Далекая звезда

Чарити попыталась взять себя в руки и, пожимая плечами, произнесла как можно спокойнее:

– По правде говоря, я невысокого мнения о мужчинах.

– Или о самой себе, – мягко заметил Берт Сондерс.

Она быстро повернулась к нему спиной, схватила тапочки и прижала их к груди, чтобы скрыть, как дрожат ее пальцы.

– Мистер Сондерс, вы находитесь на моей земле, и я буду очень признательна, если вы немедленно покинете ее, – безжизненно сказала она.

– Вы интересны мне, – доверительно проговорил Берт, игнорируя ее требование. – Должно потребоваться огромное напряжение воли, чтобы создать все это, – он указал на волнующееся разноцветное море цветов вокруг них, – на пустом месте. Превратить себя из беззащитного ребенка в независимую деловую женщину.

Чарити невесело улыбнулась:

– Кто же рискнет полюбить волевую женщину, особенно ту, что добилась успеха, – вы это хотели сказать?

К ее удивлению, Сондерс расхохотался.

– Вы на самом деле так думаете? – изумился он, глядя на нее. – Неужели на это есть причины? – Он протянул руку и дотронулся сначала до ее волос, потом – до лица.

Этого едва заметного прикосновения оказалось вполне достаточно, чтобы Чарити отпрянула от него, словно обжегшись, и панический страх заметался в ее глазах.

– Ваши взгляды несколько устарели, – заметил он. – Я восхищаюсь волевыми женщинами. В них много задора – и в жизни, и в постели.

– Ваше мнение о моих сексуальных возможностях меня совершенно не интересует, – выдавила Черри сквозь стиснутые зубы в ответ на этот насмешливый комментарий.

– Да, я вижу это, – согласился он и холодным бесстыдным взглядом окинул ее тело с головы до ног.

Чарити почувствовала непреодолимое стремление убежать. И, как ни странно, в ее воображении всплыл образ себя восемнадцатилетней: белокурой, всегда модно одетой девушки с абсолютно пустой головой, в которой не мелькала мысль ни о чем, кроме развлечений.

Отец обожал ее и прощал все шалости. Он был слишком стар, чтобы понимать, какие опасности могут подстерегать молодую, хорошенькую и непрактичную девушку.

У Черри не было женщин-родственниц и мало друзей среди ровесников. Она получила домашнее образование и, хотя отец возил ее по всему миру, одевал в лучшую одежду и дарил драгоценности, не приобрела никакого жизненного опыта. Его смерть стала для нее полным шоком, несмотря на многочисленные предупреждения врачей. Ей тогда шел девятнадцатый год.

Как единственный ребенок, Чарити стала наследницей его состояния. Но, будучи скорее ученым, чем бизнесменом, Бенджамин Ливси не задумывался над тем, как защитить ее от таких, как Джулиан.

– Я пришел узнать, не согласитесь ли вы пообедать со мной.

Очнувшись от воспоминаний, Чарити недоумевающе взглянула на него.

– Поужинать? С вами? – Она сжала губы. Романтичная девятнадцатилетняя девчонка давно осталась в прошлом. Теперь Черри хорошо усвоила, что за мужскими комплиментами и клятвами в вечной любви кроются совсем другие желания и цели. – Вы что, с ума сошли? – резко спросила она. – Я уже говорила: вы напрасно теряете время. Мой дом не продается.

– О, я приглашаю вас на ужин вовсе не для того, чтобы уговаривать продать вашу собственность. В данный момент вы интересуете меня как флорист-дизайнер. Но тем не менее, не подумайте, что я готов отказаться от своих планов, – предупредил он ее. – Я привык добиваться намеченной цели.

– Нисколько не сомневаюсь, – сухо сказала Чарити.

Берт засмеялся, нисколько не смущенный ее тоном.

– Ко мне скоро приедет погостить мать. Я купил дом со всей обстановкой и только потом заметил, что некоторые комнаты выглядят мрачновато. Мне кажется, букеты сухих цветов могли бы оживить их и сделать привлекательнее. Я очень рассчитываю на ваши профессиональные навыки и вкус.

Черри недоверчиво посмотрела на него.

– Конечно, – добавил он беспечно, – я понимаю, что вам, возможно, тяжело приходить в этот дом.

Предположение о том, что она ревностно относится к своему бывшему владению, вызвало у Чарити раздражение.

– Нет проблем, – быстро ответила она. – Сегодня вечером я свободна. Когда вам будет удобно? И совершенно не обязательно было приглашать меня на ужин.

– Я предпочитаю готовить не только для себя, – спокойно прервал ее Берт. – Ведь, согласитесь, это приятнее. – И прежде, чем Черри успела изумиться той легкости, с какой этот мужчина признался в своем умении готовить еду, он весело добавил: – Кстати, сейчас я занимаюсь переустройством кухни и был бы не прочь озеленить ее вашими растениями.

– Да, – тихо сказала Чарити, – предыдущие хозяева редко наведывались сюда, и Мэйн-хауз содержался очень плохо.

Ее давно уже занимал вопрос, почему одинокий мужчина купил для себя такой большой дом, и, не в силах сдержать любопытства, она вдруг спросила:

– Вы живете один?

– Вас интересует, женат ли я? – Его тон заставил ее покраснеть. – Нет. Как и многим другим из тех, кто занимается большим бизнесом, мне как-то не хватало времени на личную жизнь. И вот теперь выяснилось, что мне уже тридцать пять. Все мои ровесники переженились, у них дети…

– Такому состоятельному мужчине, как вы, нетрудно найти жену, – цинично заметила Чарити.

– Это зависит… – он помолчал, – от уровня моих запросов. А они довольно высоки.

Черри с горечью подумала, что он наверняка остановит свой выбор на молодой красавице из хорошей семьи, которая будет еще одним свидетельством его финансовых успехов.

– Я заеду за вами в восемь, – заявил Берт. – За ужином мы сможем обсудить ваши предложения по украшению комнат. Мне кажется, это должно смягчить суровую простоту дома.

– Здесь всего около полумили, – холодно заметила девушка. – К тому же у меня есть своя машина.

– Я заеду, – повторил он тоном, не терпящим возражений.

После его ухода Чарити еще долго стояла посреди поля, ругая себя за то, что приняла приглашение.

Меньше всего ей хотелось бы проводить время в обществе Берта Сондерса. Он не понравился ей. С момента смерти Джулиана она избегала мужчин, а особенно – тех, от которых за версту веяло притягательной силой. Его словно окружала почти ощутимая аура сексуальности.

Но теперь она уже не та наивная хорошенькая девица, которую когда-то было так легко обмануть. Черри больше не искала мужского восхищения и не собиралась питать глупые надежды на то, что она привлекает Берта Сондерса как женщина. Когда-то давно ее угораздило поверить в любовь мужчины и в конце концов заплатить за это слишком высокую цену. Больше такое не повторится.

Чарити принялась за работу. Она была бы рада как-нибудь уклониться от назначенной встречи, но понимала, что это бесполезно. Если ему понадобится, он приедет и заставит ее последовать за ним. Придется сегодня поужинать с ним, но при этом дать понять, что это чисто деловая встреча.

К пяти часам ее спина готова была переломиться надвое. Чарити отнесла в сушилку последнюю охапку и с удовлетворением оглядела полки, заваленные собранными за день травами и цветами.

Теперь предстояло приготовить растения для сушки. За эти годы путем проб и ошибок она пришла к выводу, что все зависит от целей их дальнейшего употребления. Некоторые травы достаточно было привязать пучками к потолочным балкам. Другие нуждались в тепле и темноте, и Черри сушила их в помещении старой конюшни, закрывая там тяжелые ставни. Часть цветов она оставляла в первозданном виде, другие красила в более яркие тона, что сейчас стало очень популярным, особенно среди ее искушенных клиентов.

Ее день был расписан по минутам, и, досадуя на саму себя за то, что драгоценные часы будут потрачены на человека, которого она твердо решила избегать, Чарити пошла домой.

Ей предстояло еще просмотреть бухгалтерские книги и приготовить отчет для финансовых органов. Одна мысль об этом отравляла ее существование. Два-три дня в квартал она вынуждена была проводить за своим столом, дотошно выверяя колонки цифр, и это занятие не доставляло ей никакого удовольствия.

Вдруг Черри осенило: Джулиан работал бухгалтером у ее отца! Вот откуда взялась ее стойкая антипатия к бухгалтерским отчетам.

Через два месяца после смерти отца он пришел проведать ее – такой симпатичный и обаятельный, такой внимательный к ее просьбам и рассказам о прошлой жизни, что она, уставшая от одиночества, с легкостью согласилась опереться на него.

Джулиан был на десять лет старше, более искушенный и зрелый, и хорошо знал, как успокоить ее. И вскоре Чарити поверила в то, что она влюблена в него.

Но одной первой брачной ночи хватило, чтобы увидеть его настоящее лицо. Под заботливой маской скрывался человек, который не испытывал к ней вообще никаких чувств, а лишь только охотился за состоянием Бенджамина Ливси.

Как всегда, когда в памяти всплывали эти ужасные дни, Черри постаралась поскорее выбросить их из головы и поэтому очень обрадовалась телефонному звонку.

Звонили из городского магазина с просьбой продать им дополнительное количество трав. Она быстро пролистала список своей уже подготовленной продукции и с радостью убедилась, что сможет выполнить этот заказ. Чарити попросила прислать кого-нибудь за травами и, положив трубку, обнаружила, что окончательно освободилась от тягостных мыслей о прошлом.

Она работала до семи часов без передышки, словно наказывая себя за то, что так глупо согласилась на ужин с Бертом Сондерсом.

Наконец Черри поднялась в свою спальню. Комната была небольшой, но зато из нее открывался самый лучший вид на окрестные поля и холмы Беррифилда. Девушка никогда не уставала любоваться ими. И сейчас, стоя у окна, она дышала прохладным вечерним воздухом, радуясь тому, что ей удалось спасти от полного разрушения имение отца, сохранив этот коттедж и землю.

Уже выйдя замуж, она обнаружила, что Джулиан неисправимый игрок. Он женился на ней исключительно по расчету, чтобы использовать ее наследство для оплаты карточных долгов. В результате Чарити, долгое время ни о чем не догадываясь, лишилась не только денег, но и имущества, оставленного ей отцом.

Смерть мужа стала для нее ударом, даже несмотря на тот факт, что за рулем автомобиля, на котором он разбился, была женщина. В их первую, так называемую брачную, ночь Джулиан недвусмысленно дал Черри понять, что не считает ее привлекательной, и она не сомневалась, что у него была любовница.

Узнав об автокатастрофе, она могла только облегченно вздохнуть, зная, что больше никогда не подвергнется его физическому насилию.

Вскоре выяснилось, что она не только овдовела, но к тому же еще потеряла все свое состояние, и ее дом, Мэйн-хауз, должен быть продан, чтобы покрыть карточные долги мужа. Как смущенно объяснил адвокат, бумаги, которые Джулиан приносил невесте на подпись перед свадьбой, сделали его полным хозяином ее собственности. И только в самый последний момент, когда Чарити уже готова была подписать отказ от имения, Винтену удалось найти лазейку, чтобы отстоять для нее Уайн-коттедж и прилегающий к нему кусочек земли на том основании, что они когда-то были переданы в пользование садовнику.

В первое время коттедж стал местом, где Черри могла спрятаться. Но потом она полюбила этот дом, и, в отличие от роскошного Мэйн-хауза, он стал ей родным. Отец купил это поместье как свадебный подарок молодой жене. Он управлял из дома своим бизнесом и даже устроил в нем лабораторию, чтобы заниматься исследованиями в области фармацевтики.

Выпуск изобретенного им лекарства вскоре после его смерти прекратился, и Чарити лишилась последнего источника дохода. Для девочки, выросшей в роскоши и ни в чем не знавшей отказа, бедность была настоящим шоком.

Но вскоре она была вынуждена признать, что гораздо легче переносить неприятности в сельской местности, чем в окаменевших от одиночества городских стенах. Девушка открыла в себе внутреннюю силу, о существовании которой даже не подозревала, а вместе с ней обрела и душевное равновесие. Не то чтобы она простила себе трагические ошибки, связанные с Джулианом, но просто признала глупенькую девочку, которую обвели вокруг пальца, частью себя.

Чарити включила воду и влезла под душ. Увидев мелькнувшее в зеркале отражение своего обнаженного тела, она быстро отвернулась. Ей никак не удавалось забыть, как в ту страшную брачную ночь Джулиан, оглядев ее, без сил лежащую на гостиничной кровати, грубо и цинично отозвался о ее сексуальности.

В фигуре Черри не было никаких недостатков, разве что небольшой рост и не очень широкие бедра. Зато полную мягкую грудь приходилось скрывать под тяжелыми свитерами и свободными майками. Несомненно, ее неприятие собственного тела было вызвано причинами скорее психологического, нежели физического свойства.

Даже теперь иногда по ночам ей слышался насмешливый голос Джулиана в ответ на ее мольбы не прикасаться к ней. До свадьбы он казался таким нежным, предусмотрительным и внимательным, таким любящим… Трудно было распознать в нем безжалостного обманщика! Но она, словно завороженная его клятвенными заверениями в любви, слишком хотела, чтобы все это было правдой, чтобы почувствовать его лицемерие.

Я заслужила такую пытку, говорила себе Чарити, безжалостно растираясь полотенцем. Она не позволяла себе думать о собственной привлекательности.

Слушая откровенные рассказы других женщин о достоинствах их любовников и подробные описания интимных сцен, она смеялась вместе со всеми и делала соответствующие комментарии, но ее тело оставалось внутренне безжизненным. Делясь своими приятными ощущениями, ее подруги словно говорили на иностранном языке.

Ее собственные воспоминания были совершенно другими. Ухаживая за Чарити, Джулиан одаривал ее многообещающими поцелуями, но… Возможно, будь у нее хоть какой-то опыт, ей удалось бы раскусить неискренность мужчины, который, уверяя в горячей любви, ограничивался поцелуями на прощание с пожеланием спокойной ночи.

В их брачную ночь Джулиан пришел к молодой жене с одной-единственной целью – показать, какое место отведено ей в его жизни. Он грубо, не приласкав, овладел девушкой, получил почти садистское удовлетворение от боли, которую она испытала, а потом отшвырнул так, что синяки на ее теле оставались еще несколько дней.

Больше муж ни разу не появился в ее спальне, и Черри это радовало. Лишив девушку невинности, он одновременно сорвал пелену наивности с ее глаз, и она отчетливо увидела, что будет представлять собой их брак. Теперь Чарити устраивало, что Джулиан живет отдельно, и она тщательно скрывала от всех свои семейные проблемы, слишком гордая для того, чтобы попросить у кого-нибудь помощи и совета.

Узнав о смерти мужа, молодая женщина испытала такое облегчение, что ей даже трудно было изображать скорбь.

Впрочем, этот страшный урок пошел ей на пользу. Теперь ее жизнь была во всех отношениях богаче и интереснее по сравнению с тем временем, когда она была изнеженной дочкой миллионера.

Сожаления о том, что она лишилась отцовского состояния, приходили в голову Чарити только тогда, когда она думала о многих и многих нуждающихся людях, которым могли бы помочь деньги, вырученные от продажи дома, деньги, пропавшие впустую из-за ее собственной беспечности и неискушенности.

Она же была вполне довольна жизнью, гордясь своими маленькими успехами и независимостью.

Правда, не далее как сегодня утром адвокат предостерег Черри, что ее финансовое положение под угрозой. Ведь лето выдалось ненастным, с внезапными дождями и грозами, а у нее не было никаких сбережений, – вся выручка вкладывалась в дело. И хотя ни долги, ни закладные не тревожили ее сон, вопрос о том, на какие средства жить, оставался актуальным.

Чарити облачилась в домашний халатик – последний подарок отца, сделанный к Рождеству. Он давно износился, полинял и выглядел несколько легкомысленно для двадцатипятилетней женщины, но был таким теплым и уютным, что ей трудно было расстаться с ним. Ее гардероб вообще не отличался особыми изысками. Дорогие наряды, в которые одевал ее отец, были уже либо проданы, либо просто выброшены как безнадежно вышедшие из моды. Вместо шелков и атласа она носила теперь грубые джинсы и спортивные свитера – вещи, в которых едва ли можно явиться на ужин к такому человеку, как Берт Сондерс.

А впрочем, какое имеет значение, во что одеться, подумала Черри, открывая стенной шкаф и критически оглядывая свои наряды. Она вовсе не собиралась производить впечатление на этого мужчину. Женщины, как правило, одеваются броско, желая привлечь к себе внимание сильной половины человечества, а ей вовсе не нужно пробуждать сексуальный аппетит какого-либо самца.

Она потянулась к джинсам, в которых обычно выходила на люди, да так и застыла с протянутой рукой. Гордость, та же самая гордость, из-за которой Чарити приняла предложение Сондерса, заставила ее пробежать хмурым взглядом по тем немногим официальным нарядам, которые имелись в ее гардеробе. У нее было два костюма: тот, в котором она ездила на встречу с адвокатом, и другой, теплый, из плотной материи, который она надевала, отправляясь в банк или налоговую инспекцию.

Был еще серый плащ классического покроя, тяжелое темно-синее зимнее пальто, купленное прошлой зимой, пара льняных сарафанов, приобретенных на распродаже, которые идеально подходили для того, чтобы сломя голову носиться по городу, но едва ли годились для званого ужина, и, наконец, два вечерних платья: одно – длинное и официальное, которое она берегла для тех редких зимних балов, в которых считала нужным принимать участие, а другое… Она достала и расправила его. Другое было подарком одной из клиенток, ставшей со временем ближайшей подругой Черри.

3

Энн и ее муж поселились в поселке полтора года назад. Коренной лондонец, Том Форд после тяжелой болезни по-новому взглянул на свой образ жизни. Удачливый игрок на рынке корпоративных ценных бумаг, после инфаркта и операции на сердце он добился перевода в небольшой банк в Беррифилде. Энн, начинающий дизайнер-оформитель интерьеров, вынуждена была отказаться от работы. Но все эти жертвы были не напрасны.

Не желая, чтобы муж испытывал угрызения совести по поводу ее прервавшейся карьеры, Энн настояла на том, чтобы основать свое собственное дело, и через некоторое время добилась больших успехов. Дела фирмы пошли настолько блестяще, что Том начал подумывать, не уволиться ли ему из банка, чтобы взять на себя руководство финансовыми вопросами предприятия жены. И в этот самый момент, – а случилось это через полгода после переезда супружеской четы в Беррифилд, – Энн обнаружила, что беременна.

Как она призналась Чарити, заводить детей в тридцать девять лет не входило в ее планы, но когда малышка Люси появилась на свет, никто не радовался ей больше, чем новоиспеченные родители. Более того, они начали поговаривать о том, чтобы завести для девочки братишку или сестренку, – чтобы ей, крошке, было не так одиноко.

Черри познакомилась с Фордами совершенно случайно. Увидев в доме одного из своих клиентов красиво подобранные букеты в корзинках, Энн пришла в восторг и немедленно связалась с флористкой, предложив ей сотрудничество в оформлении интерьеров.

Изумленная более чем скромной по лондонским представлениям ценой, которую запросила Чарити за свою работу, Энн на Рождество вручила ей большую, красиво упакованную коробку. Внутри, под несколькими слоями папиросной бумаги, лежало роскошное платье. Оказалось, что оно было сшито на заказ.

Черный мягчайший наряд из бархата смотрелся так просто и одновременно изысканно, что Черри готова была без конца любоваться им, вместо того чтобы носить. Узкий лиф с длинными рукавами мягко облегал фигуру, а широкая юбка до колен подчеркивала хрупкий силуэт, притягивая взгляды окружающих. Чарити попыталась объяснить Энн, что платье слишком шикарно для нее, но лицо той стало таким сокрушенным и обиженным, что пришлось принять этот дорогой подарок.

В Новый год Форды устроили вечеринку у себя дома и настояли на том, чтобы Черри пришла в новом платье. Гости, особенно мужчины, осыпали ее комплиментами, но девушка не купилась на них. Она знала, что за лестными словами кроются корыстные побуждения, а потому держалась так холодно и недружелюбно, что хозяйке оставалось лишь горестно вздыхать, глядя на подругу.

Энн было известно только о неудачном замужестве Чарити и гибели Джулиана. Кроме того, в поселке поговаривали, что молодая вдова имеет какое-то отношение к Мэйн-хаузу, но Энн не лезла подруге в душу, хотя и не одобряла ее упрямое желание жить в изоляции от представителей мужского пола.

Стоя перед зеркалом, Чарити приложила платье к себе. С волосами, затянутыми в конский хвост, и облупившимся от солнца носом я выгляжу в этом изысканном наряде просто глупо, подумала девушка. Она уже почти засунула его обратно в шкаф, как вдруг вспомнила взгляд, брошенный на нее Бертом Сондерсом при первой встрече, и, не раздумывая больше ни секунды, быстро облачилась в платье.

Черри никогда не увлекалась косметикой и, причесав влажные волосы, только чуть-чуть подрумянила щеки, положила тени на веки и подвела губы бледно-розовой помадой. Потом она бесстрастно взглянула в зеркало и увидела то же, что и всегда: несуразное, лишенное даже намека на женственность или сексуальность создание. Так охарактеризовал ее Джулиан, и за все эти годы ей ни разу не пришло в голову, что, возможно, именно его несуразность, сексуальная ущербность и отсутствие мужественности привели их брак к катастрофе.

Уже спускаясь по лестнице, Чарити вдруг снова рассердилась на себя. Какого черта было напяливать это платье, да и вообще идти на ужин к Берту Сондерсу? Быстро повернувшись, она побежала обратно, на бегу расстегивая молнию на спине, но было уже поздно.

В кухне зарычал, а потом залаял Лестер. Секундой позже Черри услышала звонок в дверь и замерла в нерешительности. В припадке малодушия она подумала было, что если не открывать Берту дверь, то он, устав ждать, уйдет, но тут же поняла, что это глупо, и неохотно двинулась вниз по лестнице.

Узкая и крутая, она делала резкий поворот и вела в тесный коридорчик. Чарити миновала кабинет и вышла в крохотный холл. На улице еще не стемнело, но окна в коттедже были такими маленькими, что приходилось держать верхний свет включенным даже днем.

В полумраке прихожей Берт Сондерс показался ей еще выше, чем раньше. Он шагнул в холл, пахнуло свежим ароматом его кожи и мужского одеколона, и Черри сразу ощутила, что в этом помещении слишком тесно для двоих.

Ее поразило то, что Берт пришел к ней в дом в смокинге. Но удивление тут же сменилось яростью. Неужели этот человек всерьез рассчитывает задавить ее своей официальностью и таким образом добиться своего? Сверкнув глазами, она взглянула ему в лицо и увидела, что он стоит, затаив дыхание.

Гнев у Чарити моментально сменился подозрением. Неужели он считает, что она купится на его показное восхищение?

– Я только отведу Лестера на кухню и приду, – сказала она. – Если желаете, можете подождать меня на улице…

– Зачем же? – спросил он вежливо. – Надеюсь, вы не боитесь оставаться со мной наедине?

Его иронический тон рассердил девушку. Похоже, Берт догадался, что в его обществе она чувствует себя на редкость неуютно.

– Вот еще! – резко ответила она. – Просто эта дверь запирается изнутри.

Берт бросил взгляд на замок и чуть нахмурился.

– Вам следовало бы добавить к щеколде цепочку, – озабоченно заметил он. – Этот дом стоит на отшибе. Неужели вам не страшно жить тут одной?

Черри фыркнула и воинственно вздернула подбородок.

– Нет, – коротко бросила она, подумав, что если и боится кого-то, то только самой себя – своей ущербности и неумелости в сравнении с другими людьми. Впрочем, даже если бы она и поделилась своими чувствами с Бертом, он вряд ли бы понял ее чувства, – ведь в его жизни все обстояло как нельзя лучше.

– Н-да, – задумчиво протянул он. – Вы меня удивляете. Женщина, живущая сама по себе, – это что-то новое. Но, если честно, я бы на вашем месте уделил чуть больше внимания элементарным мерам предосторожности.

По спине у Чарити пробежали мурашки.

– Я подумаю над вашим предложением, – хрипло ответила она.

С этими словами Черри распахнула дверь и демонстративно придержала ее, пока он не вышел. Заперев замок, она увела Лестера на кухню и вышла через задний вход, тщательно закрыв и его, после чего обошла вокруг дома.

Она вздрогнула, увидев, что Берт ожидает ее у парадного входа. Она рассчитывала, что он сразу же пойдет к машине, и теперь нервничала, чувствуя, как в двух шагах позади нее идет мужчина. Его присутствие странно нервировало ее, и дело было вовсе не в страхе перед хищником-самцом, который в свое время пробуждал в ней Джулиан.

К ее изумлению, Берт первым делом распахнул дверцу пассажирского сиденья. Он не дразнил ее, не глумился, изображая из себя кавалера. Судя по спокойному автоматизму его действий, он обращался так со всеми представительницами слабого пола – независимо от возраста и положения.

– Спасибо! – с трудом выдавила Чарити.

Бровь Берта чуть приподнялась.

– О, кажется, я оскорбил вас!.. Что ж, извините, мне и в голову не пришло, что можно обидеть человека хорошими манерами. В любом случае, прошу прощения!

Черри хотела сказать, что она не калека и старая развалина, а потому считает такого рода жесты унизительными для себя, но упустила время для колкой реплики. Когда-то она принимала как должное то, что мужчины открывают перед ней двери, опекают, холят и лелеют, но это было до того, как она поняла, что скрывается за их любезностью.

Вот и теперь, злясь на себя, Черри вынуждена была втайне признать, что ей приятны подобные знаки внимания. Очнись, дурочка, тут же одернула она себя, наблюдая, как Берт обходит машину и садится за руль. Ему же просто нужна твоя земля!

Именно это у него на уме, как бы он там ни притворялся и что бы ни изображал. Берт пытается лестью заманить ее в ловушку, чтобы затем, уловив подходящий момент, урвать свое. Человек с его состоянием мог заказать себе сколько угодно живых и сухих цветов из любого уголка мира, не тратя время на ухаживание за женщиной, общество которой наверняка нагоняло на него смертную тоску. Нет, его приглашение на ужин не имело никакого отношения к дизайну дома, он просто собирался умаслить ее, чтобы убедить принять его предложение.

Чарити попыталась пристегнуть ремень безопасности, но у нее ничего не получилось. Берт заметил это и нагнулся, чтобы помочь ей. Она напряглась, боясь даже шевельнуться.

– Все очень просто, – объяснил он, – нужно взять ремень вот так и легонечко потянуть его.

Черри, охваченная паникой, вжалась в спинку кресла. Его лицо оказалось так близко, что она могла видеть крохотные морщинки возле его глаз и еле заметную синеву на гладко выбритых щеках и верхней губе.

– Что-то не так?

Этот тихий вопрос испугал Чарити, которая, как зачарованная, смотрела на его рот. Только что она с удивлением открыла, что пухлая нижняя губа смягчает резкость его лица.

– Я… Нет, ничего, – путаясь в словах, сказала она, с отчаянием осознавая, каким странным может показаться ее поведение.

– Вот так! Теперь вы в безопасности, – заверил Берт, застегивая ремень и выпрямляясь. – Я настолько похож на него? – спросил он вдруг тихо.

От неожиданности сумочка выпала у нее из рук. Окаменев, Черри уставилась на него, не в силах совладать со своими чувствами.

– Вы… Что вы имеете в виду?

От улыбки Берта ее бросило в дрожь.

– Да ну, Чарити! Я же, не вчера на свет родился! – решительно сказал он. – С момента нашего знакомства вы огрызаетесь на меня при каждом удобном случае. Мне кажется, что я ничем не заслужил такого обращения, а раз так, остается только предположить, что я напоминаю кого-то, кто произвел на вас когда-то самое отрицательное впечатление.

– Джулиан… Джулиан был блондином, – хрипло прошептала она, краем глаза заметив, что Берт нахмурился, очевидно ожидая от нее других слов. Впрочем, он действительно не имел ничего общего с ее покойным мужем.

Джулиан не отличался высоким ростом – от силы метр семьдесят пять-семьдесят семь, у него были светлые волосы и голубые глаза, а мальчишеская ухмылка во весь рот делала его персонажем с рекламной киноафиши. Берт, напротив, был широк в кости и производил впечатление зрелого мужчины. Кроме того, на первый взгляд его трудно было назвать красавцем. И все же между ними существовало что-то общее. Не во внешности, а в том, какое воздействие и тот и другой производили на нее, – близость Берта Сондерса рождала в Чарити странный трепет, от которого ей делалось немного не по себе. Это было то самое ощущение, которое она испытала в юности, впервые влюбившись в Джулиана.

Черри вздрогнула, – слишком страшной показалась ей такая параллель. Нет, разумеется, все было по-другому. Тогда этот трепет порождала ее страсть к Джулиану, а сейчас… Сейчас это была просто неприязнь. Теперь ей трудно было бы полюбить мужчину, а особенно того, кто ясно дал понять, что пойдет на все, чтобы заполучить ее землю.

Впрочем, в определенном смысле она понимала Берта. Став владельцем Мэйн-хауза, он, естественно, имел основания опасаться, что какой-нибудь спекулянт, вроде того подрядчика, может получить землю, когда-то составлявшую единое целое с его имением. Новый хозяин Уайн-коттеджа, вполне возможно, понастроил бы домов вплоть до самого шоссе, изуродовав восхитительную панораму, открывавшуюся из окон второго этажа Мэйн-хауза. Кроме того, коммерческая стоимость особняка в этом случае существенно снизилась бы. Да, конечно, Черри могла понять, что движет Бертом, но, несмотря на это, не собиралась продавать кому бы то ни было свой дом и участок, – они слишком много для нее значили.

Она поступила глупо, приняв его приглашение и тем самым ввязавшись в игру, правила которой диктовал Берт. Очевидно, он почувствовал, что она питает к нему определенную слабость… Но тут Чарити отбросила в сторону эти мысли, потому что автомобиль остановился возле парадного входа в Мэйн-хауз.

И снова Берт двинулся вокруг капота, собираясь помочь ей выйти, но на этот раз, чуть не вывалившись в спешке из машины, она успела опередить его и выйти самостоятельно. Он бросил на девушку взгляд, заставивший ее густо покраснеть, но она тут же упрямо сказала себе, что имеет право защищаться от него всеми доступными способами. Пусть лучше и не пытается обвести ее вокруг пальца.