мне нужны только вы, дорогая. Другие женщины могут служить лишь некоторой заменой… Впрочем, если и следует кого-нибудь в этом винить, то только вас.

— Не надо сваливать на меня вину за то, что вы известны как покоритель сердец!

— Что ж, я холост… никому не лгу и не нарушаю никаких моральных принципов. Не будьте ханжой. Если бы я был таким праведником, каким вы хотели бы меня видеть, то у меня давно были бы жена и дети и вы мучились бы мыслью о том, что я вам недоступен. А так, никаких ограничений нет и вам нужно лишь набраться храбрости и перестать бегать от меня подобно маленькой девочке…

В три часа ночи Висенте пришел к ней домой, испытывая огромное облегчение от того, что не проводит ночь в объятиях другой женщины.

Прижав Дженетт к себе в полутьме прихожей, он тогда прошептал:

— С тобой все будет по-другому, дорогая. Все мое внимание будет принадлежать только тебе…

— Боже мой… — только и смогла произнести Дженетт, услышав, что он предлагает ей как будто в награду то, что ожидала как само собой разумеющееся.

— И я сделаю тебя счастливой. Это так просто, — продолжил он. — Зачем все усложнять?

Однако просто оказалось лишь любить Висенте, что, в прочем, могло быть только так и не иначе. Они встречались при каждом удобном случае, но времени всегда казалось слишком мало. Никаких сомнений по поводу характера их отношений у влюбленной Дженетт не возникало. Через два месяца Висенте попросил ее руки.

Однако в тот момент, как на ее пальце оказалось обручальное кольцо, уединению, которым они до этого наслаждались пришел конец.

Друзья Висенте, льстившие Дженетт в присутствии мужа, злословили за его спиной. Принимая во внимание высокое социальное положение и огромное богатство, Висенте считался завидным женихом, поэтому большинство женщин, принадлежащих к узкому кругу избранных, были до глубины души оскорблены его выбором. Непрекращающиеся обидные намеки на его непостоянство в отношениях с женщинами, на его легендарное либидо и на отсутствие у Дженетт какой-либо склонности к светскому образу жизни ослабили ее чувство собственного достоинства и веру в Висенте.

Однако было время, когда она этого еще не знала. День бракосочетания стал для нее самым счастливым в жизни, а их недолгий медовый месяц показался истинным блаженством. И все же, всего десять месяцев спустя, Дженетт уже ощущала себя одинокой и глубоко несчастной. Однако если бы не история с Николь Сежурн, она бы оставалась с Висенте. Сам он так и не понял истинной причины ее ухода. Просто мнимая измена окончательно убедила Дженетт в том, что развод с человеком, ясно дающим понять, что он жалеет о том, что женился на ней, был самым разумным и милосердным выходом из ситуации…

Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Дженетт прошла в примыкающую к спальне ванную и, сполоснув лицо холодной водой, решила, что, поскольку все равно вряд ли уснет в девять часов вечера, неплохо будет принять ванну и постараться намного расслабиться.

Погрузившись в ароматную теплую воду, она неожиданно задумалась о том, почему Элизабет так не любит Висенте. Сестра ни разу не сказала о нем доброго слова. Впрочем, и сам он всегда относился к Элизабет с некоторым холодком. Видимо, сказывалась несовместимость характеров…

В дверь ванной негромко постучали. Испуганно встрепенувшись, она села, пытаясь хоть как-то прикрыть наготу.

Я не одета! — предупреждающе крикнула Дженетт тому, кто находился за дверью.

Не имеет значения, — раздался голос уже вошедшего Висенте. — Я послал Кристину отнести тебе поднос с едой, но она сказала, что ты не отвечаешь. Пришлось позаботиться об этом самому.

Я не голодна, — пробормотала Дженетт.

Он окинул ее жадным взглядом.

Зато я голоден.

В чем же дело, у тебя в руках поднос с едой, — резко ответила Дженетт, безуспешно пытаясь оторвать от него взгляд.

Висенте был без пиджака и галстука, ворот рубашки расстегнут. И Дженетт охватила невольная нервная дрожь.

Он криво усмехнулся.

— Почему же ты не предлагаешь мне закрыть дверь с другой стороны?

Она знала почему, но сказать об этом не хватало духа. В воображении Дженетт он уже вынимал ее из воды, относил на кровать и утолял неугасимое желание, которое всегда в ней возбуждал.

Висенте смотрел на Дженетт и читал в полном надежды взгляде ответ. Однако, по обыкновению, инициативу проявить должен был он, дабы она не чувствовала своей ответственности за то, что делает. К его удивлению, теперь ему захотелось, чтобы все произошло наоборот. Почему бы и нет? Зачем облегчать ей жизнь до такой степени? В конце концов, теперешняя ситуация сложилась в результате именно его действий. Воспрепятствовав возвращению Дженетт домой, помешав свиданию с занудой по имени Десмонд, он уже тогда имел тайное намерение затащить ее в постель. Однако теперь пришла очередь Дженетт сделать свой выбор. Пусть поступает, как знает…

— Если хочешь спать сегодня в моей постели, можешь приходить. Я буду в соседней комнате, — произнес Висенте с мрачным удовлетворением.

Покраснев от смущения, она бросила на него недоуменный взгляд.

Как… как ты только можешь предлагать мне подобное?

Жизнь коротка, и я стараюсь сэкономить нам обоим время, не дожидаясь, пока ты решишься действовать. Либо ты желаешь меня настолько, чтобы пойти на этот риск, либо нет, дорогая, — пояснил Висенте любезным тоном. — Решать тебе.

И он вышел не оглянувшись.

Чувствуя себя оскорбленной до глубины души, она прислушивалась к шуму его шагов в ее спальне. Потом они стихли — Висенте ушел к себе.

Поднявшись, Дженетт закуталась в полотенце, вся дрожа от нервного возбуждения. Он слишком хорошо ее знал и, заметив горящее в ней бесстыдное желание, понял, что, сидя в ванной, она поджидала его. Но вместо того, чтобы поступить по своему обыкновению, так, как можно было ожидать от мужчины его властного темперамента, Висенте посмеялся над ее пассивностью.

Дженетт не привыкла и не любила рисковать. По этой причине все совершенное ею сегодня казалось ей самой не совсем реальным. Отважиться на встречу с Висенте, да еще дважды! Однако к чему привело это вновь обретенное желание рисковать? Лишь к крушению иллюзий, которые она лелеяла все минувшие два года, ясному пониманию того, насколько несчастлива ее жизнь без Висенте. Более того, этот опыт вынуждал Дженетт изменить свой взгляд на их брак.

Несмотря на красоту и совершенство Хилари Флинн, муж по-прежнему испытывал привязанность к ней. И вместо того, чтобы придираться к излишне грубой форме, в которой эта привязанность выражается, не стоило ли поблагодарить судьбу за представившуюся возможность? В конце концов, если бы Висенте не находил ее привлекательной, надежды не было бы никакой. Не значит ли это, что она должна лечь с ним в постель?

Однако не слишком ли поспешным будет подобный поступок? До сих пор Висенте не слишком переживал из-за моего отсутствия, уныло напомнила себе Дженетт, хотя его сексуальный аппетит был весьма велик. Но, как бы то ни было, они до сих пор состоят в браке, оказавшемся на грани краха по ее вине.

Она потратила целый день, чтобы заверить Висенте в своем желании вернуть все назад. Можно ли винить его в том, что он воспринял ее слова буквально? Не является ли предоставленная ей возможность рискнуть сигналом к тому, что надежда не потеряна окончательно?

Не время, пыталась уверить себя Дженетт, терзаться сомнениями по поводу моей сексуальной непривлекательности. Это мог быть последний и единственный шанс спасти их брак. Нельзя жертвовать им в угоду ложно понимаемой стыдливости.

Надев бюстгальтер и трусики, она призадумалась. Несколько глупо полностью одеваться только затем, чтобы пройти в соседнюю комнату. После некоторого колебания Дженетт сняла с кровати легкое шелковое покрывало и завернулась в него на манер римской тоги.

Не дожидаясь, пока ее охватят очередные сомнения, она вошла в соседнюю комнату… оказавшуюся темной и пустой. Решив, что неправильно его поняла, Дженетт бросилась в следующую по коридору спальню, но и там никого не было. Настоящая охота за мужем, подумала она, почувствовав панику. Может, он просто передумал?

— Нет никакой необходимости обыскивать весь дом, я здесь, — раздался голос позади нее.

Застигнутая врасплох Дженетт резко обернулась и, наступив на край окутывающего ее покрывала, упала на пол, весьма больно при этом ударившись.

Боже мой, с тобой все в порядке? — с тревогой в голосе спросил Висенте и, проворно нагнувшись, помог ей подняться.

Все прекрасно, — ответила она, чуть не плача от собственной неуклюжести.

Надо же быть такой невезучей, чтобы плюхнуться прямо у его ног! — огорченно подумала молодая женщина.

— И что теперь? — спросила Дженетт, очутившись наконец в его комнате.

Я сниму это с тебя, пока ты не сломала себе ногу, — ответил Висенте и, прежде чем она успела отреагировать, сдернул с нее покрывало.

Ой! — пискнула Дженетт и, машинально прикрыв руками грудь, впервые взглянула на мужа.

Висенте был в шелковом халате на голое тело, и при виде его загорелого мускулистого торса у нее сразу пересохло во рту.

Знаешь, странно оказаться здесь с тобой наедине… — неуверенно произнесла она.

Я бы сказал, что это эротично, — возразил Висенте, подходя ближе, и, запустив пальцы в спутанные волосы Дженетт, откинул ей голову назад. — У меня такое чувство, будто я султан, а ты рабыня и что сегодня я могу позволить себе все, что захочу.

Недоуменно нахмурившись, она нервно рассмеялась. Наверняка он просто пошутил.

Я бы не советовала заходить настолько далеко…

Думаю, ты зайдешь настолько далеко, как этого захочется мне, дорогая. — И нарочито неторопливо Висенте прильнул к ее мягким полураскрытым губам.

Это было все равно что поднести зажженную спичку к запалу динамитной шашки — тело Дженетт охватила непроизвольная дрожь ожидания. Подняв голову, Висенте заглянул ей в глаза и вновь поцеловал, на этот раз настолько страстно, что ей, дабы не упасть, пришлось обнять его за плечи.

Он снял с нее бюстгальтер и, не обращая внимания на протестующий возглас, взял Дженетт за руки, не давая ей отвернуться.

— Я соскучился по твоему телу, — признался Висенте.

Лицо ее покрылось легким румянцем стыда. Хотя и польщенная его замечанием, она остро ощущала свою наготу под его внимательным, оценивающим взглядом.

— Приятно будет познакомиться с ним вновь, — продолжил он, касаясь большими пальцами нежных сосков.

Дженетт вскрикнула и невольно задержала дыхание. Тогда, нагнувшись, Висенте поднял ее на руки.

Куда ты меня несешь? — пролепетала она.

В мою постель, конечно. Что за глупый вопрос? — ответил он. — Однако ты не такая уж воздушная, как кажешься.

Висенте положил Дженетт на широкую кровать. Он не солгал ни на йоту, был с ней честен. А если Дженетт предпочитает быть оптимисткой и исходить из других предположений, то это не его проблема. Ему ее хочется, да и она не против. Зачем же все усложнять?

Приглушенный свет, отливающий золотом в спутанных светлых волосах Дженетт, лишь подчеркивал белизну нежной кожи и безупречность стройного тела.

— Ты действительно красива… в своем роде, — заявил Висенте почти грубо, как будто боясь дать ей повод возомнить о себе слишком много.

Это тебе только кажется, — рискнула возразить она.

Разве Десмонд так не думает?

Десмонд? — Дженетт удивленно раскрыла глаза, совершенно не понимая, откуда он мог узнать о существовании этого человека, однако не слишком порываясь это выяснять. — Не думаю, чтобы он вообще когда-нибудь обращал внимание на мою внешность. Десмонда так же, как и меня, больше интересует наука…

Чертовски разумный подход, — сквозь зубы процедил Висенте, недовольный непринужденностью, с которой Дженетт признала свою общность с этим человеком. — Однако в данный момент, как мне кажется, важно лишь мое мнение, дорогая…

Подобная самонадеянность заставила ее сердце болезненно сжаться.

— Поэтому не старайся залезть под простыню, чтобы от меня спрятаться. Прошло так много времени! Дай мне насладиться зрелищем, — сказал он и резким движением сдернул оставшиеся на ней трусики. — Так-то лучше.

Немного отступив, Висенте сбросил халат. Лицо его покраснело от возбуждения. Он часто и неровно дышал.

Дженетт закрыла глаза.

— Нет, смотри на меня! — потребовал он. — Я хочу видеть тебя, видеть по-настоящему… обнаженной…

Окинув взглядом распростертое перед ним стройное тело, Висенте не смог сдержать невольный возглас.

— Боже мой! — В этом возгласе звучали самые неподдельные восхищение и благоговейный восторг. — Ты еще прекраснее, чем представлялась мне в мечтах!

Опустившись на колени, он, быстро протянув руку, остановил Дженетт, внезапно ощутившую себя будто выставленной напоказ и попытавшуюся прикрыть ладонями обнаженную грудь.

— Не надо! — настойчиво повторил он.

Крепко сжав сильными пальцами запястья Дженетт, Висенте завел ей руки за голову, и на губах его появилась чувственная улыбка.

— Никогда не закрывайся от меня, дорогая, — приказал он. — Не пытайся спрятать красоту своего тела. Я твой муж и как таковой имею право видеть любую часть твоего великолепного тела…

Взгляд его горел торжеством и довольством.

— Даже более чем видеть…

Свободной рукой Висенте по-инквизиторски медленно провел кончиками пальцев по ее лбу и ниже, по мягкой округлости щеки.

Я могу касаться тебя здесь… и здесь… — Рука-искусительница приласкала плечо и небольшую, но прекрасной формы грудь. — И здесь…

Висенте! — воскликнула Дженетт, вздрогнув от прокатившейся по всему телу волны острого, почти на грани боли, удовольствия, когда загорелый палец очертил круг около чувствительного соска.

Тебе это нравится, дорогая? — Его полный триумфа голос напоминал довольное мурлыканье тигра. — А что, если я попробую сделать так?

На этот раз его горячая ладонь соскользнула с груди и сосок немедленно подвергся нежной ласке влажных горячих губ. Дженетт ничего не оставалось, кроме как откинуть голову назад и, не стесняясь, громко стонать, пока его язык следовал по той же дорожке, что и палец перед этим, а зубы дразнили нежную кожу, приводя молодую женщину в экстаз и лишая последних остатков самоконтроля.

— Прекрасно, — пробормотал Висенте, подняв темноволосую голову и посмотрев на раскрасневшееся лицо Дженетт — А как насчет вот этого?

Висенте захватил губами верх груди и начал осторожно посасывать, пока Дженетт не выгнулась ему навстречу в молчаливой просьбе новых, еще более изощренных ласк. Он тихо рассмеялся, и теплое его дыхание, коснувшись чувствительной кожи, вызвало дрожь в ее теле.

— Тебе нравится, дорогая? — спросил Висенте, когда Дженетт, не выдержав интенсивности чувственных ощущений, что-то протестующее пробормотала. — Не об этом ли ты мечтала долгими одинокими ночами? Хотела ли ты, чтобы я ласкал тебя здесь? А может быть, здесь?..

И вновь его дразнящие пальцы коснулись кожи Дженетт, рисуя эротические узоры на ее грудях, теперь покрасневших от возбуждения. Вяло и безвольно, она все-таки пыталась сопротивляться. Однако, поняв, куда именно направляется рука Висенте, вновь замерла в оцепенении.

Не в силах пошевелиться, Дженетт с замиранием сердца ожидала, что будет дальше. Не отрывая от нее взгляда, ловя малейшую ответную реакцию ее тела, он продвигался все ниже и ниже.

Несколько раз Висенте, делая вид, что передумал, начинал движение в обратном направлении, вызывая у нее возгласы протеста. Затем, заметив, что она прикусила губу, пытаясь заглушить эти звуки разочарования, он, приняв окончательное решение, накрыл ладонью пушистый холмик, средоточие ее женского естества.

Так вот чего ты хотела, — пробормотал Висенте, делая вид, что удивлен этим открытием. — Почему же ты этого не сказала? Надо было только попросить…

Висенте!

Голова Дженетт не находила покоя на подушке. Скрыть то, что она сейчас испытывает, то, какой эффект производят на нее его действия, не представлялось невозможным. Она была полностью захвачена обуревающим ее желанием, целиком подпала под его влияние и, самое плохое, ей было абсолютно все равно, как это выглядит в его глазах.

Все с той же торжествующей улыбкой Висенте вновь наклонился и поцеловал ее, подняв такую бурю эмоций в ее душе, что Дженетт даже зажмурилась в напрасной попытке обрести над собой хотя бы подобие контроля.

— Я с самого начала знал, что ты моя. Моя и только моя! Знал, что стоит мне коснуться тебя, поцеловать, как ты уже не сможешь уйти ни к кому другому. Не сможешь даже подумать ни о ком другом, — раздался его голос, полный жестокого удовлетворения.

— Жизнь без тебя нельзя назвать жизнью, — пробормотала все еще находящаяся в плену эмоций Дженетт.

Молодая женщина пыталась удержаться от слез, что было нелегко, учитывая блаженство, которое она испытывала.

— Тебе так кажется, дорогая. — Потянувшись с грацией дикого зверя, Висенте поцеловал ее в лоб.

Положив ладонь на мускулистую грудь мужа, она заглянула ему в глаза.

На ее губах появилась смущенная улыбка. Она все еще полагала, что он шутит.

О, по крайней мере, во весь размах рук.

Но я не просил любви… Мне нужен был от тебя только секс.

Дженетт смутилась.

Мне не нравится, когда ты так говоришь.

Если ты меня любишь, то простишь мне эти слова, — возразил он.

Опасный блеск его глаз заставил ее промолчать, что-то было явно не так, Она отдала ему свое тело и предложила любовь, однако, воспользовавшись одним, Висенте, похоже, пренебрег другим. «Мне нужен был от тебя только секс». Неужели это серьезно? От испытанного унижения ее затрясло.

И тут стоящий на столике возле кровати телефон громко зазвонил. Чуть отстранив Дженетт, Висенте поднял, трубку.

— Да, я Висенте Перрейра. В чем дело?

Его серьезный, даже озабоченный тон заставил ее испуганно замереть.

— В какой больнице?.. А ее состояние?.. Как это все произошло?

Несмотря на загар, заметно было, что Винсенте побледнел.

— Спасибо, — произнес наконец он, выслушав ответ. — Я буду в больнице так быстро, как только смогу.

Швырнув трубку, Висенте бросил на Дженетт полный ледяной ярости взгляд.

— Это из полиции. Час назад они доставили Карен в больницу, всю в царапинах и синяках. Ее нашли на улице в полном одиночестве!

Дженетт не поверила своим ушам.

— Что ты говоришь?!

— Твоя сестра пыталась забрать ее, но оказалась не в том состоянии, чтобы ей можно было доверить ребенка. По всей видимости, она взяла девочку на какую-то вечеринку и та ушла оттуда никем не замеченная, — процедил Висенте сквозь стиснутые зубы.

— О боже, не может быть! — Охваченная беспокойством за здоровье дочери Дженетт все же никак не могла поверить в возможность такого поворота событий. — В больнице? Карен в больнице? Как она себя чувствует?

Теперь в суровом взгляде Висенте читалось еще и безграничное презрение.

— Как ты только могла оставить мою дочь под присмотром этой эгоистичной стервы?

— Пожалуйста, скажи мне, что с Карен… С ней… с ней все в порядке? — Дженетт интересовало только это.

— Черт бы тебя побрал! Что значит «в порядке»? Она вся в царапинах и синяках и испугана до смерти. Ее могли похитить, убить, сделать что угодно! Слава Богу, Он оказался настолько милосерден, что сохранил мне дочь! — в ярости закричал на нее Висенте, торопливо одеваясь, — Кое-кому придется за это ответить!

О, если он угрожает ей, то пусть делает что хочет. Лишь бы с Карен, с ее драгоценной малышкой все обошлось!..

5

Сидя на заднем сиденье лимузина рядом с Висенте, Дженетт неотвязно думала только об одном: как такое могло произойти? Она была вне себя от тревоги за дочь — муж не пожелала рассказать ей толком, что ему сообщили из больницы. Но и того, что стало Джанет известно, вполне хватало, чтобы она холодела от ужаса.

Но откуда ей было знать, что Элизабет окажется настолько безответственной? Да, сестра не осталась дома присматривать за малышкой, как обещала, а отправилась в гости, потащив с собой Карен. Но даже в такой ситуации все могло обойтись без проблем. Масса молодых родителей берут своих малышей в шумные компании, и, как правило, с ними ничего страшного не происходит…

— Почему ты не обеспечила должного ухода за Карен? — спросил Висенте, прервав ее размышления.

Дженетт, которой не терпелось поскорее увидеть дочь, успокоить и приласкать, попыталась собраться с мыслями.

— Можешь винить в этом Николь Сежурн и ту газетную статью.

— Я виню тебя! — бросил он.

Дженетт нервно стиснула руки.

— Мария, няня Карен, работает на меня только часть дня и свободна по вечерам. Раньше одна из моих студенток подрабатывала приходящей няней, но теперь она уже окончила учебу. Мое обращение к Элизабет было вынужденным. Уложить Карен должна была Мария. К тому же я не собиралась задерживаться надолго… Но, если честно, мне и в голову не приходило, что я подвергаю малышку риску. Я доверяла сестре…

— Черт побери! Как ты можешь доверять Элизабет? — В темных глазах Висенте словно сверкнула молния. — Она слишком испорчена и эгоистична, чтобы пожертвовать своими личными интересами ради ребенка. Разве можно было на нее рассчитывать?

— Я даже на секунду не могла предположить, что Элизабет способна причинить Карен зло, — откровенно призналась Дженетт. — Теперь очевидно что это было ошибкой. Не думаю чтобы я когда-нибудь простила себе…

— Я-то уж точно не прощу тебе этого никогда! — грубо оборвал ее Висенте.

Она чувствовала себя совершенно сбитой с толку. Мучительно больно было думать о Карен, страдающей без ее любящей заботы. Не меньшие мучения приносили мысли о своей вине и предательском поведении сестры. Однако самым болезненным было воспоминание о том, что всего лишь час назад Висенте занимался с ней любовью, а затем отверг ее любовь в самой грубой и унизительной форме.

На какое-то мгновение ей, по своей наивности, даже показалось, что они стоят на пороге новых отношений. Но в следующий момент все ее надежды потерпели крушение.

Почему никогда ранее она не замечала, насколько жестоким может быть Висенте? Почему предпочитала не обращать внимания на неприятные стороны его характера или извинять их? Сам он на компромиссы никогда не шел, никогда не признавал собственных ошибок, а теперь отказывает ей в прощении и сочувствии.

— Когда-то я простила тебе гораздо большее, — произнесла Дженетт дрожащим голосом.

Висенте бросил на нее вызывающий взгляд.

— Я не совершил ничего, что требовало бы прощения.

Это заявление послужило последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Зеленые глаза Дженетт яростно засверкали.

— Неужели? Теперь ты, может быть, и любишь Карен. Но когда я забеременела, ты повел себя как юнец, которого заставили жениться насильно!

Это гневное заявление застало Висенте врасплох. Он не мог понять, каким образом только что кажущаяся тихой и кроткой женщина могла прийти в такую ярость.

— Послушай…

Не смей это отрицать! — прошипела она, как загнанная в угол кошка.

Однако Висенте быстро пришел в себя.

— Я вовсе не собираюсь отрицать, что был расстроен тем, что ты решила забеременеть, несмотря на принимаемые мной меры предосторожности…

— Это не было моим решением!

Висенте не обратил на ее возражение ровным счетом никакого внимания.

— Мы поженились совсем недавно, и мне хотелось подождать несколько лет, пока, наша семья окрепнет. Ты прекрасно об этом знала. Когда же решила проигнорировать мое желание…

— Перестань сейчас же! — воскликнула Дженетт, подняв руки в протестующем жесте. — Ты не хочешь меня слушать! Если бы мне пришла в голову мысль, что ты подозревал меня в том, что я забеременела намеренно, то… Стой, а почему же ты ничего не сказал мне тогда?

— Ну, что тебе ответить… — пробормотал он усмехнувшись. — Наверное, не захотел выглядеть юнцом, которого заставили насильно жениться.

Дженетт покраснела, но не от смущения, а от досады.

— Тебе до сих пор кажется, что ты можешь быть умным за мой счет. Что ж, не люблю выяснять отношения, однако должна сказать в свою защиту…

— Да-да, не терплю неопределенности! — ставил Висенте.

Руки ее сжались в кулаки.

— Но прежде скажи: почему ты вообще решил, что я зачала ребенка вопреки твоему желанию?

— Я много работал, тебе это не нравилось, поэтому мне показалось, что ты надеялась использовать ребенка как средство покрепче привязать меня к дому, — Висенте вгляделся в ее лицо, пытаясь отыскать на нем виноватое выражение. — Ты поставила меня перед фактом, и я был вне себя от ярости, но делать было нечего, Честь требовала, чтобы я признал, что ты носишь моего ребенка, и я, как говорится, сделал хорошую мину при плохой игре.

— Поэтому стал работать еще больше, почти перестал со мной разговаривать и: даже переселился на яхту, желая помешать мне видеться с тобой чаще, — резюмировала Дженетт. — Честь потребовала от тебя слишком больших жертв!

Висенте еле заметно нахмурился.

Я не согласен…

Ты можешь не соглашаться с чем угодно! — пылко воскликнула Дженетт. — Но поверь, я не лгу. Более того, беременность стала неожиданностью для меня самой!

По сумрачному выражению его лица нельзя было определить, как он отнесся к ее словам. Поэтому Дженетт добавила, старясь убедить его:

— Я даже никогда не пренебрегала противозачаточными таблетками. Почему ты не подумал, что бывают случаи, хотя и редкие, когда таблетки не срабатывают?

Висенте пожал плечами.

Это даже не приходило мне в голову.

А ведь мой врач как раз предположил, что это был именно тот редкий случай. Но когда я пыталась объясниться по этому поводу с тобой, ты выходил из комнаты или: начинал разговаривать по телефону.

Ты же знаешь, я не большой любитель женской болтовни, — заявил он холодно.

Что ж, теперь тебе известно, что я тебя не обманывала, — подытожила Дженетт. — Я забеременела только потому, что подвели таблетки. И сейчас я просто в шоке от того, что ты заподозрил меня в нечестной игре…

В этот момент лимузин остановился перед ярко освещенным зданием больницы, что заставило молодую женщину мгновенно забыть о споре. Поспешно открыв дверцу, она выскочила из машины, торопясь поскорее заключить обожаемую дочь в объятия.

Вместе с Висенте они подошли к регистрационной стойке и назвали себя. Тотчас же перед ними появился пожилой человек, представившийся полицейским. Слепая и глухая ко всему, кроме своего желания поскорее увидеть Карен, Дженетт рванулась было по коридору, но Висенте ее остановил.

Они узнали, что Карен, видимо перевозбудившись в незнакомой шумной обстановке, не смогла уснуть и решила спуститься вниз. Но, заблудившись в чужом доме, вместо того чтобы оказаться в гостиной, где громко звучала музыка и весело смеялись взрослые люди, она добралась до входной двери и очутилась на улице. Проезжавшая мимо женщина увидела растерянную маленькую девочку, когда та, заметив на другой стороне улицы рыжую кошку, побежала к «кисе». Женщина выскочила из машины и остановила Карен прежде, чем та успела выскочить на проезжую часть. Не имея понятия, откуда мог взяться ночью на улице ребенок, женщина вызвала представителей власти.

Когда Элизабет обнаружила пропажу Карен, полицейские, обходившие все дома, расположенные поблизости, как раз позвонили в двери, Но, увидев подвыпившую молодую женщину, отказались отдать ей перепуганную племянницу, у которого текла кровь из царапины, полученной, по всей видимости, в результате падения с лестницы. Малышку решили отвезти в больницу, а потом, выяснив, кто родители девочки, позвонили Висенте.

Дженетт попросила сообщить ей имя и адрес добросердечной женщины, не бросившей Карен на улице и спасшей ее, возможно, от худшей участи. А затем, горя желанием поскорее обнять Карен, направилась к ее палате. Но тут на пути ее встала Элизабет.

— Ты, наверное, винишь меня во всем этом кошмаре?

Учитывая обстоятельства, подобный вопрос был не слишком уместен, однако, заметив покрасневшие от слез глаза сестры, Дженетт смягчилась. К тому же, как ей стало известно, Элизабет уже получила строгое предупреждение от полиции за нахождение в пьяном состоянии во время ухода за ребенком.

— Мне очень жаль, что ты не сдержала слова и не осталась с Карен дома, как обещала.

— Я надеялась, что ты не узнаешь о вечеринке. Если бы не эта неприятность, у тебя не было бы повода для волнения. Ну что страшного в том, что я взяла Карен с собой! — тут же принялась оправдываться Элизабет. — Она здорово повеселилась, а потом я уложила ее спать. Откуда мне было знать что ей взбредет в голову отправиться путешествовать. Раньше она так никогда не де…

Элизабет замолчала, поняв, что сболтнула лишнего.

— Значит, это уже не первый раз? — встревожено уставилась на сестру Дженетт. — Я, конечно, понимаю твое желание повеселиться и не виню…

— Зато я тебя виню, Элизабет, — раздался ледяной голос Висенте, стоящего сзади. — Однако не время обсуждать это дальше. Сейчас важнее всего Карен.

— Сегодня я переночую у друзей, — — с вызовом произнесла Элизабет и, вскинув голову удалилась, прежде чем Дженетт успела что-нибудь сказать.

Карен по настоянию Висенте отвели отдельную палату, где они ее и нашли. Вопреки всем стараниям медсестры, забившаяся в угол кроватки девочка рыдала что было сил. Но, услышав голос матери, тут же приподнялась, раскрыла полные надежды огромные темные глаза. Нос ее был слегка поцарапан, на лбу красовался багровый синяк, а на пухлой щечке алела ссадина.

Сама вся в слезах, Дженетт схватила ребенка и прижала к себе так крепко, будто решила никогда больше не выпускать из рук.

Подняв наконец покрытую темными вьющимися волосами головку с плеча матери, Карем бросила удивленный взгляд на стоящего рядом; мужчину.

— Папа?..

Впервые в жизни Дженетт видела, как дочь протягивает руки к Висенте. Однако, сделав кажущийся очевидным выбор, Карен тут же передумала и, вновь испуганно прильнув к матери, заплакала.

— Она, никогда не видела нас вместе, это сбивает ее с толку, особенно в теперешнем состоянии, — мрачно прокомментировал Висенте.

Дженетт почувствовала угрызения совести. Не привыкшая видеть родителей вместе Карен расстроилась. Но чья в этом вина? Этот вопрос болезненно ранил ее и без этого страдающую душу. Их союз разорвала она, именно она виновна в том, что Карен растет, видя отца лишь время от времени, как случайного знакомого.

Закусив губу до крови, Дженетт почувствовала, что не может сдержать вновь подступающих слез. Клянусь отныне всеми силами способствовать тому, чтобы предоставить Висенте возможность наверстать упущенное время! Его нежелание пойти навстречу моей попытке наладить хотя бы подобие прежних отношений не должно отражаться на дочери, сказала она себе. Нельзя больше позволять, чтобы моя оскорбленная гордость мешала их с Карен общению.

— Забирай поскорее ее домой, — сухо посоветовал Висенте.

Очутившись в лимузине, Карен, все еще готовая расплакаться в любой момент, изо всех силенок вцепился в рукав пиджака Висенте. Было видно, что ее клонит ко сну, однако она, отчаянно противясь этому, постоянно переводила взгляд с отца на мать, словно до сих пор не веря в их присутствие.

— Она сильно напугана. Карен понадобится время, чтобы прийти в норму, — нарушил молчание Висенте.

Присутствие дочери заставило его смягчить тон, однако взгляд темных глаз был тверд как сталь.

Остро ощущающая свою вину Дженетт сделала вид, что не расслышала. Возразить ей было нечего. То, что их крошка дочь узнала, что окружающий ее ранее удобный и безопасный мирок способен таить в себе опасность, а всегда готовой приласкать матери может не оказаться рядом, произошло только по ее недосмотру.


Увидев крохотный, утопающий в цветах домик Дженетт, Висенте не сказал ни слова. Нагнув голову, он шагнул в дверь… и тут на него сверху кто-то прыгнул и вцепился в ткань пиджака острыми коготками.

Выругавшись сквозь зубы, Висенте схватил котенка и швырнул на ковер. Тот, ловко приземлившись на четыре лапы, выгнул спинку дугой и угрожающе зашипел.

— О боже, тебе не надо было входить первым! — воскликнула огорченная Дженетт. — Робин просто хотел с тобой поиграть.

— Робин! Мой Робин! — Сразу забыв обо всех своих неприятностях, Карен вырвалась из рук матери и бросилась к котенку.

Висенте, настроение которого было отнюдь не улучшилось, скептически наблюдал за возней дочери и кошкой.

— Он меня чуть не оцарапал, — заявил он недовольным тоном.

— Неужели? Наверное, это от страха — ответила Дженетт. — Робин еще очень маленький и постороннему человеку трудно понять, когда он играет, а когда сердится.

— Постороннему человеку, — повторил Висенте, и Дженетт смущенно пробормотала:

— Прости, я не хотела сказать ничего плохого в твой адрес. Просто случайно оговорилась.

В этот момент Робин перевернулся на спинку и всеми четырьмя лапами стал ловить руку играющей с ним Карен. Он скалил маленькую пасть с острыми зубками и розовым язычком, но было ясно, что ни за что не прочинит девочке вреда.

— Робину пришлось пережить тяжелые времена, — объяснила Дженетт, наблюдая за ним. — Мы с Карен увидели его на улице, грязного и голодного, и не смогли пройти мимо. Теперь он отъелся, стал пушистым, но так и не научился доверять людям. Он любит только меня и Карен.

Сказав это, Дженетт подхватила Карен на руки и понесла наверх. Робин, прыгая через ступеньку, последовал за ними. Замыкал шествие Висенте. Все, что он видел вокруг, не радовало глаз. Это было нищенское жилище, предназначенное для людей, не страдающих клаустрофобией.

Чтобы стать свидетелем того, как Дженетт укладывает дочь в кроватку, стоящую рядом с ее кроватью, Висенте прошлось остаться в коридоре. Лицо его помрачнело. Как получилось, что Карен оказалась лишена удобств и игрушек, на которые имеет полное право?

Пригладив спутанные волосы никак не успокаивающейся малышки, Дженетт оглянулась на Висенте.

— Ей не хочется, чтобы ты уходил. Думаю, Карен будет спокойнее, если она увидит, что ты все еще здесь.

— Я останусь до тех пор, пока она не уснет, — пообещал он.

Взгляд огромных сонных глаз ребенка остановился на Висенте, и мысли Дженетт приняли другое направление. Видеть отца и дочь вместе было несколько странно и непривычно для нее. К ее удивлению. Привязанность Карен к Висенте была намного сильнее, чем можно было бы предположить. С другой стороны, наивно было бы ожидать, что, как мать, она автоматически имеет право претендовать на львиную долю любви дочери. Вот и сейчас Карен приглашающим жестом просунула руку между прутьями кроватки, и Висенте, рассмеявшись, шагнул наконец в комнату.

Присев на край кровати Дженетт, он наклонился и взял дочь за руку. Счастливо улыбнувшись, Карен наконец закрыла глаза. Дженетт почувствовала, что вот-вот расплачется: впервые перед ней предстал нежный и заботливый Висенте. Присутствие отца успокоило малышку, почувствовавшую себя в полной безопасности. Наступило долгое молчание. Наконец Висенте отпустил расслабившуюся руку Карен, осторожно положив ее на матрас. У растроганной Дженетт перехватило дыхание.

— Пойдем вниз, — пробормотала он. — Уже поздно, но мне надо кое-что тебе сказать.

В гостиной Дженетт обернулась к нему, нервно сжимая руки.

— Я знаю, что ты во всем винишь меня и это совершенно справедливо.

— Мне нравится, что ты экономишь мое время, избавляя от необходимости самому тратить силы на критику, — язвительно заметил Висенте. — просто удивительно, с какой готовностью ты суешь голову в петлю.

Щеки ее вспыхнули.

— Я считаю, что за свои ошибки нужно отвечать.

Взгляд его остался по-прежнему холодным.

— Это достойно похвалы и весьма подходит к случаю, поскольку то, что я собираюсь сейчас сказать вряд ли тебе понравится.

Вид у Висенте был весьма неприветливый, а ведь всего несколько часов назад они лежали обнявшись в одной постели.

— Я хочу, чтобы ты переехала в Бирменгем.

Дженетт похолодела. На миг наступило мертвое, оглушающее молчание.

— Я хочу получить наконец возможность стать настоящим отцом моей дочери. — Голос Висенте звучал твердо и ясно, видно было его намерение довести до нее каждое слово. — Однако разделяющее нас расстояние не позволяет мне этого. Мне нужно видеть Карен тогда, когда я этого захочу, и намного чаще, чем сейчас, а не по определенным датам. Кроме того, пора отказаться от посредничества адвокатов. Думаю, мы с тобой договоримся между собой на гораздо более неформальном и дружеском уровне.

Застигнутая врасплох Дженетт пыталась понять, что имеет в виду Висенте. Хочет, что бы она вернулась к нему? Нет, этого делать не стоит, предупредил ее внутренний голос, сколь бы соблазнительным ни казалось предложение. Да и вряд ли Висенте подразумевает примирение. Он говорит о Карен и о своем желании нормализовать отношения с ней… Однако намерение отказаться от посредничества адвокатов и упоминание о более неформальном и дружеском общении, несомненно, требовало особого внимания.

— Конечно… Но переехать… — неуверенно пробормотала Дженетт, пытаясь выиграть время, чтобы понять, к чему он клонит.

Предлагает свою дружбу?.. А что еще!

— Я совершенно уверен, что любое учебное заведение оторвет тебя с руками. А если нет, то на некоторое время ты сможешь посвятить себя научной работе. Я позабочусь обо всем, — пообещал Висенте. — Я знаю, как ты не любишь перемен. Само собой разумеется, что этот дом останется за тобой, можешь его кому-нибудь сдать внаем. Все подобные вопроса будут решаться в твою пользу и согласно твоему желанию. Все расходы по вашему содержанию на новом месте я, разумеется, беру на себя.

— Это совершенно ни к чему…

— По-другому и быть не может. Поскольку я переехать не могу, то ты не должна пострадать от этого ни в малейшей степени. Во всяком случае… — он пристально посмотрел ей в глаза, — теперь, когда мы начали понимать друг друга лучше, я уверен, что могу говорить более откровенно.

— Можешь говорить что угодно, — торопливо вставила Дженетт, слегка удивленная его словами, что она стала понимать его лучше, чем раньше. Скорее все было наоборот.

— Я полагаю, что этот дом или даже бирмингемский его эквивалент не годится для моей дочери.

Глаза молодой женщины удивленно расширились.

Но чем плох этот дом?

Мне не хочется, чтобы мой ребенок вырос в сарае.

Дженетт покраснела.

— Побойся бога, вряд ли это можно назвать сараем!

— На мой взгляд, именно так. Растить Карен в подобном доме — значит пренебрегать тем, что она собой представляет. А ведь она Перрейра! — произнес Висенте с гордостью. — Карен носит славную и древнюю фамилию и даже в свои нежные годы должна иметь все преимущества этого.

Сарай? Дженетт собралась было выступить с резкой отповедью, но, всегда готовая рассматривать все составляющие проблемы, передумала. Спорить с тем, что Карен приходится дочерью очень богатому человеку, в сравнении с которым ее мать можно было считать нищей, не приходилось. Невольно напрашивался вопрос: честно ли она поступает по отношению к ней? Можно ли позволять, чтобы ее собственное стремление к независимости влияло на жизнь дочери? Не обусловлен ли эгоизмом отказ от причитающейся Карен по праву роскоши? Как бы то ни было, теперь она хотя бы знала об отношении Висенте к условиям, в которых растет дочь.

— Тут, несомненно, есть о чем подумать, — устало пробормотала Дженетт.

— Надеюсь, что так. Моя отчужденность от дочери огорчает меня, — откровенно признался он, — Я почти не участвую в ее воспитании и хочу изменить ситуацию, Ты с этим согласна?

Она тряхнула головой, буквально гудящей от множества теснящихся в ней мыслей, и повторила:

— Мне необходимо подумать.

— К, несчастью для тебя, я не в настроении ждать, Знаю, ты не любишь поспешных решений, однако я имею право быть настолько эгоистичным, чтобы поставить нужды Карен во главу угла.

— То, что ты готов поставить нужды Карен во главу угла, никак нельзя назвать эгоизмом, — поспешно возразила Дженетт.

— Если ты действительно веришь в то, что сейчас сказала, то предоставишь Карен возможность наслаждаться обществом обоих родителей, — резонно заметил Висенте.

Она чувствовала себя загнанной в угол. События развивались слишком быстро, чтобы это могло ей понравиться.

— Если бы все было так просто…

— Однако все действительно просто, Успокойся и предоставь другим людям преодолевать препятствия ради твоей же пользы, дорогая.

Неотразимое обаяние Висенте обычно действовало на нее безотказно, но сейчас Дженетт изо всех сил старалась не поддаваться. Стоило ей услышать этот вкрадчивый, чувственный голос, как тело охватывала предательская слабость, и только болезненная память о недавнем прошлом, удерживала ее от поспешного и глупого решения.

Да, она любила его, однако он ее не любил. Более того, весьма возможно, что Висенте решил заняться с ней сексом лишь для того, чтобы выразить свое презрение. Однако это предположение казалось ей столь ужасным, что не хотелось о нем даже думать. Но понимание того, что Висенте может быть пугающе решителен, жесток и мстителен, позволяло Дженетт сопротивляться, несмотря на всю мягкость ее характера.

Слов нет, их брак потерпел крах по ее вине. Ответственность за ограничения, препятствовавшие Висенте в установлении отношений с собственной дочерью, тоже лежит на ней. Однако готова ли она пожертвовать с таким трудом выстроенным за последние два года жизненным порядком ради того, чтобы исправить это положение?

Область научной деятельности. Дженетт была настолько узка и специфична, что возможности заниматься ею были весьма невелики. Пройдет немало времени, прежде чем ей вновь удастся достичь положения, которое она занимает сейчас. С другой стороны, перспектива проводить как можно больше времени с Карен сейчас, пока она еще не вышла из детского возраста, казалась весьма, соблазнительной.

— Должна же быть альтернатива, — неуверенно пробормотала она, твердя себе, что пытаться установить более дружеские или менее формальные отношения с Висенте бы с ее стороны крайне нецелесообразно.

Как ни грустно, но единственным разумным способом взаимодействия с ним оставалось соблюдение определенной дистанции. Любые другие действия могли лишь разбить ее сердце в очередной раз, а оно и так достаточно настрадалось за эти годы.

Да и могло ли быть иначе? Ее пронзила внезапная боль. Я хотел только секса, откровенно признался он. С другой стороны, секс, и, несомненно, гораздо более изощренный, чем тот, который могла предложить она, всегда был к его услугам. Внимания Висенте добилась одна из самых красивых женщин, и все же, пренебрегая столь соблазнительной возможностью, он предпочел лечь в постель со своей женой. О чем это говорит? И что сказал он сам? Насколько помнила Дженетт, Висенте задавал ей весьма странные вопросы: «Любишь меня насколько? Или настолько?».

— Никакой альтернативы нет

Гнев по-прежнему не отпускал его. Со своей физической хрупкостью и окутывающей ее аурой беззащитности Дженетт казалась воплощением старомодной женственности. Однако во всем, что касалось его, она олицетворяла собой холодную чопорность. Кроме того, он не собирался выпрашивать у нее позволения почаще встречаться с дочерью, которую она практически украла у него. Любо Дженетт предоставит ему эту возможность добровольно, любо он будет бороться, бороться грязно, невзирая на последствия.

Дженетт не слушала его. Как раз в этот момент она переживала приступ стыда за то, что — нравится ей это или нет — у Висенте были все основания для подозрений в сомнительности ее непрошеных признаний в любви. В конце концов, два года назад она сильно разочаровала его именно в этом отношении. После того как Дженетт ушла от него, оставшись глухой ко всем его заверениям в своей невиновности, ее прежние пылкие объяснения в любви неизбежно показались ему ложью. Она, всегда гордившаяся своей верностью и надежностью, оказалась колоссом на глиняных ногах.

— Если ты и дальше станешь препятствовать моему желанию получше узнать дочь, я буду действовать через суд, — снова заговорил Висенте.

Вздрогнув, она посмотрела на него с испугом.

— Через суд? Ты это серьезно?

Он ответил напряженным взглядом, от которого ее бросило в дрожь.

— Если говорить о Карен, то я отдалился от нее достаточно далеко. Кажется, ты: всегда полагала, что она должна жить только с тобой.

— Нет! Уверяю тебя, нет! — побледнев, воскликнула Дженетт, пораженная его проницательностью. На самом деле она даже представить не могла, что бы обожаемая ею дочь жила с кем-то другим.

Висенте понял, что она лжет, и это возмутило его.

— Послушай, почему даже теперь, когда надо мной уже не висят лживые обвинения Николь Сежур, ты все так же отказываешься не в состоянии увидеть во мне отца, имеющего все права на ребенка? Как думаешь, что я почувствовал, когда узнал о Карен, оказавшейся на улице без всякого присмотра? Потерявшейся и испуганной… Зависящей от милосердия незнакомых людей…

— Не сомневаюсь, что ты пришел в такой же ужас, как и я, — ответила Дженетт.

— Ошибаешься. Злость, злость на тебя, доверившую самое драгоценное, что у меня есть, беспутной Элизабет! — Обвиняющий взгляд Висенте словно пронзил ее насквозь. — Карен вполне могла погибнуть, попав под машину, поэтому я готов воспользоваться этим случаем и подать в суд. Пусть он решает, кто из нас двоих более достоин воспитывать беззащитного ребенка!

Побелев как мел, Дженетт в отчаянии всплеснула руками.

— Нет никакой необходимости угрожать мне!

— Черт побери! Такая необходимость есть! Моя дочь появилась на свет почти два года назад, и с самого начала было ясно, что в ее воспитании мне уготована лишь минимальная роль, — заявил он — более того, я узнал о том, что она родилась, лишь три дня спустя. Способна ли ты понять, что я при этом чувствовал? Потом, раз за разом, я получал отказ на свои абсолютно законные требования повидаться с ребенком, часто по смехотворным поводам! Стоило малышке чихнуть, как ты уже не отпускала ее от себя!

Его обвинения, внезапно поняла Дженетт, вполне обоснованны. Она ненавидела те субботы, когда вынуждена была отдавать своего ребенка няне, которая, выступая в роли посредника, передавала его на несколько часов Висенте. Поначалу остро переживавшая разлуку с матерью Карен плакала. И хотя потом это прошло, Дженетт каждый раз отрывала ее, словно от сердца, и так переживала отсутствие дочери, что делалась больной.

В сущности, предписанная законом обязанность делить Карен с человеком, который, как она полагала, изменил ей с другой женщиной, претила Дженетт. Теперешнее же запоздалое понимание того, что таким образом, сама того не осознавая, она наказывала Висенте ограничением общения с дочерью, причиняло ей боль.

Терзаясь искреннем раскаянием, Дженетт подняла на мужа виноватый взгляд.

— Можешь ли ты простить меня?

— Тогда не трать драгоценного времени и не вынуждай меня бороться за Карен через суд!

Этот недвусмысленный вызов произвел на нее сильное впечатление. Он действительно не шутил и, желая заполучить Карен законным путем, воспользуется любой возможностью. Более того, винить в таком к ней отношении ей следует только себя.

— Я этого тоже не хочу, — произнесла Дженетт. — Может быть, мы достигнем какого-нибудь компромисса? Что именно тебе от меня надо?

Губы Висенте искривились в улыбке триумфатора, хотя выражение лица оставалось на удивление суровым и непроницаемым.

— Возврата долгов, — бесстрастно произнес он, затем многозначительно добавил: — А их за последние два года накопилось немало.

6

Полутора днями позже Дженетт причесывалась с своей спальне. Обычно загроможденная комната выглядела гораздо просторнее, чем накануне, перед прибытием работников транспортной фирмы, упаковавших одежду, игрушки, книги и детские вещи, которые она собиралась забрать с собой. Обещание Висенте обеспечить все остальное пришлось принять, поскольку в доме оставалась жить Элизабет.

Напуганная угрозой обратится в суд, она незамедлительно приняла решение. К тому же Висенте ясно дал понять, что вполне может воспользоваться недавним происшествием с Карен и оспорить дееспособность Дженетт как матери, чтобы добило ее окончательно.

К несчастью, с Висенте вообще было нелегко общаться, в отношениях с людьми он не признавал середины. Человек оказывался либо на его стороне, либо на противной, и не требовалось большого ума, чтобы понять, к какому разряду отнесена она, навредившая ему почти уже бывшая жена. Для тех, кто оказался на верной стороне, Висенте становился самым преданным другом, всегда готовым оказать незамедлительную помощь. Однако он мог быть безжалостным и беспощадны врагом. Некогда я занимала в его жизни особое место, но это уже давно позади, печально подумала Дженетт, чувствуя, что сдала все свои прошлые позиции самым глупейшим образом.

Она понятия не имела, каким образом справедливое раздражение слишком редкими свиданиями с Карен вылилось в чувственный сексуальный контакт, имевший место по его инициативе. Поверить в собственную неотразимость для Висенте? О нет! Отнюдь не Елена Прекрасная, из-за которой разразилась Троянская война, Дженетт не обладала способностью сводить мужчин с ума.

С другой стороны, предсказать поступки мужа или понять их мотивы было всегда нелегко. Самым унизительным образом он, ничтоже сумняшеся, определил то, что между ними произошло, как обыкновенный секс. Действительно ли Висенте так думал? Или предпочитал думать? Способна ли эта искра страсти стать основой более прочных отношений? А может, и новой совместной жизни?..

Тряхнув головой, Дженетт постаралась отогнать от себя опасные мысли. Скорее всего ее переезд совершается в интересах Висенте и их дочери. Совесть подсказывала, что она должна компенсировать ему время общения с Карен, потерянного вследствие ее ухода от него. Однако произнесенные им слова «дружеский» и «неформальный» вселяли некоторую надежду. Похоже было, что Висенте вновь готов впустить ее в свою жизнь. Она будет иметь возможность видеться с ним, говорить с ним, и это, может быть, позволит преодолеть разделившую их пропасть.

Все начинается с малого, из крохотных ростков вырастают огромные дубы. Что же касается Висенте Перейры, она любила его достаточно сильно, чтобы воспринимать его деспотичные замашки с терпением и спокойствием. Единственное, что ей действительно было нужно, — так это шанс вернуть все на свои места, и ради этого Дженетт была готова на все.

Смахнув непрошенную слезу, она отложила расческу и торопливо спустилась вниз. Скоро должна была приехать машина, чтобы забрать их с Карен.

Из кухни ей навстречу вышла Элизабет с бокалом вина в руке.

— Значит, ты все-таки решилась? — В глоссе ее слышалось явное неодобрение.

— Да.

— Не понимаю, как ты можешь позволять ему вновь делать из себя дуру? — Элизабет бросила на сестру пренебрежительный взгляд. — Он дергает за ниточки подобно кукловоду, и ты делаешь все, что ему захочется!

— Все совсем не так, — вздохнула Дженетт, тронутая тем, что приняла за проявление симпатии, и желая успокоить ее настолько, чтобы иметь возможность выразить свою точку зрения. — Висенте хочет общаться с Карен как можно больше и имеет на это право. Они очень близки друг другу. Увидев их вместе, я поняла, что он важен для девочки не меньше, чем я.

Ярко накрашенные губы Элизабет скривились в презрительной усмешке.

— Хочешь сказать, что бросила любимую работу и переселяешься в Бирмингем исключительно из альтруистических соображений?

Виновато покраснев, Дженетт склонилась над корзинкой, в которой сидел весьма недовольный заточением вольнолюбивый Робин.

— Может быть, я просто пытаюсь исправить некоторые совершенные мною ошибки.

— Почему бы тебе не взглянуть правде в глаза? Ты по-прежнему без ума от Висенте и согласилась на переезд лишь потому, что надеешься вернуться к нему.

— Если и так, — весьма резко заметила Дженетт, — то это мое дело, а вовсе не твое!

Не ожидавшая отпора Элизабет даже открыла рот от удивления.

— Осталась у тебя хоть капля стыда? Где же твоя хваленная гордость?

Вопрос сестры заставил Дженетт задуматься. Именно стыд и гордость обусловили скорость, с которой она разрушила свой брак. Тогда она прислушалась к критическим замечаниям Элизабет, возможно даже слишком внимательно. Ей казалось, что остаться означало бы смириться с изменами мужа. Прекрасно понимая свою слабость во всем, что касается его, Дженетт была особенно строга к себе.

Правда, на этот раз она оказалась вовсе не невинной жертвой, как полагала ранее. Вряд ли Висенте можно было назвать идеальным мужем, однако с ним она была счастлива. Следовало признать, что виделись они не слишком часто, но без него ее жизнь казалось пустой, лишенной всякого смысла.

— Этот самодовольный ублюдок наверняка испытывает сейчас необыкновенное удовлетворение! — воскликнула Элизабет все с тем же презрением в голосе.

Дженетт недоуменно нахмурилась.

— Почему ты так не любишь Висенте?

От возбуждения на щеках сестры проступили красные пятна.

— Мне просто не нравится, как она обращается с тобой! И ты это прекрасно знаешь!

Однако Дженетт по-прежнему не понимала причин столь ярко выраженной агрессивности Элизабет.

— Ну откуда в тебе столько злобы?

На лице сестры неожиданно появилось редкое для нее выражения смущения.

— Может быть… я просто знаю о Висенте вещи, которые тебя бы просто поразили…

Наступило напряженное молчание.

— Что ты имеешь в виду? — спросила наконец Дженетт с беспокойством.

В это время раздался звонок в дверь — за ними приехала машина.

Однако молодая женщина по-прежнему не спускала глаз с сестры.

— Только что ты хотела мне о чем-то рассказать…

— Послушай, не бери в голову, я просто пошутила! — ответила Элизабет и, подойдя к двери, открыла ее шоферу. — Зачем воспринимать все так серьезно?

Однако, даже распрощавшись с сестрой, Дженетт никак не могла выбросить из головы ее слова. Что, если Элизабет действительно знает о Висенте то, что неизвестно ей? До финансового краха сестры ее бутик был весьма моден. Богатые клиентки часто приглашали Элизабет на светские приемы, поэтому весьма возможно, что она могла наслушаться там чего угодно. Однако Дженетт, только что получившая суровый урок в отношении слухов и сплетен, не собиралась позволять себе даже думать о возможности подобного.


По прибытии на новое место жительства она обнаружила, что под названием меблированного помещения скрывалось нечто совсем другое, а именно солидный дом в одном из престижных пригородов города. Холл элегантно отделанного особнячка был украшен цветами, а комнаты находились в такой готовности, что Дженетт никак не могла отделаться от впечатления, что вот-вот войдут настоящие хозяева и спросят, как она здесь оказалась.

Однако на полках в кабинете стояли ее собственные книги, а гардеробе спальни висели ее платья, а детская кроватка Карен уже поджидала прибытия хозяйки очаровательной детской. Даже кухня была снабжена запасом провизии. Истошно мяукавший во время всего путешествия Робин, выпущенный из своей корзины, тут же отправился обследовать садик на заднем дворе.

Зазвонил телефон. И после некоторого промедления Дженетт подняла трубку.

— Хочу услышать откровенное мнение, — раздался голос Висенте.

Знакомый протяжный густой баритон произвел на нее такое впечатление, что она невольно вцепилась в телефонную трубку, как в некий талисман.

— Дом просто замечательный… Правда, он гораздо больше и роскошнее, чем я ожидала.

— В определенные часы будет приходить прислуга, она позаботится обо всем необходимом.

— Зачем такая расточительность? Я сама прекрасно справлюсь! — заявила Дженетт с энтузиазмом.

На другом конце линии Висенте едва слышно хмыкнул. Он прекрасно помнил тот ужасный период после медового месяца, когда ей удалось убедить его, что она в состоянии обойтись без прислуги. Некогда вполне комфортабельное существование Висенте превратилось в настоящий ад. Желание заняться домашним хозяйством накатывало на Дженетт лишь временами, и результаты оказывались плачевными. Пожарная сигнализация срабатывала после каждого включения духовки, холодильник был или пуст, или забит просроченными продуктами. Вещи из химчистки никогда не забирались вовремя, а время от времени, поскольку она вечно забывала, куда их отдала, пропадали без следа. Единственным способом раздобыть свежую рубашку было взять ее из стопки новых, которую Висенте держал в ящике стола в своем офисе.

— Боюсь, что с этим ничего не поделаешь. Прислуга досталась мне вместе с домом, — сообщил он, справедливости полагая, что и ложь бывает во спасение. — В какое время ты купаешь Карен?

От этого неожиданного вопроса Дженетт расцвела.

— В семь вечера.

— Я тоже буду, дорогая.

Положив трубку, Висенте потянулся с весьма довольным видом. Карен была здесь. Дженетт тоже. Заполучить их можно было только вместе. Губы его скривились в усмешке. Все идет как задумано, да иначе и не могло быть. Тщательное планирование всегда оправдывает себя.


Собравшись переодеваться к приходу мужа во что-нибудь особенное, Дженетт все оставшееся время разделила между играми с Карен и осмотром своего гардероба. В конце концов, она решила одеться попроще. Меньше всего ей хотелось, чтобы Висенте догадался, что все эти усилия предприняты только ради него.

Однако получилось так, что сменить повседневные синие джинсы и старую желтую майку на что-то другое не удалось. Готовый ужин был оставлен в холодильнике. Но Карен не понравился салат и она так раскапризничалась, что пришлось срочно искать замену. Хотя еды было много, ее любимых блюд не нашлось. И к тому времени, когда Дженетт поджарила тосты и сварило яйцо всмятку, малышка вышла из повиновения окончательно. Сидя на своем высоком стульчике, Карен с недовольным видом ковыряла в яйце ложкой и одновременно ногой качала край скатерти, которую ловил лапой Робин.

— Перестань! — в который уже раз потребовала Дженетт, стараясь, чтобы голос звучал как можно строже. — Ты учишь Робина плохим манерам, — добавила она, подумав, что, может быть, стоит объяснить дочери, чем плохо ее поведение. — Карен, поторопись, пожалуйста, и доешь яйцо… Мне надо переодеться!

Не обращая никакого внимания на слова матери, Карен помахала тостом перед забравшимся на стол котенком.

— Пожалуйста, не делай этого, — жалобно попросила Дженетт, глядя на часы. Висенте должен был вот-вот приехать, а он никогда не опаздывал.

Но Карен, вместо того чтобы послушаться, бросила тост вниз. Довольный этим Робин соскочил со стола и принялся гонять тост по полу. Малышка взвизгнула от радости.

— Давай, давай! — закричала она.

Незначительный инцидент грозил перерасти в крупный скандал. Девочка устала, к тому же находилась в новой для себя обстановке…

Войдя в дом с помощью своего ключа, Висенте стал свидетелем того, какой была бы его жизнь, если бы не уход Дженетт. В его воображении она включала в себя элегантно одетую, улыбающуюся жену и жизнерадостную воспитанную дочь, встречающих отца по возвращении домой. Вместо этого он услышал довольное урчание Робина и отчаянные вопли Карен, желающей слезь со стула и составить компанию своему любимцу. Но больше всего его поразил вид жены, суетящейся вокруг дочери в тщетных попытках хоть как-то ее успокоить.

— Карен, прекрати! — приказал он с холодной властностью в голосе.

Мгновенно воцарилось гробовое молчание. Удивленная Карен в недоумении вытаращила огромные карие глаза на отца. Робин, загнавший тост под буфет, распластался там на полу, решив на этот раз не предпринимать попыток атаковать вошедшего мужчину.

Дженетт, заметившая появления Висенте последней, была настолько поражена раздавшимся непонятно откуда голосом, что наткнулась на стул и потеряла равновесие. Проворно подхватив жену, он удержал ее на ногах.

— О боже, ты пришел раньше! — произнесла Дженетт с укоризной, лихорадочно пытаясь хоть как-нибудь пригладить растрепавшиеся волосы.

Однако, взглянув на Висенте, одетого в прекрасно пошитый деловой костюм, невольно замерла в восхищении. Он выглядел просто великолепно, и то, что она оказалась не в состоянии отвести глаз, было вовсе не ее виной. Висенте неизбежно привлекал взгляды женщин. Высокий рост в сочетании с поджарым мускулистым телом, врожденная грация движений, темные глубоко сидящие глаза и энергичная линия подбородка всегда заставляли сердце Дженетт биться чаще и сильнее обычного.

— Уже восьмой час, — возразил он. — Что у вас тут происходит? Из-за чего весь этот шум?

— Просто небольшое воспитательное мероприятие, — бодро отрапортовала Дженетт.

— По-моему, у тебя весьма новаторские взгляды на дисциплину, — заметил Висенте, внимательно изучая хорошо знакомое ему лицо.

Виноватый румянец на щеках лишь подчеркивал блеск изумрудных глаз, мягкие полные розоватые губы являли собой настоящее искушение для человека, всегда или восхищавшегося.

Внезапно ощутив прилив желания, Висенте с трудом обуздал его. Он намеревался вести себя сдержанно, на этот раз по крайней мере.

— Мне не хочется входить с Карен в конфронтации… если ты имеешь в виду именно это.

Несколько напряженная атмосфера разговора заставляла Дженетт чувствовать себя неловко. Однако нетерпеливость, с которой он привлек ее к себе, быстро примирила ее с действительностью.

— Ты по-прежнему начинаешь говорить в самые неподходящие для этого моменты, — с некоторой укоризной в голосе заметил Висенте.

— Зато ты не говоришь вообще, — обиженно пробормотала она.

— Дай мне твои губы, дорогая. — Уверенно положив руку на талию Дженетт, Висенте заставил ее задрожать от предвкушения. — Иди ко мне… иди ко мне, Дженни, я хочу поцеловать тебя…

Для этого достаточно было слегка податься вперед, что она и сделала, тут же оказавшись в объятиях Висенте. Дженетт прижалась головой к его груди и услышала учащенное биение его сердца. Но сильные пальцы, скользнув под подбородок, приподняли ее лицо.

Поцелуй был неспешным, чувственным и бесконечно нежным, бросивший ее в жар. Голова Дженетт, опьяненной им гораздо сильнее, нежели самым крепким алкоголем, кружилась, мысли путались… Однако глубоко внутри жило нечто, понимаемое ею с абсолютной ясностью и не оставляющее ни малейших сомнений. Этот мужчина предназначен для нее. Она полюбила его с момента их первой встречи и не разлюбит до конца жизни…

Маленькая ручка нетерпеливо дернула Висенте за брюки. Недовольно нахмурившись, он взглянул вниз, на требовательно взирающую на него дочь, о существовании которой уже успел забыть.

— Перрейра до мозга костей… не терпит, когда ее игнорируют, — со вздохом констатировал Висенте, отступая от Дженетт и беря Карен на руки. — К сожалению, она понятия не имеет, что такое такт.

Вмешательство дочери застало Дженетт врасплох, лицо ее залила краска стыда. Всего лишь один поцелуй — и она совершенно потерял л голову. Он может подумать, что ей не терпится заняться с ним любовью… или заподозрить ее и лицемерии. Как можно быть такой наивной и чувствительной? Висенте ведь как-то сказал, что имеет обыкновение пользоваться слабостями людей, и это прозвучало как предупреждение…

— Время купания, — объявила Дженетт и направилась вверх по лестнице, предлагая ему последовать за ней.

Пока она наполняла ванну и готовила для Карен чистую пижамку, Висенте ощущал себя третьим лишним.

— Купание ребенка кажется таким обычным делом, — заметил он. — Но, должен признаться, что чувствую себя здесь ненужным.

— Попробуй заняться этим семь дней в неделю и гарантирую: скоро ты станешь тут своим, — улыбнулась она.

— И как часто мне будет позволено здесь появляться в течение недели?

Подняв на него изумленный взгляд, Дженетт с болью в сердце увидела на его губах хорошо знакомую саркастическую усмешку.

— Хоть каждый вечер, если у тебя будет на то желание. Я не собираюсь препятствовать вашему с Карен общению… Знаю, что ты многое упустил, и хочу исправить положение.

— Ты очень любезна.

Интересно, подумал Висенте, не является ли это ловким маневром, должным подтолкнуть его к возобновлению их прежних отношений?

— Что касается моего прежнего поведения, то оно вовсе не было намеренным. Клянусь!.. Просто мне было трудно, очень трудно расстаться с Карен даже на несколько часов, — торопливо призналась Дженетт. — К тому же я не понимала, насколько несправедлива была по отношению к тебе, и поняла это лишь в последние дни.

— Что я буду должен сделать взамен, для того чтобы все и дальше продолжалось в таком же духе?

— Ничего! Ровным счетом ничего! — горячо заявила она, обиженная цинизмом и подозрительностью, прозвучавшими в его вопросе.

Наклонившись над ванной, Висенте удержал сопротивляющуюся попыткам раздеть ее Карен.

Удивленная его готовностью помочь даже в такой мелочи, Дженетт предупредила:

— Она тебя намочит.

Висенте снял пиджак, ослабил узел шелкового галстука и, сняв золотые запонки, засучил рукава.

— Ничего страшного.

Глядя на умение и заботу, с которой он измерил температуру воды, прежде чем бережно погрузить в нее Карен, Дженетт невольно воскликнула:

— Вижу, что тебе это не в новинку!

— Конечно. Пару раз я помогал одному моему приятелю, когда жена оставляла его один на один с новорожденным сыном, — признался Висенте.

— Никогда не думала, что тебя интересуют дети, — изумленно произнесла молодая женщина.

— До того как родилась Карен, так оно и было, — сухо ответил он, искоса взглянув на нее. — Временами, когда у меня не было возможности увидеться с дочерью, я навещал семью этого самого приятеля.

Сердце ее невольно сжалось. Передав Карен пластмассовую уточку, она выпрямилась.

— Может, мне уйти? — Дженетт показалось, что в ее присутствии больше нет никакой необходимости и она может лишь вызвать его раздражение.

— Зачем? — удивился Висенте. — Карен уже забыла о недавней безобразной сцене. Стоит ли рисковать ее спокойствием еще раз?

— Возможно, ты прав…

Совместными усилиями завернув выкупанную и отчаянно брыкающуюся дочь в махровую простыню, они обменялись взглядами над ее головой.

— Видит бог, если бы я знал, насколько мне понравится быть отцом, ты оказалась бы беременной еще до свадьбы! — сказал Висенте.

— Правда?

Дженетт покраснела, подумав, что, если бы муж сказал нечто подобное раньше, они никогда бы не расстались. Однако решила промолчать, настолько трогательна была его нескрываемая любовь к дочери.

— Но ты вырастила прекрасного ребенка, — признал он.

Эта похвала была столь неожиданной, что заставила ее покраснеть сильнее. Растерявшись, она даже не сразу расслышала звон дверного колокольчика.

— Пойду открою, — с досадой сказала Джанет. — Я ненадолго.

По пути вниз все ее мысли были исключительно о Висенте. Его отношение к ней, и поведение явно изменились к лучшему. Не доказывает ли это, что она поступила правильно, решившись на переезд? Ее откровенность и прямота были вознаграждены, Висенте улыбается ей, отпускает комплименты. У них нет больше поводов для раздоров, разве это не прекрасно!

Со счастливой улыбкой на лице Дженетт открыла входную дверь дома…

На пороге стоял Десмонд Сандерленд! Среднего роста, с заметно поредевшими темными волосами и в очках в металлической оправе, он имел весьма ученый вид, что, собственно, соответствовало истине.

— Десмонд?.. Как это неожиданно!

— Проезд на поезде обошелся мне в немалую сумму, — несколько раздраженно сообщил он. — Кроме того, пришлось всю дорогу стоять.

— Это очень грустно слышать, — посочувствовала она, одновременно перехватывая на лету бросившегося откуда-то сверху на незваного гостя Робина.

К несчастью, ее коллега был не большим любителем домашней живности, будь то хомячок или рыбки в аквариуме, и котенок мгновенно уловил это. Закрыв зло шипящего Робина в кухне, Дженетт провела гостя в гостиную.

— Ты получил мое письмо'? — спросила она.

Десмонд два дня пробыл в Вене, на научной конференции, что доставило ей немало хлопот. Не желая доверять новость о своем переезде телефону, Дженетт оставила записку в его рабочей почтовой ячейке.

— Разумеется. Иначе откуда бы мне знать, где тебя искать? Я отправился в путь сразу, как только прочитал его. Тебе не кажется, что ты несколько поторопилась? — поинтересовался он, осуждающе качая головой.

Дженетт никогда не нравилась его манера обращаться с ней как с не слишком умным ребенком. Но Десмонд разговаривал так почти со всеми.

— Думаю, что в сложившихся обстоятельствах у меня просто не было выбора.

— Жаль, что, прежде чем согласиться на переезд, ты не посоветовалась со мной, — посетовал Десмонд. — Твое желание наладить более цивилизованные отношения с отцом Карен и предоставить ему возможность нести большую ответственность за дочь похвально. Однако ты обязана подумать и о собственном будущем.

— Совместить и то, и другое невозможно… Во всяком случае, в том, что касается Карен и Висенте, дело обстоит гораздо сложнее, — неохотно ответила она.

Хотя ее письмо было настолько честным, насколько этого заслуживала их дружба, она не рискнула откровенничать по поводу настоящего состояния отношений с мужем.

— Не сомневаюсь. Признание этой глупой француженки в газете должно было разбередить старые раны. Но тебе не следует забывать, что ты находишься практически в разводе, — менторским тоном напомнил Десмонд.

Его слова заставили Дженетт побледнеть.

— Я буду разведена, когда получу развод!

— Вижу, что ты по-прежнему никак не можешь освободиться от влияния Висенте Перрейры. — Недовольно поджав губы, Десмонд не сводил глаз с ее недоуменного лица. — Я не глупец и не ревнивец, а человек прагматичный. Как раз перед тем, как все это случилось, наши отношения достигли новой стадии. Я собирался просить тебя выйти за меня замуж только после развода. Однако недавние события заставляют меня поторопиться.

Дженетт, совершенно не подозревающая о подобных намерениях коллеги, посмотрела на него с еще большим недоумением.

— Десмонд… я даже не знаю, что сказать. У меня и в мыслях не было…

— Нет-нет, сейчас не время давать мне ответ, — заявил он слегка недовольно. — Важно, чтобы ты имела в виду это на будущее. Я питаю к тебе огромное уважение и симпатию и, хотя почти ничего не понимаю в детях, сделаю все возможное, чтобы стать хорошим отчимом для твоей дочери.

Дженетт почувствовала комок в горле и, тронутая до глубины души, поразилась, как можно быть настолько слепой, чтобы не заметить его отношения к себе.

— И как давно ты в меня влюблен? — сочувственно спросила она.

— Господи боже мой! Нет, до этого я не дошел. — Подобное предположение заставило Десмонда рассмеяться. — Надеюсь, что у меня хватает здравого смысла.

Дженетт теперь уже совершенно ничего не понимала.

— Зачем ты тогда собираешься на мне жениться?

— Я нахожу твое общество приятным. Ты не слишком требовательна. У тебя замечательный ум, — начал перечислять он, впервые немного оживившись. — Матери ты тоже понравилась. Разумеется, она никоим образом не помешала бы мне сделать тебе предложение, но это вызвало бы ненужные осложнения.

Комок в горле как-то сам собой рассосался. Разумеется, он ее не любит. Ее не любит никто, кроме Карен… и Робина. О чем она только думала, задавая этот глупый вопрос? Десмонд человек науки, а не страсти. Да, он не слишком одарен эмоционально, у него плохо с чувством юмора, зато ему нельзя отказать в искренности. Весьма возможно, что на свой суховатый, прозаический манер Десмонд привязан к ней сильнее, чем Висенте.

— Я рада, что понравилась твоей матери, — неуверенно пробормотала она.

— У нее превосходный вкус. — Он взглянул на часы. — Боюсь, что не могу оставаться дольше: обещал одному другу зайти, когда буду в городе. Я тебе позвоню. К тому времени, думаю, ты сможешь дать взвешенный ответ на мое предложение.

Десмонд вежливо открыл перед ней дверь в холл. Интересно, подумала Дженетт, следует ли поблагодарить его за предложение? Было как-то неудобно оставлять его словно бы незамеченным. Но вместо этого у нее неожиданно вырвались совсем другие слова:

— Кстати, знаешь, Висенте сейчас здесь. Он наверху, с дочерью.

— Кажется, уже нет, — сухо ответил Десмонд, несколько запоздало обращая ее внимание на спускающегося по лестнице мужа.

— А где Карен? — с беспокойством спросила Дженетт.

Висенте снял галстук. Однако, даже несмотря на это и на несколько растрепанные волосы, он выглядел, как всегда, спокойным и уверенным в себе.

— Спит в своей кроватке, — ответил Висенте, внимательно оглядывая визитера, выглядящего не так уж плохо для своих лет, хилой комплекции и образа жизни. — Вы, должно быть, Десмонд, не так ли?

— Сандерленд… профессор, — сообщил тот, протягивая руку для приветствия.

— Разве тебе обязательно уходить так скоро? — спросила Дженетт, после чего воцарилось напряженное молчание.

Десмонд несколько торопливо направился к двери.

— К несчастью, должен. Я же сказал, что у меня назначена другая встреча, и, боюсь, я уже опаздываю.

— Что он тут делал? — спросил Висенте, когда дверь за профессором Сандерлендом закрылась.

Дженетт чувствовала себя на удивление спокойной.

— Приехал сказать, что хочет на мне жениться.

— Ха-ха! Не смеши меня, — мгновенно ответил он.

Взявшаяся неизвестно откуда волна гнева захлестнула Дженетт и выплеснулась наружу.

— Тебе что, действительно кажется, что не может найтись мужчина, желающий, чтобы я стала его женой?

— Ну почему же… — снисходительно протянул Висенте. — Некогда я сам им был.

7

Дженетт вздрогнула, его слова пробудили в ней воспоминания о самых чудесных днях ее жизни… и усугубили грусть по тому, что случилось потом. Прошло уже три года с той поры, как Висенте пригласил ее на свою яхту и в тот момент, когда они проплывали по Гибралтарскому проливу, отделяющему его родную Испанию от Марокко, сделал ей предложение, надев на палец кольцо с изумрудом. Она была тогда так счастлива, что даже заплакала.

— Готова поспорить, что ты об этом жалеешь, — попыталась пошутить Дженетт.

— Как я могу, раз у меня есть Карен…

— Однако когда я была ею беременна, ты об этом жалел!

— Больше ты меня на эту удочку не поймаешь. Мы оба с тобой сделали неверные предположения, — ответил Висенте.

— Просто ты не способен признать, что тоже можешь быть неправым, как простой смертный! — огрызнулась она.

— Давай лучше поговорим о профессоре Сандерленде. Он действительно попросил тебя выйти за него замуж? — спросил Висенте с таким выражением лица, будто нелепее этого не слышал ничего в жизни.

Дженетт встрепенулась.

— Не понимаю, что ты находишь в этом странного?

— А кто сказал, что я нахожу это странным? — В его глазах зажглись золотистые огоньки. — Ты меня неправильно поняла. Просто меня поражает наглость этого Сандерленда и удивляет то, что ты не указала ему на дверь сразу же.

Она гордо подняла подбородок.

— Большинство женщин воспринимают предложение выйти замуж как комплимент. Не понимаю, почему ты решил, что я должна была выставить Десмонда за дверь!

— Тогда ты просто глупа.

— Я так не думаю… А ты просто грубиян! — Дженетт чувствовала, что, несмотря на нее попытки сохранять спокойствие, голос ее срывается почти на визг. — Десмонд весьма уважаем в академических кругах и всегда был для меня хорошим другом!

— И по возрасту вполне годится тебе в отцы. Да это веское преимущество передо мной… — протянул Висенте. — Однако для молодой женщины стремление к спокойному существованию в двухместном семейном гробу кажется мне несколько преждевременным.

Его ядовитые намеки больно жалили нежную душу Дженетт.

— Твои насмешки над Десмондом вряд ли можно считать уместными.

— А тебе не кажется странным, что твой профессор при виде меня поспешил ретироваться?

— Десмонд солидный и уравновешенный человек. Он старается избегать разного рода сцен.

Висенте неприятно рассмеялся.

— Так вот как ты это называешь. Лично мне кажется, что его поспешный уход вызван скорее опасением за свою безопасность. Да, ему действительно не хотелось быть участником неприятной сиены, к тому же он боялся меня рассердить.

Она гордо выпрямилась.

— У тебя нет никаких основании считать Десмонда трусом.

Взгляд Винсенте был насмешлив и язвителен.

— Перестань меня разыгрывать, Дженни. Можешь ли ты после жизни со мной всерьез задумываться о том, чтобы выйти за человека вроде Сандерленда!

Звук своего уменьшительного имени подействовал на Дженетт как соль на открытую рану. Когда-то оно символизировало привязанность и ласку, теперь же — жестокую память о безвозвратно ушедшем.

— А почему бы и нет?

Она не понимала, зачем ей понадобилось рассказывать Висенте о том, что Десмонд сделал ей предложение. Но раз уж так вышло, следовало защищать коллегу до конца. Оскорбительные замечания мужа выводили ее из себя.

Его худощавое, поразительно красивое лицо приняло суровое выражение.

— Нет, ты не выйдешь за него замуж! — властно произнес он, по всей видимости отвечая на заданный самому себе вопрос. — Ты заслуживаешь лучшего, чем человек, вызывающий у меня только смех!

— Чепуха! Ты ошибаешься в Десмонде! — пылко возразила Дженетт, бросая на мужа неприязненный взгляд и вместе с тем удивляясь, почему так на него злится. — Не думаю, чтобы он мог сделать меня более несчастной, чем это удалось тебе!

— Сильно в этом сомневаюсь. В тебе полно страсти, а он кажется холодным как лед.

— Когда я перестала быть для тебя в новинку, ты стал еще холоднее. Десмонд же человек постоянный, и вряд ли кто-нибудь сможет отозваться о нем, как о бабнике.

— Черт побери! Я вовсе не бабник и никогда им не был! — возмутился Висенте, сопровождал свои слова энергичным взмахом руки — Это просто оскорбительно! Я человек известный, стоит кому-нибудь увидеть меня разговаривающим с женщиной, слухи тотчас же приписывают мне близкие отношения с ней. А после того, как мы с тобой поженились, я стал еще более желанной мишенью.

Не желающая отступать Дженетт недоверчиво покачала головой и язвительно осведомилась хотя прекрасно понимала, что делать этого не следует:

— Хочешь сказать, что твои отношения с Хилари Флинн — это тоже слухи?

— Я не обязан отчитываться перед тобой за поступки, совершенные после того, как ты меня бросила, — вполне резонно возразил Висенте.

Однако это только усугубило ситуацию, вызвав у Дженетт еще больший гнев.

— А мне кажется, что обязан, потому что, нравится тебе это или нет, но прошедшие с тех пор два года ты оставался моим мужем.

— Возможно, — раздраженно заметил Висенте. — Но самым нелепым во всей этой ситуации является то, что, не раздумывая бросив меня по несправедливому обвинению в неверности, ты еще возмущаешься моим поведением после этого!

Как ни велико было негодование Дженетт, приходилось признать то, чего признавать не хотелось: наличие в его жизни других женщин. Все два года их раздельной жизни она старалась не заглядывать в те газеты, которые могли поведать ей о личной жизни мужа. Зачем знать то, что может лишь огорчить? Истории с Николь Сежурн было вполне достаточно.

— Впрочем, извини, — добавил он. — Я вовсе не хотел тебя обидеть.

Но было уже поздно. Стены комфортного убежища мнимого неведения, в котором она обитала последнее время, рухнули окончательно. Сколько можно отказываться смотреть фактам в лицо и закрывать глаза на то, как многое изменилось в их отношениях? Узнав о признании Николь Сежурн, Дженетт ринулась в Бирмингем, намереваясь спасти их брак, и вела себя так, будто двухгодичного разрыва не было вовсе.

А ведь, избавившись от помехи в виде любящей и верной жены, Висенте получил моральное право развлекаться с другими женщинами на манер, в котором она так безапелляционно и несправедливо обвинила его. Он совершенно прав, с горечью признала Дженетт, когда муж высказывал ей эту ужасную правду. Недавно, в своем офисе, он сравнил ее со Спящей красавицей, разбуженной Прекрасным принцем. Морально освободившись от уз брака, Висенте вернулся к привычной жизни холостяка, ухаживал за другими женщинами и спал с ними, тогда как у нее с тех пор не было никого. Платоническая дружба с Десмондом не шла ни в какое сравнение с его связями.

— Дженни… — прошептал Висенте, понимая, что сейчас в мыслях своих она находится далеко, совсем в другом месте.

— Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя, — встрепенувшись, пробормотала она с невеселым смешком. — Боже мой, каким синим чулком я, должно быть, кажусь тебе!

— Вряд ли тебя можно назвать синим чулком… Подобная моральная строгость скорее выглядит похвальной, — поспешил заверить Висенте и, подойдя ближе, коснулся ее руки.

— Даже если сам таких взглядов не придерживаешься? — спросила она резким, неприязненным тоном и, отдернув руку, отошла.

Висенте решил обойти этот деликатный вопрос стороной.

— Мне кажется, что ты должна гордиться своими нравственными принципами. Лично я… питаю к ним огромное уважение…

— Да, думаю, они тебя вполне устраивали. Сбежавшая жена, затевающая интрижки со всеми встречными мужчинами, вряд ли оказалась бы удобной для человека твоего положения. Эти так называемые принципы работали по большей части против меня, не правда ли?

В глубине души Дженетт понимала, что по-прежнему избегает упоминать о его неверности, потому что не хочет выказывать перед Висенте свою боль. Или, что еще хуже, он мог в очередной раз напомнить о том, что его отношения с другими женщинами Дженетт не касаются, а это в свою очередь явилось бы лишней демонстрацией крушения их брака. Висенте нахмурился.

— Не понимаю, каким образом?

— Заведи я отношения с каким-нибудь мужчиной, это могло бы вызвать твой интерес гораздо раньше. Собственно говоря, именно тот факт, что этого не случилось…

— А как же Десмонд? — возразил он, нагнетая атмосферу разговора еще больше.

— Я с ним не спала… пока еще, — сообщила она, мысленно прикидывая, хотелось бы ей когда-нибудь разделить постель с профессором.

Но поскольку эта мысль не возбудила в ней ни малейшего отклика, впереди вырисовывалась грустная перспектива долгого одиночества. Приступ тоски, охвативший ее, был настолько силен, что заставил все же затронуть тему, которой она так долго избегала:

— А как ты?.. Скажи, со сколькими женщинами переспал ты за это время?

К своему удивлению, Висенте ощутил нечто вроде паники и даже не очень понял, почему именно. Сама простота и обыденность вопроса делала удар еще сильнее. Он знал, что не хочет отвечать на вопрос, что даже одной женщины было бы слишком много.

Темные глаза Висенте затуманились, щеки окрасились слабым румянцем. В каком-то, явно извращенном, смысле подобное замешательство даже порадовало Дженетт. Это несколько уравновешивало причиняющую мучительную боль ревность, которую она изо всех сил старалась от него скрыть.

— Ты собираешься отвечать?

— Нет! — отрезал Висенте. — Мне не хочется, чтобы ты расстраивалась по этому поводу.

Сверкнув зелеными глазами, Дженетт выпрямилась во весь свой не слишком представительный рост.

— Разве я выгляжу расстроенной? — спросила она несколько дрожащим голосом. — Я не настолько чувствительна. Ты собирался выяснить наши отношения, и мне хочется того же.

— Только не так быстро. Мы можем наломать немало дров при этом.

— Пугаешь, чтобы сбить с толку, да? Неужели ты думаешь, что меня волнует количество женщин, побывавших в твоей постели? — накинулась на него Дженетт, сорвавшись почти на крик.

Наступило напряженное молчание. Висенте выглядел совершенно спокойным и невозмутимым. Ожидание его ответа показалось Дженетт слишком мучительным.

— Сама того не ожидая, я многое поняла в себе, — нарушила она молчание, невольно сжимая руки в кулаки. — Самой большой моей ошибкой было то, что даже после нашего расставания я продолжала считать себя замужней женщиной. И причина того, что я вновь оказалась в твоей постели, возможно, заключается именно в этом.

Висенте нахмурился.

— Не уверен, дорогая. Мне кажется, что дело тут совсем не в привычке.

— А я уверена и собираюсь расстаться с этой проклятой привычкой как можно скорей, — заявила она. — Поэтому, рассказав, как много женщин было в твоей жизни после нашего расставания, ты окажешь мне огромную услугу — Это называется шоковой терапией.

— Боже мой! — С тревогой на лице, Висенте шагнул вперед и взял ее руки в свои. — Давай прекратим этот разговор. Он бесполезен и не приведет ни к чему хорошему… Ты только напрасно мучаешь себя.

— Я далеко не так чувствительна, как тебе кажется! — Дженетт вырвала руки, как будто предложенная им поддержка задевала ее гордость.

— Хорошо… тогда ты мучаешь меня, — откровенно признался Висенте. — Ничто из того, что я сделал, не стоит даже мгновения твоих терзаний.

— Моя жизнь полна терзаний с того самого момента, как я повстречала тебя, — возразила она со злостью, вызванной ощущением зияющей пустоты внутри. — Целых два года я жила подобно страусу, засунувшему голову в песок, не позволяя себе даже думать о том, что ты делаешь… Скажи, как долго ты ждал, прежде чем нашел другую женщину, занявшую освободившееся место в нашей супружеской постели?

— Дженни, прошу тебя! — взмолился Висенте, воздев руки.

— Нет, у меня есть право спрашивать. Я решила, что буду в дальнейшем руководствоваться не чувствами, а голыми, очевидными фактами, — не уступала она.

— Но ты не привыкла прислушиваться к доводам рассудка… Поэтому мне не хочется причинять тебе боль.

Лицо Дженетт словно окаменело.

— Какую боль?.. Откуда ты вообще взял, что по-прежнему способен причинить мне боль? Ты олицетворяешь собой все, что я ненавижу в мужчинах. Бьюсь об заклад, у тебя наверняка целый гарем женщин, и все же ты имеешь наглость утверждать, что ценишь мои старомодные принципы!

Висенте выглядел необычно бледным.

— Дженетт…

— Я требую, чтобы ты немедленно ушел! — прошипела она, чувствуя подступающие к горлу слезы и боясь, что вот-вот сорвется окончательно. — Можешь приходить в любое время, когда тебе захочется повидаться с Карен, но прошу отдать мне ключ, которым ты воспользовался сегодня. Я не желаю оказаться в неловком положении… когда начну принимать здесь своих приятелей.

— Каких приятелей? О чем ты говоришь? — урезонивающим тоном произнес Висенте. — Ты, должно быть, сошла с ума!

— Напротив, я наконец-то пришла в чувство. Вместо того чтобы оглядываться назад, как будто ты являешься единственным мужчиной в мире, я собираюсь начать жизнь сначала!

— Ты вбила себе в голову, что я спал со всеми женщинами подряд…

Бросив на него яростный, испепеляющий взгляд, Дженетт кинулась в холл и распахнула входную дверь.

— По моему глубокому убеждению, ложась в постель с другой женщиной, ты перестал быть моим мужем. — Она протянула руку. — Отдай мне ключ!

Висенте окинул ее скептическим взглядом.

— Где же та женщина, которая говорила, что хочет вернуться ко мне, чего бы это ей ни стоило?

— Не смей говорить мне эти слова! — воскликнула Дженетт почти в истерике. Единственное, чего ей сейчас хотелось, — так это поскорее остаться одной.

— Прекрасно. — Игнорируя ее протянутую руку, он положил ключ на столик у двери. — Только успокойся пожалуйста.

— Мне нечего успокаиваться!

— Я не хочу оставлять тебя одну в таком возбужденном состоянии…

— Чем тебе не нравится мое состояние? — гневно спросила она гораздо более громким, чем обычно голосом. — Я чувствую себя прекрасно! Свободной и готовой начать новую жизнь разведенной женщиной!

— Может, позвонишь мне позднее? — осторожно спросил Висенте.

— Я буду слишком занята… Кроме того, как я могу это сделать? Номер, по которому отвечаешь лично, известен только любовницам! — с горечью бросила Дженетт.

Он поспешно написал ряд цифр на краешке газеты, лежащей рядом с ключом.

— А теперь, пожалуйста, уходи, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Дверь за Висенте закрылась, оставив ее в тишине дома. Выпустив Робина из кухни, Дженетт прижала его к себе, и котенок, видимо почувствовав ее состояние, стал ласково тереться мордочкой о ее щеку.

Растроганная таким неожиданным проявлением сочувствия бессловесной тварью, она чуть не расплакалась. Не выпуская Робина из рук, Дженетт поднялась наверх и заглянула в детскую.

Карен спокойно спала. Ощущая подступающий к горлу комок, Дженетт поспешила в ванную — смыть потекшие все-таки слезы. Странно, только что она не могла дождаться, когда Висенте уйдет, но лишь это произошло, ее охватило чувство беспросветного одиночества. Но у меня же есть Карен, напомнила себе Дженетт, многие женщины не имеют и этого. Надо перестать думать о Висенте и фантастических красавицах вроде Хилари Флинн…

Многие вопросы, над которыми она боялась задумываться раньше, вновь встали перед ней во весь рост. Наивно вообразив, что в состоянии возродить потерпевший крах брак, она жила в созданном ею иллюзорном мире и сделала попытку обеспечить сказке счастливый конец. После того как Висенте занялся с ней любовью, Дженетт посчитала, что это имеет какое-то символическое значение. Разве не читала она где-то, что пары, находящиеся на грани развода, обязательно пробуют переспать друг с другом по крайней мере еще раз.

Однако для Висенте это ровным счетом ничего не значило. Он сам так сказал. Всего лишь секс, ничего не значащий секс…

Раздался звонок телефона. Торопливо пройдя в спальню, она подняла трубку.

— Могу я приехать к тебе? — раздался ровный и спокойный голос Висенте.

Дженетт закрыла воспаленные от слез глаза.

— Нет…

— Я чувствую себя отвратительно… Разреши мне побыть с тобой. Ты так расстроилась!..

— Нет… не надо, — срывающимся голосом сказала она и повесила трубку.

Внезапно почувствовав, что ей нечем дышать, Дженетт открыла дверь, ведущую на балкон, и полной грудью вдохнула прохладный вечерний воздух. Что за дурацкие угрозы бросала она Винсенте! Если он ее не любит, то какая ему разница, насколько интимны ее отношения с другими мужчинами?

Телефон зазвонил вновь, но она решила проигнорировать его, догадываясь, кто находится на том конце провода. Висенте был ею бесконечно любим, но она не хотела его видеть. Просто не могла себе это позволить. Но как отделаться от мыслей о нем, если они не дают ей покоя?..

Теперь зазвонил дверной колокольчик, а когда Дженетт не отреагировала, в дверь начали стучать. Донельзя взбешенная, молодая женщина спустилась по лестнице и, выбежав в холл, закричала что было сил:

— Я тебя ненави… — Голос ее сорвался на середине последнего слова.

Интересно, расслышал ли он это сквозь толстую дверь, заметил ли ее слабость? Сдерживая рыдания, Дженетт направилась в гостиную, по пути закрывая все двери. Нечего ему знать, что она плачет…

Стоящий по другую сторону массивной двери Висенте выругался от души. Зачем надо было отдавать ей ключ? Необходимо попасть внутрь любым путем, даже если придется высадить дверь. Заметив свет наверху, он поднял голову. Балконная дверь была приглашающее открыта. У Висенте вырвалось проклятье — всю свою жизнь он боялся высоты, и это было самым большим его секретом.

Подогнав машину под балкон, Висенте забрался на крышу. Дом был старый, с высокими потолками, так что оставалось лезть довольно прилично. Сделав несколько осторожных шагов по скользкой крыше машины, он крепко ухватился за прочную плеть вьющегося по стене плюша и глубоко вздохнул.

Висенте понимал, что страх его иррационален — до земли было около двух ярдов, однако ему казалось, что не меньше пяти. Весь в холодном поту, он подтянулся. Выскочивший на балкон Робин с интересом посмотрел на него сверху, явно примериваясь, как бы прыгнуть.

— Только посмей, рыжий мерзавец! — предупредил его Висенте.

Достигнув каменного парапета, он стал перебираться через него, но, не рассчитав, тяжело рухнул на вымощенный плиткой пол. Довольный Робин тут же вцепился ему в загривок. Отодрав от себя отчаянно мяукающего котенка, Висенте собрался было спустить паршивца с балкона… Но, неожиданно для себя передумав, осторожно опустил на пол. Робин поначалу явно растерялся, а потом с самым независимым видом прошествовал в открытую дверь спальни, подняв хвост трубой.

Висенте пошел за ним следом. Он нашел Дженетт в гостиной. Она сидела, обняв колени, в самом углу дивана, молчаливая, недвижимая и выглядевшая такой маленькой!

— Дженни…— позвал он негромко, боясь напугать ее внезапностью своего появления.

Испуганно подняв голову, она торопливо вскочила с дивана.

— Висенте!..

— Я беспокоился за тебя. Пришлось залезть через открытый балкон.

Не зная что сказать, Дженетт попыталась пожать плечами.

И вдруг, безо всякого предупреждения, он заключил ее в объятия и запечатлел на мягких податливых губах страстный поцелуй, получив не менее страстный ответ.

8

— Мы не должны этого делать… — задыхаясь, прошептала она, когда он наконец отстранился.

Взгляд Висенте не оставлял сомнения в его намерениях.

— Нет, должны.

— Но Хилари?.. — неуверенно возразила Дженетт, не отрывая взгляда от его лица.

Висенте хрипло рассмеялся.

— С ней было покончено в тот момент, когда я вновь обнял тебя. Мою жажду можешь утолить только ты одна, дорогая.

У нее вырвался вздох облегчения.

— Я рада…

Настолько рада, что не в состоянии паже выразить свою радость. Для этого надо было думать, а Дженетт хотелось лишь наслаждаться моментом. Висенте обнимал ее так крепко что трудно было дышать, однако она не возражала, пусть только это длится подольше.

Со вздохом удовлетворения Висенте подхватил ее на руки.

— Пока я с тобой, в моей жизни не будет больше никого! — сказал он так, будто давал клятву. — Так было всегда и я не собираюсь меняться!

Дженетт поняла, что наступил момент, когда необходимо отказаться от прошлого, если только у нее нет намерения разрушить настоящее. Висенте был максималистом — либо все, либо ничего. А два года назад она предала его, предпочла уйти, вместо того чтобы остаться и бороться за свою семью. Надо было признать, что этим уходом она вернула ему свободу. И если он воспользовался ею, есть ли у нее право судить мужа за это?

Вынеся ему несправедливый приговор, отказав в праве на апелляцию, выразив свое недоверие, она задела его достоинство, а, ограничивая время общения с Карен, только усилил неприязнь к себе и возвела кажущиеся непреодолимыми барьеры между ними. Однако, один за другим, эти барьеры начали рушиться, главным было именно это, уверяла себя Дженетт. Тот самый второй шанс, на который она так уповала, был ей наконец предоставлен, и следовало сказать за него спасибо судьбе.

Задержавшись на середине лестницы, Висенте не удержался и поцеловал Дженетт еще раз. Соблазн был слишком велик. Ему хотелось быть с ней, и он добился своего, об остальном не хотелось и думать.

— Дженни… — пробормотал Висенте с выражением, заставившим ее задрожать.

— Как хорошо, что ты не послушал меня и вернулся, — прошептала она в ответ голосом, хриплым от ранее пролитых слез.

— Когда я чего-нибудь хочу, я этого добиваюсь, дорогая, — сказал Висенте, внеся ее в спальню, и, поставив на ноги, ласково провел кончиками пальцев по нежной щеке.

— Тогда не переставай хотеть меня, — попросила Дженетт жалобно.

— Тебе стоит лишь сказать, как именно, — заговорщицким тоном сообщил он.

— Вряд ли я на это осмелюсь.

Однако, ободренная поощрением, она начала снимать с него пиджак. Правда, с такой неловкостью, будто делала это в первый раз.

Глядя ей в глаза, Висенте сбросил его одним движением широких плеч. Решив продолжить начатое, Дженетт непослушными пальцами взялась за узел галстука.

— У меня это не слишком хорошо получается, — предупредила она.

— Можешь практиковаться на мне так часто, как тебе этого захочется… Но только не сегодня, — хрипло ответил Висенте, с плохо скрываемым нетерпением срывая с себя галстук и рубашку.

Жар желания заставил Дженетт со стоном нетерпения податься ему навстречу. Глаза ее наполнились слезами радости и предвкушаемого блаженства.

— Подожди, дорогая, — прошептал Висенте. — Не торопись. Времени у нас сколько угодно.

Он осушил ее слезы поцелуями, столь нежными, что Дженетт показалось, будто сердце ее вот-вот разорвется от умиления.

— Не надо слез, дорогая, — вновь прошептал Висенте. — Для них сейчас не время.

— Это просто…

Она не смогла докончить фразу и подумала, что это и не нужно. Он наверняка догадывается о том, что творится в ее сердце и что означают эти непроизвольно льющиеся слезы.

— Я по тебе соскучился… очень соскучился…

В голосе Висенте ощущалось страстное желание, заставляющее его звучать гуще, эротичнее прежнего. Взгляд темных глаз отмечал каждую перемену ее эмоционального состояния, мельчайшие изменения настроения. Дженетт понимала, что не может ничего скрыть от него.

— И я ничего не забыл. Помню каждый момент прошлого и до сих пор помню твою реакцию.

На губах его появилась легкая чувственная улыбка.

— Например, знаю, что, если сделать так… — его ладони легли ей на груди, ласково и осторожно поглаживая их, — то ты закроешь глаза. А если так… — положив подушечки больших пальцев на ее соски, Висенте подразнил их, заставив отвердеть, — то ты начнешь издавать легкие стоны, сводящие меня с ума. Но если сделать так…

Он склонил темноволосую голову. И Дженетт почувствовала коснувшиеся ее груди губы, на этот раз уже не нежные, а требовательные и жадные, заставившие ее затрепетать от желания и обнять руками его мощные плечи.

— Висенте! О, Висенте! — простонала она, и в этот момент все, о чем он говорил, вдруг ясно всплыло в ее памяти, заставив отбросить последние сомнения.

Это был ее муж, и, хотя они воссоединились лишь недавно, Дженетт тоже отлично помнила, как доставить ему удовольствие. Поэтому она дала волю рукам, поглаживая, дразня, лаская, одновременно прижимаясь губами к мускулистой груди, лаская языком плоский сосок.

Но когда его длинная нога уже протиснулась между ее бедрами, Дженетт поняла, что во избежание недопонимания между ними просто должна прояснить еще одну вещь.

— Висенте… — прошептала она прерывающимся голосом, — я хочу, чтобы ты знал… Я… я действительно никогда не спала с Десмондом. И не было никого…

— Знаю, — сказал он грубым, хриплым голосом, выдающим силу обуревающих его чувств. — У меня есть глаза.

— Тогда чего мы ждем? — спросила Дженетт и откинула голову назад, словно приглашая к дальнейшим действиям.

— О, дорогая!

С этим приглушенным возгласом радости, триумфа и облегчения одновременно с горящими от страсти глазами Висенте наконец вошел в нее.

— Именно так и должно быть, дорогая… — пробормотал он. — Должно было быть все это время…

Но Дженетт не слушала. Ей хотелось сейчас не слов, а любви. Обвив Висенте ногами она начала слегка покусывать его, пока наконец он полностью не отдался охватившему его желанию.

Чувства целиком овладели ею. Не осталось ничего, кроме ощущения его внутри себя и ответа на это своего собственного тела. Ритм все ускорялся, унося обоих из мира реальности туда, где не существует ни времени, ни пространства, а только сжигающее обоих ослепительно белое пламя страсти…

Когда все осталось позади, Дженетт замерла в его объятиях, не в силах, казалось, ни говорить, ни думать. Но когда Висенте начал вновь, вроде бы слишком скоро, она обнаружила, что ее тело отвечает еще быстрее, что ее желание еще сильнее, а в кульминационный момент она словно захлебнулась в безбрежном море наслаждения.


— Можешь поспать еще… Восстанавливай свои силы, дорогая, — посоветовал Висенте с самодовольством мужчины, измучившего свою женщину в постели.

С ощущением томной лени во всем теле, Дженетт обняла его за шею.

— Звучит просто чудесно. Значит ли это, что ты собираешься сегодня сам разбудить Карен и накормить ее завтраком?

Представив себе все, что предстоит сделать для достижения этой цели, Висенте не удержался от нарочито мучительного громкого стона.

Лицо Дженетт осветилось непроизвольной веселой улыбкой.

— Я только пошутила… Мне просто хотелось увидеть твою реакцию.

— Ведьма! — пробормотал он с притворной досадой, не отрывая от ее смеющегося лица взгляда, в котором сквозило, однако, некоторое беспокойство.

Их развод был решенным делом. Висенте получил уведомление накануне вечером и хотел было осторожно намекнуть Дженетт об этом ночью, не зная, в курсе ли она и не хранит ли просто дипломатическое молчание. Но потом подумал, что будет разумнее, если ей станет известно это позднее и от адвоката. Делать подобное объявление лично было бы ошибкой. Ему не хотелось видеть ее огорчения.

Еле заметная напряженность, появившаяся во взгляде Висенте, заставила Дженетт насторожиться.

— Что-нибудь не так?

— Не так? Да нет, все в порядке. — Безразлично пожав широкими плечами, Висенте встал с кровати.

Он переспал со своей бывшей женой, что из этого? Она была счастлива, он был счастлив, да и Карен тоже была счастлива… А их интимные отношения никого не касаются. Хотя, может быть, ему следует прислать ей цветы, в знак своей признательности.

Цветы в обмен на обручальное кольцо? — поддразнил внутренний голос, заставив Висенте стиснуть зубы.

Что ж, можно закачать какие-нибудь драгоценности… что-нибудь особенное… ожерелье или браслет. Правда, Дженетт всегда была равнодушна к украшениям, скажем спасибо, положит в ящик стола и забудет о них. Или пригласить ее на ужин. Но туда непременно набегут папарацци, а газетные фотографии вряд ли доставят ей удовольствие… О! А не купить ли ей самое редкое членистоногое нечто, которое только можно достать за деньги? В этом что-то есть: пусть изучает его в свое удовольствие.

— Ты уверен, что все в порядке? — вновь спросила Дженетт, удивленная его необычным поведением.

— Да… я просто задумался. Нам нужна вернее, тебе нужна, — торопливо поправился Висенте, удивляясь, что его подводит обычно железная выдержка, — няня, которая бы занималась с Карен.

Предпочитая делать вид, будто не заметила оговорки мужа, выдающей его представление о них как о супружеской паре, Дженетт широко улыбнулась.

— Мария Пьедад, няня, работавшая на меня в качестве приходящей, сказала, что не прочь пожить городской жизнью.

Он удивленно поднял брови.

— Эта Мария испанка?

Дженетт вновь улыбнулась.

— Ее отец испанец, поэтому она свободно говорит на его родном языке. Я всегда считала, что это будет для Карен полезно.

Висенте был поражен. Даже во времена наихудших отношений между ними она учитывала происхождение дочери и подыскала ей соответствующую няню. Он ее явно недооценивал.

— Она кажется подходящей во всех отношениях, — заметил Висенте.


Рубашка Висенте валялась на полу вместе с небрежно брошенными майкой и джинсами, на вешалке висели три деловых костюма. На столике рядом с телефоном лежала расческа и несколько английских и испанских газет. Привыкнув к наличию прислуги, он раскидывал веши, где придется, создавая ужасный беспорядок в доме. Но именно эти валяющиеся повсюду вещи мужа наполняли сердце Дженетт тихой радостью.

В течении двух лет ее спальня была лишена признаков его присутствия. Но сейчас Дженетт не хотелось даже вспоминать об этих печальных временах. К чему воскрешать прошлое, когда настоящее так прекрасно?

Она прожила на новом месте все неделю, и с каждым днем Висенте проводил с ней все больше и больше времени. Уик-энд прошел вообще просто замечательно. Он отключил веете телефоны и совсем не занимался работой Они прекрасно провели время в компании Карен и эти простые семейные радости наполнили сердце Дженетт удовлетворением.

Сам Висенте, следовало признать, за время их разлуки сильно переменился — стал менее высокомерен, эгоистичен и раздражителен. Вновь и вновь он демонстрировал способность пойти на компромисс ради нее и Карен, хотя еще два года назад это было для него почти ругательное слово. Он делал только то, что хотел, и любые ее попытки занять в его жизни более важное место потерпели полный крах.

Глядя теперь в прошлое, Дженетт понимала, что, несмотря на заключенный брак, во многих отношениях Висенте продолжал вести привычную ему жизнь холостого человека. Удивительно, как только она умудрилась не замечать этого раньше, полагая, что все это время он был верен ей!

Висенте настоял на том, чтобы сохранить за собой шикарную холостяцкую квартиру, хотя Дженетт это не слишком понравилось. Он отказался хотя бы ненамного сократить свой рабочий день, не реже, чем раньше, бывал в заграничных поездках и организовывал личную жизнь, не советуясь с ней Они делили постель, но ничего больше.

Поэтому, когда Дженетт забеременела, не было ничего удивительного в том, что Висенте оказался совершенно не готов к ограничениям в своей жизни и привычках, которых могло потребовать появление ребенка. Собственно говоря, как ни пыталась она это отрицать, он даже не старался приспособиться к положению женатого человека.

Однако теперь эта неспособность к адаптации куда-то исчезла. Висенте поступал как мужчина, готовый принять на себя обязанности, налагаемые семейной жизнью. Даже когда Карен начинала капризничать, он вел себя по-отцовски самым достойным образом. Что же касается интимных отношений, отмечала Дженетт с несколько стыдливой радостью, то его вновь обретенное влечение к ней и трогательная внимательность не оставляли желать лучшего.

Но темное пятно, однако, оставалось. Любящей знать, на что она имеет право рассчитывать, Дженетт трудно было жить в теперешней атмосфере неопределенности, не задаваясь при этом неприятными вопросами. Положение ее было далеко не столь простым, как могло показаться на первый взгляд. Слов нет, на текущий момент времени Висенте действительно был с ней, но как долго это могло продлиться и на каких условиях? Однако делать какие-либо предположения казалось ей преждевременным и даже опасным. С другой стороны, хотелось знать, есть ли у них совместное будущее…

В спальню вошел Висенте, одетый в прекрасно пошитый дорогой костюм. Высокий, темноволосый, потрясающе красивый. Остановившись в изножье кровати, он с улыбкой оглядел лежащую на ней Дженетт. Решение беспокоящего его вопроса было наконец найдено, можно было гордиться собой.

— Как тебе понравится поездка в Испанию, дорогая?

Оторвавшись от своих мыслей, она бросила на него недоуменный взгляд.

— В Испанию?

— У меня есть дом в сельской местности, хотя и не так далеко от города. Мы с тобой и Карен будем там совсем одни, — сказал Висенте, предчувствуя ее восхищение при виде дома. — Отправимся туда прямо сегодня, сразу после обеда.

— Так скоро? — воскликнула Дженетт, не совсем понимая, когда и зачем он купил этот дом. Во время свадебного путешествия Висенте говорил о нем неоднократно, однако до дела так и не дошло. Роскошная же вилла на Лазурном берегу была фамильным владением семьи Перрейра, как и особняк в Барселоне. Там ей даже удалось побывать однажды.

Взгляд темно-золотистых глаз мужа был совершенно непроницаем.

— Ты доставишь мне этим огромное удовольствие, дорогая, — сообщил он.

Никогда еще Висенте не был более искренен, чем сейчас. Это прелестное убежище в гористой местности было просто идеально. Папарацци никогда не узнают, где они находятся. К тому же вряд ли Дженетт сможет связаться оттуда со своим адвокатом. Можно будет насладиться совершеннейшим покоем.

— В таком случае мне не терпится туда попасть, — ответила она.

Часа через два принесли прекрасный экземпляр цветущей эйхорнии в стеклянном сосуде. Не зная, как воспринять столь необычный подарок, Дженетт позвонила Висенте, чтобы его поблагодарить.

— Я знаю, что тебе больше по душе те, у кого много ножек. Но как только я увидел одного из твоих любимцев на картинке, то понял, что не смогу переступить порог дома, в котором живет такое чудовище…

— Они же маленькие, — с трудом сдерживая улыбку умиления, возразила молодая женщина.

— Знаешь, по-моему, маленького, но непредсказуемого Робина нам вполне достаточно, — ответил он. — К тому же мне сказали, что в воду, в которой растет цветок, можно запустить золотых рыбок.

— Правда? — удивилась Дженетт, покоренная с первого взгляда тяжелыми лавандово-голубыми соцветиями эйхорнии. — Может получиться красиво… — И, хихикнув, добавила: — Да и Робин обрадуется рыбкам.

Чуть позже, когда она уже сносила чемоданы вниз, позвонила Элизабет. Звонок сестры обрадовал Дженетт. приготовившуюся к обычному, мало что значащему разговору. Однако вместо этого она оказалась подвергнутой настоящему допросу.

— Сколько времени у тебя осталось до того, как развод будет оформлен окончательно? — немедленно взяла быка за рога Элизабет.

— Точно не знаю, — призналась Дженетт, чувствуя, как становятся влажными ладони; ей не хотелось даже думать об этом.

— Не говори ерунды! Ты должна знать! — заявила сестра, прекрасно осведомленная о болезненном отношении Дженетт к этой теме.

Она никогда не хотела развода, лишь пару месяцев назад Висенте, не лично, а, как обычно, через адвоката, потребовал развода на основании истечения требующегося по закону двухгодичного периода раздельного проживания. Гордость заставила Дженетт дать согласие, хотя она и проплакала всю последующую ночь. У нее даже не хватило смелости вскрыть полученное после этого письмо от своего адвоката.

Несколькими неделями ранее просьба о разводе рассматривалась в суде, но точная дата события осталась неизвестной Дженетт, находившейся в слишком расстроенных чувствах, чтобы внимательно следить за этой процедурой. Насколько она знала, от решения суда до окончательного вступления его в силу должно пройти шесть недель плюс один день. Однако Дженетт была уверена, что этот срок еще не истек и осталось немного времени на то, чтобы Висенте передумал и решил остаться женатым человеком…

— Дженетт! — резко окликнула ее Элизабет.

— Да-да, подожди немного, — ответила Дженетт.

Ей вовсе не хотелось обсуждать сейчас с сестрой перспективы своего бракоразводного процесса. Но, почувствовав смутное беспокойство, она положила трубку и вышла в холл, где на столике лежала почта, перенаправленная по новому адресу. Однако в небольшом запечатанном конверте оказался лишь каталог семян. Разумнее всего, подумала она, будет откровенно рассказать Элизабет о том, что произошло между нею и Висенте.

— Бетти, послушай, — без предисловий сказала она, снова взяв трубку, — сегодня мы с Висенте уезжаем в Испанию.

— Правда? Я очень рада за тебя, — ответила сестра на редкость довольным тоном.

Столь внезапная смена настроения несколько удивила Дженетт.

— Действительно рада?

— А почему бы и нет? Кстати, должна тебе кое в чем признаться, — продолжила Элизабет все так же жизнерадостно. — После твоего отъезда я перепутала банковские счета и случайно заглянула в твой. Оказывается, Висенте положил на него огромную сумму денег.

Зеленые глаза Дженетт широко раскрылись в удивлении.

— Боже мой, ты в этом уверена?

— Ты попросила у него денег, и, надо отдать ему должное, он выполнил твою просьбу в тот же день. Двести пятьдесят тысяч фунтов! — восторженно воскликнула сестра — Четверть миллиона!

Дженетт в буквальном смысле слова окаменела от неожиданности.

— Так много! Ты не шутишь?

— Это чудесная новость дли нас обоих. Мне не терпится начать все снова, а теперь ты имеешь возможность предоставить мне беспроцентную ссуду.

— Ссуду? — машинально повторила молодая женщина.

— Ты ведь вернулась к Висенте… Теперь тебе ничего не стоит одолжить мне сто тысяч.

Дженетт тяжело вздохнула.

— Но я не вернулась к Висенте… Во всяком случае, не в том смысле, какой ты имеешь в виду. Мы с ним вполне можем разойтись вновь, — грустно призналась она. — Мне очень жаль, Бетти, но вряд ли я смогу одолжить тебе принадлежащие ему деньги.

— Но почему, черт побери? У него их куры не клюют! — возмутилась Элизабет. — Ты ведь снова спишь с ним, не так ли?

Покраснев, Дженетт решила проигнорировать бестактный вопрос.

— Прежде всего эти деньги предназначены для того, чтобы разрешить мои финансовые проблемы и обеспечить достойное воспитание Карен. В настоящий момент у меня нет никаких источников дохода. Кроме того, хоть я не живу в своем доме, приходится платить по счетам и закладным, — напомнила она сестре. — А ситуация, в которой я нахожусь, может быть временной…

— Неужели? Хочешь сказать, что являешься лишь временной любовницей Висенте? Это правда? — перебила ее Элизабет с презрительной насмешкой в голосе.

Ее реплика резанула Дженетт словно ножом.

— Я действительно хотела бы тебе помочь Однако в данный момент…

— Как бы не так! Ты всегда была эгоисткой! — воскликнула разъяренная отказом сестра. — Висенте делает с тобой все, что хочет. Просто не верится! Еще три года назад ты переспала с ним только после свадьбы…

— Бетти, пожалуйста, замолчи! — взмолилась Дженетт.

Но Элизабет было не остановить.

— А теперь, стоило ему заплатить тебе кругленькую сумму, как ты повела себя как настоящая шлюха!

И на другом конце линии бросили трубку.

9

— Дом тебе наверняка понравится, — пообещал Висенте.

Ожидая увидеть маленький дворец и заранее представляя бронзовые канделябры, мраморные полы и позолоченную мебель, обтянутую шелком, Дженетт решила сделать все возможное, что выказать свое восхищение. По правде сказать, выросший на фамильной вилле и в особняке Висенте слишком любил роскошь. Она же в атмосфере излишней пышности чувствовала себя не в своей тарелке, но вряд ли он принимал во внимание ее желания.

Дорога, идущая через освещенную ярким солнцем оливковую рощу, свернув направо, вывела их на просторный луг, усыпанный полевыми цветами. На другом конце луга, на фоне далеких гор, виднелся старый белый дом под черепичной крышей и с выступающим вторым этажом, окна которого были закрыты жалюзи затененная терраса, опоясывающая дом была выложена каменными плитками.

Увидев все это, Дженетт с трудом удержала вполне искренние слеза восхищения. Дом был совсем не в стиле Висенте, зато такой, какой она видела в своих мечтах.

Вышедшая навстречу подъехавшему лимузину прислуга занялись багажом и Карен, которая побежала исследовать свое новое жилище. Ее, естественно, сопровождал Робин.

— Завтра утром прибудет Мария Пьедад, чтобы помогать тебе присматривать за дочерью, — сообщил Висенте.

Недоуменно моргая, Дженетт повернулась к нему лицом.

— Что ты сказал?

— Было не так уж трудно отыскать ее по телефонной книге. Я позвонил Марии и спросил, согласится ли она работать на тебя на постоянной основе.

— Но мне не нужно…

— Все уже организовано, — отрезал Висенте. — Мария была рада и сказала, что соскучилась по Карен. Ей не терпится приступить к работе.

Пытаясь сдержать рвущийся наружу протест, Дженетт глубоко вздохнула.

— Тебе, наверное, даже не пришло в голову, что следовало бы сначала посоветоваться со мной, как с матерью?

— Пришло… Однако, подумав, я решил, что этого делать не стоит, — последовал поразивший ее ответ.

Дженетт бросила на него недоверчивый взгляд.

— Но почему?

Висенте пожал широкими плечами, обтянутыми белоснежной рубашкой.

— Ты привыкла заниматься дочерью одна, и необходимость доверить ее кому-либо еще вызывает в тебе чувство вины. Однако мы с тобой должны иметь возможность время от времени наслаждаться обществом друг друга, не волнуясь при этом о Карен. Думать о своем собственном удобстве вовсе не преступление, дорогая.

Бросив взгляд на его красивое лицо, Дженетт с трудом удержалась от улыбки. Ему удалось найти наилучшие слова для убеждения.

— Что ж, может, ты и прав.

Обняв за талию, Висенте провел ее в гостиную с широкими, приглашающими на них присесть диванами и окнами, выходящими в сад. Все остальные комнаты выглядели уютными и были обставлены мебелью в простом деревенском стиле, что невольно возникал вопрос: кто занимался оформлением дома? Не специалист в этой области, Дженетт, однако, поняла, что к интерьерам приложил руку профессионал. Может, среди подружек Висенте наряду с роскошной телеведущей оказалась и новомодная стильная дизайнерша? Эта мысль несказанно огорчила ее. А кого еще он водил по этому дому?

Со второго этажа открывался чудесный вид на окружающий пейзаж. Однако все эти красоты уже не производили на Дженетт никакого впечатления. Все заслоняло не дающее покоя сомнение. Как ни крепилась она, заклиная себя промолчать, выносить такую пытку далее было просто невозможно.

— Помнишь, когда-то, во время нашего медового месяца, ты обещал мне точно такой же дом…

— Я всегда держу слово, — ответил Висенте игривым тоном.

Дженетт вознегодовала. Как можно быть таким бесчувственным? Неужели он принял ее слова за комплимент?

Тем временем осмотр дома продолжался. Они вошли в спальню со свисающими до натертого воском дубового паркета золотистыми занавесами. Золотистый, ее любимый цвет. Подобно детективу, внезапно напавшему на след преступника, Дженетт открыла дверь того, что должно было быть ванной, обнаружив там в качестве последнего доказательства большую, стоящую посередине овальной формы ванну. Ванну ее мечты!

— Я тебя ненавижу! — накинулась она на Висенте, вне себя от ярости.

Все с тем же бесстрастным выражением лица он присел на спинку внушительной деревянной кровати.

— Боже мой! С какой стати?

— После моего ухода ты купил дом, о котором я всегда мечтала, и осквернял его присутствием других женщин! — гневно воскликнула она. — Как ты только посмел привезти меня сюда?

— Может быть, мне просто хотелось напомнить тебе, от какого человека ты ушла, дорогая, — холодно возразил он. — И ты увидела здесь совсем не то, что есть на самом деле… Все вокруг — это олицетворение моей прошлой безграничной веры в тебя.

— Я… я не понимаю тебя, — дрожащим голосом призналась Дженетт.

— Когда ты уходила из дома, мне даже в голову не могло прийти, что это означает конец нашего брака. — Висенте окинул внимательным взглядом ее напряженное лицо. — Через неделю после твоего бегства я получил сведения об этом месте. Прежде я уже отказался от нескольких предложений, — бесстрастно, продолжил он. — Стоило мне увидеть фотографии, как стало ясно, что это и есть дом твоей мечты, а мечты на дороге не валяются. Я купил его, потому что всерьез полагал, что ты скоро придешь в чувство, опомнишься и вновь станешь жить со мной в качестве моей жены…

Подобный поворот событий оказался для нее абсолютно неожиданным.

— Если это правда… — начала она.

Взгляд Висенте посуровел.

— Можешь не сомневаться в моих словах. Один раз ты уже сделала это… с хорошо известным тебе результатом, — сухо напомнил он. — Надеюсь, прошлое тебя хоть кое-чему научило.

Наступило неловкое молчание, которое нарушил невеселый смех Дженетт.

— Да, прошлое меня действительно кое-чему научило. Я оказалась не права в своих суждениях о тебе. Однако очень хотела поверить в твою невиновность, представься мне такая возможной. Но я была тебе безразлична настолько, что ты даже не попытался вернуть меня обратно!

Губы Висенте на миг сжались в суровую линию.

— Это не так.

— Нет, так. Ты оказался слишком горд. Не поверив тебе, я задела твое эго, и ты решил наказать меня за это, — заявила она с горечью в голосе.

— Весьма фантастическая версия случившегося… в твоей интерпретации.

— Нет, это как раз очень на тебя похоже — возразила Дженетт. — Тебе захотелось сыграть в игру, ставкой в которой был наш брак. Теперь я все поняла, из твоего же собственного рассказа. Ты купил этот дом, потому что ожидал, что я приползу к тебе на коленях.

— Твое воображение разыгралось не на шутку, — заметил Висенте с деланным безразличием, неизменно действующим ей на нервы.

— Разозлившись на меня настолько, что позволил уйти, ты поступил жестоко по отношению к нам обоим, однако хотя бы теперь перестань винить за это меня. Возможно, я была отнюдь не идеальной женой, но муж из тебя получился совсем уж никудышный. Ты сделал меня несчастной задолго до истории с Николь Сежурн!

Побагровев от возмущения, Висенте гневно сверкнул глазами.

— И на каких же фактах основывается твое обвинение?

— Наш брак потерпел крах, потому что я тебя почти не видела. На первом месте для тебя была работа и все, что угодно, только не я. Ты постоянно демонстрировал, сколь незначительную роль занимаю я в твоей жизни. Тебе просто не хотелось быть женатым, ты продолжал вести прежнюю жизнь холостяка…

— Черт побери! Разве моя вина в том, что ты оказалась тряпкой и принимала все как должное? Что толку жаловаться на мое поведение сейчас, два года спустя? — внезапно вспылил Висенте. — Мне было двадцать семь лет, и я оказался не настолько взрослым, каким себя считал. Откуда мне было знать, что значит семейная жизнь?

— Не думала, что тебе нужен самоучитель.

Он вскинул голову.

— Ты, возможно, и не думала, но мне бы он не помешал. Сколько себя помню, мои родители жили врозь. У отца были частые интрижки с женщинами, а у матери постоянный любовник. Они ненавидели друг друга, — признался Висенте — Самое поразительное, что они умудрились погибнуть вместе в авиакатастрофе, хотя предпочитали не встречаться друг с другом.

Дженетт молчала, не зная, что сказать. Родители Висенте умерли до того, как они познакомились, поэтому ей даже в голову не могло прийти, что его жизнь в семье не была счастливой.

— Но Маргарита никогда об этом не упоминала…

— Когда они погибли, она была совсем еще ребенком и у меня не возникло желания посвящать ее в печальные семейные тайны.

— Но ты должен был рассказать мне!

Во взгляде его читалось упрямое несогласие.

— Зачем? Это не имело никакого отношения к тому, что происходило между нами. Я только упомянул, что семейная жизнь моих родителей отнюдь не может служить образцом для подражания.

Все сказанное Висенте заставило Дженетт взглянуть на историю их отношений под совсем другим углом. Удивительно, что он, со своим циничным взглядом на семью, вообще сделал ей предложение!

— Ты действительно купил этот дом для меня?

Висенте даже не удостоил ее ответом. Неожиданно Дженетт почувствовала себя гораздо увереннее, чем раньше.

— Это правда, ты купил его для меня, — ответила она самой себе, потешив свое самолюбие. — Жизнь на лоне природы не для тебя, не так ли?

В глазах его загорелись золотистые огоньки.

— Почему же, есть масса сельских удовольствий, которые я могу оценить, дорогая.

Внезапно она вспомнила, как однажды они занимались любовью в высокой траве. Эта сцена нисколько не померкла за прошедшие с той поры три года. Атмосфера спальни словно наполнилась желанием. Дженетт охватила дрожь возбуждения, и, ощущая, как пересохло в горле, она скинула босоножки.

Несколько изумленный ее поведением Висенте встал и закрыл дверь.

— Я часто представлял тебя в этой комнате.

Чувствуя себя совершенно неотразимой, Дженетт расстегнула молнию платья и одним быстрым движением сбросила его на пол.

— Продолжай… — охрипшим от желания голосом попросил он.

Ощущая на себе жадный взгляд Висенте, она расстегнула бюстгальтер и, выгнув спину, позволила ему соскользнуть вниз.

— Не останавливайся…

С горящим от смущения лицом Дженетт избавилась от последней детали своего туалета и с нервным смешком легла на широкую кровать.

— Иди ко мне… — задыхаясь, прошептала она.

Пораженный до глубины души Висенте сорвал с себя рубашку, не обращая внимания на полетевшие во все стороны пуговицы.

— Откуда в тебе столько… бесстыдства?

— После недели, проведенной с тобой, — ответила Дженетт, чувствуя себя полностью раскрепощенной и понимая, что это ей нравится.

— Я никогда не привозил сюда других женщин, — признался он, стягивая джинсы. — Приезжал сам, когда хотел покоя и одиночества.

Это место принадлежит мне. Как я сразу не поняла? — подумала Дженетт.

Проведя ласковой рукой по небольшой, но полной груди, Висенте склонил голову к розовым соскам. Издав негромкий стон, она запустила пальцы в его черные волосы и полностью отдалась ощущениям.

На этот раз все было гораздо медленнее, но доставило Дженетт такое наслаждение, что ей не удалось удержаться от слез, которые не остановились даже потом, когда она отдыхала, положив голову ему на грудь.

— Ты плачешь, дорогая? — спросил Висенте. — Но почему?

«Потому что я знаю, как сильно люблю тебя», — хотелось ответить Дженетт, но что-то помешало ей. Однако промолчать тоже было нельзя.

— Потому что я счастлива, — пробормотала она. Каждая клеточка ее все еще дрожащего тела словно наполнилась невыразимым блаженством.

— Как у меня вышло? — спросил он лукаво.

С трудом переведя дыхание, Дженетт улыбнулась.

— Тебе надо еще много тренироваться.

Длинные пальцы Висенте ущипнули ее за щеку, невольно заставив молодую женщину рассмеяться.

— Надо ли воспринимать это как упрек, дорогая?

Но как ни хотелось Дженетт продолжить этот разговор, она сказала совсем другое:

— Карен может подумать, что мы ее бросили. Нам надо вставать, пока она не отправилась нас искать.

Висенте со вздохом сожаления поднялся и направился в ванную. А Дженетт, удобно устроившись на кровати, решила полежать еще минутку… и чуть было не уснула, если бы не зазвонивший телефон.

С недовольным стоном она подняла трубку и ответила на звонок.

Какое-то мгновение трубка молчала.

— Дженетт?.. Это действительно ты? — раздался наконец знакомый женский голос, — Сначала я даже не поверила своим ушам!

Это была Маргарита, сестра Висенте и бывшая ее студентка. Встрепенувшись, Дженетт села, сна словно не бывало.

— О господи, оказывается, вы в доме вместе с Висенте! Вы снова соединились, а значит, будете в воскресенье на моей помолвке! Лучшего подарка нельзя и придумать! — затараторила обрадованная Маргарита. — Вы, наверное, хотели появиться без предупреждения, чтобы сделать мне приятный сюрприз?

— Д-да… наверное… — растерянно пробормотала она. — Сейчас поищу Висенте…

Дженетт бросила трубку, как будто та жгла ей руку. Она не знала, что сказать Маргарите, с которой очень сблизилась за время своего замужества. После их расставания сестра защищала брата как только могла, и теперь, оглядываясь назад, Дженетт сильно жалела о том, что отказывалась ее слушать. Тогда ей казалось, что легче всего просто оборвать всяческие контакты с членами семьи Перрейра.

Подозвав Висенте к телефону, она попыталась не думать о том, что он даже не сообщил ей о помолвке сестры. Собирался ли Висенте взять ее на торжество?.. Хотя теперь не сделать этого ему будет весьма трудно.

С полотенцем вокруг бедер, весь в каплях воды, он подошел к телефону, предоставив Дженетт возможность в свою очередь принять душ и одеться…

— Маргарита собирается сегодня вечером повеселиться в городе с друзьями и хочет что бы ты к ним присоединилась, — с недовольной гримасой сообщил он, когда она появилась вновь. Телефонная трубка была все еще у него в руках. — Я пытаюсь объяснить ей, что это не совсем в твоем стиле.

Внезапно в Дженетт взыграл дух противоречия. Было ясно, что Висенте не хочется, чтобы они встречались. Но почему она должна ему во всем подыгрывать?

— Ошибаешься, я с удовольствием пойду. Поблагодари Маргариту за приглашение.

Дженетт чувствовала себя старухой, признавшейся в желании сходить в ночной клуб с подростками. Однако его сестра была моложе ее всего на пару лет.

Висенте с гримасой неудовольствия передал ей трубку, предложив поблагодарить самой. Произнося слова со страшной скоростью, Маргарита сообщила, как ей не терпится поскорее увидеться с Дженетт, и наконец отключилась от линии.

— Кто ее избранник? — несколько запоздало спросила она.

Лицо Висенте было хмурым.

— Его зовут Хулио, он историк… и просто без ума от Маргариты.

— Рада за нее. Ты сообщил ей, как обстоят дела у нас? — закинула удочку Дженетт, обрадовавшись подвернувшейся возможности. — Кажется, она сделала для себя определенные выводы.

— Похоже на мою сестру. Пусть думает, что хочет, по крайней мере, до свадьбы, — ответил Висенте с бесстрастным выражением лица.

— Ты собираешься взять меня на ее помолвку?

— Теперь, когда она узнала о твоем присутствии здесь, вряд ли у меня есть выбор.

Ответ прозвучал не слишком обнадеживающе, оставив у нее подозрение, что, если бы не случайный звонок Маргариты, она вряд ли бы попала на семейное торжество. Хотя, следовало признать, их появление вместе наверняка вызовет переполох среди его друзей и родственников. В то же самое время уклончивый ответ Висенте указывал на то, что ее положение остается по-прежнему неопределенным. Дженетт начинала уже жалеть, что вообще ответила на этот звонок.

Но, может быть, она просто принимает все слишком близко к сердцу? Может быть, он просто еще не готов к разговору на эту тему?


На следующее утро у Висенте была назначена встреча с управляющим. Скоро должна была прибыть няня Мария Пьедад, поэтому Дженетт, взяв с собой Карен, удобно устроилась на затененной террасе, собираясь насладиться чашечкой кофе и полистать свой любимый каталог семян. Только вытряхнув каталог из пакета, она обнаружила, что в конверте, содержащем, по ее понятиям, чистые бланки заказов находится письмо, письмо от адвоката. По спине Дженетт пробежал холодок нехорошего предчувствия.

Письмо оказалось кратким и деловым. Будучи не в состоянии дозвониться до нее по домашнему телефону, адвокат письменно информировал клиентку о том, что ее развод вошел в законную силу.

Кофе во рту Дженетт сразу приобрел неприятный привкус. В голове закружился хоровод беспорядочных мыслей. Она была разведена, то есть больше не являлась женой Висенте, равно как он не являлся ее мужем! Разве можно было быть настолько безалаберной, чтобы не позвонить адвокату и не выяснить вовремя, как обстоят дела с разводом? И куда это теперь ее привело! Как глупо с ее стороны было прятать голову в песок и по-прежнему надеяться на то, что в самый последний момент произойдет чудо!

А ведь Висенте ее предупреждал, говорил, что с их браком покончено. Наверняка ему уже тогда все было известно. Трясущимися руками Дженетт подняла упавшее на пол письмо и взглянула на дату. Судя по всему, Висенте знал об этом по крайней мере несколько дней.

И не сказал ей ни единого слова! Хотя чего, собственно, она могла ожидать? Висенте Перрейра был не настолько глуп, чтобы сообщать ей подобную новость. Оставалась, конечно, возможность того, что он считал ее в курсе дела. Хотя нет, Висенте знал, что это не так, но знал он так же и то, что ему выгоднее промолчать.

Оставалось решить, что делать дальше. После того как прибудет Мария, они поедут в город, чтобы дать ей, Дженетт, возможность встретиться вечером с Маргаритой и ее друзьями. Там она сошлется на необходимость пройтись по магазинам и купить себе какую-нибудь одежду. Этот предлог даст ей возможность подумать о том, что предпринять дальше: остаться здесь и встретить неприятности лицом к лицу или признать свое окончательное поражение и отправиться домой…

Звонкий смех Карен напомнил ей о дочери. Обернувшись, молодая женщина увидела, что, высыпав содержимое ее сумочки на пол, малышка раскрашивает свое лицо губной помадой. Вскочив, Дженетт остановила ее прежде, чем Карен решила попробовать помаду на вкус. Лишившись развлечения, девочка громко запротестовала.

— Боже мой!.. — раздался протяжный голос только что вошедшего на террасу Висенте. Он поднял дочь на руки. — В чем дело, Карен? Почему ты у нас такая красивая? Куда-то собралась?

Кокетливо стрельнув глазами, кроха кивнула и опустила длинные черные ресницы, вызвав у отца восхищенный смех.

Тем временем Дженетт торопливо сунула письмо адвоката в сумочку. Хотелось убежать прямо сейчас, но это было невозможно Хорошо еще, что удалось удержаться от слез. Единственное, что ей теперь хотелось узнать зачем он привез ее сюда.

Может быть, решил, что, занимаясь с ней любовью, будет ближе к Карен? — думала Дженетт, делая вид, что роется в сумочке. А может это просто запоздалый акт мести за ее старые грехи? Или Висенте настолько нравится спать с ней, что он собрался продлить с ней отношения на этом уровне? Разве справедливо винить его в том, что она оказалась столь доступной?..

— Мне кажется, что Карен все же надо умыть, — заметил Висенте, думая, не сердится ли она из-за того, что он задержался дольше обещанного.

Дженетт взглянула на дочь, успевшую уже перепачкать рубашку отца. Подступившие к горлу слезы мешали ей говорить, но она не знала, кого следует винить: Висенте или себя. Однако больше всего страдало ее самолюбие, поэтому когда экономка ввела наконец на террасу Марию Пьедад, радости ее не было предела…

Всю дорогу до города Дженетт болтала не переставая, поэтому, как ей казалось, надежно скрыла от Висенте свое эмоциональное состояние.

— Что случилось? — спросил, однако, он, лишь только они прибыли в городской особняк семьи Перрейра и Карен с Марией отвели в приготовленную для них комнату.

— Ничего… А почему что-то должно случиться?

— Просто я это чувствую, вот и все, — ответил Висенте, пристально вглядываясь в ее бледное лицо. — И почему ты захотела выйти одна? Ты же ненавидишь ходить по магазинам за покупками.

— Не всегда.

Взяв Дженетт за руку, Висенте почувствовал, что та холодна как лед.

— Я предпочел бы пойти с тобой.

— Вряд ли это нужно. Вдруг мне захочется сделать прическу, — возразила она.

Когда он вышел из комнаты, Дженетт сняла с пальца обручальное кольцо и положила на крышку комода. Кольцо являлось символом их брака, и ей больше не хотелось его носить. Оставалось только надеяться, что Висенте не воспримет этот поступок как дешевый жест.

Дженетт понимала, что ей требуется по-новому пересмотреть их теперешние отношения. В лучшем случае, это можно было назвать любовным романом с бывшим мужем, в худшем — она просто превратилась в его любовницу, особу гораздо менее респектабельную, чем жена, и уж конечно не столь для него обременительную Ей оставалось либо принять, либо отвергнуть эти отношения. В данный момент можно было с уверенностью сказать лишь одно: она ненавидела Висенте столь же сильно, как и любила.

В этот момент — на удивление вовремя — раздался стук в дверь и в комнату ворвалась радостно улыбающаяся Маргарита. Стройная молодая женщина с теплыми карими глазами и длинными черными слегка вьющимися волосами заключила Дженетт в объятия.

— Сегодня мы как следует повеселимся, пообещала она — Только ничего не говори Висенте… Он до сих пор считает меня ребенком.

10

— Неужели ты действительно собираешься в этом пойти?!

Сделав вид, что даже не подозревает о его присутствии, Дженетт добавила еще один слой туши на ресницы. То, во что она одета совершенно его не касается.

За покупками они ходили вместе с Маргаритой, оказавшейся незаменимой спутницей особенно в том состоянии, в каком находилась сейчас Дженетт. Именно Маргарита уговорила ее купить короткую замшевую юбку, обтягивающую блузку с ярким золотисто-рыжим рисунком и туфли на высоких каблуках. В уши она вдела крупные, на манер цыганских, серьги.

— Надо признать, ты смотришься очень сексуально, — заметил Висенте, стараясь держать себя в руках, что оказалось весьма непросто: в этом наряде Дженетт была словно выставлена на всеобщее обозрение. — Можешь одеваться так для меня, только не выходи на люди. Это тебе не подходит.

— Хочешь сказать, что я слишком стара и положительна, чтобы носить юбку выше колена? — спросила она не предвещающим ничего хорошего тоном.

— Конечно нет. Но это привлечет к тебе внимание, чего ты так не любишь. К тебе будут приставать мужчины, — пояснил он, в сотый раз со времени их отъезда стараясь понять, что с ней происходит.

Всю дорогу до города Дженетт говорила без умолку с Карен и Марией, совершенно игнорируя его присутствие. Даже поворачиваясь в его сторону, она избегала встречаться с ним взглядом.

Внезапно его внимание привлекло лежащее на комоде кольцо. Взгляд на ее левую руку подтвердил то, что это ему не привиделось. В какой-то момент Висенте почувствовал себя так, будто получил удар прямиком в солнечное сплетение.

— Ты не надела обручальное кольцо, — с явным трудом выговорил он.

— Думаю, что теперь, когда мы разведены, в этом нет необходимости. — Дженетт была горда тем, что голос ее прозвучал ровно и спокойно.

— Меня очень огорчает то, что ты его сняла, дорогая, — признался Висенте, не в силах разобраться, доволен он или нет тем, что ей стало наконец известно о разводе. В данный момент кольцо для него казалось гораздо более важным. — Мне кажется, тебе надо его носить.

— К чему? Теперь оно всего лишь часть моего прошлого. Я тебе больше не жена.

Наступило зловещее молчание. Дженетт продолжала наносить тушь на ресницы, удивляясь, как они не начали опускаться пол собственным весом. Лучше перейти на губную помалу.

— Когда ты узнала, что развод вступил в силу? — спросил напрямик Висенте.

Ответив, она добавила:

— Но ты должен был догадаться, что мне об этом неизвестно… Почему ты ничего не скачал?

Он попытался объяснить то, что было невозможно:

— Мне это не казалось важным.

Для того чтобы удержать рвущиеся с языка злые и обидные слова, ей пришлось стиснуть зубы. Для нее их брак не казался неважным.

Поняв, что выразился крайне неудачно, Висенте попытался исправить положение.

— Я хотел сказать, что важно то, чтобы мы с тобой были вместе. А ведь мы вместе…

— И разведены, — добавила Дженетт.

— Но мы сейчас гораздо счастливее чем были когда-то, — возразил он. — Теперь нам известно, в чем заключались наши ошибки, и мы не нуждаемся в брачном свидетельстве что бы понять, что следует сохранить.

Хотела она того или нет, но его слова произвели на нее определенное впечатление. По крайней мере, они доказывали то, что Висенте ценит их отношения и желает их продолжения. Однако мысль о том, что они больше не муж и жена, по-прежнему вызывала ее ярость.

Висенте протянул ей кольцо.

— Пожалуйста, надень его обратно.

— Я сказала — нет! — резко ответила Дженетт, едва удержавшись, чтобы не напомнить ему, что, если бы он хотел видеть это кольцо на ее пальце, то не подал бы на развод.

Лицо его потемнело.

— Но люди могут подумать, что ты свободна.

— Так оно и есть!

— Черт побери, что ты хочешь этим сказать? — воскликнул он с внезапной агрессией в голосе.

Дженетт лишь презрительно поморщилась.

— И к чему вся эта косметика? — не успокаивался Висенте — Раньше ты даже губы почти не красила, а теперь разрисовала себя с головы до ног! Немудрено, если кто-нибудь решит, что ты охотишься за мужчинами!

— Думаю, что в компании твоей сестры это маловероятно, — возразила Дженетт, скрывая улыбку, и поднялась на ноги.

Он, должно быть, ожидал, что, узнав о свершившемся разводе, она наденет траур и выплачет себе все глаза. Что ж, тем приятнее будет разочаровать его в этих ожиданиях. А если ему кажется, что она предвкушает ожидающие ее развлечения, тем лучше.


Лишь только за ними закрылась дверца лимузина, как Маргарита улыбнулась и удивленно покачала головой.

— Висенте страшно ревнует тебя… это, должно быть, приятно. Обычно он холоден и бесстрастен. Однако сегодня просто вне себя: ты замечательно выглядишь и идешь развлекаться без него!

Дженетт улыбнулась в ответ.

— Ты так полагаешь?

— Никогда не думала, что доживу до этого дня, но с фактами не поспоришь. Хулио приглашал Висенте присоединиться к его друзьям, но он отказался. Мужчины должны будут встретится с нами в полночь, прямо в клубе.

Сидя в темном углу, Дженетт заметила Висенте, едва он вошел.

Он был в компании других мужчин, но она видела только его. Сердце сразу забилось сильнее, и пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Как ни пыталась Дженетт убедить себя в том, что должна оставаться совершенно спокойной, появление Висенте принесло ей облегчение.

Весь вечер она провела, улыбаясь до боли в челюстях и постоянно отбиваясь от мужчин буквально не дающих ей прохода. Маргарита и ее подруги разделились во мнении, что именно явилось причиной такого внимания — короткая юбка или едва сходящаяся на груди, блузка. Но Дженетт подумала, что Висенте оказался прав. Надеясь, что ей понравится стать предметом ухаживания, она вдруг обнаружила, что столь повышенное внимание к своей особе пугает ее ничуть не меньше, чем в девичестве.

Поразмыслив хорошенько над словами Висенте, она почувствовала себя гораздо спокойнее и не такой обиженной и брошенной. Надо было отдать ему должное, прекратить бракоразводную процедуру в последний момент было нереально. В конце концов, со дня их новой встречи прошло всего лишь десять дней. Прав он был и в том, что они действительно стали значительно ближе друг другу, чем раньше. По крайней мере, сама Дженетт понимала его гораздо лучше, да и любила сильнее. Боязнь снова потерять Висенте, сначала напугав до смерти, в результате сделала ее более сильной и независимой. Тогда какой же смысл в обручальном кольце?

Усевшись рядом с ней за стол, он притянул Дженетт к себе и, запустив пальцы в ее волосы, страстно поцеловал всегда готовые к этому губы.

— Висенте… — только и сказала она, переведя дыхание.

На его губах появилась довольная улыбка.

— Мы поженимся опять так скоро, как только это будет возможно.

Совершенно обескураженная Дженетт взглянула на него с недоумением.

— Что ты сказал?

— Ты чувствуешь себя более счастливой в качестве жены, дорогая, — произнес Висенте вкрадчивым тоном. — А я желаю тебе только счастья.

Она резко отшатнулась, готовая ударить его по лицу, и опасаясь, что одним ударом не ограничится. Это предложение показалось ей не только высокомерным, но и просто оскорбительным. Как он только смеет!

— Разумеется, это сделает счастливым и меня тоже, — спохватившись, добавил Висенте.

— Значит, у тебя будут проблемы, потому что я не желаю снова выходить за тебя замуж! Одного раза вполне достаточно! — отрезала Дженетт.

— Хочешь, чтобы я встал перед тобой на колени прямо здесь, на глазах у всех? — предположил Висенте несколько раздраженным тоном.

Ей очень хотелось сказать ему «да», просто чтобы увидеть, как он взорвется от возмущения.

— Ты что, перестал понимать, что означает простое слово «нет»?

— Ты сводишь меня с ума! — простонал Висенте, бросая на нее убийственный взгляд.

— Знаешь, я скажу тебе одну вещь… Меня вполне устраивает незамужнее состояние.

— Однако еще сегодня днем оно тебя не устраивало, — заметил он. — Что же за это время изменилось? Тебе понравился какой-нибудь мужчина?

— Если даже и так, то это мое дело! — вспылила Дженетт, сверкнув изумрудными глазами.

— Я убью его! Если кто-нибудь хотя бы коснется тебя пальцем, я разорву его на части голыми руками! — поклялся Висенте. — Прекрати свои дурацкие игры. Почему ты не хочешь выйти за меня замуж?

— Я выхожу замуж только по любви… А ты меня не любишь!

Сверкая глазами, он схватил ее за руки:

— Дженни!

Донельзя разозленная, она что было сил отпихнула его от себя.

— Оставь меня в покое!

В этот напряженный момент над их столиком склонился какой-то мужчина.

— Вы не позволите мне предложить вам чего-нибудь выпить? — обратился он к молодой женщине.

— Она со мной! — рявкнул Висенте.

— Я видел, как она вас оттолкнула… Скажите, он к вам пристает? — спросил у Дженетт незнакомец.

— Держитесь от нее подальше, — посоветовал Висенте тихим голосом, от которого у нее пробежал мороз по коже.

Понимая, что назревает скандал, Дженетт вскочила собираясь скрыться в дамской комнате и дать таким образом противникам возможность поостыть. Но Висенте понял ситуацию по-своему. И не успела Дженетт выйти из-за стола, как он нанес незнакомцу сильный удар в лицо. Разразилась драка, быстро охватившая почти весь клуб.

Было просто удивительно, насколько охотно совершенно посторонние мужчины ввязывались в возникшую по непонятным им причинам свалку. Отбежавшие на безопасное расстояние Дженетт и Маргарита с ужасом наблюдали за тем, как подоспевшая на поле битвы полиция арестовывает Висенте вместе с несколькими другими мужчинами.

— Мой братец, судя по всему, еще легко отделается, — рассмеялась Маргарита, поскольку оказалось, что никто из дерущихся сильно не пострадал.

Однако Дженетт была не до смеха. И винила во всем она только себя. Висенте сделал ей предложение, весьма неуклюже, но кому, как не ей, знать, что это отнюдь не его стихия. Получив отказ, на который никак не рассчитывал, он окончательно потерял контроль над собой. Раньше с ним никогда такого не случалось. Ей следовало этого ожидать, хотя обычно Висенте владел собой гораздо лучше, чем сама Дженетт…

Его продержали в полиции до утра и выпустили, не предъявив никаких обвинений. Вездесущие папарацци, сделав снимки арестованного Висенте, опубликовали их в колонках светской хроники под броскими заголовками вроде: «ПЕРРЕЙРА ПОДРАЛСЯ ИЗ-ЗА БЫВШЕЙ ЖЕНЫ!».


Увидев, что дверь гостиной открывается, Дженетт, приготовившаяся встретить Висенте, была крайне удивлена, увидев вместо него свою сестру.

— Бетти?

— Ты на меня все еще сердишься? Я не рискнула тебе позвонить, поэтому приехала, — сказала Элизабет, принимая виноватый вид. — Думала, ты не захочешь меня видеть, поскольку в прошлый наш разговор я вела себя слишком грубо.

Дженетт ласково улыбнулась.

— Я никогда бы этого не сделала. Ты моя сестра, — напомнила она. — Но как ты узнала, что я нахожусь именно здесь?

— Когда живешь, с таким человеком, как Висенте Перрейра, спрятаться трудно. Надо только быть понастойчивее в своих поисках.

Действительно, как она могла забыть об этом?

— Но что привело тебя сюда, в другую страну?

Поудобнее устроившись в кресле, Элизабет потупилась.

— Мне надо кое-что тебе рассказать… Может быть, стоило сделать это давно, но я не хотела тебя расстраивать. Однако теперь, когда ты вернулась к Висенте, я решила, что молчать больше нельзя.

Дженетт насторожилась.

— Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

— Меня просто потрясло то, что он был арестован за акт насилия, — сообщила сестра, не скрывая своего удовлетворения. — Об этом писали все газеты!

— Это просто недоразумение…

Подняв взгляд, Дженетт увидела появившегося в дверях Висенте. Улыбнувшись ей, он приложил палец к губам, показывая, что не хочет обнаруживать своего присутствия.

— На твоем месте я не была бы столь уверена. Он мог ударить и тебя…

— Лично я так не думаю, — торопливо возразила она, видя, что собравшийся было уйти Висенте передумал, хотя после сказанного Элизабет его вряд ли можно было за это винить. — Давай не будем говорить об этом.

— Для тебя не секрет, что я не люблю Висенте, но задумывалась ли ты когда-нибудь о причине? — спросила Элизабет, не обращая внимания на слова сестры. — Все очень просто. Через пару месяцев после вашей свадьбы он стал… приставать ко мне.

Дженетт словно окаменела. Она чувствовала, что не в состоянии даже взглянуть в сторону Висенте.

— Но почему ты ждала столько времени, чтобы сказать мне об этом?

— Пока ты собиралась разводиться, в этом не было смысла. Однако теперь, когда вы снова вместе…

— Сколько ты надеялась заработать на этой лжи, Элизабет? — спросил Висенте, выходя на середину комнаты и останавливаясь перед непрошенной гостьей.

Никак не ожидавшая такого поворота событий Элизабет покраснела до корней волос.

— На… на что ты намекаешь?

— Без денег, до которых ты так жадна, тут, конечно, не может обойтись, — спокойно продолжил он. — Но я этого не потерплю. Я расскажу Дженетт о некоторых твоих проделках…

— Не смей выдумывать обо мне всякие небылицы! — прошипела Элизабет.

Висенте криво усмехнулся.

— Я могу доказать каждое слово из того что собираюсь сказать. И если я молчал до сих пор то лишь из опасения причинить боль твоей сестре. Но теперь, когда ты пытаешься нам угрожать, тебя надо остановить, — сказал он бросая хмурый взгляд на Дженетт. — Элизабет оставила вашего покойного отца без гроша. Он несколько раз был вынужден оплачивать ее долги. Как только мы с тобой поженились, она обратилась за деньгами ко мне.

— Это неправда… — попыталась возразить Элизабет.

— Ее бутик в очередной раз находился на грани банкротства, и она попросила у меня денег взаймы, — продолжил Висенте — Я понимал, что финансовый риск очень велик но она была твоей родственницей, Дженетт и ты ее любила, поэтому предоставил заем. Как легко можно было предположить, денег она так не вернула, поэтому я посчитал, что выполнил свой долг по отношению к твоей семье…

— Он говорит ерунду! — перебила его Элизабет, не сводя глаз с молчащей сестры. — Ты не должна верить ни единому его слову! Разве это не ясно?

— Теперь я понимаю, почему ты так боялась нашего воссоединения, — тяжело вздохнула Дженетт. Лживость и жадность сестры доставляли ей почти физические страдания. — В этом случае ты теряла всякую надежду на удовлетворение своих амбиций. Ты знала, что очередная попытка взять у меня денег заставила бы Висенте рассказать мне все.

— Почему ты не хочешь выслушать меня? — воскликнула взбешенная неожиданными словами сестры Элизабет. — Почему не веришь мне?

Дженетт поморщилась.

— Потому что ты лгала мне всегда, — нехотя ответила она. — Лгала без зазрения совести. Тогда как Висенте всегда говорил мне правду.

— Значит, ты заслуживаешь такого пройдоху, как он! — зло прошипела Элизабет и выскочила за дверь.

— Да, думаю, что наконец-то заслуживаю, — согласилась Дженетт, только теперь находя в себе силы взглянуть на Висенте.

Он выглядел несколько ошарашенным.

— Подожди немного, — попросила она и бросилась вслед за сестрой.

Элизабет была в холле, вся в слезах.

— Останься здесь на ночь, — мягко предложила ей Дженетт. — Мне не хочется, чтобы ты уходила в таком ужасном состоянии.

— Как ты можешь так ласково со мной говорить, после того, что я пыталась сделать? — всхлипнула сестра. — Ты должна меня ненавидеть!

— Но мы с тобой сестры и ты несчастлива. Все остальное ничего не значит.

Однако, боявшаяся новой встречи с Висенте, Элизабет настояла на своем уходе и направилась прямиком в аэропорт, пообещав звонить.

— Ты вела себя просто изумительно, дорогая — сказал Висенте, когда она вернулась в гостиную. — А я уж было испугался, что ты ей поверишь.

— Стоило мне ее увидеть, как я поняла что следует ожидать чего-нибудь подобного — поморщившись, ответила Дженетт. — Тебе надо было рассказать мне об одолженных деньгах гораздо раньше. Для Бетти было бы намного полезнее, если бы мы заставили ее чувствовать необходимость выплатить их. А вместо этого она продолжала залезать в долги все глубже и глубже.

— Тому, кто привык тратить деньги без счета, не поможет уже ничего. Ей требуется помощь психиатра… Однако разве нам не о чем больше поговорить, кроме как о твоей сестре?

Дженетт слегка покраснела.

— Любимая, сможешь ли ты простить меня за вчерашнее? — спросил Висенте и, подумав, добавил: — Простить за все?

— Ты просто дикарь, одетый в дорогой модный костюм! Никогда бы раньше не подумала.

Он явно смутился.

— Увидев тебя поднимающейся из-за стола, я решил, что ты собралась принять приглашение этого парня. Потому-то я его и ударил.

— Но я никогда бы не поступила подобным образом!

— Когда ты сказала, что отказываешься выйти за меня замуж, я осатанел. Плюс к этому ревность и несколько рюмок спиртного…

Дженетт взглянула на него с некоторым удивлением.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Мне не хочется потерять тебя еще раз, — откровенно признался он.

— Неужели я так много для тебя значу? — прошептала она.

Висенте невесело рассмеялся.

— Как ты только можешь об этом спрашивать? Ты самое дорогое, что есть у меня в жизни. Возможно, мой способ выражения этого показался тебе несколько странным. Но могу сказать в свое оправдание, что до твоего ухода от меня я даже не подозревал, что существует женщина, без которой мне не жить.

Боясь помешать ему говорить, Дженетт замерла в неподвижности.

— И каким ты себя тогда почувствовал?

— Как будто умершим. И это длилось не один месяц, дорогая. — Слегка дрожащими руками Висенте провел по своим волосам. — Прошел почти год, прежде чем у меня появилась другая женщина, да и то мне пришлось представить, что это ты…

Дженетт почувствовала, что на глаза ее наворачиваются жгучие слезы.

— Но почему… почему ты не пришел поговорить со мной?

— Ты была права, говоря о моей гордости. Сначала я думал, что ты вернешься сама, а поскольку этого не случилось, ты доказала свою силу. Разве мог я оказаться слабее и первым попытаться пойти на компромисс? — грустно спросил он. — Напротив, я старался уверить себя, что вовсе не так уж несчастен.

— Я бы тоже не смогла пережить такое еще раз, — откровенно призналась Дженетт. — Временами боль была нестерпимой.

— Поэтому, когда ты появилась в моем кабинете, меня раздирали самые противоречивые чувства. Я желал тебя и вместе с тем не желал. Мне не хотелось, чтобы все началось сначала, — сказал Висенте. — Поэтому я вообразил, будто решил подвергнуть тебя наказанию, но постепенно до меня дошло, что на самом деле я пытаюсь сделать нечто совсем другое…

— Что же ты понял? — Дженетт чувствовала, что начинает путаться в его объяснениях.

— Я довел бракоразводный процесс до конца, желая посмотреть, останешься ли ты со мной, даже не будучи женой. Испытывал тебя, как глупый юнец… Хотел получить доказательства твоей любви…

Сдерживать слезы дольше оказалось невозможным.

— А я хотела получить такое же доказательство от тебя, так что мы квиты.

Он взглянул на нее с тревогой.

— Но я не знаю, как мне доказать мою любовь.

Она вспомнила о драке, затеянной им в клубе, о страхах, в которых он только что признался, о напускной браваде, за которой порой скрывалась обычная неуверенность в себе… И, наконец, о том усилии, которое Висенте пришлось сделать над собой, чтобы высказать все это из боязни потерять ее.

Подавшись вперед всем телом, Дженетт крепко обняла его.

— Просто скажи мне об этом, и я тебе поверю.

— Я люблю тебя, дорогая.

Испытанное ею ощущение счастья было безмерным.

— Я тоже люблю тебя. Ты на мне женишься?

Висенте заметно напрягся.

— Мне кажется, что это должен говорить я.

Дженетт чуть было не рассмеялась.

— У тебя не слишком хорошо получается, поэтому я решила взять это на себя. Так да или нет?

— Конечно да!

— Прекрасно… Осталось только несколько условий, — предусмотрительно добавила она.

— Условий?

— Ничего страшного… Уменьшить количество рабочих часов, пореже ездить в заграничные поездки… Еще двое детей…

— Как можно больше секса, — прибавил он от себя — Кроме того, ты никогда больше не снимешь обручального кольца. Итак, когда наша свадьба?

— Так скоро, как ты этого захочешь, — ответила Дженетт, на этот раз абсолютно уверенная, что теперь у них все будет замечательно.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9